Лилиан Джексон Браун

Кот, который плыл вверх по ручью

Посвящается Эрлу Беттингеру, мужу, который…




ГЛАВА ПЕРВАЯ

В Мускаунти, лежавшем в четырёхстах милях к северу от чего бы то ни было, шла Неделя москита. Целые армии молодых энергичных кровососов поднялись с лесных болот и развернули боевые действия по всему округу, изводя туристов. Старожилов они не трогали. И даже те, кто поселился в Мускаунти недавно, вскоре приобретали иммунитет. Вероятно, причиной тому были минеральные вещества, содержавшиеся в питьевой воде и в почве, на которой вырастал такой вкусный картофель. Что касается чужаков, приезжавших сюда летом, то они закупали в огромных количествах средства от насекомых и нахваливали великолепную погоду, чудесную рыбалку и красоту пейзажей Мускаунти.

Одним летним утром в середине июня журналист, который вёл колонку в газете «Всякая всячина», трудился над ежегодным приветствием Неделе москита: ему нужно было написать тысячу слов, успев к сроку. С лёгкой иронией он пересказывал то, что сообщили ему читатели. Один фермер якобы научил докучливых насекомых будить его по утрам, чтобы он не проспал время дойки. Учитель музыки из Пикакса приручил одаренную особь, которая жужжала «Свадебный марш» Мендельсона

Журналист, Джеймс Макинтош Квиллер, прежде был известным репортёром уголовной хроники и сотрудничал с главными газетами Центра — так местные жители называли все штаты, за исключением Аляски. Из-за случайно доставшегося ему наследства Квиллеру пришлось переехать на север, в Пикакс — главный город округа (население три тысячи человек). Благодаря наследству он также стал самым богатым человеком на северо-востоке центральной части Соединённых Штатов. (Это долгая история.)

Квиллер, возраст которого приближался к пятидесяти, имел впечатляющую внешность. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина с пышной шевелюрой, уже начинавшей седеть, и роскошными усами цвета перца с солью. Задумчивый взгляд, располагающие манеры и готовность выслушать собеседника побуждали ему довериться. Друзья, читатели и сограждане обнаруживали, что за его невозмутимой внешностью кроется незаурядная личность с чувством юмора. Всем было также известно, что он живёт в перестроенном амбаре для хранения яблок с двумя сиамскими кошками.

Квиллер печатал свою колонку «Из-под пера Квилла» на старенькой электрической машинке в амбаре, а кот за ним наблюдал. Когда хозяин вынул из машинки последний лист, Као Ко Кун издал урчание, давая знать, что сейчас зазвонит телефон.

Он действительно зазвонил, и знакомый женский голос встревоженно произнёс:

— Прости, что беспокою тебя, Квилл.

— Ничего. Я как раз закончил…

— Мне нужно побеседовать наедине, — прервала она, — пока моего мужа нет в городе.

Квиллер обладал здоровым любопытством и журналистской тягой к приключениям.

— Куда он уехал?

— В Биксби, за сантехникой. Возможно, это глупо с моей стороны, но…

— Не беспокойся. Я буду у тебя через полчаса.

— Заходи в коттедж за гостиницей.



Лори и Ник Бамба были молодой супружеской парой. Когда Квиллер только приехал из Центра и был в Мускаунти новичком, искусанным москитами, супруги пришли ему на помощь. Тогда Лори служила почтмейстером, а Ник — главным инженером в тюрьме штата. У них было две мечты — вырастить детей и управлять маленьким отелем.

И как только Квиллера попросили подыскать достойных управляющих для новой гостиницы «Щелкунчик» в Блэк-Крик, он с радостью порекомендовал эту симпатичную чету. Если бы он не был единственным наследником тети Фанни Клингеншоен (с которой даже не состоял в родстве)… И если бы его не подавляли размеры свалившегося на него состояния (миллиарды) и ответственность, сопряжённая с этим… И если бы он не основал Фонд Клингеншоенов, для того чтобы использовать деньги на благо общества… И если бы Фонд К. не купил старый особняк Лимбургеров, дабы переделать его в сельскую гостиницу…

Таким размышлениям он предавался по пути в Блэк-Крик, который хирел потихоньку, пока «Щелкунчик» не вдохнул в него жизнь. В журнале регистрации постояльцев стали появляться известные имена, в центре открылись новые магазины.

Квиллер видел викторианский особняк Лимбургеров, когда ещё был жив последний, весьма эксцентричный, представитель этого рода. Часть кованой железной ограды была продана проезжему незнакомцу; разбитое окно напоминало о Хэллоуине, когда старик отказался угостить ряженых, а полуразрушенное крыльцо — о том, как он бросался кирпичами в бездомных собак. По мнению Квиллера, если и было в особняке что-то хорошее, так это часы с безумной кукушкой, которая неуклонно выскакивала в положенное время и бодро объявляла время.

Сейчас, приближаясь к Блэк-Крик, Квиллер планировал свою стратегию. Все в Мускаунти знали его пятилетний коричневый пикап, так что не стоило, на радость сплетникам, парковаться у коттеджа супругов Бамба в отсутствие хозяина, который уехал в Биксби покупать сантехнику. Поэтому пикап был припаркован на главной автостоянке гостиницы, после чего его обладатель прогулялся вокруг и покормил белок. Поскольку у него не было арахиса, в ход пошли соленыё орешки к коктейлю. Впрочем, белки не возражали.

Лори Бамба, впустившая его в коттедж, не имела ничего общего с тем жизнерадостным существом, которое он знал. Золотистые косы, короной уложенные вокруг головы, утратили свой блеск, а синева глаз потускнела. Она предложила Квиллеру кофе и домашнее ореховое печенье, и он принялся за угощение.

— А как поживают блестящие отпрыски Бамба? — спросил он, чтобы слегка рассеять мрак.

— Мальчики в летнем лагере, а малышка — у своей бабушки в Мусвилле. По воскресеньям мы собираемся все вместе.

— Это хорошо. Так какой же серьёзный вопрос тебя занимает?

— Ну… Я всегда считала, что гостиница — это дело как раз по мне: принимать людей, делать всё, чтобы им было хорошо, создавать праздничную атмосферу. А вместо этого у меня тоскливо на душе.

— У тебя всё в порядке со здоровьем?

— На последнем осмотре мой доктор сказал, что я доживу до ста десяти лет. — Она произнесла это без тени улыбки. — И вот что странно: когда я приезжаю по воскресеньям в Мусвилл или на буднях по делу в Пикакс, я чувствую себя нормально. Думаю, в самом этом здании есть нечто наводящее тоску! Я всегда была чувствительна к тому, что меня окружает, и верю в теорию, согласно которой старые дома впитывают личность тех, кто жил там прежде.

— Я об этом слышал! — кивнул Квиллер. Однако не сказал, верит ли в это сам.

— Ник говорит, что это глупо с моей стороны. Он считает, что всё это я себе нафантазировала. Это прекрасный старый дом, и его великолепно отделали заново, но я чувствую, что над ним нависла какая-то тёмная туча

Что мог сказать Квиллер? Он подумал о доме Данфилдов на побережье, в котором был убит человек. Риэлторам не удавалось ни сдать дом в аренду, ни продать.

— Хотелось бы мне хоть чем-нибудь помочь, — вымолвил наконец Квиллер. — Я, пожалуй, проведу здесь несколько дней — посмотрим, не уловлю ли я какие-нибудь враждебные вибрации.

— Правда, Квилл? — воскликнула Лори. — Ты мог бы занять номер на верхнем этаже и взять с собой кошек. Ты будешь нашим гостем!

— Нет-нет! Легенда будет такая: якобы я собираю материал для своей колонки. Все расходы беру на себя. Как у вас по части питания?

— У нас можно обедать и ужинать. И мы заполучили превосходного шеф-повара — из Палм-Спрингс. А ещё в номерах имеется маленький холодильник и кофеварка. Ты бы не хотел осмотреть один из них?

— В этом нет необходимости. Я совершил экскурсию по всей гостинице, когда она открылась прошлой осенью. А чёрный кот всё ещё здесь?

— Никодим? О да! Гости его любят — он такой милый, хоть у него и странные глаза! –

Это был чёрный гладкошерстный зверь с необычными, треугольными, глазами, взгляд которых походил на лазерный луч. — Он у нас присматривает за грызунами, — сказала Лори с прежней живостью. — Не ловит мышей, а только наводит на них ужас. Ты любишь плавать на каноэ, Квилл? У нас есть несколько каноэ у ручья.



Когда Квиллер был юным, он часто думал: «Если уж я не могу быть нападающим бейсбольной команды „Чикагские щенки“, или печататься в „Нью-Йорк таймс“, или играть на бродвейской сцене… мне бы хотелось быть сыщиком». И по сию пору тайны, даже такая сомнительная, как «тёмная туча» Лори, возбуждали его любопытство. Кроме того…

Квиллер обожал часто менять адреса. В те давние годы, когда он был репортёром и ему приходилось много разъезжать, он приобрёл вкус к путешествиям. История в Блэк-Крик подвернулась как нельзя кстати: главная женщина его жизни отправлялась в отпуск. Полли Дункан, директор Пикакской публичной библиотеки, планировала посетить деревушки-музеи под открытым небом в компании сестры, которая жила в Цинциннати. «Что это за страсть такая к путешествиям открылась у сестричек?» — думал Квиллер. В прошлом году в Канаде дамы познакомились с весьма представительным профессором из Квебека, и с тех пор тот переписывался с Полли… по-французски! Она утверждала, что это помогает ей совершенствоваться в языке.



Утром Квиллер должен был отвезти Полли в аэропорт, а сегодня вечером у них был прощальный обед в ресторане отеля «Макинтош».

Как только они уселись за столик, он задал обычные глупые вопросы:

— Вещи уложила? Волнуешься?

— Мне ужасно не хочется оставлять Брута и Катту, но поблизости живёт женщина, которая будет приходить два раза в день, чтобы покормить их и побыть с ними. Сегодня утром, принимая душ, я написала лимерик:



Хоть киска по имени Катта
Съедает вагон «Китти-Кэта»,
Она так мила,
Добра, весела!
Беда ли, что чуть толстовата?



— Я бы и сам не смог написать лучше! — восхитился Квиллер. — Если этим летом мы снова организуем конкурс лимериков, ты войдёшь в жюри?

— С радостью! Ну а что ты собираешься делать, пока я буду в отъезде?

— Читать дрянные романы и устраивать разнузданные вечеринки, если только удастся найти охотников до разнузданных вечеринок… А если серьёзно, то я планирую провести пару недель в гостинице «Щелкунчик» в поисках нового материала для моей колонки.

— Как бы мне хотелось, Квилл, чтобы ты поехал со мной!

— Возможно, в следующем году. Но никаких музеев! Мне вполне хватает того образования, которое я получаю, собирая материал для своей колонки «Из-под пера Квилла».

— Мы могли бы отправиться в гористый край Италии и читать там стихи вдали от обезумевшей толпы[1].

— В наши дни обезумевшая толпа повсюду, Полли, — щелкаёт затворами фотоаппаратов и покупает открытки. Между прочим, когда будешь посылать мне открытки, не забывай, что картинка менее важна, нежели текст на обороте. Больше новостей! Больше новостей!

Следующие две недели в ушах у Квиллера звенели эти слова: Полли всегда выполняла просьбы с рвением!

Но сначала Квиллеру ещё нужно было отвезти её в аэропорт к восьмичасовому утреннему рейсу на Миннеаполис. Прибыв туда после душераздирающего прощания с Брутом и Каттой, они узнали, что вылет задерживается, поскольку не прибыл пилот. Как сообщил менеджер аэропорта, заболела няня, с которой летчица оставляла своего ребёнка, и возникли сложности с поиском замены. В конце концов авиаторша появилась, и у пассажиров отлегло от сердца.

Когда наконец самолёт вырулил на взлетную полосу, взмыл в небо и растворился вдалеке, провожающие смотрели ему вслед так, словно были свидетелями величайшего чуда.



По пути домой Квиллер свернул на обочину шоссе, чтобы сделать несколько телефонных звонков. Мускаунти был первым округом в штате, где запретили пользоваться мобильными телефонами за рулём. Члены окружной комиссии предвкушали, что поступления от штрафов будут достаточными, чтобы построить стадион.

Первым он позвонил Эндрю Броуди, шефу пикакской полиции.

— Энди, меня несколько недель не будет в городе, и у меня есть бутылочка шотландского виски двенадцатилетней выдержки. Она слишком хороша, чтобы оставлять её взломщикам. Как насчёт того, чтобы заглянуть ко мне и пропустить стаканчик перед сном?

Шеф, также не склонный вводить вора в грех, сказал, что будет у Квиллера в десять вечера.

Затем Квиллер набрал номер Джуниора Гудвинтера, вечно юного главного редактора газеты «Всякая всячина».

— Джуниор, материал для нескольких следующих моих колонок пришлю по факсу. Я буду пересекать египетскую пустыню на верблюде.

— Так скоро? Ты же только что вернулся из Парижа, который объездил на скейтборде!

— Знаешь ли, мне нужно, чтобы моя колонка была свежей.

— Только не перестарайся, — предостерёг его Джуниор. — Наши читатели консервативны.



Направляясь домой, Квиллер мысленно составлял список того, что нужно сделать, и того, что следует захватить с собой в Блэк-Крик, находившийся в получасе езды от его дома.


Известить почту.
Известить поверенного.
Известить службу охраны.
Очистить холодильник.
Упаковать одежду, письменные принадлежности, книги, журналы.
Упаковать кошачий туалет и две большие сумки с наполнителем для этого туалета, две тарелки и две миски для воды, витамины, расчёски для кошек, шлейку и поводок Коко.
Взять с собой велосипед «Лунный свет».


Сиамцы ждали его с тревогой: они знали! Они чувствовали, что в их благоустроенной, размеренной жизни грядут перемены.

— Мы отправляемся на каникулы! — объявил Квиллер. — Вы будете гостями в шикарном отеле с обслуживанием номеров и шеф-поваром из Палм-Спрингс! Там постоянно проживает кот по имени Никодим, который очень дружелюбен. И вы даже можете поплавать по ручью в каноэ.

Однако сиамцев, которые придерживались принципа: «В гостях хорошо, а дома лучше», всегда возмущал непоседливый нрав хозяина. С неодобрительным видом они неподвижно сидели на месте, и на них падал солнечный луч, проникший через высокое окно амбара. Их светло-бежевый мех блестел, а тёмно-коричневые масочки и уши особенно выделялись при ярком свете.

— Ну так примите к сведению, что вам все равно придётся ехать, — сказал им Квиллер.

Юм-Юм, маленькая изящная кошечка, отвела от него взгляд. Коко, величественный кот, знавший, что его полное имя — Као Ко Кун, бил по полу коричневым хвостом. Когда сиамцам был предложен обед, они проигнорировали его и принялись за еду только после того, как Квиллер вышел из комнаты.



Днём он наведался в Центр искусств, где должен был поучаствовать в отборе лучшей работы, представленной на новой выставке, которая открывалась в воскресенье. На ней экспонировались автопортреты местных художников. Он первым бы расписался в своей некомпетентности, но знал, что жюри нужно его имя, а не его суждение. Менеджер Центра искусств стрельнула в него глазками — у Барб Огилви был талант строить глазки, помогавший неизменно добиваться своего. Она и не подумала предупредить Квиллера, что все работы на выставке выполнены учениками третьего класса.

— Цель этого мероприятия, — объяснила она членам жюри, — заключается в том, чтобы завлечь в Центр искусств семьи, которые иначе никогда бы сюда не зашли. Они проголосуют за своего отпрыска и угостятся пуншем и печеньем. Мы надеемся приобрести новых друзей.

Жюри признало лучшей работой портрет белокурой девочки в розовом платье, выполненный пастелью.

Барб спросила Квиллера:

— Вы будете на открытии?

— Мне очень жаль, но у меня дело в Блэк-Крик. Однако я надеюсь, что вы не откажетесь пообедать со мной как-нибудь после — в гостинице «Щелкунчик». — Он обожал приглашать кого-нибудь — кого угодно — на обед в хороший ресторан.

— С большим удовольствием! — воскликнула она, отчаянно строя глазки. Никто никогда не отказывался отобедать с Квиллером.



«Пока что все идёт хорошо», — думал Квиллер. Теперь ему предстояло самое трудное — перевезти на новое место двух упрямых кошек, которые терпеть не могли переездов. Его план действий заключался в том, чтобы втихую провернуть три операции.

Сначала, поджидая Энди, он перенёс сиамцев в павильон в саду. Квиллер надеялся, что там, среди природы, ночные звуки отвлекут их внимание от хозяина, пока тот будет грузить свой велосипед в пикап.

Ровно в десять часов вечера в амбар прибыл Эндрю Броуди, рослый шотландец, у которого был властный вид шефа полиции и важная походка волынщика — он действительно играл на волынке.

— Итак, что случилось на этот раз? — осведомился он.

— Я уезжаю в Блэк-Крик. Поживу в гостинице «Щелкунчик», пособираю материал для своей колонки.

— А как ты поступишь с кошками?

— Возьму их с собой. — Квиллер выкладывал на доску для сыра чеддер, гауду и стилтон. Энди любил сидеть у барной стойки и отрезать себе кусочки сыра. — Твоя дочь отлично поработала над переделкой этого старого дома, Энди.

— Да, там была настоящая свалка.

— В следующем месяце его фотографию поместят в одном из самых известных журналов. Как я слышал, на Фрэн посыпались предложения из Чикаго и отовсюду.

— Да, у неё неплохо идут дела, — ответил Броуди с печалью в голосе.

Тут Квиллер вспомнил, что беседует с типичным старозаветным отцом из северных краев, который считает, что семейная жизнь предпочтительнее карьеры. Он сменил тему:

— Энди, ты знал старого Гаса Лимбургера?

— Ну конечно! Он был чудаковатым стариканом. Таскался за женщинами, упрашивал выйти за него замуж и превратить его особняк в пансион. Приставал к старым и молодым, уродливым и хорошеньким, замужним и незамужним. Мы получали так много жалоб, что пригрозили оштрафовать его за нарушение общественного покоя. — Энди хлопнул себя по колену и расхохотался. — Луиза Инчпот выгнала его из закусочной, орудуя скалкой! Это было после того, как он вернулся из Германии, немного там пожив. Я тогда работал в ведомстве шерифа. Патрулируя, мы непременно останавливались возле особняка Лимбургеров. Люди называли его «дом с привидением». Это было двадцать три года тому назад… А ты когда-нибудь видел старого Гаса?

— Я попытался взять у него интервью, но он был слишком эксцентричен. Сидел на крыльце и швырял камни в бродячего пса. Он как-то раз погнался за собакой и, споткнувшись о расшатанный кирпич у парадного входа, расшибся насмерть.

— Все удивились, узнав, что у него имелась дочь в Германии. Бьюсь об заклад, она была счастлива продать все Фонду К.

— Подлить тебе ещё, Энди? — спросил Квиллер.

— Самую малость… Послушай-ка, а ты знаком с доктором Абернети? Он живёт в Блэк-Крик. Педиатр. Лечит моих внуков.

— Нет, я его не знаю. Моих домочадцев лечит ветеринар.

Гость хмыкнул в ответ и продолжил:

— Док может поведать тебе одну историю, которая в корне изменила его жизнь.

— Каким образом?

— А вот спроси у него сам. История что надо — и он клянется, что всё это чистая правда.

— И он пишет хорошие письма в газету, — признал Квиллер.

— Добропорядочный гражданин. Неравнодушный. — Шеф взглянул на часы и допил свой стакан. — Мне нужно заехать за женой в церковь.

После его отъезда началась вторая операция согласно плану, выработанному Квиллером. Доставив кошек из павильона в саду, он угостил их более плотным ужином, нежели обычно. Они побрели по лестнице наверх, в свою спальню, и Квиллер поставил на их видеомагнитофон фильм о животных (без звука). Юм-Юм уснула, прежде чем он закрыл за собой дверь, а Коко сонно покачивался перед экраном.

Поздравив себя с этим, Квиллер провёл следующий час в лихорадочной, но бесшумной деятельности: он расхаживал по дому в домашних тапочках, пакуя вещи, открывая и закрывая двери и ящики комодов, прилагая все усилия, чтобы, не дай бог, ничего не уронить.

Всё шло по плану. Шеф полиции пообещал в его отсутствие присматривать за амбаром. Всё, что могло потребоваться человеку и кошкам в течение трёх недель, было сложено в кухне и готово — оставалось лишь погрузить багаж в пикап и тронуться в путь до завтрака. Наконец Квиллер выключил свет и отправился в свою спальню на первом полуэтаже. Но не успел он выключить свет, как до него донеслись пронзительные завывания на два голоса. Его передернуло. Казалось, ему хотели сказать: «Тебе нас не провести, дурья башка!»

Но тут уж он ничего не мог поделать: они будут вопить, пока у них не сядут батарейки. И тут Квиллеру пришло в голову перечитать одно место из книги, которую он писал. Это было собрание легенд Мускаунти, и называлось оно «Короткие и длинные истории».


ЛЕГЕНДА О МУСОРНОЙ КУЧЕ
В середине девятнадцатого века в Мускаунти начался расцвет — что-то вроде золотой лихорадки, но только без золота. Здесь были залежи угля, который добывали, леса, которые валили, плодородная почва, которую возделывали. Одним словом, тут наживались целые состояния. Мускаунти становился самым богатым округом в штате.
В 1859 году сюда прибыли из Германии через Канаду на шхуне два молодых человека, у которых не было ни пенни за душой. Ступая на чужую землю, они огляделись, дабы определиться, и оба увидели её одновременно! Банкноту в мусорной куче! Даже не взглянув на цифру, обозначенную на ней, юноши разорвали банкноту пополам в знак своего партнёрства. С тех пор они всё делили поровну.
Их звали Отто Вильгельм Лимбургер и Карл Густав Клингеншоен. Им было по пятнадцать лет.
В округе требовалась рабочая сила. Они нанялись плотниками. Трудились долгие часы, повиновались приказам, обучались всему, чему только могли, использовали свою сноровку, не упускали шансы, одалживали с умом, надували понемножку и — в конце концов завели своё собственное дело.
Когда обоим было за тридцать, им уже принадлежали все меблированные комнаты, гостиницы и забегаловки вдоль побережья. Только тогда они женились: Отто — на богобоязненной женщине по имени Гретхен, а Карл — на бойкой особе по имени Минни, которая любила повеселиться. На двойной свадьбе друзья поклялись, что назовут детей именами друг друга. Они надеялись, что родятся мальчики; а если это будут девочки, то их можно назвать Карла и Вильгельмина. Таким образом две семьи сделались бы ещё ближе… Но тут с побережья стали просачиваться дурные слухи о жене Карла. Когда Карл заявил, что это клевета, Отто ему поверил.
И тут случилось такое! В один прекрасный день Карл предложил своему партнёру расширить их империю: добавить салуны, танцзалы, публичные дома… Отто был возмущён! Между друзьями завязался спор. Посыпались взаимные оскорбления. Они даже подрались, разбив друг другу носы. И наконец, разорвали половинки купюры, которые неизменно носили в кармане со времени «чуда мусорной кучи».
Карл продолжил заниматься теперь уже собственным делом и весьма преуспел в финансовом отношении. В доказательство этого он построил чудесный каменный особняк в Пикаксе — напротив здания суда. Не желая ударить в грязь лицом, Отто выписал каменщиков и резчиков по дереву из Европы, дабы построить каменный дворец в местечке Блэк-Крик. Следует отметить, как приняло общество появление этих двух архитектурных чудес. Элита округа жаждала получить приглашение на чай от Лимбургеров и взглянуть на резьбу по чёрному американскому ореху, украшавшую особняк Отто. Карл и Минни тоже разослали приглашения, но к ним на приём никто не пришёл.
Когда стало известно, что в каменном особняке скоро будет свадьба, в самых знатных семьях никто не мог говорить ни о чем другом. Невестой была единственная дочь Отто. Он устроил ей брак с подходящим молодым человеком из семьи Гудвинтер. Была назначена дата венчания. Кого же пригласят? Правда ли, что Отто повел дочь в магистрат и официально изменил её имя с Карлы на Эльзу? Это было правдой. Сундук для приданого Эльзы был доверху наполнен великолепным постельным бельем и роскошными свадебными туалетами. Свадебные подарки доставляли в лучших экипажах города. Швеи трудились день и ночь над костюмами гостей, приглашенных на свадьбу. Наряды для жениха и невесты везли морем из Германии. А вдруг на море разыграется шторм?! А вдруг они не прибудут вовремя?!
И вот перед самой свадьбой дочь Отто сбежала с младшим сыном Карла Клингеншоена!
От этого удара, стыда, леденящего душу ужаса и подозрения, что тут не обошлось без участия Карла и Минни, разум Отто помрачился.
Что же касается юной пары, то ходили слухи, что она уехала в Сан-Франциско. Когда несколько лет спустя дошли вести, будто молодая чета погибла во время землетрясения, отец Эльзы понятия не имел, о ком идёт речь.
Карл и Минни прожили всю жизнь в самом роскошном особняке Пикакса, и общество их игнорировало. Карл так и не узнал, что его огромное состояние уничтожит финансовый кризис 1929 года.
К концу столетия единственным потомком Отто был чудак, который сидел на пороге каменного дворца и швырял камни в собак.
Единственным потомком Карла была Фанни Клингеншоен, нажившая новое богатство — в десять раз больше того, что сколотил её дед.
И вот наконец сага о двух семьях получила любопытное завершение. Фонд Клингеншоенов купил два дома, принадлежавших Лимбургерам, — особняк в Блэк-Крик и отель в Пикаксе. Первый стал гостиницей «Щелкунчик», а второй — отелем «Макинтош». Таков конец легенды о мусорной куче.


Закончив читать, Квиллер подумал: «Итак, над старым зданием нависла „тёмная туча“… Ну что же, поживём — увидим!»

ГЛАВА ВТОРАЯ

Стратегия Квиллера касательно утреннего отбытия заключалась в том, чтобы застать своих спутников врасплох: ранний подъём, никакого завтрака, запихать их в переноску, прежде чем они успеют открыть глаза, — и вперёд! Он беседовал с кошками обо всем — было неясно, недовольны они или ошеломлены.

— Это ничуть не хуже, чем визит к ветеринару на ваш ежегодный осмотр. И, что приятно, вам не грозят ни шприц, ни термометр. Вас там примут как дорогих гостей и поселят в номере на третьем этаже с прекрасным видом из окон. Там полно белок и ворон, так что скучать вам не придётся. А ещё там постоянно живёт кот, незаурядная личность. Вы не будете общаться с ним напрямую, но можете обнюхаться через дверь. А Коко может ходить на прогулки к ручью и наблюдать, как форель выпрыгивает из воды.

Кот был всегда готов надеть шлейку и отправиться на прогулку на плече Квиллера. Кошечка же не признавала подобного развлечения: когда на неё надевали ремни, она валилась на бок, и её нужно было тащить, как игрушечный автомобиль на веревочке.

Квиллер, взявший на себя роль гида, рассказывал сиамцам больше, нежели тем бы хотелось узнать, однако тембр его голоса действовал на них успокаивающе. Он поведал, как Блэк-Крик, который процветал во времена пионеров, превратился в груду пепла во время большого пожара в 1869 году, как потом, восстановленный, город достиг ещё большего величия: там появились оперный театр и особняк Лимбургеров. После закрылись шахты, леса вырубили, и Блэк-Крик стал захудалым городишком.

Когда Квиллер остановился, чтобы перевести дух, Коко произнёс: «Йау!», желая показать, что слушает. Юм-Юм дремала: рассказ её убаюкал.

Пикап подъехал к отелю, и тут же из дверей выскочил молодой человек со словами:

— Добро пожаловать в гостиницу «Щелкунчик»! Наверное, вы мистер Квиллер. Я Трент. Я провожу вас на третий этаж, в наш самый лучший номер!

Это был один из студентов Мускаунтского колледжа, изучавших науку управления ресторанами и отелями. Эти ребята работали неполный день в качестве портье, судомоек, горничных и официантов. Они были рады приобрести опыт в части гостиничного и ресторанного менеджмента и горели энтузиазмом.

Трент погрузил весь багаж в новый лифт, который поднимался медленно и плавно.

— У вас киски? — осведомился Трент.

— Йау! — прозвучал такой оглушительный вой, что лифт содрогнулся.

— О господи! Что же это за зверь?

— Сиамец мужского пола, — ответил Квиллер. — Он обижается, когда его зовут киской. Он кот.

— Прости меня, кот!.. Он кусается?

— Он кусает только студентов Мускаунтского колледжа. Следите за своими выражениями.

— Как его зовут?

— Као Ко Кун… Для вас — Коко.



Как только они оказались в номере, Квиллер открыл дверцу переноски, и две кошки осторожно выбрались наружу плечом к плечу, оглядываясь налево и направо.

— Добро пожаловать в «Щелкунчик»! — воскликнул Квиллер.

Юм-Юм, как обычно, тщательно обнюхала незнакомый ковер. Коко направился прямо к закрытой двери в переднем углу гостиной. Знал ли сиамец, что она ведёт в башенку? Ему нравилось забираться наверх и смотреть оттуда вниз. Квиллер послушно повернул старинную медную дверную ручку. Дверь была заперта.

— Вкусненькое! — объявил он и наполнил две тарелки едой, а затем позвонил в офис относительно запертой двери.

— Говорит Ник Бамба, — ответил бодрый голос.

— Ник, это Квилл. Мы только что прибыли и…

— Добро пожаловать в гостиницу «Щелкунчик»! Рад тебя слышать! Между прочим… — Тут он понизил голос. — Лори сказала, что беседовала с тобой о «тёмной туче». Сам я не верю во всю эту мистику. А ты, Квилл?

— Я стараюсь придерживаться широких взглядов.

— И всё равно мне бы хотелось, чтобы ты поговорил с Лори и вразумил её. Она к тебе прислушается… Как тебе нравится твой номер? Все о\'кей?

— За исключением двери, которая заперта. По-видимому, она ведёт на башню.

— Ах да… Я искал ключ повсюду. Безуспешно.

— Почему бы тебе не взломать замок? Ты же умеешь. Коко хочет туда попасть и полюбоваться видом сверху.

— Хорошая идея, Квилл. Я иду сию минуту, — одобрил Ник.

Квиллер медленно спустился вниз, восхищаясь резной лестницей из древесины чёрного американского ореха темно-шоколадного оттенка с пурпурными прожилками. В холле его приветствовала взволнованная молодая женщина:

— Добро пожаловать в гостиницу «Щелкунчик»! Должно быть, вы мистер Квиллер. Я Кэти, помощник менеджера во время уикендов. Мы рады принять вас здесь. Мы любим колонку «Из-под пера Квилла» и хотели бы, чтобы её печатали каждый день. Моя тетушка выиграла один из ваших конкурсов. Вы с нами позавтракаете? Садитесь, где вам угодно.

— Благодарю. И я хотел бы заказать столик на троих на вечер. На шесть тридцать.

Здесь, в бывшей гостиной особняка, было полно резного дерева: им облицевали камин, обрамили проёмы дверей и окон. Стены, прежде оклеенные викторианскими обоями, теперь покрывал слой бледно-коралловой краски. В обеденное время столы застилали скатертями того же оттенка. Это была приятная комната, и официантка, принявшая заказ, тоже была приятной. Квиллер заказал мелко нарезанную солонину с яйцом-пашот, а также горячие булочки с ядрами чёрного ореха.

— Меня зовут Белла, — представилась девушка. — Налить вам кофе? Я как раз заварила свежий.

Квиллер захватил с собой газету за пятницу, и едва он, прочитывая предложение, отпивал глоток кофе, Белла тут же доливала его чашку доверху.

— Вы будете в восторге от солонины с яйцом-пашот, — верещала она, подавая это блюдо. — Я только что отведала её, прежде чем заступить на смену. — Она порхала вокруг Квиллера, предлагая ему то ещё булочку, то кофе.

Вдруг возле его столика возник Ник Бамба:

— Хорошие новости! Мы открыли дверь, ведущую на башню!

— Присядь, — пригласил его Квиллер. — Выпей чашечку кофе. У них его полно на кухне.

— Угадай, что мы нашли! Винтовую лестницу, вырезанную из ствола чёрного ореха!

— А как она будет выглядеть на фотографии?

— Потрясающе! Там всё заставлено старой мебелью, но её можно вынести. И нужно как следует убрать в той комнате.

— Ну что же, Ник, вперёд на всех парусах! Издатель газеты приглашён мною на обед сегодня вечером. Я хочу показать ему эту лестницу.

Ник вскочил на ноги:

— Считай, что всё уже сделано! — И он вылетел из комнаты. Он славился тем, что делал всё сию минуту.

Квиллер покончил с завтраком, а потом дочитал газету за ещё одной чашкой кофе. На первой полосе было напечатано письмо к редактору от дока Абернети, друга Броуди из Блэк-Крик. Хорошее письмо.



Какой логикой руководствуется Почтовое ведомство США, уравнивая небольшие населённые пункты с пригородами мегаполисов? Оно бездумно закрывает почтовые отделения в деревнях и маленьких городах и строит новые прямо на пшеничных полях и пастбищах для овец.

Так уж сложилась, что почта в деревне — гораздо больше, чем место, где покупают марки и отправляют бандероли, и это продиктовано здравым смыслом. Деревенская почта — центр общественной жизни. Вокруг неё группируются бакалея, аптека, скобяная лавка, банк, кафе и парикмахерская. Они зависят друг от друга и поддерживают друг друга. На почте вы сталкиваетесь с соседом и обсуждаете погоду, урожай, семейные и прочие проблемы.

А что же происходит сейчас? Первыми исчезли почтовые отделения в Литл-Хоуп и Кэмпбеллтауне. Вместо них была построена одна почта между этими населенными пунктами. Вскоре туда же перебазировались банк Литл-Хоуп и бакалея Кэмпбеллтауна. Постепенно их примеру вынуждены были последовать и остальные заведения. И что же в результате? Центр обеих деревень вымер. И там, где два продавца и два парикмахера зарабатывали себе на жизнь, осталось по одному.

А между тем тарифы на услуги почты возрастают. Людям приходится ездить дальше, чтобы что-то купить или, к примеру, постричься.

На очереди Фишпорт и Блэк-Крик. За ними последуют Чипмунк и Скуунк-Корнерз. Кому всё это выгодно? Я чую недоброе!

Письмо было подписано: «Брюс Абернети, доктор медицины, друг Эндрю Броуди». Шефа полиции на мякине не проведёшь! Уж если он сказал, что у доктора есть в запасе любопытная история, то Квиллер готов был поверить этому — или, по крайней мере, разобраться что к чему.

После завтрака Квиллер пошёл прогуляться в шортах, сандалиях и бейсболке. Разумеется, все сразу же узнавали его усы. Как посол доброй воли «Всякой всячины», он отвечал галантным кивком на восхищённые взгляды женщин, а на приветствия мужчин — салютом. Он знал, что бейсболка ему идёт.

И всё же, недавно поселившись в этом северном краю, он дивился обилию бейсболок, которые местные мужчины надевали по любому случаю. Один коммивояжер объяснил ему, в чем тут дело: «Всякое падает с деревьев и с неба (не спрашивайте почему), и разумнее защитить голову». И Квиллер начал коллекционировать бейсболки: оранжевые, красные, чёрные, жёлтые, — а недавно к ним прибавилась новая, бледно-коралловая, в цвет стен и скатертей гостиницы, с её логотипом в виде литеры «Щ».

Итак, Квиллер выступил с целью обследовать местность вокруг гостиницы. Переделанный особняк имел три этажа, на юго-западном углу высилась башенка, представлявшая собой превосходный наблюдательный пункт. Кирпичи были уложены горизонтально, вертикально, по диагонали, с фризами «в елочку». Некоторые слегка выступали, и это привлекало белок: они с такой же легкостью бегали по стене особняка, как по деревьям. Управляющих гостиницей это не приводило в восторг, но гостям нравилось, они хватались за фотоаппараты. Окна были высокие и узкие, со вставками цветного стекла. Вдоль фасада шёл кирпичный вал — именно отсюда Густав Лимбургер швырялся камнями в бродячих собак. Гости предпочитали сидеть в мощёном патио за домом и кормить белок. Здесь не водилось аккуратно подстриженных газонов. Это была сельская гостиница, и Фонд К. ратовал за природный ландшафт: кустарники, живые изгороди, большие валуны, деревья, дикие цветы и травы.

Пологий спуск вёл к ручью, и тропинка петляла по одичавшим садам и роще чёрных орехов. Именно этим деревьям гостиница и была обязана своим названием. Белки выполняли акробатические этюды, а постояльцы, сидевшие на скамейках, кормили их орешками.

Вверх по течению ручей проходил через заповедный густой лес, охраняемый Фондом Клингеншоенов.

Вниз по течению размещались пять хижин, обращенных входом к воде. Гостиница сдавала их сроком на неделю, месяц или на весь сезон. Они отстояли друг от друга примерно на сто футов, и у каждой была застекленная веранда, выходящая к ручью, а с противоположной стороны — место для парковки.

Квиллер стоял на берегу, удивляясь безмятежности водной глади. Когда-то, в те времена, когда валили лес, это был бурный поток, и во время весеннего паводка по нему сплавляли брёвна. Теперь ручей имел пятьдесят футов в ширину и был спокоен, как пруд. Квиллеру подумалось, что, будь здесь Полли, она непременно процитировала бы Вордсворта: «В тени листвы у синих вод…»[2]

Он смотрел на зеркальную поверхность, по которой порой шли круги: это ещё одна форель выпрыгивала, чтобы поймать ещё одного москита… Иногда плавно скользила утка, оставляя за собой длинный след, а за ней — целый выводок утят.

Идя по тропе у кромки воды, Квиллер с присущей ему методичностью обследовал хижины.

Номер один: маленький белый автомобиль с номерными знаками Флориды. Окна хижины открыты. Женщина поет арию из оперы Гилберта и Салливана[3] — это не запись, а живой голос.

Номер два: никаких машин. Оглушительно вопит телевизор. Во дворике перед хижиной маленький мальчик бросает камешки в уток. Квиллер выбранил его, и тот убежал в дом, где пронзительный голос сделал ему выговор за то, что он разговаривает с незнакомцами. «Приезжие из Центра!» — подумал Квиллер.

Номер три: новенький «лендровер» на парковке. Стереосистема играет квинтет Шуберта «Форель». Интересно, не написал ли он также сонату «Утка», концерт «Белка» и рапсодию «Москит»?

Номер четыре: никаких автомобилей. На крыльце сидит крупная женщина. «Чудесный день!» — сказал Квиллер. Она в ответ лишь бросила на него сердитый взгляд. Он решил, что она глухая.

Номер пять: никаких признаков жизни.

Дальше по течению стоял лодочный сарай, где можно было взять напрокат каноэ, а на некотором расстоянии от него — Старый Каменный мост, которым пользовались теперь только рыболовы.

Вернувшись в гостиницу, Квиллер увидел стремянки, прислонённые к башенке, и работников, которые усердно мыли окна.

В холле его окликнул Ник:

— Комната в башенке вылизана, но кошки просто неистовствуют. Им не нравится, что их заперли в спальне.

Даже внизу были слышны возмущённые вопли Коко и пронзительный вой Юм-Юм. Квиллер поднялся по лестнице на свой этаж и освободил сиамцев из заточения.

«Потише, пожалуйста! — умолял он. — Вы хотите, чтобы нас отсюда выставили?»

Дверь в башню была открыта; лестница выглядела настоящим произведением искусства; окна сверкали. В комнате осталась старая мебель — разрозненные предметы спального гарнитура. Очевидно, никто про них не знал, когда из особняка вывозили движимое имущество Лимбургеров.

Две любознательные кошки осторожно вступили в башню, но, вместо того чтобы взбежать вверх по винтовой лестнице или уставиться в окна, они начали обнюхивать мебель.

— Кошки! — изрёк Квиллер. — Кто может их разгадать?

Коко попытался открыть ящик туалетного столика. Юм-Юм изучала киску в треснувшем зеркале.



Только старых друзей можно пригласить на обед в последнюю минуту, а Райкеры были именно такими друзьями. Арчи Райкер, издатель «Всякой всячины», вырос вместе с Квиллером в Чикаго. Милдред Райкер, уроженка Мускаунти, вела теперь кулинарную рубрику в этой газете. Она была такой уютной и открытой, что всякий немедленно проникался чувством, будто знаком с ней сто лет.

Дабы подогреть интерес к отелю, Квиллер намекнул на фантастическое открытие, которое станет сенсационной находкой для газеты. Райкеры явились ровно в шесть.

— Добро пожаловать в гостиницу «Щелкунчик»! — приветствовал их Квиллер.

— Им следовало бы назвать её «Беличий дом», — пошутил Арчи.

Однако на него произвела сильное впечатление резьба по чёрному ореху. Милдред пришла в восторг от кораллового оттенка стен и скатертей, уверяя, что все хорошо выглядит в этом окружении. Оба были удивлены, услышав, что яркий оттенок достигнут за счет того, что в краску добавили измельченной ореховой скорлупы.

Они уселись за столиком в нише у окна, наслаждаясь июньским вечером и забавными прыжками белок. Милдред сказала:

— Как жаль, что с нами нет Полли! Квилл, от неё были какие-нибудь вести?

— Но она же уехала только вчера. Её сестра прилетит из Цинциннати и встретится с ней в Вирджинии.

— Ты когда-нибудь видел её сестру? — осведомился Арчи.

Квиллер игриво ответил:

— Нет, и порой я сомневаюсь, есть ли у Полли на самом деле сестра в Цинциннати.

— Может быть, у неё в Цинциннати другой мужчина? — предположил Арчи.

— Как вам обоим не стыдно! — укорила их Милдред. — Вы были скверными мальчишками, а теперь стали скверными мужчинами!

Двое друзей обменялись шаловливыми взглядами, и Арчи радостно произнёс:

— В четвёртом классе Квилл сочинил непочтительные стишки о наших учителях. Я помню такое:



Грозная мисс Перкинс, плоская как доска,
Хоть и старая дева, а смотрит свысока.



— Не самое лучшее из моих двустиший, — заметил Квиллер. — Арчи продавал их на школьном дворе по пенни за штуку. Вот в чем была наша ошибка: мы поставили дело на коммерческие рельсы.

Арчи заказал мартини и предложил ознакомиться с меню.

— Сегодня вечером по телевизору документальный фильм, который я бы хотел посмотреть.

— Какие-нибудь горячие новости из большого города, Арчи? — спросил Квиллер. — Я выехал сегодня в восемь утра.

— Ну так вот! — вмешалась в разговор Милдред. — Фрэн Броуди видели в ресторане «Конь-огонь» с доктором Преллигейтом. Они обедали и пили шампанское! Все гадают, насколько это серьёзно.

— Что значит «серьёзно»? — перебил её муж. — Вот мой обед — это действительно серьёзно.

Подали салат, и Милдред заговорила как по писаному, будто строчила материал для своей рубрики:

— Исторически салаты предназначались для того, чтобы освежиться перед десертом. В ресторанах их начали подавать в самом начале, чтобы клиенты не томились в ожидании бифштекса. Хозяйки подавали салаты в начале трапезы, так как детишки и мужья их терпеть не могли, а перед обедом у них зверский аппетит.

— Как я понимаю мужей! — заявил Квиллер. — Терпеть не могу салаты.

— Кислый вкус большинства заправок не способны оценить многие. Когда моя дочь была подростком, она обычно добавляла сахар во французскую заправку для салата.

— Какой ужас! — воскликнул её муж.

— Пожалуйста, передай мне сахар, — попросил Квиллер.

Все трое сделали одинаковый заказ и сошлись на том, что баранья нога превосходна, но пирог с земляникой не так хорош, как у Милдред. Они не стали засиживаться за кофе: Райкерам не терпелось увидеть уникальную лестницу.

Коко и Юм-Юм встретили их у двери третьего номера и последовали за ними на башню.

— Фантастика! Настоящее произведение искусства! — восхитилась Милдред. — И ведь ей больше ста лет!

— Мы можем дать фотографию этой лестницы на первой полосе в понедельник, — решил Арчи. — Ничего, если мы завтра пришлём фотографа? Он сначала позвонит… Ею заинтересуются газеты по всему штату и даже телевидение… Но эту мебель нужно будет убрать, чтобы не мешала.

— Она же вся из дерева чёрного ореха! — воскликнула Милдред. — А этот низенький ларь — сундук для приданого! На нём написано имя невесты!

Спереди замысловатыми буквами было выведено: «Эльза Лимбургер».

— О, давайте посмотрим, что там внутри!

Сундук действительно был наполнен приданым невесты — с кружевами и вышивкой. Однако роскошные туалеты выцвели от времени.

— Как печально! Бедная девушка умерла перед свадьбой, — продолжала Милдред. — Её родители были в таком горе, что не могли видеть мебель, которую она взяла бы в свой новый дом.

Квиллер, который знал, что всё было иначе, позволил Милдред предаваться романтическим фантазиям. Что касается треснувших зеркал, то на сей счёт у него имелась своя теория. На туалетном столике, бюро и псише[4] трещины паутинками расходились от отверстия в центре. Он мог себе представить, как отец Эльзы переходил от одного зеркала к другому, ударяя по ним кулаком. На пальце у него было кольцо с печаткой. Квйллер ясно видел его: массивный перстень из золота.

Райкерам пора было идти. По пути к лифту Арчи спросил Квиллера, не хочет ли тот написать рецензию на премьеру, которая состоится вечером в пятницу в актовом зале школы.

— Спектакль даёт Муслендское хоровое общество, а они считаются очень хорошими исполнителями. А поскольку ты здесь живёшь…

— Спасибо, нет, — ответил Квиллер.

— Тебе не нужно будет присылать материал раньше понедельника.

— Спасибо, нет.

— Это «Пираты Пензанса» — ты же любишь Гилберта и Салливана.

— Спасибо, нет.

После того как гости отбыли домой смотреть по телевизору документальный фильм, Квиллер вспомнил о «тёмной туче», которая, по ощущению Лори, нависла над зданием. Он не был суеверным, но уж если следовать логике, то три разбитых зеркала в подвале могут принести несчастье так же, как три разбитых зеркала на третьем этаже. Эту мебель нужно убрать из дома! Он позвонил в офис.

— Ник, у меня для тебя хорошие новости.

— Подожди, я попробую угадать. Коко выиграл в лотерею?

— Даже лучше! «Всякая всячина» хочет дать фотографию лестницы в башню на первой полосе. Такой диковинкой заинтересуются средства массовой информации по всему штату. Но нам нужно срочно убрать оттуда мебель.

— Мы можем спустить её в подвал.

Квиллер лихорадочно размышлял: «Если теория Лори о „тёмной туче“ верна, то негоже держать в подвале три разбитых зеркала». Наконец он сказал:

— Ситуация такова, Ник: эта мебель очень ценная, и она принадлежит Фонду К. Нам нужно перевезти её в хранилище на Песчаной дороге. Фонд К. возьмёт на себя все расходы.