Лилиан Джексон Браун
Кот, у которого было 60 усиков
Посвящается Эрлу Беттингеру, мужу, который… Выражаю глубокую признательность Эрлу, моей законной половине, — за супружескую любовь, поддержку и помощь, оказываемую сотней разных способов. Моему консультанту Ширли Бредли — за высокий профессионализм и преданность работе. Моей помощнице Бекки Фэрклот, которая всегда была рядом, когда я в этом нуждалась. Моему редактору Натали Розенштайн — за веру в «Кота, который» с самого начала работы над проектом. Моему литературному агентству «Бланш К. Грегори Инкорпорейтед» за многолетнее и неизменно приятное сотрудничество. Всем реально существовавшим Коко и Юм-Юм — за вдохновение, которым они дарили меня на протяжении целых пятидесяти лет.
Пролог
Подслушано на пикнике в Мускаунти, который расположен в четырёхстах милях к северу от чего бы то ни было.
Молодая женщина в синем свитере из шетландской шерсти. Никогда ни о чем подобном не слышала! А я работаю ветеринаром уже двадцать лет!
Мужчина с роскошными усами. Ну что тут сказать? Я сам их сосчитал.
Женщина. Вы, может, обсчитались…
Мужчина. Так пересчитайте их сами. Если я прав, вы сможете обнародовать этот факт в научном журнале. Если нет — угощаю вас обедом в «Макинтоше».
Женщина. Согласна! Посчитаем ему усики, когда вы в следующий раз принесёте его для профилактического осмотра зубов.
Один
Мужчина с роскошными усами (тщательно ухоженный «перец с солью») был не кто иной, как Джим Квиллер, автор собственной колонки в газете «Всякая всячина», выходившей в Мускаунти дважды в неделю. Он переселился сюда из Центра — так местные жители называли все земли, лежащие от них к югу. Сами они по большей части были отпрысками первых поселенцев, унаследовавшими их силу духа, чувство юмора и ярко выраженный индивидуализм.
Они с удовольствием читали колонку «Из-под пера Квилла», которая появлялась дважды в неделю, принимали как должное то, что он живёт один с двумя кошками в перестроенном яблочном амбаре и холит свои великолепные усы.
В юности, которую Джеймс Макинтош Квиллер провёл в Центре, он вынашивал три честолюбивые мечты: первая — попасть в бейсбольную команду «Чикагские щенки», затем — играть на одной из сцен Бродвея и, наконец, — писать для «Нью-Йорк таймс». Но чего у него, конечно, и в мыслях никогда не было, так это стать самым богатым человеком северо-восточных штатов! Как так вышло — история, удивительнее любого вымысла.
Тётя Фанни Клингеншоен, надо полагать, знала что делала, когда отказала все своё имущество ему одному.
Квиллер учредил благотворительное общество — Клингеншоеновский фонд, который занялся улучшением жизни в Мускаунти. Благодаря Фонду К., как все и каждый его называли, медицинские, школьные, культурные учреждения и инфраструктура округа заработали гораздо эффективнее.
Ко всеобщему удивлению, и другие семьи, давно уже владевшие немалыми капиталами, вдохновившись благим примером, начали вкладывать деньги в общественные предприятия. На их пожертвования уже проектировались два музея, музыкальная школа и дом отдыха и развлечений для старшего поколения (ДОРСП).
Все идёт чересчур гладко, думал Квиллер с пессимизмом бывалого газетчика.
— Твои прогнозы, Арчи? — обратился он к старому приятелю, с которым когда-то, ещё в Чикаго, ходил в один детский сад.
Теперь Арчи Райкер занимал должность главного редактора «Всякой всячины».
— Когда кругом гуляет столько денег, — мрачно покачал тот головой, — кой-кого одолевает жадность.
(Приезжие со всей страны — одетые как на парад — платили по пятьдесят долларов за билет за осмотр поместья «Старая усадьба».)
Был конец теплого августовского дня. Квиллер и его четырехлапые друзья наслаждались уютным вечером, который они коротали в яблочном амбаре. Квиллер почитал им «Уолл-стрит джорнал»
[1], а потом все трое полакомились мороженым.
Амбар представлял собой восьмиугольную башню, построенную больше ста лет назад из полевого шпата и вековых валунов. Старые деревянные балки внутри и торчащие под кровлей стропила выцвели до молочного цвета. Там, где раньше высились полки для хранения яблок, теперь поднимались серпантином пандусы и лестницы с балконами на трёх уровнях.
Чуть позднее сиамцы, покинув уголок для чтения, принялись гоняться друг за другом вверх-вниз по пандусам, пока не свалились на софу в центре амбара. Жилые помещения открытой планировки располагались вокруг огромного кубообразного камина, дымоходы которого устремлялись к кровле, на сорок футов ввысь.
Было почти одиннадцать, и Коко с Юм-Юм начали выказывать озабоченность: наступал час последней трапезы перед сном.
Двигаясь нарочито медленно — чтобы помучить сгоравших от нетерпения сиамцев, — Квиллер гремел банками с кабиблами и с преувеличенной тщательностью протирал две и без того сухие миски. Сиамцы не сводили с него глаз. Коко, казалось, даже дышать стал тяжелее.
Внезапно он переключил своё внимание на телефонный аппарат, висевший в простенке между кухонным окном и дверью на задний двор. Он с минуту таращился на него, нервно поводя ушами.
Квиллер принял сигнал. Благодаря таинственной кошачьей интуиции Коко знал, что телефон вот-вот зазвонит, и несколько секунд спустя действительно раздалась трель. Как он, этот умница кот, мог предвидеть такое? Догадываясь, что звонит Полли Дункан, главная женщина его жизни, Квиллер постарался смодулировать соответствующие интонации.
— Вечер добрый! — произнёс он наисладчайшим голосом.
— Добрый-добрый! Ты, судя по голосу, в прекрасном настроении, — нежно проворковала Полли в ответ. — Чем занимаешься?
— Ничем особенным. А ты?
— Ушиваю новое платье. Укорачиваю на пару дюймов.
— Фью-у-у! — изобразил восхищение Квиллер.
— Оно длинновато, — продолжала Полли, не удостоив вниманием этот удалой охотничий посвист. — А мне пришло в голову надеть его, добавив что-нибудь шотландское, на вечер в воскресенье. Мы будем отмечать возвращение из Шотландии доктора Конни. А ты не хочешь надеть твой шотландский наряд, Квилл?
Когда-то давно он восставал против того, чтобы рядиться, как он выражался, в «юбчонку», но теперь при мысли о килте рода Макинтошей, о клинке и гетрах в Квиллере начинал звучать голос крови. Как-никак, а его мать была Макинтош!
— А что Конни забыла в Шотландии?
— Как что? Двадцать лет назад она закончила там ветеринарное училище и ездит в Шотландию повидаться с друзьями. А ты знаешь, что её киска все это время жила у Уэзерби?
— Понятия не имел. И как она поладила с Гольф Стримом?
— Конни познакомила их, ещё когда Бонни Лесси
[2] была котеночком, и теперь Гольф Стрим ведёт себя с ней как старший брат. А знаешь, — продолжала Полли, — Конни привезла Джо шикарный свитер из шетландской шерсти — благодарность за приют для Бонни Лесси. Ты представляешь себе, Квилл, Шетландский архипелаг, откуда шетландская шерсть, — это сто островов… Сто островов! — повторила она, потому что он никак не отреагировал.
— Да… с ума сойти можно! — рассеянно пробормотал он, наблюдая за сиамцами, которые пытались залезть в коробку с кабиблами.
— Во всяком случае, мне подумалось, тебе будет интересно об этом узнать. A bienta
[3], милый.
— Abienta.
Когда сиамцы покончили с выданными им кабиблами и умылись, Квиллер поднялся с ними в их жилище на третьем ярусе. Обозрев свою опочивальню с таким тщанием, словно видели её впервые, они прыгнули в корзинки — каждый в свою — и, прежде чем улечься, трижды в них прокрутились.
«Кошки. Кто их разберет?» — думал Квиллер, прикрывая за собой дверь.
Вернувшись к себе вниз, он сел за письменный стол и изложил свои размышления по этому поводу в дневнике. Он был прирожденный писатель! Если у него не получалось накропать тысячу слов для колонки «Из-под пера Квилла», он садился за чью-нибудь биографию или интересный случай из истории Мускаунти. И регулярно вёл дневник, заполняя ежедневно пару-другую страниц. На этот раз он записал:
Я говорил это раньше, говорю и сейчас: Коко необыкновенный кот! Потому ли, что его настоящее имя Као Ко Кун и он знает, что происходит из рода королевских сиамцев?
Или потому — на чем я настаиваю, — что у него шестьдесят усиков-вибрисс?
Он знает за несколько секунд, что сейчас зазвонит телефон. И знает, кто на проводе — кто-то из своих или лох, желающий всучить вам страховку или собачий корм.
Когда этим оголтелым придуркам вздумалось крушить цветочные вазоны перед окнами муниципалитета, Коко за десять минут знал, что случится какая-то пакость. Почему никто не прочёл его сигналов? А ведь шеф полиции сидел тут, за рюмкой на сон грядущий, но ни он, ни я ничего не учуяли.
Да что там говорить… Не всем, ой далеко не всем дано быть таким умницей, как этот необыкновенный кот с шестьюдесятью усиками!
Два
Квиллер был известной в Пикаксе фигурой: высокий, отменного сложения, средних лет и в неизменной бейсболке на голове. На приветствия случайных встречных он отвечал дружеским поклоном и не жалел времени, чтобы выслушать каждого, у кого находилось что ему сказать. На лице у него появлялось выражение глубочайшего внимания, и это вызывало у горожан удивление. Они дивились, интересуясь, не было ли в его жизни большой трагедии. Его ближайшие друзья тоже дивились, но у них хватало такта не лезть к нему в душу с вопросами. Однажды видели, как он самолично переводил через Мейн-стрит старушку. Но когда свидетели этой сцены стали восторгаться его галантностью, он пожал плечами: «Подумаешь, подвиг! Ей всего-то нужно было на другую сторону».
В закусочной «У Луизы», куда Квиллер заходил выпить кофе, поесть пирога с яблоками и разжиться последними сплетнями, завсегдатаи заведения любили встречать его вопросом: «Как поживает Коко, мистер К.?» Шутливые ссылки на Коко и Юм-Юм в «Пере Квилла» с нетерпением ожидались читателями.
В Мускаунти — по непроверенным данным — на душу населения приходилось больше кошек, чем в любом другом округе или штате. В Локмастере из домашних животных предпочтение отдавали лошадям и собакам.
В холодное время года, когда яблочный амбар невозможно было протопить, Квиллер со всем своим хозяйством переезжал в Индейскую Деревню — элитный поселок на северной окраине Пикакса. Жилые комплексы из четырёх и более кондоминиумов вполне устраивали нацеленных на карьеру холостяков и несколько бездетных семейных пар. Там имелся клуб с плавательным бассейном, гостиными для приемов и баром. По берегу реки вились пешеходные тропы, гуляя по которым, можно было наблюдать за птицами. И разрешалось держать дома кошек!
Комплекс под названием «Ивы» занимали четверо видных граждан Пикакса: директор книжного магазина «Сундук пирата», ветеринар, метеоролог радиостанции «Голос Пикакса» и — в холодное время года — ведущий рубрики «Из-под пера Квилла», дважды в неделю радовавшей читателей «Всякой всячины».
В тех же «Ивах» проживали шесть домашних кошек: Брут и Катта — у Полли Дункан, кошечка Бонни Ласси — у доктора Конни Косгроув, Гольф Стрим — у метеоролога Уэзерби Гуда, а у Джима Квиллера — сиамцы Коко и Юм-Юм, превосходно известные почитателям местной прессы.
У Уэзерби Гуда (настоящее имя Джо Банкер) была страсть собирать у себя друзей и дар развлекать их игрой на фортепиано. На всех этих «междусобойчиках с пиццей», которые он устраивал по воскресеньям из вечера в вечер, он играл им «Полёт шмеля» Римского-Корсакова и «Детский уголок» Дебюсси — его и просить не надо было.
Возвращение Конни из Шотландии давало прекрасный повод для дружеской встречи жителей «Ив».
Почетный гость был в шетландском свитере пронзительно синего цвета. Хозяйка выступала в свитере цвета мокрого асфальта, купленном в Шотландии, а Полли и Квиллера ожидали подарки — шарфы из шетландской шерсти.
— Могу я полюбопытствовать, Конни, почему вы получали диплом в Шотландии? — спросил Квиллер.
— Ветеринарное училище при Университете Глазго, — отвечала Конни, — пользуется мировой известностью, и уже много лет. Оно славится отличным преподаванием и научными лабораториями. Изучение болезней у животных ведёт к открытиям в общей медицине, которые могут быть использованы для лечения людей.
Уэзерби сел за пианино и сыграл попурри из мюзикла Фредерика Лоу «Бригадун». С импровизациями, которые были его «пунктиком».
Квиллер продекламировал стихотворение Бёрнса «Честная бедность» («При всем при том…»). Подняли тост за здоровье хозяйки и по тосту за каждого из присутствующих. А затем принялись за пиццу.
Пока пили-ели, болтали о том о сем, но главным образом — о Хикси Райс, ведавшей отделом рекламы и объявлений во «Всячине» и тоже жительнице Индейской Деревни. Сейчас она ведала ещё и благотворительным проектом Дома для старшего поколения, а чуть ранее, не щадя сил, подготовила праздничный парад для Дня Независимости — но вот незадача: ужасный ливень, разразившийся четвёртого июля, смыл все её усилия!.. И ещё вандалы испоганили фасад университета, который она чудо как замечательно украсила… А что до романов, так тут ей совсем не везёт.
Квиллеру, который знал Хикси ещё по Чикаго и являлся главным виновником её переезда в Мускаунти, сказать по её поводу было почти нечего.
Бедняжке не везло — вот и все. Она работала за десятерых, вкладывая в дело всю душу, — но ей просто-напросто не везло. А теперь на неё навьючили историю с этим новым Центром для престарелых…
«Всячина» объявила конкурс на лучшее название, и на первой полосе каждого номера печатали для него готовый бланк.
— Очень умно со стороны «Всячины», — одобрил Джо Банкер. — Желающим предложить три названия придётся купить три номера.
— Метеорологи — ужасный народ. Уж больно ушлый, — парировал Квиллер. — А мы-то думали, никто нашей интриги не разгадает.
— Кубышку для сбора бланков поставили к нам в магазин, — вставила Полли, — и народ повалил валом. Джад Амхёрст только и делает, что передвигает эту тумбу с одного конца ковра на другой, чтобы на нём не протерли дыру. Джад рано вышел на пенсию, и пороха в пороховницах у него хоть отбавляй. Он и администратор в Литклубе, и волонтер в приюте для бездомных животных. Моет там собак!
— А чем Литклуб нас порадует в ближайшее время? — поинтересовался Квиллер.
— Лекцией отставного профессора из Локмастера. Он — большой знаток Пруста, прочтет о нём лекцию. С твоей стороны было бы очень мило, — обратилась Полли к Квиллеру, — если бы ты устроил его у себя в амбаре на ночь.
— И, без сомнения, это будет неплохая надбавка к скромному гонорару, какой ты в состоянии ему заплатить, — заявил Квиллер. — Кстати, у Коко новое хобби — воздушные атаки. На алурофобов. Надеюсь, твой профессор любит кошек?
Четвёрка друзей переместилась к столику с кофе и домашним, облитым шоколадом печеньем — собственноручным изделием Полли. Их сопровождал Гольф Стрим на поводке: в последнее время среди диких животных были выявлены случаи бешенства. А ещё не так давно кошачьему населению Деревни разрешалось свободно разгуливать у ручья, созерцая рыб и птиц. Бешенство было обнаружено у скунсов, енотов и лис. Что же произошло?
— Слишком многие домашние животные водятся с дикими! — объяснил Джо.
Полли сказала, что не понимает, откуда берётся бешенство и что это за болезнь.
— Инфекционное заболевание, распространенное среди некоторых диких видов. — Это была доктор Конни. — Оно передается через слюну, когда больные бешенством животные дерутся с домашними и кусают их. Лучшая профилактика — поводок или клетка. Иначе домашних питомцев не удержать: увидят, как что-то движется по берегу ручья, и несутся сломя голову словить свой кошачий или собачий кайф!
— В Чикаго мы никогда не сталкивались с бешеными особями, — вмешался Квиллер. — Разве только с ребятишками, вооружёнными рогатками, да с шальными водителями грузовиков.
И тут же сменил тему, заведя разговор о шестидесяти усиках своего Коко. На что доктор Конни сказала:
— Не думаю, что Коко мурлыкал от восторга, когда вы их пересчитывали.
— А я дал ему легкого снотворного, как поступают в театре, когда нужно использовать кошку на сцене.
Он первым заявил, что ему пора домой — кормить своих питомцев. Женщины вспомнили о своих. В знак прощания Джо сел за пианино и в бешеном темпе сыграл «Кошек на клавишах»
[4].
Кто-то сказал:
— Непременно надо опять встретиться.
И все согласно закивали.
Квиллер проводил Полли до дома и, как всегда, зашёл в Номер первый пожелать Бруту и Катте доброй ночи.
После феерического музицирования Джо и безумолчной дружеской болтовни Квиллер предвкушал тихий вечер со своими сиамцами.
По дороге домой он вспоминал своё детство в Чикаго, ему слышалось, как мать играет «Кошек на клавишах», и он только дивился, как легко и быстро её пальцы летают по клавиатуре. Джо Банкер исполнял эту музыкальную пьесу в два раза быстрее! Откуда в нём столько энергии? Джо вырос в маленьком тихом городке Хорсрэдиш, а в тихом омуте, как известно, черти водятся. В его кузине, докторе корвидологии
[5], жизнь тоже била ключом.
Въезжая во двор амбара, он увидел, что Коко выделывает курбеты на кухонном окне. Так, понятно…
Две кувыркающиеся кошки означают: где наш обед? Умираем с голоду!
Одна кошка сигнализирует: на автоответчике сообщение.
Звонок был от Джада Амхёрста, одного из трёх членов жюри, уполномоченного выбрать название для ДОРСП.
«Квилл! Название есть! Превосходное! Завтра оно будет в газете, но если вам невтерпеж, звоните».
Джад жил в одном из кондоминиумов в Уинстон-парке, прямо напротив книжного магазина, где предполагалось провести итоговое заседание жюри.
Квиллера всегда тяготила неизвестность, поэтому он тут же позвонил:
— Не держите меня в напряжении, Джад! Ну, что там?
— Так вот. Мегги, Торнтон и я заседали целый день в «Сундуке». Стол, за которым проходило обсуждение, был весь завален бланками. Горы предложений. Начали читать их вслух. Большая часть — заурядные. Кое-какие — дурацкие. Три-четыре — приемлемые. И тут Торнтон оглашает одно… от Билла Тёмерика из Содаст-Сити…
— Я его знаю! — прервал Джада Квиллер. — Он пишет очень толковые письма нашему главному редактору.
— Его предложение вам понравится! Даже девиз есть! — И Джад прочёл: — «Клуб здоровья ветеранов: в здоровом теле здоровый дух».
— Записываюсь! — заявил Квиллер. — Ведь я уже достаточно стар. И наверняка сойду за ветерана!
— Я так и знал, что вам понравится, Квилл. Мы рассмотрели все предложения, но это — лучшее.
— А какой за него полагается приз?
— «Всякая всячина» даёт двести долларов, и ещё от владельцев магазинов поступили подарочные сертификаты.
— Спасибо за частную информацию, Джад. Вторничную колонку я посвящаю «Старой посудине» — её прошлому, настоящему и будущему.
И Квиллер принялся за работу:
Продуктово-семенной склад.
На службе у фермеров больше ста лет.
Название: «Старая посудина».
Типичный склад: плоская крыша, отсутствие окон, погрузочный терминал.
Внутренний вид помещения: голые стены с полками для мешков с продовольствием и с семенами. Находится в городе, что не устраивает сегодняшних фермеров, которые предпочитают иметь хранилища, расположенные по всему Мускаунти.
Собственность, пустующая уже много лет.
Необходимо сделать там несколько входов для публики, прорубить окна, провести канализацию, воду и электричество; покрасить и украсить коврами и идеями!
Почему бы не разбить на крыше сад?
В дневнике он сделал такую запись:
«Старая посудина» — заброшенная собственность в северном конце Пикакса. Недавно её приобрела шотландская община и передала муниципалитету для ДОРСП вместе с денежными пожертвованиями на полное переоборудование, ремонт и покупку обстановки.
Шотландские корабелы прибыли в Мускаунти в девятнадцатом веке — чтобы строить трехмачтовые шхуны, мачты которых делались из двадцатифутовых сосен. Когда парус был вытеснен паром, они переключились на строительство домов и строили их очень хорошо, о чем свидетельствуют собственные их особняки на Алом мысе и та материальная поддержка, которую они оказывали местным проектам. ДОРСП будет благодарностью им.
Что касается выбранного для ДОРСП помещения, то это продуктово-семенной склад, куда фермеры свозили на фурах свою продукцию. При новых формах транспортировки такие перевозки стали нерентабельны, и на смену гигантскому складу пришли небольшие базы, разбросанные по всему округу. «Старая посудина», как назвали склад, стала пристанищем для мальчишек, бродячих кошек и невесть кого и чего ещё. Теперь архитекторы и строители даруют ей свои знания и умения, а «Всякая всячина» даёт pro bопо[6] координатора работ по проекту — свою сотрудницу Хикси Райс.
Позже в тот же день позвонила сама Хикси Райс.
— Угадай, что случилось! К нам возвращается стол с собаками!!
В начале года, чтобы собрать деньги на строительство Клуба здоровья, проводился благотворительный аукцион. Старожилы жертвовали для него весьма ценные вещи — от фарфоровых чашек до предметов старинной мебели.
Среди прочих даров был шестифутовый библиотечный стол из тяжёлого дуба; массивные, выгнутые в форме луковицы ножки поддерживали столешницу с одной стороны, а с другой она опиралась на двух бассетов в натуральную величину. Стол пожертвовала заведующая канцелярией «Всякой всячины», получившая его в наследство от состоятельного отца.
Деяние это вызвало тьму толков: «Он весит тонну! Держу пари, что она рада от него избавиться! А что, это можно вписать в налоговую декларацию, и скостят налоги? На сколько баксов он потянет?»
На аукционе неустановленное лицо предложило за него некую сумму, а приобрели стол за… десять тысяч долларов! И грузовик увез его из Пикакса в неизвестном направлении.
А теперь стол с собаками вернулся! Вернулся дар Клубу здоровья ветеранов от неизвестного доброжелателя.
— И куда его поставят? — поинтересовался Квиллер.
— В фойе, оно просторное. Вокруг, словно это некий центр притяжения, будут собираться члены клуба. Последние выпуски газет, журналов, настольная лампа с мягким приглушённым светом… Представь себе лампу, к примеру… в виде кошки! Можно заказать дизайнеру кошку, сидящую на задних лапах, а в передних она будет держать абажур. Как ты думаешь, Коко захочет позировать? Весь город побежит смотреть на стол с собаками и с лампой-кошкой!
— Немедленно положи трубку! — скомандовал Квиллер. — У тебя начинаются галлюцинации!
Три
В понедельник Квиллер запоздал на полчаса с завтраком для сиамцев. Они набросились на него, словно им не давали есть целую неделю. Тем не менее в какой-то момент Коко резко поднял голову и уставился в одно местечко на кухонной стене. Несколько секунд спустя телефон разразился трелями, и кот вернулся к прерванной трапезе.
Звонила Лайза Комптон, в прошлом преподаватель, а теперь «просто» жена школьного инспектора. По совместительству она руководила волонтерами в Центре Эдди Смита, где продавали подержанные и редкие книги (деньги от продажи шли на благотворительные цели).
— Квилл! Только что нам с Алого мыса привезли коробку с книгами, которые вызвали у меня мысль о тебе.
— Такое заявление чревато вопросами, — заметил он.
— Тебе они придутся по душе! Это всё томики карманного размера в твёрдых переплётах — типа тех, что издавались до того, как появились мягкие обложки. Удобные для чтения в машине — и, право, очень, очень симпатичные. Есть даже иллюстрированные и с золотым тиснением на корешках.
— А что там за подборка?
— Сплошь классика. «Похищенный»
[7], «Лорна Дун»
[8], «Хижина дяди Тома»… и такие писатели, как Ги де Мопассан, Генри Джеймс, Марк Твен…
— Не своди с них глаз! Не выпускай из рук! — загорелся Квиллер. — Сейчас же еду.
— Позволь дать тебе совет. Поскольку коробка очень большая, подъезжай к северной стоянке у задней двери: от неё лестница ведёт прямо вниз — в Центр Эдди Смита.
Квиллеру нравилась Лайза: всегда обо всем подумает — не только о том, кто по достоинству оценит редкую книгу, но и о том, как лучше загрузить покупку в машину.
— Кстати, Квилл, нужно обсудить одно дело по Литклубу. Если у тебя, конечно, будет время. — Она говорила официальным тоном, и это означало, что она не одна. — У тебя найдётся несколько минут?
Всегда падкий до маленьких интриг, Квиллер не заставил ждать себя с ответом:
— Буду через десять минут.
Некоторое время спустя Лайза в своём кабинете говорила ему тихим голосом:
— Квилл, информация только для тебя. Я бросаю ЦЭС и перехожу в Клуб здоровья ветеранов.
— Вот это да! — вырвалось у него. — Потрясающе! Разумеется, я рад за тебя! А что об этом думает Лайл?
— Лайл считает, что клубу очень повезло.
— Полностью согласен.
— Я буду отвечать за координацию всех мероприятий: нужно будет составлять планы, оформлять помещения, вовремя информировать членов клуба, подыскивать инструкторов, находить новые идеи и вообще…
— Тащить такой груз способна только ты. Дай знать, если я смогу тебе чем-нибудь подсобить.
Парадоксальное завершение разговора, думал он по дороге домой. Во что я вляпываюсь?
Квиллер коллекционировал парадоксальные фразы, завершающие разговор, и вдохновлял своих читателей пополнять его коллекцию. Когда-нибудь, заверял он, Фонд К. опубликует сборник, составленный из лучших изречений. Вот какие перлы ему присылали:
Не нужно брать с собою зонтик… Дождя не будет.
Комитет по дорожному строительству считает Старый деревянный мост абсолютно надежным.
Не стоит останавливаться, чтобы купить бензин… Нам ведь только перевалить через горы.
И за каждый такой перл — мало того что его печатали! — он награждал гордого собой автора толстенным жёлтым карандашом с золотой надписью «Перо Квилла» — трофеем, которым в народе очень даже дорожили.
По мнению Арчи Райкера, это была уловка ленивого журналиста — чтобы заставить читателей работать на себя и за себя. Это редакторское «фу», конечно, только спектакль, говорил себе Квиллер, взирая на мешки с письмами своих поклонников, заполнявшие почтовый отдел.
Не успел Квиллер втащить набитую книгами коробку в амбар, как тут же примчался Коко; Юм-Юм степенно явилась второй.
Квиллер поставил драгоценный трофей на бар, но Коко никак не мог успокоиться, устраивая спектакль под названием «Откуда добыча?». Однако, когда Квиллер распаковал книги, стало ясно, что причина вовсе не в них, а в коробке — именно она возбуждала у Коко неподдельный интерес. Интерес — это мягко говоря: кот неистовствовал по поводу коробки, то влезая в неё, то вылезая.
Квиллер позвонил в ЦЭС.
— Лайза, прилично ли поинтересоваться, кто даритель этих книг?
— А прилично ли спросить, на кой ляд тебе это нужно знать? — поддразнила его Лайза.
— Не мне, а Коко. Его интересуют не книги, а коробка, в которой они прибыли.
— Ну… она большая, — подумав, протянула Лайза. — Надо думать, он хочет свить в ней уютное гнездышко.
— Она не только большая, но и неприметная. Простая картонная коробка. Никаких наклеек — ни этикеток стирального порошка от «Проктор энд Гэмбл», ни рекламы «Супов от Кэмпбелла»…
— Знаешь, это забавнее, чем ты думаешь. Книги как раз от одной из ветвей семьи Кэмпбеллов, живущей на Алом мысу.
— Интересно, где они их приобретали… Ты близко с ними знакома? Тебе удобно у них спросить? Передай им, что хороший парень Коко интересуется происхождением их книг.
— Да они будут счастливы! Они все горячие поклонники «Пера Квилла».
После того как книгам определили место на полках и был прочитан вслух очередной кусок из «Женского портрета»
[9], Коко успокоился. Что до коробки, то её отнесли в чулан, где хранились отслужившие своё вещи и несколько садовых инструментов. И прилепили к ней записку: «Не выбрасывать»; происхождение же её содержимого так и осталось тайной.
В тот же понедельник, ближе к вечеру, когда Квиллер сидел, развалясь в любимом кресле, вдруг откуда ни возьмись появился Коко и вспрыгнул на ручку кресла. Его гибкое тельце было напряжено, а стоявшие торчком уши направлены в сторону окна.
Кто-то к нам едет, подумал Квиллер. Кот соскочил с кресла и побежал на кухню, где с барной стойки открывался прекрасный вид в окне. Квиллер последовал за ним.
Из окна был виден двор амбара, а дальше — участок густого леса и раскисшая от дождей дорога, которая вела к Мейн-стрит и нескольким старинным особнякам. Вокруг кольцевой развязки стояли две церкви, Публичная библиотека, Центр искусств и огромное старое здание суда.
Квиллер ждал, что сейчас из леса выедет машина. Ничего не появлялось, хотя Коко не покидал своего наблюдательного поста. Квиллер вернулся в кресло.
И тут на кухне затрещал телефон. Звонил адвокат.
— Квилл! Это Барт! Я хочу заскочить. У тебя найдётся пара минут? Я звоню из суда.
Квиллер был так ошеломлён, что потерял дар речи: Коко знал про звонок из здания, отстоявшего от амбара на полмили!
— Квилл! Ты меня слышишь? Я говорю…
— Слышу, слышу, Барт. Это Коко отвлек моё внимание, вот и все. Приезжай.
— Скажи Коко, у меня для него вкусненькое.
— К нам едет ваш дядя Джордж, — объявил Квиллер сиамцам.
Несколько минут спустя адвокат прибыл и был радостно встречен тремя обитателями амбара. Теперь уже вчетвером они гуськом проследовали к заседательскому столу: Квиллер нёс кофе, адвокат — свой кейс, а сиамцы гордо несли свои поднятые как стяги хвосты.
Барт открыл кейс и сообщил:
— Жена прислала кискам угощение — она печёт эти штуковины для наших безобразников, которые обожают их за звуковые эффекты: весёлый хруст.
И он вытащил из кейса, набитого бумагами, полиэтиленовый мешочек.
— Это вроде бисквита, но с добавкой, делающей его особенно лакомым для кошек. Жена называет это бис-кот. Бискот!
Коко и Юм-Юм получили разрешение понюхать мешочек, но наслаждаться его содержимым было ещё рано.
— Пока ты здесь, Барт, нельзя ли просветить меня, что представляет собой дом Ледфилдов, в котором теперь устраивают музей. Далеко не все знают, что его называют «Старой усадьбой» — и называли так последние сто лет. Хотел бы я знать, не читал ли дед Натана Ледфилда «Легенды старой усадьбы» Готорна и не почерпнул ли из книги кое-какие идеи. Если так, то это материал для «Пера Квилла».
— Ты хотел бы прогуляться по дому Ледфилдов? — спросил Барт. — Это можно организовать.
И он подробно стал объяснять, какие юридические тонкости необходимо соблюсти для того, чтобы превратить частный дом в муниципальный музей.
— У Натана Ледфилда давно уже были две помощницы: Дейзи Бэбкок, занимавшаяся финансовыми вопросами, и Альма Ли Джеймс, которая ведает его коллекцией антиквариата и декоративно-прикладного искусства… Ты, возможно, знаком с художественной галереей её родителей, Квилл. Альма Ли очень знающая девица, а благодаря своим связям ещё и весьма полезна в плане приобретений для ледфилдовской коллекции… Можно ещё кофе?
— Передача усадьбы округу потребовала, должно быть, значительных перемен, — заметил Квиллер, наполняя чашку адвоката.
— Ну, не таких уж и значительных, — заверил тот. — Директором музея назначили Альму Ли. В её обязанности входит обучать экскурсоводов, а также надзирать за состоянием здания. Дейзи Бэбкок получит должность помощника директора, поскольку финансовая часть отходит к представителю округа — советнику по инвестициям.
— Значит, за разрешением осмотреть «Старую усадьбу» надо обращаться к мисс Джеймс, — заключил Квиллер.
— Да, либо она, либо мисс Бэбкок могут провести тебя по усадьбе… С твоего позволения, я немного посплетничаю: Дейзи Бэбкок недовольна, что её задвигают на второй план. При Натане Ледфилде, когда он был боссом, Дейзи ходила в его любимицах! Не удивлюсь, если она уйдёт. Она замужем за одним из сыновей Лингуини, но осталась при своей девичьей фамилии.
— Мудрый поступок, — пробормотал Квиллер, подумав про себя, что Дейзи Лингуини хорошо звучит для гимнастки, работающей на трапеции в цирке, но вряд ли подходит для секретарши миллиардера. — Это те самые Лингуини, которые владеют замечательной итальянской таверной?
Таверна Лингуини была семейным предприятием. Если завсегдатай справлял там день рождения, папа Лингуини выходил из кухни в шеф-поварском колпаке, вставал на одно колено, широко разбрасывал руки и голосом оперного певца возглашал: «С днём р-р-рождения!»
— Сыновья, по всей видимости, не продолжили семейную традицию…
— Они предпочли открыть магазин «Всё для фуршета» — гастрономия, кондитерские изделия, напитки — и завести виноградник. Хотят ещё запустить винный завод, но соседи, живущие на побережье, протестуют.
Собираясь уходить, Барт сказал:
— Что касается посещения «Старой усадьбы»… Обе женщины могут и поводить по ней, и ответить на твои вопросы, но из соображений политкорректности лучше, я думаю, обратиться к Альме Ли Джеймс. Давай я попробую навести мосты. Я знаю, ей смерть как хочется взглянуть на твой амбар…
— Половина населения Запада хочет взглянуть на мой амбар. Ладно, заметано. Как мы это организуем?
— Я как-нибудь при случае её подвезу, ну а если она будет толкаться тут слишком долго, ты от неё аккуратненько избавишься.
— А она любит кошек? — спросил Квиллер. — Коко, как известно, реагирует на алурофобов в весьма своеобразной манере.
— Она из Локмастера, ей привычнее собаки и лошади.
— Я могу отправить Коко и Юм-Юм на третий ярус.
— Нет! Нет! — воспротивился Барт, убеждённый алурофил. — Это их амбар. Пусть она к ним приноравливается. А если ей захочется чихнуть или почесаться, то надолго она не задержится.
Уловив нотки предубеждения в голосе адвоката, Квиллер спросил:
— А что ты сам думаешь об этих дамах, присматривающих за усадьбой?
— Дейзи всегда непосредственна и доброжелательна, Альма — терпеть не могу это имя — тепла или холодна, приветлива или сдержанна — смотря по настроению… Ты меня извини… Я вырос в доме тетки, которую звали Альма, она позволяла своим сыновьям ломать мои игрушки и палить в меня из водяных пистолетов.
За что Квиллер любил Барта, так это за искренность.
Уже прощаясь, Барт сказал:
— Почти забыл. Моя дочурка просит об одолжении. Она занимается какими-то исследованиями и будет благодарна, если ты собственноручно заполнишь вот эту карточку. Напиши на ней два слова… — Он вынул из кармана карточку и ручку. — На одной стороне — собака, а на другой — кошка. И поставь свои инициалы.
Квиллер написал каллиграфическим почерком собака на лицевой стороне карточки. На оборотной изобразил с завитушками кошка, поставив под «ш» черточку длиною в дюйм.
— Спасибо. Дочка будет очень признательна. Она с полной серьёзностью относится к своей затее, хотя это её «исследование», конечно, никогда не опубликуют.
— Сколько ей лет? — спросил Квиллер.
— Девять, но тянет на все пятнадцать. Следующим летом хочет собрать материал по Локмастеру, — сказал Барт и, распираемый родительской гордостью, поднял брови.
Квиллер отыскал на полке «Легенды старой усадьбы» и ксерокопировал книгу страница за страницей на случай, если ему понадобятся цитаты в связи с усадьбой на Алом мысу.
В тот же вечер он записал в дневнике:
Понедельник.
Я считал, что разобрался в Коко до конца. Он знает заранее, что сейчас зазвонит телефон.
Но сегодня он знал, что дядя Джордж едет к нам из магистрата, ещё до того, как тот определился в этом своём намерении. А бискот в его кейсе? И об этом Коко тоже знал?!
Это звучит более тем странно, и мне иногда кажется, что я скольжу по краю бездны.
Я имею в виду следующее: твёрдо установлено, что Коко знает заранее, что произойдёт. Может ли он влиять на происходящее — заставлять окружающих совершать какие-то действия?
Нет, я не хочу так далеко заходить, но я признаю, что он таки внушает мне те или иные идеи. В этом нет ничего нового: Кристофер Смарт[10] знал это несколько веков назад.
Но почему приятель Юм-Юм знает и может больше, чем большинство представителей кошачьего племени? Я утверждал и утверждаю: потому что у него шестьдесят усиков! (Или вибрисс — называйте их, как вам угодно.) Что бы ни говорила тут доктор Конни и ни писали в научной литературе, я утверждал и утверждаю: все дело в усиках!
Как далеко готов я в этом зайти?
Может быть, лучше помолчать? А то начнут ещё считать волоски в моих усах. Вот будет потеха! Коко посылает сообщения, а я принимаю!
И Квиллер погрузился в свои фантазии. Что за исследовательская группа из нас получится!.. Усики Коко будут посылать сообщения обо всем происходящем, а мои усы — принимать и классифицировать данные.
Четыре
Вторничную колонку Квиллер завершил несколькими «парадоксальными концовками», предложенными читателями. Народные перлы прибывали в отдел писем «Всячины» на почтовых открытках. Читательское соучастие было признаком процветания провинциальной газеты маленького городка, а «парадоксальные концовки» поступали от всех слоев населения. «Непечатных» среди них почти не встречалось, а лучшие планировалось опубликовать, как это было обещано, в книге, доход от которой должен был пойти на благие дела, Лучшими были признаны:
Мой новый котеночек — прелесть и, уверяют, уже приучен проситься.
Я не пью уже пять лет… и никакого вреда, если промочу свою глотку разок.
Моя собака любит показать клыки… но иногда не кусается!
Простите, инспектор… я думал, мне дали зелёный свет.
Квиллер принёс вторничную колонку в редакцию «Всячины» и, проходя через длинный холл, услышал, как главный редактор громыхает за закрытой дверью. Грозный рев он обычно сопровождал размахиванием кулаками. А вот кого из сотрудников он там распекал, сказать было трудно.
Квиллер заглянул в кабинет редактора кулинарного отдела.
— Чем ты кормила мужа на завтрак, Милдред?
— Потом, потом! У меня аврал! — отмахнулась она.
— Что случилось? — спросил Квиллер одного из репортёров.
— Клариссу Мур отпустили домой в Индиану на похороны, а сегодня утром пришла телеграмма: она не вернётся! Арчи в бешенстве, и я его не виню, — сказал репортёр. — Для студентки журфака, только-только его окончившей, у неё здесь были неплохие условия.
Квиллер и сам внёс свою долю в создание дружеской атмосферы вокруг новенькой, и хотя она проявила себя как хорошая очеркистка, но была все-таки не настолько хороша, чтобы простить ей столь бесцеремонную выходку.
— А она забрала с собой кота? Если она забрала Джерома, значит, знала, что уезжает навсегда, иначе она оставила бы его в квартире и попросила присмотреть за ним соседей. — Он сделал маленькую засечку в памяти, что надо спросить об этом Джада Амхёрста, живущего в одном из кондоминиумов в Уинстон-парке.
Он не любил неопределенности.
Крайним сроком для сдачи вторничного «Пера» был полдень — двенадцать ноль-ноль, и Квиллер оставил свой текст у выпускающего редактора согласно установившемуся обычаю — без опоздания, но и не слишком уж рано.
Джуниор Гудвинтер взглянул на распечатку и, вызвав звонком рассыльного, сказал Квиллеру:
— Ты не знаешь кого-нибудь на место очеркиста? Джилл Хендли в отпуске по уходу за ребенком и вернётся только через несколько месяцев.
— А что если дать серию очерков, которые напишут, так сказать, внештатные корреспонденты? Пусть обращение к ним будет не просьбой «выручить», а честью; они станут соперничать друг с другом за эту привилегию. И ты, сыграв на их честолюбии, сможешь одновременно сыграть на их бескорыстии. Могу назвать тебе десяток имён, даже не раздумывая: Билл Тёмерик, доктор Абернети, Мейвис Адамс, доктор Конни Косгроув, Уэзерби Гуд, Торнтон Хаггис, Джад Амхёрст, Полли Дункан…
— Остановись! По-моему, отличная идея!
— Веннелл Мак-Веннелл, — продолжал Квиллер. — Его жена, астролог. Сайлас Дингуолл. Мегги Спренкл может написать о программе защиты животных…
— А ты не организовал бы это для нас? — осторожно забросил удочку Джуниор.
— Я — литератор, — гордо сказал Квиллер. — А не куратор спецпроектов.
Квиллер поспешил домой, чтобы, выдав своим питомцам их полуденную порцию, заняться собственной проблемой — подумать, как подать материал о «Старой усадьбе» в пятничной колонке.
Полюбившуюся ему идею о связи усадьбы с «Легендами» Готорна требовалось проверить, и чем скорее, тем лучше. Адвокат был в своих высказываниях откровенен, однако не мешало бы выслушать и ещё чьё-то мнение.