Булгаков Михаил
Блаженство (сон инженера Рейна)
Михаил Булгаков
Блаженство (сон инженера Рейна)
Действующие лица:
Евгений Николаевич Рейн, инженер.
Соседка Рейна.
Юрий Милославский, по прозвищу Солист.
Бунша-Корецкий, князь и секретарь домоуправления.
Иоанн Грозный, царь.
Опричник.
Стрелецкий голова.
Михельсон, гражданин.
Радаманов, Народный Комиссар Изобретений.
Аврора, его дочь.
Анна, его секретарь.
Саввич, директор Института Гармонии.
Граббе, профессор медицины.
Гость.
Услужливый Гость.
Милиция.
Действие происходит в разные времена.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Весенний день. Московская квартира. Передняя с
телефоном. Большая комната Рейна в полном беспорядке.
Рядом комната гражданина Михельсона, обильно
меблированная.
В комнате Рейна, на подставке, маленький механизм.
Чертежи, инструмент. Рейн в промасленной прозодежде,
небрит, бессонен, работает у механизма. Время от
времени, когда Рейну удается настроить механизм, в
комнате начинают слышаться долетающие издали приятные
музыкальные звуки и мягкие шумы.
Рейн. Триста шестьдесят четыре... Опять тот же звук... Но ничего больше...
За сценою вдруг возбужденный голос соседки: \"Селедки...
Последний день...\", потом глухие голоса, топот ног и
стук в дверь Рейна.
Ну, ну! Кто там еще? Соседка (войдя). Софья Петровна! А Софья Петр... ах, нету ее? Товарищ Рейн,
скажите вашей супруге, что в нашем кооперативе по второму талону
селедки дают. Чтоб скорее шла. Сегодня последний день. Рейн. Ничего не могу ей сказать, потому что она еще вчера вечером ушла. Соседка. А куда ж она пошла? Рейн. К любовнику. Соседка. Вот так так! Как же это вы говорите, к любовнику? Это к какому же
любовнику? Рейн. Кто его знает? Петр Иванович или Илья Петрович, я не помню. Знаю
только, что он в серой шляпе и беспартийный. Соседка. Вот так так! Оригинальный вы человек какой! Такого у нас в доме еще
даже и не было! Рейн. Простите, я очень занят. Соседка. Так что ж, селедки теперь пропадут, что ли? Рейн. Я очень занят. Соседка. А она когда придет от этого, беспартийного-то? Рейн. Никогда. Она совсем к нему ушла. Соседка. И вы что же, страдаете? Рейн. Послушайте, я очень занят. Соседка. Ну, ну... Вот дела? Пока. (Скрывается.)
За сценой глухие голоса; слышно: \"К любовнику ушла...
селедки... последний день...\", потом топот, хлопанье
двери и полная тишина.
Рейн. Вот мерзавки какие! (Обращается к механизму.) Нет, сначала. Терпение.
Выберу весь ряд. (Работает.)
Свет постепенно убывает, и наконец в комнате Рейна
темно. Но все слышны дальние певучие звуки.
Парадная дверь беззвучно открывается, и в переднюю
входит Юрий Милославский, хорошо одетый, похожий на
артиста человек.
Милославский (прислушиваясь у двери Рейна). Дома. Все люди на службе, а этот
дома. Патефон починяет. А где же комната Михельсона? (У двери
Михельсона читает надпись.) Ах, вот! Сергеи Евгеньевич Михельсон. Какой
замок курьезный. Наверно, сидит в учреждении и думает, какой чудный
замок повесил на свою дверь. Но на самом деле этот замок плохой.
(Взламывает замок и входит в комнату Михельсона.) Прекрасная
обстановка. Холостые люди всегда прилично живут, я заметил. Э, да у
него и телефон отдельный. Большое удобство. Вот первым долгом и нужно
ему позвонить. (По телефону.) Наркомснаб. Мерси. Добавочный девятьсот.
Мерси. Товарища Михельсона. Мерси. (Несколько изменив голос.) Товарищ
Михельсон? Бонжур. Товарищ Михельсон, вы до конца на службе будете?
Угадайте. Артистка. Нет, не знакома, но безумно хочу познакомиться. Так
вы, до четырех будете? Я вам еще позвоню. Я очень настойчивая. (Кладет
трубку.) Страшно удивился. Ну-с, начнем. (Взламывает письменный стол,
выбирает ценные вещи, затем взламывает шкафы, шифоньерки.) Ампир. Очень
аккуратный человек. (Снимает стенные часы, надевает пальто Михельсона,
меряет шляпу.) Мой номер. Устал. (Достает из буфета графинчик, закуску,
выпивает.) На чем это он водку настаивает? Прелестная водка! Нет, это
не полынь. Уютно у него в комнате. Почитать любит. (Берет со стола
книгу, читает.) Богат и славен Кочубей. Его луга необозримы... Красивые
стихи. (По телефону.) Наркомснаб. Мерси. Добавочный девятьсот. Мерси.
Товарища Михельсона. Мерси. Товарищ Михельсон? Это опять я. На чем вы
водку настаиваете? Моя фамилия таинственная. А какой вам сюрприз
сегодня выйдет! (Кладет трубку.) Страшно удивляется. (Выпивает.) Богат
и славен Кочубей. Его луга необозримы...
Комната Михельсона угасает, а в комнату Рейна набирается
свет. В воздухе вокруг Рейн и механизма начинает
возникать слабо мерцающее кольцо.
Рейн. Ага! Светится. Это иное дело.
Стук в дверь.
Ах, чтоб вы провалились, проклятые! Да! (Тушит кольцо.)
Входит Бунша-Корецкий, на голове у него дамская шляпа.
Меня дома нет.
Бунша улыбается.
Нет, серьезно, Святослав Владимирович, я занят. Что это у вас на
голове?
Бунша. Головной убор. Рейн. А вы посмотрите на него. Бунша (у зеркала). Это я шляпку у Лидии Васильевны, значит, надел. Рейн. Вы, Святослав Владимирович, рассеянный человек. В ваши годы дома надо
сидеть, внуков нянчить, а вы целый день бродите по дому с книгой. Бунша. У меня нет внуков. А если я перестану ходить, то произойдет ужас. Рейн. Государство рухнет? Бунша. Рухнет, если за квартиру не будут платить. Рейн. У меня нет денег, Святослав Владимирович. Бунша. За квартиру нельзя не платить. У нас в доме думают, что можно, а на
самом деле нельзя. Я по двору прохожу и содрогаюсь. Все окна раскрыты,
все на подоконниках лежат и рассказывают такие вещи, которые
рассказывать, запрещено. Рейн. Вам, князь, лечиться надо. Бунша. Я уже доказал, Евгений Николаевич, что я не князь, и вы меня не
называйте князем. Рейн. Вы - князь. Бунша. Нет, я не князь. Рейн. Не понимаю этого упорства. Вы - князь. Бунша. А я говорю, нет. (Вынимает бумаги.) Вот документы, удостоверяющие,
что моя мама изменяла папе, и я сын кучера Пантелея. Я похож на
Пантелея. Потрудитесь прочесть. Рейн. Не стоит. Ну, если так, вы - сын кучера, но у меня нет денег. Бунша. Заклинаю вас, заплатите за квартиру, а то Луковкин говорит, что наш
дом на черную доску попадет. Рейн. Вчера жена ушла к какому-то Петру Ильичу, потом селедки, потом
является эта развалина, не то князь, не то сын кучера, и истязает меня.
Меня жена бросила, понятно? Бунша. Позвольте, что же вы мне-то не заявили? Рейн. Почему это вас волнует? Вы на нее какие-нибудь виды имели? Бунша. Виды такие, что немедленно я должен ее выписать. Куда она выехала? Рейн. Я не интересовался. Бунша. Понятно, что вам неинтересно. А мне интересно. Я сам узнаю и выпишу.
(Пауза.) Я присяду. Рейн. Да незачем вам присаживаться. Как вам объяснить, что меня нельзя
тревожить во время этой работы? Бунша. Нет, вы объясните. Недавно была лекция, и я колоссальную пользу
получил. Читали про венерические болезни. Вообще наша жизнь очень
интересная и полезная, но у нас в доме этого не понимают. Наш дом
вообще очень странный. Михельсон, например, красное дерево покупает, но
за квартиру платит туго. А вы машину сделали. Рейн. Вы бредите, Святослав Владимирович! Бунша. Я обращаюсь к вам с мольбой, Евгений Николаевич. Вы насчет своей
машины заявите в милицию. Ее зарегистрировать надо, а то в
четырнадцатой квартире уже говорили, что вы такой аппарат строите,
чтобы на нем из-под советской власти улететь. А это, знаете, и вы
погибнете, и я с вами за компанию. Рейн. Какая же сволочь это говорила? Бунша. Виноват, это моя племянница. Рейн. Почему эти чертовы ведьмы болтают чепуху? Я знаю, это вы виноваты. Вы
- старый зуда, шляетесь по всему дому, подглядываете, а потом
ябедничаете, да, главное, врете! Бунша. Я - лицо, занимающее официальный пост, и обязан наблюдать. Меня
тревожит эта машина, и я вынужден буду о ней сообщить. Рейн. Ради бога, повремените. Ну, хорошо, идите сюда. Просто-напросто я
делаю опыты над изучением времени. Да, впрочем, как я вам объясню, что
время есть фикция, что не существует прошедшего и будущего... Как я вам
объясню идею о пространстве, которое, например, может иметь пять
измерений?.. Одним словом, вдолбите себе в голову только одно, что это
совершенно безобидно, невредно, ничего не взорвется, и вообще никого не
касается! Вот, например, возьмем минус 364, минус. Включим. Минус,
прошлое. (Включает механизм.)
Кольцо начинает светиться. Слышен певучий звук.
К сожалению, все. (Пауза.) Ах, я идиот! Нет, я не изобретатель, я
кретин! Да ведь если шифр обратный, значит, я должен включить плюс! А
если плюс, то и цифру наоборот! (Бросается к механизму, поворачивает
какой-то ключ, включает наново.)
В то же мгновение свет в комнате Рейна ослабевает,
раздается удар колокола, вместо комнаты Михельсона
вспыхивает сводчатая палата. Иоанн Грозный с посохом, в
черной рясе, сидит и диктует, а под диктовку его пишет
Опричник в парчовой одежде, поверх которой накинута
ряса.
Слышится где-то церковное складное пение и тягучий
колокольный звон. Рейн и Бунша замирают.
Иоанн. ...и руководителю... Опричник (пишет). ...и руководителю... Иоанн. ...к пренебесному селению преподобному игумену Козме иже... Опричник (пишет). ...Козме иже... Иоанн. ...о Христе с братиею... с братиею царь и великий князь Иван
Васильевич всея Руси... Опричник (пишет). ...всея Руси... Иоанн. ...челом бьет. Рейн. Ах!
Услышав голос Рейна, Иоанн и Опричник поворачивают
головы. Опричник, дико вскрикнув, вскакивает, пятится,
крестится и исчезает.
Иоанн (вскакивает, крестясь и крестя Рейна). Сгинь! Увы мне, грешному! Горе
мне, окаянному! Скверному душегубцу, ох! Сгинь! Сгинь! (В исступлении
бросается в комнату Рейна, потом, крестя стены, в переднюю и исчезает.) Бунша. Вот какую машину вы сделали, Евгений Николаевич! Рейн. Это Иоанн Грозный! Держите его! Его увидят! Боже мой! Боже мой!
(Бросается вслед за Иоанном и исчезает.) Бунша (бежит к телефону в передней). Дежурного по городу! Секретарь домкома
десятого жакта в Банном переулке. У нас физик Рейн без разрешения
сделал машину, из которой появился царь! Не я, не я, а физик Рейн!
Банный переулок! Да трезвый я, трезвый! Бунша-Корецкий моя фамилия!
Снимаю с себя ответственность! Согласен отвечать! Ждем с нетерпением!
(Вешает трубку, бежит в комнату Рейна.) Рейн (вбегая). С чердака на крышу хода нету? Боже мой!
Вдруг за палатой Иоанна затявкал набатный колокол,
грянул выстрел, послышались крики: \"Гой да! Гой да!\" В
палату врывается Стрелецкий голова с бердышом в руках.
Голова. Где царь? Бунша. Не знаю. Голова (крестясь). А, псы басурманские! Гой да! Гой да! (Взмахивает
бердышом.) Рейн. Черт возьми! (Бросается к механизму и выключает его.)
В то же мгновение исчезают и палата, и Стрелецкий голова
и прекращается шум. Только на месте, где была стенка
комнаты Михельсона, остается небольшой темный провал.
Пауза.
Видали? Бунша. Как же! Рейн. Постойте, вы звонили сейчас по телефону? Бунша. Честное слово, нет. Рейн. Старая сволочь! Ты звонил сейчас по телефону? Я слышал твой паскудный
голос! Бунша. Вы не имеете права... Рейн. Если хоть кому-нибудь, хоть одно слово! Ну, черт с вами! Стало быть,
на крышу он не выскочит! Боже мой, если его увидят! Он дверь за собой
захлопнул на чердак! Какое счастье, что их всех черт за селедками унес!
В этот момент из провала - из комнаты Михельсона
появляется встревоженный шумом Милославский с часами
Михельсона под мышкой.
Вот тебе раз! Милославский. Я извиняюсь, это я куда-то не туда вышел. У вас тут стенка,
что ли, провалилась? Виноват, как пройти на улицу? Прямо? Мерси. Рейн. Нет! Стойте! Милославский. Виноват, в чем дело? Бунша. Михельсоновы часы. Милославский. Я извиняюсь, какие Михельсоновы? Это мои часы. Рейн (Бунше). Да ну вас с часами! Очевидно, я не довел до нуля стрелку.
Тьфу, черт! (Милославскому.) Да вы какой эпохи? Как вас зовут? Милославский. Юрий Милославекий. Рейн. Не может быть! Милославский. Извиняюсь, у меня документ есть, только я его на даче оставил. Рейн. Вы кто такой? Милославский. А вам зачем? Ну, солист государственных театров. Рейн. Я ничего не понимаю. Да вы что, нашего времени? Как же вы вышли из
аппарата? Бунша. И пальто Михельсона. Милославский. Я извиняюсь, какого Михельсона? Что это, у одного Михельсона
коверкотовое пальто в Москве? Рейн. Да ну вас к черту с этим пальто! (Смотрит на циферблат механизма.) Ах,
ну да! Я на три года не довел стрелку. Будьте добры, станьте здесь, я
вас сейчас отправлю обратно. (Движет механизм.) Что за оказия! Заело!
Вот так штука! Ах ты, господи! Этот на чердаке сидит! (Милославскому.)
Вы не волнуйтесь. Дело вот в чем. Я изобрел механизм времени, и вы
попали... Ну, словом, вы не пугайтесь, я... я сейчас налажу все это.
Дело в том, что время есть фикция... Милославский. Скажите! А мне это и в голову не приходило! Рейн. В том-то и дело. Так вот механизм... Милославский. Богатая вещь! Извиняюсь, это что же, золотой ключик? Рейн. Золотой, золотой. Одну минуту, я только отвертку возьму.
(Отворачивается к инструменту.)
Милославский наклоняется к машине. В то же мгновение
вспыхивает кольцо, свет в комнате меняется, поднимается
вихрь...
Что такое!.. Кто тронул машину?! Бунша. Караул!
Вихрь подхватывает Буншу, втаскивает его в кольцо, и
Бунша исчезает.
Милославский. Чтоб тебя черт! (Схватывается за занавеску, обрывает ее и,
увлекаемый вихрем, исчезает в кольце.) Рейн. Что же это такое вышло! (Влетает в кольцо, схватывает механизм.) Ключ!
Ключ! Где же ключ? (Исчезает вместе с механизмом.)
Наступает полная тишина в доме. После большой паузы
парадная дверь открывается, и входит Михельсон.
Михельсон (у двери в свою комнату). Батюшки! (Входит в комнату.) Батюшки!
(Мечется.) Батюшки! Батюшки! (Бросается к телефону.) Милицию! Милицию!
В Банном переулке, десять... Какой царь? Не царь, а обокрали меня!
Михельсон моя фамилия! (Бросает трубку.) Батюшки!
В этот момент на парадном ходе начинаются энергичные
звонки. Михельсон открывает дверь, и входит милиция в
большом числе.
Слава тебе, господи! Товарищи, да как же вы быстро поспели? Милиция. Где царь? Михельсон. Какой царь?! Обокрали меня! Стенку взломали! Вы только гляньте!
Часы, пальто, костюмы! Портсигар! Все на свете! Милиция. Кто звонил насчет царя? Михельсон. Какого такого царя, товарищи? Ограбили! Вы посмотрите! Милиция. Без паники, гражданин! Товарищ Сидоров, займите черный ход. Михельсон. Ограбили!
Темно. Та часть Москвы Великой, которая носит название
Блаженство. На чудовищной высоте над землей громадная
терраса с колоннадой. Мрамор.
Сложная, но малозаметная и незнакомая нашему времени
аппаратура. За столом, в домашнем костюме, сидит
Народный Комиссар Изобретений Радаманов и читает. Над
Блаженством необъятный воздух, весенний закат.
Анна (входя). Павел Сергеевич, вы что же это делаете? Радаманов. Читаю. Анна. Да вам переодеваться пора. Через четверть часа сигнал. Радаманов (вынув часы). Ага. Аврора прилетела? Анна. Да. (Уходит.) Аврора (входя). Да, я здесь. Ну, поздравляю тебя с наступающим Первым мая. Радаманов. Спасибо, и тебя также. Кстати, Саввич звонил мне сегодня девять
раз, пока тебя не было. Аврора. Он любит меня, и мне приятно его мучить. Радаманов. Но вы меня не мучьте. Он сегодня ломился в восемь часов утра,
спрашивал, не прилетела ли ты. Аврора. Как ты думаешь, папа, осчастливить мне его или нет? Радаманов. Признаюсь тебе откровенно, мне это безразлично. Но только ты дай
ему сегодня хоть какой-нибудь ответ. Аврора. Папа, ты знаешь, в последнее время я как будто несколько
разочаровалась в нем. Радаманов. Помнится, месяц назад ты стояла у этой колонны и отнимала у меня
время, рассказывая о том, как тебе нравится Саввич. Аврора. Возможно, что мне что-нибудь и померещилось. И теперь я не могу
понять, чем он, собственно, меня прельстил? Не то понравились мне его
брови, не то он поразил меня своей теорией гармонии. Гармония, папа... Радаманов. Прости. Если можно, не надо ничего про гармонию, я уже все слышал
от Саввича...
На столе в аппаратуре вспыхивает голубой свет.
Ну, вот, пожалуйста. (В аппарат.) Да, да, да, прилетела.
Свет гаснет.
Он сейчас подымется. Убедительно прошу, кончайте это дело в ту или другую
сторону, а я ухожу переодеваться. (Уходит.)
Люк раскрывается, и из него появляется Саввич. Он
ослепительно одет, во фраке, с цветами в руках.
Саввич. Дорогая Аврора, не удивляйтесь, я только на одну минуту, пока еще
нет гостей. Разрешите вам вручить эти цветы. Аврора. Благодарю вас. Садитесь, Фердинанд. Саввич. Аврора, я пришел за ответом. Вы сказали, что дадите его сегодня
вечером. Аврора. Ах, да, да. Наступает Первое мая. Знаете ли что, отложим наш
разговор до полуночи. Я хочу собраться с мыслями. Саввич. Слушаю. Я готов ждать и до полуночи, хотя и уверен, что ничего не
может измениться за эти несколько часов. Поверьте, Аврора, что наш союз
неизбежен. Мы - гармоническая пара. А я сделаю все, что в моих силах,
чтобы вы были счастливы. Аврора. Спасибо, Фердинанд. Саввич. Итак, разрешите откланяться. Я явлюсь, как только начнется праздник.
Аврора. Мы будем рады.
Саввич уходит. Радаманов входит, полуодет.
Радаманов. Ушел? Аврора. Ушел. Радаманов. Ты опять не дала ответа? Аврора. Как всякая интересная женщина, я немного капризна. Радаманов. Извини, но ты вовсе не так интересна, как тебе кажется. Что же ты
делаешь с человеком? Аврора. А с другой стороны, конечно, не в бровях сила. Бывают самые
ерундовские брови а человек интересный...
За сценой грохот разбитых стекол. Свет гаснет и
вспыхивает, и на террасу влетают Бунша, затем
Милославский и, наконец, Рейн.
Рейн. О, боже! Бунша. Евгений Николаевич! Милославский. Куда ж это меня занесло? Радаманов. Артисты. Что ж это вы стекла у меня бьете? О съемках нужно
предупреждать. Это моя квартира. Рейн. Где мы? Да ответьте же, где мы? Аврора. В Блаженстве. Радаманов. Простите... Аврора. Погоди, папа. Это карнавальная шутка. Они костюмированы. Радаманов. Во-первых, это раньше времени, а во-вторых, все-таки стекла в
галерее... На одном из них, по-видимому, дамская шляпа. Может быть, это
и очень остроумно... Рейн. Это Москва? (Бросается к парапету, видит город.) Ах! (Оборачивается с
безумным лицом, смотрит на светящийся, календарь.) Четыре двойки. Две
тысячи двести двадцать второй год! Все понятно. Это двадцать третий
век. (Теряет сознание.) Аврора. Позвольте! Он по-настоящему упал в обморок! Он голову разбил! Отец!
Анна! Анна! (Бросается к Рейну.)
Анна вбегает.
Радаманов (по аппарату). Граббе! Поднимитесь ко мне! Да в чем есть! Тут
какая-то чертовщина! Голову разбил! Анна. Кто эти люди? Аврора. Воды! Бунша. Он помер?
Открывается люк, и вылетает полуодетый Граббе.
Аврора. Сюда, профессор, сюда!
Граббе приводит в чувство Рейна.
Рейн (очнувшись). Слушайте... По только верьте... я изобрел механизм для
проникновения во время... вот он... поймите мои слова... мы люди
двадцатого века!
Темно.
Конец первого действия.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Иллюминированная ночь на той же террасе. Буфет с
шампанским. Радаманов и Рейн во фраках стоят у аппарата.
В отдалении Саввич. Анна в бальном платье у аппарата.
Слышна мощная музыка.
Радаманов. Вон, видите, там, где кончается район Блаженства, стеклянные
башни. Это - Голубая Вертикаль. Теперь смотрите - поднялся рой огней.
Это жители Вертикали летят сюда. Рейн. Да, да.
В аппарате вспыхивает свет.
Анна. Голубая Вертикаль хочет видеть инженера Рейна. Радаманов. Вы не возражаете? Рейн. Нет, с удовольствием. Анна (в аппарат). Слушайте. Говорит Народный Комиссар Изобретений Радаманов. Радаманов (Рейну). Сюда, пожалуйста. (Освещаясь сверху, говорит в аппарат.)
Приветствую Голубую Вертикаль! В день праздника Первого мая!
Мимо террасы летит рой светляков. Свет внезапно сверху
заливает Рейна.
Вы хотели видеть Рейна? Вот он перед вами. Гениальный инженер Рейн,
человек двадцатого века, пронзивший время! Все сообщения в телеграммах
о нем правильны! Вот он! Евгений Рейн!
Донесся гул. Светляки исчезают.
Посмотрите, какое возбуждение вы вызвали в мире.