После копченой лососины и омлета, за которыми последовали пирожки с картошкой и ветчиной под кисло-сладким соусом, Квиллер вернулся в «Четыре очка», чтобы переодеться для визита к вдовам. Отпирая дверь, он услышал какую-то возню; когда же вошёл, то увидел сцену сущего бедствия: настольная лампа на полу, стулья опрокинуты, бумаги на письменном столе разбросаны.
Он на что-то наступил: это было домино. Пнул что-то ногой — своё зелёное яблоко. Коко неистовыми кругами носился по комнате, перепрыгивая через мебель, отскакивая от стен и воя от боли — или от ликования. У него была кошачья истерика.
— Стой! Стой! — завопил Квиллер.
Коко описал ещё несколько кругов, прежде чем остановиться и заняться вылизыванием своего измолоченного тела. Из-под дивана выползла Юм-Юм.
— Бандит! Да что это с тобой?! — выругался Квиллер. Он терпеливо привел комнату в порядок. Ничто не сломалось. С лампы слетел абажур, погнулась антенна приёмника, но крупных повреждений не оказалось. Он отыскал все разбросанные костяшки домино, потерялась только крышка от бордовой бархатной коробочки. Где-нибудь да отыщется. Он положил домино в ящик письменного стола. Потом пошёл в спальню переодеваться.
Сначала он заметил на полу носок. Потом обнаружил свои перемятые брюки за ночным столиком. А где шелковая рубашка? Полазав на четвереньках, он нашёл её, скомканную, под туалетным столиком.
— Дьявол! — взорвался Квиллер. — Я её только что выстирал и выгладил! Теперь я не смогу ничего надеть!
Коко стоял в дверях с бесстыжим видом: лапы вывернуты, хвост жестко изогнут, уши в разные стороны.
Квиллер рухнул на кровать. Может, Коко не хотел, чтобы он наносил визит в «Островок опыта»? Кот ничего не знал ни о гостинице, ни о женщинах, которые её держат, ни о целях своего хозяина! Или знал? В этом маленьком котовом мозгу что-то происходило!
Квиллер смиренно пожал плечами. Никто не поверил бы, что человек его телосложения, ума, образования и богатства может оказаться во власти животного весом в десять фунтов. Теперь, потеряв свой респектабельный внешний вид, он утратил и желание посещать «Островок опыта».
Он достал из холодильника бутылку содовой и взял её с собой на крыльцо, чтобы пить, пока не успокоится. На крыльце царил покой. Лес после дождя был прекрасен. Он увидел сквозь сетку несколько желтых цветов, которых раньше не замечал. Когда из подлеска выпрыгнул кролик и вплотную приблизился к крыльцу, Квиллер затаил дыхание. А потом он стал свидетелем неправдоподобного. Из дома вышли сиамцы и неторопливо побрели в сторону кролика. В их повадке не чувствовалось ни хитрости, ни коварства, ни враждебности. Они поглядели на гостя, а кролик поглядел на них, подергивая носом, и запрыгал прочь.
Квиллер прикончил своё питье, а потом переоделся. Надел легкие джинсы, майку с длинными рукавами и желтую бейсболку.
— Я вернусь чуть позже, — сказал он сиамцам. Отыскал антикомариный спрей и устремился к лесной тропе.
Возле «Пяти очков» стоял фургон, доставивший небольшое комнатное пианино. Лори отперла возчику дверь, но занавески на окнах были ещё задернуты.
— Привет, Квилл! — сказала она. — Отель одолжил ей пианино. Разве это не славно? Она будет здесь начиная с этого уик-энда.
— Ты когда-нибудь ходила лесной тропой?
— У меня не было на это времени, но я слышала — она весьма приятная для прогулок.
Начало тропы таинственно манило. Тропу плотно устилали сосновые иглы, а почва походила после дождя на губку. По обе стороны стояли высокие прямые сосны с величавыми ветвями, ловившими солнечные стрелы, меж тем как дубы и стройные березы испещряли тропу тенями. Через равные промежутки вели налево в подлесок небольшие тропки — каждая была помечена именем, выведенным на доске или некрупном валуне: ГОСТИНИЦА ЧАЙКА-ОСТРОВОК ОПЫТА. Дальше виднелся большой указатель: КЛУБ ГРАНД-ОСТРОВА — ЧАСТНЫЙ, за ним следовали элегантно-простенькие названия летних дач, такие как СЕМЬ ДУБОВ и БЕРЕЗЫ. Справа уходили в густой лес тропки поуже; редкие, мрачно-запретительные надписи гласили: ПРОХОДА НЕТ — или просто: СОБАКИ.
Квиллер никогда не пытался распознавать флору и фауну. По горькому опыту он научился узнавать ядовитый плющ, когда его видел; знал, у каких мелких животных длинные уши, а у каких — распушенный хвост. Во всем прочем был ботанически и зоологически безграмотен. Он просто наслаждался тем, что остался в лесу наедине со своими мыслями. Никто ещё не приходил сюда после недавнего потопа. Он находился в замкнутом, зеленом, уединенном мирке видений и звуков, и только редкие уколы комариных хоботков в шею немного раздражали его. Тропка тянулась и тянулась. Он поднялся на холмик и сбежал вниз, в поросший кустарником овраг. В этот миг он спросил себя: «А смог бы я написать об этом тысячу слов?»
Наконец свежий аромат зелени смешался с другим — мрачным мускусным духом болота. Он ещё раз смочил одежду антикомариным спреем. Миновав валун с надписью СОСНЫ, понял, что скоро доберется до песчаной дюны и конца тропы. Ему нужно ещё раз свернуть, а потом повернуть обратно.
Однако, огибая большой куст, он уловил, что впереди на тропе что-то мелькает. Отступил, чтобы оценить ситуацию, потом осторожно вгляделся сквозь ветви куста. Впереди на тропе была женщина… в развевающейся бледно-зелёной одежде… с длинными прямыми волосами, как у русалки. Ошёломленный, он вообразил себе озерное существо, выплеснувшееся на берег в недавнем дожде. Видение скоро исчезло. Эта женщина была реальна, она, видимо, изучала жизнь мелкой растительности. Он невольно подумал: «Берегитесь ядовитого плюща, леди!» Она нагибалась, чтобы потрогать листок, выпрямлялась, записывая что-то в книжку, потом поворачивалась к другой стороне тропы, чтобы осмотреть другой экземпляр. «Странный костюм для ботаника», — подумалось Квиллеру. Когда Полли ходила любоваться птицами, то надевала походные сапоги и джинсы. Движения женщины были грациозны, а одеяние прибавляло ей таинственности. Он чувствовал себя мифическим сатиром, подглядывающим за лесной нимфой.
Внезапный вскрик вернул его к действительности. Она как раз тянулась рукой к очередному цветку, когда в ужасе отпрянула и закричала.
Он, не раздумывая, бросился вперёд, бессмысленно восклицая:
— Хелло! Хелло!
— Рикки! Рикки! — в страхе кричала она.
— Что случилось? — заорал он, спеша к ней.
— Змея! — истерически взвизгнула она. — Она меня укусила! По-моему, это была большая гадюка!.. Рикки! Рикки!
— Где он?
Она неопределенно указала куда-то левой рукой, выронив книжку.
— Дома, — простонала она сквозь рыдания.
— Я вам помогу. Где вы живёте?
— В Соснах. — Потом крикнула слабеющим голосом: — Рикки! Рикки!
— Спокойней, ничего не будет! Я доставлю вас туда!
Подхватив её на руки, он начал отступать к валуну, отмечавшему тропку направо, стараясь шагать быстро, но без толчков. Незнакомка была на удивление легка; пышная одежда прикрывала худенькое тело. Она сжимала себе запястье, которое на глазах опухало.
— Свесьте руку, — приказал он.
— Больно! — промычала она. — Вся рука!
Он перешёл на плавную рысь.
— С вами всё будет хорошо… Я доставлю вас домой.
Они добрались до валуна и свернули на частную тропинку.
— Теперь, верно, недалеко, — ухитрился он выговорить сквозь одышку. — Мы вызовем доктора.
— Рикки — доктор… Меня тошнит!
Потом она совсем умолкла, её тонкое лицо побледнело. Тропка кончалась. Он разглядел впереди зелёную траву. На траве стояли двое мужчин.
— Рикки! — почти на последнем дыхании прокричал Квиллер.
Вздрогнув, они взглянули на него. Один рванулся вперёд.
— Элизабет! Что случилось?
— Змея укусила, — выдохнул Квиллер.
— Я возьму её! — Человек по имени Рикки схватил её в охапку и побежат к повозке, стоявшей поблизости.
Когда повозка поехала к отдаленной группе зданий, он говорил по радиотелефону.
Другой мужчина спокойно завершил партию в крокет.
— Врезано! — удовлетворённо объявил он. И повернулся к Квиллеру: — Пожалуй, я должен поблагодарить вас за спасение своей птички-сестрички. Я Джек Эплхардт. А вы?…
— Джим Квиллер. Живу в гостинице «Домино». Я случайно оказался…
— Что?! — с неприятной улыбкой прервал его этот человек. — В том местечке и впрямь кто-нибудь останавливается?
Его замечание предлагало взять веселый тон. Но Квиллер не развеселился.
— Надеюсь, с ней всё обойдется, — буркнул он и пошёл к тропинке со скоростью, какую только позволяли ему легкие.
В безжизненном воздухе он расслышал гудение автомобиля. Оно стало громче, потом смолкло. Он различил голоса спасателей, подбежавших с носилками, погрузивших жертву в карету «скорой помощи» и вызвавших по радио вертолёт. Рикки будет сопровождать пациентку, всё-таки удобно иметь в доме врача. Один лишь этот случай Квиллер не смог отнести к злому умыслу.
Добравшись до главной тропы, он присел на валун, чтобы отдышаться перед дорогой домой. Однако укол в шею под затылком дал ему понять, что он потерял антикомариный спрей. Он вернулся на место происшествия и нашёл не только спрей, но и серебряную ручку с записной книжкой в кожаном переплете с золотой печатью «Э. К. Эплхардт». Книжка была испещрена названиями различных растений, против каждого указывались дата и место. Позднейшая запись гласила: «Dionaea muscipula (Венерина мухоловка)».
Он возвращался домой с лесной находкой и бурлящими, словно в кастрюле, мыслями. Странная женщина… такая тоненькая… сколько ей лет? Могла быть и молоденькой… лицо, искаженное болью… почему такая тоненькая?… кто был доктор?… странный брат… очень странная женщина… необычно одета… русалочьи волосы…
Когда он добрался до конца тропы и свернул в «Очковый двор», то припомнил устроенную в последнюю минуту кошачью истерику, наделавшую дел с шелковой рубашкой и хорошей парой брюк. Ведь не будь её, он прохлаждался бы на бельведере с двумя вдовушками, вместо того чтобы под угрозой сердечного приступа спасать не столь уж прекрасную деву… А потом он подумал: «Было ли котовое бешенство только совпадением? Или чем-нибудь ещё?»
Он никогда не знал точно, являлись ли истерики Коко следствием колотья в боку, судорог в нервных окончаниях или зуда в хвосте. Иногда у кота бывали скрытые мотивы. Иногда он пытался выйти на связь.
Глава девятая
Когда Квиллер вошёл в «Четыре очка» после эпизода на лесной тропе, сиамцы разыгрывали уютную семейную сценку в шезлонге, которым распоряжались как своей собственностью. Коко покусывал Юм-Юм в шею, а она слюнявила ему ухо.
— Мерзость! — сказал им Квиллер.
Он содрал с себя одежду и принял душ. Несмотря на утомительный крюк по лесу, он всё ещё лелеял надежду наведаться в «Островок опыта» и заказать номер для Райкеров. Отдохнул и подкрепился закуской из пакетиков, прежде чем надеть другую хорошую рубашку и штаны. Перемятую одежонку он сложил в пакет для ещё одного похода к «Курортным помощникам».
По пути он не смог удержаться и остановился возле гостиницы, чтобы изложить свои приключения Хардингам. Они сидели возле входной двери на излюбленных своих качелях, откуда могли видеть всякого входившего и проходившего.
— Я только что встретил нескольких членов королевского семейства, — объявил он им, поднимаясь по ступенькам.
— Эплхардтов? — удивлённо спросил викарий. — Позволительно ли спросить, как это произошло?
Квиллер рассказал историю, умолчав, однако, о своей роли «носильщика» в операции по спасению истеричной дамы-ботаника.
— Она сказала, что живёт в Соснах, и я помог ей добраться до дому. Двое мужчин играли там в крокет, и один из них случайно оказался доктором. Он увез её в повозке, и мне кажется, её переправили по воздуху на материк.
— Так-так-так! — воскликнула миссис Хардинг.
— Три дырки в башмак, — насмешливо откликнулся её муж.
— Ох, Арледж! — Она хлопнула его по руке. — Это у него такое присловье, — нервно пожаловалась она Квиллеру.
— Мы не видели королевского семейства, — сказал викарий, — с тех пор, как Ритчи лишился своей собственности. Нас, как гостей дома Ритчей, приглашали в Сосны на вечеринки на открытом воздухе. Старая леди обычно председательствовала, как вдовствующая королева-мать.
— Освежающее у них было великолепное, — припомнила миссис Хардинг, — а ещё там по всему саду расфуфыривались павлины — распускали хвосты и издавали ужасные крики, когда меньше всего можно было ожидать.
— Увы, Ритчи исчезли, а королевское семейство всё ещё пребывает с нами, — горестно сказал викарий. — Если вас заинтересует достойная историйка, мистер Квиллер…
— Очень заинтересует. — Он придвинул стул.
— В тысяча девятьсот двадцатых Эплхардты купили у правительства западную половину острова и выселили островитян, которые всякого натерпелись как первопоселенцы. Эплхардты основали Клуб Гранд-острова для миллионеров, которые любят природу, — коли сами далеки от неё. Согласно преданию, покупали они землю по десять долларов за акр, а продали её потом по десять долларов за квадратный фут. Подозреваю, что сейчас она стоит больше десяти долларов за квадратный дюйм. — Он умолк из-за кашля, переросшего в приступ.
Миссис Хардинг порылась в сумочке.
— Вот, Арледж, возьми таблетку и будь осторожнее!
— Я видел их поместье только мельком, с тылу, — сказал Квиллер, — но оно, кажется, огромное.
— О да! — сказала она. — Кроме большого дома, там есть домики для женатых сыновей, коттеджи для прислуги, конюшни для лошадей, большой бассейн со службами, теннисные корты…
— Дорогая, ты разговариваешь совсем как агент по недвижимости, — проворчал её муж.
Она бросила на него укоризненный взгляд и продолжала:
— Женатые сыновья — люди свободных профессий. Молодая женщина, которую вы встретили, единственная дочь Эплхардтов. Она не замужем и никогда не была замужем. Есть ещё один сын, очень красивый, который, полагаю, состоял в браке не один раз и у которого, видимо, нет серьезного призвания.
— Блудный сын, — пояснил мистер Хардинг. — Совершенно неизбежный в каждом семействе.
— Сестры Мозли, — сказала миссис Хардинг, — непременно захотят всё это услышать, мистер Квиллер. Дочь Эплхардтов училась в школе, где они преподавали. Уверена, вы уже знакомы с Эдит и Эдной, разве нет?
— Я познакомился с одной из них возле фруктовой корзины, но не понял, Эдна это или Эдит. Она рекламировала бананы как источник чего-то там такого.
— Это была Эдна. Она выше сестры и носит очки.
— Это Эдит носит очки, — поправил её муж. — Эдна носит ортопедические башмаки, а голос у неё мягкий. Эдит преподавала театральное искусство и всегда говорит как из бочки. А Эдна, я думаю, преподавала точные науки. Она миловиднее сестры.
— Ну, вам придётся меня извинить, — сказал Квиллер, когда мистер Хардинг сделал паузу, чтобы отдышаться. — Мне нужно исполнить важное поручение. Позже мы продолжим.
Следующую остановку он сделал у «Курортных помощников». Шелли приветствовала шелковую рубашку как старого друга.
— С одеждой вам и впрямь не везёт, — сказала она.
— Я неповинен. Это моя радость вышла из себя.
— И вы ей это так и спустили?
— Моя радость — мужского пола, при четырёх ногах, хвосте и острых зубах.
— О, не говорите, кто это! Дайте мне догадаться! У вас немецкая овчарка? Нет? Веймарская?
— Холодно, совсем холодно. Я вам дам ниточку. У него тёмная маска.
— Боксёр?
— Нет. Вот что я вам скажу, — предложил Квиллер. — Я заберу выглаженные вещи через час или около того, а вы в промежутке подумаете.
«Островок опыта» стоял последним в шеренге коммерческих учреждений по Дороге Западного побережья и оказался самым импозантным. Участок этого сельского домика был разбит со вкусом, в котором была видна финансовая независимость. Традиционное крыльцо заменяла площадка с видом на озеро, на которую вёл современный пандус. На площадке стояли бочки с розово-лососевыми гранями под стать розово-лососевым зонтам над столиками, но в креслах, обитых розово-лососевым холстом, не было гостей.
Квиллер предположил, что все они пьют на бельведере даровое шампанское. Он позвонил в колокольчик.
Его приветствовала красивая, хорошо одетая зрелая женщина с ослепительной улыбкой.
— Добро пожаловать в «Островок опыта»! Я — Карла, ваша весёлая хозяйка гостиницы.
— Я Джим Квиллер, неизбалованный путешественник с материка.
— Труди! — крикнула она через плечо. — Угадай, кто только что к нам пожаловал! «Перо Квилла» собственной персоной!
В холл, улыбаясь и приветливо протягивая обе руки, быстро вошла другая женщина, над обликом которой явно потрудились дизайнеры и стилисты.
— Мы читаем вашу колонку в местной газетке — она очаровательна! А вашу подпись мы помним ещё с чикагских времён. Вы ищете, где остановиться? Будьте нашим гостем!
— Сказать по правде, я на острове ещё с воскресенья, — отозвался он. — Я путешествую с двумя домашними животными, вот и вынужден был остановиться в одном из коттеджей гостиницы «Домино».
— А почему бы вам не остановиться здесь и не предоставить животным весь этот коттедж? «Курортные помощники» будут их за вас кормить и выгуливать.
— Это не так просто, — возразил он. — Предложение я принимаю, но сейчас моя цель — найти комнату для своих друзей-супругов. Арчи Райкер и его жена — он издатель известной вам «газетки» — хотят провести на острове уик-энд. Я полагаю, им понравится ваша гостиница.
Стоя в холле, он разглядел соседние комнаты и заметил впечатляющий антиквариат, впечатляющий декор — и отсутствие гостей. В гостиной вертелась некая особа, но она была одета в розово-лососевую униформу и обтирала безделушки.
— Позвольте вам всё показать, — предложила Карла. — Красить дощатую обивку белилами — занятие, выматывающее душу, но, по-моему, от этого выигрывает наш деревенский антиквариат, правда?
В гостиной стояли развалистые диваны, которые контрастировали со строгими дорогими столами, секретерами и буфетами. В столовой виндзорские кресла окружали длинный стол-сороконожку, их породистость была очевидна даже для Квиллера. Наверху только одна дверь оказалась закрытой, открытые двери обнаруживали безукоризненно обставленные спальни и гостиные, казалось поджидавшие фотографа из журнала.
— Вы считаете, ваши друзья захотят снять номер-люкс? — спросила Труди, вручая ему карту с расценками.
Здесь было четыре спальни и два люкса. Садовый люкс стоил вдвое дороже спальни, а люкс «английский» ценился дороже всего — в нём стояла кровать «жакоб» с балдахином и витыми столбиками.
— По-моему, мистер и миссис Райкер захотят «английский» люкс, — сказал он, внутренне хихикнув при мысли о негодовании друга. Арчи мог себе это позволить, но он всегда разыгрывал скупердяя. Больше того, он сорок лет высмеивал Квиллера за его шотландскую бережливость. Наступил час сладостной мести.
— Мы поставим в «английский» свежие цветы, — сказала одна из женщин. — Вы случайно не знаете, какие нравятся леди?
— Жёлтые.
— Великолепно! Жёлтые хорошо смотрятся на фоне тёмного дуба. Мы позвоним на материк, и цветы доставят нам на пароме.
Когда все дела были улажены, Квиллера пригласили выпить шампанского на бельведере.
— Смешайте мне что-нибудь безалкогольное, и я с удовольствием к вам присоединюсь.
Бельведер был затянут сеткой — не только из-за комаров, но и из-за бродячих кошек. Несколько здоровенных экземпляров — из них две беременные — рыскали по заднему двору, поджидая подачки.
— Их все кормят, — сказала Труди. — Остров поистине переКОШен.
Они уселись в белые плетеные кресла, покуда робкая молодая островитянка в розово-лососевой униформе вносила ведерко с шампанским, фужеры и ароматизированную минеральную воду для Квиллера. Он предложил тост за двух веселых хозяек гостиницы, а потом задал свой обычный вопрос: что привело их на остров? Женщины мгновенно переглянулись, словно уславливаясь, и стали, дополняя и перебивая друг друга, рассказывать о себе:
Карла: Обе наши семьи с самого начала состояли членами Клуба Гранд-острова, так что мы всю жизнь были дачными соседками, пока…
Труди: Пока наши мужья не умерли, а дети не решили, что в других местах интереснее, и поэтому…
Карла: Мы продали наше членство, и…
Труди: Начали путешествовать вместе, скупая антиквариат и останавливаясь в сельских гостиницах.
Карла: Мы собрали так много вещей, что перед нами встал выбор…
Труди: Открыть антикварную лавку пли завести ПП, потому что мы любим встречаться с людьми и играть в хозяек гостиницы.
Карла: А потом мы услышали о блестящих возможностях Грушевого острова. Вообразите наше удивление, когда…
Карла: Мы поняли, что это наш собственный Гранд-остров, только под другим именем.
Труди: По правде говоря, мы пришли в восторг, потому что…
Карла: В острове есть что-то, проникающее в самую кровь.
Когда они сделали передышку, Квиллер моргнул и тряхнул головой. Сидя между ними, он едва поспевал поворачиваться то в одну сторону, то в другую, чтобы ловить их головокружительное повествование.
— Можно, я переменю место, чтобы видеть вас обеих, драгоценные леди? — попросил он.
Это не было преувеличением: он поражался, сколько парикмахеров, массажистов, портных, пластических хирургов, зубопротезистов и постановщиков голоса потрудились, чтобы произвести на свет эти совершенные женские изделия. Их хорошо поставленные голоса, однако, все повышались — с каждым вновь наполненным фужером.
Болезненно пугливая островитянка, с трудом старавшаяся сделать хоть что-нибудь правильно, принесла на бельведер поднос бутербродов-канапе. Когда она удалилась, Квиллер спросил:
— Вы нанимаете к себе в гостиницу островитян?
— Мы это обсуждали. Дон Эксбридж хотел, чтобы мы нанимали студентов с материка, но у наших семей испокон веку были слуги-островитяне, мы с ними удобно себя чувствуем. Они, знаете ли, часть «Островка опыта».
Появилась ещё бутылка охлажденного шампанского и ещё бутылка минеральной воды с запахом киви, и Квиллер сказал:
— Вы упомянули, что продали своё членство. Но не свою реальную недвижимость?
Женщины переглянулись, как бы спрашивая друг дружку: скажем ему? А потом уступили его искреннему взгляду и сочувственной манере. Они расслабились. Любили поговорить.
— Что ж, — начала Труди, — когда мы решили продать свою собственность, которой наши семьи владели с тысяча девятьсот двадцатых, то узнали, что должны продать её своему клубу по их цене, которая была много меньше рыночной стоимости. Так значилось в первоначальном контракте. Мы ничего не могли с этим поделать.
Карла воинственно прервала её:
— Будь в живых мой муж, он нашёл бы какую-нибудь лазейку, уж поверь мне!
— Клуб Гранд-острова контролируется семейством Эплхардтов, которые его основали, а миссис Эплхардт, мать семейства, женщина не из легких, — неодобрительно повела изящными плечиками Труди.
Снова Карла: Я зову её гарпией! Я всегда жалела её малышей. Они росли вместе с нашими ребятишками. Никто из них не пошёл по тому пути, который она им наметила.
Труди: Поэтическая справедливость! Она хотела, чтобы старший сын стал юристом. Он прошел юридическую школу, но так и не смог пройти испытания баром.
Карла: Следующего предполагалось сделать хирургом-кардиологом. И кем же он стал в конце концов? Замечательнейшим ветеринаром! Он всегда любил животных.
Труди: А девочка? Она же настоящая пушинка!
Карла: А младшенький? Мать избавила его уже от трех супружеств!
Труди: Это было бы забавно, не будь оно так печально.
Карла: А зачем он так хлопотал насчёт этих браков?
Труди: Он всего только простак, который не может сказать «нет».
Когда весёлые хозяйки дали знак нести третью бутылку шампанского, Квиллер встал, поблагодарил их за гостеприимство и объяснил, что у него назначена ещё одна встреча. Оставив их приятно расслабленными в плетеных креслах, он пошёл по Дороге Западного побережья, изумляясь интригам, плетущимся за Золотым Занавесом. Забрал по пути свою отглаженную одежду, потом остановился у гостиницы «Домино», чтобы позвонить Райкеру. Известие о том, что комнаты забронированы, он оставил секретарю.
— Да босс здесь! Хотите с ним переговорить? — спросил Уилфред.
— Нет времени. Для распоряжений уже поздно. — Квиллер знал, что первым же вопросом друга будет: «Сколько?»
При выходе из гостиницы его остановили сестры Мозли.
— Вы герой! — заявили они. — Хардинги рассказали нам о вашем подвиге.
— Просто довелось оказаться в должное время в должном месте.
— Мы очень хорошо знали Элизабет, — сказала та, что в очках. — Она училась у нас в Коннектикуте. Когда мы прочли в бостонских газетах о курорте Грушевого острова, нам и в голову не пришло, что мы едем на её любимый Гранд-остров.
— Вы виделись с ней с тех пор, как здесь живёте?
— О нет! Мы и не подумали бы навязываться, — мягким голосом сказала та, что миловидней. — Она хорошо выглядит?
— После змеиного укуса никто не выглядит наилучшим образом.
— Совершенно верно. — Они кивнули, улыбнувшись его ворчливому наблюдению.
— Но, если ответить на ваш вопрос серьёзно, она кажется нездорово худенькой.
— У неё опять проблемы, — вполголоса сказала одна из сестер другой. — Она не ест. Скверно, что ей не вырваться из этого окружения.
В воображении Квиллера сложился профиль русалочки.
— Она была хорошей ученицей?
— О да, — ответила Эдна. — У неё всю жизнь были хорошие репетиторы и преподаватели, но когда она к нам приехала, нервы у неё оказались в полном расстройстве. Все мы усердно трудились, чтобы улучшить её диету, поднять её дух и втянуть её в жизнь кампуса.
— Мы кое-чего добились, и она должна была уехать в колледж, но… этого не случилось. Причина так и осталась неизвестной. Какое-то время мы переписывались, но она постепенно соскользнула в свой мирок. Бедняжка Элизабет!
Квиллер спрятал своё любопытство за вопросом:
— А теперь, когда вы побывали на её любимом острове, что вы о нём думаете?
— Это не то идиллическое местечко, которое мы ожидали увидеть, — сказала Эдна. — Бамба — приятное семейство, но мы сомневаемся, что останемся здесь до конца срока.
— Остров даже не грушевидной формы, — заявила Эдит. — Мы катались в фургонах по обоим побережьям и выяснили: это равнобедренный треугольник!
— Вам следует написать об этом в вашей колонке, мистер Квиллер, — заключила Эдна.
Неторопливо возвращаясь в «Четыре очка», он мысленно, мазок за мазком, рисовал групповой портрет королевского семейства: дочь, которая не желает есть… сын, который то и дело женится… образованный юрист, который не может (или не хочет) пройти испытания баром… терапевт, который предпочитает лечить животных… деспотичная мать, по отзывам, сущая гарпия.
По возвращении домой он немедленно написал миссис Эплхардт короткую записку: «Нашёл это на лесной тропе. Надеюсь, ваша дочь быстро идет на поправку». Подписался: Дж. Квиллер. И ещё раз обратился к «Курортным помощникам», вручая им ботаническую книжку и серебряную ручку.
У прилавка была Шелли.
— Вернулись? — удивлённо спросила она. — Как наша глажка — вам понравилось?
— Жалоб нет, — ответил он. — Вот разве что подпалины на спинке рубашки.
Перепуганный взгляд её быстро сменился улыбкой:
— Ох, да вы нарочно пугаете, вы просто шутите! Чем теперь мы можем вам услужить?
— Не могли бы вы завернуть эти предметы и доставить их по адресу? Можно и завтра.
— Будем очень рады. У меня есть хорошенькая коробочка и подарочная обертка с чайками.
— Это не подарок, — сказал он. — С другой стороны, мне не хочется, чтобы посылочка выглядела как самодельная бомба. Вот записка, которую нужно к ней приложить, а вот и адрес. — Он бросил взгляд поверх плеча Шелли — в заднюю часть комнаты. — А вашему коту положено выскребываться в детском манеже?
— Нет! Нет! Брысь! Брысь! — завизжала она, выгоняя кота и захлопывая дверь. — Кто-то дверь не закрыл. Это Ганнибал, один из наших домашних бездомных.
— «Домашний бездомный» — как парадоксально!
— Ганнибал немного того, но в общем нормальный кот. Знает, где можно полакомиться, — с юмором отозвалась она. — А как вам понравился наш ланч?
— Мясной хлебец был великолепен. А не могли бы вы доставлять мне по целому хлебцу, скажем, через день? Я заплачу вперёд.
— Несомненно! — ответила Шелли. — Завтра же и начнем. Миджи делает четырёхфунтовые для сандвичей и двухфунтовые для закуски.
— Хватит и двухфунтового.
— Это для вашей радости? — спросила она, твёрдо глядя на него в упор. — Ваша радость — енот, не так ли?
Шелли казалась столь торжествующей, столь довольной собой, что он мягко сказал:
— Как вы догадались?
Глава десятая
В пятницу утром Квиллер открыл кошкам на завтрак банку омаров.
— Это последняя консервированная пища, которую вы пока что получите. На остаток нашего пребывания здесь вы поимеете свежий домашний мясной хлебец, который будут доставлять через день на велосипеде. Это хорошая новость. Новость плохая: вы теперь еноты.
За долгое существование с этой парочкой гурманов он узнал их пристрастия: свежая зажаренная индейка, домашний мясной хлебец и в первую очередь — консервированная горбуша. Тем не менее они пожирали омара, чавкая от восторга, помахивая хвостами и клацая клыками о тарелку. Юм-Юм после каждого глотка поднимала глаза, чтобы убедиться, что Квиллер ещё здесь. Покончив с трапезой, она прыгнула к нему на колени, и он, покуда пил кофе, поглаживал ей шкурку и осыпал её экстравагантными комплиментами. Он называл это утренним обчмоком после завтрака.
Вечером того же дня кошачий обед был приготовлен раньше обычного, потому что Квиллер хотел успеть на почту. Он разрезал мясной хлебец — точно на ломтики по пять шестнадцатых дюйма, как он прикинул.
— И не говорите теперь, что я ничегошеньки для вас не делаю, — сказал он нетерпеливо щелкающим хвостами кошкам.
На сей раз они были спокойней обычного и сидели чуточку дальше. Поставив на пол полную тарелку, он отошёл, чтобы полюбоваться их экстазом. Они крадучись подошли и — попятились. Он сам попробовал кусочек. Ничего дурного в нём не оказалось, его можно было фактически объявить… вкусным!
— Попробуйте! Он вам понравится! — Они ушли с опущенными головами и обвисшими хвостами.
— Ну, я не собираюсь стоять тут и рекламировать вам кошачий корм, тварюги!
Он оставил тарелку на полу и оделся, чтобы идти в центр.
Курорт постепенно оживлялся, готовясь к тому, что, по всей очевидности, должно было стать шумным уик-эндом. Хотя в атмосфере чувствовалось скорее ожидание праздника, чем уверенность в том, что он всё-таки наступит. Выгружался товар для ДЕЛИКАТЕСОВ и УНИВЕРСАЛЬНОГО МАГАЗИНА — большей частью пиво. Лавка, торговавшая майками и бейсболками, ради соблазна покупателей вывесила поперёк фасада отборные образцы надписей.
В таком же точно настроении — сомнительной надежды — Квиллер наведался на почту, но новостей из Орегона не оказалось. Он предположил, что Полли беззаботно отдыхает, разглядывая буревестников, хихикая со своей соученицей и соседкой по комнате и разговаривая о нём.
Какое-то время он следил за прибывшими отпускниками со стайками детей, чьи крики пронзали прибрежную тишь: «Малыш, не перевешивайся через перила!.. Мам, ты взяла мои ролики?… Погляди только на всех этих лошадей! Для чего они? Эй, пап, а этот остров может погрузиться в озеро?…»
Среди прибывших было шестеро туристов. Размер их поклажи указывал, что эта компания собирается разбить лагерь у маяка, а потом съехать вниз по дюне. «Привлекательные молодые люди, — разглядывал их Квиллер, — женщины здоровые, мужчины могучие, и все демонстрируют завидный загар». Прибыла — багаж её грузили в повозку — ещё и доктор Джун Холибартон, в пляжной шляпе с мягкими полями, затенявшими её белое лицо и рыжую шевелюру.
В вестибюле отеля Квиллер нашёл экземпляр «Всякой всячины» за пятницу и удивился, обнаружив на первой странице следующую заметку:
ЖЕРТВА ЗМЕИНОГО УКУСА
ДОСТАВЛЕНА
ПО ВОЗДУХУ С ОСТРОВА
В четверг вертолёт шерифа переправил с Грушевого острова в пикаксскую больницу жертву змеиного укуса. Согласно справочной службе больницы, Элизабет К. Эплхардт, 23 лет, дачница из членов Клуба Гранд-острова, пройдя необходимый курс лечения, сейчас чувствует себя хорошо. Это третий за текущий месяц случай неотложной медицинской помощи, оказанной авиационным отделом шерифа.
«Репортаж одобрил бы только шериф, — размышлял Квиллер, — ему нравится видеть своё имя в СМИ — будь то очередные выборы или поиск средств на покупку спасательного оборудования. А вот королеве-матери вряд ли понравится шумиха, поднятая вокруг её семейства, проживающего с богами на вершине Олимпа. Жертву обидит упоминание о возрасте. Ну а Дон Эксбридж взорвется, потому что заметка намекает, будто остров небезопасен для здоровья».
Из офиса управляющего уже доносился какой-то шум, и Квиллер ухватил взглядом гневно трясущуюся лысину и размахивающие кулаки, как раз когда Эксбридж выкрикивал:
— Уберите с фасада магазина эти чёртовы футболки! Что это им — персидский базар?!
Как только открылся ресторан, Квиллер предстал перед столом заказов.
— Привет, мистер К.! Вы нынче рано, — сказал Дерек Катлбринк, блиставший пиратской треуголкой и золотой серьгой в одном ухе. — Вы сегодня одни?
— Нет, я захватил друга, Анатоля Франса. — Он показал Дереку «Остров пингвинов». — Я хотел бы столик потише, где можно почитать, а ещё — заказать столик на три персоны на завтрашний вечер, на восемь. — Понизив голос, он спросил: — А есть какие-нибудь сдвиги в нашем дельце?
Дерек важно кивнул.
— Поимел контакты, — буркнул он, для виду изучая список заказов. — Как насчёт вечера воскресенья? Я рано освобождаюсь.
— Приходите к четвёртому коттеджу за гостиницей.
За креветками в тесте и кайенскими свиными отбивными Квиллер дочитал книгу и уже уходил, когда в офисе управляющего приключился ещё один скандал. Оттуда донесся поток брани, вслед за которым выскочил Двайт Сомерс. Он заметил Квиллера:
— Мне нужно немедленно выпить! Пошли в бар!
Он повёл его в отдельную кабину и заказал двойной мартини.
— Этот парень слетает с катушек, когда дела идут не так, как ему хочется. И не пытайся с ним спорить, иначе тебе башку отрежут. Удивлюсь, если к Четвертому июля буду ещё здесь. Меня либо уволят, либо я сяду за убийство.
— А сейчас-то что случилось? — сочувственно спросил Квиллер.
— Смешная штука, Квилл. Неприятности с цыплятами не расстроили его, потому что он сумел дать хорошего тумака тем, кто путался у него под ногами, но его доводят до белого каления мелочи вроде пикетов на прошлой неделе, писем редактору и заметок о змеином укусе в сегодняшней газете. Говорит: «Какое кому дело, что заносчивое богатое отродье укусила змея?» «Не такое уж это важное событие, чтобы его освещать», — говорит. Говорит, что это лишь вредит восприятию курорта как приятного места для отдыха. Когда газета рассказала о решении округа обрызгать остров с воздуха противо-комариной жидкостью, он запалил из всех пушек и обвинял ваших за то, что вы написали об этом на первой странице.
— Мы газету держим или рекламное агентство? — спросил Квиллер.
— Он не дуб, знает, что диктовать прессе не может, — ответил Двайт, — но эти безумные вспышки раздражения! Если в интересах дела я буду разыгрывать адвоката дьявола, то впаду в депрессию. Вот погоди, узнаешь о его последней бредовой идейке!
Он проглотил остатки мартини и махнул стаканом официанту. Квиллер посоветовал ему всё-таки заказать и какую-нибудь закуску.
— Я возьму кофе и кусок пирога.
— О\'кей, так что же он придумал на этот раз?
— Ну, ему не нравится, что сюда приезжает слишком много семей с кучей детей и корзинкой для пикника — вместо изысканной публики, на которую он рассчитывал. Поэтому он хочет предложить программу уик-энда «Сон в летнюю ночь» — все по первому классу, только на тридцать персон, только для взрослых. Программа включает доставку с материка на частных катерах, цветы и шампанское в комнатах, завтрак в постели и вечерние танцы в канун Летней ночи.
— Звучит ничего себе, — сказал Квиллер.
— Он хочет, чтобы всё это происходило на открытом воздухе, при белых скатертях и свежих цветах на столиках, при трёх винных бокалах у каждого прибора, при свечах под колпачками, бродячих музыкантах и официантах в белых пиджаках с черными галстуками. Никаких пиратских футболок! Это и недурно было бы возле бассейна; если дождь, мы могли бы перебраться внутрь. Но вот где собака зарыта! Он хочет устроить это около маяка!
Двайт сделал глоток из второго стакана двойного мартини.
— Ты только рассуди логически! — продолжал он. — Прежде всего понадобится целый парк фургонов, чтобы доставить туда столы, стулья, переносной пол для танцев, столовые приборы, подогреватели для блюд, охлажденные вина и переносные туалеты. Там, наверху, ведь никаких удобств. Потом понадобится опять же целый парк экипажей, чтобы привезти гостей. Почва за маяком неровная, и что сделать, чтобы столы и стулья не качались? Ветер может смахнуть все скатерти, сдуть салфетки, потушить свечи, перебить стеклянные колпачки и даже смести с тарелок закуску. А вдруг пойдёт дождь!
— Дон когда-нибудь бывал на маяке?
— Конечно бывал, но он ни за что не позволит реальности и здравому смыслу помешать осуществлению его идей!
— Я во всём этом вижу великолепный сюжет для капустника, — усмехнулся Квиллер. — Гости развлекаются под звездным небом, пьют, танцуют, веселятся. Начинается дождь. Укрытия нет. Экипажей нет: они вернулись в конюшни. Гром громыхает, молния полыхает. Потом в пятидесяти футах от ваших барабанных перепонок начинает реветь сирена. Гости в истерике. Двое из них обретают приют в переносных туалетах и отказываются оттуда выйти. По-моему, возможностям для фарса тут несть числа.
— Не смешно, — сказал Двайт, но тут же рассмеялся и налег на свой бифштекс. Наконец он спросил Квиллера: — А ты что всю неделю делал?
— Ничего особенного. Спасал одну русалочку от неминуемой смерти, вот и всё.
Описывая ему инцидент, он сообщил куда больше подробностей, чем потратил их на прочих слушателей.
— Ничего себе, — с завистью сказал Двайт. — Парню, у которого и так денег куры не клюют, ещё и наследницу спасти подвезло. Что она собой представляет?
— У неё стройная фигурка радужной форели, волосы русалки и развевающиеся одежды, которые, вероятно, скрывали хвост. Хочешь, я тебя с ней познакомлю? В случае если тебя уволят, тебе полезно иметь богатую покровительницу.
— Нет, спасибо. Бережёного бог бережёт, — сказал Двайт. — Что слышно от Полли?
— Она не прислала даже открытки, но ручаюсь, что каждый вечер звонит в Пикакс и разговаривает с Бутси.
— Завидую я твоим отношениям с Полли, Квилл. Вы так умно дружите и сохраняете свою независимость. А я вот почти год провёл в Мускаунти без всякой удачи. В пределах пятидесяти миль я угощал обедом каждую незамужнюю женщину, кроме Аманды Гудвинтер. Пока что ни одна не прошла пробы на лакмус. Если хочешь знать, Хикси Райс в моём вкусе, но она же связалась с этим доктором.
— Это ненадолго, — утешил его Квиллер. — С Хикси никто никогда долго не пробыл, и с тобой будет точно так же.
— Я даже водил эту Джун Холибартон в ресторан «Конь-огонь», — застенчиво признался Двайт, — и потратил половину недельного заработка. Но дельце сорвалось!
— Что же случилось? — спросил Квиллер, хотя мог бы и сам догадаться.
— Ты ведь знаешь, какая она! У неё есть наружность, талант, но она чёрт знает что несет! Пили мы семидесятидолларовое шампанское, она посмотрела на меня этаким намекающим взглядом и говорит: «Вы красивый, интеллигентный мужчина, Двайт. У вас есть своё лицо. Так почему бы вам не сбрить эту нечесаную бороду и не разориться на хороший парик?» Типично для этой женщины. Она гоняется за мужчинами, будто они ей нравятся, а потом в грязь их втаптывает. Ты хорошо её знаешь?
— Достаточно хорошо, чтобы знать, что знать её ближе не хочу.
— По-моему, она хищница-мизантропка.
— Сойдёт, пока не подберёшь словцо посильнее, — сказал Квиллер. — На свадьбе у Райкеров она приставала ко всем приглашенным мужчинам, включая и жениха. Полли её не выносит. Когда они сталкиваются, от искр прикурить можно.
— Ты когда-нибудь писал о Джун в своей колонке?
— Чуть не написал. Я собирался взять у неё интервью об уроках музыки в школах, но она хотела сделать из этого светский приём у себя на квартире. Когда я настоял на встрече в офисе, оказалось, что брать у неё интервью невозможно. Это был сущий словесный футбол. Она давала свисток к игре, посылала мяч, задавала вопросы-пенальти и выходила в финал, кружа вокруг да около предмета. Кончилось тем, что она забила все голы, но игру выиграл я. Так и не закончил этот материал.
— Вы, типчики из СМИ, всегда оставляете за собой последнее слово. Не тем я бизнесом занимаюсь.
— В другой раз я пригласил к себе Комптонов, — сказал Квиллер, — выпить после спектакля, а они прихватили с собой Джун. Она недолго пробыла. Сказала, что от круглого здания с балконами по диагонали у неё голова кружится. На самом деле её сглазил Коко. Когда он кому-нибудь уставится прямо в лоб, это напоминает бормашину, которая сверлит самый мозг.
— А что Коко было не по нутру? — спросил Двайт.
— Очевидно, ему не понравился её запах.
— Начиная с этого уик-энда она пробудет здесь всё лето.
— Знаю, — отозвался Квиллер. — Видел, как она сходила с парома с уймой багажа и пялилась на конных охранников в красных мундирах. Она что, одна из блестящих идей Эксбриджа?
— Нет, она сама влезла к нему с предложением.
— Так или этак, но что она делает в этой глухомани? По талантам своим она соответствует большим городам Центра. Надо бы спросить у Лайла Комптона, почему она поселилась в Мускаунти. Он же её нанял!