— Я согласен! — без лишних раздумий заявил Рассказов, в его бедственном положении это был единственный шанс изменить жизнь в лучшую сторону.

— У вас есть документы? — спросил Милан.

— Да, конечно.

— Где они?

— Дома.

— Немедленно отправляйтесь за ними. Но прежде избавьтесь от наркотиков.

Они вышли из бара, окунувшись в уличное пекло. Рассказов вывернул карманы своих шортов и выбросил в ближайшую урну все пакетики с наркотиками. Затем споро, словно обретя вторую молодость, затрусил в свою маленькую квартирку. Там нащупал спрятанный в тайнике паспорт, подумал с секунду — не прихватить ли и лежавший тут же пистолет, но понял, что тот ему уже ни к чему, — сунул документ в карман и, как и был, налегке, пошел навстречу новой жизни…

В номере гостиницы, где остановился Милан, Рассказов принял душ, побрился, надел новые вещи, которые ему по пути купил Дворжак, и чех поразился перемене: Рассказов сейчас ничем не напоминал того опустившегося наркоторговца, с которым Милан пил пиво. Перед Дворжаком стоял пожилой, но импозантный мужчина с крепким торсом и умным лицом.

После такой трансформации чех еще раз убедился, насколько обманчивой может быть внешность людей, и для того, чтобы разобраться в человеке, надо, по крайней мере, дать ему шанс Показать себя.

О чем разговаривал Тим Рот с Рассказовым по их прибытии в Прагу, Милан не знал. Ему, исполнителю мелких поручений Ордена, и не положено было знать, что перед бывшим сингапурским наркоторговцем поставлена одна-единственная задача (но какая!): повлиять на ход российской политики и превратить нынешнего премьера в Президента России.

На меньшее Тайный Орден не рассчитывал: его влекла исключительно идея глобального переустройства мира по собственному секретному плану.

В последний раз мы встречались с Рассказовым, когда он, наладив добрые отношения с одним из губернаторов, готовился прыгнуть выше. Его попытка закончилась арестом, с огромным трудом ему удалось бежать и скрыться за границей. Неудача так сильно подействовала — на него, что он даже был близок к тому, чтобы навсегда забыть свое сокровенное желание обосноваться в России. По крайней мере, до тех пор, пока живы его главные кровные враги: Савелий Говорков и Андрей Воронов.

Тем не менее руководителям Тайного Ордена удалось убедить его, и Рассказову в очередной раз, но в этом случае уже не по его собственной инициативе, вновь неузнаваемо изменили лицо; он выучил наизусть несколько адресов и телефонов и по чешскому паспорту под видом туриста опять оказался в России. Здесь Рассказов связался по явочному телефону с людьми, которые помогли ему быстро выправить российский паспорт с подмосковной пропиской.

После нескольких дней адаптации Аркадий Сергеевич отправился в Махачкалу, чтобы выполнить основное задание Тайного Ордена. Без труда наняв проводника, Рассказов пересек Дагестан и вскоре оказался в Чечне, где встретился с известным на весь мир чеченским террористом Эльсоном Мушмакаевым и еще несколькими полевыми командирами рангом поменьше.

Перед этой поездкой Рассказов, действуя по инструкции Тима Рота, расконсервировал тайник Ордена и взял десять миллионов долларов не только для своих текущих нужд, но и для выполнения основного задания, связанного с Чечней. И пока Рассказов сидел в Москве, подготавливая свою поездку в Чечню, он между делом пытался использовать деньги масонов на то, чтобы в России и мысли не возникало о стабильной жизни.

Однако и на старуху бывает проруха. В редакции одной из газет заместитель главного редактора, к которому Рассказов по «наколке» знакомого подкатил однажды с предложением опубликовать в газете (за солидную мзду, разумеется) свой пасквиль на российский народ, неожиданно для Рассказова оказался принципиальным малым.

Хитрый журналист сразу сообразил, чего добивается новоявленный писака, а потому не стал говорить ни да ни нет, но попросил время на раздумье, заверив на прощание, что материал показался ему интересным. Но в тот же день газетчик позвонил своему приятелю из ФСБ, подробно рассказал о желании некоего Иванова (именно так представился ему Рассказов) опубликовать весьма провокационную статью, в которой виртуозно используются реальные факты, способные вызвать социальный взрыв в стране. Именно поэтому он и хочет получить совет, как ему поступить в данной ситуации.

Чекист оказался дотошным малым и сразу почувствовал неладное: доложился начальству, и оно дало распоряжение взять этого «Иванова» в разработку.

Когда Аркадий Сергеевич в следующий раз пришел в редакцию газеты, журналист, с которым Рассказов имел предварительную беседу, был не один, а со своим приятелем из ФСБ. Они вдвоем попробовали выяснить настоящего заказчика этой публикации, но, поняв, что имеют дело с ушлым типом, дали Рассказову от ворот поворот.

Но ФСБ все-таки села Рассказову «на хвост». Чекистам удалось также получить отпечатки пальцев Аркадия Сергеевича (для этого его специально напоили в редакции чаем), и их радости не было предела, когда оперативники раскрыли настоящее имя человека, пытающегося очернить Россию в глазах ее жителей.

Теперь уже ФСБ плотно села «на хвост» Рассказову. Руководил операцией Андрей Воронов, у которого с ним были личные счеты. К огромному сожалению Воронова, его подключили едва ли не на последней стадии разработки этого хамелеона.

Когда Андрей ознакомился с материалами дела, в котором фигурировали и зафиксированные переговоры Рассказова с масонами и чеченскими террористами, Воронов настоял на немедленном задержании Рассказова, интуитивно ощущая, однако, что они уже опоздали. Он доложил Богомолову о своих выводах, и тот сразу дал «добро» на арест.

Группа оперативных сотрудников ФСБ под руководством майора Воронова поехала к старинному двухэтажному особняку на Остоженке, где Рассказов для официального прикрытия содержал офис своей торгово-закупочной фирмы. Когда они ворвались в офис Рассказова, того и след простыл. Упорные попытки отыскать его ни к чему не привели…

Предчувствия Воронова не были беспочвенными: еще во время второй встречи с газетчиком Рассказов сразу вычислил своего коллегу, присутствующего при разговоре. С огромным трудом скрыв волнение, Рассказов прикинулся простачком, спокойно дал себя проследить и этим притупил бдительность наблюдателей, но, войдя в офис, он тут же вытащил из потайного шкафа всегда готовый к экстренному отходу саквояж. Через окно туалетной комнаты выбрался во двор здания и вскоре уже мчался в сторону вокзала, чтобы отправиться в Махачкалу…

Через неделю Рассказов благополучно пересек Дагестан и оказался в стане чеченских боевиков. В его саквояже, кроме предметов первой необходимости, под двойным дном были припрятаны деньги из тайника Тима Рота. Миллион он сразу же отдал Эльсону Мушмакаеву, который вот уже полгода сидел на голодном пайке из-за исчезновения с горизонта Велихова и прекращения регулярных финансовых вливаний. Чеченец очень обрадовался нежданному миллиону: теперь у него появился шанс стать самым крутым военачальником в среде чеченских полувоенных-полубандитов.

По плану Ордена Рассказов должен был организовать руками чеченцев многочисленные теракты в разных городах России, чтобы вызвать в людях страх и ненависть к кавказцам, затем вернуться в Москву и дожидаться ответных мер правительства по борьбе с террористами.

Как и предполагали аналитики Великого Ордена масонов, с этих трагических событий должна была начаться предвыборная кампания будущего Президента. Аналитики Ордена все рассчитали точно: новый российский премьер-министр был верен принципу «ударом на удар»; его ответным ходом на теракты наверняка должен был стать удар по Чечне. (Кстати, будущая судьба Чечни, обреченной на новую войну, Орден масонов абсолютно не волновала, ему нужен был конечный результат — ценой любых жертв. Судьбы простых, ни в чем не повинных людей Тайный Орден вообще никогда не принимал во внимание, по-сталински считая, лес рубят — щепки летят…) И тут снова выходит на сцену Рассказов с деньгами Ордена масонов: он должен был лечь костьми, чтобы рейтинг премьер-министра поднялся до таких высот, что ни один из действующих российских политиков не смог бы реально конкурировать с ним на предстоящих президентских выборах.

Тим Рот шел ва-банк, желая получить за свои деньги сразу все. Великий Орден, чья тайная политика веками руководствовалась принципом «разделяй и властвуй», надеялся, что новый премьер-министр, залив кровью Чечню, станет на тот путь, с которого уже не свернешь и на котором его будущими действиями можно будет легко если не манипулировать, то, во всяком случае, направлять и контролировать.

Эльсон Мушмакаев на масонские доллары нанял лучших бойцов, которые прошли подготовку в учебных лагерях «черного араба» Хаттаба. На подготовку такой широкомасштабной операции понадобилась не одна неделя. Несколько десятков хорошо экипированных, снабженных деньгами и документами террористических групп рассосались по всей России, чтобы начать крупномасштабную операцию под многозначительным названием «Стрелы Аллаха».

Прошло еще несколько недель, и загремели взрывы в разных городах России, сея смерть, ужас и панику…

Взрывы, страшные своей жестокостью и цинизмом (террористы взрывали ТОЛЬКО гражданские здания — больницы, жилые дома, школы), повлекли за собой сотни человеческих жертв. Россия содрогнулась от пережитого, гибель ни в чем не повинных людей всколыхнула страну. Повсюду поднялись стихийные всплески ненависти к кавказцам: Рассказов, используя продажные СМИ, умело направил общественное мнение для поддержания этого чувства.

Взрывы рикошетом ударили по только начавшей возрождаться экономической активности: она стала падать. Бизнесмены придерживали вложения в производство, выжидая, пока ситуация станет более благоприятной. Узнав об этом, Премьер-министр решил действовать.

Прогнозы аналитиков Ордена начали оправдываться: правительство вынуждено было идти на поводу у общественного мнения, вышел приказ стягивать к Чечне войсковые подразделения.

А взрывы все не утихали. Они регулярно раздавались в европейской части России — как в Москве, так и в областных центрах. Генерал Богомолов дневал и ночевал на работе: пока угроза терроризма висела над Россией, он не имел права на отдых. Совсем потеряв покой после серии очередных взрывов, прошедших по Южному Уралу, генерал вызвал к себе Савелия.

— Я прекрасно понимаю, Савушка, что ты под завязку занят поручением Президента, но мне кажется, что происходящее в стране сейчас гораздо важнее даже личного поручения Президента. Мы уже ликвидировали семнадцать боевых групп террористов, — сказал Богомолов Савелию, — но я уверен — их было гораздо больше. Понимаешь, Савушка, мы действуем почти что вслепую: если бы чеченцы взрывали военные или стратегические объекты, нам было бы проще. А тут… ну не поставишь же к каждому жилому дому страны по милиционеру! — Генерал в сердцах ударил кулаком по столу. — Вот и приходится искать черную кошку в темной комнате…

— Особенно когда ее там нет, — невесело усмехнулся Савелий.

— Почему это нет? — не понял генерал. — Есть! Мы обладаем сведениями, что…

— Это не я сказал, так считал Конфуций: «Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно когда ее там нет». Я это почему вспомнил — вы ищете чеченцев (по вашей терминологии — «черных кошек») впотьмах, наугад, как говорится, «методом тыка». Что, во-первых, весьма дорогое удовольствие, а во-вторых, что важнее, малоэффективное.

— А ты что предлагаешь? — насупил брови Богомолов, он был явно обижен замечанием своего крестника, а потому ревниво добавил: — Кстати сказать, на эти поиски все лучшие наши оперативники брошены.

— А я предлагаю включить свет в темной комнате, и тогда кошка, какого бы она там цвета ни была, станет хорошо видна, — тихо проговорил Савелий, думая о чем-то своем.

— Красиво говоришь! — поморщился Богомолов, он думал, что Савелий предложит ему что-то более действенное, чем включить «свет» в некой аллегорической темной комнате. Однако, давно зная своего крестника, не сомневался, что Савелий ничего просто так не скажет, а потому прямо в лоб спросил его: — А как ты себе это на деле представляешь?

— Мне кажется, необходимо установить логику этих бандитов. Тогда можно понять, где произойдет очередной теракт. Константин Иванович, вы же сами знаете, этих диверсионных групп не может быть очень много: у чеченцев просто столько людей не наберется. Семнадцать групп вы уже обезвредили. Надо взять карту и отметить на ней те районы, где арестованные террористы планировали действовать. Это первое.

Второе. Известны места, где теракты уже прошли. Думаю, диверсанты затаились там и дожидаются, когда спадет волна активности правоохранных структур. Но практически они нам уже не опасны: я убежден, что они израсходовали всю имевшуюся взрывчатку, ведь их главное преимущество — мобильность…

Третье. Заметили, что взрывов не бывает там, где проживают люди, верующие в Аллаха? Так что Поволжье, в принципе, можно убрать из списка: вряд ли оно окажется под ударом. Выходит, если мы исключим районы, о которых мы говорили в первом, втором и третьем пунктах, останутся места, где взрывы могут произойти реально. Там-то и надо проводить более тщательную работу; там и сотрудников должно быть больше, и искать надо интенсивнее. Согласись, Батя, что темнота после таких расчетов станет хоть чуть-чуть рассеиваться.

— Нет смысла спорить с тобой, крестник, ты прав. В принципе, мы почти в том же ключе уже пытались размышлять, — сказал Богомолов, внимательно выслушав Савелия. — Наши аналитики выдали пять наиболее опасных в плане возможных диверсий районов: Курский, Тульский, Орловский, Рязанский и Ярославский. Каждая область типично русская, в каждой из них есть своя чеченская община, что, по нашему мнению, прибавляет риска. Там сейчас работают день и ночь наши сотрудники. Я надеюсь, что у них получится предотвратить взрывы.

— Все так, Константин Иванович, но… — Савелий и сам не знал, почему аналитики ФСБ не вызывали у него доверия. Может быть, потому, что у них все было слишком складно и они не учитывали алогичности, всегда присущей смерти.

— Разрешите, я дома над этим еще подумаю?

— Ну что же, Савушка, я тебя ни к чему не принуждаю, — устало взглянул на него Богомолов. — Если тебе в автономном режиме действовать сподручнее, то будь посему! А нароешь что, я всегда на связи, звони в любое время суток.

— Спасибо, Батя, за доверие! — Савелий встал, и пошел к выходу.

— Савушка! — окликнул его Богомолов.

— Что? — Савелий остановился у дверей и обернулся.

— Прошу тебя, как сына, не лезь на рожон!

— Мухтар постарается! — отозвался Савелий своей любимой присказкой и вышел из кабинета.

III. Встреча с Христо Граничем

Дома Савелий отоспался вволю, сходил в Нескучный сад, где восстановил энергетические силы от деревьев, затем вернулся домой, прилег на диван и погрузился в мысли, которые занимали его до спешного вызова Богомолова. Савелий вспомнил все свои тогдашние ночные размышления и некоторые выводы, сделанные им после беглого анализа кремлевских фигур и окружения Президента. Это придало ему уверенности. Он вскочил с дивана, сделал энергичную зарядку, постоял под контрастным душем, плотно позавтракал и теперь чувствовал, что ему любые задачи по плечу.

Первым делом он позвонил Фадееву и договорился с ним о встрече. Савелий теперь знал, чем Виктор Илларионович мог ему помочь, и не собирался отказываться от этой, так ему необходимой помощи. Следующим звонком Говорков разбудил своего давнего партнера Костю Рокотова: тот, как обычно, по молодости лет где-то колобродил до утра и потом до двух-трех часов дня отсыпался.

— Костик, ты мне нужен, — сказал Савелий, убедившись в том, что друг окончательно проснулся, — поможешь?

— Нет вопросов!

Костя, как всегда, обрадовался тому, что Савелий «берет его в дело»: его собственная деятельность в качестве частного детектива, вечно распутывающего любовные треугольники богатеньких клиентов, иногда надоедала ему рутиной и однообразием. А когда Савелий появлялся на его горизонте, всегда разворачивались такие головокружительные события, что на их фоне меркли все остальные заботы Константина. И потом, Рокотов гордился тем, что Савелий ему доверяет: еще бы, кто он, Костя, а кто Савелий, и вот поди ж ты, партнеры на равных!

— Ты пока досыпай, — предложил Савелий, — а я сейчас определюсь по своим делам и днем тебе еще позвоню. Ты только никуда не уходи из дому, ладно? Вечером мы должны встретиться, поговорить надо об одном дельце.

— Хорошо, я буду ждать твоего звонка, — пообещал Костик и, услышав в трубке короткие гудки, снова погрузился в сон.

Следующий звонок Савелия раздался в кабинете генерала Богомолова. Поскольку Константин Иванович был в курсе предстоящей Савелию задачи, Бешеный без особых предисловий попросил у своего крестного только одно: помочь с его прикрытием.

День, расписанный до самого вечера, покатился у Говоркова, как по рельсам.

Сначала, встретившись в одном из малоприметных кафе с Фадеевым, Савелий попросил Виктора Илларионовича уточнить названия зарубежных банков, с которыми сотрудничает президентская администрация. Те копии документов, которые хранились у Говоркова в малютинском портфеле, были чуть ли не все годичной давности, а Савелий хотел знать точно, не изменилось ли что-нибудь за прошедшее время в финансовом ведомстве Кремля: остались ли те же партнеры, те же банки, те же фигуранты в банковских документах, или что-то надо скорректировать? Кого-то убрать, кого-то добавить.

Фадеев пообещал Савелию дня за три подготовить всю необходимую информацию.

За разговором Савелий не заметил, как время перевалило за полдень. С большим трудом Говорков успел к назначенному времени на Лубянку. Они почти одновременно с генералом, только с разных сторон, оказались у служебного входа в здание ФСБ.

— Ну что, Савелий, успел проголодаться? — спросил Богомолов, садясь в свой служебный «Сааб». — Куда поедем? Ты вроде бы лучше должен знать, где быстро и вкусно можно отобедать.

— Да хотя бы в «Савой» можно махнуть: чего куда-то тащиться, вон он, рядом же. — Савелий указал на большое темное здание по соседству.

— Э-э-э, крестник, в таких местах на серьезные темы говорить не принято,

— слегка улыбнулся генерал, намекая, что этот фешенебельный ресторан находится под недреманным оком ФСБ.

— Понял, — ответно улыбнулся Савелий. — В таком случае выходит, что вы лучше знаете! Вот и командуйте сами!

— Знаю я одно местечко» тут неподалеку, на Мясницкой. Отличная украинская кухня, — предложил Богомолов. — И, между прочим, недорого — не то что в «Савое», где за один хрен на блюдечке три доллара берут, а за два — по десять…

— Как скажете, Константин Иванович, — согласился Савелий, залезая в машину.

Минут через десять они уже ели вкусно сваренный настоящий густой украинский борщ с румяными чесночными пампушками. Затем под галушки со сметаной выпили немного фирменной горилки с перцем и, дождавшись, когда официант принесет ароматного медового киселя, наконец приступили к разговору.

— Судя по всему, у ребят из кремлевской администрации в Европе все на мази: все схвачено, за все уплачено, — сказал Савелий, — я уж не говорю про Россию, где они через своих людей контролируют и таможню, и погранслужбу, и ФСБ… Начать я хочу со Швейцарии, но соваться туда сразу мне не с руки, надо делать ходы наверняка. Поэтому поначалу поеду-ка в Австрию или Чехию — я еще окончательно не решил, но для нашего разговора это не так уж важно. В общем, мне нужны «чистые» документы, с которыми на меня никто не станет пялиться и задавать лишние вопросы. Как вы понимаете, это мне нужно для страховки, — пояснил он. — Конечно, было бы хорошо, если бы я мог воспользоваться не одним комплектом документов, а двумя-тремя, но это мое пожелание, понимаю, на грани фантастики.

— Почему же, Савушка, не скажи, — возразил Богомолов, — если надо, мы и десять комплектов подготовим. Здесь важен только единственный фактор — время, на каждый комплект, учитывая строгую секретность твоей предстоящей работы, понадобится дня три, не меньше. Думаю, тебе не резон торопиться: в таком деле, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть, — предложил генерал, понимая, что его крестник все равно решит по-своему, но, как говорится, попытка не пытка. — Не спеши, подготовься как следует, тогда и начнешь.

— Я уже начал, Константин Иванович, — сказал Савелий, — не могу я столько времени терять! Дня три еще куда ни шло, но больше — не могу.

— Понял. Значит, выходит — один комплект?

Зная Бешеного, генерал понимал, что в данном случае уговаривать его бесполезно: раз он уже настроил себя на повышенную активность, то ничто теперь его не остановит. Если что, он и без прикрытия начнет действовать…

Богомолов посмотрел на часы: пора было возвращаться в управление. Они договорились, что Богомолов, как только у него появятся необходимые документы, немедленно сообщит Савелию. На том и расстались.

Савелий достал из кармана куртки мобильный телефон и набрал номер Константина. Тот уже не спал, тоже успел пообедать и в нетерпении ожидал его звонка. Савелий вызвал его на Тверскую: он давно следовал правилу — все важные разговоры вести вне помещений, затерявшись в толпе прохожих.

Встретившись у памятника Юрию Долгорукому, они не спеша направились вверх по Тверской.

— Ты газеты читаешь? — спросил Савелий у Рокотова. — Да. А что?

— Значит, ты в курсе того, что там пишут о Президенте и о том, что вокруг него творится, — полувопросительно-полуутвердительно констатировал Савелий.

— Ты о его семье и об окружении? Еще бы не в курсе, об этом же на каждом шагу кричат все кому не лень! — усмехнулся Константин. — Старого беспомощного льва кто не пнет? Черт их разберет, верить во все это или нет… Со стороны вроде кажется, что все у них сходится, а что там по-настоящему творится… Кто знает правду?

— Ну, коль скоро и тебя это волнует, — перехватив его недоуменный взгляд, сказал Савелий и торжественным тоном добавил: — Волнует, как всякого порядочного гражданина своей страны! — И, не дожидаясь его реакции, закончил свою мысль: — Так вот у меня к тебе просьба: сможешь найти источник, откуда журналисты материалы для публикаций черпают? Надо тщательно проанализировать все последние публикации, сравнить их, отсортировать — где мусор, а где серьезные факты. Мне лично, Костя, кажется, что все наши журналисты из одного корыта кормятся. Ты, пожалуйста, уточни это… — Он задумался на мгновение, потом добавил: — Было бы хорошо, если бы тебе удалось познакомиться с кем-нибудь из этих борзописцев. Прояви инициативу, так сказать: глядишь, в личном общении что и всплывет интересное.

— А зачем тебе это? — удивился Рокотов. — Неужели ты сам в журналисты собираешься податься? Или за этим стоят более серьезные дела?

— Мне кажется, Костик, ты забыл одну народную мудрость: много будешь знать, скоро состаришься, — ушел от ответа Савелий. — Помнишь, я рассказывал, как на нашей зоне говорили: «Меньше знаешь — лучше спишь и дольше живешь». Сделай, о чем я тебя прошу. Могу сказать только одно: ты мне этим очень поможешь. Как думаешь, сколько уйдет у тебя на это времени?

— Не знаю… — Константин задумался, недовольно покачивая головой. — Ну и загрузил ты меня, приятель… Думаю, неделя-полторы понадобится… Как повезет…

— Ты уж постарайся, чтобы повезло! — Савелий ободряюще хлопнул Костю по плечу. — Ладно, я пошел. Меня тут дней десять не будет, так что действуй в автономном режиме и звони только в самом крайнем случае, то есть в безвыходном. Если у тебя пойдут какие-то расходы…

— Давай не будем! — возмутился Костик. — Что я, без денег, что ли, живу?! Насколько я понимаю, ты тоже не к частнику в следаки нанялся. А на государственные интересы можно и раскошелиться: раз оно такое бедное стало, помогать ему — наш прямой гражданский долг, — закончил Константин без ложного пафоса.

— Я гляжу, Костя, что ты и сам все прекрасно понимаешь. Рад, что не ошибся в тебе. Напоследок только попрошу: будь предельно осторожен, не засвети своего интереса; поверь, пасти тебя никто не станет, чуть что — упакуют в деревянный ящик и под землю!

— Это мы еще посмотрим! — нахмурился Рокотов, он не считал порученное ему задание таким уж сложным и опасным, чтобы на этом стоило заострять особое внимание, и потому Савелий недовольно сказал:

— Костик, мне кажется, я «никогда не бросался понапрасну такими словами. Поверь, дорогой, то, о чем я тебя попросил, очень и очень опасно. А потому будь предельно осторожен! — И серьезно добавил: — Более того, не геройствуй понапрасну: чуть что моментально ложись на дно!

Константин внимательно посмотрел в глаза Савелия и тут, видно, осознал, что задание старшего друга только с виду кажется таким простеньким.

— Хорошо, старшой, я все понял!

Договорившись пересечься через десять дней, приятели разошлись у станции метро.

Савелий поехал в банк, где в личной сейфовой ячейке, оставленной ему по наследству Амираном-Мартали, хранился малютинский портфель с документами, он еще раз хотел все внимательно пересмотреть, чтобы выстроить четкую последовательность своих действий. А Константин отправился в библиотеку — у него на этот день ничего не было запланировано, и не имело смысла откладывать поручение Савелия в долгий ящик.

Через пару дней Савелий получил от Фадеева все, что просил. Вместе с копиями документов, оставленных ему в наследство Малютиным, у Говоркова теперь было с чего начинать: он уже точно знал, что все основные банковские операции в Европе людей из президентского окружения обязательно проходили через частный швейцарский банк «Боггардо». В этом же банке (его центральный офис располагался в городе Лугано) якобы имелись — по утверждениям как западных, так и российских журналистов — личные счета Президента, его родственников и некоторых приближенных к нему людей.

Савелию было очевидно, что для выполнения возложенной на него миссии ему во что бы то ни стало надо добраться до святая святых любого банка — так называемого клиентского списка. Как его заполучить — при помощи кнута или пряника, — станет ясно только на месте.

Савелий позвонил генералу Богомолову и с радостью узнал, что документы для прикрытия уже готовы. Он получил их, встретившись с человеком генерала. По ним Савелий числился штатным сотрудником одного из государственных телеканалов, имел обычную русскую фамилию Николаев, имя на всякий случай сохранили — Сергей, а целью его поездки за границу значилось: «Предсценарная подготовка телевизионного цикла „Объединенная Европа“. В тот же день Савелий вылетел рейсом „Люфтганзы“ в Мюнхен.

Еще из Москвы Савелий позвонил в Югославию Христо Граничу, с которым Говоркова свела судьба во время его рейда в Косово минувшей весной. По счастливой случайности (и случайности ли?) Христо тоже оказался прошедшим Посвящение. Двое еще недавно не знавших друг друга, благодаря тем знаниям, что вложил в них Учитель, буквально в считанные минуты стали близки, как родные братья. И поскольку Христо с благословения Учителя занимался в Западной Европе почти тем же самым, чем Савелий в России (боролся со Злом всеми доступными ему способами), прекрасная осведомленность Гранича о нюансах местной политической жизни и созданная им профессиональная агентурная сеть в европейских странах могли Савелию здорово пригодиться. Во всяком случае, Говорков, обещая выполнить просьбу Президента, рассчитывал на помощь своего духовного брата по Посвящению.

Нужно заметить, что судьбы Христо Гранича и Савелия Говоркова во многом совпадали. Как и Савелий, Христо в раннем возрасте потерял родителей. Собака в этот момент только что принесла щенков. От ее потомства пришлось избавиться, но ее молочком отпоили младенца, а когда вернулись домой, будущий Учитель Савелия взял мальчика под свою опеку.

Мальчик рос смышленым, но не очень физически сильным: вся его энергия, все природные дарования проявлялись только в необыкновенно быстром умственном развитии. Его нельзя было назвать хилым и тщедушным, но и физически противостоять нормальному сильному мужчине он вряд ли бы смог долго. Сначала Учитель был несколько озадачен и пытался настаивать на его физическом развитии, но, обнаружив в мальчике сенсорные способности, а также способность не только ощущать на огромном расстоянии объект внимания, но и передавать этому объекту свои мысли, постепенно пришел к выводу, что способности его ученика настолько уникальны, что их нужно всячески развивать, беречь и не требовать от Христо того, что у него плохо получается.

Учитель отпустил Христо в «свободное плавание» за несколько месяцев до появления у него нового ученика — Савелия Говоркова. Учитель сразу распознал в Савелии то, что он пытался воспитать в Христо. Савелий был более совершенен, чем Христо, но это было совершенство гармонии — иными словами, если искать сравнение в спорте, Савелий олицетворял совершенство многоборца, а Христо был уникален в одном виде, и его способности и умение в этом виде далеко превосходили возможности других.

Постепенно Учитель пришел к выводу, что эти двое, объединившись в одну команду, станут несокрушимой и неуязвимой силой в борьбе со всемирным злом только они, в отличие от родителей Савелия, погибших в автомобильной катастрофе, погибли от рук бандитов. Отец Гранича, по имени Олеко, был наемником и воевал в рядах французского Иностранного легиона в одной из африканских стран.

Там Олеко влюбился в местную мулатку, которая ответила ему взаимностью. Вскоре она забеременела, и Олеко настоял на том, чтобы их брак был освящен тамошним священником. Пришла пора рожать, но принимать роды было некому: за неделю до этого полковой доктор скончался от инфекции. ?

Командир Олеко пошел навстречу молодым. Он дал им машину и отправил в ближайший город, где находился главный военный госпиталь французов, а на обратном пути Олеко должен был забрать в штабе деньги для выплаты денежного довольствия солдатам и офицерам.

Роды прошли успешно, и счастливые родители со своим сыном Христо в сопровождении одного охранника возвращались в полк. Но по дороге на них напали грабители, которые не только убили охранника и Олеко, но и не пощадили мать Христо, которая, желая спасти сына, успела незаметно завязать платочком ему ротик, чтобы его плач не привлек внимание злодеев, и спрятала его в тряпках на полу машины.

Грудного младенца Христо ожидала мучительная смерть от голода, если бы, на его счастье, на него не наткнулись странствующие по свету монахи, возвращавшиеся в родные тибетские горы. Увидев брошенную машину, они обшарили ее и обнаружили чуть живого младенца. Посчитав его небесным посланцем, монахи взяли его с собой, благо с ними бродяжничала шотландская колли, которая не была Злом. Однако Учитель понимал и то, что путь к их объединению будет долог и тернист. К этому объединению они должны прийти собственным, почти одновременным решением. Но до этого каждый из них должен научиться прислушиваться к другому, ощущать биение его сердца, улавливать мысли, особенно мысли о помощи, научиться осторожно использовать те умения другого, которыми он сам не обладает. Их отношения должны быть сродни тем, которыми обладают однояйцевые близнецы: одна нервная система, одно состояние души и тела…

Савелий назначил Христо встречу на вечер того же дня в Вене, у здания всемирно известной оперы, и теперь, взяв напрокат прямо в мюнхенском аэропорту серебристую «БМВ», мчал по отличному скоростному автобану в сторону столицы Австрии.

Ни Швейцария, ни Австрия в Европейское экономическое сообщество не входят, поэтому так называемая единая шенгенская виза, которая позволяет свободно передвигаться по странам — членам ЕЭС, в этих государствах не действует. Именно эти обстоятельства повлияли на маршрут Савелия. Он, зная порядки в Западной Европе, подстраховался: въезд в Австрию из Германии на автомобиле с немецкими номерами облегчал процедуру погранично-таможенных проверок. Видя, как австрийский пограничник лишь мельком взглянул в его паспорт и лениво махнул рукой, дескать, проезжайте, все «аллее ин орднунг», Савелий внутренне похвалил себя за предусмотрительность, а службу Богомолова

— за надежные документы для прикрытия…

Христо Гранича Савелий увидел издалека: тот сидел у входа в небольшой кафетерий, положа ногу на ногу, за маленьким выносным столиком с чашкой кофе в руках прямо напротив центрального входа в Венскую оперу.

— Здравствуй, Христо! — сказал Савелий, подойдя к нему, он был очень рад видеть его.

— Здравствуй, брат! — не скрыл радости и Христо.

Гранич поставил чашку на столик, встал и, как делал это Учитель, взяв обе руки Савелия под локти, коснулся его груди своей грудью, а потом прикоснулся плечом к плечу Савелия, то есть тем местом, где у обоих был знак Посвящения

— светящийся ромб. Мгновенно оба ощутили тепло, перелившееся друг другу.

— Садись, брат, — пригласил Христо, — тебе же не терпится скорее начать разговор.

Савелий присел на изящный стульчик. Христо подозвал официанта и что-то сказал ему по-немецки. Тот исчез.

— Ты, кажется, впервые в Вене? — уточнил Гранич у Савелия.

— Да. А что?

— Сейчас ты попробуешь настоящий венский кофе. Я, когда бываю в Австрии, пью его только здесь. Учти, Савелий: настоящий кофе можно выпить только в двух местах — в приморских кафешках Константинополя, то есть нынешнего Стамбула, и в Вене, здесь, в кафе «У оперы».

Словно подслушав рекламу Христо, рядом с Савелием возник официант. Еще до того, как он появился, Савелий уже уловил ароматный запах дорогого кофе, струившийся от маленькой чашечки, которую он нес.

— Не знаю, как в Турции, — я там был, но не имел времени гурманствовать,

— но здесь кофе действительно превосходный, — одобрил Савелий, сделав маленький глоток.

К его удивлению, кофе был не горячим: поверх жидкости плавало то ли мороженое, то ли взбитые охлажденные сливки, Савелий так и не разобрал, однако это не помешало ему оценить вкус напитка.

Христо отодвинул от себя пустую кофейную чашечку, как бы давая тем самым понять, что пора приступать к делу. — Выкладывай, что там у тебя.

Савелий вкратце рассказал Граничу о личном секретном поручении, которое дал ему Президент. Упомянул он и о тех документах, подлинники которых ему были нужны для выполнения этого поручения.

— От тебя, Христо, мне необходимо только одно, — в заключение сказал Савелий, — наладить контакт с кем-нибудь из руководства банка «Боггардо» в Лугано, у тебя же обширные связи в финансовых кругах Европы, повороши их. Глядишь, кто-нибудь из финансистов нас к «Боггардо» и приведет.

— Какое у тебя Прикрытие? — поинтересовался Гранич.

— Обычное. Тележурналист. Зовусь Сергей Николаев. Документы надежные — проверено.

— Вот если бы ты был новорусским олигархом… — задумался Христо: видимо, он сейчас мысленно перебирал все подходящие контакты.

— Ты что, Христо! — резко возразил Савелий. — Олигархи же все на виду, наперечет…

— Ну и что? Ты мог быть не самим олигархом, а его представителем. Можно у вас там организовать такое поручительство? Ты забываешь, что о том, чем я тут собираюсь заниматься, знают всего пять человек: ты, я, генерал Богомолов, доверенный человек Президента Фадеев и сам Президент. Больше никого в этом списке быть не должно. Поручительство, о котором ты упомянул, мне дать наверняка смогли бы, но чтобы получить его, скорее всего, пришлось бы кого-то вводить хоть на немного, но все же в курс дела, а это категорически исключено… Так что, брат, подумай, как обойтись тем, что у нас уже есть.

— Ладно, подумаю. Но для этого мне надо встретиться с одним человеком. Не волнуйся, он проверенный, и не единожды: берет за информацию деньги и молчит как рыба. Через него хочу навести кое-какие справки. Раз уж все так секретно, придется общаться без техсредств. Это значит, что я на день уеду в Италию. Где ты будешь?

— Наверное, в Берне… — неуверенно пожал плечами Савелий, — хочу быть поближе к предстоящему месту событий. У тебя есть номер моего мобильного? Сообщи, когда у тебя появятся новости. Я надеюсь на тебя, Христо. Ведь Я — В ТЕБЕ, А ТЫ…

— …ВО МНЕ!.. — закончил за Савелия фразу Учителя Гранич.

Мужчины встали. Христо по-братски обнял Савелия и тут же удалился быстрым шагом куда-то в глубь освещенной ночными огнями Вены.

Берн, куда Савелий приехал на следующий день, переночевав в придорожном австрийском отеле, он выбрал по одной простой причине: столица Швейцарской Конфедерации располагалась чуть ли не в центре страны, отсюда было рукой подать до немецкой границы, а там и до Мюнхена; удобно также было и то, что Лугано тоже был неподалеку. К вечеру того же дня дал о себе знать и Гранич: сначала Савелий почувствовал, как у него стало легонько покалывать в том месте, где на его плече размещался ромб Посвящения, и почти сразу же после этого залился сигнал мобильника.

— Есть хорошие новости, брат! — сообщил по-английски Христо; прощаясь, они договорились, что в целях конспирации, чтобы не афишировать своего славянского происхождения и не привлекать ненужного внимания, будут общаться на английском, который оба знали в совершенстве.

Они обменялись парой незначительных фраз, затем Савелий сообщил Христо название своей гостиницы и отключил телефон.

Савелий неторопливо обедал в кафешке при гостинице, когда перед его взором предстал Гранич.

— С тебя причитается! — весело сказал он, присаживаясь рядом. В руке он держал легкую папочку на молнии. — Угостишь обедом, а то я с утра ничего не ел: сначала, правда, хотел из Милана прямо сюда лететь, но пришлось еще в Лихтенштейн заскочить, проверить кое-что — вот и не успел.

«Наш пострел везде поспел!» — подумал по-русски Савелий, а по-английски подозвал официанта и заказал тому гору всяческих деликатесов для довольного удачной поездкой Гранича. Официант, обрадованный такой широте заказа, позвал себе на помощь еще одного, и они в четыре руки быстро накрыли богатый стол.

— Ты давай ешь, после поговорим, — сказал Савелий, заметив, как заблестели у Христо глаза от аппетитно выглядящих тарелок с деликатесами.

Гранич кивнул и принялся уминать за обе щеки нее, что перед ним поставили официанты. Пока Христо ел, Савелий заглянул с его разрешения в папочку, там были какие-то счета и нарисованная от руки небольшая схемка с буквами вместо имен. Савелий вздохнул: он понял, что без Гранича в этом ему придется разбираться не одни сутки. Пришлось ждать еще минут двадцать, пока его напарник окончательно не насытился. Они выпили напоследок по бокалу темного пива и вышли из кафе, говорить о своих секретах и тот и другой предпочитали на улице.

Несмотря на то что оба были уверены в том, что об их присутствии в Берне никто не знает, они все-таки опасались прослушки и решили подстраховаться.

Наконец Савелий и Христо оказались на пустынной аллейке городского парка. Они сели на лавочку, и Христо достал свои бумажки. Теперь он заговорил по-русски. Савелий улыбнулся в который раз — никак не мог привыкнуть к тому, что Христо говорил по-русски так, словно этот язык был его родным. На самом деле он выучил русский всего лишь пару лет назад.

— Когда, Савелий, я говорил тебе, что постараюсь кое-что уточнить, я имел в виду довольно известный «Банко дель Боггардо» — это его официальный гриф на всех документах. У меня в Милане сеть один хороший знакомый финансист. Лет десять назад он переехал из еще коммунистической Югославии в Италию, удачно женился на дочке тамошнего банкира, тесть ввел его в дело и все такое. Короче, наш Ладомир пошел в гору: сейчас у него свой банк, состояние, третья жена — в общем, все в порядке. Не стану подробно распространяться, почему Ладомир регулярно делится со мной очень интересной информацией, но это факт, поверь мне на слово. Короче, попросил я его нарыть кое-что о банке «Боггардо», у меня на него есть кое-какие зацепки, с этим банком изначально дела обстояли нечисто, была у меня такая информация от итальянских спецслужб… — Христо сделал небольшую паузу, словно сверяясь со своим «внутренним компьютером». — И представляешь, все мои предположения подтверждаются! Банк действительно создан на деньги итальянских мафиози, и его несколько раз ловили на отмывке капитала, нажитого криминальным путем… Вот, смотри, тут все цифры: кто куда отправил и сколько…

Савелий проследил за пальцем Христо. Тот тыкал в колонки цифр в Основном с шестью нулями. Ни сами эти цифры, ни длинные номера банковских счетов ничего Савелию не говорили.

— Постой, Христо, честно говоря, я в банковском деле не очень силен, точнее сказать, совсем не Копенгаген, — откровенно признался Савелий, — ты по-человечески, без этих цифр, можешь мне объяснить суть дела?

— Извини, брат, я забыл, что ты специалист совсем по другим вопросам… — с улыбкой заметил Христо. — Ладно, обойдемся без цифр. Они пригодятся для суда, если когда-нибудь до него дойдет…

И Савелий услышал от Гранича прелюбопытнейшую историю о человеческих страстях и пороках…

Оказалось, что «Банко дель Боггардо» был основан сорок лет назад, но первые подозрения появились у полиции лишь в начале восьмидесятых годов, и с тех пор за этим банком потянулся шлейф финансовых скандалов.

Громкий скандал был связан с итальянским банком «Амброзио», который помогал мафии отмывать криминальную прибыль. «Амброзио» через свою холдинговую компанию в Люксембурге завладел пакетом в сорок пять процентов акций «Банко дель Боггардо». Этот факт дал итальянской полиции основания предполагать, что банк «Боггардо» стал, по сути, швейцарским филиалом «Амброзио», и поэтому за «Боггардо» установили негласное наблюдение.

Выяснилось, что президент «Амброзио» Серд-жио Лаци умудрился раскинуть по всей Европе громадную сеть из десятков компаний-однодневок. Эти компании с солидными названиями и роскошно напечатанными документами получали кредиты, а затем моментально банкротились. Сначала итальянская, а потом и швейцарская полиция установили, что сотрудники банка «Боггардо» имели тесные деловые контакты с этими «призрачными» компаниями в Панаме и Лихтенштейне. Они даже смогли доказать, что их сотрудники получали деньги непосредственно от Серджио Лаци. Разразился нешуточный скандал.

Нечистоплотному банку, играющему в грязные игры, грозили потеря лицензии и отказ в каких-либо кредитах. Чтобы хоть как-то успокоить общественность, пятьдесят пять процентов акций банка «Боггардо» были проданы японцам за сто пятьдесят миллионов долларов. Но работа под японским присмотром не спасла криминальный банк от очередного шумного скандала: не прошло и полгода, как председатель совета директоров банка «Боггардо» Джованни Пелони был обвинен судом Милана в нелегальных банковских сделках и незаконных валютных операциях по отмыванию криминальных средств.

А дальше открывается самое интересное. Начиная с 1986 года с «Банко дель Боггардо» стали сотрудничать русские государственные чиновники. Вернее, русские стали сотрудничать со швейцарской фирмой «Пластик констрюксьон», учредителем и полноправным хозяином которой являлся Лино Канолли… Именно с этим человеком российские и зарубежные журналисты впоследствии стали связывать почти все русские имена, замешанные в «кремлевском деле».

К банку «Боггардо» мы еще вернемся. А чтобы нам стало ясно дальнейшее, обратим особое внимание на персону сорокапятилетнего Лино Канолли, родившегося в Косове в семье простых албанских крестьян. В 1997 году он был уже швейцарским миллионером и, между прочим, лауреатом Государственной премии России в области культуры и искусства…

Родители Канолли ухитрились получить швейцарское гражданство, когда Лино было всего пять лет. Тогда Швейцария нуждалась в неквалифицированной рабочей силе, и беженцам из Югославии с неблагозвучной фамилией Каннолич дали гражданство Швейцарии без. особых проблем. На этом участие родителей в судьбе своего младшего отпрыска (в семье было еще трое детей — двое старших сыновей и дочь) фактически закончилось.

Еще будучи школьником, Лино начал подрабатывать — сначала посудомойщиком, затем официантом в одном из луганских баров, а позднее и менеджером этого бара.

Хлебнув нищеты своих родителей и братьев, Лицо с ранних лет решил, что жить, как они, он не желает. Работая в основном на стройках — сначала рабочим, потом мастером, Лино потихоньку копил деньги на собственное дело и в начале восьмидесятых годов сумел-таки основать небольшую строительную фирмочку «Пластик констрюксьон».

И счет Канолли открывает не где-нибудь, а в «ранко дель Боггардо», несмотря на связанные с этим банком скандалы. А может быть, наоборот, ему нравилось то, как руководство этого банка умеет выходить сухим из воды. Как впоследствии объяснял свой выбор сам Канолли, «Банко дель Боггардо» он предпочел потому, что у банка был прямой контакт с российскими банковскими структурами. А Лино, учитывая перестроечный «ветер перемен», нацелился ловить свою деловую удачу не где-нибудь, а именно в России…

Канолли окунается с головой в мутную перестроечную волну: встречается с госчиновниками, водит их в рестораны, обещает золотые горы, даже вывозит за собственный счет одного замминистра на швейцарский горный курорт. И вот у него уже в кармане подписанные в Стройкомитете и Госплане контракты на поставку товаров и строительство парочки жилых зданий улучшенной планировки для высших чиновников…

Канолли в спешном порядке учит русский язык и уделяет особое внимание умению пить водку в больших количествах: чего только не сделаешь ради процветания дела!

Бывшие когда-то советскими, теперь уже российские чиновники все попристроились к теплым местечкам. Лино прошелся по своим старым русским знакомцам-приятелям и благодаря им умудрился осенью 1993 года получить высокодоходный заказ на комплексный ремонт разрушенного грачевскими танками Белого дома. Видимо, Канолли правильно понял русскую специфику ведения дел и вовремя отстегнул кому положено хороший процент от заказа: сразу после ремонта Белого дома новая фирма Канолли «Бенатек» принимается за реконструкцию здания Госдумы, Совета Федерации, а затем и первого корпуса Кремля и других правительственных объектов.

Тут-то и начинается самое интересное.

У России, вечно находящейся в состоянии глубокого экономического кризиса, постоянно не хватает денег. А на реализацию контракта с «Бенатеком», расходы по которому не -входили в бюджетную смету, нужно было несколько сотен миллионов долларов. И тогда заинтересованные действующие лица придумывают некую схему, которая должна удовлетворить и Россию, и «Бенатек» в лице Канолли.

В столице Претории Южно-Африканской Республики неким господином Зельдовичем регистрируется оффшорная компания «Дельта Лимитед», основной задачей которой (по уставу) являлось «содействие и помощь финансово неопытным властям стран Восточной Европы, СНГ и России». Действия компании «Дельта» направлены также и на то, чтобы «работали» золотые запасы вышеназванных стран.

В октябре девяносто четвертого года происходит довольно странное событие. Председатель Комитета РФ по драгметаллам и камням Бычков отправляет «Дельте» в ЮАР пять тонн золотых изделий (советских монет чеканки 1922-1978 годов, многие из которых представляли нумизматическую и историческую ценность) и наделяет Зельдовича правом управлять этим золотом. Через месяц Зельдович, получивший это богатство, пишет в банк «Боггардо» -конфиденциальное письмо, в котором сообщает, что готов немедленно отправить в Швейцарию золотые монеты (но уже как лом!) под обеспечение кредитов «Бенатеку».

Руководство банка «Боггардо» с радостью приняло этот подарок: ведь при оценке монет на вес они потеряли чуть ли не четверть своей цены…

После получения монет банк дает стомиллионный кредит «Дельте», и та оплачивает из этих денег некоторые счета «Бенатека». Затем, естественно, «Дельта» исчезает без следа с львиной долей кредита. А российское золото становится швейцарским, так как у России нет денег, чтобы заплатить его залоговую стоимость. А тут еще «Бенатек» требует полностью оплатить свои сметы…

Тут надо, кстати, упомянуть и о сметах: контракт на оформление интерьеров первого корпуса Кремля, вернее, на поставку в этот корпус мебели обошелся России аж в девяносто миллионов долларов! Даже те уникальные старинные мебельные гарнитуры, которыми пользовались в Кремле еще русские цари, стоили в десятки раз меньше, чем та мебель, которую поставлял «Бенатек». Эксперты в один голос твердили, что нигде в мире не существует таких цен на мебель и что такой суммы хватило бы на то, чтобы все кремлевские унитазы целиком изготовить из самого что ни на есть чистого серебра…

Как бы там ни было, но «Бенатеку» по такой завышенной стоимости пришлось платить дважды: первый раз деньги уплыли бог знает куда из-за истории с «Дельтой», второй раз «Банко дель Боггар-до» получил свое из кредита, предоставленного России Международным валютным фондом.

Из рассказа Гранича Савелий понял самое главное: во всех этих аферах внакладе не остался никто, кроме многострадального российского бюджета, банк «Боггардо» получил за свои кредиты сполна, да еще прикарманил себе русское золото. Лино Канолли с 1993 по 1998 год ухитрился стать богаче на несколько сотен миллионов долларов и благодаря этому основал еще с десяток фирм (чьи счета, кстати, он открыл все в том же «Банко дель Боггардо»! Не правда ли, какое постоянство!).

Президенту России понравился ремонт «Бенатека» в Кремле, за что Канолли (как, кстати, и президентский управделами) получил Госпремию. Ну а небольшая часть кремлевских чиновников обзавелась за счет благодарного Канолли своими личными счетами в швейцарском банке «Боггардо», наивно было бы предполагать, что все вышеупомянутые завышенные контракты со швейцарцами чиновники заключали по собственной глупости или по неумению вести дела…

Поняв это, Савелий обрадовался: он с самого начала выбрал правильное направление своего поиска. Информация Христо лишь подтвердила это.

— А зачем тебя в Лихтенштейн-то понесло? спросил Савелий, когда Гранич закончил свой рассказ.

— Помнишь, я говорил о связи миланского банка «Амброзио» с «Банко дель Боггардо»? Там еще фигурировал мафиозный ставленник Серджио Лаци. Так вот, мой миланский приятель сообщил мне по секрету, что этот Лаци сейчас живет под другой фамилией в Лихтенштейне, держит небольшой частный банк и по-прежнему поддерживает связь с «Банко дель Боггардо». Вот мне и захотелось уточнить, с кем конкретно Лаци контактирует в Лугано. Я взял рекомендательное письмо от Любомира и прямиком двинул к Лаци. Пообщался с ним часок, попросил дать надежный контакт с каким-нибудь швейцарским банком, и как ты думаешь, что мне порекомендовал Лаци?

— Банк «Боггардо», — догадался Савелий.

— Молодец, братишка, прямо в десятку! — одобрил Христо. — Он назвал мне имя Гвидона Роже, исполнительного директора «Банко дель Боггардо» в Лугано. Теперь мы имеем зацепку, которая тебе была нужна. Езжай в Лугано к Роже, прижми его хорошенько. Я уверен, что он расколется и поможет достать подлинники нужных тебе документов.

— А если не расколется? — спросил Савелий.

— Расколется! — убежденно ответил Христо. — Я эту публику как свои пять пальцев знаю. Если Роже начнет юлить, то припугни его тем, что расскажешь о его связи с мафиози Лаци его японским хозяевам, а заодно и Интерполу. Если эта связь всплывет, то мафия немедленно с Роже расправится, его даже тюрьма от гибели не спасет.

— Хорошо, так и сделаю! — согласился Савелий.

В финансовых делах он полностью доверял мнению Гранича. Он посмотрел на схемку Христо уже другими глазами: теперь она была ясна ему как дважды два. С такой информацией уже можно было уверенно действовать. Савелий поблагодарил Гранича за помощь, теперь он вполне мог справиться и в одиночку.

Пора было отправляться на место основных действий, то есть в Лугано.

IV. Убойный компромат

Небольшой швейцарский городок Лугано (всего лишь шестьдесят тысяч жителей) известен прежде всего как международный горный курорт. Благодаря близости к Италии на его извилистых альпийских трассах отдыхают преимущественно итальянцы.

И живут в Лугано в основном этнические итальянцы, поэтому туристы из Италии всегда чувствовали себя там, как дома. Богачи из наиболее развитого в промышленном отношении итальянского севера были клиентами банков Лугано. Это позволяло им уводить свои капиталы от налогов и давало уверенность, что деньги, несмотря на любые экономические кризисы, уцелеют: самая развитая в мире швейцарская банковская система гарантировала их сохранность.

Савелий прекрасно знал, что личные вклады клиентов были самой охраняемой тайной в Швейцарии. Но его-то именно личные счета и интересовали…

Проведя несколько дней в Берне и наслаждаясь тишиной, покоем и потрясающим воздухом, он почувствовал, что наконец готов к решительным действиям.

Савелий приехал в Лугано в преддверии горнолыжного сезона. Туристы еще не съехались, и можно было без предварительной брони получить место в гостинице. Говорков прибыл в Лугано под вечер на серебристой «БМВ» и остановился в небольшом пансионе неподалеку от «Банко дель Боггардо». Перекусив на скорую руку, он отправился на прогулку: ему не терпелось увидеть тот самый банк, за секретами которого он сюда и пожаловал.

Ему хватило часа, чтобы обойти весь город. Он прошелся по набережной озера, имя которого дало название городу, сделал круг по району, где среди старых и солидных домов возвышалось такое же здание банка «Боггардо». Наконец Савелий оказался на площади рядом с местной достопримечательностью — старинным собором Сан-Лоренцо, построенным еще в тринадцатом веке.

Говорков стоял перед главным входом в собор и любовался резьбой его узорчатого фасада, сотворенного мастером эпохи раннего Возрождения.

— Вы впервые у нас? — услышал он за спиной чей-то вопрос на английском и обернулся, чтобы взглянуть на обладательницу мелодичного голоса.

Перед ним стояла молодая, лет двадцати-двадцати двух, изящная и довольно миловидная, с тонкими чертами лица брюнетка. Она была одета в длинное темное пальто, на ногах у нее — по новомодному — красовались тяжелые туристические ботинки.

— Почему вы так решили? — вежливо и осторожно поинтересовался Савелий.

— Собор — самое красивое, что есть в этом городе, — ответила девушка. — Мне всегда бывает жаль, когда туристы пробегают мимо него, спеша на свои дурацкие лыжные трассы и не замечая та-, кой красоты…

— Вы — настоящий патриот Лугано! — одобрил Савелий, стараясь поддержать разговор.

— Пожалуй, вы правы… — улыбнулась девушка. — Хотя я и нездешняя.

— Вы приехали отдохнуть?

— Нет, я живу тут в одной семье. Воспитываю их малыша. Вот, уложила его спать и теперь до утра свободна. — Несмотря на некоторую двусмысленность фразы, видно было, что девушка произнесла это без всякой задней мысли. — Я вам не помешала? Может, вы хотели побыть в одиночестве? А то, знаете, я целыми днями вожусь с ребенком; на то, чтобы завести друзей, совершенно нет времени, даже просто поговорить не с кем. Тоска! Извините, что я к вам пристала, но…

— Не надо оправдываться, — прервал ее Савелий, — все правильно. Я только сегодня приехал и вышел посмотреть город. И я рад, что вы ко мне обратились. Если вы свободны, побудьте немного моим гидом.

— С удовольствием.

— Как вас зовут?

— Мари.

— Красивое имя! А меня — Серджио, или, если вам угодно, Серж.

— Лучше Серж, ведь я француженка. — Ее открытая улыбка звала к разговору и общению. — А вы?

— Вообще-то у меня славянские корни, но приехал я из Германии, — уклонился от конкретного ответа Савелий.

Он взял Мари под руку, и они медленным шагом двинулись по пустынным улочкам Лугано. Через полчаса довольно оживленного пустячного разговора Савелий увидел витрину еще работающего кафе и предложил зайти выпить кофе, так как заметил, что Мари немного продрогла на прохладном осеннем альпийском ветерке.

В кафе, кроме скучающего официанта, никого не было. Савелий заказал две большие чашки кофе, горячие бутерброды и две рюмки коньяка.

После краткого перерыва на еду беседа продолжилась. Под нее было выпито еще по рюмочке, потом Савелий повторил заказ, а когда они собрались уходить, оказалось, что Мари немного опьянела после нескольких рюмок доброго французского «Курвуазье». Савелию даже пришлось поддерживать покачивающуюся спутницу.

— Я посажу тебя в такси, — сказал он, когда они очутились на воздухе.

— Не нужно такси, давайте пройдемся… — попросила Мари. — Проводи меня… — И добавила: — Пожалуйста.

Сказано это было таким жалостливым тоном, что Савелий не мог отказать. Он не выносил, когда женщины по пьянке вешались ему на шею, обычно они вызывали у него гадливое чувство. Но тут… Эта француженка, которую он фактически, хотя и без умысла, подпоил, запамятовав о коварных свойствах выдержанного коньяка (пока сидишь и пьешь его, как будто все в порядке, но как только встаешь и пытаешься двигаться, понимаешь, что ты уже пьяный…), понравилась ему своей детской непосредственностью и беззащитностью. Наверное, она напомнила Савелию его любимую Розочку, которая жила и училась так далеко от него, что он иногда даже сомневался в ее существовании»…

Они прошли метров двести, и он ощутил, как по телу Мари пробегает дрожь. Савелий остановил первое свободное такси, помог девушке усесться в машину и сам сел рядом с ней. Она по-итальянски назвала шоферу адрес. Как только машина тронулась с места, Мари неожиданно обхватила руками шею Савелия и впилась в его губы. Ее губы оказались очень мягкими и приятными на вкус. Савелий с удовольствием ответил на поцелуй, мельком отметив про себя, что он все еще не перестает нравиться молоденьким девушкам.

«Фиат»-такси доставило их к дому Мари буквально за пять минут: в таком небольшом городе все было рядом. Они вышли, Савелий расплатился с таксистом и посмотрел на Мари. Та стояла у распахнутой калитки, от которой вилась в глубь участка выложенная каменными плитками дорожка. В глубине виднелись два дома: большой, в два этажа, с террасой-балконом поверху, и маленький, совсем как игрушечный.

— Хочешь посмотреть, как я живу? — без ложной многозначительности спросила Мари.

Савелию ничего другого не оставалось, как согласно кивнуть. Он предполагал, что последует дальше, но уйти вот так, сразу, у него не было ни сил, да и, откровенно говоря, желания. Девушка была так очаровательна, а оставаться одному этим вечером совсем не хотелось!..»

Они пошли по дорожке к маленькому дому, который, видимо, предназначался специально для гостей и куда хозяева селили и тех, кто помогал им по хозяйству.

Домик был всего из двух комнаток: просторной гостиной, с небольшой кухонькой в углу, и совсем малюсенькой спальни, где помещались лишь широкая низкая кровать и прикроватная тумбочка.

Савелий снял куртку, осмотрелся. Ничего, говорящего о вкусах Мари, в этой квартирке не было — похоже, хозяева не разрешали ей устраиваться тут основательно и по собственному усмотрению. Мари скинула пальто и тяжелые ботинки и, взяв Савелия за руку, потащила в спальню.

«У бедняжки, наверно, давно не было мужчины, — подумал Савелий, — вон как завелась…»

И действительно, Мари как будто с цепи сорвалась. Казалось, она сейчас не может думать ни о чем, кроме мужчины, которого держала за руку. Савелий отчасти был прав, подумав, что у нее давно не было ни с кем сексуальной близости. Тем не менее Мари завелась не на шутку прежде всего потому, что Савелий оказался не таким хамом, как все те мужчины, которые ей до него попадались. Он не лапал ее, не предлагал пойти после второй же рюмки в отель, не пытался произвести на нее впечатление своими кредитными карточками или мужскими достоинствами (то, что у ее случайного знакомого есть и то и другое, она не сомневалась). В конце концов, этот мужчина был просто привлекателен своей мужественной неброской красотой.

Едва ступив на порог спальни, девушка; прильнула к Савелию всем своим гибким телом, ее ! язычок пробежал по его губам, пытаясь проникнуть в рот. Руки ее тем временем лихорадочно то расстегивали брюки Савелия, то стягивали собственную ; юбку, срывали блузку и все остальное, что находи-;; лось под ними, то снова принимались за одежду Савелия.

Оставшись абсолютно обнаженными, они еще теснее прижались друг к другу разгоряченными от желания телами. Мари, в пылу страсти уже не отдававшая себе отчета в том, что делает, ласкала рукой возбудившуюся плоть Савелия и, в предвкушении того, что этот могучий символ любви сейчас окажется в ней, легонько постанывала от переполнявшей ее страсти.

Савелий ласкал ее упругие груди, вдыхал терпкий запах ее пота и чувствовал, как, в свою очередь, и сам заводится от прикосновений Мари.

Их манила кровать, но до нее дойти было свыше их сил, и они рухнули на ковер — прямо там, где так виртуозно раздевались, хаотично разбрасывая одежду. Савелий отбросил оказавшиеся под ними одежды и, приподняв бедра девушки, легко вошел в ее источающее сок лоно. Мари закрыла глаза и застонала от наслаждения. Через несколько минут плавных движений, рывков и бешеных толчков она закричала во весь голос и, обхватив бедрами ноги Савелия, так вжалась в его тело, что казалось, хочет или раствориться в нем, или утонуть в этой чувственной нирване наслаждений…

Когда они оба, одновременно вскрикнув, полетели к небесам от испытываемого в это мгновение блаженства, Мари стала бешено целовать лицо Савелия; ее пальцы бегали по его телу, будто стараясь достать до каждого изгиба, прикоснуться к мельчайшей мышце. Савелий блаженно лежал на Мари, уткнувшись в ее горячее плечо, и чувствовал щекой пульсирующую на ее шее жилку. Ее лихорадочный ритм точно совпадал с биением его собственного сердца. Ему было так спокойно, так хорошо в эти минуты!

Неожиданно Мари выскользнула из-под Савелия и, склонившись над ним, провела своими прекрасными полушариями с торчащими розовыми сосками по его груди. Эти нежные прикосновения вновь пробудили его плоть. Упругие соски между тем уже касались его живота, паха… Вот они уперлись во внутреннюю поверхность его бедер. Он ощутил, как его плоть, оказавшись между двумя горячими полушариями, едва помешается в уютной, влажной от пота ложбинке. Мари сжала с боков груди руками, и восставший жезл Савелия как будто оказался внутри девушки.

Она, то наклоняясь, то чуть отдаляясь, по-прежнему сжимала плоть Савелия в этом уютном гнездышке, пока он не выплеснул свой сок на ее грудь. Мари, в восторге взвизгнув, растерла его нектар по груди и животу. Все это было сделано так выразительно и игриво, что Савелию захотелось брать француженку еще и еще, пока у него не иссякнут силы.

Только под утро, когда они, оказавшись бессчетное число раз на вершине блаженства, смогли наконец-то оторваться друг от друга и немного успокоить свою плещущуюся через край сексуальную энергию, Савелий, смыв под контрастным душем накопившуюся за ночь усталость, осторожно, стараясь не разбудить, накрыл задремавшую Мари одеялом, оделся и вышел на воздух.

Закрывая калитку, он, естественно, обратил внимание на табличку с фамилией хозяев, висевшую над почтовым ящиком у входа. Говорков был поражен.

«Бывают же совпадения! Действительно, мир тесен…» — подумал он, перечитывая надпись: «Гвидон и Лаура Роже».

Хозяин, нанявший Мари присматривать за своим отпрыском, был не кто иной, как тот самый исполнительный директор «Банко дель Боггардо» Гвидон Роже, имя которого Христо Гранич выведал у Серджио Лаци в Лихтенштейне и к которому Савелий намеревался искать подходы в этот наступающий день!

«Ну что ж, все одно к одному. Как говорится, на ловца и зверь бежит… — подумал Савелий. — Все само собой сложилось: теперь подходов особых искать не придется, можно будет через Мари как-нибудь все устроить. В конце концов, мне что надо? Поговорить с Роже с глазу на глаз, дать ему понять, что ему от меня не отвертеться, если я не получу нужных мне документов. Если потребуется, то припугну его тайными связями „Банко дель Боггардо“ с итальянской мафией. Но перед встречей с ним надо еще раз повидаться с Мари и расспросить о ее хозяине: характер, привычки, распорядок дня — все пригодится, когда я с ним беседовать буду.

Проспав несколько часов в снятой им комнате пансиона, Савелий привел себя в порядок, поел и, попросив у консьержки, сидящей в будочке у входа, городской телефонный справочник, вернулся к себе в номер. Он без труда нашел адрес и номер телефона Гвидона Роже, наизусть запомнил его, вернул справочник и вышел на улицу, собираясь найти телефон-автомат и позвонить Мари.

— Серж! — обрадовалась та, когда Савелий попросил какую-то женщину, поднявшую трубку, позвать к телефону Мари. — Спасибо тебе за волшебную ночь, которую ты мне подарил! Куда ты исчез? Я надеялась воспользоваться твоей щедростью еще и утром…

— У меня была назначена деловая встреча, которую нельзя было отменить, требовалось быть в форме, — не без смущения пояснил Савелий.

— Да, конечно» я понимаю… Извини за назойливость,.. Надеюсь, вечером у тебя никаких встреч не намечается? — Чувствовалось, что девушке абсолютно безразлично, как выглядит со стороны ее откровенная настойчивость.

— О, Мари, лучше не будем друг друга заводить по телефону! — умоляюще попросил Савелий: даже от легкого намека Мари на их вчерашние ночные полеты на него мгновенно вновь нахлынуло возбуждение. — Потерпи до вечера. Торжественно обещаю, что за твое стоическое долготерпение ты получишь вполне заслуженную тобой награду.

— Милый Серж, ловлю тебя на слове! Как и где мы встретимся? Ты зайдешь за мной? Во сколько? — Обрадованная Мари буквально засыпала его вопросами.

— Нет, давай встретимся в том же месте, в тот же час, — предложил Савелий (он не хотел, чтобы хозяин Мари знал о том, что они знакомы). — Тебе так удобно?

— Какой ты романтичный! — засмеялась Мари. — Хорошо, встретимся, как вчера: в том же месте, в десять часов.

На этот раз он пригласил девушку в свой пансион, и в эту вторую ночь Мари превзошла, вероятно, не только его, но и собственные ожидания; ее страсть не знала границ и отличалась таким буйством фантазии, на которое способны только истинные француженки, не отягощенные оковами предрассудков.

Даже Савелий, будучи вовсе не хилым и находясь в самом расцвете сил, в какой-то момент почувствовал, что еще чуть-чуть, еще полчаса этих любовных безумств — и он уже не захочет ничего, кроме спокойного сна в полном одиночестве.

Но судьба и тут его хранила: вскрикнув в последний раз от уносящей в небеса истомы, Мари, которая в эти секунды сидела верхом на доблестном жезле Савелия, в изнеможении рухнула, не слезая с него, ему на грудь и замерла в полном изнеможении.

— Все, Серж, я больше не могу, милый… — виновато прошептала она, — столько сил, как сегодня, я никогда и никому не отдавала… Боюсь, что завтра я не смогу заниматься даже французской грамматикой с Роже-младшим. — Мари говорила, нет, скорее лепетала, как невнятно и с паузами произносят слова погружающиеся в сон.

— Ничего, девочка, все в порядке. Хозяева много от тебя требуют? — заботливо спросил он, поскольку девушка действительно была ему небезразлична.

— Когда как… Когда мадам Роже дома, то, конечно, все время покрикивает: сделай это, веди себя с ребенком требовательнее, не позволяй того, этого…

— отвечала девушка, не открывая глаз. — Но она, как и месье Роже, почти не бывает дома, только по воскресеньям. Но и тогда они всегда где-нибудь в гостях или в театре.»

— А чем они занимаются?

— Мадам — председатель какого-то благотворительного общества, что-то типа защиты местной фауны от туристов. А хозяин — банкир.

— Судя по возрасту ребенка, хозяева еще молоды?

— Да…

Видно было, что Мари как-то неохотно ответила на этот вопрос. Она даже поморщилась: похоже, что-то вспомнила, о чем ей вспоминать было горько и неприятно. Савелий заметил это и легко догадался, в чем дело.

— Что, хозяин приставал к тебе? — спросил он.

— И продолжает приставать… — У Мари даже сон прошел. — Как увидит, старается или ущипнуть за грудь, за бедро, или под юбку залезть. Жена не дает ему, что ли? — усмехнулась девушка. — А впрочем, она у него такая уродина, что, будь я мужчиной, ни за какие деньги на ней не только не женилась бы, но и лечь в одну постель не смогла… — Ее даже передернуло. — Самая настоящая мегера.

— Значит, у них брак по расчету?

— Да, самый классический вариант: бедный, но умный клерк женится на дочери своего патрона, чтобы получить теплое местечко в правлении банка… — Мари покачала головой. — Эта Лаура разве не понимала, что Роже только деньги ее отца нужны? Ну сделал он ей ребенка, а теперь, когда почувствовал, что в банке крепко сидит, лезет под каждую юбку, оказавшуюся вблизи, ни одно» не пропускает.

— Откуда ты-то все знаешь? — удивился Савелий. — Ты же тут недавно.

— Да город-то маленький, все друг про друга все знают. Тем более о таких заметных людях, как Гвидон Роже. — Мари ехидно усмехнулась. — Мне, скажем, все сразу молочница выложила и еще предупредила: дескать, будь осторожнее — этот тип на все способен. Представляешь, он и ее пытался в постель затащить.

— Неужели нельзя было найти другую работу? — Савелию было искренне жаль девушку.

— Ли эту-то с трудом получила, — грустно ответила Мари, — хочу денег на учебу подкопить, я же еще ничего не умею, только по хозяйству управляться да с детьми сидеть. Помнишь, я тебе рассказывала, что у меня семья большая? Одних младших братьев еще трое! А у отца просить денег все равно что у братьев игрушки отнимать, понимаешь?

— Да, понимаю… — согласился Савелий. Его и впрямь беспокоила судьба Мари. — Но может, стоило бы тебе поговорить с этой Лаурой? Может, она на него повлияла бы?

— Какое там… — усмехнулась Мари. — Однажды я не выдержала и попробовала ей рассказать… Видел бы ее глаза в тот момент! Так прямо мне и заявила: сама виновата! Да в конце разговора еще и добавила: если подобное повторится, то меня живо уволят.

Они замолчали. Савелий, как всегда, когда не в силах был помочь людям, испытывал злость.

Тут у него промелькнула мысль. Он внимательно, почти в упор взглянул в глаза Мари. Кажется, он сможет помочь так неожиданно обретенной знакомой…

— Сколько ты здесь зарабатываешь? — спросил он.