Жорж Сименон
«Мегрэ и одинокий человек»
Глава 1
Было всего девять часов утра, а уже стояла жара. Мегрэ, сняв пиджак, лениво разбирал почту, время от времени бросая взгляд в окно на совершенно не шевелившуюся листву деревьев на набережной Орфевр, на ровную и гладкую, словно шелк, Сену.
Шел август. Люка, Лапуэнт и добрая половина инспекторов были в отпуске. Жанвье и Торранс уже отгуляли в июле, а Мегрэ собирался провести сентябрь в своем напоминающем жилище священника доме в Мён-сюр-Луар.
Почти целую неделю ежедневно под вечер разражалась короткая, но сильная гроза, и проливной дождь заставлял пешеходов бежать, прижимаясь к стенам домов.
Жара спадала, и к ночи воздух свежел.
Париж опустел. Даже уличные шумы стали какими-то другими, непривычными, появились моменты полной тишины.
Чаще всего на улицах попадались туристические автобусы всех цветов и всех стран, которые непременно останавливались в одних и тех же местах и выплевывали своих пассажиров: Нотр-Дам, Лувр, площади Согласия и Звезды, церковь Сакре-Кёр и, разумеется, Эйфелева башня.
На улицах услышанная вдруг французская речь вызывала удивление.
Директор уголовной полиции тоже находился в отпуске, так что начальники отделов были избавлены от неприятной обязанности являться к нему на ежедневный доклад. Почта была немногочисленной, а самыми распространенными преступлениями — кражи с прилавков.
Из оцепенения комиссара вырвал телефонный звонок. Он снял трубку.
— Комиссар I округа просит поговорить с вами лично… Соединить?..
— Да, соедините.
Мегрэ хорошо знал этого офицера — несколько манерного, всегда одетого с иголочки, очень хорошо воспитанного; до поступления на службу в полицию тот несколько лет работал адвокатом.
— Алло!.. Аскан?..
— Не помешал?
— Времени у меня полно…
— Я вам звоню, поскольку подумал, что свалившееся на меня дело может заинтересовать вас лично…
— О чем идет речь?
— Убийство… Но не обычное убийство… Объяснять слишком долго… Вы когда освободитесь?
— Прямо сейчас.
— Прошу прощения, что назначаю встречу в моем кабинете, но это случилось в глухом тупике на краю Центрального рынка.
Шел 1965 год, и парижский Центральный рынок еще не перевели в Ренжис.
— Я буду в комиссариате через несколько минут.
Мегрэ позволил себе поворчать, как человек, которого отрывают от важных дел, но в действительности радовался возможности вырваться из рутины последних дней. Он прошел в кабинет инспекторов. В обычной ситуации он взял бы с собой Жанвье, но сейчас надо было, чтобы на набережной Орфевр остался человек, пользующийся его полным доверием и способный на инициативу.
— Пойдемте со мной, Торранс… Возьмите во дворе машину…
Комиссариат I округа находился неподалеку, на улице Прувер. Мегрэ сразу прошел в кабинет комиссара Аскана.
— Вы увидите одно из самых ошеломляющих зрелищ, какие мне когда-либо доводилось видеть. Не хочу вам ничего говорить заранее. Так, Торранс, машину лучше оставить здесь… Это в двух шагах…
Они обошли рынок, вонь которого, особенно в такую жару, была очень сильной, но работа здесь не замирала, несмотря на период отпусков. Они шли маленькими узкими улочками, где стояли магазинчики и в большей или меньшей степени подозрительные дома с меблирашками. По улицам слонялись несколько клошаров, а одна совершенно пьяная нищенка держалась за стену, чтобы не упасть.
— Сюда…
Они пришли на улицу Гранд-Трюандри, и Аскан углубился в переулок, до того узкий, что по нему не мог бы проехать грузовик.
— Тупик Вьо-Фур, — объявил он.
Тупик насчитывал с десяток старых домов, а в середине зияла брешь от уже снесенного здания. Остальные тоже были приговорены к сносу, и жильцов из них уже выселили.
Стены некоторых были подперты сваями, чтобы не рухнули преждевременно.
Дом, перед которым остановился комиссар, был без стекол, да и рамы из окон уже растащили. Входную дверь заменяли доски, и Аскан отодвинул две из них, которые не были прибиты. За ними оказался широкий коридор.
— Осторожней на лестнице! Некоторых ступенек нет, а те, что остались, ненадежны…
Здесь царил запах пыли и гнили, к которому примешивались «ароматы» рынка.
Они поднялись на третий этаж. Возле облупившейся стены сидел мальчик лет двенадцати, который, увидев троих вошедших мужчин, разом вскочил, и глаза у него заблестели.
— Вы ведь комиссар Мегрэ, правда?
— Да.
— Если б мне кто-нибудь сказал, что однажды я увижу вас живьем… Я вклеиваю в тетрадку все ваши фотографии, что публикуют в газетах…
— Это малыш Николье… — объяснил Аскан. — Тебя ведь Жаном зовут, верно?
— Да, месье.
— Его отец — мясник с улицы Сен-Дени. Единственный в квартале, кто не закрылся на август… Рассказывай, Жан…
— Все было так, как я вам уже говорил… Большинство моих приятелей уехали на море. В одиночку не поиграешь, вот я и брожу… Ищу места, которые не знаю, хоть я и родился в этом квартале. Сегодня утром я заметил этот дом. Подвигал доски, закрывающие вход, и обнаружил, что они не прибиты… Я вошел… Крикнул: «Есть тут кто?..» Мне ответило только эхо. Я ничего не искал. Шел вперед, просто чтобы посмотреть.
Толкнул эту разбитую дверь, вон ту, справа, и увидел человека… Я бегом вниз и помчался в комиссариат, даже задохнулся… Мне придется еще раз входить в комнату?
— Не думаю, чтобы это было необходимо…
— Мне остаться здесь?
— Да…
Мегрэ открыл дверь, не годившуюся даже на то, чтобы топить ею печку, настолько она сгнила, и остановился на пороге, поняв, почему комиссар хотел сделать ему сюрприз.
Комната была довольно просторной, стекла в двух окнах заменял картон и плотная бумага. Пол неровный, с многосантиметровыми щелями между досками паркета, заваленный невероятным количеством всевозможных предметов, по большей части не представляющих никакой практической ценности.
Но в первую очередь взгляд привлекал лежащий на покрытой старым матрасом металлической кровати человек, который, без сомнения, был мертв. Грудь его покрывала запекшаяся кровь, но лицо осталось спокойным.
Одежда клошара, что была на мертвом, резко контрастировала с его лицом и руками. Он был довольно старым, длинные, серебристые от седины волосы имели какой-то голубоватый отблеск. У него были седые, слегка подкрученные кверху усы и бородка а-ля Ришелье, тоже седая. Если не считать этого, он был свежевыбрит, и Мегрэ испытал новое удивление, обнаружив тщательный маникюр на руках мертвеца.
— Прямо старый актер, играющий роль клошара, — пробормотал он. — При нем нашли какие-нибудь бумаги?
— Никаких. Ни удостоверения личности, ни старых писем. Мои инспекторы, работающие в квартале, заходили взглянуть на него. Ни один его не узнал. Только один вроде бы припомнил, что видел его копающимся в мусорных баках…
Мертвый был очень высок и крепко сложен. Брюки были ему коротки, на левом колене зияла дыра, а старый пиджак, рванье в буквальном смысле слова, валялся на полу в пыли.
— Медэксперт приезжал?
— Пока нет. Жду с минуты на минуты… Я хотел, чтобы вы посмотрели на это, пока никто ни к чему не притрагивался…
— Торранс, идите в ближайшее бистро и вызывайте бригаду криминалистов. Пусть приезжают как можно скорее… И попросите их известить прокуратуру…
Лицо лежащего на ржавой кровати мужчины продолжало зачаровывать его. Усы и бородка тщательно подстрижены, такое ощущение, что не позднее чем вчера.
Что же касается рук, таких ухоженных, с маникюром на ногтях, то трудно было представить такие руки у человека, копающегося в мусорных баках.
А ведь этот человек явно занимался данным делом, причем долго. Вся комната была завалена самыми невероятными предметами. Почти все были поломаны.
Старая кофейная мельница, тазики с отколотой эмалью, мятые или дырявые ведра, керосиновая лампа без фитиля и керосина, непарная обувь.
— Надо будет составить полный список всего этого…
У стены была раковина, и Мегрэ безуспешно покрутил кран. Как он и полагал, воду уже отключили. Электричество и газ тоже, как всегда поступают в предназначенных на снос домах.
Как долго этот человек жил здесь? Одно ясно — достаточно долго, чтобы собрать это старье. Ни соседей, ни консьержку не расспросить по причине отсутствия таковых. Комиссар округа вышел на лестничную площадку и обратился к малышу Николье:
— Хочешь помочь? Тогда спускайся на улицу и, когда через несколько минут приедут господа из полиции, проводи их сюда…
— Да, месье…
— Не забудь их предупредить, что на лестнице не хватает ступенек.
Мегрэ ходил туда-сюда по комнате, дотрагиваясь до некоторых предметов, и таким образом обнаружил кусок свечи и коробку спичек. Свеча была прилеплена к щербатой чашке.
Впервые за все время работы в полиции комиссар видел подобное зрелище, и одно удивление сменялось другим.
— Как его убили?
— Несколько пуль в грудь и живот.
— Крупный калибр?
— Средний… Похоже, тридцать второй…
— В карманах пиджака ничего?
Он представлял себе, с каким отвращением комиссар, такой элегантный, такой изысканный, обыскивал грязные лохмотья.
Пуговица, обрывки веревки, кусок черствого хлеба…
— Денег нет?
— Две двадцатипятисантимовые монеты…
— А в брюках?
— Грязная тряпка, которая, должно быть, служила ему носовым платком, и окурки в коробочке для пастилок от кашля.
— Бумажника нет?
— Нет…
Даже у клошаров с набережных, ночующих под мостами, есть в кармане бумаги, хотя бы удостоверение личности.
Вернувшийся Торранс был ошеломлен не меньше Мегрэ.
— Они сейчас приедут…
И действительно, Мере и его люди из отдела экспертизы поднялись по лестнице следом за малышом Николье. Они с изумлением смотрели по сторонам.
— Убийство?
— Да… Самоубийство исключается, поскольку оружия в комнате нет.
— С чего начнем?
— С отпечатков пальцев, их надо немедленно отправить на идентификацию.
— Жаль пачкать такие ухоженные руки…
Тем не менее отпечатки с убитого сняли.
— Фотографировать?
— Само собой…
— Слушайте, а этот малый — красивый мужик и небось крепким был…
Послышались осторожные шаги заместителя прокурора, следователя Кассюра и секретаря. Все трое ошеломленно разглядывали представшее перед их взглядами зрелище.
— Когда его убили? — спросил прокурорский работник.
— Скоро узнаем, потому что доктор Лагодинек уже приехал.
Доктор был молод и полон энтузиазма. Он пожал руку Мегрэ, поздоровался с остальными и подошел к колченогой кровати — еще одной развалюхе, притащенной убитым с улицы или какого-нибудь пустыря.
Они с тревогой посматривали на пол, потому что сейчас, когда в комнате набралось несколько человек, доски так прогибались, что становилось страшно: не провалятся ли они.
— Мы рискуем слететь на этаж ниже… — заметил молодой врач.
Он дождался, пока труп сфотографируют, чтобы начать свой осмотр. Обнажил грудь, и показались входные пулевые отверстия.
— Три огнестрельных, дистанция — минимум метр.
Убийца тщательно целился, жертва, возможно, спала.
Иначе пули не легли бы так кучно.
— Смерть наступила мгновенно?
— Да — был задет левый желудочек…
— Как вы думаете, ранения сквозные?
— Отвечу, когда переверну его…
Ему помог один из двух фотографов. Насквозь тело странного клошара прошла лишь одна пуля, очевидно застрявшая затем в матрасе.
— В комнате есть вода?
— Нет, отключена.
— Интересно знать, где это он так тщательно мылся, — тело-то чистое…
— Вы можете установить приблизительное время смерти?
— Между девятнадцатью и двадцатью тремя… Очевидно, после вскрытия я смогу сказать точнее… Личность установили?
— Пока нет… Дадим фотографию в газеты… Кстати, когда мы получим первые снимки?
— Через час. Устроит?
Фотограф ушел, а эксперты принялись искать отпечатки пальцев на всех предметах.
— Полагаю, мы вам больше не нужны? — прошептал заместитель прокурора.
— И я тоже? — добавил следователь Кассюр.
Мегрэ с рассеянным видом медленно курил трубку.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что обращаются к нему.
— Нет. Я буду держать вас в курсе… — И обратился к судмедэксперту: — Как думаете, он был пьян?
— Меня бы это сильно удивило. Точно узнаем по содержимому желудка. На первый взгляд не похоже, чтобы этот человек пил…
— Непьющий клошар, — пробормотал комиссар из I округа. — Это редкость…
— А если он не клошар? — спросил Торранс.
Мегрэ молчал. Казалось, его взгляд фотографирует малейшие предметы, мельчайшие детали комнаты. Не прошло и четверти часа, эксперты еще продолжали работать, когда в тупике остановился фургончик из Института судебной экспертизы, и юный Николье спустился показать дорогу двум мужчинам с носилками.
— Да, можете увозить…
Убитого вновь перевернули на спину, и Мегрэ увидел его лицо благородного отца и аккуратно подстриженную бородку.
— Тяжелый мужик, — вздохнул один из перевозчиков.
Им было трудно спускаться с такой ношей из-за того, что на лестнице недоставало ступенек.
Мегрэ подозвал мальчика.
— Скажи мне, парень, в квартале есть школа парикмахеров?
— Да, месье Мегрэ. На улице Сен-Дени, через три дома от нашей мясной лавки…
Больше десяти лет назад Мегрэ вызвали в одну из таких школ, где он разыскивал убийцу. Очевидно, в Париже существовали и другие, более дорогие, но в районе рынка не следовало ожидать найти школу первого порядка.
По всей видимости, та, что находилась на улице Сен-Дени, как и прочие, приглашала клошаров и нищих для тренировки неопытных учеников. Учились в ней мужчины и женщины, в том числе будущие маникюрши.
Но прежде чем отправиться туда, Мегрэ нужны были фотографии. В данный момент он мог только ждать результата дактилоскопической экспертизы.
Он оставил Мерса и двух его людей продолжать работу в комнате, сам спустился вместе с Торрансом и комиссаром из округа. Им было очень приятно вдыхать даже не слишком свежий воздух тупика.
— Как вы думаете, за что его убили?
— Не имею ни малейшего понятия.
Двор под аркой был завален старыми ящиками и какими-то обломками. Тем не менее Мегрэ нашел там ответ на вопрос врача. Возле стены стоял насос, а на земле — ведро в довольно сносном состоянии. Комиссар испытал насос. Несколько раз он качнул вхолостую, но потом потекла вода.
Не сюда ли неизвестный ходил умываться? Мегрэ представил его себе голым по пояс, умывающимся из ведра.
Он простился с комиссаром Асканом и направился к улице Гранд-Трюандри, затем к рынку. Жара все усиливалась, и комиссар, воспользовавшись тем, что ему надо было позвонить, зашел в бистро, показавшееся ему достаточно приличным, чтобы заказать стакан пива. Торранс сделал то же самое.
— Соедините с отделом экспертизы.
Затем он попросил позвать к телефону инспектора Лебеля, занимавшегося отпечатками пальцев убитого.
— Алло… Лебель?.. Вы успели заскочить в Картотеку?
— Только что оттуда… Отпечатков, идентичных «пальчикам» неизвестного, не обнаружено…
Еще одна аномалия. Большинство клошаров имеют или имели в прошлом нелады с правосудием.
— Спасибо… Вы не знаете, снимки готовы?
— Будут через десять минут… Десять минут, Местраль?
— Скажем — четверть часа…
До уголовной полиции было недалеко, и двоим мужчинам понадобилось всего несколько минут, чтобы дойти до набережной Орфевр. Мегрэ пошел к экспертам, где ему пришлось подождать, пока фотографии высохнут. Торранса он оставил в кабинете инспекторов.
Он взял по три экземпляра каждого снимка, вернулся в помещения уголовной полиции и поручил инспектору Лурти отнести фотографии в газеты, в первую очередь те, что выходят после обеда.
— Пошли, Торранс. До обеда остался час, будем отрабатывать сектор.
Мегрэ передал Торрансу комплект фотографий.
— Покажите их лавочникам и владельцам небольших баров вокруг рынка. Встретимся у машины…
Сам он направился к улице Сен-Дени. Узкая, она осталась шумной, несмотря на отпускной период, поскольку населявшие его бедняки были не из. тех, кого часто встречаешь на пляжах.
Комиссар смотрел на номера домов. Под тем, что был ему нужен, стояла лавочка, торгующая семенами. Слева от витрины был проход во двор. На полпути начиналась лестница и висели две эмалевые таблички, прикрепленные к стене, некогда покрашенной в зеленое, но с тех пор приобретшей какой-то неопределенный цвет.
«ЖОЗЕФ.
Школа парикмахерского искусства и маникюра»
И стрелка, указывающая на лестницу, а рядом слово:
«Полуэтаж».
Другая табличка, точно под этой, гласила:
«ВДОВА КОРДЬЕ.
Искусственные цветы»
И здесь стрелка указывала на лестницу, но ее сопровождали слова: «Третий этаж».
Мегрэ вытер пот, поднялся на полуэтаж, открыл дверь и попал в довольно просторную комнату, недостаточно освещенную светом, идущим из двух полуокон.
Тусклый свет лился из двух матовых ламп, свисающих с потолка.
Кресла стояли в два ряда, очевидно отдельно для мужчин и для женщин. Молодые парни и девушки работали под руководством более старших мужчин, а маленький худой человечек с покрашенными в густой черный цвет усами наблюдал за процессом в целом.
— Полагаю, вы здесь хозяин?
— Да, я месье Жозеф.
Ему могло быть как шестьдесят, так и семьдесят пять. Мегрэ машинально посмотрел на мужчин и женщин, сидящих в креслах, очевидно купленных на каких-нибудь распродажах. Можно было посчитать, что находишься в приюте Армии спасения или под парижскими мостами, поскольку именно на клошарах обоего пола тренировались юноши и девушки, работая гребнями, ножницами и бритвами. Это производило довольно сильное впечатление, особенно при плохом освещении. Из-за жары оба окна были открыты, и с улицы доносились шумы, что делало атмосферу школы еще более нереальной.
Прежде чем месье Жозеф начал терять терпение, Мегрэ вынул из кармана фотографии и протянул их маленькому человечку.
— И что мне с этим делать?
— Посмотреть на них… Потом сказать мне, узнаете ли вы изображенного на них человека…
— А что он натворил? Вы из полиции, верно?
Он явно насторожился.
— Комиссар Мегрэ, уголовная полиция.
— Вы его разыскиваете?
— Нет. Мы его, к сожалению, нашли. Он получил три пули в грудь.
— Где это произошло?
— У него дома… Если так можно выразиться… Вы знаете, где он жил?
— Нет…
— Он обосновался в предназначенном на снос доме…
Мальчишка, бродивший по дому, нашел его и сообщил в комиссариат… Вы его узнаёте?
— Да… Здесь его звали Аристократ…
— Он часто приходил?
— По-разному… Порой его не видели целый месяц, потом являлся по два-три раза в неделю…
— Вы знаете его фамилию?
— Нет.
— Имя?
— Тоже.
— Он был не очень разговорчив?
— Вообще ничего не говорил… Садился в первое попавшееся кресло, прикрывал глаза и позволял делать с собой все, что угодно… Это я попросил его отпустить усы и бородку… Сейчас это входит в моду, и молодые парикмахеры должны научиться их стричь, что гораздо труднее, чем может показаться…
— Как давно это было?
— Месяца три-четыре назад.
— До того он ходил без бороды?
— Да… У него были шикарные волосы, с которыми можно делать все, что захочешь…
— И долго он к вам ходил?
— Года три или четыре…
— У вас здесь только клошары…
— Почти без исключения… Они знают, что в обед или вечером каждый получит пятифранковую монету.
— И он тоже?
— Разумеется.
— Он был знаком с некоторыми вашими завсегдатаями?
— Я ни разу не видел, чтобы он заговаривал с кем бы то ни было из них, а когда обращались к нему, делал вид, что не слышит.
Было около полудня. Ножницы защелкали быстрее.
Через несколько минут перемена, как в обычной школе.
— Вы живете в этом квартале?
— Я вместе с женой живу на втором этаже этого дома, как раз над этой комнатой…
— Вам доводилось встречать его на улицах квартала?
— Не припомню… Во всяком случае, если бы это случилось, меня бы не удивило… Простите, но занятия заканчиваются…
Он нажал на кнопку электрического звонка и сел за своего рода прилавок, к которому тотчас выстроилась очередь.
Мегрэ медленно спустился по лестнице. Проработав столько лет в уголовной полиции, в том числе в патрульной службе и в отделе по охране вокзалов, он считал, что знает всю парижскую фауну. Но он не припоминал, чтобы встречал такого человека, как тот, кого называли Аристократ.
Он медленно направился к машине, стоявшей на углу улицы Рамбюто. Торранс подошел к ней почти одновременно с ним, стирая со лба пот.
— Нашел что-нибудь?
— Сначала булочную на улице Синь, где он покупал хлеб…
— Он ходил туда каждый день?
— Почти. Чаще всего ближе к полудню…
— Хозяйка о нем ничего больше не знает?
— Ничего. Он едва раскрывал рот, чтобы сказать, что ему нужно.
— Ничего другого он не покупал?
— Там — нет. На улице Кокийер он покупал вареную колбасу или сервелат… Там, на углу улицы, стоит продавец жареной картошки, который также продает, особенно по ночам, и горячие сосиски… Случалось, около трех часов ночи он покупал порцию жареной картошки и сосиску…
Я показал фотографии в двух-трех бистро. Периодически он заходил туда, всегда выпить чашечку кофе. Ни вина, ни водки он не пил…
Портрет становился все более странным: Аристократ, если называть его тем прозвищем, что употребил месье Жозеф, похоже, не имел никаких контактов с другими людьми. Похоже, по ночам он работал на рынке, когда его нанимали разгрузить машину с овощами или фруктами.
— Надо позвонить в Институт судебной экспертизы… — напомнил себе комиссар.
Это позволяло ему выпить второй за утро стаканчик пива.
— Доктора Лагодинека, пожалуйста…
— Подождите, я его позову… А, вот как раз и он…
— Алло… Лагодинек?.. Это Мегрэ… Полагаю, вы еще не приступали к вскрытию?
— Начну сразу после обеда…
— Вы можете не повредить лицо?.. Мне понадобятся другие фотографии…
— Легко… Когда вы пришлете фотографа?
— Завтра утром, вместе с парикмахером…
— А тот что будет делать?
— Сбреет ему усы и бородку…
Торранс высадил Мегрэ на бульваре Ришар-Ленуар перед его домом.
— После обеда продолжать? — спросил он.
— Да…
— В том же квартале?
— Можешь охватить и набережные. Возможно, он там когда-то ночевал…
Мадам Мегрэ сразу поняла, что муж озабочен, и сделала вид, что не замечает этого.
— Есть хочешь?
— Не очень.
Но сегодня поговорить хотелось ему.
— Я только что встретил одного из самых удивительных персонажей…
— Преступника?
— Нет. Жертву. Этого человека убили… Он жил в пустом доме, уже много лет назад предназначенном на слом…
Занимал в нем единственную более или менее пригодную для жилья комнату и стаскивал в нее самые разные предметы, найденные в мусорных баках и на пустырях…
— В общем, клошар.
— Если не считать того, что у него вид благородного отца…
Мегрэ рассказал историю о школе парикмахеров и показал жене фотографии.
— Конечно, по снимкам мертвого судить трудно…
— Его должны были знать в его квартале.
— Никому не известна ни его фамилия, ни даже имя.
В школе парикмахеров его называли Аристократ… Фотографии появятся в дневных газетах… Интересно, узнают ли его читатели…
Как и предупреждал, Мегрэ поел без особого аппетита. Он не любил не понимать что бы то ни было. А в сегодняшней утренней находке он не понимал ничего.
В два часа он сидел в своем кабинете и, набив трубку, заканчивал разбирать почту, когда ему принесли газеты. Он взял две, те, что напечатали фотографию на первой странице.
«Знаете ли вы этого человека?» — спрашивала одна.
Другая газета придумала заголовок «Безымянный мертвец».
В коридоре уже ждали журналисты, и Мегрэ принял их. Сказать им было почти нечего, разве что он выясняет личность убитого в тупике Фьо-Фур.
— А он не мог покончить с собой?
— Ни в комнате, ни во всем доме не обнаружено никакого оружия.
— Можно туда съездить пофотографировать?
— Тело, как вы понимаете, уже увезли.
— Снять обстановку.
— Если хотите… У двери дежурит полицейский. Скажете, что я разрешил.