Владимир Мединский

О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

Этот народ находит более удовольствия в рабстве, нежели в свободе. С. Герберштейн, XVI век
Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ. М. Лермонтов, XIX век
Проблема России — это россияне. Главный враг России — это мы сами, наше многовековое рабство, лицемерие, чинопочитание — потомки крепостных, люди с рабским самосознанием… Б. Немцов «Исповедь бунтаря», XXI век
Введение

Глубокоуважаемый Читатель!

Перед Вами вторая книга из задуманной серии «Мифы о России». В одну книгу, увы, все мифы не умещаются. За века их накопилось столько, что хватит на целую библиотеку.

В первой книге речь шла о происхождении черных мифов о России. Самых ходких и самых зловредных… но, конечно, не обо всех. Далеко не обо всех. Было подробно разобрано, насколько соответствуют действительности мифы о кровавости и жестокости русской истории, о русской лени, о запойном русском пьянстве.

Это была непростая работа, ведь мифы о жестокости русских правителей, о низкой цене жизни и крови в нашей стране, об историческом пьянстве русских, о нашем неумении и нежелании работать так вошли в сознание, что уже и возражать трудно. Не всегда и поймешь, где миф, а где сама действительность.

Например, «всем известно», что российская история от Ивана Грозного до Сталина самая кровавая, а русские как встанут поутру — тут же, не успев натянуть штаны, засаживают стакан с сивухой.

Самым наглядным стало сравнение положения дел в России и в Европе… Как только начнешь ОБЪЕКТИВНО, В ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗРЕЗЕ сопоставлять факты — и сразу оказывается, что живем мы не в «черной дыре» истории, а в стране сравнительно благополучной, в стране, которая выглядит еще очень даже неплохо на фоне остальных. Даже в области пьянства, многие страны и пьют больше, и с более тяжелыми последствиями.

В первую книгу не вошел миф о русской грязи. А ведь этот миф более яркий, чем миф о пьянстве. Полезно, поучительно, даже весело сравнить русскую цивилизацию с ее непременным атрибутом — баней и заросшие жуткой грязью города средневековой Европы, ярко встающие со страниц исследований историков, а порой и беллетристических романов (взять хотя бы нашумевшего «Парфюмера»).

Изучение традиций в области «гигиены и санитарии» в России и Европе стало частью второй книги серии. Надеюсь, это получилось и, правда, веселое исследование. Я ведь не обязан всегда писать самым серьезным слогом — особенно если речь идет не о пытках и убийствах, а о блохоловках на увешанных брильянтами дамских платьях в Версале (отнюдь не на сарафанах русских красавиц) и о коридорах в Лувре, превращенных в уборные. Впрочем, не буду пересказывать книгу.

Но разве миф о русской угрозе миру, о постоянной русской агрессии не влияет на наше отношение к самим себе и к этому миру? Он не менее опасен для нашего самосознания. А в политике играет даже более значительную роль, чем «бытовые» мифы — о русской лени, пьянстве и грязи. Что мы ленивые и вечно пьяные «руссиш швайн» — об этом пусть балагурят розовощекие немецкие солдатики в многочисленных «кино о войне». Это не опасно. А вот что мы страшно агрессивные и все время пытаемся кого-то завоевать — тут уже результат совсем иной. Это — руководство к действию правящим мировым элитам. Это — ментальная опора при принятии всех антироссийских «ястребиных» решений: французский десант — в Крым (Наполеон III: «Упредим агрессию русских в Средиземноморье!»), «Першинги» и «крылатые ракеты» — в Европу: «Остановим продвижение коммунистов!» (Рейган), систему ПРО — в Чехию и Польшу: «Хватит Путину зазнаваться!» (Дж. Буш-мл.).

«Русские идут!» — это не просто миф, это идеологический лейтмотив всей антироссийской внешней политики наших геостратегических партнеров-конкурентов, начиная с XVII века и по сегодняшний день.

А рядом с ним живет и его родной брат: миф о России — «тюрьме народов». Как он родился, какую совесть надо иметь для его распространения — это особый вопрос. Но миф существует и «доказывает» всему миру, зачем русские постоянно хотят завоевать все страны и народы. Видимо, чтобы посадить их в свою «тюрьму народов» и постепенно в ней уморить. Ведь, согласно этому мифу, все нерусские в многонациональной России — это покоренные силой оружия, исчезающие с лица земли полурабы, подавленные «империей зла».

Этот черный миф действительно пугает, и не только слабонервных барышень. Каждый раз, когда наши милые соседи или сносят памятник воину-освободителю в Таллинне, или находят «русское военное НЛО» в воздушном пространстве Грузии, этот миф извлекается из нафталина и заботливо проветривается. Его моментально вспоминают, как только политика России перестает устраивать Запад или становится важно поддержать очередного сателлита-«союзника» «империи добра» — США.

Завершает книгу анализ мифа об извечной русской авторитарности и неспособности к демократии и самоуправлению.

Опять же «все знают» не только о постоянных попытках «русского медведя» расширить свою берлогу до границ ойкумены, но и о том, что в том русском берложьем царстве демократии нет и никогда не было. А были только самодержцы с неограниченной никем властью, свирепые бояре, которые мордовали, кого хотели, и творившие дикий произвол чиновники, управлявшие Россией, как Бог на душу и проситель в карман положит.

Наверное, современным читателям покажется диким утверждение, что реальной демократии в России нередко было не меньше, а во многие периоды истории и побольше, чем в Европе. А ведь это факт легко доказуемый. Широчайшее распространение местного народного самоуправления сделало Россию страной вольного духа. Страной, в которой до 1917 года на душу населения приходилось в 6–7, порой даже в 20 раз меньше чиновников, чем в Британии и во Франции.

Не в королевствах Европы, а на Руси царь мог бить рука об руку с представителями народа на площади у дворца. Не в светоче демократии США, с их «американской мечтой» и полностью отмененным только в 1870 году рабством,[1] а в России простолюдин даже в эпоху крепостного права вполне мог сделать блестящую карьеру. В США много говорили о чистильщиках сапог, которые могут стать миллионерами и президентами. Только вот показать миллионера, который начинал бы чистильщиком сапог, пока что никому не удавалось. А в России сын сельского священника становился всесильным министром-реформатором, сын крестьянина — Патриархом и официально (!) — вторым Государем Всея Руси, а бывший крепостной — архитектором Казанского Собора.

Даже избирательное право на Руси имело преимущество пред западным. Неограниченная монархия? Да, только мы забыли, что поначалу русских царей выбирали. Причем выбирали Земские соборы, более демократичные по составу, чем британский парламент того времени. Не верится? Мне тоже первое время не верилось. Но факты, факты…

Убежден, и надеюсь донести это до читателя: Россия имеет все основания для того, чтобы гордиться своей историей и ее деятелями. Будет у нас гордость за Отечество, осмысленное отношение к ее истории, уважение к самим себе — будет и современная, промышленно развитая, богатая и славная во всех отношениях и прославленная во всем мире Россия. А чтобы утвердилась законная гордость, необходимо развенчать и обезвредить черные исторические мифы, как обезвреживают мину, вынимая из нее запал.

Нет, не будет и не может быть у россиян гордости за свою страну, пока большинство населения верит, что мы родились в стране, где демократией отродясь не пахло, вся история которой — пустые и бессмысленные имперские амбиции, угрозы соседям, насилие над народами, запойное пьянство, непролазная грязь, лень и тупость.

Россия — грязная, ленивая, жестокая, вечно пьяная?

Ее населяют люди, не умеющие работать и почистить собственные зубы?

Русская история — ошибка, патологическое отклонение от «гуманистически ориентированной» истории других народов?

Нам так долго говорили об этом, что мы почти поверили в такой образ самих себя. Если будем верить и дальше, России конец, потому что жить в такой стране и растить в ней своих детей и вправду совершенно невозможно.

К счастью, все это — не более, чем МИФЫ!

МИФЫ, придуманные нашими врагами.

И подхваченные нами так, что мы сами становимся врагами самим себе. У нас заминированное сознание.

Идеологическая мина, сидящая внутри тебя, опаснее любой бомбежки извне.

Мифы опаснее нашествия Наполеона и плана «Ост» Гитлера. Наполеона изгнали за 6 месяцев. С Гитлером справились за 4 года. Очень напряженных, очень страшных года, но справились полностью и окончательно.

А вот с неверием в самих себя не можем справиться уже которое столетие.

Обвинения в авторитарности и в неуважении к личности человека, недоразвитости личности в России в XVII, XVIII, XIX веках легко переходят в обвинения в нарушении прав человека в XX и в XXI…

На самом деле никакой книги не хватит для анализа всех мифов. Да куда всех! Для описания даже самых основных, самых зловещих и опасных.

Рассказ о мифах русской истории мы продолжим в следующих изданиях. Поговорим о так называемой «извечной» русской отсталости от «стран передового мира» — в первую очередь об отсталости технической.

Ведь стоит посмотреть, в чем и когда «отставала» Россия, от кого — и это будет ударом по многим представлениям современных «либералов» в самой России.

Поговорим о мифе про «бесконечное» долготерпение и рабскую покорность русских, о «загадочной русской душе» и «непостижимом русском пути», особом и исключительном. Поговорим и о «русском воровстве», — ведь в России, «как известно», все всегда воровали и никто не работал. Вот мы и посмотрим факты, проверим их соответствие МИФАМ О РОССИИ.





Часть V

Миф о русской грязи

Обычное для России — пренебрежение к отхожему месту. А. П. Чехов «Путешествие на остров Сахалин»
Свинья везде грязь найдет. Русская народная пословица
Глава 1

Откуда взялся миф?

Прощай, немытая Россия. М. Ю. Лермонтов
Эти строки известного стихотворения, рожденные поэтом в первой половине XIX века перед отъездом в ссылку на Кавказ, стали одним из аргументов и художественной метафорой «мифотворцев» в пользу подтверждения тезиса о грязи и неопрятности русских.

Как всегда в таких случаях не учитываются ни обстоятельства написания стихов, ни кому именно адресовал автор слово — «немытая». Если заняться «скучным» анализом, быстро выясняется: оскорбительно-дерзкое, экспрессивное это определение лирический герой относит скорее к вполне конкретной, «официальной» России. То есть никак не ко всему русскому народу, а только к тем, кто обвинил и сослал поэта.

Но, как и водится, в этом никто не стал разбираться. И строки, в которых поэт признается в любви к Родине, проникновенно пишет о своих переживаниях патриота, у нас практически не цитируются. А определение «немытая Россия» было подхвачено и приклеено ярлыком ко всем русским, ко всей России. Теперь это «сильный» аргумент в пользу традиционной русской нечистоплотности. «Вот видите? Даже патриот Лермонтов так полагал!»

Объяснить этот «выверт логики» можно исключительно упорным желанием видеть Россию непременно грязной, нечистоплотной страной. Причина в конечном счете — в логике нашего «подкинутого сословия». Еще реформы Петра заставили «прогрессивное» дворянство считать, что Запад культурнее и чище России, а мы — отсталые и немытые.




Ю. Лермонтов. Акварель Е. Тренера.
«Прощай, немытая Россия…»— бросил в сердцах молодой офицер Лермонтов, уезжая из столицы на Кавказ. И мы до сих пор соглашаемся: «Да, мы такие, мужичье сиволапое, борода во щах, грязь под ногтями…»


Довершил начатое век XIX, насыщенный «освободительными» движениями и революционными организациями, основными героями которых был вовсе не народ, а дворяне, разночинцы, интеллигенты. Сознание интеллигентов было так же раздвоено, как и сознание дворян, но еще больше отягощено комплексами, истерическим стремлением примирить разные стороны своего бытия. Одна из важнейших особенностей нравственно мятущегося русского интеллигента — поиск и «обличение» собственных пороков. Примерно в таком стиле: «Конечно, я скверный, я гадкий, но «зато» я занимаюсь нравственным самоусовершенствованием». Волна «обличающих» самих себя статей, литературных произведений и мемуаров поднялась в конце XVIII века и достигла апогея в середине — конце XIX века. Эта линия самокритики и самообличения очень хорошо видна во всех культовых произведениях того времени — от «Путешествия из Петербурга в Москву»[2] и трудов Новикова до произведений Чернышевского,[3] Герцена,[4] Чаадаева.

При моде на самобичевание, конечно, досталось не одним отдельным интеллигентам, а России в целом.




Адам Олеарий у дипломат и путешественник.
Русские бани потрясли его до глубины души. В этом он, как и многие другие приезжие иностранцы, увидел, впрочем, не тягу русских к чистоплотности, а некий национальный мазохизм. Это же надо: самому залезть в такую жару, позволять себя хлестать там какими-то розгами, а потом прыгать в снег, а то и в прорубь! Явно русские столь жестокосердным образом изгоняют из себя Диавола.


Дворянский историк Н. М. Карамзин упрекал Петра I в потере национального чувства, в стремлении насильственным путем сделать из России «вторую Голландию». Народовольцы же обвиняли царя скорее в противоположном: по их мнению, он еще «мало» сломал в России, делая ее «второй Голландией» недостаточно жестоко и стремительно.

Народовольцы же обвиняли царя скорее в противоположном: по их мнению, он еще «мало» сломал в России, делая ее «второй Голландией».

Среди прочих обвинений звучало и обвинение в «вековой» русской грязи. Итак, что есть Россия? Деревня. Лапотник-мужик. Что есть мужик? Грязь, вонь, вши. Спят вповалку, не раздеваясь на полу. Совокупляются в грязи в общей и единственной комнате в деревенской избе. Сальные волосы, всклоченные бороды. Дырявая рубаха, подпоясанная веревкой, да рваные лапти. Зубов нет. Изо рта — вонь. Дети — засранцы — спят на полу вперемешку со скотом. Вот вам — Святая Русь! Все: «прощай, немытая Россия», губ бай, май лав, гуд бай!..

Якобы, только реформы Петра и вытащили дикую Россию из пучин азиатской грязи. Чтобы подтвердить свои суждения, народовольцы щедро черпали высказывания из книг Олеария, Маржерета, Флетчера, Герберштейна… Кого угодно. Как правило, заезжие мемуаристы XVI–XVII веков представляли противоречивые, взаимоисключающие описания образа жизни и быта русских. «Приходилось» с кровью выдирать из них то, что ложилось в теорию. Олеарий описывает страну, в которой на каждом шагу стоят бани, мыться в них — народный обычай, и люди любят горячую воду и березовые веники. Впрочем, об этом писали практически все путешественники, даже трудно выделить какие-то особенные цитаты.

Писали иноземцы и о том, как к мосткам летом, к прорубям зимой сходятся женщины стирать.

Кстати, ни одного описания грязного русского или русского в грязной одежде нет. Ни у Маржерета, ни у Олеария, ни даже у ярого русофоба Штадена.

Это, конечно, остается без внимания. Но вот у Олеария мелькнуло: мол, близ Москвы, на самом въезде в город — свалка. Ага! Получен нужный аргумент! И авторитет Олеария уже работает на нехитрую идею — про грязную, заваленную нечистотами Россию.

Этот миф оказался настолько глубоко внедренным, что даже тогда, когда русский путешественник сталкивался с особенностями европейской «гигиены», у него, русского, не возникало соблазна уличить европейцев в нечистоплотности. В книгах, написанных русскими о Западе, есть много просто устрашающих описаний антисанитарии и грязи. Но нигде вы не найдете ни одного обобщения и сомнения по поводу чистоплотности европейцев.

В свое время меня поразило описание, сделанное русским эмигрантом Борисом Завадским. Пять лет провел он в Северной Америке, с 1927 по 1932 год. Работал там и грузчиком, и поломойкой, слесарем, механиком, пекарем, и в числе прочего — ковбоем. Итак, конец рабочего дня…

«Джек вынес ведро, табуретку, большой таз, мыло и полотенце. Первый из подоспевших ковбоев насосом… накачал ведро воды, напился из него, наполнил таз, основательно вымыл в тазу руки и затем этой же, уже грязно-серой водой умыл свое пыльное лицо и вспотевшую шею. За ним подошел второй, потом сразу трое. Умывались все вместе, не меняя воду, вытирались общим мокрым и серым полотенцем. После ковбоев умылся Джек.

— Ну что же ты? — обратился он ко мне, приглашая последовать общему примеру.

Я выплеснул грязную воду, ополоснул таз, и, наполнив его свежей водой, умылся. Взгляды окружающих, тяжелые и насмешливые, как бы говорили презрительно: «Эх ты, чистюля!»».[5]

Спать парню приходится, положив носовой платок на серую от грязи наволочку, не раздеваясь: тут так полагается. Стоит ли тратить время на то, чтобы снимать и надевать одежду? Во сне парень видел ковбоев, «умывающихся черной водой из грязного таза». Утром он достал зубную щетку и пасту, мыло и полотенце, пошел умываться и чистить зубы.

«Хозяин смотрел на меня неодобрительно. Будто я занимался колдовством.

— Ты чего это до работы умываться вздумал?…Все равно сейчас вымажешься.

— А я тогда еще раз умоюсь.

— Вздумал! Это у нас не принято! Еще зубы чистить — подумаешь, лорд какой».[6]

Представляю, какие далеко идущие выводы сделал бы иностранец, наблюдая такого рода сцены в России. И как долго его цитировали бы, в том числе, сами русские. А вот у Завадского нет ни малейших попыток анализа и обобщения. И никто в Америке не цитирует его книгу, повторяя: «Видите! Видите, какая она грязная, эта наша дикая страна, отсталая от России — образца чистоплотности!»




Родео.
Cowboys («коровьи мальчики») были совсем не такими молодцами, как обычно изображаются в вестернах. Достаточно отметить, что примерно половина ковбоев были… неграми и индейцами. Этого «Коламбиа пикчерс» точно «не представляет»


Особенности национального водопровода

Каждого русского путешественника, приезжающего в Лондон уже XXI века, до сих пор удивляет одна особенность, если не сказать, странность британской повседневной культуры. Это ванная комната и… два крана. Краны — отдельно для горячей и отдельно для холодной воды. Затыкаешь слив пробкой. Наполняешь раковину. И умываешься. В грязной непроточной воде. В точности, как американские ковбои в 1920-х.

Советский дипломат и писатель В. Овчинников описывает, что «поскольку плескаться в умывальнике, как это делают англичане даже в гостиницах, поездах и общественных туалетах, я так и не полюбил, мне приходилось после бритья ополаскивать лицо теплой водой из кружки».[7]

У самих британцев сложилось просто очаровательное объяснение, почему в России нет таких пробок… Оказывается, все дело в тяжелой нашей истории: война, революция, снова война… Ясное дело, сразу всего необходимого не напасешься. К тому же, по мнению англичан, отсутствие пробок — еще одно свидетельство русского разгильдяйства! Не умеют русские экономить, ведь вода — это деньги! Да и вообще, не мыслят «экономически». Вон сколько зазря утекает воды, пока этот русский умывается. И что тяжко потрясает душу британца: почему же в России есть пробки для ванны, но нет пробок для раковины?! Впрочем, и ванная у британцев по нашим понятиям своеобразная — в ней отсутствует душ. Да, и кран в умывальнике, по-прежнему, без смесителя!

Кстати, британцы «не имеют обыкновения и окатываться водой после ванны, а прямо в мыльной пене начинают вытираться. Но еще труднее свыкнуться с тем, что этот обычай распространяется и на мытье посуды». Попросту говоря, посуду окунают в воду с жидким мылом, проводят по ней щеткой и ставят сушиться. «Именно так и только так моют бокалы и кружки, тарелки и вилки во всех английских пабах и ресторанах».[8]

Обычаи англичан не кажутся россиянину, говоря мягко, верхом гигиены. Невольно думаешь — не подцепить бы чего в стране, где посуду моют так небрежно, а ванну не моют и даже не ополаскивают.

Но Всеволод Овчинников объясняет: мол, просто обычаи у нас разные и все тут. Ну, не моются британцы под струей воды, не принято у них это. А ведь у него много оснований говорить о неряшливости, нечистоплотности британцев! Какие выводы можно было бы сделать! Но деликатный писатель не рассказывает британцам об их традиционной грязи, о скверной традиции, нарушающей все правила гигиены. А британцы не используют книгу В. Овчинникова, чтобы демонстрировать друг другу, какие они плохие.

Однако из сказанного вовсе не вытекает, что Россия менее чистоплотна, чем Англия. Уж простите, но это Англия менее чистоплотна, чем Россия. Но вот отношение к самим себе и друг к другу в этих странах различное. Жаль, что мы не заимствовали его у англичан.

Кстати, вспоминаю как в совсем недалеком 1987 году мне довелось побывать в социалистической Чехословакии. Недалеком 1987-м… Прошло лишь 20 лет, но молодежь уже и не знает, что было такое государство — социалистическая Чехословакия — первая страна, попытавшаяся провести «перестройку», «обновление и гласность» в рамках отдельно взятой социалистической страны. Мы вспоминали об этом в первой книге — о так называемом «социализме с чехословацким лицом». Конечно, тогда, летом 1987 года уровень жизни в Праге, выбор продуктов и особенно «пива и напитков, изготовленных на его основе»[9] нас, студентов МГИМО, приятно удивлял.

Что и говорить, вкус чешского «Козела» или «Будвара» несколько контрастировал с «амбре» желтой мутноватой жидкости, именуемой ««Жигулевское» в розлив», которую мы иногда могли себе позволить в ближайшей к нашему институту на юго-западе Москвы пивнушке под «народным» названием «Ракушка».[10] Однако, речь не об этом. Чехи пиво делать умеют: вкусно, недорого и закуска легкая, хорошая — всякие там «тычинки» да «брамборки».[11]

К тому, что пиво в Чехии лучше московского, мы тогда, в 1987 году, привыкли быстро. А вот к тому, как в «Золотой Праге» моют пивные кружки, привыкнуть не могли долго. Дело в том, что в «классической» чешской пивной их… вообще не мыли. Порядок был такой: грязные кружки, с пеной и остатками пива официант ставит на стойку бара. Там — две раковины, наполненные водой из-под крана. Слив в обеих закрыт пробкой. Бармен, схватив по 2–3 кружки в каждую руку, ловко черпает ими явно уже не первой свежести воду из одной раковины, выливает ополоски обратно, а потом также «ополаскивает» кружки во второй раковине, где вода, как ему представляется, уже чистая. После этого в эти кружки сразу же наливается пиво для новых посетителей. На фоне этой «посудомоечной» процедуры, даже наша автоматическая «кружкомойка»[12] в околоинститутской пивной казалась нам верхом гигиены.

Без водопровода

Где-то прочитал, что в 40 % домов Британии водопровода нет и сегодня. А в 40 % тех, где есть водопровод, нет ванной комнаты. Думаю, преувеличение. Однако факт, что процедура умывания во многих британских домах и сегодня часто такая, как она описана у Агаты Кристи: цветной фаянсовый кувшин и тазик, наполняемый водой.[13] Хочешь умыться? Наливай воду в тазик из кувшина и умывайся!

Понятно, что старинный русский рукомойник с проточной водой гораздо гигиеничнее, чем английские тазик с кувшином и раковина с пробкой. Наверное, европейцы и сами понимают, что от такого умывания толку не так уж много. По крайней мере, 82 % мужчин в современной Великобритании считают, что личная гигиена не стоит того, чтобы тратить на нее время.

В общем, при желании как раз русские могли бы многократно обвинить европейцев в пренебрежении правилами гигиены и объявить Европу нечистоплотной и грязной. Но мы этого не делаем, говорим разве что о различных традициях.

Зато свидетельствами и обвинениями в грязи в адрес русских едва ли не с XV века наполнены все записки о путешествиях в Россию.

Глава 2

Древние предания об образе жизни и гигиене

Хочешь улучшить настроение? Помой голову. Индусская поговорка.
Баня — не только чистота

Сама баня и обычай мыться в ней древнее любого из современных народов. Бани были у жителей Древнего Востока, и часто омовение связывалось у них с ритуальной, религиозной чистотой. Если ты чист телесно, то значит чист и мыслями, намерениями, душой. Умылся, постирался — готов общаться с высшими силами. Наверное, тут сказывается еще древняя народная традиция изменять свое внутреннее состояние. Ведь по поверию, пока умываешься, вместе с водой стекают вчерашние мысли и душевные состояния, дурное настроение и хлопоты. Переключаешься, взбадриваешься, испытываешь приятное чувство здорового тела и притока энергии.

Вот на Древнем Востоке и считали, что перед общением с богами надо было привести сначала в порядок тело и одежду. Страшным невежеством было бы предстать грязным перед лицом божества или обожествляемого царя.

Так же относились к воде, чистоте, умыванию и мытью в Индии, в Китае, в Японии, в Древней Греции и Древнем Риме. И в Библии, и в Махабхарате, и в стихах Гомера описывается, как почетному гостю моют ноги и как именно действовал Древний обычай.

Кстати, обычно, чем важнее, чем почтеннее был гость, тем более сановитый человек моет ноги гостя в тазике. Очень почтенному гостю омывает ноги сам хозяин дома.

Никогда и нигде чистота не была только чистотой тела самой по себе. Нигде и никогда не была баня только способом помыться и смыть грязь. Всегда и везде чистота была способом гармонизировать свое бытие, стать угоднее богам, приблизиться к совершенству. Гармония души и движение к божественному не мыслились без гармонии тела и без движения к собственному совершенству.

Русская баня

То, что мы называем русской баней, на самом деле намного старше русского народа. Еще Геродот в V веке до н. э. говорит о жителях степей Причерноморья, что «они льют воду на камни и парятся в хижинах».[14] Древний историк писал о «скифах-пахарях» — земледельцах, которые подчинялись скифским вождям, но жили сами по себе, старинным земледельческим укладом. Не только литераторы-романтики,[15] но и многие ученые сегодня видят в них предков славян.

Задолго до этого времени общие предки славян и германцев уже знали баню, — бани, в которых раскаляли камни, археологи находят в поселениях, возраст которых — 2–3 тысячи лет до н. э. Вероятно, такая баня с печью-каменкой была не только местом, где наводили телесную чистоту, но и своеобразным первобытным храмом. А березовые веники, которыми хлещут себя и друг друга в парилке, прямо происходят от веников, которые заготавливали скотоводы в зоне лесов — чтобы кормить скот в зимнюю бескормицу. Наши предки хлестались, делая себя чистыми, готовыми к общению с богами, теми самыми вениками, которые шли потом на корм корове — самому большому и самому ценному животному в хозяйстве.

Баня — это не только чистота. Это и гармонизация самих себя. Это и оздоровление, профилактика болезней. Баня — это и терапия, и массаж, и прогрев. Очень показательно повеление князя Владимира строить бани как «заведения для немогущих», то есть для больных.

По легенде, в бане вылечился строитель Софии Новгородской «мастер Петр». Немолод был, заболел во время строительства и испугался, что не успеет закончить храм. Но в парной бане исцелился и завершил великий проект.

По разным преданиям в I веке баней славяне встретили Андрея Первозванного, пришедшего на Русь Апостола. Если это и легенда, то очень характерная.

Славянский дух Банник

Наше славянское отношение к бане было типично для многих народов мира, но у нас бане придают даже более важное, истинно религиозное значение.

Любопытный факт: нигде, ни в одном из регионов мира, не было специального божества чистоты. Даже у римлян, которые очень любили теплые бани, термы, и сделали их своего рода клубом. В термах встречались друзья, пировали компании, справлялись праздники. Термы были местом общения, где в ходе общей «тусовки» создавались и рушились репутации, договаривались о сделках, собирали дружины, обменивались мнениями… Очень может быть, наши предки точно так же собирались в банях или сразу после бани, с той же целью. Если это так, то и обычай общего застолья после бани, обычай собирать своего рода «банные клубы» очень древнего происхождения.

Но, повторяю, особого божества, эдакого Термника, у римлян не было. А у славян такой божок был. Поверья русских и белорусов восходят к славянским мифам, отражающим духовное восприятие народа и его материальную культуру. В этих поверьях мы находим описание маленького, тощего нагого старика, облепленного листьями от веника. Этот старичок — Банник.

Видимо, баня сделалась настолько важным элементом культуры предков, что это потребовало создания особого языческого божества. Банник, дух бани, жил в народном сознании до XX века. Баннику ставили блюдце с молочком, его просили «пустить в баню, не прогневаться», с ним старались поддерживать такие же хорошие отношения, как с домовым.

Ведь в жизни крестьян баня всегда занимала очень важное место. В ней не только мылись и парились, знахари в ней лечили людей от простуды, вывихов и разных других болезней, там часто принимались роды.

С баней и Банником также связан оригинальный свадебный обряд: мать невесты выпекает особый хлеб-банник и посыпает его солью. Этим хлебом-банником благословляют молодых к венцу. Хлеб вместе с жареной птицей и двумя столовыми приборами зашивают в скатерть. На следующий день сваха распускает скатерть к выходу молодых из бани. Молодые обязательно должны отведать хлеб-банник.

К Баннику обращались в святочные вечера, когда девушки гадали о своей судьбе. В полночь девушки приходили к бане, чтобы узнать о своем суженом.

Для русских создание семьи, рождение детей — символ чистоты. Поэтому и связаны эти ритуалы с баней и духом Банником.

Праздник Ивана Купалы

До наших дней дошел праздник языческих времен: Ивана Купалы. Предки в этот день, в частности, шли на реку и как можно дольше не вылезали из воды.[16]

Древнее значение имени божества Купалы (кипеть, вскипать) постепенно забылось, оно стало ассоциироваться со словом «купаться», поскольку смысл этого праздника — массовое купание-очищение.

Прослеживается и связь Ивана Купалы с брачными обычаями. В этот день славяне-язычники искали себе жен и «умыкали их у вод». Попросту говоря, имитировали похищение. Но до этого мылись в реке, радуясь теплу и долгим летним дням.

В Христианской Руси этот праздник сохранился и стал праздником Иоанна Крестителя. Как известно, языческие праздники и божества порицались христианством. Однако привычку славян мыться, купаться невозможно было уничтожить. Невозможно было упразднить и этот ритуал. Вот только девиц уже, конечно, во время праздника не «умыкали».

Слово арабам

На древнем мусульманском востоке придавали огромное значение чистоте тела. Тем интереснее свидетельство авторитетных в этом плане арабов: «Страна славян — ровная и лесистая, и они в ней живут. И нет у них виноградников и пахотных полей. И есть у них что-то вроде бочонков, сделанных из дерева, в которых находятся ульи и мед. Когда умирает у них кто-либо, труп его сжигают. На другой день, после сожжения покойника они идут на место, где это происходило, собирают пепел с того места и кладут его на холм. И все они поклоняются огню. Когда у них умирает кто-либо из знатных, ему выкапывают могилу в виде большого дома, кладут его туда, и вместе с ним кладут в ту же могилу его одежду и золотые браслеты, которые он носил. Затем опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету.

Они соблюдают чистоту своих одежд, их мужчины носят золотые браслеты. У них много городов и живут они привольно».[17]

Соблюдают чистоту своих одежд… В устах образованных арабов это звучит намного большим комплиментом, чем скажи это средневековые европейцы.

«Повреждение нравов» Европы

Среди народов, для которых чистота и мытье были священны, исключением предстаем не мы, а как раз европейцы. Сами европейские ученые склонны связывать это с вырубкой лесов. Период с XI по XIV век официально именуется в учебниках «временем Великой Распашки». В это время в Европе вырубили и превратили в поля и луга так много лесов, что наступил своего рода «энергетический кризис». Топливо стало дорого, и тогда европейцы почти перестали купаться в банях — большинству населения это сделалось не по карману.

Тогда же европейцы полюбили «быструю еду», пресловутый «фаст фуд» — такие блюда, которые не надо долго варить и жарить, тратя драгоценные дрова.

Несомненно, «энергетический кризис» в Европе был, нет слов. Но европейские историки лукавят, сводя к его последствиям весь «грязный» период европейской истории.

Во-первых, не везде и не во всей Европе вырубили леса. В Германии и в Скандинавии леса шумели еще в ХѴІІ-ХІХ веках. А бань уже почти не стало, в том числе и на этих территориях.

Во-вторых, и в других странах: Франции, Англии и Центральной Европы XII–XIJI веков оставались большие массивы леса… Робин Гуд жил в огромном Шервудском лесу, и никакой Ноттингемский шериф не мог его там поймать.

В-третьих, по мере исчезновения лесов, европейцы все больше стали топить печи углем. Добыча угля стала важной частью экономики Британии и стран Северной Европы. Уголь был экономически доступен. Если молено было отапливать углем жилища и готовить на нем пищу, что мешало протопить раз в неделю углем баню? А ведь не топили, это же факт.




Анна Ярославнау королева Франции.
^{Скульптурное изображение.}
Дочь Ярослава Мудрого рассматривала брак с королем Франции как ссылку к дикарям. Ведь ее супруг даже не умел… читать! Но, как говорится, «жениться по любви не может ни один, ни один король».


В-четвертых, «грязный период» в Европе начался до Великой Распашки. По сути, со времени падения Западной Римской империи в 476 году европейцы моются все меньше и меньше. Лесов еще много, дрова используются для печного отопления во всей Европе… А гигиена из Европы все уходит и уходит. Во Франции XI века киевская княжна Анна, ставшая французской королевой, а после смерти мужа женой графа Рауля Валуа, была не только единственным грамотным человеком при дворе, но единственной, кто имел привычку мыться и содержать себя в чистоте. Правда, приучить к умыванию своего сына Филиппа, будущего французского короля, она так и не смогла, ведь все окружение принца, кроме его мамы, считало мытье делом совершенно никчемным. Примерно как американские ковбои.

В-пятых, и конец «грязного» периода тоже совпадает по срокам не с Великой Распашкой, а с известными в истории культурными переменами.

Европа практически не мылась тысячу лет с V по XIV века! Этот факт отмечают многие историки.

И если бы не крестовые походы, то не мылась бы еще больше. Крестоносцы поразили и арабов, и византийцев тем, как от них разило. Запад предстал для Востока синонимом дикости, грязи и варварства, да он и был этим варварством.

Здесь речь не только о гигиене. Первую тысячу лет европейской истории (до самой эпохи Возрождения) ближневосточные арабы, испанские мавры да константинопольские греки учили «цивилизованных европейцев» медицине, математике, астрономии, философии, богословию и далее мытью в бане.

Вернувшиеся в Европу с Переднего Востока пилигримы было попытались внедрить подсмотренный обычай мыться в бане. Это было своего рода возвратом к цивилизации. Но тут бани уже официально попали под запрет Церкви как источник разврата и заразы. Почему разврата — нетрудно предположить. Почему в банях увидели источник заразы, понять труднее.[18] Но, во всяком случае, общественные бани окончательно исчезли в Европе, и вовсе не только из-за массовой вырубки лесов.

И обеспеченные горожане, и уж тем более аристократия, жившая в своих поместьях, могла бы мыться и при росте цен на топливо. Но мытье было объявлено грехом! В результате этих странных решений сначала банное удовольствие под давлением «просвещенной» католической церкви стало недоступным горожанам, а потом от привычки мыться отказалась и аристократия. Гигиена в нынешнем понимании появилась в Европе лишь в самом конце XIX века. Для миллионов людей — слишком поздно.

Видимо, дело все же не в ухудшении экологической ситуации, а в каких-то важных изменениях в культуре. Сначала в Европе не сделали чистоту и баню чем-то священным, как во всем мире, и особенно на Руси. Вы не найдете, как уже говорилось, ни в одном западном предании или народном эпосе персонажа, хотя бы отдаленно «отвечающего» за чистоту или «помывку».

То, что наличие бань прямо связано с культурой, а не с лесами, показывает и такой факт: после ополячивания богатых лесами Галиции и Волыни бани исчезли и там.

После великого переселения Руси на Северо-Восток в XI–XII веках вместе с русской культурой, русским языком, сказками, песнями, столицей, правящей династией из Малой Руси ушло многое. Русский язык превратился там в «мову», а народные сказки стали повествовать не о подвигах Ильи Муромца и не о Стольном Киев-граде, а о ксендзах и хитрых крестьянах (типично польские сказки).

Русские былины и сказки еще в начале XX века можно было слышать в Архангельских и Вологодских деревнях, за тысячи километров от Киева. Там были бани и было отношение к баням не только как к источнику физической чистоты.

Леса шумели и в Малой Руси, на Галиции и в Волыни. Но вместе с русской культурой ушли и бани.

Глава 3

Быт и образ жизни Западной Европы и России

Европейские города-душегубки

Невозможно представить нигде в России такого количества нечистоты, какое легко видеть на любой из окраин Города-Светоча.[19] У нас хотя бы прикопали, но французы совершенно равнодушны к зловонию. В. Ф. Ходасевич «Письма к Н. Берберовой»
Во всех черных мифах о России можно найти много забавного. Но этот миф, о русской грязи, пожалуй, самый сюрреалистичный. Потому что он был сочинен едва ли не самой нечистоплотной цивилизацией за всю историю Земли. В античное время было не так… Религия греков и римлян не препятствовала гигиене, и античные врачи, знаменитые Гиппократ и Антисфен, Кастор, Полукс и Цельсий придавали мытью большое оздоровительное значение.




Гиппократ.
Великий врач рекомендовал горячую воду и пар как целебное средство от многих хворей. Увы, его рекомендации были забыты средневековыми европейцами.


Античные города строились в здоровых местностях. Отводя место для нового города, римляне интересовались, долго ли живут люди в этой местности, какими болезнями болеют и от чего умирают. Города строили просторными, с таким расчетом, чтобы ветер их продувал, чтобы легко можно было подать нужное количество воды и чтобы городу было куда расти.

Собственно изначально Рим был построен правильно — недалеко от моря, в устье Тибра, на холмах.[20] И стратегически выгодно, и, так сказать, экологически оправданно. Однако спустя несколько столетий, чудовищная перенаселенность Рима (более 1 млн. чел. во время Цезарей, притом, дома выше 2-х этажей были редкостью — представьте себе скученность населения) вызвала, по сути, коммунальную катастрофу. Собственно, история повторяется, и современная Москва, стянув на себя все возможные административно-ведомственные функции, штаб-квартиры, корпорации и учреждения культуры, разросшись до невероятных размеров, когда никто не возьмется подсчитать реальное население столицы,[21] и столкнувшись с коллапсом транспортным, стремительно приближается и к случившемуся в Древнем Риме коллапсу коммунальному. 2000 лет назад римлянам удалось (по меркам того времени, конечно) справить-с я с катастрофой: появившиеся акведуки, прообраз водопровода, сливные ямы, система прорытых канав для смыва нечистот и, главное, попытки системной фундаментальной застройки центра Рима — все это сделало миллионный город относительно приемлемым для жизни. Будем лелеять надежду, что Москва тоже сможет как-то совладать со своей капиталистическо-гормональной болезнью роста. Или же болезнь городского гипофиза погубит и Москву, и москвичей. Впрочем, богатые римляне и тогда все же предпочитали селиться на загородных виллах, оставляя центральный Рим на самосъедение плебсу. Кесарям — Рублевку, слесарям — Бирюлево-Собачье или какие-нибудь Паскудники. Времена меняются, нравы — нет… О темпора, о морес, понимаешь.

Кризис Римской империи положил конец «экологическим» городам без стен. Уже в конце античности города ощетинились стенами и башнями — в империю вторгались варвары. К ѴІ-ѴІІ векам все воевали со всеми, города втягивались внутрь собственных стен. Население все больше скучивалось за этими стенами, культурные навыки утрачивались.

Города же Средней Азии, Переднего Востока, Китая, Руси, Индии все же оставались более просторными, в них прокладывалась канализация и проводился водопровод.

Но трудно представить себе, в какой нездоровой среде жило все городское население Европы к XI–XII векам. Дополнительной причиной стесненности и нищеты стало развитие капитализма.

Внутри городских стен изначально было не так много места. Тысячи жителей оказывались скучены внутри пространства в 2–5, самое большее в 10 гектаров. У некоторых, правда, были собственные дома с садами и огородами, но большинство людей ютились на головах друг у друга, по нескольку человек в каждой комнатке.

Водопровод? Если он и был, то чаще всего тот, что остался от римлян. И каждая хозяйка сама ходила за водой к городскому фонтану. Отличный способ разносить инфекции, между прочим! На севере Европы, где римляне не построили городов, воду брали прямо из реки или из колодцев. Уже гигиеничнее, но в колодезную воду тоже попадали «отходы жизнедеятельности».

Канализации не было вообще. Никакой. Ночная ваза — изобретение европейцев, и возникло оттого, что в городе не было канализации, а в домах — уборных. Совсем. Никаких. Люди использовали горшки, а потом выливали их содержимое прямо на улицу. Туда же хозяйки выплескивали все кухонные помои и остатки еды. Крытых канав, как в Риме, не копали. Содержимое горшков вместе с помоями стекало «ароматными» ручейками по мостовой, пропитывало землю, фильтровалось в ту же воду, которую использовали для питья.

Каждый хозяин отвечал только за собственное жилье, а чистота мест общего пользования — дворов, улиц и площадей, никого не волновала. Муниципалитеты богатых городов нанимали иногда бригады чистильщиков, но сами же жители сопротивлялись: не хотели платить.

Средневековые путешественники многократно отмечали, что приближение большого города они сначала чуяли по нестерпимому запаху вони и лишь потом начинали видеть его стены.

Рыцарские замки были ничем не лучше. Маленькие, невероятно тесные, они, конечно, являлись защитой от нападения, но и в них не было ни канализации, ни водопровода.




Эркер-туалет 6 замке Марксбург (Германия).
Это — навесной туалет в европейском замке. Кроме шуток, свидетельствует об удивительной чистоплотности его хозяев: большинство замков обходилось без этих «глупостей». Главное — не пройти случайно под этим сооружением в неподходящий момент.


Слово «альков» наверняка известно читателю, но не все знают, откуда оно пошло. Только в XVI веке альковом стали называть покои знатной дамы. Целую комнату, а то и несколько. Первоначально слово означало нишу в стене залы рыцарского замка. В нишу ставилась кровать, над которой натягивался балдахин: не подумайте — не от москитов, а чтобы конденсат не капал с каменного потолка. На кровати — перина. В алькове не было окон, и его НИКОГДА не проветривали. Перину никогда не перебирали, не просушивали, не мыли и не чистили. В алькове водилось столько клопов, вшейи прочих насекомых, что арабам, прибывшим ко двору Карла Великого, показалось: перины шевелятся.

Горожане жили ничем не лучше. Маленькие окна никогда не открывались, дома никогда не проветривали. Бань не было. Помыться горожанин мог только в реке, если она была. Постирать одежду было негде и не в чем.

Наши эстеты просто млеют от узких улочек, придающих некий шарм и изящество европейским городам. Да, эти улочки красивы, изящны. Но это — в наше время, когда город чистый, дома помыты и готовы к созерцанию туристами. А жить в этих домах и в средневековых условиях мало кто согласился бы.

Неизбежные последствия

В 1930 году в Бордо решили отпраздновать очередную годовщину города, одевшись в рыцарские латы из музея. И оказалось — латы малы для современных французов. Было это. подчеркну, в 1930 году, до начала акселерации, и французы к тому же — народ не крупный. Но рост рыцаря XIV века обычно не превышал 160 см. Только самые крупные латы соответствовали размерам человека ростом в 165 см, а таких было очень мало.

После неудавшегося праздничного шествия в Европе начали изучать этот вопрос… Выяснили: люди галльских племен до римского завоевания имели средний рост порядка 168–170 см. В Римское время рост не изменился. Но с VII–VIII веков рост француза резко уменьшился. Особенно уменьшился рост горожанина — до 155 см. Чуть крупнее оставались крестьяне. Рыцари были еще покрупнее и посильнее, попадались здоровяки и в 165 см ростом.

Одной из причин уменьшения роста населения был голод. Еды постоянно не хватало, рыцари были крупнее и сильнее, потому что постоянно ели мясо и вообще меньше голодали.

Общим местом в медиевистике стало то, что количество людей в средневековой Европе постоянно превышало возможность их прокорма. Главное чувство, которое испытывал небогатый европеец того времени, — это чувство голода. Любому общественному потрясению, как правило, предшествовал неурожай. Семь подряд голодных лет — и сотни тысяч верующих устремились в первый крестовый поход.

Социолог Питирим Сорокин еще в 1922 году писал, что «какие бы ярлыки не наклеивались на мотивы войны», в конечном счете войны ведутся за выживание, за пищевые ресурсы. Вся история Европы — это непрерывная череда войн. В условиях ограниченных ресурсов шло простое сокращение числа едоков.

У исследователя Александра Горянина есть любопытное наблюдение: «Не подлежит сомнению еще один интегральный способ оценки прошлого — не знаю, писал ли кто-либо об этом раньше. Тот факт, что китайская кухня признала съедобным практически все, вплоть до личинок насекомых, говорит очень ясно: в этой стране голодали много и подолгу. То же относится и к кухне французской. Только солидный опыт голодных лет мог заставить найти что-то привлекательное в лягушках, улитках, в протухших яйцах, подгнившем мясе, сырной плесени. В русской кухне нет ничего похожего. В голод едали, как и везде, всякое, но не настолько долго, чтобы свыкнуться. Черную икру в России веками скармливали свиньям, пока французы не открыли нам глаза».

Ну, свиней, жрущих черную икру, мы, пожалуй, оставим на совести исследователя. У нас, конечно, тоже бывали голодные годы, но лес-то кормил. Николай Костомаров отмечал, что охота в России, в отличие от западноевропейских стран, никогда не была привилегией высших классов, ею занимались и самые простые люди. И река кормила. С питанием на Руси несомненно было лучше.

Русская природа кормила свой народ. Рыба, грибы и ягоды на протяжении почти всей нашей истории были неправдоподобно, с точки зрения иностранцев, дешевы (поговорка «дешевле грибов» возникла в русской среде). Бескрайние леса буквально кишели зверем и птицей, в связи с чем путешествующим иностранцам Русь представлялась «огромным зверинцем».

Второй причиной низкого роста у европейцев было антисанитарное состояние среды обитания. В России считают каменное жилье более дорогим и потому более престижным. У нас строили из дерева, а в Европе — из камня! Они богаче! Эти люди не учитывают, что камень пригоден для жизни, только пока в здании хорошо топят. Если топка плохая, в каменном здании все время сыро. Не зря же конденсат все время капал с потолков замка, заставляя натягивать балдахины над альковами.

Европейцы с рождения до смерти жили в сыром холоде каменных городов и замков. Они ели однообразную пищу, в составе которой не хватало овощей и фруктов. Спали на сырых, грязных перинах вповалку по несколько человек. Грязь пропитывала все вокруг, а гниющие отходы и фекалии громоздились сразу за порогом.

Раскопки кладбищ европейского Средневековья показывают: европейцы не только сделались меньше, большая часть населения страдала самыми разнообразными заболеваниями. Не все болезни можно диагностировать по костям, но всевозможные артриты, остеохондрозы, искривления позвоночников, подагры, рахитизм, уродливые изменения пропорций человеческого тела антропологи могут определить именно по скелетным останкам.

Да и жили недолго. Детская смертность в городах была совершенно фантастическая — до 90 % родившихся умирало до 5 лет. Города все время пополнялись людом из деревень. Будь иначе, города Европы давно бы обезлюдели. Даже в начале XX века, в 1902 году Джек Лондон справедливо писал: «Рабочий, чей отец и дед родились в Лондоне, такая редкость, что его и не отыщешь».[22]

Прошедшие горнило детской смертности тоже оказывались недолговечны: только 10 % населения Парижа XIV–XV веков доживало до 45 лет.

Города ХУІ-ХѴШ веков

Может быть, все эти ужасы так и остались в мрачном Средневековье? Нет… И в Новое время города Европы, даже Лондон, Милан или Париж оставались средневековыми городами с узкими улочками, без канализации и водопровода. Перенаселенная каменная пустыня, без садов и парков внутри городского контура.

Описания Парижа в нашумевшем романе Анны и Сергея Голон просто пугают,[23] не говоря уже о Бальзаке и Золя («Чрево Парижа»). В России не было и нет настолько отвратительного, грязного, опасного для жизни города.

Еще более смачное описание Города-Светоча, главного города Европы, Парижа, предстает со страниц книги Зюскинда.[24]

Таким видится ему Париж «галантного» XVIII века:


«Улицы провоняли дерьмом, задние дворы воняли мочой, лестничные клетки воняли гниющим деревом и крысиным пометом, кухни — порченым углем и бараньим жиром; непроветриваемые комнаты воняли затхлой пылью, спальни — жирными простынями, сырыми пружинными матрасами и едким сладковатым запахом ночных горшков. Из каминов воняло серой, из кожевенных мастерских воняло едкой щелочью, из боен воняла свернувшаяся кровь. Люди воняли потом и нестиранной одеждой, изо рта воняло гнилыми зубами, из их животов — луковым супом, а от тел, если они уже не были достаточно молоды, старым сыром, кислым молоком и онкологическими болезнями. Воняли реки, воняли площади, воняли церкви, воняло под мостами и во дворцах. Крестьянин вонял, как и священник, ученик ремесленника — как жена мастера, воняло все дворянство, и даже король вонял, как дикое животное, королева, как старая коза, зимой и летом…
И, разумеется, в Париже стояла самая большая вонь, ибо Париж был самым большим городом Франции. А в самом Париже было такое место между улицами О-Фер и Ферронри под названием Кладбище невинных, где стояла совсем уж адская вонь. Восемьсот лет подряд сюда доставляли покойников из Отель-Дьё и близлежащих приходов, восемьсот лет подряд сюда на тачках дюжинами свозили трупы и вываливали в длинные ямы, восемьсот лет подряд их укладывали слоями, скелетик к скелетику, в семейные склепы и братские могилы. И лишь позже, накануне Французской революции, после того как некоторые из могил угрожающе обвалились и вонь переполненного кладбища побудила жителей предместья не только к протестам, но и к настоящим бунтам, кладбище было наконец закрыто и разорено, миллионы костей и черепов сброшены в катакомбы Монмартра, а на этом месте сооружен рынок».


А вот так представляется автору появление на свет его «героя»:

«И вот здесь, в самом вонючем месте всего королевства, 17 июля 1738 года был произведен на свет Жан-Батист Гренуй. Это произошло в один из самых жарких дней года. Жара как свинец лежала над кладбищем, выдавливая в соседние переулки чад разложения, пропахший смесью гнилых арбузов и жженого рога. Мать Гренуя, когда начались схватки, стояла у рыбной лавки на улице О-Фер и чистила белянок, которых перед этим вынула из ведра. Рыба, якобы только утром выуженная из Сены, воняла уже так сильно, что ее запах перекрывал запах трупов. Однако мать Гренуя не воспринимала ни рыбного, ни трупного запаха, так как ее обоняние было в высшей степени нечувствительно к запахам, а кроме того, у нее болело нутро, и боль убивала всякую чувствительность к раздражителям извне. Ей хотелось одного — чтобы эта боль прекратилась и омерзительные роды как можно быстрее остались позади. Рожала она в пятый раз. Со всеми предыдущими она справилась здесь у рыбной лавки, все дети родились мертвыми или полумертвыми, ибо кровавая плоть, вылезшая тогда из нее, не намного отличалась от рыбных потрохов, уже лежавших перед ней, да и жила не намного дольше, и вечером все вместе сгребали лопатой и увозили на тачке к кладбищу или вниз к реке. Так должно было произойти и сегодня, мать Гренуя… была еще молодой женщиной (ей как раз исполнилось двадцать пять), и еще довольно миловидной, и еще сохранила почти все зубы во рту и еще немного волос на голове, и кроме подагры, сифилиса и легких головокружений ничем серьезным не болела, и еще надеялась жить долго, может быть, пять или десять лет, и, может быть, даже когда-нибудь выйти замуж и родить настоящих детей в качестве уважаемой супруги овдовевшего ремесленника…».[25]

Самое удивительное — это потомки таких вот Гренуев теперь рассказывают о всегда грязной, нечистоплотной России.

Чудный Версаль

С XIV века резиденцией французских королей был замок в центре Парижа, Лувр. В 1546–1574 годах архитектор П. Леско построил на месте прежнего замка новую королевскую резиденцию.

Париж разрастался, и в 1627 году (по другим данным, в 1624 году), когда в краснокаменном Кремле правил молодой царь Михаил Романов, его французский коллега, король Людовик XIII купил деревушку Версаль, чтобы можно было охотиться и просто пожить на свежем воздухе вдалеке от города.

Деревушка Версаль, Версай (Versailles), впервые упоминается в документах XI века. При Людовике на Версальском холме построили охотничий замок, специально для короля. Король все чаще жил в Версале, а не в Париже, и в 1631–1634 годах архитектор Ф. Леруа перестроил и расширил это здание.

Людовик XIV (1638–1715) тоже любил Версаль больше Парижа. К тому же после восстания Фронды Париж стал казаться королям слишком опасным. С тех пор Версаль стал официальной резиденцией короля-Солнца — главной резиденцией французских королей.

Короли хотели, чтобы их резиденция была достойна их колоссальной власти и отражала бы место, которое Франция заняла в мире. Все счета, связанные со строительством дворца, сохранились до нашего времени. Мы знаем, что расходы составили 25 725 836 ливров. В 1 ливре насчитывали 409 г. серебра, и получается — Версаль стоил порядка 10 500 тонн серебра.

Как перевести в современные деньги эту стоимость? Если исходить из современных цен на серебро, то это 2,6 млрд евро. Если исходить из относительной покупательной стоимости ливра, то получаем сумму уже в 37 млрд евро. Если соотнести государственный бюджет современной Франции и Франции XVII века, то получится: в наше время эти расходы эквивалентны затратам 260 млрд евро.

Впрочем, эти деньги тратились постепенно, в течение 50 лет.

С 1661 года началось грандиозное строительство. Лучшие умы Франции, всей Европы создавали это новое чудо света, Большой Версальский дворец: Луи Лево (1612–1670) — «первый архитектор короля», Шарль Лебрен (1619–1690) — «первый живописец короля», Андре Ленотр (1613–1700) — «первый королевский садовник».

Только в 1710 году колоссальный (550 метров по фасаду) дворец перестали строить и перестраивать. Дворец в стиле барокко и классицизма выходит в регулярный парк площадью 6600 гектаров. Парк, с подстриженными деревьями, с более чем 500 статуй, с 80 беседками, гротами и фонтанами, — сам по себе произведение искусства.

А в этом парке на месте деревушки Трианон выстроены дворцы: Большой Трианон Ж. А. Мансара, законченный в 1688 г., и Малый Трианон, выстроенный Ж. Габриэлем в 1660-е гг. А по периметру парка вырастали сооружения для учреждений, дворцы знати.

Весь фасад дворца со стороны парка занимает Зеркальная галерея или галерея Людовика XIV. Считается, что своими картинами, зеркалами и колоннами эта галерея производит потрясающее впечатление.

Впрочем, так полагается думать обо всем Версальском дворце. Туристов водят осматривать Королевские апартаменты, где парадные комнаты-«салоны» на втором этаже главного корпуса окнами выходят в парк.

Самые известные и роскошные — салон Меркурия (Гермеса) — спальня короля и салон Аполлона — Тронный зал, где под балдахином стоял трон из литого серебра высотой 2,6 м.

А есть еще салон Войны — большой кабинет короля. Комната отдыха короля, Часовой кабинет, Собачий кабинет, Столовая, Внутренний кабинет короля, Задний кабинет короля, Комната Золотой посуды, Библиотека короля, Фарфоровый зал, Бильярдная, Игральный салон.

Все это громадные залы, с невероятным, избыточным богатством, расписанные лучшими живописцами, с богатой и пышной лепниной, с прекрасными статуями и вычурной, роскошной мебелью. Чтобы создать Версаль, трудились три поколения лучших живописцев, скульпторов, мебельщиков.

Конечно, не для одной королевской четы делалось все это. В Версале постоянно жило от 60 до 100 тысяч человек. Далеко не все так уж рвались жить в Версале. Обязанность дворян жить в королевской резиденции было мерой предосторожности со стороны Людовика XIV. Так дворяне были на глазах, под присмотром. Король обеспечивал себе таким образом полный контроль над деятельностью аристократии.

Но многие и хотели попасть в Версаль: только при дворе было возможно получить чины или государственные посты.

Обитавшие в Версале дворяне танцевали в Зеркальной галерее — зале для балов, торжественных мероприятий. Высота Зеркальной галереи — 12,5 м, длина — 73 м, ширина — 10,5 м.

Они видели Дворянский салон — зал для приемов иностранных послов, Зал королевской гвардии, Первый вестибюль или салон «Большой прибор» — зал, в котором король ужинал, здесь проходили и встречи с подданными.




Г. Риго «Людовик XIV».
Одна из причин, по которой королевский двор при Людовике XIV так легко перебрался из Лувра в Версаль, — Лувр был чудовищно загажен.


Дворяне «тусовались» и пили вино в салонах Геркулеса, Изобилия, в кабинете Редкостей, салоне Венеры, салоне Дианы, салоне Марса. Они слушали концерты в Королевской капелле Сен-Луи и Королевской опере. Они были приобщены ко всей показной роскоши Версаля, перегруженной деталями, золотом, драгоценными сортами дерева. Дворцово-парковый комплекс Версаля на полтора века стал важнейшим городом Европы. В России по образцу Версаля построендворцово-парковый комплекс в Петергофе. Все остальные дворцово-парковые комплексы Петербурга несут на себе печать менее откровенного подражания Версалю. Но есть в этих русских подражаниях некая особенность, отличающая их и от самого Версаля, и от его европейских подобий.

Во-первых, на строительстве Версаля тоже экономили, и не слабо. За экономией лично следил знаменитый министр финансов Жан-Баптист Кольбер. Купцы получали подряды на поставку материалов и ведение работ. Если они выходили за пределы тендера, эти расходы не оплачивались.

Купцы не могли экономить на качестве поставляемых материалов, но экономили, как могли, на оплате и на питании рабочих. Чтобы получалось дешевле, в мирное время к работам привлекали солдат. Число умерших во время строительства Версаля называют разное, но маловероятно, что меньше 6000 человек.

Мимоходом сравним: при возведении Петербурга за всю эпоху Петра, с 1703 по 1725 годы, умерло не более 4 тысяч рабочих. Молва стократ преувеличила эти цифры, и в историю вошел очередной мрачный русский миф — о Петербурге — «городе на костях». Но это миф, в котором концы не сходятся с концами.

А вот Версаль в гораздо большей степени, чем Петербург — город на костях. Только об этом мало писали, и уж конечно, такие подробности никогда специально не афишировали. В историю вошло: Украшение Мира! Пример для Европы! Но это так, между прочим, ведь миф о кровавости русской истории нас тоже интересует. Но главная особенность Версаля даже не в этом, — Версаль очень плохо построен. Плохо и без учета того, как будут жить 90 % его обитателей. В Версале не работали многие камины, не закрывались окна, и жить во дворце зимой было крайне неуютно и попросту холодно.

Жизнь большинства постояльцев Версаля была лишена особых удобств. Дворяне, за исключением близких родственников королевской семьи или владельцев собственных дворцов, жили в каморках. Комнаты у них в большинстве случаев были узкие, сырые и неудобные. Такая типичная гостиница «две звезды».

Но у дворян хотя бы были собственные кровати! Прислуга же спала чаще всего на полу. Не раздеваясь, а только прикрывшись ветошью вместо одеяла. Рай для короля и кучки титулованной знати оборачивался чистилищем для большинства дворян и адом для всех простолюдинов.

Вот в этом и состоит первое принципиальное отличие Версаля от его русских подражаний: во всех русских дворцах в Петербурге и его окрестностях предусматривались более-менее человеческие условия жизни для всех, в том числе и для крепостной прислуги. Не говоря уж о придворных.

Вторая особенность Версаля в том, что в нем была только одна ванная комната — лично для короля. Ни для каких других лиц ни ванных комнат, ни бань предусмотрено не было. Совсем.

А уборных в Версале вообще не было, даже персонального сортира для короля. Как же быть?! Очень просто — пользоваться ночными горшками… Впрочем, почему именно горшками? Использовались и блюда, и тарелки, и вазы. Почти забытый словесный уродец «ночная ваза» — именно об этом. А выливать ночные горшки куда?! Куда угодно. Ведь ни уборных, ни канализации со стоком, ни ям-отстойников в Версале не было.

В этом и второе принципиальное отличие Версаля от его русских подражаний: во всех русских дворцах в Петербурге и его окрестностях предусмотрены были ванные комнаты, бани, уборные. И придворные, и прислуга регулярно ходили в баню, а дворцовые покои не было нужды чистить от груд экскрементов.

Короли среди куч мусора и нечистот

Действительно, странно представить себе придворных Екатерины или Александра I, которые вынуждены устраивать свидания или спешить на прием к монарху, лавируя между куч фекалий или кухонных отбросов. Странно, потому что ничего подобного и не было в России.

Но в отличие от «диких и грязных» русских, европейцы с такими проблемами сталкивались. Ведь не только в Версале — уборных не было в замках и дворцах всей французской аристократии. Говорят, в том числе по этой причине европейские монархи и высшая знать обладали не менее чем десятком замков и дворцов.




Пирамида Лувра.
Пирамиду, как знаем мы все из «Кода да Винчи», соорудили совсем недавно, чтобы дать наводку искателям сокровищ тамплиеров. Туалеты в Лувре тоже, кстати, появились не так давно.


Ведь как выходили из положения хозяин замка, его семья, придворные и гости? А очень просто… Они уединялись в укромных закоулках замка, на балконах или под лестницами, а то и отгибали прикрывавший лестницу ковер. А сделав свое дело, пришпиливали ковер на место.

За считанные недели замок или дворец приходил в такое состояние, что жить в нем становилось невозможно. И двор переезжал в другой замок, а слуги начинали чистить оставленный и как можно шире открывали все ворота, двери и окна — проветривать.

Одна из причин, по которой королевский двор так легко перебрался из Лувра в Версаль, — Лувр был чудовищно загажен.

Французские авторы как о само собой разумеющемся пишут, что «еще в XVI в. кучи человеческих экскрементов можно было найти на балконах Лувра».[26]

В королевских дворцах в гардеробных всегда стоял стул с дыркой, а также набор ночных горшков, соответствующих делу мисок и ваз…

Однако придворным особам обоих полов было лень идти до отхожего места либо до горшка в гардеробной, поэтому нужду справляли в укромных уголках дворца.

В Версале происходило то же самое и даже хуже: большее количество людей скопилось на ограниченном пространстве. Версаль, при всей величественной роскоши своих интерьеров, изрядно пованивал. Громадный парк с фонтанами и статуями вызывал чувство величавой грусти, но у кавалеров и дам, уединявшихся в этих беседках, могли возникнуть не совсем романтические настроения — в беседке могли побывать до них, и отнюдь не с намерениями целоваться.

Дворец и парк чистили, продукты жизнедеятельности Версаля сбрасывали в главный Королевский канал, и эта главная артерия парка тоже «благоухала».

Первая генеральная уборка Парижа от подобного сорта отходов человеческой жизнедеятельности была произведена в XVII веке. Это событие явилось в глазах парижан таким торжественным случаем, что по его поводу была выбита медаль.

По поводу чистки Версаля медали выбить не довелось: вплоть до Французской революции 1989–1993 годов балконы и укромные комнаты, беседки, гроты и заросли парка служили отхожими местами для обитателей чудного города Версаля, образца для подражания Европы.

Города Руси

В городах России тоже не выбивали медалей в честь их генеральных уборок, но по совершенно другим причинам, чем в Версале: у нас убирали постоянно. Одной из причин чистоты в городах был общинный образ жизни. В Европе хозяин отвечал, как уже говорилось, только за свою собственность, а по улице пускай течет река нечистот.

На Руси люди жили общинами-подворьями, миром. Это значит, улицы были «общими». Поэтому никто, как в Париже, не мог выплеснуть ведро с помоями просто на улицу, демонстрируя, что только мой дом — частная собственность, а на остальное наплевать!

К тому же русские по-другому относились к чистоте. В каждой усадьбе была баня и уборная: «нужный чулан», попросту «нужник». Ямы под нужниками регулярно чистили люди, которых нанимали общины. Например, известно, что чистка таких ям и вывоз фекалий в Новгороде XIV века предпринималась два раза в год: в апреле и в октябре.

В XVII веке появилось шутливое наименование у лиц этой профессии — «золотари». Ведь содержимое выгребных ям — это «ночное золото». Золотари выгребают его по ночам, зарабатывая на нем деньги.

Слова «золотарь», «нужник» очень старые, это бытовые исконные слова русского языка. Тогда как в европейских языках слова, отражающие чистоту, уборку, вывоз нечистот, совсем недавнего происхождения.

Средневековые русские города меньше были привязаны к линии крепостных стен. Во-первых, не было войны всех против всех. Во-вторых, деревянные стены легче и дешевле переносить.

Дома не только в деревнях, но и в городах Руси не лепились друг к другу, а стояли широко. Возле домов были просторные, проветриваемые дворы. Описаний сохранилось мало, в них просто не было необходимости. Вот одно из них, сделанное на Московском подворье профессиональным археологом:


«По направленію къ Никольскимъ воротамъ слѣдовало подворье Симонова монастыря съ церковью Введенія, которая была построена еще въ 1458 г. и съ полатою. Затемъ слѣдовалъ переулокъ, шириною въ 2 саж., выходившій отъ Житницкой улицы на Никольскую. Симоновское подворье занимало съ своей стороны всю линію переулка противъ церкви подворья. Мѣстность церкви Входа въ Іерусалимъ простиралась вдоль по улицЁ на 25 саж., Длина его дворовой земли занимала 12 саж., ширина 4 саж. Къ самому алтарю церкви примыкалъ заборомъ дворъ попа Благовѣщенскаго собора Алексѣя, въ длину по направленію улицы 16 саж., поперекъ 10 саж. и отъ Рождественскаго подворья 13 саж. Остальное пространство по улицѣ, приближаясь къ Никольскимъ воротамъ».[27]


Это письменный источник. Археологических же источников очень много для всего Средневековья, изданы многочисленные карты, схемы, таблицы иллюстраций.[28]

Тем более, хорошо известны и планы городов России XVIII и XIX веков, сколько земли приходилось на усадьбы и как усадьбы организовывались. Ключевский отмечал, что в Москве «при каждом доме был обширный двор (с баней) и сад» и ее жители не знали недостатка в воде: во дворах были колодцы.

Иностранцы XVI и XVIII веков, приезжающие в Россию, подчеркивали чистоту и аккуратность русских городов.

Уже в XIX веке британец М. Уоллерс, описывая российские города, отмечает: «Улицы широки и прямы. Дома или деревянные или каменные, но большей частью одноэтажные и отделяются один от другого большими дворами».[29]

Дом тоже полагалось убирать и чистить, как правило, к каждому празднику. Есть такой православный праздник, сохранившийся на Руси с языческих времен и дошедший до наших дней — святки. Во время святок по обряду люди рядились в разных персонажей народной мифологии, в том числе и в животных. Поведение ряженых сводилось к нескольким стереотипным действиям. Одно из них — обрядовое очищения дома (обметали углы дома или обливали присутствующих водой) или проверяли соблюдение хозяевами дома норм обрядового поведения (подметено ли в доме в определенные дни, убраны ли орудия ткачества, приготовлены ли к празднику обрядовые блюда и т. п.).

Единственный город в России, который был мерзок и вонюч, не на площадях, конечно, а в подворотнях и жилых кварталах, был самый европейский город — Санкт-Петербург. Недаром эту его специфику запечатлел Достоевский в «Преступлении и наказании», но это уже было в XIX веке. И не случайно это как раз тот город, который стал образом «русской Европы».

Личная гигиена?