ДЕ ГОЛЛЬ

М.Арзаканян

ПРЕДИСЛОВИЕ

История современной Франции неразрывно связана с именем генерала Шарля де Голля — выдающегося военного, политического и государственного деятеля. Его влияние на весь ход общественно-политического развития не только Франции, но и всего Европейского континента настолько велико, что не поддается сравнению. По известности и популярности среди соотечественников он может соперничать лишь с Наполеоном.

Жизненный путь де Голля уникален. Он окончил военное училище Сен-Сир, стал профессиональным военным и сражался на полях Первой мировой войны. В межвоенный период де Голль не только следовал карьере офицера, но и много писал. В своих книгах он высказал собственное жизненное кредо, а также выступил как талантливый и дальновидный военный тактик, предсказавший решающую роль танковых соединений в будущих сражениях.

Вторая мировая война, в начале которой де Голль получил чин генерала, перевернула его жизнь. Он решительно отказался подчиниться французскому правительству, заключившему перемирие с Германией, вылетел в Великобританию, чтобы оттуда вести борьбу за освобождение родины от оккупантов. Генерал стал политиком и воплощал собой символ Сопротивления и Освобождения. Благодаря его усилиям Франция вышла из войны победительницей и вернула себе ранг «великой державы». После войны де Голль возглавил Временное правительство Франции, которое под его руководством восстановило в стране демократические свободы и провело социально-экономические реформы.

В период Четвертой республики генерал находился в оппозиции к слабому «режиму партий» и боролся за пересмотр конституции и установление во Франции сильного государства.

Де Голль основал существующую поныне Пятую республику и был избран ее первым президентом. Он внес огромный вклад в историю французского государства и международных отношений в XX веке. Генерал вывел Францию из военной организации НАТО и превратил ее в ядерную державу.

На сегодняшний день историческая наука располагает огромным числом источников, прямо и косвенно касающихся жизни и деятельности де Голля. Это архивные документы, периодические издания, фотографии, киноленты и многие другие материалы. Среди опубликованных источников[1] назовем в первую очередь обширное тридцатитомное литературно-эпистолярное наследие самого генерала — его статьи, книги, мемуары, речи, послания, письма, дневники и записки. Оно представляет де Голля не только как военного и политика, но и приоткрывает его внутренний мир, личную жизнь с ее бедами и радостями.

Большой интерес представляют многочисленные воспоминания и свидетельства о де Голле его сподвижников и родных. Их опубликовали такие известные деятели голлистского движения, как Жак Сустель, Мишель Дебре, Жорж Помпиду, Жак Шабан-Дельмас, Оливье Гишар, Луи Терренуар. В конце 1990-х годов вышли подробные записи бесед с генералом его личного адъютанта Клода Ги и министра Алена Пейрефита. Мемуары о де Голле оставили его зять Ален де Буассьё и шурин Жак Вандру. Самыми же ценными, без сомнения, можно назвать вышедшие в начале 2000-х годов воспоминания об отце его сына, адмирала Филиппа де Голля.

О генерале начали писать еще при жизни. Во всем мире уже существуют сотни книг и тысячи статей о де Голле. Большая часть этих работ принадлежит перу французских исследователей, беллетристов и писателей. Самую подробную трехтомную биографию генерала опубликовал в 1980-е годы Жан Лакутюр. В 2000-х годах увидели свет еще две солидные книги о нем — Поля-Мари де Ла Горса и Эрика Русселя.

В России первая биография де Голля опубликована Верой Ивановной Антюхиной-Московченко. В ее редакции вышли на русском языке «Военные мемуары» генерала, она перевела также его «Мемуары надежды». В 1970-е годы увидела свет книга о де Голле Николая Николаевича Молчанова. Биографические исследования этих двух известных советских ученых-франковедов приобрели в свое время заслуженную популярность, переиздавались, правда, без существенных изменений.

Появление в последние два десятилетия объемного корпуса данных, посвященных де Голлю, вполне объясняет актуальность настоящего исследования. Цель этой книги — воссоздать жизнь и деятельность самого великого француза XX века год за годом, обрисовывая портрет де Голля — политика и человека.

ЧАСТЬ I

ВОЕННЫЙ

Отчий дом



Франция в конце XIX века с ее развитой экономикой, огромной колониальной империей, переживающая подлинный расцвет науки и культуры, была одним из самых передовых государств мира. С установлением Третьей республики в стране утвердился буржуазно-демократический строй. Конституция 1875 года закрепила реальную власть за Палатой депутатов и отчетным перед ней председателем кабинета министров. Президент и Сенат большими полномочиями не обладали. Двигаться по пути процветания молодой республике мешало лишь одно печальное событие ее недавней истории — проигранная Франко-прусская война. Франция лишилась Эльзаса и Лотарингии, двух важнейших промышленных областей, и выплачивала Германии огромную денежную контрибуцию.

Господствующим классом французского общества прочно стала буржуазия. Дворянство же давно потеряло большую часть своих доходов и влияние. Аристократия постепенно сливалась с буржуазией, пополняя ряды рантье, чиновников, служащих. На благородное происхождение многих ее представителей указывала лишь частица «де», стоявшая перед фамилией. И все-таки некоторые дворяне гордились тем, что их род восходит к Средним векам, и стремились продолжать традицию служения отечеству. Одним из таких людей был Анри де Голль.

Его фамилия впервые упоминалась еще в летописи XIII века. В ней говорилось, что король Филипп-Август пожаловал некоему Ришару де Голлю ленное владение. В период Столетней войны, в начале XV века отличился Жеан де Голль. Он был правителем Орлеана, участвовал в известном сражении при Азенкуре и отказался перейти на службу к английскому королю. В XVII веке де Голли уже не представляют «дворянство шпаги», а становятся «дворянством мантии». Они служат государству наместниками, советниками, адвокатами. В период Французской революции конца XVIII века Жан-Батист де Голль попадает в тюрьму, но после переворота 9 термидора выходит на свободу и при Наполеоне становится директором военной почты. Его сын, Жюльен де Голль, женился на Жозефине Майо, дочери владельца табачной фабрики. Так впервые дворянская семья де Голлей породнилась с представителями буржуазии.

У Жюльена и Жозефины, обосновавшихся в Париже, родились три сына. Сами они были творческими натурами. Жюльен увлекался историей. В период Июльской монархии он опубликовал «Историю Парижа», а затем «Жизнь Людовика Святого». Его жена написала много нравоучительных книг для детей и издавала журнал «Семейная переписка». Их старший сын Шарль пошел по стопам отца и стал историком. Его перу принадлежит труд «Кельты в XIX веке». Младший — Жюль — посвятил себя изучению насекомых. Он выпустил «Каталог перепончатокрылых».

Жизнь среднего сына, Анри, родившегося 22 ноября 1848 года, протекала более обыденно. Он учился в Лицее Карла Великого и в Коллеже иезуитов в Париже, был допущен к занятиям в Высшей политехнической школе, но предпочел начать трудовую деятельность. Он стал давать частные уроки, одновременно самостоятельно продолжая образование. Анри успешно сдал экзамены на получение лиценциата[2] по гуманитарным наукам. Это дало ему право на преподавание в средних учебных заведениях.

В 1870 году, сразу после начала Франко-прусской войны, Анри призвали в армию. Он участвовал в обороне Парижа и был ранен. По окончании войны вернулся к преподаванию, затем восемь лет прослужил мелким чиновником. Однако ему многое не нравилось в политике молодого республиканского режима, главным образом антиклерикализм. В результате Анри де Голль принял решение вернуться к преподаванию, но в частных католических учебных заведениях.

Он вел занятия в иезуитских коллежах Святой Женевьевы и Непорочного зачатия по французскому языку и литературе для готовящихся к поступлению в Политехническую школу, по истории — в военное училище Сен-Сир, а также преподавал философию и математику. Учителем он был широко образованным, обладал отменной памятью, прекрасно владел древнегреческим, латынью, немецким и английским языками.

В 1886 году Анри де Голль женился на одной из своих кузин — Жанне Майо. Она родилась в Лилле 28 апреля 1860 года в семье текстильного фабриканта. Предки Жанны со стороны матери — шотландцы и ирландцы — переселились во Францию в начале XVIII века^{1}. Жанна, так же как и ее муж, была ревностной католичкой. Она стала верной и заботливой женой и замечательной матерью пятерых детей. В 1887 году у де Голлей родился первенец — Ксавье, в 1889 году — дочь Мари-Аньес, в 1890-м — второй сын — Шарль, в 1893-м — Жак и в 1897 году — младший сын Пьер.

Все дети появлялись на свет в Лилле, в родительском доме Жанны. Так было и с третьим сыном, который родился 22 ноября 1890 года. Его крестили в тот же день и назвали Шарль Андре Жозеф-Мари. Через несколько месяцев мать с ребенком вернулась в Париж.

Детские годы Шарля проходили в большой квартире недалеко от улицы Вожирар на левом берегу Сены. Отец и мать придавали большое значение воспитанию детей. С самого раннего возраста их приучали к дисциплине. Однако Шарль был мальчиком непослушным и чересчур самостоятельным. Он очень любил прогулки по Люксембургскому саду. Туда вместе со старшим братом и сестрой его приводил отец. Шарлю так нравилось прокатиться по аллеям на повозке, запряженной козочками. Но иногда отец не разрешал ему кататься. Тогда мальчик, которому было всего четыре года, просто шел за повозкой и однажды заблудился. Но ребенок сообразил, что повозка обязательно вернется на место, с которого отправилась в путь, и тогда он непременно найдет родителей. Так и вышло. Еще Шарль любил залезать на пони. Если мать не разрешала ему этого сделать, он страшно огорчался. А когда за непослушание Шарлю к празднику не подарили приготовленную заранее деревянную лошадку, мальчик пришел в полное отчаяние.

В 1896 году Шарль поступает в начальную школу Святого Фомы Аквинского, расположенную недалеко от дома. Но ходил он туда не часто, так как ему было вполне по силам заниматься экстерном и лишь сдавать экзамены. Анри де Голль придерживался принципов домашнего образования. Он учил своих детей читать и писать, сам часами читал им отрывки из французской и зарубежной классической литературы. Под руководством отца Шарль с братьями разыгрывал целые сцены из пьес Корнеля и Расина.

В семье царил дух католицизма и патриотизма. Детей водили к мессе и к вечерне. В доме отмечали лишь религиозные праздники. Французская республика не вызывала у Анри де Голля больших симпатий. Иногда он даже говорил о себе как о «тоскующим монархисте».

Анри де Голль любил историю. Он рассказывал детям древнегреческие и древнеримские мифы, с пафосом декламировал фрагменты из «Илиады» и «Одиссеи» Гомера, «Энеиды» Вергилия. Главным же отец считал знакомство сыновей и дочери с прошлым Франции. Первыми книгами, которые он купил им, были детские иллюстрированные альбомы по истории родной страны. Именно по ним они учились читать и впервые узнали о знаменитых людях своего отечества — Жанне д\'Арк, Ришелье, Наполеоне, французских королях — Людовике Святом, Генрихе IV, Людовике XIV. Шарль усвоил от отца, что история Франции — это прежде всего история французской нации, ее войн с другими нациями, побед и поражений, удач и невзгод. С раннего возраста он навсегда запомнил старинный девиз: «Лучше погибнуть на войне, чем увидеть несчастья своей отчизны».

Отец часто возил своих детей по памятным местам Парижа и его окрестностей и рассказывал им об известных эпизодах французской истории. Его сын Шарль напишет впоследствии: «Ничто так не поражало меня… как символы нашей славы: Собор Парижской Богоматери, окутанный ночным сумраком, Версаль в его вечернем великолепии, залитая солнцем Триумфальная арка, знамена, колышущиеся под сводами Дворца инвалидов»^{2}.

Нередко дети с отцом отправлялись в местечко Стен под Парижем. Там Анри де Голль участвовал в обороне столицы и был ранен. У подножия обелиска, установленного в Стене в честь погибших во Франко-прусской войне, маленький Шарль мог прочитать эпитафию: «Шпага Франции, разбитая в мужественных руках французов, будет выкована вновь их потомками».

Любовь к Франции, гордость за нее постоянно присутствовали в жизни семьи. Во время детских игр Шарль уже воображал себя полководцем, сражающимся за родину. Анри де Голль собирал для сыновей коллекцию оловянных солдатиков. Она насчитывала почти две тысячи фигурок. Среди них были французы, англичане, итальянцы, австрийцы, русские, турки, египтяне и даже зулусы. Мальчики с удовольствием выстраивали солдатиков в полки и разыгрывали известные исторические битвы. Руководил неизменно Шарль. Его слушался даже старший брат Ксавье, не говоря уже о маленьких Жаке и Пьере. Шарль всегда играл только «за французов». Ему так хотелось почувствовать себя победителем при Вальми или Аустерлице.

Летние каникулы дети обычно проводили в сельской местности на севере Франции. Шарлю нравилось резвиться на природе в кругу своих братьев и сестры. А вечером он с удовольствием читал Киплинга, Дефо, Купера, Жюля Верна, Дюма.



Отрочество и юность

В 1900 году Шарль поступает в иезуитский коллеж Непорочного зачатия. Он учится на классическом греко-латинском отделении и получает прекрасное гуманитарное образование.

Разумеется, большое внимание в коллеже уделяется религиозным дисциплинам и воспитанию. Учащиеся основательно изучают Библию, труды отцов церкви и писателей Нового времени. Среди них «Мысли» Паскаля, видевшего в христианстве спасение от бед, «Рассуждения о всеобщей истории» Боссюэ, рассматривающего историческое развитие как осуществление божественного провидения, «История происхождения христианства» Ренана.

Не меньшее значение иезуиты придавали и античному наследию. Шарль читает в подлинниках Гомера, Эсхила, Софокла, знакомится с произведениями древнегреческих историков Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Диодора Сицилийского, Полибия, Плутарха и философов Сократа, Платона, Аристотеля. Латинская культура нравится Шарлю больше, чем греческая. Он с интересом разбирает не только знакомую с детства «Энеиду» Вергилия, но и поэмы в стихах Овидия и Лукреция, труды Тита Ливия, Тацита, Сенеки и «Записки о галльской войне» Цезаря.

Серьезнейшим образом иезуитами было поставлено преподавание французских языка и литературы, истории, географии, математики, немецкого языка. Маленький де Голль сразу полюбил историю. Особенно его интересует прошлое родной страны. Он увлеченно читает книги по истории Франции, а также известные произведения своих знаменитых соотечественников.

Настоящей страстью Шарля в отрочестве становится поэзия. Он уже знаком со стихами Киплинга, драмами Шекспира и Гёте, «Божественной комедией» Данте, но предпочитает, конечно, французов — де Виньи, Шатобриана, Верлена. Главным же увлечением мальчика были пьесы Эдмона Ростана. Премьера его «Сирано де Бержерака» состоялась в 1897 году. Она принесла триумф автору. Шарль восхищался Сирано и выучил всю пьесу наизусть. В 1900 году увидела свет еще одна драма Ростана — «Орленок», посвященная рано умершему сыну Наполеона. Ее премьера состоялась в Париже как раз в канун дня рождения Шарля. Отец решил сделать ему подарок и повел в театр на «Орленка». Мальчик был счастлив.

Ученики коллежа Непорочного зачатия по праздникам устраивали собственные спектакли. Разыгрывали, как правило, исторические пьесы в стихах. Шарль всегда принимал в них участие, выступая в роли короля или герцога. Он и сам писал стихи. В 1905 году юный де Голль в подражание Ростану сочинил одноактную драму «Дурные встречи»^{3}.

Несмотря на незаурядные способности, в учебе Шарль не был прилежным и организованным. Он делал лишь то, что ему нравилось, поэтому нередко получал плохие оценки. Отец ставил Шарлю в пример старшего брата Ксавье и даже младшего Жака. Мало того, за посредственные результаты в математике и немецком языке Анри де Голль его наказывал — не брал на прогулки или в театр. Мальчик ужасно расстраивался. Иногда он сидел на подоконнике своей комнаты и с горечью наблюдал, как отец уводит сестру и братьев в Люксембургский сад. Но что было делать? Шарлю оставалось только надеяться, что по его улице пройдут строем с оркестром республиканские гвардейцы. Их черно-красная форма с золотыми эполетами и аксельбантами и перьями на кепи так впечатляла! Он тоже решил стать военным и уже мечтал о подвигах во имя любимой Франции.

Пока никого нет дома, мальчик читает, думает, пишет, и не только стихи, которые мама грозит порвать, когда он ее не слушается. В 14 лет Шарль сочиняет небольшую повесть «Немецкая кампания»^{4}, где он представляет себя командующим французскими войсками, сражающимися против Германии.

На летние каникулы семья теперь уезжает на юго-восток страны. Там, в департаменте Дордонь, Анри де Голль купил домик. Чтобы добраться до места, надо пересечь почти полстраны. Мальчишки теснятся у окна и рассматривают башенки старинного замка на Луаре, горные кряжи Центрального массива и цветущие равнины Лимузена.

Время шло. Рубеж веков стал для страны богатым на события. Сближение Франции с Россией привело к заключению между ними политического соглашения в 1891 году, а в следующем — и военной конвенции. Две державы сначала обменялись визитами флотов, а позднее, в 1896 году, русский император Николай II прибыл в Париж.

Страна смогла наладить отношения и с Англией, а также привлечь ее к союзу с Россией. После разграничения интересов Франции и Великобритании в Юго-Восточной Азии и Северной Африке в 1904 году было заключено франко-английское соглашение, а в 1907 году — англо-русское. Так образовался блок Антанта, которому противостоял Тройственный союз Германии, Италии и Австро-Венгрии. Европа двигалась к войне. Идея реванша над Германией буквально пронизывала французское общество.

В начале XX века во Франции образовались первые политические партии. Республиканцы различных оттенков в 1901 году объединились в Демократический альянс. В 1903 году умеренные республиканцы объявили о создании Республиканской федерации. Обе эти правые партии выражали интересы буржуазии и выступали в защиту традиционного уклада жизни.

На левом фланге в 1901 году возникла Республиканская партия радикалов и радикал-социалистов. Она объединила силы, приверженные идеалам демократической республики при сохранении частной собственности. Левее стояла Социалистическая партия, образованная в 1905 году и носившая официальное название Французская секция рабочего интернационала (СФИО). Она широко пропагандировала социалистические лозунги, но фактически шла по пути социал-реформизма.

До 1902 года у власти во Франции стояли республиканцы. Во время их правления огромное влияние на политическую обстановку в стране оказало «дело Дрейфуса». Капитана французской армии, еврея по национальности Дрейфуса, обвинили в шпионаже в пользу Германии, лишили воинского звания и приговорили к пожизненной каторге. Вскоре стало известно, что шпионом был другой человек, а Дрейфус невиновен. В результате «дело Дрейфуса» всколыхнуло всю страну. Франция разделилась на дрейфусаров и антидрейфусаров.

В 1902 году к власти пришли радикалы. Дрейфуса полностью реабилитировали. Главным же направлением политики правительства становится антиклерикализм. В 1905 году парламент принял закон об отделении церкви от государства. Французская республика разорвала дипломатические отношения с Ватиканом. Некоторым религиозным конгрегациям запретили заниматься преподавательской деятельностью.

В доме де Голлей, конечно, живо обсуждали «дело Дрейфуса». Анри де Голля потрясла эта история. Он считал, что она опозорила французскую армию, сразу примкнул к лагерю дрейфусаров и приветствовал реабилитацию невиновного капитана. Однако антиклерикальное законодательство радикалов в семье де Голлей, правоверных католиков, было воспринято крайне отрицательно. К тому же именно ордену иезуитов запретили вести преподавание во Франции. Анри де Голля такая ситуация очень огорчила. Его старший сын Ксавье уже завершил среднее образование, а Шарль и Жак еще учились в старших классах. Многие иезуиты переехали в учебные заведения ордена в Бельгии. Вот туда-то отец и решает отправить двух своих сыновей для завершения учебы.

Так в конце лета 1907 года Шарль вместе с братом Жаком уезжает в небольшой бельгийский городок Антуан, где поступает в иезуитский коллеж Сакре-Кёр. Он занимается философией, историей, географией, химией, физикой, математикой, чтобы в конце учебного года сдать экзамены на бакалавра[3]. Шарль в письмах сообщает родителям, что присматривает за младшим братом Жаком, усердно учится и ведет жизнь праведного католика, начиная каждый день с мессы в 7 часов^{5}.

Следующим летом семнадцатилетний Шарль совершает вместе с отцами-иезуитами свою первую заграничную поездку — в Германию и Швейцарию. Он ездит по горному Шварцвальдскому массиву и посещает Баден-Баден, Фрайберг, Базель, Цюрих, Люцерн и другие маленькие городки. Путешественники за небольшую плату останавливаются у местных кюре. Шарль с интересом знакомится с церковной и гражданской архитектурой, любуется природой, совершенствует свой немецкий язык. 3 июля 1908 года он пишет отцу: «Позавчера несказанно довольный я вернулся из Фрайберга. Мы поднялись на самый верх колокольни собора. Оттуда открывается вид на долину Рейна и Вогезы. Как это прекрасно… Раньше здесь стоял феодальный замок, который уничтожили наши пушки. Потом Вобан[4] построил тут крепость, большая часть которой тоже разрушена. С ее высоты через Бургундские ворота можно увидеть Францию, и я смог вас издалека поприветствовать»^{6}.

В начале осени Шарль в хорошем настроении возвращается в Париж. Он твердо решил поступать в военное училище Сен-Сир, так как считал, что «армия занимала очень большое место в жизни народов»^{7}. Но, чтобы пройти конкурс, надо готовиться к экзаменам. Для этого 1 октября 1908 года молодой де Голль поступает в специальный подготовительный класс коллежа Станислас, девиз которого гласит: «Честь, Религия и Родина». Он упорно занимается, как всегда, много читает, пишет сочинения на различные исторические сюжеты. Среди них — «Провинциальная администрация при Старом порядке», «Франция в 1802 году», «Политика Александра I по отношению к Наполеону», «Франкфуртский мир»^{8}. Все они свидетельствуют о больших способностях автора. Он много знает, хорошо пишет и делает собственные выводы. Шарль любит сочинять и маленькие рассказики на воображаемые сюжеты. Он придумал себе псевдоним — Шарль де Люгаль — и неизменно так подписывается.

Любимым литературным жанром де Голля уже навсегда стала поэзия. Он часто читает стихотворные сборники известных поэтов. У него прекрасная память и особо понравившиеся строфы Шарль знает наизусть. Он по-прежнему и сам сочиняет рифмы. О чем? Конечно, о победах, о славе. В одном стихотворении, написанном де Голлем в 17 лет есть такие строки:





Quand je devrais mourir,
J\'aimerais que ce soit
Sur un champ de bataille,
Alors qu\'on porte en soi…
J\'aimerais que cе soit
Pour mourir sans regret,
Un soir ou je verrais,
La gloire a mon chevet^{9}.







Если бы мне пришлось умереть,
Я бы хотел
Только на поле боя
Найти свой удел…
Я бы хотел встретить смерть,
Как почет,
Только в тот день,
Когда слава придет[5].





В свободное время Шарль с удовольствием гуляет по Парижу, бывает в музеях, в театре. Когда на рождественские каникулы в конце 1908 года в семью де Голлей приезжает молодой родственник с севера, именно Шарль берется сопровождать его по столице. Он ведет кузена в Лувр и в Опера-комик на «Кармен»^{10}.

Солдат отечества

Осенью 1909 года восемнадцатилетний Шарль де Голль успешно сдает экзамены и поступает в Сен-Сир. На 211 мест претендовало почти 700 человек. Шарль прошел конкурс 119-м. Результат далеко не блестящий, но он не очень огорчается. Ведь почти 500 человек вообще остались «за бортом» и им придется предпринимать вторую, а то и третью попытку. А его приняли с первой. По существующему порядку перед учебой все зачисленные сначала должны провести год в любом роде войск действующей армии. Шарль выбирает пехоту и отправляется в 33-й пехотный полк, расквартированный в городе Аррасе на севере страны.

Время проходит быстро. И вот в октябре 1910 года молодой де Голль в звании капрала переступает порог знаменитого военного училища, основанного Наполеоном в 1803 году. Первоначально оно располагалось в Фонтенбло, но вскоре перебралось в местечко Сен-Сир близ Версаля. Итак, он стал сираром. Шарль выделяется среди остальных прежде всего очень высоким ростом — 1 метр 90 сантиметров — живыми карими глазами и большим выдающимся вперед носом. Он держится независимо, с чувством собственного достоинства, но всегда дружелюбен и отзывчив. Товарищи давали ему различные прозвища — «двухметровый», «Сирано», «дылда», «индюк», «Коннетабль»[6] и даже «король в изгнании». Де Голль не обижается. Он всем доволен.

Девиз Сен-Сира — «Учиться побеждать!». И воспитанники училища изо всех сил стараются ему следовать. В пять тридцать они уже встают, в шесть — завтракают. С семи до девяти занимаются физической подготовкой. Это гимнастика, фехтование, футбол, верховая езда. Затем до полудня проходят занятия по общеобразовательным дисциплинам — истории, географии, топографии, праву, французской литературе, немецкому языку, рисованию. Послеобеденное время отдается только военному делу. Отдельные дни выделяются для специальных пеших переходов при полном военном обмундировании, достигающем восемнадцати килограммов веса. Для Шарля, при его росте, одолеть такие маршруты было нелегко, но он справлялся.

Преподаватели училища сразу высоко оценили де Голля. В его учетной карточке значилось:


«Поведение — безупречное
Способности — очень яркие
Воспитание — хорошее
Характер — прямой
Осанка — очень красивая
Усердие — очень большое
Военная сноровка — очень развитая
Внешность — симпатичный
Способности к переходам — очень хорошие
Сопротивление усталости — большое»^{11}.




Шарль всегда принимал участие в устраиваемых сирарами вечеринках. Когда они после застолья начинали хором петь, де Голль тут же бодро вступал и своим выразительным голосом затягивал:





 En avant Cyrards…
Аu Маrос, en Mauritanie,
Que la victoire vous sourie.







Вперед Сирары…
В Марокко, в Мавританию,
И пусть победа вам улыбается[7].





Каждый день после половины восьмого вечера и до отбоя в десять воспитанникам училища предоставлялось свободное время. У Шарля, как правило, оно проходило за чтением. Его интересовало все. Поэзия, художественная литература, труды по истории и философии. Он давно хорошо овладел немецким, который так не любил в детстве. Теперь де Голль в подлинниках и в переводах внимательно читает Канта, Гегеля, Фихте, Ницше, Гёте, Бисмарка. Он старается понять дух этой нации. Ведь новая война с немцами неизбежна. Де Голль заинтригован идеей Ницше о сверхчеловеке.

Настоящее же влияние на мировоззрение молодого сирара оказывают современные французские мыслители Эмиль Бугру и Анри Бергсон. Через некоторое время де Голль сам напишет: «Появление Бугру и Бергсона обновило французскую духовность»^{12}.

В центре философии спиритуалиста Бугру были проблемы детерминизма и свободы. В своих главных произведениях «О случайности законов природы» и «Наука и религия в современной философии» он говорил о противоположности законов природы творческой природе человека. Более всего Шарлю в концепции Бугру импонировала идея о том, что в основе биологической эволюции лежит свободный творческий акт. Де Голль сразу полюбил известный тезис философа: «Призвание человека состоит в том, чтобы быть владыкой ветров и волн».

Молодой сирар сразу стал приверженцем философии действия интуитивиста Бергсона. В работах философа «Духовная энергия» и «Творческая эволюция» процесс развития трактовался как постоянное возникновение качественно нового. Бергсон отвергал возможность познания мира с помощью разума и практической деятельности. Он доказывал, что истина недоступна научному пониманию и постижение действительности посредством логики происходить не может. Оно возможно лишь с помощью особой, таинственной, врожденной способности — интуиции. Философ призывал к пониманию необходимости действия, к проявлению творческой энергии и к приобретению человеческим разумом интуиции, при сочетании инстинкта с умом.

Де Голль, как и многие его соотечественники, разделял националистические настроения. Дух национализма поддерживался многими французскими литераторами. Ему нравились романы Мориса Барреса «Под взглядом варваров», «Роман национальной энергии», «Призыв к солдату». Их автор придавал мистический характер понятию нации, разрабатывал националистическую доктрину воспитания патриотического духа путем бережного сохранения французских исторических традиций. Баррес прямо отстаивал идею реваншистской войны против Германии. Другой французский писатель, военный по профессии Эрнест Пишари также выступал против пацифизма и за реванш. Одна из его книг так и называлась — «Призыв к оружию».

Ярко выраженным национализмом и патриотизмом было окрашено все творчество друга Пишари, поэта Шарля Пеги. Много лет спустя де Голль скажет о нем: «Ни один другой писатель не оказал на меня такого влияния, как он. В годы, предшествующие войне, я читал все, что он писал… Я чувствовал, что он мне очень близок… Он воспринимал вещи именно так, как воспринимал их я… Он привлекал меня своим стилем, своими формулировками, своими повторениями»^{13}. В поэмах «Наша юность», «Мистерия о милосердии Жанны д\'Арк» Пеги страстно романтизировал прошлое Франции и создавал мистический облик матери-родины с ее необычной, возвышенной судьбой. Собирательным образом его произведений был простой французский солдат, всегда готовый умереть за свою отчизну и считающий такую смерть высшим благом. Пеги прославлял этих солдат:





Ils devaient tomber mort
Face en avant,
Morts plus grand que le sort
Et les vivants.


Они шли, чтобы пасть,
Смело глядя вперед,
Как прекрасна их смерть,
Они ждали ее[8].





Пеги боготворил героиню Столетней войны Жанну д\'Арк. Он считал ее вечным символом Франции, ее самой большой гордостью. Де Голль полностью разделял мнение поэта. Однажды он написал своей рукой прямо в томике «Мистерии о милосердии Жанны д\'Арк»:


«Жанну призвали. Она пришла. Она увидела гибнущую Францию; она смогла встать выше частных интересов и претензий.
В глубине народа она зачерпнула свои тайные Веру и Надежду, она их подняла наверх и взяла с собой.
Отныне она могла терпеть, страдать, умереть. Она навсегда победила»^{14}.


В 1912 году де Голль блестяще завершил учебу. Если он поступил только 119-м, то выпускается 13-м в звании младшего лейтенанта с прекрасной аттестацией: «Настоящий военный. Очень добросовестный и преданный своему делу. Командует спокойно и энергично. Будет великолепным офицером»^{15}.

Шарль горд, что стал офицером. Выпускник Сен-Сира фотографируется на память в элегантной голубой форме пехотинца, кепи с перьями, подвешенной на боку саблей. Он понимает, что армия — это «предмет национального культа»^{16}. Шарль убежден, что смысл его жизни «состоит в том, чтобы совершить во имя Франции выдающийся подвиг»^{17}. А страна уже жила ожиданием войны. Как вспоминал сам де Голль, она испытывала «ностальгию по славе» и, «желая мира, в то же время лелеяла надежду на реванш». Французы ждали «стук барабана» и «не сомневались, что рано или поздно им вернут Эльзас и Лотарингию»^{18}.

Жанна и Анри де Голль были довольны тем, как складывалась жизнь их детей. Ксавье закончил Инженерную школу. По его стопам пошел и Жак. Мари-Аньес вышла замуж за бельгийца Альфреда Кайо и переселилась в бельгийский городок Шарлеруа. Пьер завершил среднее образование. А Шарль по окончании Сен-Сира осенью 1912 года вновь отправился в Аррас, в тот самый 33-й пехотный полк, где стажировался до начала занятий в военной школе.

Выпускник поступает под командование полковника Филиппа Петэна. Де Голлю сразу понравился этот человек. Он высоко оценил его качества офицера и написал впоследствии, что именно Петэн открыл для него «все значение таланта и искусства военачальника»^{19}. Полковник также благосклонно отнесся к новому подчиненному. Он дал ему замечательную характеристику: «С самого начала утвердился как прекрасный офицер, подающий большие надежды… Очень образован, страстно любит свою профессию. Достоин во всех отношениях»^{20}. Осенью 1913 года де Голль становится лейтенантом и продолжает службу в Аррасе. Петэн же отбывает по другому назначению и вскоре получает чин генерала.

Лейтенант служит с большим чувством ответственности, командует на маневрах. Помимо этого он, как обычно, много читает, став постоянным посетителем муниципальной библиотеки. Де Голль обращается к трудам по военной истории, стихам и прозе современников. Он и сам пишет и выступает с речами и лекциями перед новобранцами и подчиненными младшими офицерами. Лейтенант стремится внести собственную лепту в поддержание национального духа. Одна из его лекций называется «О патриотизме». В ней он восклицает: «Невозможно отрицать, что самое бескорыстное и благородное чувство — это патриотизм. Я думаю, что никакая другая человеческая любовь не вдохновляется такой самоотверженностью»^{21}.

Свой патриотизм де Голль, разумеется, отождествлял с реваншизмом. Но были и французы, для которых любовь к отечеству воспринималась как пацифизм. Их идейным лидером стал известный социалист Жан Жорес. Де Голль не разделял его взглядов, но знал, что он — один из самых блестящих ораторов Франции. Именно поэтому молодой лейтенант часто во время увольнительных переодевался в штатскую одежду и ехал в Лилль, чтобы услышать пламенные речи Жореса^{22}.

«Стука барабана» долго ждать не пришлось. В августе 1914 года началась Первая мировая война. Во Франции ее восприняли как совершенно естественную. Была объявлена всеобщая мобилизация. Более восьми миллионов французов готовились встать под ружье. Потянулись к северу первые военные эшелоны. Пошли на фронт и братья де Голли. Ксавье и Жак сразу отправились в артиллерийские войска. Пьеру едва исполнилось семнадцать, и он ушел на войну через три года. 33-й пехотный полк Шарля получил приказ присоединиться к северо-восточной армии.

5 августа лейтенант де Голль записал в своем дневнике:


«Прощай моя квартира, мои книги, мои фамильные вещи. Какой насыщенной кажется жизнь, какими значительными представляются обыкновенные дела, когда, может быть, скоро все кончится…
Полк выступил сегодня утром в строгом порядке. Мало народа вышло посмотреть, как мы уходим. Но это были решительные люди, которые смогли сдержать слезы.
Итак, вперед! Сейчас действительно наблюдается единый порыв и энтузиазм, о котором я мечтал»^{23}.


Де Голлю пришлось пройти все суровые будни Первой мировой. «… Подобно соломинке, — вспоминал он, — я был захвачен ураганом войны и пережил все перипетии этой драмы — боевое крещение, тяготы и лишения окопной жизни, атаки, обстрелы, ранения, плен»^{24}.

В середине августа немецкая армия, разгромив бельгийцев, уже перешла франко-бельгийскую границу. 15 августа де Голль попал под обстрел в нормандском городке Динан. Его ранило в правую ногу. Пуля задела берцовую кость. Он не мог передвигаться. Таким было первое крещение огнем. Его госпитализировали в Аррасе, потом прооперировали в Париже и затем отправили на долечивание в Лион.

В январе 1915 года де Голль уже здоров и в строю. Однако 10 марта в бою на реке Сомма он получает новое пулевое ранение, в левую руку. Лейтенант долго залечивает рану в прифронтовых госпиталях и возвращается в полк только в сентябре. Его ждет приятное известие о повышении в чине: он капитан.

Де Голль стойко переносит невзгоды войны, храбро сражается и мечтает только о победе. 23 ноября 1915 года в письме к матери он подчеркивает: «Конца войне пока не видно. И пусть. Ведь надо, чтобы она закончилась только полной победой наших армий. Мир должен быть продиктован только нами. Мы должны сжать наши сердца и сконцентрировать нашу энергию, чтобы отвергнуть предложения, которые пытается нам делать враг»^{25}. В канун следующего года молодой капитан пишет Анри де Голлю: «Дорогой отец, вместе с моей бесконечной любовью посылаю Вам единственное пожелание, которое подобает послать, — французской победы в 1916 году»^{26}.

А до победы было еще далеко. В 1916 году на Западном фронте развернулась крупнейшая битва войны в районе города Верден на севере Франции. Она началась в феврале и продолжалась до декабря. Сражение войдет в историю как «верденская мясорубка». Операцией в целом командовал генерал Петэн. Полк, в котором служил де Голль, возглавляемый подполковником Будором, сразу перешел в наступление в деревне Дуамон под Верденом. Сам де Голль был назначен командиром батальона. Французы столкнулись с неистовой атакой немцев. Рано утром 2 марта начался массированный обстрел немецкой тяжелой артиллерии. Стоял неслыханный грохот, земля дрожала. Затем пустили газ, и, наконец, произошла рукопашная схватка. Батальон де Голля был почти полностью уничтожен. Сам он получил сильный удар штыком в бедро и потерял сознание. Его сочли мертвым. Через два месяца в приказе по армии будет отмечено: «Командир батальона капитан де Голль, зарекомендовавший себя духовно и морально в самой высокой степени, при страшной бомбардировке немцев, которая почти выкосила его солдат, поднял оставшихся в живых на яростную атаку, посчитав такое решение единственным достойным воинской чести. Он пал в бою при непосредственном соприкосновении с противником. Офицер во всех отношениях не имеющий себе равных»^{27}.

На самом деле де Голль остался в живых. Но каково же было его отчаяние, когда он очнулся и понял, что попал в плен. Его ждали почти три года мытарств по различным лагерям для военнопленных. После лечения в немецком госпитале французского капитана отправляют в Оснабрюк в Вестфалии, потом в городок Нейсе в Восточной Германии. Оттуда его везут в город Щучин в оккупированной немцами западной Белоруссии. Затем он попадает в крепость Ингольштадт в Баварии. Из нее де Голля перевозят в Розенберг и в военную тюрьму в Пассау. После этого — опять Ингольштадт, Вюрцбург и, наконец, Магдебург в Восточной Германии^{28}.

Настроение де Голля было подавленным. Летом 1916 года из Оснабрюка он впервые пишет родителям. Плененный капитан сообщает отцу, что «стал ничем», а чуть позднее жалуется матери, что «сердце его разрывается от горя в этом ненавистном плену»^{29}. Но де Голль сам себя корит за такое малодушие. Он записывает в дневнике: «Надо быть человеком характера. Лучший способ преуспеть в действии — это уметь владеть собой»^{30}. Капитан пытается забыть о своем униженном положении за книгой. Он читает все, что попадает ему в руки. По-древнегречески, по-латыни, по-французски, по-немецки. Де Голль ведет дневник, исписывает сотни страниц, приводя многочисленные цитаты из самых разных произведений^{31}.

В 1917 году французского капитана переводят в крепость Ингольштадт на Дунае. Он понимает, что теперь находится недалеко от Франции, и тогда у него появляются мысли о побеге. Впервые де Голль неудачно пытается бежать из Ингольштадт. Его переводят в Розенберг. Оттуда он предпринимает еще две попытки. Французского капитана задерживают и заключают в военную тюрьму в Пассау, а затем опять в Ингольштадт. Он пишет отчаянные письма домой, иногда шифрованные, и просит у матери прислать ему штатскую одежду^{32}. В 1918 году де Голля под конвоем перевозят в Вюрцбург. Он вновь осуществляет две попытки бежать. Тогда его отправляют в Магдебург.

Дни плена в последние полтора года войны тянутся невыносимо долго. Между попытками вырваться из лагерей де Голль занимает себя тем, что постоянно читает доступную немецкую прессу. Он пристально следит за военным положением и делами на фронтах войны. Капитан в курсе всех событий, обдумывает их и даже пытается делать прогнозы. Мало того, он пишет об этом и выступает перед своими товарищами по плену с лекциями. Они называются — «О войне», «О верховном командовании во время войны», «Ограничение вооружений»^{33}.

В плену де Голль познакомился с французами, которые впоследствии станут известными — журналистом Реми Руром, командиром батальона[9] Жоржем Катру и другими. Среди заключенных Ингольштадта были и русские офицеры. Много лет спустя де Голль вспоминал, что «во время первой империалистической войны он… долго жил в одной комнате с Тухачевским» и даже усвоил от него отдельные русские слова^{34}.

Осенью 1918 года душевное состояние капитана резко ухудшается. 1 сентября он пишет матери: «Я — заживо погребенный», а 1 ноября в письме к ней де Голль утверждает: «К огромной радости, которую я испытываю по поводу происходящих событий, примешивается и неописуемо горькое сожаление от того, что я сам не смог принять в них участие. Я думаю, что в течение всей моей жизни, долгой она будет или короткой, — это сожаление останется со мной»^{35}.

11 ноября было подписано долгожданное перемирие с Германией. Франция вышла победительницей из самой кровопролитной войны в ее истории. За победу страна заплатила высокой ценой. Полтора миллиона человек пали на полях сражений, три миллиона получили ранения, шестьсот тысяч остались инвалидами. Погибли Пеги и Пишари. Почти в каждой семье справляли тризну по тем, кто не вернулся. И все же французы ликовали. Они устраивали торжественные встречи своим прославленным генералам, получившим за заслуги на войне маршальские жезлы. Это были Жозеф Жоффр, Филипп Петэн, Фердинанд Фош.

В небольшом доме Жанны и Анри де Голль в Дордони царила праздничная атмосфера. Свершилось чудо. Все четыре их сына — Ксавье, Шарль, Жак и Пьер — вернулись с войны к родному очагу. Шарль, конечно, радовался вместе со всеми. И все же он временами пребывал в унылом расположении духа, вспоминая о том, что не смог внести собственного вклада на победном этапе войны, и даже думал, не расстаться ли ему с военным мундиром^{36}.

На службе Франции

Родные и близкие убеждали Шарля, что он должен продолжать военную карьеру. Де Голль и сам понимал, что иного пути для него уже нет. В начале 1919 года его отправляют на стажировку на запад страны в военную школу Сен-Мексан. 25 января он сообщает матери: «Все складывается для меня хорошо. Можно сказать, я возрождаюсь, потому что вновь нахожусь в своей военной среде»^{37}. Де Голль живо интересуется тем, что происходит в послевоенном мире и во Франции, куда постепенно съезжаются делегаты Версальской мирной конференции. Весной капитан пишет отцу: «Похоже, что политика Франции и Клемансо одерживает верх… Это означает полный политический, военный и экономический разгром Германии. Мы продиктуем такие условия ненавистному врагу»^{38}.

Французы действительно смогли сделать то, о чем писал де Голль. На Версальской конференции председательствовал Жорж Клемансо, возглавивший правительство Франции на последнем этапе войны и внесший большой личный вклад в достижение победы. За энергичность и твердость характера он получил прозвище «Тигр». Клемансо принял самое непосредственное участие в разработке мирного договора с Германией. По его условиям Франции возвращались Эльзас и Лотарингия. Французские войска оккупировали левый берег Рейна, объявленный демилитаризованной зоной. Такая же зона протянулась на 30 километров вдоль правого берега Рейна. Угольные шахты Саара переходили в собственность Франции в возмещение разрушенных во время войны ее копий. Германии разрешалось иметь армию не более 100 тысяч человек, вербуемых на добровольной основе. Всеобщая воинская повинность в стране отменялась. Вооружение немецкой армии танками, самолетами, тяжелой артиллерией и подводными лодками не разрешалось. Наконец, Германия должна была выплачивать странам-победительницам очень большую денежную контрибуцию.

В апреле 1919 года де Голль принимает решение поехать в Польшу. Там организована французская военная миссия. Офицеры Франции проводят инструктаж польских военных. Капитан приезжает в маленькое местечко Рембертув под Варшавой и принимается за дело. Он чувствует себя вполне уверенно и сам отмечает: «Наконец-то я стал ощущать себя таким, каким был до этого жуткого плена. Ко мне возвратилась вера в себя и в будущее, И это главным образом оттого, что я нахожусь в школе офицеров, значит, в своей стихии»^{39}. Настроение де Голля стало еще лучше, когда он узнал, что его наградили орденом Почетного легиона за мужественное поведение под Дуамоном.

Осенью 1919 года капитан ненадолго приезжает в Париж на свадьбу старшего брата Ксавье. Ему и самому скоро тридцать. Он тоже думает о своей личной судьбе и делится этим с матерью. «Я хочу, — замечает Шарль, — чтобы и у меня появилась семья и чтобы я смог в безмятежности глубокой, освященной богом любви дать другому человеку все счастье, которое способен дать мужчина»^{40}.

Планы де Голля нарушила начавшаяся в 1920 году советско-польская война. Польша при поддержке США, Великобритании и Франции развернула крупное военное наступление на молодое советское государство с целью расширения своей территории за счет Украины и Белоруссии. Де Голль принял непосредственное участие в военной кампании. Он возглавил батальон, сражавшийся на южном направлении против 1-й Конной армии Семена Буденного. Капитан наверняка знал, что на севере на поляков наступает его знакомый по плену Михаил Тухачевский, который при новой власти в России сделал головокружительную карьеру и в 27 лет уже командовал армией.

В октябре советско-польская война закончилась. Де Голль на три недели уезжает в Париж. Он по-прежнему мечтает познакомиться с девушкой из хорошей семьи. Одна из его родственниц со стороны матери подыскала ему невесту. Это двадцатилетняя Ивонна Вандру, дочь промышленника из города Кале. Семья Вандру приехала в свою парижскую квартиру. Свидание с де Голлем было назначено в Большом дворце, где проходила осенняя выставка картин.

Шарль пришел один. Ивонну же сопровождали мать, отец и старший брат Жак. После выставки вся компания отправилась в кафе. Ивонна была красивой девушкой с большими серо-голубыми глазами и длинными каштановыми волосами. Она понравилась Шарлю, и он пригласил ее на бал выпускников Сен-Сира в Версаль. Родители девушки поняли, что молодой военный хорошо воспитан, очень образован и имеет самые серьезные намерения в отношении их дочери. Да, он небогат. Ну, в конце концов, пусть она решает сама.

В Версаль Ивонна поехала с Жаком. Весь вечер Шарль танцевал только с ней. Он влюбился. После бала молодые люди отправились по домам. Девушка задумчиво сидела у окна пригородного поезда, увозившего ее обратно в Париж. Брат спросил ее: «Как, Ивонна?» Она с улыбкой ответила: «Мне с ним не было скучно». Через несколько дней девушка сказала родителям: «Я выйду только за него»^{41}. В ноябре отпраздновали помолвку.

Вскоре де Голль уехал в Польшу, чтобы завершить там дела. Его награждают польским орденом «За военные заслуги». Он пишет очерк «Битва на Висле»^{42}. В канун нового года капитан посылает из Варшавы письмо матери своей невесты со словами: «Я понимаю, какой большой жертвой будет для вас расставание с Ивонной… Но я люблю ее от всего сердца и надеюсь, что это утешит вашу с ней разлуку»^{43}. Весной 1921 года он окончательно возвращается на родину.

Свадьба Шарля де Голля и Ивонны Вандру состоялась 6 апреля в Кале. Церемония прошла согласно католическому ритуалу. Трогательную невесту в подвенечном платье с длинной фатой вывел из дома ее отец. Их встречал радостный жених в красивом голубом рединготе вместе со своей матерью. Шафером невесты был ее старший брат Жак, а жениха — его младший брат Пьер. Свадебный кортеж отправился к главному собору города Нотр-Дам де Кале. Одни сопровождающие ехали на автомобилях, другие — на лошадях. После венчания Шарль и Ивонна вышли из храма под звуки свадебного марша Мендельсона и все собравшиеся отправились в дом Вандру на свадебный обед.

Медовый месяц молодые проводят в Италии, на озере Лаго Маджоре, в Милане, Брешии, Мантуе, Падуе и Венеции. Они счастливы. Чета возвращается во Францию и снимает квартиру в Париже на левом берегу недалеко от дворца Инвалидов. 28 декабря 1921 года Ивонна родила мальчика, которого назвали Филипп. Де Голль устраивается в Сен-Сир преподавать историю. Одновременно он проходит стажировки в различных родах войск — в пехоте, артиллерии, танковом корпусе, авиации. Капитан также готовится к поступлению в Высшую военную школу, выпускающую офицеров на командные и штабные должности. В ноябре 1922 года он становится ее слушателем.

Один из однокурсников де Голля, будущий генерал Лафарг так рассказал о нем: «Я впервые встретился с де Голлем в лекционном зале Военной школы. Это было в первый день занятий, когда распределялись места. Мне указали мое. Я сел и увидел проходящего передо мной высокого важного человека, хладнокровного и чопорного, одетого в голубую форму. Он сел впереди меня, и тогда я сказал себе: \"Да, уж этот тип мелочью себя не считает, он ведь ходит так, будто передвигает собственную статую… \" Должен признаться, что позднее я понял, что ошибся в своем первом впечатлении. Де Голль проявлял себя как хороший, благородный товарищ. Он был выше нас всех, и поэтому казалось, что его слова доносятся откуда-то сверху. Но вообще он очень быстро вписался в нашу компанию… Он всегда принимал участие в наших увеселительных мальчишниках и пел вместе со всеми песенку \"Жена ломового извозчика\"»^{44}.

Отношения де Голля с товарищами по школе действительно складывались хорошо. Однако с преподавателями, особенно теми, под началом которых он участвовал в военных учениях, дело нередко обстояло иначе. Капитан обо всем имел собственное мнение и упорно его отстаивал. Это не нравилось. После первого года учебы де Голль получил более чем лестную характеристику: «Очень способный и широко образованный, отлично ориентируется на местности, отдает четкие приказы, решителен, трудолюбив… Личность очень развитая, с большим чувством собственного достоинства, может достичь блестящих результатов»^{45}. Тем не менее в 1924 году капитан заканчивает Высшую военную школу с оценкой «хорошо». Причиной тому был его слишком независимый характер.

В том же году в жизни де Голля происходит еще два события. 15 мая у него родилась дочь Элизабет. А летом он публикует книгу «Раздор в стане врага»^{46}. Работа была написана на основе материалов немецкой прессы, которую де Голль изучил во время пребывания в плену. В ней подробно анализируются причины, приведшие Германию к поражению в Первой мировой войне: отсутствие воинской дисциплины, самоуправство немецкого командования и плохая согласованность его действий с правительственными распоряжениями. Но книга в целом посвящена не только перечислению событий и описанию фактов. В ней рассматривается важная проблема соотношения гражданской и военной властей, заинтересовавшая де Голля еще в 1917 году. Тогда он писал в дневнике: «Правительство страны, и только оно, может и должно осуществлять генеральное руководство во время войны. Ведь только оно одно располагает реальными сведениями о социальной, политической, дипломатической, финансовой, экономической обстановке в стране… И только ему одному надлежит фиксировать начало и конец военных операций и определять, против какого врага и на каком театре военных действий выступать…»^{47} Такие же выводы де Голль сделал и в своей работе. Он подчеркнул, что военные власти как в мирное время, так и во время войны обязаны всецело подчиняться своему правительству.

Первую книгу де Голль опубликовал в издательстве Берже-Левро, один из ключевых постов в котором занимал его бывший товарищ по плену Этьен Репессе. Она разошлась тиражом всего в тысячу экземпляров и осталась почти незамеченной широкой общественностью. Но работа явно попала в руки профессоров Высшей военной школы, которые не пришли в восторг от того, что их воспитанник уже позволяет себе выступать в роли военного аналитика.

В сентябре 1924 года капитан де Голль получает назначение в генеральный штаб французской армии в Рейнской области и выезжает в Майнц. Он с интересом наблюдает за тем, что творится на немецкой земле, и размышляет о многовековом соперничестве французов и немцев. Де Голль понимает, что сейчас находится именно на границе столкновения интересов двух наций и излагает свои мысли в скорбном четверостишии:





Le Rhin, triste temoin d\'etemelles alarmes,
Couvre d\'un deuil sans fin la splendeur de ses bords,
Roule un flot toujours pret a recueillir des larmes,
Et tisse des brouillards pour voiles d\'autres morts^{48}.







Рейн, грустный свидетель вечных угроз,
Трауром ты всегда покрываешь красу берегов,
Катишь волну, вобравшую столько слез,
И сплетаешь туман, чтоб укрыть мертвецов.[10]





В следующем году о де Голле вспоминает прославившийся в битве под Верденом маршал Петэн. Он прочитал книгу своего бывшего подчиненного «Раздор в стане врага» и еще больше утвердился в высоком мнении о нем. Маршал занимает высокий пост вице-председателя Верховного военного совета и приглашает де Голля в Париж работать у него. Капитан соглашается. Петэн хочет, чтобы де Голль готовил для него речи и даже написал книгу по истории армии под названием «Солдат». Капитан берется за работу. Его отношения с маршалом складываются хорошо. Однако независимый характер и высокое самомнение де Голля не нравятся офицерам окружения Петэна. И осенью 1926 года капитан возвращается в Рейнскую область.

Только в 1927 году де Голля повышают. Он получает чин командира батальона. Все в той же Рейнской области его назначают командующим 19-м егерским полком, расквартированным в городе Трир. Там он продолжает работать не только на Петэна, но пишет статьи по военной тематике для периодических изданий. Время от времени де Голль наведывается в Париж. Он мечтает стать профессором Высшей военной школы, Петэн готов ему в этом посодействовать. Но отношение преподавателей к своему недавнему выпускнику остается более чем прохладным. Они категорически не хотят иметь коллегу в лице де Голля^{49}. В результате командиру трирского полка пришлось довольствоваться лишь несколькими выступлениями с лекциями в престижной школе.

Каникулы в 20-е годы де Голль с семьей чаще всего проводил в имении родителей жены Сетфонтэн на севере Франции, а иногда на берегу пролива Ла-Манш. Его шурин, Жак Вандру, вспоминал, что Шарль неизменно приезжал с двумя большими чемоданами. Один был наполнен вещами, другой — книгами.

В Сетфонтэн собирались многочисленные родственники. Завтракали, обедали, ужинали все вместе. А время проводили по-разному. Шарль и его шурин бродили по окрестностям. Они собирали луговые шампиньоны и лисички. При этом де Голль нередко обращал внимание Жака на остатки каменной кладки древнеримских дорог и рассказывал о каких-нибудь битвах античности. По утрам Шарль любил ездить верхом или прокатиться в бричке. Иногда они с шурином играли в крокет или бадминтон. Главным же развлечением в Сетфонтэн была охота. Вандру приобщили к ней де Голля. Ходили на дичь и на кроликов. Командир батальона хорошо стрелял, но жалел лесную живность. После охоты к мужчинам присоединялись женщины и на лесной поляне устраивали пикник. Вечерами вся компания усаживалась за карты. Шарль прекрасно играл в бридж^{50}.

Любимым времяпрепровождением на отдыхе для де Голля все равно оставалась работа. Он усаживался на террасе дома, когда над ней спускалась тень от огромных тенистых лип, читал, делал выписки, наброски. Круг его интересов, как всегда, очень широк. Это и любимые Корнель, Ривароль, Вовенарг, Шатобриан, Ламартин, де Виньи и современные писатели — Франсуа Мориак, Поль Клодель, Жорж Дюамель, Андре Мальро, Поль Валери, Жорж Бернанос.

Де Голль наверняка познакомился с работами основателя «Аксьон франсэз» Шарля Морраса, который выступал как активный поборник французского национализма и считал, что любой истинный француз превыше всего должен ценить свое отечество и сознавать свою национальную исключительность. Такие идеи должны были быть созвучны мировосприятию молодого военного. Тем не менее ни в одном из многочисленных произведений де Голля нет даже упоминаний о Моррасе.

У моря де Голль любил побыть наедине с собой. Он задумчиво сидел на утесе, смотрел на бьющиеся о берег волны и золотые лучи заката и что-то записывал в своем дневнике.

Общению с близкими де Голль всегда придавал очень большое значение. Всю жизнь он будет связан тесными узами теплых отношений со своими многочисленными родственниками и свойственниками. Настоящих друзей среди сослуживцев де Голль не имел. Наверное потому, что сам он никогда не был ординарным офицером. Его деятельность всегда выходила за рамки простой службы. Де Голль находил общий язык только с единомышленниками. И такие люди нашлись. Ими были два полковника в отставке, значительно старше его по возрасту. Первый — Эмиль Мейер, журналист и военный писатель, публикующий статьи во многих французских периодических изданиях. Второй — Люсьен Нашен, после окончания военной карьеры также посвятивший себя публицистической деятельности. Де Голль познакомился сначала с Мейером, затем с Нашеном. Между ними завязалась оживленная переписка^{51}. Де Голль читал то, что они писали, посылал им свои опубликованные и неопубликованные работы, делился с ними размышлениями о происходящем, словом, доверял им во всем. На протяжении всего межвоенного периода Мейер и Нашен оставались самыми близкими де Голлю людьми.

Семья де Голлей давно разрослась. Все братья Шарля женились, имели детей[11]. Более всего он был привязан к сестре Мари-Аньес и младшему брату Пьеру, общался и с Жаком. Старший брат, Ксавье, держался несколько особняком. К отцу и матери все дети продолжали относиться с благоговением. Когда Жанна де Голль в 1927 году захотела совершить поездку в Лурд, известный центр паломничества в юго-западной Франции, все ее пятеро детей отправились вместе с ней. В этом месте культа Девы Марии, помогающем, по убеждению верующих, исцелению тела и души, а также внутреннему обновлению, Жанна де Голль благодарила Богородицу за то, что четыре ее сына вернулись живыми со страшной войны^{52}.

Шарль, воспитанный с детства в традициях веры, соблюдал католические ритуалы. Он очень переживал, когда в его 19-м егерском полку умер от менингита совсем молодой солдат-сирота. Так как у того не было родных, де Голль сам носил по егерю траур, не снимая в течение полугода черную повязку с левой руки^{53}.

1 января 1928 года в Трире Ивонна де Голль родила вторую дочь. Ее назвали Анной. Через некоторое время выяснилось, что девочка страдает умственной отсталостью. Она осталась инвалидом на всю жизнь. Болезнь Анны стала настоящим горем для всей семьи. Однако родители с достоинством и смирением несли свой тяжкий крест. Де Голль как-то сказал духовнику: «Для меня и моей жены это большое испытание. Но, поверьте, Анна одновременно — моя радость и моя сила. Она — милость божья в моей жизни. Она поддерживает во мне необходимость подчинения суверенной воле Бога»^{54}.

Командир 19-го егерского полка продолжал общение с маршалом Петэном. Но их отношения уже не были безоблачными. Де Голль давно отдал Петэну рукопись «Солдата». Однако маршал не спешил с ее публикацией, вносил собственные коррективы и, вероятно, хотел привлечь для дальнейшей работы над ней других сотрудников своего штаба. Де Голля такая ситуация раздражала. Он осмелился высказать неудовольствие по этому поводу Петэну в письмах из Трира^{55}. В 1928 году автор «Солдата» забрал свою рукопись у маршала. Он явно хотел сохранить этот труд для себя, ему вообще претило находиться в подчиненном положении, да еще и лишенном определенности. Примерно в то же время де Голль записывает в дневнике фразу Микеланджело: «Тот, кто привык сопровождать, никогда не будет впереди»^{56}.

Находясь в Трире, де Голль продолжал наблюдать за тем, что происходит в Рейнской области. Уже в конце 20-х годов он понял, что Германия не собирается мириться с установленной после войны версальской системой мира в Европе. 21 декабря 1928 года командир егерского полка отмечал в письме к своему другу Эмилю Мейеру: «Рейнская армия[12] не останется здесь надолго. Определенные обстоятельства разбивают временные барьеры в Европе. Не следует сомневаться в том, что близок Аншлюс, затем Германия во что бы то ни стало вернет себе то, что у нее отняли и присоединили к Польше. А после этого у нас потребуют Эльзас. Мне кажется, это просто предначертано»^{57}.

Де Голль был абсолютно прав. В следующем году на посту председателя кабинета министров Раймона Пуанкаре сменил Аристид Бриан. В отличие от своего предшественника новый глава правительства не стал настаивать на строгом выполнении Германией условий Версальского мирного договора. Франция постепенно сокращала свое военное присутствие на оккупированном левом берегу Рейна. Одним из первых расформировали 19-й егерский полк. Его командир ждал нового назначения. Осенью 1929 года он получает приказ ехать в Ливан, подмандатную французскую территорию, полученную в итоге Первой мировой войны. Был ли де Голль кому-то неугоден? Ведь отправка офицера, закончившего Высшую военную школу, в колониальные войска могла расцениваться как ссылка. Но командир батальона не рассуждал. Ивонна и дети отправились с ним. Для маленькой больной Анны взяли няню.

Из Трира через Париж и Лион семья приехала в Марсель. В конце октября старый пароходик, носящий имя великого французского поэта — «Ламартин», — снялся с якоря и взял курс на восток. Де Голль пребывал в бодром настроении. Путешествие до места назначения было красивым и познавательным. Первая остановка — в Неаполе. Шарль, Ивонна и старшие дети посетили Помпеи и Геркуланум. Затем были Афины с экскурсией по Акрополю. Третью остановку «Ламартин» сделал в Стамбуле. Город потряс де Голлей огромными мечетями, а семилетний Филипп с восторгом смотрел на полки янычар, марширующие под медленную восточную музыку. Наконец они прибыли в Бейрут, где должны были прожить два года.

Семья поселилась в двухэтажном доме рядом с кедровой рощей. Де Голль поступил в распоряжение командующего французскими войсками в Ливане и Сирии генерала дю Гранру. Командир батальона работал в генеральном штабе, находившемся в Бейруте, но также много ездил по всей подмандатной территории с инспектированием войск. Он побывал в Джебель-Друзе на юге Ливана, где совсем недавно прошли массовые волнения местного населения, а также на севере и северо-востоке — в Дамаске, Хомсе, Хаме, Триполи.

Де Голль с интересом знакомится с обстановкой в Ливане и Сирии. Он пишет из Бейрута Эмилю Мейеру: «В Ливане спокойно, если, впрочем, можно так сказать о месте, где восточное сознание пребывает в состоянии вечного возбуждения, даже когда это не имеет кровавых последствий в данный момент. Местное население никогда и никем не бывает довольно, но подчиняется воле более сильного, если она определенно выражена, и мандатной власти, которая на самом деле еще сама не решила, сколько времени она будет удерживать этот мандат. Такая ситуация приводит к постоянной неуверенности, царящей на всем Востоке»^{58}. Де Голль явно скептически расценивает возможность для французов надолго задержаться на Ближнем Востоке. В другом письме к тому же адресату он прямо заявляет: «Ливан — перекресток, через который проходит все: религии, армии, империи, торговля… Мы здесь уже десять лет. Но мне кажется, что мы не \"проникнем\" сюда никогда. Здешние люди — чужие для нас, так же как и мы для них. И так будет всегда… Здесь есть только один человек, который понимает, что такое Ливан и Сирия. Это полковник Катру»^{59}.

Де Голль не забывал, что находится на земле древних цивилизаций. Он побывал на руинах античной Антиохии, расположенной близ Антакьи на границе с Турцией, из Дамаска проехал через пустыню в оазис, где находилась знаменитая Пальмира, от которой остались развалины многочисленных архитектурных памятников I–III веков нашей эры. Де Голль добрался до верховьев Евфрата и вместе с генералом дю Гранру — до Тигра. В письме отцу он поведал, что «вместе с генералом не без душевного волнения омыл руки в священных водах этой реки»^{60}.

О своих передвижениях де Голль сообщал и жене, которая оставалась с детьми в Бейруте. Он писал ей нежные письма, которые неизменно начинались словами: «Моя дорогая милая женушка». И далее: «Я люблю тебя всем сердцем… Никогда я не забуду, как ты поддерживала меня в тяжелые моменты…»^{61} Из Сирии де Голль неизменно возвращался через Халеб (Алеппо), город, сохраняющий на своих улицах памятники средневековой восточной культуры.

Находясь на Ближнем Востоке, де Голль не переставал писать. В Бейруте совместно с командиром батальона Ивоном он работал над большой статьей «История войск Ливана»^{62}. Де Голль также давно задумал издать вторую книгу и изложить в ней свои жизненные принципы, которые отчасти уже опубликовал. Она была почти готова.

Из Бейрута де Голль пристально следил за развитием событий во Франции. Он всегда находился в курсе политических перемен в метрополии. Еще в конце 1929 года только что отбывший к новому месту назначения командир батальона живо отреагировал на формирование правительственного кабинета в столице во главе с правым политиком Андре Тардье. С борта «Ламартина» он писал отцу: «Значит, теперь очередь Тардье. Пусть использует свой шанс. Сможет ли этот участник переговоров в Версале и ученик Клемансо исправить нашу внутреннюю и внешнюю политику, которую Бриан и его трусливые поклонники сделали позорной и антинациональной»^{63}.

Де Голль нисколько не удивился выходу французской армии из Рейнской области. Летом 1930 года он поделился в письме отцу своими впечатлениями по этому поводу: «Эвакуацию с берегов Рейна так давно предвещали и ожидали, что общественное мнение даже не выразило никакой реакции на этот счет. Тон официальной Германии нам скоро покажет, что ей только этого и было нужно. А мы, утеряв этот рычаг управления, уступим шаг за шагом весь Версальский договор»^{64}.

Весной 1931 года Шарль и Ивонна вместе с другими офицерскими семьями отправились в подмандатную Великобритании Палестину. Они совершили паломническую поездку, побывав в Иерусалиме, Вифлееме, Самарии и на Мертвом море. Французы вернулись потрясенными жестким противостоянием религиозных общин на Святой земле. Их, католиков, местные православные священники тоже встретили в штыки^{65}.

Летом того же года Ивонна с детьми вернулась на родину, чтобы Филипп и Элизабет могли начать новый учебный год в Париже. Сын пошел учиться в коллеж Станислас, где некогда проходил подготовку к Сен-Сиру его отец. Дочь отдали в школу при монастыре Нотр-Дам-де-Сион. Осенью во Францию вернулся и глава семейства.



Жизненное кредо

В ноябре 1931 года де Голль выходит на работу в Париже. Его назначили секретарем Высшего совета национальной обороны, постоянного органа при председателе кабинета министров, ведавшего подготовкой государственного аппарата и нации к войне. Совет размещался в величественном здании дворца Инвалидов. Де Голль был доволен новым местом работы и тем, что, наконец, снова стал парижанином.

Секретарь совета с радостью видится с родными и друзьями. Первым делом он едет в Сент-Адрес, небольшой нормандский городок, куда давно переехала его сестра с мужем и детьми. У них поселились также Анри и Жанна де Голль. Шарль был счастлив встрече с родителями.

Старший брат де Голля Ксавье, горный инженер, работал в Саарской области. Младший, Пьер, — в Национальном банке Парижа. Шарля очень беспокоило состояние здоровья третьего брата, Жака, который страдал рассеянным склерозом. Эта тяжелая болезнь постепенно привела к тому, что он перестал двигаться.

В начале 1932 года де Голль завершает свою вторую книгу. Она называется «На острие шпаги»^{66}. Опубликовать труд опять согласилось издательство Берже-Левро. Де Голль хотел, чтобы книгу увидел его отец, поэтому с нетерпением ждал ее появление. Однако Анри де Голлю не суждено было дожить до этого важного события в жизни сына. Он скончался в Сент-Адресе 3 мая 1932 года в возрасте 83-х лет. Работа же увидела свет в июле.

В основу книги автор положил свои опубликованные и неопубликованные работы. В целом же — это размышления де Голля по поводу роли армии и личности в истории. Труд написан прекрасным языком, в возвышенном стиле, который свидетельствует о незаурядном литературном таланте автора. Чувствуется влияние на него идей Бергсона и Ницше. Де Голль явно решил представить на суд читателей свое жизненное кредо.

В книге «На острие шпаги» пять глав. Первая называется «О военной деятельности». В ней де Голль утверждает, что эта деятельность существовала во все времена, да и не могла не существовать, так как сами войны совершенно неизбежны. Он останавливается на стратегии многих известных военных командиров и объясняет те или иные их решения^{67}.

Очень любопытны две следующие главы книги — «О характере» и «О престиже», в которых автор представил свой идеал руководителя армии и вообще обрисовал настоящую сильную личность, вождя.

Эта личность должна, как считает де Голль, обладать врожденным талантом, интеллектом, интуицией, сильным характером, большим упорством. Такой человек «решительно становится хозяином действий, потому что, когда он вмешивается в них, они подчиняются ему. Находясь на высоте положения, он добивается успеха, а если ему не удается выиграть, он берет на себя все тяготы, перенося их не без некоторого горького удовлетворения. Это борец, который находит в самом себе источник энергии и свою точку опоры, игрок, который больше стремится к успеху, чем к выигрышу, и платит свой долг собственными деньгами. Человек характера придает действию благородство»^{68}. Далее де Голль пишет, что такая личность никогда не боится трудностей и даже ищет их. В повседневной жизни ее часто не понимают или отказываются понимать. «Но лишь только события приобретают грозный оборот, приближается опасность и дело общего спасения требует немедленной инициативы, готовности к риску, решительности, все сразу меняется, и справедливость вступает в свои права. Какая-то могучая волна выталкивает на передний край человека характера. Его советами пользуются, его таланты хвалят, и он становится нужным. Естественно, ему поручается труднейшая задача, главная роль, решающая миссия»^{69}. Не вызывает никакого сомнения, что к таким людям автор причислял себя и что в своей второй книге он как бы очерчивал путь, по которому мечтал следовать.

Де Голль считал, что настоящему вождю прежде всего необходим престиж и что любой великий человек должен поддерживать его всеми возможными средствами. Об этом глава «О престиже». Эпиграфом к ней стали слова французского писателя Вилье де Лиль-Адана: «В своей груди неси собственную славу». Автор пишет, что «престиж не может сохраняться без таинственности, ибо то, что слишком хорошо известно, не побуждает к преклонению. Необходимо, чтобы в замыслах, манерах, проявлениях ума содержалось нечто непонятное для других. То, что интригует, волнует, держит в напряжении. Подобная сдержанность души обычно невозможна без сдержанности в словах и жестах»^{70}.

В последних главах книги — «О доктрине» и «Политик и солдат» — де Голль возвращается к военной теме. Сначала он представляет краткий очерк развития военной мысли во Франции, а затем развивает идею, которую выдвинул еще в книге «Раздор в стане врага», — о соотношении государственной и военной власти. Автор пишет, что политик и солдат должны работать сообща и вместе вырабатывать четкую линию действий. Постоянно сотрудничать — это их долг^{71}. Наконец, де Голль утверждает, что «любое предусмотрительное государство должно специально готовить политическую, административную и военную элиту. Именно она путем совместных усилий в случае необходимости сможет поддержать боевой дух всей нации»^{72}.

Автор раздарил свою вторую книгу родным и знакомым. Ее получили Эмиль Мейер и Люсьен Нашен. Первый же экземпляр «На острие шпаги» был послан Петэну, к которому де Голль продолжал относиться с пиететом. Об этом свидетельствует посвящение автора маршалу, отпечатанное на специальном листе-вкладыше: «Этот труд, господин маршал, может быть посвящен только вам, потому что именно ваша слава показывает, какие доблестные действия могут стать результатом просвещенной мысли»^{73}.

Де Голль, конечно, давно мечтал действовать согласно начертанным им же самим установкам и доказать всем, что он и есть «человек характера». Однако пока его жизнь протекала достаточно обыденно.

Секретарь совета снимал большую квартиру на бульваре Распай. Именно левый берег Сены стал для него родным. Знакомые с детства кварталы, дома, церкви, Люксембургский сад, суровые корпуса Высшей военной школы, раскинувшееся перед ними Марсово поле.

Семья де Голлей раз в месяц обязательно устраивает у себя небольшой прием. К ним в дом приходят Мейер и Нашен, близкий к политическим кругам адвокат Жан Обюртен, друг хозяина по Сен-Сиру Гюстав Дит. Появлялись и другие знакомые. Сам секретарь совета каждую субботу бывал у Эмиля Мейера, который собирал вокруг себя интересных мыслящих людей, военных писателей, философов. Он по существу организовал у себя дома кружок. К нему приходил даже Бергсон, которого однажды там встретил де Голль^{74}. Иногда автор «На острие шпаги» брал с собой к Мейеру сына.

Детьми занималась в основном Ивонна. Филипп и Элизабет были хорошо воспитаны. Их не баловали. Они относились с почтением к старшим, никогда не оспаривали решений отца и матери. Де Голль следил за образованием детей, стараясь дать им духовное развитие. Как некогда и его отец, он брал их с собой на прогулки по Парижу. Филипп и Элизабет бродили с ним по острову Сите, старинному кварталу Марэ и любовались красивыми парижскими церквями и особняками. Они бывали в музеях — Лувре, Клюни, Карнавале. Дети совершали с отцом поездки в известные столичные пригороды Версаль и Рамбуйе, а иногда ездили и гораздо дальше — к крепости Мальмезон и на места Верденской битвы.

В кино и театр Филипп и Элизабет ходили нечасто. Отец, сам очень любивший кинематограф, разрешал им смотреть только хорошие серьезные фильмы с Шарлем Буайе, Пьером Бланшаром, Мишелем Симоном, Жаном Габеном. В драматическом театре они бывали на пьесах французских классиков Корнеля, Расина, Мольера, Ростана. В опере слушали произведения выдающихся композиторов Гуно, Тома, Делиба, Бизе^{75}. Сам де Голль равнодушно относился к музыке, но с молодости помнил понравившиеся ему стихотворные отрывки арий. Как-то, когда дети пришли домой после оперы «Миньон» Амбруаза Тома, отец им продекламировал кусочек из известного романса главной героини:





Connais-tu le pays ou fleurit l\'oranger,
Le pays des fruits d\'or et des roses vermeilles
Оu l\'air est si doux et l\'oiseau si leger
Qu\'en toutes saisons butinent les abeilles?^{76}







Знаешь ли ты тот край, где цветут апельсины,
Там плоды золотые и розы пурпурные в небо глядят,
А воздух так нежен и птицы так дивны
И пчелы весь год над цветами жужжат[13].





В мае 1932 года состоялись похороны президента республики Поля Думера. Это был человек с трагической судьбой. Все его четыре сына пали на полях сражений Первой мировой войны. А сам он погиб от руки русского белоэмигранта Павла Горгулова в Париже во время посещения выставки. Национальная траурная церемония проходила на эспланаде перед дворцом Инвалидов. Де Голль, работавший на третьем этаже здания, взял в этот день в свой кабинет Филиппа, чтобы мальчик смог увидеть происходящее, и даже дал ему большой полевой бинокль. Сын секретаря совета с любопытством разглядывал трех оставшихся в живых маршалов Франции. Луи Лиотей после тяжелого ранения, полученного во время Первой мировой войны, остался хромым, Луи Франше д\'Эсперей потерял на фронте руку. Они медленно подошли к своим местам. В этот момент верхом на красивом коне подъехал третий маршал — Петэн. В свои семьдесят шесть лет он демонстрировал прекрасную физическую форму. Коллеги де Голля тихо переговаривались за спиной мальчика, и он услышал: «Двое других даже не скрывают, как они его ненавидят»^{77}.

Де Голль всегда находил время, чтобы побыть рядом с маленькой Анной. Он искренне любил эту больную девочку и старался ее развлечь, порадовать. Отец сажал дочку к себе на колени, пытался вложить в ее слабые ручки какую-нибудь красивую игрушку, что-то ей рассказывал и мог долго напевать простую песенку, понимая, что Анне это нравится.



Военная доктрина

Ситуация в Европе становилась тревожной. В январе 1933 года в Германии пришел к власти Адольф Гитлер. Его реваншистские намерения были совершенно очевидны. Покинув Лигу Наций и женевскую конференцию по разоружению[14], Германия начала открыто наращивать свой военный потенциал.

Александр Грин

Де Голль продолжает работать в Высшем совете национальной обороны. В 1933 году он получает чин подполковника. Ему дают задание разработать текст закона об организации государственных служб во время войны. Де Голль берется за дело самым серьезным образом. Прежде всего он изучает современную французскую стратегию и быстро понимает, что «в армии господствуют концепции, которых придерживались еще до окончания Первой мировой войны»^{78}. Речь шла об оборонительной стратегии. Ее разработал военный министр Андре Мажино в 1930 году после вывода французских войск с левого берега Рейна. Суть идеи состояла в том, чтобы построить вдоль франко-германской границы мощную фортификационную линию. Вскоре ее начали возводить, и она получила название «линия Мажино». Сооружение укреплений продолжалось вплоть до Второй мировой воины. На него затратили огромные финансовые средства, однако завершить строительство не удалось. Из-за протеста Бельгии вдоль франко-бельгийской границы фортификации вообще не воздвигали.

Повесть, оконченная благодаря пуле

Оборонительная стратегия была одобрена высшими армейскими чинами и стала официальной военной доктриной Франции. Де Голль же сразу выступил против нее, поняв, что она может привести к непоправимым последствиям. Подполковник считал, что стратегия должна быть только наступательной. Он скрупулезно изучил труды современных военных, выдвигавших идеи по усовершенствованию и применению боевых машин. Среди них — работы французского генерала Этьена, английских генералов Фуллера и Лиддл Гарта, немецких генералов фон Секта и Гудериана^{79}. Де Голль приходит к твердому выводу, что для действенного сопротивления противнику во Франции должна быть создана маневренная армия, «в состав которой входили бы отборные механизированные и бронетанковые войска и которая должна существовать наряду с соединениями, комплектуемыми на основе мобилизации»^{80}.

1

Подполковник берется за перо. Он пишет статьи «Создадим профессиональную армию»^{81} и «Как создать профессиональную армию»^{82}. А в 1934 году выходит главный труд де Голля на эту тему — книга «За профессиональную армию»^{83}, опубликованная, как и две предыдущие, в издательстве Бер-же-Левро. В своей третьей книге де Голль прямо заявляет о необходимости создания профессиональной армии, способной противостоять любым атакам противника. Подполковник фактически первым во Франции предсказывает решающую роль танков в будущей войне, подчеркивая, что наличие танковых дивизий может перевернуть любую военную тактику. В четкой и лаконичной форме он излагает проект предлагаемой им реформы и указывает, что Франции необходимо создать по крайней мере шесть линейных и одну легкую, полностью моторизованную дивизию, что будет означать серьезную подготовку к возможной войне.

Коломб, сев за работу после завтрака, наткнулся к вечеру на столь сильное и сложное препятствие, что, промучившись около часу, счел себя неспособным решить предстоящую задачу в тот же день. Он приписал бессилие своего воображения усталости, вышел, посмеялся в театре, поужинал в клубе и заснул дома в два часа ночи, приказав разбудить себя не позже восьми. Свежая голова хорошо работает. Он не подозревал, чем будет побеждено препятствие; он не усвоил еще всей силы и глубины этого порождения творческой психологии, надеясь одержать победу усилием художественной логики, даже простого размышления. Но здесь требовалось резкое напряжение чувств, подобных чувствам изображаемого лица, уподобление; Коломб еще не сознавал этого.

Де Голль отмечает, что провести военную реформу должно государство, как и вообще обратить внимание на свою армию. «Для государства в высшей степени политически недальновидно, — пишет он, — совершенно не поддерживать в армии идею больших свершений и вкус к широким замыслам. В результате, когда придет беда, напрасно родина станет искать людей, достойных победы. Победа дается только тем, кто всегда мечтал о ней»^{84}. Так подполковник стремится привлечь внимание не только к выдвинутой им идее, но и к себе самому.

В чем же заключалось препятствие? Коломб писал повесть, взяв центром ее стремительное перерождение женской души. Анархист и его возлюбленная замыслили «пропаганду фактом». В день карнавала снаряжают они повозку, убранную цветами и лентами, и, одетые в пестрые праздничные костюмы, едут к городской площади, в самую гущу толпы. Здесь, после неожиданной, среди веселого гула, короткой и страстной речи, они бросают снаряд, – месть толпе, – казня ее за преступное развлечение, и гибнут сами. Злодейское самоубийство их преследует двойную цель; напоминание об идеалах анархии и протест буржуазному обществу. Так собираются они поступить. Но таинственные законы духа, наперекор решимости, убеждениям и мировоззрению, приводят героиню рассказа к спасительному в последний момент отступлению перед задуманным. За то время, пока карнавальный экипаж их движется в ряду других, среди восклицаний, смеха, музыки и шумного оживления улиц к роковой площади, в душе женщины происходит переворот. Похитив снаряд, она прячет его в безопасное для жизни людей место и становится из разрушительницы – человеком толпы, бросив возлюбленного, чтобы жить обыкновенной, просто, но, по существу, глубоко человечной жизнью людских потоков, со всеми их правдами и неправдами, падениями и очищениями, слезами и смехом.

В заключение книги де Голль вообще решается представить собственный портрет, вернее, портрет настоящего руководителя, каковым, по его мнению, он вполне способен стать: «Для того, чтобы в ближайшее время родилась профессиональная армия, для того, чтобы ей были заданы новые смысл и дух, нужно, чтобы появился настоящий руководитель, независимый в своих суждениях, непререкаемый в своих приказах, пользующийся доверием общественного мнения. Отстаивающий лишь государственные интересы, лишенный предрассудков, не думающий о завоевании сторонников, сосредоточенный только на своей задаче, проникнутый большими замыслами, вождь должен быть неотделим от армии, полностью концентрируя свое внимание на том, чем он командует, жаждущий нести ответственность. Им может быть только человек достаточно сильный, чтобы заставить признать себя, достаточно ловкий, чтобы нравиться, и достаточно талантливый, чтобы осуществить большое дело»^{85}.

Коломб искал причин этой благодетельной душевной катастрофы, он сам не принимал на веру разных «вдруг» и «наконец», коими писатели часто отделываются в трудных местах своих книг. Если в течение трех-четырех часов взрослый, пламенно убежденный человек отвергает прошлое и начинает жить снова – это совсем «вдруг», хотя был срок по времени малый. Ради собственного удовлетворения, а не читательского только, требовал он ясной динамики изображенного человеческого духа и был в этом отношении требователен чрезмерно. И вот, с вечера пятого дня работы, стал он, как сказано, в тупик перед немалой задачей: понять то, что еще не создано, создать самым процессом, понимания причины внутреннего переворота женщины, по имени Фай.

Выход в свет книги «За профессиональную армию» не оправдал надежд ее автора. Как писал сам де Голль, она «вызвала некоторый интерес, но не породила ни малейшего энтузиазма. Поскольку была воспринята как чисто теоретический труд, которым соответствующие инстанции могут воспользоваться по своему усмотрению, в ней видели изложение весьма оригинальных взглядов. Никому и в голову не приходило, что на основе этих взглядов можно произвести практическую перестройку всего нашего военного аппарата»^{86}. Идеи, высказанные в книге, пропагандировали во французских периодических изданиях друзья де Голля — Эмиль Мейер, Люсьен Нашен, Жан Обюртен, журналист Реми Рур, с которым де Голль находился в плену во время Первой мировой войны. Однако в армейских кругах труд был встречен боле чем прохладно. Многие военные расценивали мысли подполковника как никчемные, а некоторые офицеры даже считали его выскочкой. Оборонительной стратегии придерживался и маршал Петэн. Его отношения с бывшим протеже стали портиться.

Слуга принес кофе и зажег газ. Уличная тьма редела; Коломб встал. Он любил свою повесть и радовался тишине еще малолюдных улиц, полезной работе ума. Он выкурил несколько крепких папирос одну за другой, прихлебывая кофе. Тетрадь с повестью лежала перед ним. Просматривая ее, он задумался над очередной белой страницей.

Между тем на книгу «За профессиональную армию» быстро обратили внимание в Германии, чего ее автор хотел меньше всего. Генералы Кейтель, Браухич и Гудериан нашли ее идеи очень важными. Труд французского подполковника быстро перевели и представили Гитлеру.

Он стал писать, зачеркивать, вырывать листки, курить, прохаживаться, с головой, полной всевозможных предположений относительно героини, представив ее красавицей, он размышлял, не будет ли уместным показать пробуждение в ней долго подавляемых инстинктов женской молодости. Веселый гром карнавала не мог ли встряхнуть сектантку, привлечь ее, как женщину, к соблазнам поклонения, успехов, любви? Но это плохо вязалось с ее характером, сосредоточенным и глубоким. К тому же подобное рассеянное, игривое настроение немыслимо в ожидании смерти.

В Советском Союзе книгой де Голля заинтересовался не кто иной, как Михаил Николаевич Тухачевский. Он сделал в СССР блестящую военную карьеру и в 1934 году в 41 год уже стал заместителем наркома обороны. Тухачевский, так же как и де Голль, интересовался вопросами современной военной стратегии. Он был знаком с трудами Лидл Гарта, Фулера, фон Секта и сам написал на эту тему не одну работу. Заместитель наркома внимательно прочитал книгу де Голля и рассмотрел ее основные положения в своей статье «Вопросы организации армий», опубликованной 23 февраля 1935 года в газете «Правда». В ней он назвал де Голля представителем «новой французской школы» и подчеркнул, что он «проповедует небольшую профессиональную армию»^{87}. Вероятнее всего, именно с подачи Тухачевского третья книга де Голля была переведена на русский язык и вышла в 1935 году в Государственном военном издательстве с предисловием известного советского военного историка генерала Михаила Романовича Галактионова.

Опять нужно было усиленно курить, метаться по кабинету, тереть лоб и мучиться. Рассвело; табачный дым, наполнявший кабинет, сгустился и стал из голубоватого серым. Окурки, заполнив все пепельницы, раскинулись по ковру. Коломб обратился к естественным чувствам жалости и страха пред отвратительным злодеянием; это было вполне возможно, но от сострадания к полному, по убеждению, разрыву с прошлым – совсем не так близко. Кроме того, эта версия не соответствовала художественному плану Коломба – она лишала повесть значительности крупного события, делая ее достаточно тенденциозной и в дурном тоне. Мотивы поведения Фай должны были появиться в блеске органически свойственной каждому некоей внутренней трагедии, приобретая этим общее, не зависимое от данного положения, значение; сюжет повести служил, главным образом, лишь одной из форм вечного драматического момента. Какого? Коломб нашел этот вопрос очень трудным. Временная духовная слепота поразила его, – обычное следствие плохо продуманной сложной темы.

Летом 1934 года в семье де Голлей происходит важное событие. Они покупают дом. Шарль и Ивонна давно думали обзавестись собственным очагом. Супруги хотели иметь не квартиру в Париже, а загородное владение. Они считали, что вдали от городской суеты больная Анна будет чувствовать себя лучше, а старшие дети станут проводить там каникулы. И вот такое место де Голли нашли. По существу это было небольшое имение — бывшая дворянская усадьба, окруженная земельным участком в два с половиной гектара, занятого лугом и лесопарком. Оно находилось в трехстах километрах от Парижа, в Шампани в департаменте Верхняя Марна. Имение называлось Буассери и стояло на краю деревни Коломбэ-ле-дёз-Эглиз[15]. К каменному трехэтажному просторному дому примыкали хозяйственные постройки. В имение совсем недавно подвели электричество. Водопровода и телефона не было. При покупке де Голлей привлекла доступность цены и согласие владелицы на оплату в рассрочку. Подполковнику очень нравилось и местонахождение имения. Его окружали холмы и леса. Именно здесь Цезарь осаждал лагеря непокорных галлов. В Средние века в Шампани жил Бернар Клервоский[16]. Наконец, гвардейцы Наполеона сражались в этих местах во время последней кампании императора в 1814 году.

Бесплодно комбинируя на разные лады два вышеописанные и отвергаемые им самим состояния души, прибавил он к ним еще третье: животный страх смерти. Это подало ему некоторую, быстро растаявшую, надежду, – растаявшую очень быстро, так как она унижала в его глазах глубокий, незаурядный характер. Он гневно швырнул перо. Тяжелая обессилевшая голова отказалась от дальнейшего изнурительного одностороннего напряжения.

Семья приехала в Коломбэ в июле 1934 года и начала постепенно обживаться. Со временем для де Голля Буассери стало любимым местом пребывания. Ему нравилось там работать в тишине и покое. Помимо того, де Голль часами бродил по окрестным лесам, поддерживая таким образом свою физическую форму.

– Как, уже вечер? – сказал он, смотря в потемневшее окно и не слыша шагов сзади.

– Удивительно, – возразил посетитель, – как вы обратили на это внимание, да еще вслух. Именно – вечер. Но я задыхаюсь в этом дыму. Сквозь такую завесу затруднительно определить ночь, утро, вечер или день на дворе.

Де Голль утверждал: «Военная служба давала огромное удовлетворение моему сердцу и уму»^{88}. Но ведь он не был простым офицером. Подполковник прекрасно владел пером. Его сын Филипп спросил как-то отца: чем бы он занимался, если бы не был военным? Тот ответил мальчику: «Искусство писать всегда меня привлекало. Наверное, я стал бы журналистом или историком… Но, впрочем, я не смогу только сидеть за письменным столом. Рано или поздно я захочу принять участие в событиях»^{89}. Недаром он выписал в свой дневник слова Гёте «Талант формируется в одиночестве, характер — в обществе» и фразу Ламартина «Надо отстраниться от людей, чтобы мыслить, и быть среди них, чтобы действовать»^{90}.

– Да, – радуясь невольному перерыву, обернулся Коломб, – а я еще не ел ничего, я переваривал этот проклятый сюжет. – Он отшвырнул тетрадь и поставил на место, где она лежала, корзинку с папиросами. – Ну, как вы живете, Брауль? А? Счастливый вы человек, Брауль.

После того как подполковник выдвинул собственную военную доктрину, он осознал, что время «участия в событиях», время действовать для него настало. Он был уверен в своей правоте и решил искать людей, которые помогли бы осуществить его идеи на практике. «Де Голль, — как писал его друг Люсьен Нашен, — всеми фибрами своей души переживал за Францию и понимал, каким кошмаром может обернуться для нее поражение. Он просто содрогался от сознания того, что дерзкий неприятель прекрасно видит всю слабость нашей военной системы, которая одна могла бы помешать врагу реализовать свои амбиции. Де Голль считал, что обязан подать сигнал тревоги»^{91}.

– Чем? – сказал Брауль.

Подполковник понял, что обращаться к высшим военный чинам бесполезно. В своем большинстве они не хотели ничего слышать о нем. Де Голль решил убедить в необходимости военной реформы политических деятелей. В конечном счете только они могли принять решение о ее проведении. Но к кому именно было обращаться?

– Вам не нужно искать сюжетов и тем, вы черпаете их везде, где захотите, особенно теперь, в год войны.

Де Голль прекрасно осознавал, насколько слаба французская политическая система. «Во главе министерских кабинетов я видел, — писал он, — несомненно, достойных, а порою и исключительно талантливых людей. Но особенности самого политического режима сковывали их возможности и приводили к напрасной трате сил. Молчаливый, но отнюдь не безучастный свидетель всех перипетий политической жизни, я наблюдал, как постоянно повторяется одна и та же игра. Едва приступив к исполнению своих обязанностей, глава правительства сразу же сталкивался с бесчисленным количеством всевозможных требований, нападок и претензий. Всю свою энергию он безрезультатно тратил на то, чтобы положить им конец. Со стороны парламента он не только не встречал поддержки, но, наоборот, последний строил ему различные козни и действовал заодно с его противниками. Среди своих же собственных министров он находил соперников. Общественное мнение, пресса, отдельные группировки, выражавшие частные интересы, считали его виновником всех бед. При этом все знали — и он в первую очередь, — что дни его пребывания на посту главы правительства сочтены: продержавшись несколько месяцев у власти, он вынужден будет уступить свое место другому»^{92}.

– Я корреспондент, вы – романист, – сказал Брауль, – меня читают полчаса и забывают, вас читают днями, вспоминают и перечитывают.

– А все-таки.

Несмотря на такую ситуацию, де Голль все же решился обратиться к влиятельным политикам. Он встречался с бывшим президентом республики Александром Мильераном, бывшими председателями совета министров Аристидом Брианом, Андре Тардье, Камилем Шотаном. Его выслушивали, но предпринять что-либо отказывались.

– Если вы завидуете скромному корреспонденту, мэтр Коломб, – поедемте со мной на передовые позиции.

И вот в конце 1934 года друг де Голля Жан Обюртен познакомил его с известным правым политическим деятелем Полем Рейно. Первая встреча де Голля с ним состоялась в декабре 1934 года. Впоследствии Рейно вспоминал: «В мой кабинет вошел подполковник высокого роста… Взгляд его глубоко посаженных карих глаз излучал уверенное спокойствие. Он заговорил об устаревшей и дряхлой военной системе, которую правительство пытается \"залатать\" путем продления срока военной службы. Я почувствовал, как он устал даже от воспоминаний о том, сколько людей отказалось принять его доказательства. Однако он твердо решил стоять на своем до конца. Де Голль говорил спокойным мягким голосом, что казалось несоответствующим его большому телу. Но он умел заставить признать свои убеждения. Когда де Голль наклонял голову вперед и разводил ладонями, создавалось впечатление, что он весь пронизан какой-то неудержимой очевидностью»^{93}.

– Вот что! – воскликнул Коломб, пристально смотря в деловые глаза Брауля. – Странно, что я еще не думал об этом.

– Зато думали другие. Я к вам явился сейчас с формальным предложением от журнала «Театр жизни». От вас не требуется ничего, кроме вашего имени и таланта. Журнал просит не специальных статей, а личных впечатлений писателя.

Поль Рейно проникся идеей де Голля о создании механизированных подразделений во французской армии и решил содействовать ее осуществлению. Между политиком и подполковником завязывается оживленная переписка^{94}. Время от времени Рейно и де Голль встречаются. Подполковник знакомится также с сотрудником личной канцелярии кабинета Рейно Гастоном Палевски и общается с ним. Палевски представил в своих мемуарах де Голля таким, каким он его впервые увидел в 1935 году: «Высокий, спокойный, всегда владеющий собой, воодушевленный собственной идеей, которая требовала от него неустанно действовать. Он был убежден, что Франции угрожает опасность и спасти ее может только его стратегическая концепция о необходимости реформы в армии»^{95}.

Коломб размышлял. «Может быть, если я временно оставлю свою повесть в покое, она отстоится в глупой моей голове». Предложение Брауля нравилось ему резкой новизной положения, открывающего мир неизведанных впечатлений. Трагическая обстановка войны развернулась перед его глазами; но и тут, в мысленном представлении знамен, пушек, атак и выстрелов, носился неодолимый, повелительно приковывая внимание, загадочный образ Фай, ставшей своеобразной болезнью. Коломб ясно видел лицо этой женщины, невидимой Браулю. «Ничто не мешает мне наконец думать в любом месте о своей повести и этой негодяйке, – решил Коломб. – Разумеется, я поеду, это нужно мне как человеку и как писателю».

Рейно до 1940 года не входил в состав кабинета министров, но, будучи депутатом, отстаивал идеи подполковника в парламенте. Де Голль был этим доволен и почти неизменно приходил в Палату депутатов послушать речи Рейно. Подполковник надеялся, что они возымеют действие. После одного из таких выступлений де Голль пишет Рейно: «… в том, что касается вашей позиции по военной проблеме, то совершенно очевидно, что к ней прислушиваются и ею заинтересовались. Вас теперь расценивают как настоящего государственного деятеля, который при всеобщем бездействии имеет идеи, программу и мужество»^{96}.

– Ну, еду, – сказал он. – Я, правда, не баталист, но, может быть, сумею принести пользу. Во всяком случае, я буду стараться. А вы?

К сожалению, де Голль, скорее, принимал желаемое за действительное. Рейно активно пропагандировал его взгляды и даже выдвинул в Палате депутатов проект закона «О немедленном создании специальной армии в составе шести линейных и одной моторизованной дивизии, резервов общего подчинения и служб», подготовленного, конечно, де Голлем. Но проект приняли однозначно отрицательно в военных кругах и о нем скоро забыли. Рейно отмечал впоследствии: «Если бы я был у власти, я бы создал бронетанковый корпус, потому что понимал, что он совершенно необходим. Но я не смог сделать то, что замыслил де Голль. А ведь именно таким должно было бы быть сотрудничество военного и политика. Находясь в оппозиции, я мог только прилагать усилия к тому, чтобы у наших руководителей открылись глаза. Я и делал это в течение нескольких лет. И все напрасно»^{97}.