Ирвин Уэлш
Дерьмо
ПРОЛОГ
Проблема таких, как он, в том, что они думают, будто могут плевать на таких, как я. Они не понимают, в каком мире мы сейчас живем; не понимают, что несчастные и запуганные требуют внимания и признания. Он был очень самоуверенным молодым человеком, таким довольным собой.
Был.
Сейчас он стонет; кровь густо вытекает из ран на голове, а желтые растерянные глаза шарят по сторонам, отчаянно стараясь обнаружить в обступившей унылой темноте хоть какую-то ясность, какое-то значение. Как же ему должно быть одиноко.
Сейчас он пытается говорить. И что же такое он тужится мне сказать?
Помогите. Полиция. Больница.
Или, может, помогите, пожалуйста, больница? В общем-то не важно - сия маленькая деталь не имеет ровным счетом никакого значения, потому что жизнь уходит из него: человеческое существование свелось к униженным мольбам о срочной помощи.
Вы оттолкнули меня, мистер. Вы отвергли меня. Отбраковали. Вы обманули меня и разлучили с моей любимой. Я уже видел нас раньше. Давно, когда вы валялись там, как сейчас валяетесь здесь. Черный, сломленный, подыхающий. Я радовался тогда и рад сейчас.
Я опускаю руку в сумку и достаю молоток-гвоздодер. Обрушиваю молоток на его голову, чувствуя странную раздвоенность, как будто часть меня не здесь, а где-то еще. Он ничего не может сделать. У него нет сил сопротивляться. Его хорошо отделали, те, другие.
Два удара ничего не дают, но вместе с третьим меня охватывает эйфория - его голова раскалывается. Кровь брызжет, заливая лицо подобно маслянистому водопаду, и я уже сам не свой; я бью и бью по голове, череп трещит и разлетается, и я тычу молотком в мозг. Какая вонь. Вонь от говна, которое лезет из него, и пары этой вони застывают в неподвижном зимнем воздухе. Я вытаскиваю молоток и отступаю, чтобы понаблюдать за его предсмертными судорогами, посмотреть, как он переходит от ужаса в неприглядное состояние человека, сознаюшего, что все кончено, что ему уже не подняться. Я спотыкаюсь в неудобных туфлях и едва не теряю равновесие, но удерживаюсь на ногах, поворачиваюсь и спускаюсь по старой лестнице на улицу.
Там, на тротуаре, холодно и пусто. Я смотрю на скомканную картонку с остатками жратвы. Кто-то нассал в нее, и крупинки риса плавают в маленькой замерзающей лужице мочи. Я ухожу. Холод пробрался в мои кости, и каждый шаг отдается противным дребезжанием, как будто я вот-вот расколюсь, разобьюсь на мелкие кусочки. Как будто плоть и кости существуют по отдельности. Как будто между ними пустота. Нет ни страха, ни сожаления, но нет также ни восторга, ни ощущения триумфа. Просто работа, которую нужно было сделать.
ИГРЫ
Снова утро. Проснулся - и на работу.
Работа. Она затягивает. Она вокруг; постоянно присутствующий, обволакивающий, засасывающий гель. Когда ты на работе, то и на жизнь смотришь через кривое стекло. Ну, иногда у тебя появляются крохотные зоны относительной свободы, убежища, светлые хрупкие пространства, где новое, иное, лучшее воспринимаешь как возможное.
Потом исчезают и они. Ты вдруг видишь, что таких зон больше нет. Они постоянно уменьшались. Ты знал, что так будет, знал, что однажды тебе придется что-то с этим делать. Когда это случилось? Осознание пришло не сразу, а через какое-то время. Не важно через какое: через два года, три, пять или десять. Зоны все уменьшались и уменьшались, пока и вовсе не перестали существовать, а все, что осталось, - отстой. Игры.
Игры - единственный способ пережить работу. У каждого спои маленькие тайны, каждый мнит о себе что-то. Что касается меня, я тешу себя мыслью, что никто не играет в эти игры лучше меня, Брюса Робертсона. Детектива-сержанта Брюса Робертсона, в скором времени детектива-инспектора Робертсона.
В игры играют всегда. Повторяю, всегда. Чаще всего и во всex конторах существование таких игр признавать не любят. Но они есть. Всегда. Вот и сейчас. Я сижу с больной башкой, а
будет, если не попортит кому-то кровь. Я был охуенно занят, а он приказал торчать здесь, не попросил - заметьте, - а приказал. Я уже и без него знаю обо всем от Рэя Леннокса, который первым побывал на месте с какими-то олухами в форме. Да, я уже все знаю от молодого Рэя, но Тоул же не может без публики. Отстал от времени, Тоули-бой, отстал от нашего благословенного времени.
Он расхаживает взад-вперед, как какой-нибудь охуенный инспектор Морс. А на самом деле может лишь перечислить, что сделали те олухи. Потом опускает задницу на стул и принимает обиженный вид, потому что люди продолжают заходить в кабинет. Уважение и Тоул совместимы как рыба и шоколадное мороженое, что бы там ни внушали ему всякие жополизы.
Давеча я здорово набрался, так что свет режет глаза, а кишки недовольно урчат, как шлюха в конце смены. Я неслышно подпускаю шипунка и быстро перехожу в другой конец комнаты. Фишка в том, чтобы выпустить газы перед самым броском на другую позицию, иначе пердеж так и останется у тебя в штанах, и ты потащишь его за собой в следующий порт захода. Это как в футболе - чтобы оторваться, надо рассчитать время рывка. Мой сосед и приятель, профессиональный футболист и крупный спец по женской части Том Стронак, мог бы на сей счет много чего порассказать.
Хм.
Том Стронак. Так себе имечко. С таким на чудеса рассчитывать не приходится.
Кстати, о том, что все хорошо в свое время, Вот и Гас Бэйн пришел от Кроуфорда. Он раздает булочки с сосисками, а когда Тоул начинает инструктаж, растерянно оглядывается по сторонам, словно хуй, нечаянно заваливший на сходку проституток. Как обычно, с недовольной физиономией много мнящего о себе недоделка в комнату заглядывает Ниддри. Мои залп долетает до него. Есть очко! Ниддри морщит нос и картинно машет ладонью. Придурок решил, что это Тоул Испортил воздух!
Тоул встает и откашливается.
- Наша жертва - молодой черный мужчина лет тридцати с небольшим. Рабочие из муниципальной службы уборки города обнаружили его на Плейфэйр-Степс сегодня в пять утра.
Похоже, парень живет где-то в Лондоне, но никаких точных указаний на это в данный момент не имеется. Вместе со мной в морге был детектив-сержант Леннокс.
Тоул кивает в сторону молодого Леннокса, который предусмотрительно сохраняет нейтральное выражение, не рискуя стать объектом ненависти и презрения, расползающихся по комнате вместе с подпорченным воздухом.
А ведь было время, когда мы умели не распространять ненависть и презрение друг на друга. Определенно было. Голова у меня кружится, мысли и чувства отделяются от мозгов, низвергаются потоком и изливаются во что-то вроде дырявого ведра, которое опорожняется прежде, чем я успеваю исследовать его содержимое. И тогда в меня входит высокий, пронзительно-резкий голос Тоула.
У этого мудака одна песня - хоть кол в задницу загони.
- Похоже, ночь для нашего друга оказалась неудачная. До трех утра он был на дискотеке у Джемми Джо, потом отправился домой. Один. Тогда-то его и видели живым в последний раз. Можно с изрядной долей уверенности предположить, что ему было одиноко, что он чувствовал себя чужаком, аутсайдером, лишним в незнакомом и, похоже, отвергшем его городе.
Типичная для Тоула озабоченность тем, в каком же душевном состоянии пребывал этот самый убитый разъебай. Воображает себя интеллектуалом. Как будто мы здесь для того и собрались, чтобы почесать языками о Тоуле. Все это было бы смешно, когда бы не было так охуительно трагично.
Я откусываю от булки с сосиской. Сносная жратва с кетчупом и перцем, но без того и другого - безвкусно и пресно. Пиздюк Тоул уже испоганил весь день! Одним только своим появлением.
Мои газы улетучиваются через отдушину, и я замечаю, что Ниддри тоже выходит из комнаты, заметно освежая атмосферу. Даже Тоул оживился.
- Мужчина был одет в синие джинсы, красную рубашку и черную спортивную куртку с оранжевыми полосами на рука-пах. Волосы коротко подстрижены. Аманда.
Тоул кивает этой тупой телке, Аманде Драммонд, которая делает все, на что годится, но числится как бы по канцелярской части, и та разделяет листы с описанием убитого. У Драммонд короткие крашеные кудряшки, из-за которых она похожа на зализанную пизду. Выражение лица такое, словно она чем-то потрясена - это из-за круглых, на выкате глаз. Подбородок отсутствует полностью, так что слабый, расплывающийся рот начинается прямо с шеи. На Драммонд длинная коричневая юбка, настолько толстая, что не видно даже контура трусиков, клетчатая блузка и кардиган с желтыми и коричневыми полосами. Мне случалось видеть больше мяса на кончике ножа.
И это полиция?
Ну уж на хуй!
- Спасибо, Аманда.
Тоул улыбается, и эта корова отвечает ему тем же. Она бы отсосала у него прямо здесь, у нас на глазах, если бы он только попросил. Впрочем, ей и это не поможет; скоро она покинет нас: залетит от какого-нибудь хрена, и на этом ее игра в полицейского закончится.
- Жертва покинула ночной клуб в... - продолжает Тоул, но тут его прерывает Энди Клелланд.
- Шеф, к порядку, так сказать, ведения. Небольшое уточнение. Может быть, не следует позорить парня, навешивая на него столь унизительный термин, как жертва?
За Клелла стоит поднять стакан - он всегда бьет в яблочко. Тоул замолкает, сбитый с толку, а Аманда Драммонд энергично кивает, совершенно не догадываясь, что Энди всего лишь хохмит.
- Можно подумать, этому раздолбаю не все равно, как его тут называют, - бормочет под нос Даги Гиллман.
Я усмехаюсь. И Гас Бэйн тоже.
- Извините, Даги? Что случилось? Может, и с нами поделитесь?
Тоул ехидно улыбается.
- Да ничего, босс, все в порядке. Это я так.
Гиллман пожимает плечами. Короткие каштановые волосы, узкие и холодные голубые глаза, мощная челюсть, о которую можно поломать пальцы, - это наш Даги. Он примерно моего роста, пять футов восемь дюймов, зато вдвое шире.
- Тогда, джентльмены, позвольте мне продолжить, - уже другим, резким тоном говорит Тоул, пытаясь показать, что в отсутствие Ниддри главный здесь он. - По всей вероятности, потерпевший направлялся в южную часть города, где много отелей. Сейчас там работает оперативная группа. Кстати, если задуматься, странный он выбрал маршрут. Всем известно, что в каждом городе есть определенные места, которых приезжему следует избегать с наступлением темноты. - Тоул поднимает густые кустистые брови, снова напуская на себя умный вид. - Например, темные переулки, зловещая атмосфера которых способна подтолкнуть на злодеяние даже самого благоразумного человека.
Все, теперь самодовольного мудака уже не остановишь. Как будто мы кучка малолеток, готовых, разинув пасти, слушать его колыбельную.
- Одно из таких мест - лестница, которая подобно пуповине соединяет Старый Город с Новым Городом, - вещает он И делает драматическую паузу.
Пуповина, мать твою! Какая, на хер, пуповина, клоун ты долбаный! Это ж хуева лестница! Л-Е-С-Т-Н-И-Ц-А. Я-то знаю, на чем у этого недоумка крышу снесло: придурок хочет стать сценаристом. Знаю, потому что однажды, когда он вышел из кабинета ответить на звонок в приемную, я успел посмотреть на его монитор. Там был сценарий то ли телефильма, то ли еще какого-то дерьма. И этим он занимается в рабочее время! Как будто разъебаю хуеву не за что больше зарплату получать. Веселая, я вам скажу, жизнь у этого гондона.
- Возможно, поднимаясь по лестнице, потерпевший тоже подумал об этом. Знал ли он город? Вероятно, да, ведь в противном случае он бы не знал, что тот путь короче. Но знал недостаточно хорошо, иначе вряд ли рискнул бы пойти таким маршрутом поздней ночью и в одиночку. Место там опасное, темное, лестница зимой скользкая от мочи, так что ее обходят даже самые отъявленные смельчаки. Должно быть, парню стало страшно. Но он не послушался страха. А разве страх не подсказывает нам, что что-то не так? Как и боль? - рассусоливает Тоул.
Ребята нервно переминаются, и даже Аманда Драммонд выглядит смущенной и растерянной. Энди Клелланд кашляет, пряча смешок. Даги Гиллман не отводит глаз от задницы Карен Фултон - не самое плохое для них местечко.
А Тоул так завяз в собственном дерьме, что ничего уже не замечает. Ринг в его полном распоряжении, и он не собирается ломать кайф простым нокаутом.
Может быть он уверил себя, что все дело в игре воображения, может, списал страх па паранойю. Затем - голоса. Наверное он услышал какие-то звуки, потому что ночью по тем ступенькам тихо не пройдешь. Нет, Тоул явно рассчитывает, что мы выбросим полотенце. Извини, приятель, но у Брюса Робертсона другой стиль. Давай посмотрим, кто кого.
- А свидетели есть? - спрашиваю я, довольный тем, что обошелся без непременного «босс».
Какой он мне босс, этот говнюк.
- Пока нет, Брюс, - коротко отвечает Тоул, расстроенный тем, что кто-то прервал его речь.
В этом весь Тоул; ему бы только подрочить на глазах у всех, а остальное, всякие там мелочи, которые могли бы помочь взять того, кто уделал черномазого, его не трогают.
- Они набросились на него и загнали в угол, где он подвергся жестокому избиению. Один из нападавших, только один, зашел дальше других и ударил его чем-то тяжелым. По словам экспертов, обнаруженные раны могли быть оставлены, например, молотком. Нападавший ударил им жертву несколько раз, разбил черепную коробку и даже ткнул орудием убийства в мозг. Как я уже сказал, тело обнаружили наши друзья из службы уборки города.
Твои друзья из службы уборки, Тоул. У меня таких друзей нет.
- И оставили его, как кучу мусора. Гас качает головой.
- Может, он и был мусором.
Бля! Сорвалось. Не надо было это говорить. Все повернулись и смотрят на меня.
- Я имею в виду, для того, кто его уделал, он и был мусором.
- Вы предполагаете, Брюс, что мы имеем дело с преступлением на расовой почве? - осведомляется Драммонд, и ее рот медленно, словно преодолевая боль, ползет вниз.
Карен Фултон выжидающе смотрит на нее, потом на меня.
- Э... да, - говорю я.
И тогда все начинают шуметь, и никто уже не слышит, как у меня стучат зубы.
Хреново похмелье. Хренов участок. Хренова работа.
ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Стараюсь избавиться от неприятного запаха во рту, вызванного как перепоем, так и несвоевременным присутствием некоего мистера Тоула. День еще можно спасти, но для этого необходимо срочно слинять из управления. Рэй Леннокс, похоже, придерживается того же мнения. Тоул уж больно разошелся из-за цветного, так что самое лучшее сейчас - не попадаться ему на глаза. Дел у меня более чем достаточно, бумаги в жутком состоянии, и положение надо срочно поправлять, потому как я собираюсь взять недельку отпуска. Леннокс официально числится в отделе по наркотикам, но с учетом погоды нетрудно предположить, что Тоул включит его в группу по расследованию убийства.
Так что мы с Рэем выходим и садимся в мой «вольво», надеясь просто исчезнуть из виду. Землю немного прихватило морозцем, воздух резкий и колючий. Зима берет свое, и, похоже, нас не ждет ничего хорошего. Только мы успеваем согреться, как на связь выходит придурок из дежурки. Ему, видите ли, надо знать, где мы находимся. Рэй отвечает, что мы направляемся на запад, к Крейглейту. Тогда дежурный сообщает, что от какой-то старой карги из Рэйвлстон-Дайкс поступило заявление об ограблении.
- Хочешь, чтобы мы проверили? - спрашиваю я.
- Да, и держитесь пока подальше от Тоула. Рэй просекает фишку.
- Так уж у нас заведено, приятель. Не забывай, что я рассказывал тебе об этом мудаке. Память у него, как решето, так что если не попадаться какое-то время на глаза...
- ...то этот хуй про тебя забудет! - ухмыляется Рэй.
Рэй Леннокс - хороший парень, хотя и молодой. Рост около шести футов, темные волосы с косым пробором, усы чуть длиннее, чем надо бы, к тому же неухоженные, отчего он выглядит немного туповатым. В довесок большой крючковатый нос и бегающие глазки. Крепкий парень и на работе быстро осваивается.
Вообще-то ограбление не наше дело, им могли бы заняться ребята в форме, но раз уж мы оказались поблизости, зачем тратить время попусту? Мой девиз на работе - точнее, один из них - звучит так: лучше ты потрать чужое время, чем какой-нибудь раздолбай потратит твое.
- Вызываю Фокстрот. Фокстрот. На связи Виктор Зэд 2 БР. Прием.
- Фокстрот... - трещит радио.
- Следуйте по адресу на Рэйвлстон-Дайкс. Прием.
- Понял, БР. Конец связи.
Останавливаемся возле съезда к большому дому. На улице припаркован старенький «эскорт». Вид у него малость потрепанный для такого района, как Рэвви-Дайкс.
Дверь нам открывает старая корова с рассеянным взглядом. От нее воняет. От стариков воняет всегда. Будь ты шваль подзаборная или богатенький хрен - без разницы. Я поеживаюсь - здесь совсем не жарко. Дом большой, обогреть такой нелегко, и я чую запах старых денег. В комнатах полно всякой всячины, тех безделушек, которые люди хранят как память о прежней, хорошей жизни. На столах, на полках, на комодах - везде фотографии в серебряных рамках, как выстроившиеся в шеренгу солдатики. Ну и бойня была. Судя по ним, птичек из этого гнезда разлетелось немало, и разлетелись они далеко. На фотокарточках всевозможные дома, автомобили, наряды - отблеск нового мира. Старой перечнице давно бы все заложить и доживать деньки в уютной квартирке с центральным отоплением в каком-нибудь охраняемом жилом комплексе. Так нет же, гордость не позволяет. А что от нее толку? Дорога-то все равно в могилу, только для гордых она короче и ухабистей. Впрочем, некоторым этого не объяснишь.
Уютный старинный камин. Уголь в красивом латунном ведерке. Один кусок, или два, или все двести тысяч? Сколько их падает рядом с тобой? Мерзкий грязный уголь и тупые ублюдки, которые долбят его. Ты рубила уголек, детка? А может, ты его рубил, брат? Я не ебусь с этим углем, и мне насрать на вшивых мудаков, которые рубят.
Оставляю Рэя со старухой, а сам прохожу дальше. Надо же осмотреться, поводить носом. Отличная старинная мебель из настоящего красного дерева. Какой-то недоумок вломился в дом через расположенное в задней части французское окно. Должно быть, работала организованная группа с большим фургоном. И наверняка их навел какой-нибудь решивший подзаработать дилер по антиквариату.
Старушка уходит, чтобы приготовить чай, а вернувшись, сразу поднимает шум.
- Мое пресс-папье, - говорит она, указывая на комод. - Исчезло... а ведь минуту назад стояло здесь.
Вообще-то мне нет до этого никакого дела. Мы и заглянули то сюда только для того, чтобы чем-то занять время. Лицо у бабули прямо-таки перекошено от изумления. Недоумевающий взгляд великого оскорбленного достоинства - так и хочется взять дубинку и въехать по зубам. Впрочем, зубов там всего ничего. Вандализм времени, увековеченный на человеческом теле... Чтоб меня - заговорил, как придурок Тоул!
- Извините, боюсь, я не совсем понимаю, - произносит Рэй.
Прием стар как мир. Однако надо признать, у этого юнца в голове кое-что есть: сохранить хладнокровие в такой ситуации не просто.
- Но оно же было здесь. Было здесь! - упрямо твердит старуха. Рэйвлстон-Дайкс. Деньги всесильны. Привыкли, что все получается по-ихнему. Мне этот тон хорошо знаком. Но я слуга закона и государства. Я креплю правопорядок. Правила для всех одинаковы.
Вздыхаю и смотрю ей прямо в глаза. Она испугана, она дрожит, она совсем одна - богатство тут не поможет. На мраморной каминной полке большая фотография мужа. Главный оловянный солдатик. Немного, правда, заржавел, так что рамка для него слишком уж хороша. На бедняге как будто написано: «рак». Последний снимок. Старуха все еще дрожит, никак не придет в себя.
- Я хочу, чтобы вы в полной мере осознали важность только что сделанного вами заявления, миссис Дорнан.
Старуха похожа на корову, которую ведут на скотобойню. Сейчас как раз тот момент, когда коровы начинают понимать: что-то не так, и это что-то не сулит ничего хорошего.
- Вы утверждаете, что пресс-папье находилось здесь после указанного ограбления, но затем исчезло, и время его исчезновения совпадает с прибытием в ваш дом оперативной группы, а именно нас двоих. Я жду от вас четкого заявления по данному вопросу.
- Ну... да, именно это я и хочу сказать. То есть...
Я подхожу к окну и выглядываю в сад. Старенький «эскорт» все еще на прежнем месте. Тот самый, выглядевший почти пустым «эскорт». Какого хрена? Что еще за почти пустой? Это же, мать ее, Джеки Трент в машине. Точно она. Я прокашливаюсь и поворачиваюсь к старой карге.
- Я хочу, чтобы вы сосредоточились, миссис Дорнан. Я хочу, чтобы вы абсолютно ясно представляли себе, что именно вы говорите, и понимали все последствия вашего заявления. Вы находитесь в состоянии сильного шока. В ваш дом вломился грабитель - в этом мало приятного. Отдаете ли вы себе отчет в том, что вы выдвигаете обвинение против офицера полиции? Если так, то наряду с расследованием ограбления будет начато также второе расследование в отношении прибывших в ваш дом полицейских. - Я прерываю лекцию и киваю в сторону Рэя, потом тычу пальцем себе в грудь. - Правила одинаковы в обоих случаях. Итак, мне необходимо знать: вы уверены, что пресс-папье не пропало при первом ограблении?
В этот момент подходит Рэй - не все же мне одному отдуваться.
- Думаю, детектив-сержант Робертсон, мы немного опережаем события.
- Видите ли, детектив-сержант Леннокс, леди обеспокоена пропажей пресс-папье и, возможно, немного путается в отношении того, что действительно пропало при ограблении.
- Да... я... - запинаясь, бормочет она.
- Миссис Дорнан, похоже, полагает, что пресс-папье пропало позднее, в ходе нашего расследования.
Я грустно улыбаюсь. Рэй по-прежнему сохраняет невозмутимое выражение.
- Я этого не говорила, - жалобно ноет старая корова.
- Думаю, самое лучшее в данной ситуации - вывернуть карманы, детектив-сержант Робертсон, - с легким оттенком нетерпения усмехается Рэй.
- Нет! Я вовсе не имела в виду... Я и не думала, что пресс-папье взяли вы. У меня и в мыслях такого не было, - смущенно бормочет старуха.
Вот тут ты заливаешь, старая кошелка.
Рэй устало качает головой - это у него отработанный прием.
- Я бы предложил...
Я не даю ему закончить. Эта сучка меня раздражает. Мне нужна чистая победа.
- Думаю, вы не вполне понимаете, о чем говорит леди, детектив-сержант Леннокс. Она утверждает, что пресс-папье исчезло после появления в доме следственной группы. - Я указываю на себя, потом на него. - Отсюда следует, что именно вышеназванные офицеры и экспроприировали указанную вещь.
Черт, не надо было употреблять слово «экспроприировать - Здесь бы - по очевидным причинам - куда лучше подошло «украли».
- Я ничего такого не имела в виду, - извиняется старая дура. Она уже отступает, съеживается, как брошенный в огонь
пакет из-под чипсов. Еще немного, и начнет извиняться и предлагать финансовую компенсацию за оскорбление должностных лиц. Задний ход, стерва. Я ликую.
- Если позволите, - сухим, деловым тоном продолжает Рэй, - я бы предложил составить полный список пропавшего. Перечислите все, убедитесь, что ничто не упущено.
Начинает попискивать мой пейджер. Дежурный. Черт, меня разыскивает Тоул.
- Извините. - Я улыбаюсь и показываю на телефон. - Вы разрешите?
Набираю его номер. Вполуха слушаю Тоула - меня больше интересует Рэй, парень дает настоящий спектакль.
- Это Тоул.
- Это вы меня спрашиваете?
- Детектив-сержант Робертсон.
- Ну... я...
- Брюс? Очень хорошо. Вы нужны мне по этому делу об убийстве. Басби опять заболел. У нас никого больше нет.
- Пожалуйста, миссис Дорнан. Мне нужно точно знать, что именно вы имеете в виду?
- Понимаю.
- Э... я просто...
Тоул начинает наглеть. Ублюдку всегда не нравилось, что я свой среди ребят; он завидовал моему положению, а еще тому, что ему никогда не стать таким профессионалом, как я. Именно это позволяет мне быть на короткой ноге с парнями. Не какое-то там гребаное имя, не звание и не серийный номер. Суть проста - никто не указывает мне, что делать. Я слушаю жалкое бормотание Тоула, блеющего что-то о том, как уделали того черножопого, и думаю: заебись! Как поется в песенке: еще один глотает пыль. А потом начинаю думать о предстоящем отпуске, о неделе в Амстердаме, о сочных шлюшках и двух вибраторах: один в заднице, другой в пизде. Технология любви на полную мощность. У меня встает. Ну и ну, того и гляди кончу, разговаривая с Тоулом!
- Трупа нам только и не хватало, - фыркает Тоул.
- Я понимаю, как это ужасно, миссис Дорнан. Тем более что пропала столь дорогая вам вещь.
- «Ивнинг Пост» уже пронюхал?
- Я совершенно уверена, что оно было здесь. Могу поклясться...
(Прямо туда, в ее вонючую дырку.)
- Такое часто случается, миссис Дорнан. Иногда
- Пока еще нет.
- мы не можем поверить в пропажу того, что нам особенно дорого, и мысленно видим вещь на прежнем месте. Классический случай шоковой реакции.
- Тогда в чем проблема? Что за шум из-за вшивого ниггера? Уж этого-то дерьма хватает.
- Ограбление может вызвать серьезную психологическую травму. Возможно, стоит пригласить вашего врача? Хотите, я позвоню?
- Послушайте, я не желаю слушать подобную чушь, - резко бросает Тоул. - Пусть Леннокс введет вас в курс дела. (Никакого чувства юмора. Похоже, принимает всю эту хрень насчет равенства всерьез.)
- О нет. Извините, я и так причиняю вам столько неудобств...
-А почему бы Ленноксу этим и не заняться? - шепчу я.
- Составьте список, миссис Дорнан. На мой взгляд, это самое лучшее.
- Он был первым на месте преступления.
- Да... я так и сделаю... Мне очень жаль, офицер... э?..
- Я не могу снять Рэя с расследования дела по наркотикам. Он вот-вот прижмет поставщиков в «Обществе Восход». Кроме того, у него нет вашего опыта.
- Леннокс, мэм. Детектив -сержант Леннокс.
- Похоже, вы забываете кое-что. У меня отпуск через неделю.
На том конце провода наступает недолгое молчание. Сердце у меня замирает. Такое чувство, что я слушаю его в первый раз.
- Все отпуска для сотрудников отдела тяжких преступлений временно отменены, - говорит Тоул. - Приказ будет сегодня.
Все отпуска временно отменены.
Мысли путаются, я ничего не соображаю. Что он сказал?
- Послушайте, Роббо, - продолжает Тоул. Ага, я уже Роббо. - Жертва еще не опознана, но, похоже, кое-что есть. Шеф взял меня за яйца. Мы и так на пределе, и бюджет почти исчерпан. Экономим на сверхурочных. Вы же первый начнете жаловаться, если начнут урезать и эту статью.
Я молчу.
- ...Да еще дурацкая реорганизация департамента... В общем, приказ будет сегодня. Положение трудное, произошло убийство. Нам всем приходится чем-то жертвовать, выкладываться по полной.
- Через девять дней я уйду в отпуск, брат Тоул, - говорю я.
- Послушайте, Брюс. - Теперь уже Брюс. - Не будьте вы так упрямы. Мало того что Ниддри не дает продохнуть... - Голос у него срывается - знакомый прием. - Оставьте меня в покое!
- Отпуск у меня по графику, брат Тоул, - повторяю я и кладу трубку.
Рэй все же заставил старую крысу составить опись. Я нащупываю в кармане пресс-папье. Он кивает на дверь, и мы уходим.
Чертова швабра жалостливо пищит нам вслед:
- Это пресс-папье почти ничего не стоит. Оно только с виду дорогое, а золото там низкопробное. Оно ценно лишь для меня. Джим привез его из Италии после войны. Мы были тогда бедны как церковные крысы.
Вот же чертова уродина! Устроила шум из-за какой-то пустышки!
- Мы сделаем все возможное, миссис Дорнан, чтобы вернуть похищенное, - торжественно обещает Рэй.
Я отворачиваюсь от этой разлагающейся кучи вонючего мусора и раздраженно хмыкаю. Вот же паскуда!
Можешь поцеловать мою полицейскую задницу, сучка недоебанная.
Вся проблема в том, что ее слишком долго не трахали. От неудовлетворенности у баб искажается перспектива. Социальным службам следовало бы выплачивать юным бездельникам небольшое пособие, чтобы они прочищали трубы этим одиноким кобылкам. Расходы бы вполне компенсировались за счет сокращения обращений по поводу несуществующих болезней. Каждый раз, приходя к доктору со своей сыпью и приступами беспокойства, я встречаю у него толпу этих поблядушек с их набившими оскомину жалобами. В машине достаю из кармана пресс-папье.
- Стоило напрягаться из-за такой херни. Полный облом. - Да, прижимистая попалась бабуля, - ухмыляется Рэй и,
ре резко вывернув руль, кричит вслед выскочившему прямо перед нами парню: - Ты, хрен долбаный!
- Столько развелось мудаков на дороге... - задумчиво бормочу я, вертя в руках бесполезный трофей.
Надо бы проехать за этим распиздяем, записать номер да проверить, что за хер, - зло бросает Рэй и вдруг разражается I мечом - Недоделок. Так ты, значит, навострился в Амстердам? У тебя ж вроде бы все на мази.
- Точно. Едем вдвоем с приятелем. Блейдси. Знаешь его? Он не у нас работает. Чиновник. Начальник службы регистрации в шотландском отделе. Жалко беднягу, у него здесь никого нет.
- Кажется, знаю. Такой тип в очках? С толстыми стеклами, да?
- Точно, он.
- Мы с ним однажды крепко поддали. Неплохой парень... для англичанина.
- Точно. У нас уже все заметано, а теперь этот мудила Тоул начинает изображать из себя начальника. Получил втык из-за черножопого, вот и выделывается. Хочет отменить все отпуска. Приказ будет сегодня.
- Мать его...
- Чтобы я отказался от отпуска из-за какого-то драного негритоса? Ага, ждите. С меня хватит. Хрен вам. Всем известно, что летом я три недели провожу в Таиланде, а зимой неделю в Амстердаме. Традиция. Ебаный обычай. И никакие писаки меня не остановят. Нет, сэр, с десятого числа я защищаю честь Шотландии по ебле.
Я собираюсь поставить «Дип Перпл в роке», но потом отказываюсь от этой мысли, потому что мы обязательно поспорим с Рэем из-за того, кто сильнее как вокалист - Кавердейл или Гилан. Хотя тут и спорить не из-за чего. Ну разве может кавердейловский «Перпл» или «Уайтснэйк» сравниться с оригинальным «Дип Перпл» времен Гилана, Блэкмора, Лорда, Гловера и Пейса? Чтобы спорить, надо быть полным придурком. К тому же Гилан выдал «Дорогу к славе» и «Шок будущего» - классические хитовые сольники, а чем может похвастать Кавердейл? То-то и оно, что крыть нечем. Впрочем, разводить бодягу с Ленноксом мне не хочется, поэтому я сую в кассетник «Последний грех» Оззи Осборна.
Слушая надрывы Оза, Леннокс начинает задумчиво кивать.
- Вот что я скажу, Роббо. Тебе крупно повезло с женой. Если бы моя Мэри пронюхала, что я намылился с приятелем в Амстердам...
Птичка Рэя улетела от него. Наверное, не хватало кое-чего. Конечно, Рэй никогда не сможет дать бабе то, что ей надо. Рэй не супер, у него слабовато с синхронизацией нижнего и верхнего отделов. Серьезно.
- Все дело в том, какие у кого ценности, Рэй. Давай и бери. В отношениях должен быть перчик.
Он вскидывает брови.
- Ты все-таки поосторожнее с Тоулом, Роббо. Сыграй помягче, не нарывайся, и он тебя отпустит. В любом случае дело будет закрыто через десять минут.
- Кто его знает.
- Перестань, Брюс. Какой-то недоумок пришил цветного на лестнице в центре города. Да его поймать - раз плюнуть. Вот увидишь, это какие-нибудь сопливые юнцы из тех, что зассали весь город. Для Тоула дело наверняка политическое.
Может, у ниггера богатенький папочка, который играет в гольф с какой-нибудь крупной шишкой в Лондоне. Будь это обычный лох из Брикстона, никто бы и пальцем не пошевелил. Ты же знаешь, под Тоулом и без того стул качается.
- Вот именно, Рэй. Засранец завидует мне, потому и лезет из кожи вон. Мол, у меня большой опыт по уголовной части. А где я этого опыта набрался? В гребаной Австралии. Только вот когда дело доходит до повышения, эта пиздобратия начинает воротить нос. Продвигают своих, а меня как будто и не замечают.
- Вне очереди, - согласно кивает Рэй.
- Эй, Рэй! - кричу я, замечая булочную. - Притормози-ка здесь на минутку.
Я покупаю пару булочек с беконом, Рэй берет запеченную в тесте сосиску, и мы проглатываем все это, запивая горячим липким кофе с молоком. На губах остается привкус, как будто приложился к банке после какого-нибудь гомика. Сажусь за руль, и мы едем к Лейту. Чертово пресс-папье летит в воду. Я ерзаю на сиденье. У меня сыпь на заднице и яйцах. Результат избыточного потоотделения и расчесывания, как объяснил тот кандидат в доктора. Мудак дал мне какой-то крем, но стало только хуже. Надеюсь, это ухудшение перед улучшением. Придурки хреновы. Как, скажите, работать в таких условиях?
Не могу.
Чешется невыносимо. Я переношу вес тела на одну ягодицу и вцепляюсь в задницу прямо через потертые черные штаны. Что мне нужно, так это найти хорошую прачечную. Не помогает. Терплю, пока мы не доезжаем до Хай-стрит. Останавливаю машину и иду в общественную сральню. Тут полумерами не обойтись. Сдергиваю все и вытираю влажную задницу туалетной бумагой. Потом начинаю чесаться. Жир из-под ногтей попадает на расчесанное место, но я чешусь и чешусь, находя мучительное наслаждение в освобождении от проклятого зуда. Сдираю кожу и чувствую пульсирующую под ней плоть. Вижу кровь на пальцах. Чтобы ягодицы не терлись друг о дружку, заталкиваю? между ними скомканную туалетную бумагу. С яйцами дела обстоят не так плохо. Я возвращаюсь к машине, не потрудившись вымыть руки.
- Гуляешь вечером, Брюс? Идешь в Ложу? - спрашивает Рэй, когда я сворачиваю на Ройял-Милл. Вернемся в управление через Лейт, так длиннее, убьем немного времени.
- Не... может, в четверг, погонять шары.
- Тихий вечерок с хозяйкой?
- Ага, - расплываясь от гордости, говорю я. - Сегодня Кэрол готовит что-то особенное.
- От чего-нибудь особенного я бы тоже не отказался, - бормочет Рэй, когда мы проезжаем по Истер-роуд мимо ресторана Тинелли, куда раньше я частенько заходил с Кэрол.
- Уж не хочешь ли сказать, что тебе некуда пойти?
- Не-а, после того как мы расстались с Мэри, я так никого и не нашел, - говорит Рэй; вид у него при этом такой унылый, что дальше некуда. - Как говорится, понюхал, да не откусил.
- Может, ты слишком перед ними расстилался. Знаешь, песня «я хочу в твою норку любой ценой» результата не дает. От того, кто ее пост, за милю несет неудачником.
Леннокс задумчиво трет пальцем переносицу. Кстати о птичках, несет так несет. Машину наполняет такое зловоние, что я уже готов обрушиться на своего соседа-пердуна, но тут до меня доходит, что источником вонищи является находящийся поблизости отстойник нечистот.
- Может быть, - неуверенно соглашается Леннокс.
- Тебя надо снова свести с моей свояченицей, а, Рэй! - смеюсь я.
Он смущенно отворачивается. Не любит, когда напоминают о том, как мы вместе резвились с той телкой. У каждого распиздяя своя ахиллесова пята, и я никогда не забываю напомнить об этом своим коллегам. Чтобы не задавались. Мордой об асфальт. Сразу самомнения убавляется. Да, у меня для каждого кое-что припасено.
СТАЛЬНЫЕ КОЛЕСА
Возвращаемся в управление. В столовой только и говорят, что о приказе насчет отмены отпусков. Я молчу. В этой игре требуется хладнокровие, так что пусть поднакопят злости. Все, понятное дело, посматривают на меня, ждут, что я встану во главе недовольных, но я пока не рыпаюсь. Реорганизация департамента сулит мне повышение, поскольку появится новая должность детектива-инспектора. На кой совать голову в петлю ради каких-то недоумков, хотя, конечно, я поддерживаю их в другом мнении.
Тоул постоянно твердит об этой реорганизации. Уж и не знаю почему, пора бы и привыкнуть. Реорганизации здесь случаются каждые шесть месяцев, и каждая только вредит делу. Заканчивается обычно тем, что эти бестолочи формируют рабочую группу, которая заседает и заседает, а потом приходит к выводу, что необходима еще одна реорганизация. Хорошо только то, что грядущая перетряска ослабит позиции нашего доброго друга мистера Тоула, и когда я получу новое назначение, мы с ним будем на равных. Меня бы уже давно повысили, если бы не их гребаные правила и идиотизм Кэрол.
А сейчас руль у него, у Тоула. Он собирает нас на очередной долбаный инструктаж, и новенькая блондиночка в штатском раздает листки. До меня долетает запах ее духов. Я подмигиваю Клеллу, и он согласно кивает: ага, мол, на этой телке неплохо бы попрыгать. Лет тридцати с лишним, крепенькое тело, только-только начинающее набирать приятную тяжесть. Да, стоящая штучка.
Тоул несет какую-то чушь о журналисте, которому проломили череп на лестнице, и о его папаше-дипломате, но я не слышу ни слова, потому что блондиночка стоит у окна, и блузка у нее просвечивает, а сиськи так и лезут наружу. Да, сучка, да. Ох, и засадил бы я тебе! К счастью, инструктаж быстро заканчивается, и я спускаюсь выпить кофе с сандвичем.
Заставляю себя просмотреть материалы по открытому Тоулом делу. Личность убитого уже установлена: некий мистер Эфан Вури. Его отец - посол Ганы. Проживал в отеле «Килмуир» на Саут-Сайд. Поселился всего пару дней назад.
Пару дней назад...
Это значит...
Не хрен было сюда приезжать. Какого ему тут понадобилось?
Журналист. Сынок дипломата и журналист. Не был...
Что он здесь забыл?
И какой еще такой журналист?
Числился в каком-нибудь сраном журнальчике для черномазых комми. Кто их читает? Или, может, крапал статейки в паршивую газетенку для футбольных фанатов.
В папке есть кое-что еще, поэтому я звоню в Лотианский Форум по Правам Чернокожих или как они там называются. Может, он заходил туда встретиться со своим черножопым эдинбургским дружком. Занято. Мне, конечно, глубоко наплевать, а потому решаю свалить пораньше, взять тачку и заскочить к моему приятелю Гектору Фермеру, у которого водятся хорошие видеофильмы.
Вырываюсь из города на «вольво». Майкл Шенкер дает жару. Перед этой группой я в вечном долгу, потому что только они и спасли дерьмовый фестиваль в Рединге, на который я однажды завалил. Не успел оглянуться, а передо мной уже дом Гектора.
Гектор стискивает мою руку, его разгоряченное алкоголем лицо растягивается в улыбке.
- Зайдешь пропустить? - спрашивает он.
- Извини, приятель, у меня дела. Расследую убийство. Шлепнули какого-то сраного ниггера. Шанс подзаработать на сверхурочных. Товар есть?
- Есть.
Гектор улыбается и протягивает пакет из «Теско», в котором лежат две видеокассеты формата VHS.
Мы договариваемся встретиться поближе к концу недели, и я уезжаю домой. Каждый раз, когда взгляд падает на особенно выдающуюся попку, в штанах у меня как будто распрямляется сжатая пружина.
В этот вечер я один, один дома, только это никак не касается ни Рэя Леннокса, ни кого-то еще. У меня здоровенный кусок мясного пирога. Я кладу его в микроволновку и сажусь смотреть взятые у Гектора кассеты. На первой две телки устраивают показательный сеанс мастурбации, и тут появляются два чернокожих жеребца... Нет! Я выключаю. Сыт по горло чернокожими жеребцами. Вставляю другую кассету, с двумя лесбиянками и молочником.
Кусаю пирог, и зубы пронзает боль, а по телу пробегает спазм. Черт, не пропекся, в середине холодный как лед. Ладно, съем и так. Фильм неплохой, но мне не по себе. Сердце бьется неровно, комната становится чересчур яркой, углы - резче, острее. Надо подбодриться, и я иду в кухню и отмеряю приличную дозу виски. Бутылку беру с собой. Еще стакан, и беспокойство проходит. Я не думаю о работе. Я же здесь, дома.
Еще несколько сладких глоточков, и я остаюсь в кресле-качалке. В состоянии полусна-полубодрствования думаю о Кэрол. Она скоро вернется. Вернется, потому что знает, где ей лучше.
Спустя какое-то время живот начинает болеть по-настоящему, и меня прошибает пот. Я ерзаю в кресле, которое раскачивается в размеренном тошнотворном ритме, но не могу уснуть до самого рассвета. Иногда кажется, что меня вот-вот вырвет. Я сглатываю, загоняю тошноту назад и стараюсь дышать медленно. Пот густой, вонючий. Алкогольный. С чего бы это так пробрало? Наверное, от пирога. Надо будет позвонить в департамент охраны здоровья, сообщить, что за дела в этом хреновом гастрономе, хотя что с них возьмешь.
Немного погодя боль понемногу затихает, и я засыпаю.
...голодный как зверь. В животе урчит. Темно. Я лежу на кровати. Не помню, как до нее добрался. Такое со мной впервые. Ощущаю рядом пустое пространство, хватаю ее платье и крепко прижимаю к себе. Оно еще хранит ее запах. Где-то ночью я его выпустил - и в результате кошмары. И еще я сжимаю яйца - щиплет дико.
С головой творится что-то неладное, как будто ее размозжили и содержимое растеклось по подушке. Тем не менее шейные сухожилия напряжены до предела, хотя и это не помогает удерживать ее мертвый вес. Сквозь жалюзи лениво вползает первый утренний свет, и комната выглядит размытой и туманной.
Я заставляю себя подняться, умываюсь и собираюсь побриться, обнаруживаю, что лезвия кончились, и кое-как скребусь старым. Машину решаю не брать и направляюсь к автобусной остановке со странным смешанным чувством свободы и отчаяния, сознавая, что сейчас только десять двадцать, а я уже определился с вечером: пойти и нажраться.
В животе еще не улеглось, и запах тел в автобусе кажется невыносимым. Слишком много рвани. Почему они не ездят другим, тем, который идет от Колинтона в центр, не заходя в трущобы? Когда я схожу, какой-то парень протягивает мне руку. Пожимаю ее и говорю, что Иисус его любит. Вид у парня немного потрясенный. Я отхожу и бреду к дороге. В животе снова начинает урчать. Если бы не близость Рождества, я бы вернулся и забрал у парня кошелек.
Подхожу к газетному киоску и покупаю «Сан». Поглядываю и на порнографические журналы на верхней полке. Никаких извинений; на этой работе слишком много думать опасно, гак что лучше направить энергию на что-то такое, о чем легко думается и от чего нет никакого вреда. Для большинства из нас всем этим требованиям удовлетворяет секс.
Я ухожу, так и не сделав вторую покупку, огорченный бодростью продавца.
- «Сан»! - кричит он. - Очень хорошо. Тридцать пенсов.
Слышать такое неприятно, потому что я не принадлежу к разлагающейся массе плебса, которая обычно читает «Сан». Я бы скорее отнес себя к тем, кто пишет или даже редактирует. Надо понимать разницу, плебей, надо всегда понимать разницу, мать твою!
Чего мне с утра не хватало для полного счастья, так это еще одного совещания, устроенного Тоулом по поводу убийства Вури. На совещании я встречаю Гаса Бэйна, Питера Инглиса и трех констеблей: Роя, которого я знаю по Ложе, Муира, с которым работал в отделе по наркотикам, и Консидайна, с виду неплохого парня. Похоже, Тоул собирается сам возглавить оперативную группу, созданную для расследования убийства черномазого.
И тут у меня снова начинается дикая изжога - Аманда Драммонд. Какого хрена? Что здесь делает эта дура? С чего она затесалась в опергруппу? Ей же нельзя доверить даже выбор занавесок для кабинета.
Почему никто не скажет этой тупице, что она здесь больше ни к чему, что у нас есть теперь блондинка с вощеными ножками и искусственным загаром, которая и занимается бумажной работой? А вот как раз и она, появляется прямо в поле моего зрения. Фу! Передает мне какую-то бумажку.
- Спасибо, милочка.
Я улыбаюсь, а она одаряет меня тем безучастно-равнодушным и в то же время расчетливым взглядом шлюхи, которая не прочь сыграть в игру и точно знает, что именно ей нужно.
- Заебательская куколка, - слышу я голос у себя над ухом. Рэй Леннокс.
- А ты какого хрена здесь делаешь? - спрашиваю я. - У тебя же своя работа.
Что он тут делает, я и без того знаю - охотится на блондинку, вот что.
- Ухожу. Просто заскочил поздороваться.
Рэй улыбается и исчезает. Он подстриг усы, но при этом переборщил и похож теперь на гомика.
Я складываю губы в направлении подарочно упакованной в облегающую юбку задницы, однако жест, рассчитанный на внимание заинтересованной и посвященной публики, перехватывает Аманда Драммонд.
Я игнорирую презрительный взгляд Бледной Тошнотворной Худышки и толкаю в бок стоящего рядом Даги Гиллмана, который одобрительно качает головой вслед удаляющейся блондинке.
Тоул суетится, едва сдерживая так и прущее из него возбуждение.
- Как известно, мы установили личность нашей жертвы. Это Эфан Вури, журналист-фрилансер из Ганы, работавший в Лондоне. Нам неизвестно, какое дело привело Вури в Эдинбург, а его друзья говорят, что он приехал сюда отдохнуть.
Не самое лучшее время, чтобы приезжать сюда отдохнуть. Что-то у него было на уме. Что-то нехорошее. Это уж точно.
- Отдохнул, бедняга, - вздыхает Питер Инглис.
Некий инспектор Роберт Тоул представляет вино нового урожая или, если вам так больше нравится, несет обычную для себя ахинею.
- Из Лондона сообщили, что недавно Эфан Вури подвергся нападению в Хаггерстоне. Второго февраля нынешнего года он вышел из бара с двумя приятелями, и на него набросились неизвестные с бейсбольными битами, они выскочили из стоявшего неподалеку фургона. Происшествие попало в сводки, по никого не арестовали.
- Так вы полагаете, его отделали те, кому просто не нравятся чернокожие? - спрашивает Гас.
Аманда Драммонд вздрагивает. У Тоула усталое выражение лица.
- Сказать ничего пока нельзя. Возможно, это простое совпадение. Однако случившееся в Лондоне должно было бы насторожить его, заставить как следует подумать, прежде чем подниматься к Норт-Бридж. Удивительно, что никаких выводов он, похоже, не сделал. - Тоул смотрит на нас, ожидая ответной реакции, но все молчат, будто языки проглотили. Тогда он поворачивается и обращается прямо ко мне: - Брюс, зайдите в мой кабинет через часок, хорошо?
По спине пробегает холодок. Не хочу я заниматься этим делом. Не хочу иметь к нему никакого отношения.
- Раньше чем через два не получится, босс. - Ничего не могу с собой поделать. Это жуткое слово, которое я никогда не употребляю по отношении к Тоулу, вылезает-таки из меня. Я ненавижу себя за это унижение, за то, что я сам такой... почтительный. Что б их всех!.. - У меня встреча в Лотианском Форуме по Расовому Равенству. Я подумал, что раз уж дело такое важное, общественно значимое, то будет неплохо держать с ними связь, рассеивать опасения и все такое.
- Хорошая мысль, Брюс. Это то, что нам нужно. Значит, загляните через два часа.