– О, мистер Споттс, – со слезами на глазах прошептала Кензи. – Ну как вы не понимаете, мы просто не можем...
– Знаете, – загадочно произнес он, – может, вам будет легче, если я скажу, что это не просто подарок...
– Да? А что же?
– Есть одно условие.
– Какое условие? – Арнольд был явно заинтригован.
Споттс торжественно посмотрел на обоих поверх очков.
– Вы должны мне кое-что пообещать, – со вздохом произнес он.
– Просите что угодно, – с жаром сказала Кензи, – все сделаем. И подарков никаких не надо.
– Это я понимаю, – кивнул мистер Споттс. – Но тут дело непростое, речь идет о большом одолжении. – Он пристально посмотрел на них.
– Только скажите, – подбодрила его Кензи.
Старик молчал.
– Одно ваше слово, и... – поддержал коллегу Арнольд.
– Сохраните отдел! – От слабого голоса Споттса вдруг повеяло чуть ли не арктическим холодом. – Вот и вся моя просьба!
По вторникам и четвергам Бэмби Паркер посещала спортивный клуб. Куда ни кинь, ей уже двадцать четыре, скоро двадцать пять – годы идут. К тому же, работая у «Бергли», никогда не знаешь, с кем столкнешься. Молодой незамужней женщине всегда следует быть в форме и выглядеть на все сто.
После энергичной получасовой зарядки Бэмби стянула с себя новомодный спортивный костюм, приняла душ, оделась, наложила макияж и неторопливо двинулась на работу, прикладываясь время от времени к бутылке обезжиренного лимонного йогурта и не забывая посматривать на витрины модных магазинов. Добравшись наконец до «Бергли», она прямиком отправилась на второй этаж, где находились туалетные комнаты для сотрудников.
Больше всего она любила это помещение, стихийно превратившееся в нечто вроде постоянного места встречи благородных, отлично подкованных в области истории искусств девиц, которые в ожидании прекрасного принца убивают время на приличной работе.
Затем, когда ветер удачи перенесет их в роскошные пригородные особняки или пентхаусы на Манхэттене, приморские курорты, буколические поместья, лыжные трассы северо-западного Коннектикута, роли переменятся, и бывшие сотрудницы «Бергли» станут самыми придирчивыми его клиентами.
Приближаясь к дверям туалета, Бэмби уже услышала доносящийся изнутри гул. Это напоминало вольер, хотя, судя по перебивающим друг друга голосам, восклицаниям, причитаниям, писку, вольер элитный, со строгим отбором особей.
Протиснувшись между двумя девицами к зеркалу во всю стену над раковинами, Бэмби сразу почувствовала себя дома. Некоторое время назад одна шустрая коллега прихватила с собой пару чужих вещиц, и после этого администрация распорядилась установить дополнительное освещение. Холодный свет, льющийся с потолка, вполне соответствовал своему назначению.
– Бэмби, привет! – Рядом с ней чистила перышки знакомая блондинка. – Как делишки?
Бэмби улыбнулась зеркальному отражению девицы, которая вполне могла бы стать топ-моделью, но в этом деле таких хоть пруд пруди. Особого ответа от Бэмби она не ожидала, будучи одной из главных ее соперниц в Большой Охоте за Тем, О Ком Мечтают Все.
– Ну, чего же ты молчишь, поделилась бы новостью, – продолжала девица, едва разжимая губы – как раз в этот момент она накладывала на них тонкий слой помады.
– Новостью? О чем ты? – Пристально вглядываясь в зеркало, Бэмби занялась ресницами.
– Она еще спрашивает! Речь о твоем боссе.
– А что это за новость?
– Ты хочешь сказать... О Господи! Похоже, ты единственная, кто еще ничего не знает.
– Да что знать-то? – Брови у Бэмби полезли вверх.
– То, что Призрак наконец уходит на пенсию, вот что!
Бэмби застыла.
– А ну, повтори! – Она пристально вгляделась в отражение соседки.
– А что тут такого, – закатила глаза та, – давно пора. Если у нас тут и есть настоящие древности, то он, безусловно, одна из них.
Она намеренно говорила небрежно и даже грубовато, но при этом остро вглядывалась в собеседницу, точнее, в ее отражение, и интерес этот был вознагражден: новость вызвала именно ту реакцию, на которую она рассчитывала.
Впрочем, Бэмби тут же равнодушно пожала плечами и вернулась к своим ресницам.
– Слухи о том, что Споттс уходит, доносятся до меня с самого первого дня моей работы здесь.
– На сей раз это не слухи. Это факт.
– Да ну? – Бэмби искоса посмотрела на девицу. – И кто же это утверждает?
– Секретарша Фейри. Она подслушала его разговор со Споттсом. Сегодня он работает у нас последний день. Вот так-то. Как думаешь, кто пойдет на повышение? Ты? Кензи? Арнольд? Или кого-нибудь возьмут со стороны?
Бэмби внезапно ощутила тошноту. «Почему мне ничего не сказали? – про себя выкрикнула она, готовая сокрушить все вокруг. – И может, не зря эти трое так таинственно исчезли? А меня не взяли, потому что между собой решили выбрать преемника».
Бэмби живо нарисовала в своем воображении эту картину. Трое заговорщиков – настоящая Каббала. Тускло освещенное помещение. Стол посредине. Они шепчутся между собой. Плетут паутину интриг. Составляют план...
У Бэмби возникло ощущение, будто на груди у нее устроился удав и его кольца безжалостно обвивают ее тело.
Внезапно сердце у нее так и подпрыгнуло, а в глазах сверкнула сталь. Губы скривились в недоброй усмешке. Ну что ж, если вопросы престолонаследия обсуждаются в ее отсутствие – отлично! У нее в рукаве тоже есть фокус-другой, и сладкая троица скоро в этом убедится!
– В любом случае на твоем месте я бы побеспокоилась, – с нажимом сказала ее товарка. – Понимаешь, о чем я?
– Разумеется, спасибо, дорогая. – Бэмби поспешно упаковала косметичку. – Пока.
– Если что услышишь, дай знать, ладно? Нам, девушкам, надо держаться вместе, не так ли?
– Разумеется. Ладно, бегу. Счастливо.
Она поспешно выбралась из толпы оживленно переговаривающихся девиц, которые с ее уходом скорее почувствовали, нежели увидели, что перед зеркалом образовалось несколько свободных дюймов драгоценного пространства.
Выскочив в вестибюль, Бэмби кинулась к телефонной будке, захлопнула дверь и бросила в прорезь четвертак. Из кабинета звонить не хотелось – а вдруг эти трое вернутся с обеда раньше? Звонок был из тех, что требуют совершенной секретности – и срочности.
Набрав прямой и совершенно конфиденциальный номер Голдсмита на Уолл-стрит, она принялась отсчитывать гудки – один, второй, третий...
И наконец...
– Роберт? – промурлыкала она голосом примерной девочки. – Это я, Бэмби. Слушай, я звоню из автомата, так что прямо к делу.
Она прикрыла ладонью мембрану и быстро осмотрелась по сторонам – нет ли кого поблизости?
– Я только что узнала, что мой шеф уходит в отставку, – прошептала она прямо в трубку. – И я хочу занять его место, Роберт, очень хочу. – Бэмби перевела дыхание. – Все отдам, лишь бы получить это место. И когда я говорю «все», то это и значит – все!
Бэмби осталась одна в кабинете и уже собиралась уходить, когда негромко зазвонил телефон. Она с укором посмотрела на аппарат, решая, поднимать трубку или не стоит. Кто ей мешает сегодня уйти пораньше? Не наплевать ли на эту беспрерывно звонящую штуковину?
Но тут ей вдруг пришло в голову, что это может быть Роберт, и она поспешно схватила трубку.
– Мисс Паркер, – бойко проговорила она. – Отдел картин старых мастеров.
– Здравствуйте. – Голос явно не принадлежал Голдсмиту. – Говорит Захария Бавоза из юридической конторы «Калвет, Баркхорн, Уолдбургер и Слокум». У меня поручение от одного из наших клиентов.
– Чем могу быть полезна? – Бэмби подавила вздох разочарования.
– Этому клиенту... имени своего он предпочел бы не называть... досталась по наследству одна картина. Гольбейн.
– Ну и...
– Эксперты от «Кристи» и «Сотби», а также несколько частных торговцев подтвердили ее подлинность и оценили в двадцать—тридцать миллионов долларов.
– Насколько я понимаю, вам нужна еще одна экспертиза? – Бэмби явно оживилась.
– Нет, нет, мисс Паркер, – усмехнулся ее собеседник. – В подлинности картины мы совершенно уверены. Наш клиент хотел бы ее продать.
«Что-то тут не так, – удивленно подумала Бэмби. – Будь это и впрямь Гольбейн, „Кристи“ и „Сотби“ должны были бы ухватиться за это дело. Чего же он нам звонит?»
– Мы с удовольствием посмотрим картину, – осторожно сказала она и вдруг, отбросив всякие колебания, нырнула в реку с головой: – Да что там, мы будем счастливы выставить ее на продажу!
Последовала короткая пауза.
– Я мог бы доставить полотно завтра вместе с соответствующей документацией. Скажем, в одиннадцать утра. Устроит?
У Бэмби учащенно забилось сердце.
– Отлично, в одиннадцать. Буду ждать. Не забудьте – Бэмби Паркер.
«Так, так, так, – молча приговаривала она, вешая трубку. – Вот это да! Если все выгорит, этот Гольбейн станет сенсацией на ближайшем аукционе полотен старых мастеров. – Перед глазами у нее встала вся картина. – Иллюстрацию поместим на обложке каталога. Разошлем пресс-релизы. От предложений отбоя не будет. Может, даже удастся установить рекорд. – Бэмби места себе не находила от возбуждения. – То-то у Кензи и Арнольда лица вытянутся. Да они от зависти глаза мне будут готовы выцарапать!»
Глава 7
Пятая авеню, 832
Изящные белые буквы с черной каймой четко выделялись на тяжелом кремовом козырьке, нависавшем выпуклым ромбом над улицей.
На медных табличках, сверкающих, как начищенный пятак, по обе стороны стеклянных дверей в стиле ар-деко, трехзначное число повторялось.
Голдсмиты занимали в этом фешенебельном жилом доме два этажа. Снаружи стены величественного старинного здания, похожего на крепость, отчистили от копоти пескоструйными аппаратами. Изнутри его круглосуточно охраняла небольшая армия: помимо привратника в униформе, два охранника в вестибюле, а вдобавок наиновейшая система электронной защиты и скрытые камеры у черного входа.
Эти меры предосторожности отнюдь не казались лишними, ибо совокупная стоимость имущества жильцов составляла около восемнадцати – двадцати миллиардов долларов. Зандра фон Хобург-Уилленлоу, которой, впрочем, уже приходилось здесь бывать, по достоинству оценила эту мощную крепость, и отнюдь не за обслугу в белых перчатках. Для нее это было идеальное убежище. Если лондонские бандиты и отыщут ее здесь, то дальше вестибюля им не пройти, ибо даже посетители, знакомые охране, подвергаются тут проверке не менее строгой, чем туристы у ворот Белого дома.
– Пожалуйте, мадам, – строго сказал привратник, переговорив предварительно с кем-то по внутреннему телефону. – Четырнадцатый этаж.
Когда Зандра вышла из лифта, парадная дверь в жилище Голдсмитов уже была распахнута, а в роскошном холле ее поджидал безукоризненно одетый мужчина.
– Меня зовут Хулио, – небрежно бросил он. – Я служу здесь мажордомом. Мадам велела мне вас встретить.
Не поворачивая головы, он поднял руку и щелкнул пальцами. Мгновенно и как бы ниоткуда возникла горничная в белоснежном переднике. Глаза у нее были опущены, в движениях ощущалась какая-то суетливость.
Хулио неодобрительно посмотрел на потертую сумку Зандры, и горничная немедленно выхватила ее из рук хозяйки.
– Не угодно ли последовать за мной, мадам? – торжественно осведомился Хулио. – Я провожу вас в гостевые покои.
Они миновали широкую мраморную лестницу со стальными перилами, богато украшенными золоченой бронзой, ведущую на второй этаж. На стенах были в изобилии развешаны картины старых мастеров.
Куда ни глянь, все выглядело совершенно иначе и гораздо шикарнее, чем два года назад, когда Зандра была здесь в последний раз.
Через открытую дверь в глаза ей бросились старинная тисненая кожа на стенах, портреты работы Тиссо, Балдини и Сарджента во весь рост, не говоря уж о кадках с серебристыми пальмами футов восемнадцати в высоту.
И вообще, куда ни кинь взгляд, в глаза бросалась вызывающая роскошь: ковры с загадочными узорами, волнующиеся под ногами океанской волной; горящие камины; абажуры из зеленого и алого шелка; обитые парчой банкетки, пышные подушки, благородная старинная мебель, огромные зеркала.
Совершенно новая обстановка, подумалось Зандре. Дина в своем репертуаре. «Если в чем сомневаешься – обновляй дом, вот мой девиз!» – как-то со смехом поделилась с ней подруга.
Вспомнив этот разговор, Зандра улыбнулась. Да, у Дины слова не расходятся с делом. Но к сожалению, вместе с обстановкой она полностью поменяла и обслугу. Зандра не заметила ни единого знакомого лица.
– Мадам велела передать, что постарается не задерживаться, – холодно сообщил Хулио, открывая дверь красного дерева и отступая в сторону.
Зандра вошла в гостевые покои. Хулио последовал за ней, деловито обошел помещение, включил свет, где только можно, раздвинул тяжелые парчовые (XVII век!) шторы.
– Если вам кто-нибудь понадобится, – пояснил Хулио, – можно воспользоваться одним из этих телефонов слоновой кости. Рядом с кнопками имена всех служащих, начиная с кухарки и кончая мной.
– Как в гостинице! – весело воскликнула Зандра.
– Да. – Хулио даже не улыбнулся. – Если захотите позвонить в город, в вашем распоряжении два телефона, номера написаны на каждом. Ну а теперь, если я больше ничем не могу быть полезен...
– Пока нет, благодарю вас.
С его уходом температура в комнате, так, во всяком случае, показалось Зандре, повысилась градусов на двадцать.
На пороге двери, соединяющей гостиную со спальней, появилась горничная и с робкой улыбкой сказала:
– Прикажете разложить ваши вещи, мадам?
– Спасибо, не стоит. – Зандра отрицательно покачала головой.
– В таком случае чем еще могу быть полезна?
– Если не трудно, я бы не прочь выпить чашку чая.
– Ну что вы, мадам! Сию минуту, мадам. Между прочим, меня зовут Лиза. – Горничная сделала книксен и бесшумно удалилась.
Зандре предоставилась возможность осмотреть апартаменты.
Стены роскошной гостиной были обиты зелеными панелями с позолотой и украшены небольшими натюрмортами Фонтен-Латура. Четыре французских окна вели на крытую террасу с пышной зеленью и золочеными креслами и канапе в стиле Людовика XVI, обитыми алым бархатом. На столиках были расставлены разнообразные керамические фигурки и вазы со свежими цветами.
Примыкающая к гостиной спальня предназначалась явно для женщины: на стенах шелковые обюссонские ковры, бледно-розовые, слегка выцветшие от времени, лепной потолок, окна задернуты малиновыми шторами из парчи, покрывало на кровати – того же цвета. В нише, на столике в форме полумесяца, – телевизор. В общем, прямо королевские покои.
На противоположных сторонах спальни были две строго симметричные двери. Зандра толкнула левую и оказалась в огромной ванной из мрамора, со множеством зеркал, в которых под разными углами отражалось абсолютно все, включая и ее самое.
Осмотревшись в ванной, Зандра вернулась в спальню и толкнула правую дверь. Внутри сразу же автоматически включился приглушенный свет, и ее взору открылся гигантский, размерами напоминающий небольшой модный магазин, шкаф. Сейчас он пустовал, но в любой момент готов был заполниться. Были здесь ящики для белья, угловые полки для обуви, помещения для шляп, зеркала, не говоря уж о множестве пластмассовых мешков для одежды. К каждой вешалке, обитой розовым шелком, был прикреплен мешочек с благовониями.
«Ну, мне-то хватит и одного ящика», – усмехнулась про себя Зандра.
Услышав негромкий стук в дверь, она вернулась в гостиную. На пороге появилась Лиза с подносом.
– Замечательно! Все, Лиза, можете быть свободны. Спасибо. – Зандра улыбнулась.
Оставшись наконец в одиночестве, она налила себе чашку чая, добавила каплю сливок и кусок сахара и побрела в спальню. Поставив чашку на столик, Зандра извлекла из дорожной сумки ее скудное содержимое. Повесила на вешалку свою рокерскую куртку. Сложила в ящик – действительно, с лихвой хватило одного – смятое белье.
Покончив с этим, она печально оглядела гигантскую гардеробную. Да, ей явно не хватает даже самого необходимого.
Впрочем, она тут же наказала себе не думать об этом. Право, нехватка одежды – это самая малая из ее проблем. Благодаря Дине у нее есть крыша над головой, и весьма недурная. Нечего гневить Бога. Учитывая обстоятельства и ту спешку, с которой она, выскользнув из рук своих тюремщиков, покинула Лондон, не жаловаться надо, а радоваться. Довольно хандрить! Все могло быть гораздо хуже.
Нахлынули мысли о брате.
Рудольф... Рудольф...
Зандра шумно вздохнула. Печальная правда состоит в том, что неопределенное будущее брата и ее ставит в сомнительное положение.
Ее зеленые русалочьи глаза наполнились слезами.
О Господи! Как подумаешь, что эти звери сделают с Рудольфом, если...
Руки у нее задрожали, несколько капель чая пролилось на блюдце. Отставив чашку, Зандра вскочила на ноги и принялась нервно расхаживать по спальне, то и дело запуская руку в гриву волос.
Бросившись на кровать и сдвинув апельсинового цвета брови, она выхватила из сумочки записную книжку в переплете из страусовых перьев и начала стремительно ее перелистывать.
«Надо что-то делать, – твердила про себя Зандра. – Хоть что-нибудь... Иначе я никогда себе не прощу...»
Ее глаза слепо блуждали по комнате, но на лице появилось упрямое выражение, губы сошлись в жесткую линию.
Но все по порядку. Главное сейчас – найти Рудольфа.
А для этого надо обзвонить всех его друзей и знакомых на Британских островах, включая Ирландию, Шотландию и Уэльс.
Да-да, именно так! Оставить сообщения везде! Тогда, если он залег на дно у какого-нибудь из друзей или просто с кем-нибудь случайно столкнется, будет хотя бы знать, как связаться с ней.
Оставалось лишь молиться, чтобы ее упрямый братец так и поступил. Только вместе – сообща – они смогут обдумать сложившуюся ситуацию и решить, что делать дальше. Одна голова хорошо, а две лучше.
Немного успокоившись и обретя способность рассуждать здраво, Зандра быстро допила чай, вышла в спальню и налила себе еще чашку. Сделав глоток, она села на стул с изящно изогнутой спинкой, поставила чашку на столик и потянулась к трубке.
Поставив аппарат на колени, Зандра открыла книжку на первой странице. Она начнет с «А» и, если понадобится, дойдет до самого «Я».
– Черт! – Зандра оттолкнула аппарат, швырнула на пол записную книжку и, бросившись ничком на малиновое покрывало, застыла в неподвижности.
Внутри у нее все кипело, что и неудивительно, если принять во внимание, что последние два часа она названивала по различным номерам, и все впустую. Никто Рудольфа не видел и даже ничего не слышал о нем.
Мало того, семеро знакомых брата – семеро! – сказали, что тоже его разыскивают и не затруднит ли ее, Зандру, передать брату, когда она его найдет, чтобы тот им позвонил? Дело в том, что он наделал кучу долгов... конечно, они все понимают и давить не хотят... но неплохо все же, чтобы он хоть как-нибудь расплатился...
На щеках у Зандры зажглись два ярких пятна.
– Да пошел он к черту! – выдохнула она, устало откидываясь на спину.
Прищурившись, девушка рассеянно посмотрела на яичного цвета изнанку нависающего над кроватью парчового балдахина. Надо бы, конечно, довести до конца начатое. Ведь она дошла только до «Г». К тому же не все телефоны на первые три буквы ответили, следует повторить. Но Зандра чувствовала себя слишком подавленной. И уж вовсе не могла примириться с мыслью, что последующие звонки принесут лишь новые напоминания о долгах.
– Эй!
Чей-то внезапно прозвучавший голос заставил Зандру стремительно вскочить с постели.
– Дина! – Она прижала руку к сердцу и посмотрела на приятельницу округлившимися, как блюдце, глазами. – Я так испугалась. Даже не слышала, как ты вошла...
– Господи, до чего же я рада тебя видеть! – На сей раз Дина отбросила свои обычные вкрадчивые интонации. – Сколько лет! – Она широко раскинула руки. – Как здорово, что ты приехала!
Кинувшись к Зандре, она заключила ее в объятия, хотя и не такие крепкие, чтобы нанести ущерб своему тщательно наложенному макияжу. Затем она опустила Зандру на кровать, устроилась рядом и немного отстранилась.
– Выглядишь бесподобно! Просто сногсшибательно. – У Дины загорелись глаза. – Не знаю, как тебе это удается, может, все дело во влажном английском климате? Да, наверное, так оно и есть. О Господи, как же я рада тебя видеть!
– А я тебя, – с притворным энтузиазмом откликнулась Зандра. – Как Роберт?
– Роберт? А, забудь о нем. – Дина небрежно отмахнулась и по-детски захихикала. – О нем мы еще успеем поговорить. Сейчас меня интересует только одно – как ты?! – Дина так и светилась.
– Да как тебе сказать? – Зандра пожала плечами и сделала неопределенное движение рукой. – По-разному. Жива, и то слава Богу.
Дина пристально посмотрела на нее. На Зандру это непохоже, обычно она всегда такая жизнерадостная. А впрочем, досаждать своими бедами тоже не в ее правилах, что Дина объясняла аристократическим происхождением подруги.
– Вижу, что-то не так, дорогая. – Дина взяла ее за руки. – У тебя это прямо на лице написано. Не забывай, у меня крепкие плечи, хорошие уши, и я никогда не выдаю чужих секретов.
– Ну что тебе сказать? Бывает и лучше, – уклончиво проговорила Зандра. – Но сейчас не стоит об этом. История длинная и скверная, если начать рассказывать, то до рассвета не закончишь.
– Ну смотри, если это действительно не к спеху, – недоверчиво сказала Дина, – то как знаешь. – Лицо у Дины на мгновение омрачилось, но тут же вновь просияло. – Вот что мы сделаем! Устроим-ка завтра вечером наши знаменитые девичьи посиделки, от которых у Роберта волосы дыбом встают! – Она захлопала в ладоши. – Но обо всем по порядку. Ты к нам надолго?
– Ну-у... – Зандра вдруг обнаружила повышенный интерес к своим ногтям. – Может получиться, что и надолго.
– Прекрасно! Оставайся, сколько хочешь! На несколько дней. Недель! Месяцев, если угодно! Ты же знаешь, мы тебе всегда рады.
Посмотрев на Дину, Зандра слегка сжала ей пальцы.
– Знаю, – хрипло сказала она, – и... спасибо тебе. Но любой птичке нужно собственное гнездо. Так что начну-ка я подыскивать себе квартиру. – Зандра нахмурилась. – Но для начала надо найти работу, а это значит, следует получить вид на жительство...
– То есть ты и впрямь надолго! – Дина была явно в восторге.
– Боюсь, что так, – с тяжелым вздохом кивнула Зандра.
– Чего же тут бояться! Для меня это лучшая новость с тех самых пор... как придумали заколки для волос! – промурлыкала Дина. – Все будет как в старые добрые времена!
Она обняла Зандру за плечи и по-сестрински прижала к себе. Затем отодвинулась немного и задумчиво погладила подбородок.
– Работа... Бората... Табо... – Глаза у Дины внезапно расширились. – Ну конечно же!
– Что это с тобой?
– Да так, абракадабра, не обращай внимания. – Дина щелкнула пальцами. – Считай, что служба у тебя есть.
– Послушай, Дина...
– Нет, это ты меня послушай и помолчи хоть секунду. Роберт только что купил «Бергли». Или, точнее, купил контрольный пакет акций компании, что практически одно и то же. Ясно?
– «Бергли»... Ты... ты имеешь в виду аукционное предприятие?
– Ну естественно, что же еще? – Дина расплылась до ушей. – Может, теперь наконец я перестану быть просто миссис Голдмарт. Ладно, это так, к слову. Ты хоть представляешь себе, сколько там народа работает? Не далее как сегодня утром я осматривала нью-йоркское отделение, и только в его штате несколько сотен служащих!
– Дина... – скептически покачала головой Зандра, но продолжить ей не дали.
– Даже и слышать ничего не хочу! Сколько бы сотрудников у них ни было, одну вакансию придется найти. Так, давай-ка подумаем, ты что лучше всего знаешь?
– То есть... в смысле того, чем занимаются в «Бергли»?
– Ну конечно!
– Ну... я изучала историю искусств, – неохотно сказала Зандра. – А если вспомнить, сколько времени провела в замках и имениях родственников, то, наверное, лучше всего мне известна живопись старых мастеров.
– Вот и отлично! Все, разговор закончен! Служба у тебя есть. Об этой волоките с видом на жительство можешь не беспокоиться, юристы Роберта все устроят. А если нужны деньги, можешь занять у меня или аванс под будущую зарплату получить, как тебе удобнее. – Новоиспеченная королева Манхэттена величественно улыбнулась. – Все, вопрос решен!
Зандре оставалось только недоверчиво посмотреть на приятельницу. Все произошло так быстро, что у нее голова кругом пошла.
– Так, что еще? – Королева Манхэттена вскочила на ноги и потянула за собой Зандру. – Давай-ка проведем инвентаризацию. Покажи мне свою одежду, – требовательно сказала Дина.
– Одежду? – тупо повторила Зандра и неуверенно посмотрела на дверь гардероба. Судя по словам Дины, у той сложилось совершенно ложное представление, будто она привезла с собой кучу вечерних туалетов. Зандра не знала, плакать ей или смеяться.
– Что это с тобой? – обеспокоенно спросила Дина. – Я что-нибудь не так сказала?
– Да нет. Просто я уезжала в такой спешке, что ничего не успела взять с собой. Иными словами... – Зандра ткнула себя в грудь, – это все, что у меня сейчас есть.
– Ничего, – Дину это сообщение явно не смутило, – сейчас что-нибудь придумаем. – Она отступила на шаг и критически осмотрела подругу взглядом опытного кутюрье. – По-моему, у нас по-прежнему почти один размер.
– Да в чем дело, что за пожар с одеждой?
– В чем дело? Сейчас скажу. – Жестом фокусника Дина извлекла откуда-то две пригласительные карточки, отпечатанные на веленевой бумаге, и помахала ими перед Зандрой с таким восторгом, словно это было приглашение на королевскую коронацию. – Только что принесли. Прием в честь самого важного события нынешнего сезона. И догадайся, кто его дает? – Она сунула карточки прямо под нос Зандре. – Вот именно, милая, твой собственный кузен принц Карл Хайнц фон унд цу. Как видишь, приглашений два. Одно для меня с Робертом, другое – для тебя со спутником. – Казалось, Дина вот-вот лопнет от возбуждения. – Ну как? Признайся, удивлена?
– О Господи, Дина, – взмолилась Зандра. – Только не сегодня. Ну пожалуйста. Я жутко устала. Последние две ночи я почти не спала и...
– Ничего страшного. Никаких отговорок. Прием начинается в половине восьмого, и у тебя полно времени вздремнуть и проснуться свеженькой, как огурчик.
Взяв Зандру под руку, она мягко, но решительно повела ее через огромный холл наверх, в собственные покои, не переставая тараторить, как сорока:
– Слава Богу, гардероб у меня ломится от одежды, которую я еще и не надевала... так что сначала займемся этим, потом найдем какие-нибудь побрякушки – нет, нет, не возражай, ничего и слышать не хочу, – а потом я дам тебе совершенно убойное снотворное и уложу у себя. Можешь не сомневаться: когда подойдет время ехать, будешь благоухать, как свежая маргаритка!
Глава 8
Многое может измениться в жизни за один-единственный день.
Тридцатидевятилетний мужчина, усевшийся вчера перекусить в своем величественном, сплошь заставленном книгами кабинете в пентхаусе одной из Аукционных башен, был, наверное, самым завидным женихом на свете. А сегодня тому же мужчине, которому на сей раз обед должны были подать в библиотеку, исполнилось сорок.
Это был принц Карл Хайнц фон унд цу Энгельвейзен, и факт собственного сорокалетия заставил его ощутить бренность бытия. Ответственность, накладываемая сказочным богатством и титулом, а равно весьма специфические законы наследования, существующие в их роду уже почти три четверти тысячелетия, давили на него тяжелым бременем.
То, что ему и сейчас приходилось думать об этих вещах, уже само по себе приводило принца в расстройство – особенно если иметь в виду, что последние двадцать лет он жил весьма беспорядочной жизнью.
Принц Карл Хайнц, бесспорно, один из наиболее осторожных дельцов в мире, был известен также своим на редкость беспутным нравом. За ним тянулся шлейф многочисленных связей. Кинодивы, шансонетки, топ-модели – этим кругом его любовные приключения отнюдь не ограничивались. Неутомимый любовник, он числил среди покоренных им женщин замужних дам и даже дочерей своих друзей, партнеров по бизнесу, политиков и вообще всяких знаменитостей.
Услышав легкий стук в дверь, он откликнулся по-немецки:
– Herein!
Открылась дверь, и на пороге показался Йозеф, его секретарь и по совместительству слуга, бывший с ним с самой юности и знавший хозяина как свои пять пальцев.
– Доброе утро, ваше высочество, – церемонно приветствовал принца Йозеф. – И позвольте поздравить ваше высочество с днем рождения и пожелать всяческого благополучия.
– Доброе утро, Йозеф. Спасибо.
Йозеф переступил с ноги на ногу.
– Подать вашему высочеству завтрак сейчас или попозже?
– Попозже, Йозеф.
– Слушаю, ваше высочество.
Йозеф вышел, а принц вновь погрузился в печальные раздумья. Нынче, когда ему исполнилось сорок, особенно неприятно было смотреть в лицо грубой действительности. У Карла Хайнца даже в желудке заныло. Пора утихомириться, упорядочить свою жизнь, да и о будущем подумать – нелегкая задача для человека в его положении...
Небеса послали его высочеству принцу Карлу Хайнцу Фернандо де Карлос Жану Иоакиму Алехандро Игнацио Иеронимиусу Юстасу фон унд цу Энгельвейзену все, о чем только можно мечтать: богатство, каким может похвастаться мало кто в мире; титул, принадлежащий к числу самых старинных и самых благородных; аристократическую внешность. Принц, один из красивейших мужчин своего времени, наделенный ко всему прочему ненасытным любовным аппетитом, выглядел моложе своих сорока зафиксированных в книгах лет – зафиксированных потому, что на протяжении последних семисот лет все законные отпрыски рода фон унд цу Энгельвейзенов появлялись на свет исключительно в присутствии трех законников, в чьи обязанности входило удостоверить и зафиксировать в старинных семейных книгах тот факт, что новорожденный действительно вышел из лона дщери семьи фон унд цу Энгельвейзенов; иное дело, что эта старинная традиция могла в любой момент обернуться двойной ловушкой. С одной стороны, законники – народ неразборчивый, и подкупить можно даже троих. С другой – можно ли быть уверенным в том, что дитя действительно принадлежит к знатному роду, ведь при зачатии никто свечку не держал?
Как бы то ни было, однако, в принадлежности Карла Хайнца к старинной фамилии сомнений быть не могло. Текущая в его жилах голубая кровь многих поколений сказывалась во всем: его окружала аура благородства, он не только сохранял королевскую осанку, но также выглядел и говорил, как истинный аристократ. У него был настоящий римский нос – узкий, длинный, слегка изогнутый, с горбинкой посредине, которой все Энгельвейзены, если, конечно, судить по старинным портретам, собранным в фамильном замке, гордились так же, как гордятся своими шрамами завзятые дуэлянты. Уши, маленькие, плоские, почти без мочек, указывали на принадлежность к еще одной королевской семье Европы, с которой Энгельвейзены были веками связаны сложными брачными узами. Но в блестящих голубых глазах с чуть загнутыми книзу ресницами и морщинками в углах плясали чертики явно не королевского происхождения.
Начиная с пятнадцати лет, принц Карл Хайнц прыгал из постели в постель самых красивых женщин пяти континентов. Но любовные подвиги, о которых с таким упоением писали газеты, мало что могли сказать о его характере. За легкомысленной внешностью плейбоя скрывался твердый как сталь и даже безжалостный делец, человек, совершенно уверенный в себе, и веру эту равно питали кровь и власть денег.
По иронии судьбы эта самая кровь стала ныне источником самой серьезной из его проблем, корни которой уходят в седую старину, в 1290 год, когда Карл Великий даровал его прославленному предку Юстасу за оказанные услуги титул князя Священной Римской империи. Вместе с титулом и огромными земельными наделами на территории нынешней Германии Юстасу досталась и высшая честь – исключительное право надзирать за доставкой папской почты на всем пространстве западного Средиземноморья.
И именно этот самый Юстас, первый в длинной непрерывной череде князей Священной Римской империи, издал эдикт, регулирующий права наследования в роду фон унд цу Энгельвейзенов. Этот эдикт сохраняет силу и по сию пору, Карл Хайнц вынужден с ним считаться и, стало быть, именно ему обязан своими нынешними затруднениями.
В основе их лежит право первородства, что само по себе и неудивительно, ибо многие аристократические европейские семейства все еще следуют древней традиции передачи титула и состояния старшему сыну. А поскольку Карл Хайнц – единственный мужской отпрыск своего недужного отца, как раз ему, по праву первородства, и должно достаться наследство, и сестра Софья в принципе не может этому противостоять.
Но тут-то как раз и возникает специфическая проблема именно этого рода, которой раньше Карл Хайнц практически пренебрегал. Еще князь Юстас распорядился таким образом, что старший сын может вступить в права наследования только при выполнении двух условий.
Первое было связано с желанием сохранить чистоту крови: Карл Хайнц обязан жениться на наследнице кого-либо из князей Священной Римской империи, что само по себе ограничивает поиски невесты крайне узким кругом возможных претенденток.
Второе заключалось в том, что будущая жена должна произвести на свет младенца еще при жизни отца Карла Хайнца.
Если хотя бы одно из этих двух условий останется невыполненным, наследство автоматически перейдет к старшему сыну ближайшего родича. А по капризу судьбы Софья и ее муж граф Эрвин уже успели произвести на свет целую кучу здоровых, на редкость красивых, хотя и тупоумных наследников.
Между тем время, отпущенное Карлу Хайнцу, усыхало, как шагреневая кожа. Его отец, старый князь, пребывает в таком плохом состоянии, что может не дожить до очередного дня рождения сына...
И вот, освещаемый лучами полдневного солнца, пробивающимися через окно, Карл Хайнц грустно прикидывал свои возможности, а вернее, неизбежности. Похоже, если он хочет сохранить свои законные права на наследство, ему придется кончать с затянувшейся холостяцкой жизнью. Надо срочно найти подходящую невесту, в жилах которой течет голубая кровь и которая к тому же способна произвести на свет наследника в рекордно короткие сроки, если будет на то воля Божья.
Призрак Леопольда, надутого, как индюк, старшего сына Софьи, который может унаследовать семейное состояние, грозно преследовал Карла Хайнца. Не требовалось слишком развитое воображение, чтобы представить, как Леопольд, этот безмозглый и, увы, расточительный провинциал, проматывает состояние предков, нажитое на протяжении семи столетий. Карл Хайнц знал, что подобное уже случалось с другими могучими и некогда процветающими родами, и меньше всего хотел бы оказаться в том же положении.
Ощущая нынче тяжесть каждого из сорока прожитых лет, Карл Хайнц тяжело вздохнул. При мысли о Софье и Леопольде краски дня становились блеклыми, да и вообще вся жизнь и ее труды словно утрачивали смысл.
Да, уныло размышлял он, прошли веселые деньки. Явно прошли...
Мысли об этом не оставляли его и во время обеда; он не замечал Цезаря, своего мажордома-испанца, строго надзирающего за тем, чтобы все блюда, начиная от салата из омаров и кончая свежесваренным дымящимся кофе, подавались должным образом.
Но омары остались несъеденными, кофе был выпит лишь наполовину.
Его высочество принц Карл Хайнц фон унд цу Энгельвейзен потерял аппетит. Ну как же могло случиться, что именно он оказался таким болваном, таким непроходимым тупицей и слепцом, чтобы только сегодня, в день своего сорокалетия, обнаружить очевидное? «Право, такой идиотизм недостоин меня!» – подумал он с горьким ощущением игрока, который, вытащив счастливый билет в лотерее, забыл получить по нему приз.
Надо наверстывать упущенное, и как можно скорее!
Да, продолжал размышлять Карл Хайнц, дурная голова, даже и увенчанная короной, ногам покоя не дает...
ЦЕЛЬ: «БЕРГЛИ»
Обратный отсчет времени
Мужчина поднялся по пологим ступенькам мраморной лестницы на широкую площадку. Слева находился вход в аукционный зал, справа начиналась вереница просторных галерей, которые, при необходимости можно было поделить на отдельные помещения раздвижными перегородками.
– Ч-е-ем могу помочь? – растягивая слова, привычно спросила киоскерша.
Мужчина внимательно посмотрел на нее. Это была одна из трех потрясающе стройных, неотразимо привлекательных и вполне взаимозаменяемых девиц, занятых продажей брошюр, каталогов и журналов «Бергли», а также дорогих, роскошно изданных альбомов живописи.
– Мне нужен экземпляр «Новостей».
– За ноябрь—декабрь? – Девица захлопала безупречно накрашенными ресницами. – Или текущий, за сентябрь—октябрь?
– Ноябрь—декабрь. И за январь—февраль, если есть.
– О-о-о-чень жаль, но он появится только через полтора месяца.
– Что ж, тогда давайте за ноябрь—декабрь.
– Может, вас заинтересуют новые каталоги? Мы только что получили последнюю партию. Там все расписано до конца года.
– Спасибо, не надо.
– В таком случае с вас двадцать долларов.
Мужчина выудил из бумажника смятую двадцатидолларовую купюру и протянул ее киоскерше. Она выбила чек, завернула покупку в огненно-яркую бумагу и сунула в серебристо-черную фирменную сумку с ручками.
– Прошу! – Девушка механически улыбнулась и тут же забыла о случайном покупателе.
Выйдя на Мэдисон-авеню, мужчина вытащил журнал из сумки, туго его свернул и сунул в карман пиджака, а сумку вместе с оберточной бумагой смял в комок и бросил в урну на углу. Ему вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь видел его разгуливающим с покупками от «Бергли» – уж слишком они бросаются в глаза, слишком легко запоминаются, а в его работе излишнее внимание не просто противопоказано, но чрезвычайно рискованно.
Мужчина этот был самым успешным в мире преступником-рецидивистом, только никто этого не знал.
Что его вполне устраивало.
Великий стратег в душе, он предпочитал никогда не выделяться в толпе. И не рассчитывать на удачу.
Слишком предусмотрительный для того, чтобы открыто сотрудничать с людьми своего дела, он, однако же, всегда пользовался услугами хорошо подготовленных специалистов в криминальном мире.
В таких случаях он действовал точь-в-точь как в Макао – доверял детали подельнику, которому предстояло обеспечить техническую сторону операции, а сам оставался в густой тени. Театральная черная маска, которую он порой надевал при встречах с посредником, объяснялась отнюдь не любовью к дешевым эффектам, а необходимостью.
Тайна его успеха заключалась в том, что никто, даже ближайший помощник, не мог бы в случае провала указать на него как на вдохновителя дела.
Доныне такая тактика, основанная на анонимности в соединении с осторожностью, служила ему безотказно. Его имя не фигурировало в досье Интерпола, ФБР, Сюрте, Скотланд-Ярда или любой иной полиции мира ни в каком контексте, даже в связи с нарушением правил парковки автомобиля.
Одаренный превосходной зрительной памятью, он никогда не делал и соответственно не оставлял записей, был виртуозом в отмывании денег, а на тайных счетах в Лихтенштейне, на Каймановых островах и Джерси у него было не менее ста миллионов долларов в золоте, алмазах и банкнотах.
Само собой разумеется, он давно бы мог оставить свое ремесло и до конца дней жить в полной роскоши. Единственная причина, по которой он этого не делал, заключалась в том, что он по-настоящему любил свой преступный промысел.
Ныне, с головой погрузившись в разработку нового предприятия – самого дерзкого из всех, что были на его счету доныне, – он мечтал только об одном: в анналах истории оно должно остаться не просто как преступление года. Или даже десятилетия.
Оно должно достойно увенчать всю его криминальную карьеру; стать его лебединой песней, после чего можно будет влиться в многочисленные ряды законопослушных граждан.
Но слаще всего – сделать дело, а потом отойти, свободным от всяких подозрений, в сторону и наблюдать, как власти мечутся по заколдованному кругу в тщетных поисках преступника.
Потому что им ни за что не найти его, это ясно как Божий день, не найти по той простой причине, что для властей, да и вообще ни для кого на свете, он не существует, во всяком случае, не существует как правонарушитель.
И именно в этом, подумал он, испытывая удовлетворение человека, посвятившего жизнь интеллектуальному соревнованию с лучшими сыщиками мира, состоит его главное достижение.
Глава 9
Кензи жила на Восемьдесят первой улице, на третьем этаже пятиэтажного кирпичного дома, владелец которого уже давно сдавал квартиры внаем.
В кухоньке, какие строили еще в двадцатые годы, была крохотная газовая плита с духовкой не больше, чем на два цыпленка, и древний, примерно того же времени, холодильник, который приходилось каждую неделю размораживать. Но Кензи это не волновало.
В углу гостиной с двумя окнами во двор с садиком и относительно высоким потолком находился камин, полку которого, покрытую потрескавшейся вековой краской, Кензи протирала ежедневно и неутомимо. Стены, слава Богу, были толстыми, да и соседи не шумели. В квартире имелись еще две небольшие спальни, и обходились эти апартаменты Кензи, по меркам Манхэттена, недорого.
К тому же такое помещение удобно с кем-нибудь делить, что поначалу и привлекло в нем Кензи более всего. К сожалению, три месяца назад ее соседка, покончив с многочисленными романами ради преуспевающего дантиста, перебралась на зеленые пастбища законного брака и уехала в графство Уэстчестер. Оказавшись без надежной товарки и вынужденная теперь в одиночку платить за квартиру, газ, электричество и кабельное телевидение, Кензи столкнулась с необходимостью поумерить свою главную страсть – покупки на аукционе.
Она обладала феноменальным умением находить «золушек» – предметы, которые были либо неправильно атрибутированы, либо просто остались не замеченными другими участниками торгов. Так, ей удалось приобрести истинные сокровища, которые она впоследствии то перепродавала с немалой выгодой, то сама наслаждалась их красотой.
Вот так, сводя концы с концами, она украсила свою квартирку вполне приличным, хотя и эклектическим собранием картин и старинных вещиц – роскошь, доступная разве что богачам и уж никак не скуднооплачиваемым молодым работникам «Бергли», где молчаливо признавался (во всяком случае – начальством) тот факт, что честь служить в такой конторе вполне искупает маленькую зарплату.
Честь честью, а хлеба на нее не купишь, невесело думала Кензи, поставив тщательно обернутого Цуккаро у двери и возясь с хитроумным замком – предосторожность, отнюдь не лишняя для одинокой горожанки.
Переступив через порог, она привычно захлопнула дверь спиной, и не успела запереть замок, как у нее противно закололо шею.
Здесь кто-то есть! В желудке у Кензи заныло, в горле встал ком, в ушах оглушительно зазвенело. Она медленно, осторожно повернулась.
Ослепительно улыбнувшись, Чарли Ферраро послал ей из противоположного угла комнаты воздушный поцелуй.
– Чарли! – возмущенно воскликнула Кензи. – Надо отдать тебе должное, напугать девушку ты умеешь. – Убедившись, что ей ничто не угрожает, Кензи не знала, смеяться ей или плакать.
В конце концов возобладал праведный гнев, тем более, что Чарли расположился, как у себя дома.
Небрежно забросив мускулистые руки за голову, он удобно – и нагло – полулежал на роскошном бархатном диване с кисточками и султанами в стиле Наполеона III – ложе, приличествующее скорее одалиске, нежели нью-йоркскому полицейскому с натренированным телом, прикрытым сейчас лишь узкой полоской белоснежных трусов.
– Что это ты здесь делаешь? – возмущенно спросила Кензи. – Или просто попугать явился?
– По правде говоря, – осклабился Чарли, опуская ноги на пол, – я и не уходил. У меня же сегодня выходной. Забыла?
Увидев ее пылающее гневом лицо, он резко выпрямился и озабоченно посмотрел на Кензи:
– Эй, в чем дело, малышка? Похоже, ты не особенно рада меня видеть. Неприятности на службе или что еще?
Сбросив сумку на пол, Кензи устало прислонилась к двери и, сделав глубокий вдох, задержала дыхание на целых десять секунд, так что когда наконец с шумом выпустила воздух, упавшие на лоб пряди волос разлетелись во все стороны.
Проклятие! Сегодня вечером Чарли ей нужен меньше всего. Для начала она собиралась с часок от души понаслаждаться вновь обретенным Цуккаро, а отнюдь не скульптурными и, вообще-то говоря – кто же спорит! – прекрасными формами Чарли Ферраро, – а затем заняться подготовкой к первому в своей жизни действительно великосветскому рауту в «Метрополитен».
Кензи положила Цуккаро на столик в форме полумесяца у двери, опустила ключи в зеленую китайскую вазу эпохи Ханьской династии и, руки в боки, угрожающе подступила к Чарли.