Девушка снова улыбнулась и исчезла в толпе гостей.

– Ничего себе, – воскликнул Венька, – в каких ты с ней отношениях?

– С кем? – удивился Луис.

– С Риммой.

– С кем? – повторил фотограф, не поняв, кого имеет в виду Полтавский.

– Кого ты сейчас за стаканом погнал, знаешь?

– Официантку.

Веня начал смеяться:

– Ну ты даешь! Позволь процитировать тебе заезженную, но очень верную фразу: «Начальство надо знать в лицо». «Официантка» – дочь хозяина праздника.

Луис чуть не уронил фотоаппарат.

– Врешь!

– Нет, спроси кого угодно, ее тут многие знают.

– Но она одета как последнее чмо, – изумился Луис, – в черную юбочку и белую блузку, прямо как сикозявки с подносами! Ты ничего не путаешь?

– Нет.

– И драгоценностей на ней никаких нет, – продолжал недоумевать Луис.

– Тем не менее она дочь владельца всего этого, – стоял на своем Веня, – ты, однако, фраернулся!

Посмеиваясь, Полтавский отошел к другому знакомому, а Луис остался на прежнем месте, ожидая возвращения Риммы. Та не замедлила появиться через пару минут с пластиковым стаканчиком.

– Извини, – пробормотал Луис, – я принял тебя за прислугу.

Римма звонко рассмеялась:

– Ерунда, мне не трудно принести воды.

– Ты супер! – воскликнул фотограф. – Другая бы охрану позвала.

– С какой стати? – продолжала смеяться Римма.

Естественно, Луис сделал все возможное, чтобы девушка согласилась встретиться с ним завтра в городе. Римма, кстати, совсем не кривлялась, охотно пошла на контакт, и через месяц Луис впал в эйфорическое состояние. Наконец-то он нашел тот вариант, о котором мечтал.

Римма была вполне привлекательная внешне, и из нее могла выйти фотомодель. Она имела ровный, не вздорный, не капризный нрав и оказалась совершенно не избалованной. Одевалась дочь банкира очень просто, никаких дорогих, эксклюзивных вещей и драгоценностей не носила, по городу передвигалась на метро и получала образование не в МГИМО, не в МГУ, не в Лондоне или Нью-Йорке, а в заштатном институте. Никакой охраны у девчонки не было, никто ей постоянно не названивал на мобильный и не задавал вопросов типа: «Ты где?» или «Когда вернешься?»

Римма без проблем оставалась на ночь у Луиса, а тот старался изо всех сил влюбить в себя богатую наследницу. Дело продвигалось вперед семимильными шагами, и в конце концов Луис произнес слова, которые мечтают услышать от своих любовников тысячи женщин:

– Дорогая, выходи за меня, вот мои сердце и рука.

Римма отреагировала на предложение восторженно. Сначала она бросилась Луису на шею, потом затараторила:

– Прямо завтра понесем заявление. Ой, хочу платье белое-белое, широкое, со шлейфом… Луис, ты меня очень любишь?

– Очень, – кивнул фотограф.

– Понимаешь, у меня есть младшая сестра, Надя. Пусть будет моей свидетельницей, ты разрешишь?

– Конечно, дорогая, – заулыбался жених.

– Ей тоже надо платье! Красивое! Мы его купим?

Луис удивился, но виду не подал.

– Естественно, приобретем любые шмотки, – согласился он, – кстати, ты уверена, что мы должны завтра идти в загс?

– А почему нет? – испугалась Римма.

– Твои родители не будут против? – осторожно начал прощупывать почву Луис. – Скандала не поднимут?

– Мама умерла, – грустно ответила Римма.

– Прости, – воскликнул Луис, – но отец-то…

И тут Римма впервые рассказала будущему мужу о себе.

Богатый Буратино не родной ее папа. Жил-был на свете Петр Шмаков, он женился на вдове с двумя дочками. Шмаков был беден, а мать Риммы и Нади богата. На ее деньги Петр и сумел раскрутить банк. Девочек Шмаков не притеснял, но особой любви к ним не испытывал, хотя они и жили все вместе несколько лет. Потом жена Шмакова скончалась, и тут выяснились совершенно удивительные вещи. Все имущество принадлежало вдовцу, у девочек не было ничего. Шмаков решил избавиться от обузы. Он купил дочкам умершей жены две комнаты в коммунальной квартире и отселил туда Римму и Надю со словами:

– Взрослые уже, нечего у меня на шее сидеть.

Может, будь сестры позубастее, они бы стали качать права, обратились к адвокатам, но девочки были тихими и предпочли покинуть дом, в котором прошло их детство. Жить им стало очень тяжело, потому что Шмаков денег никаких не давал, он постарался забыть о детях умершей жены.

Неизвестно, как разворачивались бы события дальше, но тут Петру ударило в голову пойти в политику, денег у него было много, захотелось власти. Шмаков нашел специально обученных людей, которые вели бы предвыборную кампанию и агитировали народ отдать голоса за него.

Пиарщики принялись за дело. Спустя месяц они представили Петру свои наработки. Там было много всякого, начиная с того, какие костюмы следует носить кандидату, и заканчивая планом предвыборной кампании. Один из пунктов возмутил Шмакова до глубины души.

– Что за гнусь! – заорал он, тыча пальцем в строки. – «Продемонстрировать любовь к дочерям». Это не мои девки!

– Знаем, – закивали пиарщики, – но конкуренты не дремлют. Рано или поздно они начнут рыть на вас компромат и узнают про девиц.

– И что с того? – злился Шмаков. – Эка печаль.

– Многие женщины, а они самая активная часть электората, отвернутся от вас, – задудели специалисты, – а надо, наоборот, привлечь к себе простых баб, для этого вам лучше выглядеть заботливым отцом сироток.

– Мне их у себя в особняке поселить прикажете? – взвился Шмаков. – Ни за что, хоть убейте!

Доверенные лица почесали затылки и нашли выход из создавшегося положения. В газетах появилось несколько статей, посвященных Шмакову. В частности, там рассказывалась его семейная история, тщательно подкорректированная пиарщиками. Выглядела она так: Шмаков женился на женщине с детьми и воспитывал девочек, как родных. Но после смерти матери дети взбунтовались и показали отчиму небо в алмазах. Они обвинили его в преждевременной кончине мамы, хотя всем вокруг было известно, как Шмаков любил жену и сколько сделал для того, чтобы вырвать ее из лап неизлечимой болезни. Но девушки не хотели ничего знать, скандал достиг накала, и детки стали жить отдельно. Шмаков очень переживал, даже попал в больницу с сердечным приступом. Но сейчас положение более или менее устаканилось. Девочки, правда, по-прежнему изображают самостоятельность, но Петр содержит их: одевает, обувает, кормит. Отношения между ним и Риммой с Надей налаживаются, похоже, неразумные финтифлюшки взрослеют и скоро вернутся в дом к человеку, который заменил им в свое время отца. Во всяком случае, Римма встречается со Шмаковым, присутствует на его днях рождения и праздниках, которые устраивают в банке. Надя на подобные мероприятия не ходит, она еще мала для тусовок. Шмаков не принадлежит к той категории отцов, которые позволяют детям до двадцати лет пить спиртное. Выходные Надя проводит в особняке отчима и никогда не уходит оттуда без подарка.

– Вам придется всего лишь пару раз сняться с девками, – пели пиарщики, – убьем сразу несколько зайцев: лишим конкурентов возможности использовать семейную историю в качестве компромата и вызовем к вам сочувствие электората. Проблемы с детьми в нашей стране есть у всех. Вы резко вырастете в глазах публики, ведь заботитесь не о родных по крови девочках. Беспроигрышный вариант.

– Ладно, – скрипя зубами, согласился Шмаков, – если иначе никак нельзя, то действуйте. Только девки противные, они мне подыгрывать не захотят.

– Не беспокойтесь, мы и не таких уговаривали, – заверили его спецы.

Вопрос решили деньги, которые предложили сиротам. Римма и Надя очень нуждались, они согласились сыграть написанные роли. Было сделано несколько фотосессий: Шмаков и дочери в особняке, банкир с девочками в магазине, они же в театре. Потом Надю оставили в покое, а Римму обязали за определенную мзду появляться на всяких тусовках, которые затевал «папенька».

Представляете, что испытал Луис, поняв, какая «богатая наследница» попала в его жадные лапки? Фотограф тут же дал задний ход, в загс он так и не пошел, Римма из будущей жены мигом превратилась в обычную любовницу, призванную обслуживать Луиса. Несчастная девушка была влюблена в него, как кошка, и безропотно подчинялась всем его требованиям. А тот, почувствовав полнейшую безнаказанность, делал с Риммой что хотел.

Потом Шмаков, несмотря на активные действия имиджмейкеров, с треском проиграл выборы и сразу перестал давать Римме деньги, девочкам стало совсем туго, Луис тоже не спешил помогать любовнице, и в конце концов та не выдержала и взмолилась:

– Найди мне хоть какую-нибудь работу!

Луис окинул взглядом стройную фигурку Риммы и предложил:

– Есть один дядечка, большой любитель клубнички.

– Сниматься голой? – испуганно воскликнула Римма.

Луис пожал плечами:

– Чего особенного! Легкая эротика, вон посмотри каталоги выставок, кругом обнаженка. Только мещане боятся открыть тело. И потом, тебе хорошо заплатят.

Римма поколебалась и согласилась. Легкая эротика превратилась сначала в обычное порно, а потом в полное непотребство. Но такие фотографии имеют хороший спрос, впрочем, основная масса заработка оседала в карманах Луиса, Римме доставались жалкие крохи.

Элис познакомилась с Риммой случайно. Луис пригласил фотомодель для съемок на календарь, а девушка, перепутав час, заявилась намного раньше. Фотограф скривился, впихнул ее в маленькую комнатку и велел ждать. Элис устроилась в кресле и услышала тихий плач. Удивившись, манекенщица обозрела комнатенку и поняла, что рыдания несутся из-за стенки, там была крохотная кухонька.

Манекенщица сделала вид, что захотела кофе, решительно направилась в чуланчик, где находилась плита, и обнаружила там горько рыдающую Римму. Видно, той было совсем плохо, раз она выложила незнакомой Элис всю правду о себе.

С тех пор Римму и Элис связало некое подобие дружбы. Иногда манекенщица, испытывавшая к Победоносцевой острую жалость, приглашала глупышку в кафе, кормила ее ужином и горячо советовала:

– Брось урода!

– Он меня любит, – лепетала Римма.

– И заставляет сниматься в порнухе.

– Нам с сестрой жить не на что, – отбивалась Римма.

– Если парень тебя любит, он деньги и так даст, – кипятилась Элис.

– Луис не может двоих содержать, – возражала Римма, – у него сейчас трудный период, финансовые неурядицы. Ничего, все будет хорошо, я Луису помогаю, как могу. Он выкрутится, и мы поженимся…

Элис только вздыхала. Пожалуй, второй такой дуры, как Римма, и не найти. При первом взгляде на Луиса становится ясно: такому прощелыге верить нельзя ни в чем. Если он воскликнет: «Какой замечательный день, следует выглянуть в окно!», – вполне вероятно, что Луис опять соврал.

Элис думала, что хорошо знает, чем закончится этот «роман». Съемки в порнухе быстро старят женщину. Через некоторое время Римма потеряет товарный вид, и Луис найдет себе новую дойную корову.

Но ситуация стала складываться нестандартно. Римма позвонила Элис и тихо сказала:

– Я уезжаю.

– Куда? – удивилась подруга.

– Далеко.

– Зачем? С кем? – продолжала расспросы Элис.

– В Америку, – слегка замявшись, ответила Римма, – я нанялась в домработницы.

– А сестра?

– Она со мной.

– Значит, с Луисом ты рассталась?

– Да, – коротко ответила Римма, – спасибо тебе за все и прощай.

Дружба между Элис и Риммой не была тесной, поэтому манекенщица, решив, что порномодель взялась за ум и избавилась от гадкого любовника, быстро забыла Римму. Похоже, что та и впрямь уехала за океан. Она больше нигде не появлялась с фотографом, около того теперь вертелась другая курица. Победоносцева словно в воду канула. Но история имела неожиданное продолжение.

Глава 15

Некоторое время назад Элис ехала по проспекту и захотела пить. Она притормозила около старухи, торговавшей всякой всячиной, и потребовала:

– Открой минералку.

Бабка принялась рыться в сумке, но тут к ней подлетела проститутка и заверещала:

– Тетя Клава, дай в долг шоколадку, вечером деньги верну.

– Возьми, зануда, – разрешила торговка, отыскивая открывалку.

Фея магистрали наклонилась, схватила батончик, и с ее головы слетела бейсболка, прикрывавшая огромным козырьком пол-лица.

– Римма! – вскрикнула Элис. – Ты! Тут! Не может быть!

Проститутка вздрогнула, вероятно, ей больше всего хотелось убежать, но она пересилила себя и приветливо сказала:

– Элис! Надо же, как мы неожиданно встретились!

– Более чем, – пробормотала манекенщица, разглядывая Римму. – Что с тобой случилось?

– Ничего, работаю.

– На проспекте?!

– И чего особенного?

– Ты же вроде в Америку уехала.

Римма вздохнула:

– Погоди минутку.

Элис послушно осталась сидеть в машине. Римма сбегала куда-то, потом вернулась и предложила:

– Вон там кофейня, пошли?



За чашечкой капуччино Римма рассказала правду. Ни в какой Нью-Йорк она никогда не собиралась, история про Америку была ею придумана от начала и до конца.

– Зачем ты мне наврала? – удивилась Элис.

Римма молчала.

– С какой стати ты на шоссе стоишь? – не успокаивалась Элис.

Римма тяжело вздохнула и рассказала историю, от которой у Элис волосы встали дыбом. Оказывается, Луис, решив открыть агентство, взял деньги в долг у одного ну очень крутого человека. Фотограф рассчитывал, что бизнес пойдет хорошо и он в короткий срок сумеет расплатиться. Но случилось несчастье: в купленном для агентства помещении уже после ремонта, в который было вложено немало средств, вспыхнул пожар. Луис мигом лишился всего, оставшись с огромным долгом.

Заимодавец, человек, как все ростовщики, безжалостный, не захотел учитывать форс-мажорные обстоятельства и начал требовать деньги, счетчик тикал, и в конце концов Луису начали угрожать. Бедный парень оказался на грани самоубийства, он уже совсем было решил свести счеты с жизнью, но тут неожиданно в конце тоннеля забрезжил свет. Ростовщик согласился взять в счет долга Римму. Девушке предстояло стать одной из «ночных бабочек», обслуживающих клиентов. Семь восьмых ее заработка пойдет на погашение кредита, оставшиеся медные копейки Победоносцева может забирать себе. Вот почему Римма оказалась здесь.

– Давай увезу тебя, – мгновенно предложила Элис.

– Куда?

– Ну… придумаем, убежишь от своих мучителей.

Римма мягко улыбнулась:

– Меня не держат здесь силой. В принципе, я в любой момент могу спокойно уйти. Живу дома, вместе с Надей, та, естественно, не знает, чем я занимаюсь.

– Неужели нет возможности найти нормальную работу? – почти закричала Элис. – То, чем ты занимаешься сейчас, ужасно!

Римма без всяких проявлений эмоций допила кофе.

– И как мне заработать? – спросила она. – Я ничего не умею делать.

– Да хоть полы мыть пойди! – заорала Элис.

Римма усмехнулась:

– А с Луисом что будет? Его сразу убьют. Долг-то не погашен.

Манекенщица пробормотала:

– Деньги брал Луис. Он тебе кто? Ни муж, ни брат, ни сват, и потом, я сильно сомневаюсь, что нужно себе судьбу корежить даже из-за родни. Уходи отсюда, еще не поздно начать жизнь сначала.

– Мы с Луисом очень любим друг друга, – тихо ответила Римма. – Отработаю долг, и поженимся.

Вот тут Элис окончательно лишилась дара речи. Дальнейший разговор с Риммой показался ей совершенно бессмысленным.

– Больше вы с Победоносцевой не встречались? – поинтересовался я.

– Нет, – вздохнула Элис, – жалко мне Римму. Луис сейчас клинья под Нику Кострову подбивает. Слышал про такую?

– Нет, – честно признался я.

Элис вздернула брови:

– Да? Ее все богатенькие знают. Дочь Андрея Кострова, владельца сети супермаркетов «Объедение». Луиса с Никой вместе на кинофестивале видели, и, что интересно, ее папа рядом стоял. Вот так! Кажется, нашел себе Луис наконец невесту! А Римма, дурочка, на дороге скачет!

Я постарался уложить информацию в голове.

– Но с какой стати тогда Луис решил делать портфолио дочери моего босса?

Элис скривилась:

– Шут его знает. Может, запасной вариант готовит, кому ж известно, что в его подлой головенке вертится? Мне он о своих планах не рассказывает, впрочем, я этого жиголо терпеть не могу.

– А снимаешься у него, – подлил я масла в огонь.

– Кушать хочется, – сердито отозвалась Элис, – Луис хоть и мерзавец, но работает отлично, у него много связей, с таким ругаться не надо, а вот гадость ему исподтишка сделать – милое дело. Ты хозяину все объясни, пусть он свою дочь к другому фотографу отправляет.



Я довез Элис до метро и медленно покатил по проспекту, ощущая каменную усталость. Ну вот, похоже, делу конец, оно выеденного яйца не стоит, очень банальная история. Итак, список действующих лиц: наивная, если не сказать глуповатая, Римма Победоносцева, безоглядно влюбленная в мерзавца, Луис, беспринципный, жадный до денег негодяй, и дочь богатого человека Ника. Теперь фабула: Луис продает Римму сутенеру, получает от того энную сумму и спокойно забывает Победоносцеву. Та, обманутая и любовником, и хозяином, думает, что отрабатывает долг, надеется на свадьбу с любимым. Луис же затевает роман с Никой и, похоже, наконец-то попадает в десятку, отец девушки появляется вместе с парочкой на кинофестивале, а это, согласитесь, похоже на помолвку. Что же происходит дальше?

Я припарковался возле небольшого кафе, вошел внутрь, заказал эспрессо и уставился в окно, за которым, радуясь теплому летнему вечеру, текла толпа. Что же случилось потом? Да на эту тему было создано много книг, в частности, замечательный роман Теодора Драйзера «Американская трагедия». Там описана похожая ситуация. Парень имел отношения с простой девушкой, обещал жениться, а потом закрутил роман с богачкой. Первая любовница могла помешать счастливому браку с денежным мешком, и пришлось юноше убить глупышку. Похоже, Луис пошел тем же путем. Наверное, у Риммы неожиданно открылись глаза, кто-то ей рассказал правду о фотографе. Победоносцева потеряла голову, стала следить за женихом, узнала про Нику и пригрозила Луису рассказать той все. Тут-то обозленный мачо и зарезал Римму. Дело за малым: найти доказательства совершенного им преступления.



Неожиданно мне захотелось спать, сказывался тяжелый день, проведенный в разговорах. Сейчас поеду домой, лягу в кровать…

И тут ожил сотовый, я с подозрением глянул на светящееся окошечко, номер не знаком, кто бы это мог быть? Нора! Как правило, при звонке из-за границы на дисплее высвечивается всякая ерунда с нолями, прямо как сейчас. Я поднес трубку к уху.

– Слушаю.

– Вава, – затараторила Николетта, – скорей приезжай в супермаркет «Объедение», ну тот, что около нашего дома, поторопись!

– Может, скажешь сразу, что купить? – спросил я. – В «Объедении» запредельные цены, то же самое можно приобрести…

– Вава, – взвизгнула Николетта, – рысью сюда! Меня арестовали.

– За что? – подпрыгнул я.

– Ужасно! – заорала маменька. – Я уже вызвала Сергея Никаноровича! Скорей! Сюда!

Я ринулся к машине. Что за бред? С какой стати милиции задерживать маменьку? Почему она пошла в «Объедение»? Николетта никогда не занимается закупкой продуктов. Ладно, будем надеяться, что Сергей Никанорович Литвинов, адвокат Николетты, прибудет на место происшествия раньше меня и начнет разбирательство.



Когда я вошел в кабинет заведующего магазином, Литвинов уже сидел в кресле возле большого письменного стола.

– Что случилось? – вырвалось у меня.

– Произвол, – заявил Сергей, – мы на них в суд подадим.

– Ее поймали на месте преступления, – мигом отреагировал начальник торговой точки, потом оглядел меня и нервно спросил: – А вы кто? Еще один законник?

– Сын Николетты Адилье, Иван Павлович Подушкин.

– Он врет, – взвизгнула маменька, – это мой брат! Ну сами посудите, разве у молодой женщины может быть престарелый ребенок?

– Родственник, значит, – протянул заведующий, – ладно, я Игорь Сергеевич Монькин. Давайте решим ситуацию миром. Платите штраф за украденное печенье в десятикратном размере, спонсорский взнос в адрес магазина, и все.

– Печенье? – вытаращил я глаза. – Что вы имеете в виду?

– Ваша мать… – начал было Игорь Сергеевич.

– Сестра, – перебила его Николетта.

– …украла печенье, и ее задержала служба безопасности.

– Какое? – растерянно спросил я.

– Курабье, – быстро ответил Монькин.

– Отечественного производства?

– Да.

– Не может быть! Николетта никогда не употребляет российские продукты.

– Вы ответите за произвол, – ожил Сергей, – давайте разберемся в ситуации! Когда ваши охранники, применив грубую силу, схватили госпожу Адилье, пачка печенья была у нее в руках?

– Нет, упаковка валялась на полу.

– Следовательно, Николетта не виновна, печенье мог обронить кто угодно!

– Николетта не ест продукты российского производства, – тупо повторил я. – Ну не бред ли! С какой стати маменьке тащить из магазина то, на что она даже не взглянет?! Курабье! Право, смешно.

– Я лично видел, как сия мадам тырила сладкое, – упер палец в монитор заведующий. – У меня весь торговый зал как на ладони.

– Вы меня с кем-то спутали, – весело воскликнула Николетта. Я удивился еще больше. Мало того что маменька по непонятной причине отправилась в «Объедение» и решила спереть совершенно ненужный продукт, так еще, похоже, она получает настоящее удовольствие от сложившейся ситуации. По идее, сейчас Николетта должна рвать и метать, топать ногами, призывать на голову заведующего все небесные кары, но нет! Она сидит и мило улыбается.

– Спутал? – ехидно воскликнул Монькин. – Как бы не так! Вы слишком нестандартно выглядите! Этот костюм с перьями, прическа, серьги в виде бочонков. Да и лицо ваше я великолепно рассмотрел! Вы неповторимы!

Николетта кокетливо поправила рукой волосы.

– Спасибо за комплимент, но вы ошибаетесь!

– В чем? – взвился Игорь. – В описании вашего ярко-красного прикида с воротником из темно-синих перьев? Да такого второго днем с огнем не найти.

Николетта ткнула пальцем в экран:

– Так вон там еще один!

Мы все уставились на монитор.

– Матерь Божья! – воскликнул директор и схватил телефонную трубку.

– Не может быть, – подскочил Сергей.

Один я мигом понял, в чем дело. У стойки, забитой пачками и коробками, стоит Мэри. Одета она точь-в-точь так же, как Николетта. Тетушка быстро запихивает под кофточку какую-то пачку.

– Немедленно задержите ее, – рявкнул Игорь, – живо, бегом!

– Так я пошла, – вскочила на ноги Николетта.

Прежде чем Монькин успел выдавить из себя хоть слово, маменька взвилась над стулом и вихрем вылетела в коридор.

Директор вытер вспотевший лоб.

– У вашей клиентки есть сестра-близнец? – обратился он к Сергею.

– Нет, – обалдело покачал головой адвокат, – слава богу, нет. Ее одну-то выдержать проблема, а от двух и вовсе с ума сойти можно. Ой, простите, Иван Павлович!

– Ничего, – махнул я рукой, – понимаю вас!

Через несколько минут в кабинете появилась Мэри.

– Что за ерунда! – завизжала она. – Видели же преступницу! И опять меня схватили?

Заведующий покраснел.

– Вы кого привели? – зашипел он на охранников.

– Так эту… воровку, – забасили парни, – сами велели хватать бабу в красном костюме с перьями.

– Я вам не баба, – затопала ногами Мэри, – вы за все ответите! Уроды! Кретины…

Легкое подозрение закралось в мою душу. Похоже, это как раз Николетта, а до этого была Мэри!

– Вы ее знаете? – повернулся ко мне Игорь.

– Да.

– И кто это?

– Моя м… э… сестра… Николетта Адилье!

– С ума сойти, – покрылась пятнами дама, – я твоя мать! Вава!

Я схватился за сигареты. Мать! Значит, это Мэри. Николетта даже под угрозой расстрела не признается, что она родила меня на свет.

– Опять притащили! – бушевала тетка. – Вон же воровка, крадет конфеты.

Тонкий пальчик с изящным ноготком указал на монитор.

– Вау! – взвизгнул Игорь и схватился за телефон.

– Ваще офигеть, – по-детски разинул рот адвокат.

– Ладно, надеюсь, больше меня не приведут в сей кабинет, – рявкнула Мэри и с достоинством удалилась.

– Со мной первый раз такое, – признался директор.

Адвокат нервно дернул шеей, а я, встав, тихо сказал:

– Пожалуй, я тоже пойду.

Но покинуть кабинет мне не удалось, потому что в него вновь ввели одну из сестричек, уж и не знаю которую.

– В суд на вас подам! – заорала с порога дама. – Издеваетесь, да? Не успела до двери дойти, как меня хватают! Имейте в виду…

Монькин посерел и уставился на монитор. На экране хорошо было видно, как женщина в костюме с перьями быстро направляется к дверям, ведущим на улицу.

– Ловите ее, недоумки, уроды, балбесы! – завизжал потерявший всякое самообладание заведующий.

Но поздно, Николетта-Мэри благополучно выскользнула на проспект. Монькин обмяк в кресле.

– Воды, – прошептал он.

– Охотно налила бы вам стаканчик, – мигом отреагировала то ли маменька, то ли Мэри, – но за бутылкой придется идти в зал, а там меня снова схватят. Надеюсь, теперь вы отдадите приказ своим дуракам отпустить меня? Сергей Никанорович, благодарю вас, счет за визит оплатит в течение трех дней мой брат.

Брат! Ага, это Николетта.

Когда мы вышли к кассам, охранники с обалделыми лицами уставились на нас.

– И что? – прищурилась маменька. – Опять на невинную женщину напасть хотите?

– Ответите за произвол, – ожил Литвинов, – а ну, кто старший по смене? Немедленно тащите сюда пофамильный список тех, кто занимался безобразием!

Оставив адвоката на поле битвы, мы с Николеттой пошли к моей машине.

– И зачем вы дурацкую забаву придумали? – вырвалось у меня.

– Это идея Николетты!

– Ты Мэри?

– Да, не узнал?

– Нет!

– Здорово.

У меня закружилась голова, а тетка продолжала весело тараторить:

– Мы в детстве всех так дурили, нас никто отличить не мог, даже на свидание бегали по очереди. Но с магазином круче вышло! Чистый адреналин! Как этот идиот-директор растерялся, ха-ха-ха! Ой, умора! Мы специально два одинаковых костюма купили и серьги! Вау! Здорово получилось!

– Ну и смехота! – подхватила маменька, выскакивая из-за угла. – Теперь надо Коку разыграть! Вава, ты нам поможешь! Завтра! У нее в восемь суаре[3]. Я, конечно, приглашена, о Мэри Кока не знает! Только на этот раз платья у нас будут разными и прически тоже! О, я такое придумала!

– Какое? – с жадностью поинтересовалась Мэри.

– Быстро садитесь в автомобиль, – велел я, – а то еще, не дай бог, кто-нибудь из сотрудников супермаркета поймет, в чем дело!

Дамы шмыгнули в «Жигули».

– Фу, бензином воняет, – сказала одна.

– Что за бардак на заднем сиденье, – отреагировала другая.

Я молча повернул ключ в зажигании, до дома две минуты езды, придется им потерпеть.

Высказав недовольство, тетушка и маменька зашептались, потом за моей спиной раздалось веселое хихиканье и возгласы:

– Кока с ума сойдет!

– Точно!

– Ее в психушку отправят.

– Верно!

– Вместе с остальными.

– Ага, и их!

Хихиканье перешло в громкий хохот. Я не выдержал и сказал:

– По-моему, вы ведете себя, как неразумные дети.

– Фу, Вава, ну ты и зануда, – заявила маменька.

– Даже странно – каким тухлым может быть молодой мужчина, – подхватила Мэри, – мы не делаем ничего плохого! Просто шутим, потому как…

– Девушки нашего возраста имеют право на беззаботное веселье, – быстро закончила ее фразу Николетта.

Глава 16

С утра небо над городом нахмурилось тучами, и я решил на всякий случай прихватить с собой пиджак из льна. Мне предстояло вместе с Лизой выбирать унитазы и раковины.

Вынув из шкафа светло-бежевый наряд, я придирчиво осмотрел его. Лен замечательный материал, лично мне в этом пиджаке очень комфортно: ни жарко ни холодно, одна беда, такая верхняя одежда мгновенно мнется, стоит только сесть за руль. Разгладить вещь практически невозможно, сколько бы моя бывшая няня, а теперь домработница Николетты Таисия ни размахивала утюгом, складки не расправляются. Хотя, если честно, Тася просто не умеет гладить.

Я в задумчивости смотрел на пиджак, ощущая, как во мне по непонятной причине нарастает раздражение. Согласен, сейчас, когда лен и стопроцентный хлопок вошли в моду, измятые костюмы считаются хорошим тоном. Более того, всем понятно: если на тебе жеваные шмотки, значит, они сшиты из натурального материала и стоили хозяину немалых денег. Идеально отглаженный сюртук и брюки с безукоризненными стрелками свидетельствуют о том, что ты приобрел одежду с примесью синтетики, отстал от современных веяний. В наши дни люди увлекаются всем естественным: дома из бруса, подушки, набитые шелухой, еда без консервантов. А во внешности: легкая небритость, взлохмаченные волосы, мятые рубашки…

Но лично мне очень некомфортно щеголять в пиджаке, который похож на половую тряпку.

Я вышел в коридор и позвал:

– Тася.

– Чего? – высунулась из кухни домработница.

– Сделай одолжение, приведи в порядок мой пиджак.

– Почистить надо или пуговицу пришить? – задала, как всегда, дурацкий вопрос Тася.

Обычно я спокойно реагирую на ее «выступления». Тася живет с Николеттой очень много лет, уж не помню сколько. Во всяком случае, когда я появился на свет, она уже работала у маменьки. Сами понимаете, что я привык к Тасе и великолепно изучил все ее реакции. Но сегодня отчего-то ее идиотизм начал меня злить.

– Возьми утюг, – сухо сказал я.

– Зачем? – уставилась на меня Тася.

– Чтобы сварить суп, – процедил я сквозь зубы.

– Суп? – изумилась домработница. – Ваняша, ты, похоже, перегрелся на солнце. Вона жарища какая стоит! Бульон на мясе гоношат! Утюг! Может, ты в кроватку ляжешь?

– Это была шутка, – объяснил я, – утюгом гладят! Немедленно займись пиджаком.

– Чего?

– Не видишь, какой он мятый!

– Сейчас так носят, лен не распрямить, – протянула Тася.

У меня потемнело в глазах. Чтобы окончательно не рассвирепеть, я попытался заняться аутотренингом. Спокойствие, Иван Павлович, только спокойствие. Тася никогда ничего не делает сразу. Домработница всегда сначала пытается избавиться от навязываемого дела. Если сунуть ей грязные ботинки, то непременно услышишь в ответ: