— О, конечно, — сказал Лукас, открывая входную дверь и впуская офицера внутрь. — Хотя, надо сказать, в по-настоящему ветреный день все это новоизобретенное хитроумное строение качается, и я задаю себе вопрос, не сошел ли я с ума, что живу здесь, наверху. В остальное время он довольно надежный.

— Бог ты мой! — воскликнул Руссо, когда они вошли в гостиную.

Это было обычной реакцией, которую слышал Лукас, когда приводил кого-нибудь сюда. Ствол гикори проходил прямо сквозь комнату с огромными окнами. Пол был из елового сруба, стены обшиты деревом. Повсюду были полезные для здоровья комнатные растения. Диван был встроен в одну из стен комнаты, а три стула составляли остальную меблировку гостиной.

— Это что-то! — продолжал восторгаться Руссо. — Хотел бы я, чтобы моя жена позволила мне сделать что-нибудь подобное у нас на заднем дворике. Я думаю, у нас есть для этого подходящие деревья.

Лукас включил свет на задней веранде, так чтобы Руссо сквозь окна мог видеть верхушки деревьев.

— Невероятно! — сказал Руссо. — У вас даже есть электричество. А что вы делаете зимой?

Лукас указал на плинтусные обогреватели:

— У меня есть отопление, и все заизолировано.

— Ничего себе! — Руссо покачал головой. — А теперь покажите мне остальное. Где спальня?

— Здесь, — указал Лукас на лестницу, которая вела на второй ярус. Он поднялся первым и открыл дверь спальни.

Руссо вошел в комнату за ним и увидел кровать на возвышенности и туалетный столик. В окно спальни был встроен непривлекательный, но необходимый кондиционер.

— Должно быть, здорово здесь спать, — сказал коп, открывая дверь в небольшой туалет в одном из концов комнаты и заглядывая внутрь.

Лукас понял, что это не просто экскурсия, чтобы удовлетворить любопытство Руссо.

— Готовы спуститься вниз? — Лукас начинал терять терпение.

— Конечно.

Руссо указал на голубой браслет на левом запястье Лукаса.

— У вас, наверное, болевой синдром кисти?

— Да, это так, — подтвердил Лукас:

Он так часто объяснял присутствие браслета синдромом, что это становилось похожим на правду.

— У моей жены то же самое, — сказал Руссо, пока Лукас вел его вниз по лестнице опять в гостиную. — У нее это от работы за компьютером.

Лукас попытался проводить Руссо к входной двери, но офицер уже заметил запертую дверь в задней части гостиной.

— А что там? — спросил он.

— Мой кабинет, — сказал Лукас.

— Я хотел бы взглянуть на него.

— Там всего лишь компьютер, принтер и несколько книг, — сказал Лукас, направляясь к двери. Он потянулся в карман за ключом. — Я держу его закрытым на случай, если какие-нибудь детишки решат сюда забраться. Я не хочу, чтобы они удрали с моим оборудованием.

Сердце билось у него в пятках, пока он вспоминал, в каком состоянии оставил свой кабинет, было ли там что-нибудь на видном месте, что могло вызвать ненароком подозрение копа. Он не мог вспомнить. Слава богу, он догадался выйти из Интернета.

Он приоткрыл дверь примерно сантиметров на тридцать, достаточно, чтобы Руссо мог видеть, что внутри, не входя в комнату.

— Спасибо, — сказал Руссо и отошел от двери, не проявляя никакого интереса к узенькой кладовой с дверцей из жалюзи.

У Лукаса как будто камень с души упал. Теперь он чувствовал себя свободно — по крайней мере, экскурсия по дому закончилась.

Но пропала Софи! Ему хотелось спросить, были ли у полицейских какие-нибудь соображения по поводу того, что могло с ней случиться, но он побоялся показаться слишком заинтересованным.

— Мама Софи, должно быть, очень расстроена, — сказал он, надеясь, что подтолкнет Руссо к тому, чтобы сказать, где сейчас Жаннин.

— Да. Все потрясены.

— Может, они просто заблудились, возвращаясь домой? — предположил Лукас.

— Ну, не на пять же с половиной часов заблудились, — сказал Руссо. — Это маловероятно.

— Я знаю, она болела. Может, это как-то связано с этим?

— Мы не знаем, — признался офицер.

— Ну, я, конечно, надеюсь, что с ней все в порядке.

Лукас старался, чтобы его голос звучал как можно безразличнее, пока он провожал Руссо на веранду.

— Удачи вам в попытках ее найти.

— Спасибо, — сказал Руссо. — У меня есть номер вашего телефона. Я свяжусь с вами, если нам понадобится поговорить с вашим другом.

Лукас слушал, как офицер спускался по лестнице, и проследил за тем, как он исчез в темнеющих зарослях. Затем он посмотрел сквозь верхушки деревьев в сторону Эйр-Крик, который находился приблизительно в трех километрах от его дома. Что там сейчас происходило? Был ли Джо с ней?

Софи не любила темноты. Он вспомнил вечер, когда она была тут, в домике на дереве. Она играла с ним и Жаннин, когда погас свет. Свет отключили по всей округе, и безмолвная темнота была чем-то восхитительно удивительным здесь, на деревьях. Но Софи была охвачена паникой, она прижалась к Жаннин, пока он не зажег несколько свечей, чтобы они могли видеть лица друг друга. Где бы сейчас ни была Софи, он надеялся, что там был свет. Впервые он осознал всю серьезность ситуации. Софи должна была приехать в три часа, а уже практически девять. Не могло быть простой причины для такого длительного опоздания.

Он опять посмотрел в сторону Эйр-Крик, задаваясь вопросом, может ли он придумать какой-нибудь предлог, чтобы пойти туда. Но никакой необходимости в садовнике в темное время суток нет, и они обо всем догадаются. Они догадаются, что именно его интерес к Софи привел его туда.

И будут абсолютно правы.

ГЛАВА ПЯТАЯ



У Жаннин заболели глаза от попытки разглядеть что-то сквозь темноту. Уже несколько часов они ехали по маршруту, по которому, по идее, должны были ехать из лагеря Элисон и девочки. Джо был за рулем, и пока они просматривали обочину дороги, пытаясь обнаружить какую-нибудь поломанную машину, Джо ехал настолько медленно, насколько позволяли правила безопасности. Они останавливались у каждого ресторанчика и заправки, которые были все еще открыты, и спрашивали, не видел ли кто-то пропавших скаутов. Несколько машин шерифа проехали мимо них, убеждая, что они не одиноки в своих поисках. Их мобильные телефоны по-прежнему молчали. Надеясь на хорошие новости, они держали связь со всеми, кто остался на стоянке, но ничего не изменилось. Ничего, кроме страха, который рос в душе у каждого из них по мере того, как истекали минуты.

Добравшись до лагеря, они какое-то время поговорили с шерифом, который опрашивал тамошних надзирателя и вожатых, затем отправились тем же путем назад, в Виргинию.

Джо предложил снять номер в гостинице — на самом деле он благоразумно предложил снять два номера, — но Жаннин не могла сидеть в безопасности, цела и невредима, в гостиничной комнате, не имея ни малейшего представления, где сейчас была Софи.

Прислонившись головой к окну автомобиля Джо, Жаннин закрыла глаза. Мгновенно знакомая, нежеланная картина встала у нее перед глазами (так часто бывало, когда она ехала в машине и была слегка дезориентирована): она опять летела на своем вертолете сквозь дымку над пустыней в Саудовской Аравии. Запах был едким, наполненным какими-то химикалиями, которые — боялась она в самые мрачные минуты — изменили в ней что-то и стали причиной того, что она родила ребенка с патологией почек. Если бы в машине с ней был Лукас, а не Джо, она рассказала бы ему об этих воспоминаниях, но пересказывать их своему бывшему мужу у нее не было желания. В любом случае он бы ей не посочувствовал.

— Расскажи мне об этой Элисон, — мрачно произнес Джо, возвращая ее в реальность.

Жаннин открыла глаза и увидела, что они медленно едут мимо ресторана. Джо пытался определить, открыт ли он все еще. Ресторан был закрыт, и он опять набрал скорость.

— Есть ли действительно какой-то шанс, что Элисон могла убежать с девочками? — спросил он.

— Она свободолюбивая натура, — сказала Жаннин и вдруг осознала, что точно так же говорил о ней самой Джо в первые годы их совместной жизни. — Она совершила несколько ошибок при работе с детьми, но мне просто не верится, что она могла сделать что-то настолько безумное.

— Что ты имеешь в виду под несколькими ошибками?

— Ну, она говорила с ними о птичках и пчелах, не спросив разрешения родителей, что-то вроде этого.

— Ладно, — вздохнул Джо. — Давай посмотрим правде в глаза, Жан. Они так и не вернулись из этой поездки, и я знаю, что уже темно, но мы изучили каждый метр этого маршрута и нигде не увидели ее машины. Не так ли?

Она кивнула.

— Это означает, по идее, что она, машина и девочки где-то, где мы не ищем их. Где-то, где они не должны быть.

Эта мысль, как ни странно, была успокаивающей.

— Может, мама Холли… Ребекка… была права, и Элисон решила, что весело было бы поехать в парк развлечений или что-то подобное, и привезет их завтра. Она, возможно, обойдется без диализа сегодня, но завтра она должна быть дома, чтобы принять… — Она остановила себя, но Джо знал, что она собиралась сказать.

— Принять ту чертову травяную чепуху, — резко произнес он.

Жаннин опять отвернулась к окну.

— Это настолько улучшило ее самочувствие, — сказала она обессиленно. Слезы обжигали ее глаза. — Я просто хотела опять увидеть настоящую улыбку на ее лице.

— Какой ценой, Жан? — Джо взглянул на нее. — Может, она почувствует себя лучше на несколько недель или пару месяцев, но потом болезнь опять догонит ее и убьет.

— Тсс! — Она не хотела слушать, как он говорит такие слова.

— Зачем ты на меня шикаешь? — спросил он. — То, что она умрет, это не новость. Единственный реальный шанс, который у нее оставался, — это разумное лечение у Хопкинса, но ты делала все по-своему, игнорируя мои пожелания.

Он резко нажал на тормоз. Водитель ехавшей за ним машины посигналил, едва успев свернуть в сторону, чтобы не столкнуться с ними. Жаннин вскрикнула, ухватившись за приборную доску.

Она увидела, что привлекло его внимание, — машина, припаркованная у обочины дороги. Ее сердце все еще быстро билось от чуть не произошедшей аварии, но она открыла окно, чтобы получше рассмотреть. Припаркованная машина была огромной и казалась пустой, белый лист бумаги был прикреплен к ее антенне.

— Это… я не знаю, какая-то большая машина, — сказала Жаннин. — Но не «хонда» в любом случае.

— Прости, — извинился Джо за свое ужасное ведение машины. Он потянулся через коробку передач, чтобы прикоснуться к ее руке. — Ты в порядке?

— Все нормально, — сказала она.

Если бы она была за рулем, она так же резко нажала бы на тормоз.

Джо опять вздохнул.

— Итак, — сказал он, — вернемся к Софи. Вот чего я не понимаю. Мы ведь с тобой всегда обговаривали все, что касается Софи: и ее лечение, и ее поведение, не правда ли?

Она кивнула. Джо казался сбитым с толку, и она почувствовала себя виноватой. В прошлом она действительно всегда с ним советовалась и принимала его чувства близко к сердцу. Каждое решение по поводу Софи они принимали вместе.

— Мне нравилось это в нас, — продолжал Джо. — Я гордился нами. Хоть мы и развелись, но всегда были командой во всем, что касалось дочери. Затем ты отдаляешься и совершаешь какие-то дурацкие поступки типа вовлечения ее в этот курс лечения, совершенно не считаясь с моими желаниями.

— Мне очень жаль, — прошептала она. — Я думала, что это будет правильно. Я до сих пор думаю, что это было правильное решение…

— Что на тебя тогда нашло? — Он посмотрел на нее. — Ты обычно поступаешь разумнее. Почему ты решила, что травы Шеффера смогут вылечить то, что никто никогда не мог вылечить?

— Я не слепо на это согласилась. — Жаннин услышала слабость в своем голосе. Она всегда чувствовала слабость рядом с Джо, как будто его присутствие высасывало из нее всю силу и самоуважение. — Лукас Трауэлл много знает о травах, и он провел для меня исследование компонентов Гербалины. Он действительно считает, что оно может…

— Ты же знаешь, Жан, — покачал головой Джо. На его скулах заиграли желваки, и она поняла, что он пытается контролировать свой гнев. — Лукас Трауэлл — садовник. Он не врач!

— Да, но он очень хорошо разбирается в травах, — не сдавалась она.

— Откуда ты это знаешь, Жан? Потому что он тебе сказал? Я думаю, он сказал бы тебе что угодно, лишь бы сблизиться с Софи.

«Ну вот, опять паранойя по поводу педофила Лукаса Трауэлла», — подумала Жаннин.

— Это бред, Джо, — сказала она. — Он был очень добр к Софи. Она обожает его.

Большая ошибка. Джо чуть не потерял управление машиной, выехав на среднюю полосу дороги, и опять водитель, следовавший за ним, посигналил.

— Держи ее подальше от него, Жаннин, — рявкнул Джо, возвращаясь на полосу, где разрешается медленно ехать. — Я серьезно! Я очень серьезно. Я не хочу, чтобы этот парень ошивался около нее.

Она терпеть не могла, когда он кричал. Джо никогда, не поднимал на нее руку, но ему и не нужно было. Он был большим и мускулистым, и его гнев мог быть таким мощным, что одного того гнева хватало, чтобы заставить ее подчиняться. Она буквально вжалась в сиденье и закрыла глаза.

— Какое ему дело до того, сработает лечение или нет? — горячился Джо. — Софи ему не дочь. Она ему никто. У тебя искаженное представление о нем.

Не открывая глаз, Жаннин прислонилась виском к окну. Она не ошибалась по поводу Лукаса, хотя и перекрутила немного факты. На самом деле о лечении она узнала именно от Лукаса; она, наверное, никогда не услышала бы о нем, если бы он не сказал ей.

Лукас услышал короткое объявление по радио о каком-то исследователе, который ищет детей, готовых пройти альтернативное лечение детской болезни почек. Жаннин позвонила по названному номеру и узнала, что терапия проводится с помощью травяного лекарства, которое вводится внутривенно. Когда она позвонила родителям и Джо и рассказала, что хочет, чтобы Софи прошла курс лечения травяным препаратом, они отказались даже обсуждать это с ней. Они настаивали, чтобы Софи прошла очередной курс лечения Джона Хопкинса с применением еще одного ужасно токсичного медикамента, который если не убьет ее, то, возможно, поможет.

У травяного же препарата, по заверению доктора Шеффера, побочных явлений не было. И действительно, очень скоро Софи почувствовала себя намного лучше. Но даже в этом случае Жаннин не сразу доверилась доктору. Шеффер был немного странным, невыразительным, немногословным человеком и казался слишком неуверенным в себе для того, чтобы проводить какое-либо лечение, но она проверила его образование, а также узнала, что в прошлом он уже провел кое-какие не очень значительные исследования и его гипотеза подтвердилась. Она предположила, что он относится к тому типу людей, которые, несмотря на свою невзрачность и неубедительность, гениальны.

Лукас провел для нее самостоятельное исследование используемых трав и сказал, что, возможно, Шеффер изобрел нечто стоящее. Она сидела с ним в его домике на дереве и изучала все, что появлялось на экране монитора, в то время как он искал в Интернете информацию о каждом растении и переводил научные тексты на понятный ей язык. Лукас был единственным человеком, с которым она могла спокойно поговорить об этом курсе лечения, он не смеялся над этой идеей, а, наоборот, поддерживал.

Ее родители и Джо не стали даже рассматривать подход Шеффера как вариант.

И только после очередного кризиса, который пришлось пережить Софи, кризиса, который, как говорили врачи, означал конец ее жизни, Жаннин сделала то, чего не делала уже много лет: она восстала против Джо и родителей, этой могучей правящей тройки, и начала лечение Софи по новой системе за их спинами. Их ярость не заставила себя долго ждать, и, если бы не Лукас, Жаннин отступила бы. Он освободил ее от чувства вины и вернул твердость характера. Вот только к чему привела ее эта твердость характера? К чему это привело Софи?

Когда-то давно Джо ценил в Жаннин независимость и бесстрашие. Они знали друг друга с первого класса начальной школы, и тогда Джо часто восхищался ее пацанством, духом соперничества и храбростью. Их отношения изменились лишь в последние школьные годы. Это произошло, когда Жаннин стала привлекать Джо не только как девчонка, которая может выиграть любое состязание и примет любой вызов. Они стали встречаться и очень быстро превратились в постоянную парочку. Он становился все менее терпимым к бунтарской стороне ее характера, и ему все больше хотелось видеть в ней такую же спокойную, верную и женственную девушку, с которыми встречались его близкие друзья. Хотя был все-таки один плюс в этой ее необузданности — несдержанная сексуальность Жаннин. Она захотела потерять девственность, и Джо был более чем рад угодить ей.

Она принимала противозачаточные таблетки, но, как и в остальных сферах жизни, она была ужасно невнимательна к режиму их приема. Тем не менее о том, что она забеременела, они узнали только в последнем классе школы, весной.

Родители винили за беременность ее, а не Джо, и быстро уговорили Жаннин выйти за него замуж. Свадьба состоялась в саду Эйр-Крик на следующий день после их выпускного вечера. Жаннин, немного потрясенная всем тем, что происходило, позволила своим родителям устроить свадебную вечеринку. Свадьба была традиционной во всем, за исключением, наверное, большого живота невесты, который попытались скрыть свадебным платьем.

Ее родители обожали Джо. Он был им сыном, которого у них никогда не было, а для Джо Снайдеры заполнили ту пустоту, то одиночество, которое может быть знакомо только сироте. Его мать увлекалась наркотиками и алкоголем и покинула Джо и его отца, когда сыну был всего лишь один год. Его отец погиб при крушении самолета, когда Джо было десять лет. После этого мальчика воспитывали престарелые тетушка и дядюшка. Неудивительно, что он был так привязан к ее доброжелательным родителям, хотя сама она никогда не считала их доброжелательными.

После свадьбы родители, преподававшие историю в двух разных школах, помогли им финансово, чтобы Джо и Жаннин смогли снять небольшую квартиру в Чантилли. Мама Жаннин купила им вещи, которые могут понадобиться для ребенка, а отец построил кроватку. Но в течение всей беременности у Жаннин было чувство какой-то нереальности. Ее тело становилось крупнее, но она все никак не могла осознать, что через несколько месяцев станет матерью. Ей не было и восемнадцати, и она была не готова, не хотела остепеняться.

Она хорошо себя вела, по крайней мере, насколько могла. Она не выпила ни грамма алкоголя с момента, когда узнала, что беременна, а также прекратила курить. Но она не отказалась от физического риска, который обожала: взбирание на утесы в Грейт Фоллз, плавание на байдарках в белых водах Потомака или на реке Шенандоа. Она сказала Джо, что хочет научиться летать. Возможно, она была бы летчиком высшего пилотажа или парашютистом. Джо посоветовал ей «повзрослеть». У них нет денег на ее уроки пилотажа, сказал он. Он работал в бакалейной лавке, стараясь, чтобы у них всегда было что поесть, а Жаннин подумала, что он вдруг стал очень скучным. Только спустя годы она поняла, что ответственное отношение Джо к работе было признаком его зрелости, а ее необузданность была чертой избалованной, эгоистичной девчонки, которую совершенно не заботила ни супружеская жизнь, ни тем более материнство.

Ее ребенок решил родиться именно во время одного из ее путешествий на байдарках. Джо не было рядом: он работал и расстроился бы, если бы узнал, что она поехала со своими друзьями на день на реку Шенандоа. Это были выходные, и она не понимала, почему должна оставаться дома только из-за того, что Джо надо было работать. Она просто уехала. Она никогда бы не поехала, если бы знала, что ребенок появится шестью неделями раньше.

Она была с тремя школьными друзьями: лучшей подружкой Элли и двумя парнями. Они плыли в двух байдарках. У Жаннин вдруг начались схватки, и через какое-то время открылось кровотечение. Ее страх возрастал с каждым приступом боли.

Они причалили к берегу, и Элли осталась с ней на подстилке из листьев и мха, в то время как парни пошли за помощью. Конечно, Элли понятия не имела, что нужно делать, и, возвращаясь мысленно в тот день, Жаннин смутно помнила присутствие подружки. Вместо этого она помнила чувство полного одиночества, деревья с золотым навесом над ней, когда она стонала от боли и дрожала от октябрьской прохлады.

К тому времени, когда приехала «скорая помощь», Жаннин уже родила мертвого мальчика, которого Элли завернула в свою ветронепроницаемую куртку.

Врачи «скорой помощи» положили ее на носилки и накрыли одеялами.

— Какого черта вы здесь делаете практически на девятом месяце беременности? — спросил ее один из них.

Она не могла ответить, но понимала, что заслуживает неприязненный тон, которым был задан вопрос.

Оказавшись в машине «скорой помощи», она уставилась на неподвижный сверток, который лежал в прозрачной пластиковой колыбели. Она, казалось, в первый раз осознала, что внутри нее была чья-то жизнь, а она принимала ее как должное. Жизнь, с которой она на самом деле плохо обращалась и на которую не обращала внимания. Она не плакала, по крайней мере вслух, но слезы стекали с ее щек на носилки.

Джо был в ярости. Он несколько недель с ней не разговаривал, и она чувствовала себя одиноко, но прекрасно понимала, что заслужила это наказание. Она будет оплакивать этого ребенка всю оставшуюся жизнь. Она впервые по-настоящему ощутила привкус вины — горький, отвратительный привкус, незнакомый ей до тех пор. Но он был не последним.

— Ты не спишь?

Она услышала голос Джо в темноте и вернулась к реальности.

— Нет.

Она села прямо, смахнув слезы со щек. Они были по-прежнему в машине, где-то на Бьюлах-роуд, и она увидела впереди огни стоянки у Мидоуларк Гарденс. Наклонившись вперед, она попыталась рассмотреть машины в углу стоянки.

— Похоже на фургон Глории, — сказал Джо. — А также «Сабербан» Ребекки и Стива и твоя машина. Больше ничего.

Они въехали на стоянку, широкую и темную, и подъехали к остальным машинам. Четверо — Паула, Глория, Ребекка и Стив — сидели на маленьких пляжных стульчиках, поставленных на щебеночное покрытие. Двоих сыновей Крафтов уже не было с ними, и Шарлотта, по-видимому, уехала домой. Смятые пакеты и пустые стаканчики из супермаркета валялись возле стульев.

Все встали, пока Джо припарковывался рядом с «Сабербаном».

— Есть какие-нибудь новости? — спросила Жаннин, выйдя из машины.

— Ничего, — сказала Глория. — А что у вас? Видели что-нибудь?

— Никаких зацепок, — сказал Джо. — Но там было уже темно, и люди, работающие на заправках и в ресторанах, уже не те, кто работал там днем. Так что это было в какой-то степени бесполезным.

— К тому же многие магазины и рестораны уже закрыты, — добавила Жаннин.

— Полицейские велели нам ехать домой и не отходить от телефонов, — сказала Глория. — Но мы не хотели уезжать, пока вы не вернетесь.

— Ваши родители звонили нам миллион раз, — сказала Ребекка Жаннин. — Они так волнуются. Вы, наверное, захотите позвонить им.

На лицах Ребекки и Стива уже не было тех широких, оптимистических улыбок. Теперь они казались немного потрепанными, с темными кругами под глазами, и Жаннин захотелось обнять Ребекку. Но Ребекка как будто намеренно отстранялась от происходящего, и Жаннин совсем не чувствовала, что они переживают один и тот же ужас.

Джо коснулся руки Жаннин:

— Я отвезу Паулу домой, а потом встретимся в Эйр-Крик, ладно?

Она кивнула, не уверенная, поможет ли ей или, наоборот, повредит присутствие Джо при разговоре с родителями.

Она пошла к машине. Казалось, прошли недели с того момента, как она приехала на стоянку, взволнованная предстоящей встречей с дочерью. Внутри машины она ощутила пустоту на заднем сиденье, там, где должна быта сидеть Софи. Она то и дело посматривала назад, как будто Софи может неожиданно появиться, прокричать «Сюрприз!» и сказать ей, что это была какая-то глупая шутка, какой-то безумный план Элисон. Но Софи не было в машине, и пока Жаннин ехала по темным извилистым улочкам на окраинах Вены, она молилась, чтобы, где бы сейчас ни была Софи, она была жива, здорова и ничего не боялась.

ГЛАВА ШЕСТАЯ



Жаннин не поехала сразу домой. Она выехала со стоянки у Мидоуларк Гарденс на Бьюлах-роуд, поглядывая в зеркало заднего вида, словно все еще ждала, что синяя «хонда» может в любой момент въехать на стоянку. Затем она, насколько это было возможно, быстро поехала в направлении жилища Лукаса. Он жил в конце глухого тупика, занимая акр самой заросшей земли, граничившей с национальным парком Вулф Трэп. Она припарковалась на дороге у небольшого, обвитого растениями дома, и пошла по знакомой затемненной тропинке сквозь заросли к домику на деревьях. Она с облегчением заметила, что в его гостиной горит свет, — ей бы очень не хотелось его будить.

Ухватившись за перила, она поднялась по лестнице, которая вилась вокруг дуба. Лукас, должно быть, услышал ее, потому что к тому времени, как она дошла до веранды, он ее уже там ждал. Не произнося ни слова, он обнял ее. Она вдохнула его аромат мыла и земли, чувствуя себя защищенной, но не совсем успокоенной. Сейчас она нигде не смогла бы почувствовать себя в безопасности.

— Ты, наверное, знаешь, что Софи пропала, — прошептала она.

— Да.

Она почувствовала его теплое дыхание на своей шее.

— Откуда?

— Приходил коп и задавал мне кое-какие вопросы.

Она сильнее прижалась к нему.

— О нет, — сказала она. — Прости меня.

— Все нормально. Есть какие-нибудь новости?

— Никаких, — огорченно проговорила она. — Мы с Джо проехали по дороге в лагерь и обратно, пытаясь пройти весь маршрут, по которому она должна была возвращаться в Вену. Но нигде никаких признаков машины Элисон, лидера отряда. И мы, я думаю, поговорили с каждым из обслуживающего персонала заправок и со всеми официантками ресторанов между стоянкой и лагерем. Они просто исчезли.

— Проходи, — сказал он, обняв ее за плечи. Он провел ее в свою маленькую гостиную. — Ты что-нибудь ела?

— Я не могу.

— Чай со льдом? Газированную воду?

Она покачала головой. Мысль о том, чтобы попытаться что-то проглотить, вызывала у нее тошноту.

Опустившись на диван в гостиной, она вдруг расплакалась.

— Я чувствую себя такой беспомощной, — сказала она, принимая платок, который он ей протянул, и вытирая им глаза.

Он поставил перед ней один из стульев и сел на него, взяв ее руку в свои.

— Расскажи мне все, — сказал он. — Что по этому поводу думают копы?

Она пробежала пальцами по голубому браслету на его запястье и начала устало отвечать на его вопросы. Лукас выдвигал все те же возможные объяснения исчезновения девочек, что и Жаннин, Джо, полиция и Глория. Они потерялись. Они заснули где-то и забыли о времени. Они сделали крюк, чтобы развлечься. Сейчас, посреди ночи, объяснения звучали уже не так убедительно; впервые Жаннин позволила мыслям о самом плохом появиться у нее в голове.

— А что, если она умерла? — спросила она Лукаса. — Дети все время пропадают, и потом их всегда находят мертвыми где-нибудь.

— Дети не все время пропадают, и их редко находят мертвыми, — произнес он мягко. — Это лишь те, о которых ты слышишь. Такие мысли ни к чему хорошему не приведут, Жан.

— Она должна была пройти диализ сегодня вечером, — сказала она, — ей также нужно будет принять завтра Гербалину.

Лукас кивнул.

— Я знаю. Я думал об этом. Ты когда-нибудь спрашивала врача, что случится, если она пропустит прием лекарства?

Она покачала головой.

— Я никогда не допустила бы этого.

— Тебе следует позвонить ему прямо сейчас.

— Шефферу? Уже глубокая ночь.

— Да, но я думаю, полиции нужно иметь четкую картину ее болезни. Ты им рассказывала о ней?

— Да. Но не очень подробно. Я не говорила, что может произойти, если она пропустит прием лекарства.

— Им следует знать, Жан, ты так не думаешь? — спросил Лукас. — Они смогут передать информацию средствам массовой информации, а те в свою очередь донесут ее до общественности. Им нужно знать, насколько это срочно. Если — и это только если — Софи похитила лидер скаутов или кто-нибудь еще и похититель услышит, что Софи нуждается в немедленном лечении… ну, может быть, ее или его сердце смягчится и он или она отвезет ее в больницу или что-то вроде этого.

Жаннин кивнула. Он был прав, к тому же этот звонок хоть как-то приглушит чувство беспомощности.

— Его номер сохранен в памяти моего телефона, но могу ли я воспользоваться твоим? — спросила она. — Я не хочу занимать свой телефон.

Он дал ей свой телефон, и она набрала номер. Был уже второй час ночи, и женщина в приемной Шеффера была раздражена, что ее побеспокоили.

— Мне нужно поговорить с доктором Шеффером, — сказала Жаннин. — Это очень срочно.

— Если очень срочно, то вам следует повесить трубку и позвонить 911, — ответила женщина.

— Нет. Это не та срочность, о которой вы подумали. Пожалуйста, просто свяжитесь с ним и попросите немедленно позвонить Жаннин Донохью. Но только не по моему номеру.

Она назвала женщине номер телефона Лукаса. Ее рука дрожала.

Доктор перезвонил через пять минут. Он казался давно проснувшимся, хотя его обычно не очень заметный акцент, выдававший уроженца Новой Англии, был слышен как никогда раньше.

— Софи в порядке? — спросил он, и Жаннин была благодарна ему, услышав искреннее беспокойство в его голосе.

— Я не знаю, — сказала она. — Она ездила в лагерь для девочек-скаутов на эти выходные, но не вернулась домой. Она, еще одна девочка и их лидер — все пропали. Они должны были вернуться в три часа. Полиция уже подключена, но следа пока никакого нет. И я боюсь, что ее не найдут к тому времени, когда ей надо будет завтра принимать лекарство. С ней все… все будет в порядке без него?

В трубке повисло долгое молчание.

— Доктор Шеффер? — поторопила она его, задаваясь вопросом — не заснул ли он.

Наконец он заговорил.

— Это, кажется, очень серьезно, — сказал он.

— Да, так и есть, но в данный момент я просто волнуюсь за ее здоровье. Что произойдет, если она не вернется вовремя, к назначенному ей завтра времени? Она также должна была пройти диализ этим вечером.

Он опять замолчал. Она приписала бы это его сонливости, если бы не тот факт, что такая медлительная реакция была в его стиле.

— Как только она приедет завтра, приведите ее ко мне, — сказал он. — Не волнуйтесь о назначенном времени.

— А если она все-таки не приедет? Я имею в виду, завтра. Что случится, если она вообще пропустит завтрашний прием лекарства? И что, если пропустит еще и в четверг?

Она посмотрела на склонившегося над ней Лукаса.

— Очевидное, — произнес Шеффер.

— Что вы имеете в виду под «очевидным»? — спросила она.

Лукас нахмурился, он был, по-видимому, раздражен доктором, услышав то, что говорила Жаннин. Он потянулся за телефоном, спросив разрешения глазами. Она кивнула и с радостью передала ему трубку.

— Доктор Шеффер? — проговорил он. — Это Лукас Трауэлл. Я друг Жаннин. Вы не могли бы мне точно сказать, что может случиться с Софи, если она пропустит прием лекарства и диализ. А также не могли бы вы дать подробную информацию о болезни, чтобы мы передали ее полиции?

Он повернулся назад, чтобы схватить конверт, лежавший на маленьком столике, а затем жестом попросил Жаннин дать ему ручку. Она нашла ручку в своей сумочке и передала ему. Она наблюдала за тем, как он начал записывать, прижав телефон плечом к уху.

По-видимому, Шеффер обрел свой голос, и Лукас полностью заполнил обратную сторону конверта своим мелким, аккуратным почерком. Повесив трубку, он сочувственно улыбнулся Жаннин.

— Спасибо, — сказала она. — Он сводил меня с ума. Что он сказал?

— То, что можно было ожидать. Без диализа произойдет накопление жидкости и токсинов, но это будет происходить гораздо медленнее, чем происходило бы, если б она не принимала Гербалину. И ей будет становиться все хуже с каждым пропущенным приемом Гербалины, пока она не вернется к тому состоянию, в котором начинала принимать препарат.

— Сколько приемов она может пропустить, прежде чем это произойдет? И сработает ли оно опять, если она снова начнет его принимать, после того как пропустит некоторое время?

— Он точно не знает, сколько потребуется времени, чтобы выйти из системы, но он все-таки думает, что, если нужно будет начать все сначала, оно будет работать так же, как и до этого. Он дал мне кое-какую общую информацию о состоянии ее здоровья, ты сможешь передать ее полиции, чтобы они обнародовали ее, хотя я думаю, ты знаешь не меньше, чем он, об этой болезни.

Лукас часто говорил ей, как восхищается ее безустанным исследованием состояния Софи и поисками новых вариантов ее лечения.

— Ты не мог бы позвонить в полицию? — попросила она. — Ты сможешь прочитать свои записи лучше, чем я. К тому же я, кажется, сегодня все только порчу.

Жаннин взяла телефон и набрала номер, который дал ей сержант Лумис.

— Я сделаю это, — сказал Лукас, беря из ее руки телефон, — но только если ты прекратишь эти самокритичные комментарии, ладно?

Она кивнула.

— Ладно.

Она слушала, как он говорил с сержантом, объясняя, кто он и почему звонил он, а не Жаннин. То, что Лумис все еще работал над делом, несмотря на то что уже была середина ночи, успокаивало ее. Он не свалил это на еще чьи-то плечи.

Лукас был спокойным, как скала. Разговаривая с офицером, он опять взял ее руку и держал на ее колене. Он может говорить с кем угодно, подумала она: с садовниками, за которыми присматривал, с медиком, с копом, с восьмилетней девочкой. Она вспомнила, как он церемонно дарил Софи маленький черный перочинный ножик перед тем, как она уезжала в свою первую кемпинговую поездку-приключение.

Любовь Жаннин к Лукасу вызвала у нее на глазах слезы, когда она наблюдала, как он разговаривает по телефону. Он был худым, но подтянутым — странное сочетание физического работника и компьютерного червя. Его каштановые волосы немного выгорели на солнце и начинали редеть на висках. Его серые глаза за стеклами очков в проволочной оправе казались сейчас, в помещении, затуманенными, но при дневном свете они были полупрозрачными. Иногда ей казалось, что она видит в них как в зеркале его душу.

— Я полагаю, у них нет ничего нового? — спросила она, как только он повесил трубку.

— Ничего, Но он был благодарен за информацию и сказал, что сразу же отправит сообщение для печати.

— Спасибо, что позвонил им.

Она взглянула на часы, и содрогнулась.

— Мне нужно ехать в Эйр-Крик повидаться с родителями. Джо, должно быть, уже там, и я уверена, что они в ярости из-за того, что я еще не приехала.

— Не позволяй им упрекать тебя, Жаннин, — сказал Лукас, вставая. — Ты не сделала ничего плохого.

— Разве? — спросила она. — Тогда почему я чувствую, будто все-таки сделала. Почему я чувствую, будто всякий раз, когда я принимаю решение, которое противоречит тому, что они от меня хотят, случается что-то ужасное? Я плаваю на байдарках, будучи беременной, и убиваю своего ребенка. Я иду в армию и убиваю свою дочь. Я…

— Ты никого не убивала.

Он пробежал пальцами по ее рукам, притянул ее к себе и крепко обнял.

— Я согласилась на лечение, против которого были все, — уткнулась она ему в плечо, — и она так хорошо себя чувствовала, что я отпустила ее в лагерь, хотя все мне говорили, что не следует этого делать. Но я сделала, и теперь она, наверное, лежит где-нибудь в канаве мертвая…

— Прекрати!

Его голос был таким громким и таким непривычно резким, что она замолчала. Он держал ее за плечи.

— Я не хочу слушать это, Жан, — сказал он. — Это неразумно. Ты любишь Софи так сильно, как любит своего ребенка любая другая мать. Софи не умерла. Не начинай думать в этом русле, хорошо?

Она прижалась лбом к его лбу.

— Я попробую, — сказала она, глядя на лежащий на полу ковер.

Она почувствовала, как его рука обвила ее шею.

— Хорошо. — Он поцеловал ее лоб. — Я люблю тебя, Жан. И все, чего я хочу, — это чтобы ты начала любить себя.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ



В темноте Эйр-Крик всегда вызывало ощущение чего-то потустороннего, а этой ночью, когда половина луны была скрыта за деревьями, у Жаннин появилось чувство, как будто она, проезжая по длинной дороге, ведущей к имению, попадает в какой-то сон. Обширные тенистые сады спали, а где-то за самшитом ивы склонили низко к земле свои кружевные, отражающие луну одеяния. Лес, окружающий дом и сады с трех сторон, был таким густым, что лунный свет не мог проникнуть сквозь сплетенные ветки. Только туда, где деревья немного расступились, чтобы освободить место для ее маленького домика для гостей позади имения, падал свет, и лишь здесь можно было наблюдать игру лунного сияния и теней, из-за которых дом казался частью сказки о привидениях.

Друзья часто спрашивали ее, не страшно ли ей по ночам в спрятанном в лесу коттедже, который, по утверждению историков, до сих пор посещают духи рабов, живших когда-то в этих стенах. Жаннин редко думала об Эйр-Крик как о плохом предзнаменовании, но этой ночью весь мир казался недоброжелательным.

При дневном свете сады в имении Эйр-Крик не таили в себе никакой тайны. За ними тщательно ухаживали, и несколько акров трав, деревьев и цветов были предназначены для отражения исторической точности. По этой причине и наняли Лукаса — он присматривал за землями и садовниками в Эйр-Крик. Поработав в историческом Монтичелло, он получил отличные характеристики и рекомендации. Если бы родители Жаннин сами всем распоряжались, его никогда бы не наняли для работы в Эйр-Крик, но решение принимали не они.

Ее отец, правда, провел для Лукаса ознакомительную экскурсию по землям. Он говорил потом, что садовник казался незаинтересованным и рассеянным, пока Фрэнк не упомянул о Жаннин и ее маленькой дочке Софи, которые жили на территории имения в домике для гостей.

Услышав об этом, Лукас просветлел. Он задавал вопросы о Софи, вызвав тем самым подозрения насчет его намерений. Фрэнк сообщил о своих волнениях Фонду Эйр-Крик, но Фонд был в восторге, что у них появилась возможность взять на работу бывшего садовника Монтичелло, а окончательное решение принимали именно они. Беспокойство Фрэнка и Донны было проигнорировано. Они предупредили Жаннин, чтобы она присматривала за Софи, когда Лукас находился где-то рядом, и никогда не оставляла ее наедине с ним. Сначала Жаннин внимательно за этим следила. Теперь же она знала, что они неправильно истолковали интерес Лукаса к ее дочери.

Приближаясь к задней части здания, она увидела, что машина Джо была припаркована перед пустовавшим гаражом на три машины, который одновременно служил конюшней. Она поставила свою машину рядом с его автомобилем. Она вот-вот столкнется с чудесной триадой анти-Жан — так Лукас называл ее родителей и Джо. Он посоветовал ей надеть свои доспехи. Но сегодня у нее не было доспехов, и, несмотря на слова поддержки, сказанные Лукасом, она чувствовала себя так, будто и не заслуживает никаких доспехов.

Подбадривая себя, Жаннин вошла в незапертую боковую дверь дома и прошла в кухню.

Все трое были там. Мама сидела за столом из красного дерева, а Джо и отец стояли, облокотившись о барную стойку. Когда она вошла, все обернулись.

— Жаннин! — Донна вскочила на ноги. — Где тебя носило? Мы не хотим, чтобы ты тоже пропала. Джо сказал, что ты к этому времени должна быть уже тут.

Ее лицо было красным от слез, а светлые волосы, которые она обычно зачесывала назад, свободно падали на лицо.

Она была бойцом при лучших обстоятельствах, но этой ночью линии на ее загоревшем лице казались вырезанными большим ножом.

Жаннин положила сумочку на стол.

— Я провела еще какое-то время на стоянке, — сказала она, взглянув на Джо.

Он выглядел уставшим. Его темные волосы были растрепаны, и он тер ладонями глаза.

— Какие-нибудь новости? — Фрэнк подошел к ней и слегка пожал ей плечи — его необычный способ утешить ее или, предположила она, самый доброжелательный жест, который ему удалось сделать, сердясь на нее. А он все-таки сердился. Все трое сердились на нее. Это она знала наверняка. Воздух кухни был просто наполнен обвинениями.

— Никаких, — устало вымолвила она, садясь за стол. Она опять посмотрела на Джо. — Ты тоже ничего нового не слышал?

Он покачал головой.

— Джо сказал, что женщина, которая отвозила Софи обратно, очень молодая и безответственная, — сказала Донна. — Почему ты вообще позволила ей ехать с подобным человеком, мне это просто непонятно.

— Она не безответственная, мам, — сказала Жаннин, чувствуя досаду на Джо. — Просто молодая. Кроме того, с ними была еще другой лидер.

Вот если бы Глория отвозила ее домой!..

— Почему ты отправила ее в лагерь? — повысила голос Донна. — Разве я тебе не говорила, что она еще слишком маленькая? Даже здоровой восьмилетней девочке не стоит ехать на всю ночь в лес на расстоянии двух часов езды от дома.

— Мам, — вмешался Джо, — что сделано, то сделано. Бессмысленно начинать этот спор опять.

Жаннин была удивлена его неожиданной поддержкой.

— Я просто… — Донна покачала головой. — Я просто испугана, вот и все. — Она опять села за стол, отворачиваясь от Жаннин, как будто ей было невыносимо на нее смотреть.

— Кто-нибудь думал о том, что Лукас Трауэлл может быть как-то связан с этим? — спросила она мужчин, облокотившихся о разные стороны холодильника, словно поддерживая его. — Вы ведь знаете, как он всегда наблюдает за Софи. Следует поехать посмотреть, дома ли он и не он ли похитил Софи и вторую маленькую девочку.

Она повернулась к Жаннин:

— Ты упоминала при нем, что Софи на выходные едет в лагерь для девочек-скаутов? Мне очень не нравится, как ты с ним всегда разговариваешь.

— Лукас не имеет к этому никакого отношения, — сказала Жаннин.

— Откуда ты можешь это знать? — спросила Донна. — Он как раз относится к тому типу людей, которых можно заподозрить в совершении подобного. Ты ведь знаешь, как потом говорят о таких мужчинах. Они были тихие. Немного странные, замкнутые. Это как нельзя лучше подходит Лукасу. Блеск в глазах у него появляется, только когда при нем упоминаешь Софи.

Жаннин даже не подумала ответить. Она так часто видела блеск в глазах Лукаса!

— Я попросил полицию поехать к домику на дереве и проверить, там ли он, — сказал Джо.

Так вот оно что, именно Джо спровоцировал визит полиции. Он совершенно точно знал, как завоевать благосклонность ее родителей.

Джо достал мобильный телефон из заднего кармана.

— Я позвоню им и спрошу, сделали ли они это, — сказал он.

— Полиция его уже опрашивала, — тихо проговорила Жаннин, удивляясь своему признанию, и все трое повернулись к ней.

— Откуда ты знаешь? — удивился Джо.

Она глубоко вдохнула и сложила перед собой руки на столе.

— Потому что я там была, в его домике на дереве. Несколько часов назад там была полиция.

— Ты одна ездила к нему домой? — спросил Фрэнк. — Ты думала, что найдешь там Софи?

— Нет, пап, я никогда не подозревала Лукаса. Я просто заехала, чтобы сказать ему, что случилось.

— Зачем! — мамины голубые глаза были полны неверия. — Какое ему до этого дело?

— Глупо было ехать туда одной, Жаннин, — сказал Фрэнк. — А что, если…

— Перестаньте, пожалуйста! — Жаннин вскочила на ноги, при этом с грохотом ударив стул о стену. — Пожалуйста, прекратите все эти ненормальные разговоры о Лукасе.

Они уставились на нее.

— Он не имеет никакого отношения ко всей этой неприятности, — уже спокойно сказала она. — Он беспокоятся о Софи.

— Он обдурил тебя, — возразила Донна. — Разве ты не видишь?

— Нет, ничего подобного я не вижу.

Жаннин обошла стол и направилась к двери. Она подумала было о бегстве, но вместо этого повернулась и облокотилась о дверной косяк, сложив на груди руки.

— Я, может, и совершала какие-то ошибки в жизни, — продолжила она, — но мое умение разбираться в людях не настолько хромает, чтобы я не смогла определить, что Лукас из тех, кто может навредить Софи. Я никогда бы не подвергла Софи опасности.

Донна цинично ухмыльнулась:

— Ты себя слышишь, Жаннин? Ты ведь подвергла Софи опасности. И не раз. Как ты назовешь эти выходные вдали от дома? Как ты назовешь привлечение Софи в безрассудный эксперимент с использованием трав для лечения, — и она жестом показала кавычки вокруг слова «лечения», — последней стадии болезни почек? Ты сделала все, чтобы подвергнуть Софи опасности.