Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Михаил Булгаков

Дни Турбиных

Пьеса в четырех действиях

Действующие лица

Т у р б и н А л е к с е й В а с и л ь е в и ч – полковник-артиллерист, 30 лет.

Т у р б и н Н и к о л а й – его брат, 18 лет.

Т а л ь б е р г Е л е н а В а с и л ь е в н а – их сестра, 24 года.

Т а л ь б е р г В л а д и м и р Р о б е р т о в и ч – полковник генштаба, ее муж, 38 лет.

М ы ш л а е в с к и й В и к т о р В и к т о р о в и ч – штабс-капитан, артиллерист, 38 лет.

Ш е р в и н с к и й Л е о н и д Ю р ь е в и ч – поручик, личный адъютант гетмана.

С т у д з и н с к и й А л е к с а н д р Б р о н и с л а в о в и ч – капитан, 29 лет.

Л а р и о с и к – житомирский кузен, 21 год.

Г е т м а н в с е я У к р а и н ы.

Б о л б о т у н – командир 1-й конной петлюровской дивизии.

Г а л а н ь б а – сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.

У р а г а н.

К и р п а т ы й.

Ф о н Ш р а т т – германский генерал.

Ф о н Д у с т – германский майор.

В р а ч г е р м а н с к о й а р м и и.

Д е з е р т и р-с е ч е в и к.

Ч е л о в е к с к о р з и н о й.

К а м е р-л а к е й.

М а к с и м – гимназический педель, 60 лет.

Г а й д а м а к – телефонист.

П е р в ы й о ф и ц е р.

В т о р о й о ф и ц е р.

Т р е т и й о ф и ц е р.

П е р в ы й ю н к е р.

В т о р о й ю н к е р.

Т р е т и й ю н к е р.

Ю н к е р а и г а й д а м а к и.

Первое, второе и третье действия происходят зимой 1918 года, четвертое действие – в начале 1919 года.

Место действия – город Киев.

Действие первое

Картина первая

Квартира Турбиных. Вечер. В камине огонь. При открытии занавеса часы бьют девять раз и нежно играют менуэт Боккерини.

Алексей склонился над бумагами.

Н и к о л к а (играет на гитаре и поет).

Хуже слухи каждый час:Петлюра идет на нас!Пулеметы мы зарядили,По Петлюре мы палили,Пулеметчики-чики-чики...Голубчики-чики...Выручали вы нас, молодцы.

А л е к с е й. Черт тебя знает, что ты поешь! Кухаркины песни. Пой что-нибудь порядочное.

Н и к о л к а. Зачем кухаркины? Это я сам сочинил, Алеша. (Поет.)

Хошь ты пой, хошь не пой,В тебе голос не такой!Есть такие голоса...Дыбом станут волоса...

А л е к с е й. Это как раз к твоему голосу и относится. Н и к о л к а. Алеша, это ты напрасно, ей-Богу! У меня есть голос, правда, не такой, как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего – баритон. Леночка, а Леночка! Как, по-твоему, есть у меня голос?

Е л е н а (из своей комнаты). У кого? У тебя? Нету никакого.

Н и к о л к а. Это она расстроилась, потому так и отвечает. А между прочим, Алеша, мне учитель пения говорил: «Вы бы, – говорит, – Николай Васильевич, в опере, в сущности, могли петь, если бы не революция».

А л е к с е й. Дурак твой учитель пения.

Н и к о л к а. Я так и знал. Полное расстройство нервов в турбинском доме. Учитель пения – дурак. У меня голоса нет, а вчера еще был, и вообще пессимизм. А я по своей натуре более склонен к оптимизму. (Трогает струны.) Хотя ты знаешь, Алеша, я сам начинаю беспокоиться. Девять часов уже, а он сказал, что утром приедет. Уж не случилось ли чего-нибудь с ним?

А л е к с е й. Ты потише говори. Понял?

Н и к о л к а. Вот комиссия, создатель, быть замужней сестры братом.

Е л е н а (из своей комнаты). Который час в столовой?

Н и к о л к а. Э... девять. Наши часы впереди, Леночка.

Е л е н а (из своей комнаты). Не сочиняй, пожалуйста.

Н и к о л к а. Ишь, волнуется. (Напевает.) Туманно... Ах, как все туманно!..

А л е к с е й. Не надрывай ты мне душу, пожалуйста. Пой веселую.

Н и к о л к а (поет).

Здравствуйте, дачницы!Здравствуйте, дачники!Съемки у нас уж давно начались...Гей, песнь моя!.. Любимая!..Буль-буль-буль, бутылочкаКазенного вина!!.Бескозырки тонные,Сапоги фасонные,То юнкера-гвардейцы идут...

Электричество внезапно гаснет. За окнами с песней проходит воинская часть.

А л е к с е й. Черт знает что такое! Каждую минуту тухнет. Леночка, дай, пожалуйста, свечи.

Е л е н а (из своей комнаты). Да!.. Да!..

А л е к с е й. Какая-то часть прошла.

Елена, выходя со свечой, прислушивается. Далекий пушечный удар.

Н и к о л к а. Как близко. Впечатление такое, будто бы под Святошином стреляют. Интересно, что там происходит? Алеша, может быть, ты пошлешь меня узнать, в чем дело в штабе? Я бы съездил.

А л е к с е й. Конечно, тебя еще не хватает. Сиди, пожалуйста, смирно.

Н и к о л к а. Слушаю, господин полковник... Я, собственно, потому, знаешь, бездействие... обидно несколько... Там люди дерутся... Хотя бы дивизион наш был скорее готов.

А л е к с е й. Когда мне понадобятся твои советы в подготовке дивизиона, я тебе сам скажу. Понял?

Н и к о л к а. Понял. Виноват, господин полковник.

Электричество вспыхивает.

Е л е н а. Алеша, где же мой муж?

А л е к с е й. Приедет, Леночка.

Е л е н а. Но как же так? Сказал, что приедет утром, а сейчас девять часов, и его нет до сих пор. Уже не случилось ли с ним чего?

А л е к с е й. Леночка, ну, конечно, этого не может быть. Ты же знаешь, что линию на запад охраняют немцы.

Е л е н а. Но почему же его до сих пор нет?

А л е к с е й. Ну, очевидно, стоят на каждой станции.

Н и к о л к а. Революционная езда, Леночка. Час едешь, два стоишь.

Звонок.

Ну вот и он, я же говорил! (Бежит открывать дверь.) Кто там?

Голос Мышлаевского. Открой, ради Бога, скорей!

Н и к о л к а (впускает Мышлаевского в переднюю). Да это ты, Витенька?

М ы ш л а е в с к и й. Ну я, конечно, чтоб меня раздавило! Никол, бери винтовку, пожалуйста. Вот, дьяволова мать!

Е л е н а. Виктор, откуда ты?

М ы ш л а е в с к и й. Из-под Красного Трактира. Осторожно вешай, Никол. В кармане бутылка водки. Не разбей. Позволь, Лена, ночевать, не дойду домой, совершенно замерз.

Е л е н а. Ах, Боже мой, конечно! Иди скорей к огню.

Идут к камину.

М ы ш л а е в с к и й. Ох... ох... ох...

А л е к с е й. Что же они, валенки вам не могли дать, что ли?

М ы ш л а е в с к и й. Валенки! Это такие мерзавцы! (Бросается к огню.)

Е л е н а. Вот что: там ванна сейчас топится, вы его раздевайте поскорее, а я ему белье приготовлю. (Уходит.)

М ы ш л а е в с к и й. Голубчик, сними, сними, сними...

Н и к о л к а. Сейчас, сейчас. (Снимает с Мышлаевского сапоги.)

М ы ш л а е в с к и й. Легче, братик, ох, легче! Водки бы мне выпить, водочки.

А л е к с е й. Сейчас дам.

Н и к о л к а. Алеша, пальцы на ногах поморожены.

М ы ш л а е в с к и й. Пропали пальцы к чертовой матери, пропали, это ясно.

А л е к с е й. Ну что ты! Отойдут. Николка, растирай ему ноги водкой.

М ы ш л а е в с к и й. Так я и позволил ноги водкой тереть. (Пьет.) Три рукой. Больно!.. Больно!.. Легче.

Н и к о л к а. Ой-ой-ой! Как замерз капитан!

Е л е н а (появляется с халатом и туфлями). Сейчас же в ванну его. На!

М ы ш л а е в с к и й. Дай тебе Бог здоровья, Леночка. Дайте-ка водки еще. (Пьет.)

Елена уходит.

Н и к о л к а. Что, согрелся, капитан?

М ы ш л а е в с к и й. Легче стало. (Закурил.)

Н и к о л к а. Ты скажи, что там под Трактиром делается?

М ы ш л а е в с к и й. Метель под Трактиром. Вот что там. И я бы эту метель, мороз, немцев-мерзавцев и Петлюру!..

А л е к с е й. Зачем же, не понимаю, вас под Трактир погнали?

М ы ш л а е в с к и й. А мужички там эти под Трактиром. Вот эти самые милые мужички сочинения графа Льва Толстого!

Н и к о л к а. Да как же так? А в газетах пишут, что мужики на стороне гетмана...

М ы ш л а е в с к и й. Что ты, юнкер, мне газеты тычешь? Я бы всю эту вашу газетную шваль перевешал на одном суку! Я сегодня утром лично на разведке напоролся на одного деда и спрашиваю: «Где же ваши хлопцы?» Деревня точно вымерла. А он сослепу не разглядел, что у меня погоны под башлыком, и отвечает: «Уси побиглы до Петлюры...»

Н и к о л к а. Ой-ой-ой-ой...

М ы ш л а е в с к и й. Вот именно «ой-ой-ой-ой»... Взял я этого толстовского хрена за манишку и говорю: «Уси побиглы до Петлюры? Вот я тебя сейчас пристрелю, старую... Ты у меня узнаешь, как до Петлюры бегают. Ты у меня сбегаешь в царство небесное».

А л е к с е й. Как же ты в город попал?

М ы ш л а е в с к и й. Сменили сегодня, слава тебе, Господи! Пришла пехотная дружина. Скандал я в штабе на посту устроил. Жутко было! Они там сидят, коньяк в вагоне пьют. Я говорю, вы, говорю, сидите с гетманом во дворце, а артиллерийских офицеров вышибли в сапогах на мороз с мужичьем перестреливаться! Не знали, как от меня отделаться. Мы, говорят, командируем вас, капитан, по специальности в любую артиллерийскую часть. Поезжайте в город... Алеша, возьми меня к себе.

А л е к с е й. С удовольствием. Я и сам хотел тебя вызвать. Я тебе первую батарею дам.

М ы ш л а е в с к и й. Благодетель...

Н и к о л к а. Ура!.. Все вместе будем. Студзинский – старшим офицером... Прелестно!..

М ы ш л а е в с к и й. Вы где стоите?

Н и к о л к а. Александровскую гимназию заняли. Завтра или послезавтра можно выступать.

М ы ш л а е в с к и й. Ты ждешь не дождешься, чтобы Петлюра тебя по затылку трахнул?

Н и к о л к а. Ну, это еще кто кого!

Е л е н а (появляется с простыней). Ну, Виктор, отправляйся, отправляйся. Иди мойся. На простыню.

М ы ш л а е в с к и й. Лена ясная, позволь, я тебя за твои хлопоты обниму и поцелую. Как ты думаешь, Леночка, мне сейчас водки выпить или уже потом, за ужином сразу?

Е л е н а. Я думаю, что потом, за ужином, сразу. Виктор! Мужа ты моего не видел? Муж пропал.

М ы ш л а е в с к и й. Что ты, Леночка, найдется. Он сейчас приедет. (Уходит.)

Начинается непрерывный звонок.

Н и к о л к а. Ну вот он он! (Бежит в переднюю.)

А л е к с е й. Господи, что это за звонок?

Н и к о л к а отворяет дверь. Появляется в передней Л а р и о с и к с чемоданом и с узлом.

Л а р и о с и к. Вот я и приехал. Со звонком у вас я что-то сделал.

Н и к о л к а. Это вы кнопку вдавили. (Выбегает за дверь, на лестницу.)

Л а р и о с и к. Ах, Боже мой! Простите, ради Бога! (Входит в комнату.) Вот я и приехал. Здравствуйте, глубокоуважаемая Елена Васильевна, я вас сразу узнал по карточкам. Мама просит вам передать ее самый горячий привет.

Звонок прекращается. Входит Николка.

А равно также и Алексею Васильевичу.

А л е к с е й. Мое почтение.

Л а р и о с и к. Здравствуйте, Николай Васильевич, я так много о вас слышал. (Всем.) Вы удивлены, я вижу? Позвольте вам вручить письмо, оно вам все объяснит. Мама сказала мне, чтобы я, даже не раздеваясь, дал вам прочитать письмо.

Е л е н а. Какой неразборчивый почерк!

Л а р и о с и к. Да, ужасно! Позвольте, лучше я сам прочитаю. У мамы такой почерк, что она иногда напишет, а потом сама не понимает, что она такое написала. У меня тоже такой почерк. Это у нас наследственное. (Читает.) «Милая, милая Леночка! Посылаю к вам моего мальчика прямо по-родственному; приютите и согрейте его, как вы умеете это делать. Ведь у вас такая громадная квартира...» Мама очень любит и уважает вас, а равно и Алексея Васильевича. (Николке.) И вас тоже. (Читает.) «Мальчуган поступает в Киевский университет. С его способностями...» – ах уж эта мама!.. – «... невозможно сидеть в Житомире, терять время. Содержание я буду вам переводить аккуратно. Мне не хотелось бы, чтобы мальчуган, привыкший к семье, жил у чужих людей. Но я очень спешу, сейчас идет санитарный поезд, он сам вам все расскажет...» Гм... вот и все.

А л е к с е й. Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить?

Л а р и о с и к. Как с кем? Вы меня не знаете?

А л е к с е й. К сожалению, не имею удовольствия.

Л а р и о с и к. Боже мой! И вы, Елена Васильевна?

Н и к о л к а. И я тоже не знаю.

Л а р и о с и к. Боже мой, это прямо колдовство! Ведь мама послала вам телеграмму, которая должна вам все объяснить. Мама послала вам телеграмму в шестьдесят три слова.

Н и к о л к а. Шестьдесят три слова!.. Ой-ой-ой!..

Е л е н а. Мы никакой телеграммы не получали.

Л а р и о с и к. Не получали? Боже мой! Простите меня, пожалуйста. Я думал, что меня ждут, и прямо, не раздеваясь... Извините... я, кажется, что-то раздавил... Я ужасный неудачник!

А л е к с е й. Да вы, будьте добры, скажите, как ваша фамилия?

Л а р и о с и к. Ларион Ларионович Суржанский.

Е л е н а. Да это Лариосик?! Наш кузен из Житомира?

Л а р и о с и к. Ну да.

Е л е н а. И вы... к нам приехали?

Л а р и о с и к. Да. Но, видите ли, я думал, что вы меня ждете... Простите, пожалуйста, я наследил вам... Я думал, что вы меня ждете, а раз так, то я поеду в какой-нибудь отель...

Е л е н а. Какие теперь отели?! Погодите, вы прежде всего раздевайтесь.

А л е к с е й. Да вас никто не гонит, снимайте пальто, пожалуйста.

Л а р и о с и к. Душевно вам признателен.

Н и к о л к а. Вот здесь, пожалуйста. Пальто можно повесить в передней.

Л а р и о с и к. Душевно вам признателен. Как у вас хорошо в квартире!

Е л е н а (шепотом). Алеша, что же мы с ним будем делать? Он симпатичный. Давай поместим его в библиотеке, все равно комната пустует.

А л е к с е й. Конечно, поди скажи ему.

Е л е н а. Вот что, Ларион Ларионович, прежде всего в ванну... Там уже есть один – капитан Мышлаевский... А то, знаете ли, после поезда...

Л а р и о с и к. Да-да, ужасно!.. Ужасно!.. Ведь от Житомира до Киева я ехал одиннадцать дней...

Н и к о л к а. Одиннадцать дней!.. Ой-ой-ой!..

Л а р и о с и к. Ужас, ужас!.. Это такой кошмар!

Е л е н а. Ну пожалуйста!

Л а р и о с и к. Душевно вам... Ах, извините, Елена Васильевна, я не могу идти в ванну.

А л е к с е й. Почему вы не можете идти в ванну?

Л а р и о с и к. Извините меня, пожалуйста. Какие-то злодеи украли у меня в санитарном поезде чемодан с бельем. Чемодан с книгами и рукописями оставили, а белье все пропало.

Е л е н а. Ну, это беда поправимая.

Н и к о л к а. Я дам, я дам!

Л а р и о с и к (интимно, Николке). Рубашка, впрочем, у меня здесь, кажется, есть одна. Я в нее собрание сочинений Чехова завернул. А вот не будете ли вы добры дать мне кальсоны?

Н и к о л к а. С удовольствием. Они вам будут велики, но мы их заколем английскими булавками.

Л а р и о с и к. Душевно вам признателен.

Е л е н а. Ларион Ларионович, мы вас поместим в библиотеке. Николка, проводи!

Н и к о л к а. Пожалуйте за мной.

Лариосик и Николка уходят.

А л е к с е й. Вот тип! Я бы его остриг прежде всего. Ну, Леночка, зажги свет, я пойду к себе, у меня еще масса дел, а мне здесь мешают. (Уходит.)

Звонок.

Е л е н а. Кто там?

Г о л о с Т а л ь б е р г а. Я, я. Открой, пожалуйста.

Е л е н а. Слава Богу! Где же ты был? Я так волновалась!

Т а л ь б е р г (входя). Не целуй меня, я с холоду, ты можешь простудиться.

Е л е н а. Где же ты был?

Т а л ь б е р г. В германском штабе задержали. Важные дела.

Е л е н а. Ну иди, иди скорей, грейся. Сейчас чай будем пить.

Т а л ь б е р г. Не надо чаю, Лена, погоди. Позвольте, чей это френч?

Е л е н а. Мышлаевского. Он только что приехал с позиций, совершенно замороженный.

Т а л ь б е р г. Все-таки можно прибрать.

Е л е н а. Я сейчас. (Вешает френч за дверь.) Ты знаешь, еще новость. Сейчас неожиданно приехал мой кузен из Житомира, знаменитый Лариосик, Алексей оставил его у нас в библиотеке.

Т а л ь б е р г. Я так и знал! Недостаточно одного сеньора Мышлаевского. Появляются еще какие-то житомирские кузены. Не дом, а постоялый двор. Я решительно не понимаю Алексея.

Е л е н а. Володя, ты просто устал и в дурном расположении духа. Почему тебе не нравится Мышлаевский? Он очень хороший человек.

Т а л ь б е р г. Замечательно хороший! Трактирный завсегдатай.

Е л е н а. Володя!

Т а л ь б е р г. Впрочем, сейчас не до Мышлаевского. Лена, закрой дверь... Лена, случилась ужасная вещь.

Е л е н а. Что такое?

Т а л ь б е р г. Немцы оставляют гетмана на произвол судьбы.

Е л е н а. Володя, да что ты говоришь?! Откуда ты узнал?

Т а л ь б е р г. Только что, под строгим секретом, в германском штабе. Никто не знает, даже сам гетман.

Е л е н а. Что же теперь будет?

Т а л ь б е р г. Что теперь будет... Гм... Половина десятого. Так-с... Что теперь будет?.. Лена!

Е л е н а. Что ты говоришь?

Т а л ь б е р г. Я говорю: «Лена»!

Е л е н а. Ну что «Лена»?

Т а л ь б е р г. Лена, мне сейчас нужно бежать.

Е л е н а. Бежать? Куда?

Т а л ь б е р г. В Германию, в Берлин. Гм... Дорогая моя, ты представляешь, что будет со мной, если русская армия не отобьет Петлюру и он войдет в Киев?

Е л е н а. Тебя можно будет спрятать.

Т а л ь б е р г. Миленькая моя, как можно меня спрятать! Я не иголка. Нет человека в городе, который не знал бы меня. Спрятать помощника военного министра. Не могу же я, подобно сеньору Мышлаевскому, сидеть без френча в чужой квартире. Меня отличнейшим образом найдут.

Е л е н а. Постой! Я не пойму... Значит, мы оба должны бежать?

Т а л ь б е р г. В том-то и дело, что нет. Сейчас выяснилась ужасная картина. Город обложен со всех сторон, и единственный способ выбраться – в германском штабном поезде. Женщин они не берут. Мне одно место дали благодаря моим связям.

Е л е н а. Другими словами, ты хочешь уехать один?

Т а л ь б е р г. Дорогая моя, не «хочу», а иначе не могу! Пойми – катастрофа! Поезд идет через полтора часа. Решай, и как можно скорее.

Е л е н а. Через полтора часа? Как можно скорее? Тогда я решаю – уезжай.

Т а л ь б е р г. Ты умница. Я всегда это говорил. Что я хотел еще сказать? Да, что ты умница! Впрочем, я это уже сказал.

Е л е н а. На сколько же времени мы расстаемся?

Т а л ь б е р г. Я думаю, месяца на два. Я только пережду в Берлине всю эту кутерьму, а когда гетман вернется...

Е л е н а. А если он совсем не вернется?

Т а л ь б е р г. Этого не может быть. Даже если немцы оставят Украину, Антанта займет ее и восстановит гетмана. Европе нужна гетманская Украина как кордон от московских большевиков. Ты видишь, я все рассчитал.

Е л е н а. Да, я вижу, но только вот что: как же так, ведь гетман еще тут, они формируют свои войска, а ты вдруг бежишь на глазах у всех. Ловко ли это будет?

Т а л ь б е р г. Милая, это наивно. Я тебе говорю по секрету – я бегу, потому что знаю, что ты этого никогда никому не скажешь. Полковники генштаба не бегают. Они ездят в командировку. В кармане у меня командировка в Берлин от гетманского министерства. Что, недурно?

Е л е н а. Очень недурно. А что же будет с ними со всеми?

Т а л ь б е р г. Позволь тебя поблагодарить за то, что сравниваешь меня со всеми. Я не «все».

Е л е н а. Ты же предупреди братьев.

Т а л ь б е р г. Конечно, конечно. Отчасти я даже рад, что еду один на такой большой срок. Как-никак ты все-таки побережешь наши комнаты.

Е л е н а. Владимир Робертович, здесь мои братья! Неужели же ты думаешь, что они вытеснят нас? Ты не имеешь права...

Т а л ь б е р г. О нет, нет, нет... Конечно, нет... Но ты же знаешь пословицу: «Qui va a la chasse, perd sa place»[1]. Теперь еще просьба, последняя. Здесь... гм... без меня, конечно, будет бывать этот... Шервинский...

Е л е н а. Он и при тебе бывает.

Т а л ь б е р г. К сожалению. Видишь ли, моя дорогая, он мне не нравится.

Е л е н а. Чем, позволь узнать?

Т а л ь б е р г. Его ухаживания за тобой становятся слишком назойливыми, и мне было бы желательно... Гм...

Е л е н а. Что желательно было бы тебе?

Т а л ь б е р г. Я не могу сказать тебе что. Ты женщина умная и прекрасно воспитана. Ты прекрасно понимаешь, как нужно держать себя, чтобы не бросить тень на фамилию Тальберг.

Е л е н а. Хорошо... я не брошу тень на фамилию Тальберг.

Т а л ь б е р г. Почему ты отвечаешь мне так сухо? Я ведь не говорю тебе о том, что ты можешь мне изменить. Я прекрасно знаю, что этого быть не может.

Е л е н а. Почему ты полагаешь, Владимир Робертович, что этого не может быть?..

Т а л ь б е р г. Елена, Елена, Елена! Я не узнаю тебя. Вот плоды общения с Мышлаевским! Замужняя дама – изменить!.. Без четверти десять! Я опоздаю!

Е л е н а. Я сейчас тебе уложу...

Т а л ь б е р г. Милая, ничего, ничего, только чемоданчик, в нем немного белья. Только, ради Бога, скорее, даю тебе одну минуту.

Е л е н а. Ты же все-таки простись с братьями.

Т а л ь б е р г. Само собой разумеется, только смотри, я еду в командировку.

Е л е н а. Алеша! Алеша! (Убегает.)

А л е к с е й (входя). Да, да... А, здравствуй, Володя.

Т а л ь б е р г. Здравствуй, Алеша.

А л е к с е й. Что за суета?

Т а л ь б е р г. Видишь ли, я должен сообщить тебе важную новость. Нынче ночью положение гетмана стало весьма серьезным.

А л е к с е й. Как?

Т а л ь б е р г. Серьезно и весьма.

А л е к с е й. В чем дело?

Т а л ь б е р г. Очень возможно, что немцы не окажут помощи и придется отбивать Петлюру своими силами.

А л е к с е й. Что ты говоришь?!

Т а л ь б е р г. Очень может быть.

А л е к с е й. Дело желтенькое... Спасибо, что сказал.

Т а л ь б е р г. Теперь второе. Так как я сейчас еду в командировку...

А л е к с е й. Куда, если не секрет?

Т а л ь б е р г. В Берлин.

А л е к с е й. Куда? В Берлин?

Т а л ь б е р г. Да. Как я ни барахтался, выкрутиться не удалось. Такое безобразие!

А л е к с е й. Надолго, смею спросить?

Т а л ь б е р г. На два месяца.

А л е к с е й. Ах вот как.

Т а л ь б е р г. Итак, позволь пожелать тебе всего хорошего. Берегите Елену. (Протягивает руку.)

Алексей прячет руку за спину.

Что это значит?

А л е к с е й. Это значит, что командировка ваша мне не нравится.

Т а л ь б е р г. Полковник Турбин!

А л е к с е й. Я вас слушаю, полковник Тальберг.

Т а л ь б е р г. Вы мне ответите за это, господин брат моей жены!

А л е к с е й. А когда прикажете, господин Тальберг?

Т а л ь б е р г. Когда... Без пяти десять... Когда я вернусь.

А л е к с е й. Ну, Бог знает что случится, когда вы вернетесь!

Т а л ь б е р г. Вы... вы... Я давно уже хотел поговорить с вами.

А л е к с е й. Жену не волновать, господин Тальберг!