Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Роберт Шекли



Ботинки

У меня износились ботинки, а тут я как раз проходил мимо магазина «Доброй воли»[1], вот и зашел посмотреть, нет ли у них чего-нибудь на меня.

Ассортимент товаров в таких местах не рассчитан на взыскательный вкус, а обувь по размерам не подходит на нормальную ногу вроде моей. Но на этот раз мне повезло. Пара красивых тяжелых башмаков. Сделаны на совесть. На вид новехонькие, если не считать глубокой вмятины сверху, в том месте, где большой палец. Наверняка из-за нее от ботинок и избавились. Верхний слой кожи соскоблили — наверное, это сделал какой-нибудь бедняк вроде меня, которого вывела из себя дороговизна башмаков. Как знать, может, и я бы сделал нечто подобное в минуту душевного смятения.

Но сегодня я чувствовал себя хорошо. Не каждый день найдешь пару башмаков вроде этих, к тому же на бирке смешная цена — четыре доллара. Я снял свои потрепанные кроссовки, которые когда-то купил в «Кей Марте»[2], и вставил ноги в кожаные башмаки, чтобы убедиться, что они мне как раз.

И тут же услышал голос в голове, который довольно четко спросил:

— Ты ведь не Карлтон Джонсон. Кто ты?

— Я Эд Филипс, — громко ответил я.

— Значит, ты не имеешь права носить башмаки Карл-тона Джонсона.

— Послушай-ка, — сказал я. — Я в магазине «Доброй воли», эти ботинки стоят четыре бакса, и их может купить любой.

— Ты уверен? — спросил голос. — Карлтон Джонсон не отдал бы меня просто так. Он был так рад, когда купил меня, так счастлив, что ощутил полнейший комфорт, какой только может дать удобная обувь.

— А ты кто? — поинтересовался я.

— Разве не ясно? Я прототип умной обуви и разговариваю с тобой посредством микросоединений в подошве. Я подхватываю твой голос в области горловых мышц, перевожу их и передаю свои слова обратно тебе.

— И вы все это умеете делать?

— Ну да, и не только это. Я ж говорю — я умная обувь.

Тут я заметил, что две женщины с любопытством посматривают на меня, и понял, что они слышат только одну часть разговора, поскольку вторая, похоже, звучала лишь у меня в голове. Я заплатил за ботинки, которые воздержались от дальнейших комментариев, и вышел на улицу. Я направился к себе, в однокомнатную квартиру в «Джек-Лондон — Отель», на Четвертой улице, рядом с Пайком. Ботинки молчали, пока я не поднялся по двум маршам лестницы и не остановился на покрытой линолеумом площадке перед квартирой. Лифт в этот вечер не работал.

— Ну и берлога, — сказали башмаки.

— Вы что, успели разглядеть мою квартиру?

— На концах шнурков — светопоглощающие диоды. Это и есть мои глаза.

— С Карлтоном Джонсоном вы, наверное, бывали в лучших местах, — сказал я.

— Всюду были ковры, — мечтательно произнесли ботинки. — Не считая полированного пола, но его специально не покрывали ковром. — Они помолчали, вздохнув. — Износ у меня был минимальный,

— И вот вы в ночлежке, — сказал я. — Как же низко вы пали!

Должно быть, я возвысил голос, потому как в коридоре открылась одна дверь и из нее выглянула старуха. Увидев меня, по всей видимости разговаривающего с самим собой, она покачала головой и закрыла дверь.

— Не надо кричать, — сказали ботинки. — Можешь просто направить в мою сторону мысли, этого достаточно. Я без проблем слышу тебя.

— Я, наверное, смущаю вас, — громко сказал я. — Простите, пожалуйста.

Ботинки не отвечали. Меж тем я отпер дверь, вошел к себе, включил свет и снова закрыл дверь. Только после этого они сказали:

— Это скорее я смущаю тебя, моего нового хозяина. Я и за Карлтоном Джонсоном пытался присматривать.

— Каким образом?

— Во-первых, старался сделать так, чтобы он держался на ногах. У него была негодная привычка время от времени крепко выпивать.

— Так, значит, тот парень был пьянчужкой? — спросил я. — А его никогда на вас не тошнило?

— Вот теперь ты отвратителен, — сказали башмаки. — Карлтон Джонсон был джентльменом.

— Кажется, я уже по горло наслышан о Карлтоне Джонсоне. Неужто вам больше не о чем говорить?

— Он был у меня первым, — ответили ботинки. — Но я не буду о нем говорить, если тебя это огорчает.

— Да мне все равно, — сказал я. — Выпью-ка я лучше пива. Если ваше величество не будет возражать.

— А с чего это мне возражать? Только на меня не пролей.

— А что такое? Вы что-то имеете против пива?

— Я ни за него, ни против. Просто алкоголь может повредить моим диодам.

Я достал из небольшого холодильника бутылку пива, открыл ее и уселся на маленький продавленный диван. Потом потянулся было к пульту от телевизора, но тут мне в голову пришла мысль.

— А как это вышло, что вы так разговариваете? — спросил я.

— Как — так?

— Ну, вроде как официально, но всегда говорите такое, чего от башмаков и не ждешь.

— Я ботинки-компьютер, а не просто ботинки.

— Вы ведь понимаете, о чем я. Как так получается? Для обуви, которая годится только для того, чтобы ее надевали на ноги, вы разговариваете слишком уж умно.

— А я не стандартная модель, — ответили ботинки. — Я прототип. Не знаю, лучше это или хуже, но изготовители придали мне дополнительный объем.

— Это еще что такое?

— Я слишком умный, чтобы просто быть по ноге. Я обладаю еще даром эмпатии[3].

— Что-то ничего подобного я не заметил.

— Это потому, что я все еще запрограммирован на Карлтона Джонсона.

— Вы когда-нибудь прекратите говорить об этом парне?

— Не волнуйся, включилась система отсоединения. Но прежде чем я окончательно от него отвыкну, пройдет какое-то время.



Я немного посмотрел телевизор и пошел спать. Купив пару умных башмаков, я лишился последних сил. Под утро я проснулся. Ботинки чем-то занимались. Я это чувствовал, не надевая их.

— Что это вы там затеяли? — спросил я, потом понял, что ботинки не слышат меня, и пошарил рукой по полу.

— Да не волнуйся ты, — ответили ботинки. — Я тебя слышу через пульт, без подсоединения.

— И чем же вы там занимаетесь?

— Извлекаю квадратные корни в уме. Не могу уснуть.

— И с каких это пор компьютер должен спать?

— Ошибка в функции «пауза»… Надо что-то предпринять. Мне недостает периферии.

— О чем это вы?

— У Карлтона Джонсона были очки. Я ему нередко подсовывал их, чтобы он лучше видел. У тебя случайно не найдется пары?

— Найдется, только я не очень-то ими пользуюсь.

— Можно мне на них взглянуть? Хоть чем-то займусь. Я встал с кровати, нашел очки на телевизоре и положил их рядом с башмаками.

— Спасибо, — сказали ботинки-компьютер.

— Угу, — ответил я и пошел спать.



— Так расскажи мне что-нибудь о себе, — сказали башмаки утром.

— А что рассказывать-то? Я писатель, работаю дома. Дела в последнее время идут настолько хорошо, что я могу позволить себе жить в «Джеке Лондоне». Конец истории.

— Можно взглянуть на какую-нибудь твою работу?

— Вы что, еще и критик?

— Вовсе нет! Но я творческая, думающая машина, и у меня могут быть какие-то мысли, которые, возможно, пригодятся тебе.

— И думать забудьте, — сказал я. — Не собираюсь я вам ничего своего показывать.

— А я пробежал взглядом твой рассказ «Богиня-убийца из Пояса Темной Луны», — сказали ботинки.

— И как это вам удалось? — спросил я. — Что-то не помню, чтобы я вам его показывал.

— Он лежал в открытом виде на столе.

— Значит, вы видели только первую страницу.

— Вообще-то я все прочитал.

— И как же вам это удалось?

— Немного усовершенствовал твои очки, — ответили ботинки. — Рентгеновские лучи посылать нетрудно. Так и прочитал страницу за страницей.

— Это нечто, — проговорил я. — Но мне не нравится, что вы суете нос в чужие дела.

— В чужие? Ты ведь собрался отослать его в журнал?

— Но еще не сделал этого… И каково ваше мнение?

— Рассказ старомоден. Такие вещи больше не находят спроса.

— Да ведь это пародия, шутка… Значит, вы не только умные башмаки, но и знаток конъюнктуры книжного рынка?

— Да, и еще я успел пробежать взглядом по твоим книжным полкам.

В голове у меня что-то щелкнуло, что заставило меня предположить, что и книги из моей библиотеки им тоже не понравились.



— А знаешь, — сказали ботинки чуть позднее, — ты бы не ленился так, Эд. Ты ведь толковый. Может, из тебя что-нибудь еще и выйдет.

— Да вы кто — не только компьютер, но еще и психолог?

— Ни тот ни другой. Я не строю на свой счет никаких иллюзий. Но после того, как наладилась моя система проникновения, я узнал тебя получше за последние несколько часов и не мог между прочим не заметить, что ты умный человек с неплохим общим образованием. Тебе бы немного побольше честолюбия. По-моему, Эд, тут тебе могла бы помочь хорошая женщина.

— Последняя хорошая женщина вызвала у меня нервную дрожь, — ответил я. — К другой я пока не готов.

— Понимаю твои чувства. Но я подумал о Марше…

— Откуда вы знаете о Марше, черт побери?

— Ее имя в твоей маленькой красной телефонной книжке, которую — так уж вышло — я просмотрел с помощью рентгеновских лучей в стремлении лучше служить тебе.

— Послушайте, даже то, что я записал имя Марши в телефонную книжку, — уже ошибка. Она профессиональный доброжелатель, а я таких ненавижу.

— Но она может тебе пригодиться. Я обратил внимание, что после ее имени ты поставил галочку.

— А заметили ли вы, что я эту галочку зачеркнул?

— Это было сделано по некотором размышлении. А если еще поразмыслить, то, может, она все-таки тебе пригодится? Сдается мне, что вы подошли бы друг другу.

— Может, вы хорошо разбираетесь в обуви, — сказал я, — но ничего не смыслите в таких женщинах. Да вы хоть видели ее ноги?

— На фотографии в твоем бумажнике только ее лицо.

— Что? Вы и в бумажник заглядывали?

— С помощью твоих очков… И не из чистого интереса, Эд, уверяю тебя. Просто хотел помочь.

— Вы и так уже слишком много напомогали.

— Надеюсь, ты не против того, что я предпринял кое-какие шаги?

— Шаги? Какие еще шаги?

Позвонили в дверь. Я посмотрел на ботинки.

— Я взял на себя смелость позвонить Марше и пригласить ее.

— Что-о?!

— Эд, Эд, успокойся! Понимаю, это слишком смело с моей стороны. Я же не пригласил твоего бывшего начальника, мистера Эдгарсона из «Супер-Глосс Пабликейшнз».

— Посмей только!

— Приглашу еще, но пока не пригласил. Но лучше бы ты вернулся к Эдгарсону. Платили там весьма прилично.

— Да вы хоть читали какие-то книги «Глосс»? Ума не приложу, что вы такое затеяли, но со мной этот номер не пройдет!

— Эд, Эд, но я еще ничего не сделал! И если очень хочешь, то и не сделаю. Без твоего разрешения.

В дверь постучали.

— Эд, я просто пытаюсь тебе помочь. Что еще остается делать машине с системой проникновения и запасом объема?

— Потом скажу, — ответил я.

Я открыл дверь. За ней стояла Марша и вся светилась.

— Ах, Эд, я так рада, что ты позвонил!

Значит, этот сукин сын сымитировал и мой голос! Я посмотрел на ботинки, особо обратив внимание на вмятину на левом. В голове у меня что-то потухло. Я сам себя не узнавал. Будто мною кто-то руководил.

— Заходи, Марша, — сказал я. — Рад тебя видеть. У меня есть для тебя кое-что.

Она вошла. Я сел на единственный приличный стул и скинул ботинки, не обратив внимания на громкий крик в голове: «Эд! Не поступай со мной так…»

Поднявшись, я протянул их Марше.

— Что это? — спросила она.

— Ботинки на благотворительный базар, — сказал я. — Извини, у меня нет бумаги, чтобы завернуть их.

— Но что я буду делать с…

— Марша, это особые ботинки, компьютеризированные. Отдай их кому-нибудь из нуждающихся, пусть поносит. Человек просто возродится. Выбери кого-нибудь послабовольнее. Увидишь, что с ним произойдет!

Она посмотрела на ботинки.

— Мелкий дефект. Абсолютно уверен, что бывший владелец сам это сделал, — сказал я. — Парня звали Карл-тон Джонсон. Не мог вынести того, что компьютер лезет ему в голову, взял и испортил их, а потом отдал. Марша, поверь мне, эти ботинки должны найти своего хозяина. Карлтон Джонсон оказался не тем человеком, да и я тоже. Но поверь мне, кто-нибудь будет целовать землю, по которой ты идешь, только за то, что ты отдала ему их.

И с этими словами я стал выпроваживать ее.

— Когда ты позвонишь? — спросила она.

— Не волнуйся, позвоню, — ответил я, упиваясь самой дерзкой ложью, на которую сподобился за всю свою презренную жизнь.