— Мистер, купите кокос! — гаркнул курчавый парень, схватив Барри за локоть. — Я его при вас разобью. Угостите млечным соком свою жену.

Барри не удостоил его ответом.

— Откуда весь этот сброд? — возмутился он. — Ведь этот пляж только для постояльцев нашей гостиницы. За наши деньги нам обещали романтический уголок, а этот чертов курорт гроша ломаного не стоит. Безобразие! Я подам жалобу.

— Барри, помажься лосьоном, — сказала Пейтон, — а то сгоришь.

— Меня защитит и шляпа, я долго здесь не пробуду. А этот лосьон жутко пахнет, к тому же у меня на него аллергия. Я как-то им сдуру намазался, а потом чихал целый день. Мне достаточно и того, что здесь курят марихуану. И куда смотрит охранник! Пойдем в отель, Пейтон. С меня довольно.

— Я хочу искупаться. Ступай, встретимся в номере.

— Ты тоже хочешь наступить на морского ежа? Лучше сходи в бассейн.

— Я буду купаться в резиновых тапочках.

— Ну хорошо. Если не найдешь меня в номере, я буду в буфете. Хочу выпить чашечку кофе. Кофе, что мы пили за завтраком, был слишком слабым да и безвкусным. Может, лучше пойдешь со мной? Если тебя уколет или укусит какая-нибудь здешняя тварь…

— Барри, не беспокойся, — прервала Пейтон. — Ничего со мной не случится.

Пейтон проводила мужа задумчивым взглядом. Но как только он скрылся из виду, то исчез не только физически, но и выветрился из памяти. За кого она вышла замуж? Неужели за случайного человека? Что она знает о нем? Только то, что он зубной врач, что увлекается рыбной ловлей и тэквандо, что ему хватает шести часов, чтобы выспаться. Есть ли у него недостатки? Явных — ни одного. Пожалуй, он только излишне мнителен. Но что у них общего? Ничего! Может быть, это общее выявится со временем?

Пейтон пожала плечами. Как знать? Она чувствовала неудовлетворенность, смешанную с унынием, хотя и не изводила себя досадным вопросом: любит ли она мужа. Многие вступают в брак, даже не узнав друг друга как следует. Придет ли любовь — дело времени. Другие исповедуют укоренившееся суждение: стерпится — слюбится. В то же время страстная, пламенная любовь нередко оборачивается нескрываемой неприязнью. О любви к мужу Пейтон не думала. Ее смущало другое: стоило ему скрыться с глаз, и он переставал существовать для нее.

Размышления Пейтон прервал присевший рядом с ней на песок одетый в майку и шорты мускулистый высокий парень со светлыми коротко подстриженными волосами и обаятельной мальчишеской улыбкой на загорелом лице.

— Привет, малышка, — весело произнес он. — Разве можно скучать на берегу Карибского моря?

— Я не скучаю, — ответила Пейтон и улыбнулась. Ей понравилось наивное, восторженное восхищение, с которым он смотрел на нее.

— Я вижу, ты положила на меня глаз. — Парень задиристо улыбнулся.

— И не подумала. — Пейтон приняла нарочито чопорный вид.

Парень расхохотался.

— Ты, малышка, что надо. Буду рад видеть тебя в нашей компашке. Присоединяйся вечером к нам. Мы собираемся в доме Глерил Блэк. Ты знаешь, где это?

Пейтон покачала головой.

— Я замужем, — сказала она, — и провожу здесь медовый месяц.

— Тогда приходи вместе с мужем. Надеюсь, он компании не испортит.

— Я спрошу у него.

— Заметано. А тебе травки не надо?

— Может, чуть-чуть.

— Тогда приходи сегодня после полудня к зданию почты. Найдешь меня за углом. Я тебе дам немного в подарок.

— Договорились, — сказала Пейтон. — Я как раз собираюсь сегодня в город. Как тебя зовут?

— Даррил. А тебя?

— Пейтон. Ты здесь живешь?

— Приехал в отпуск к родителям. Я архитектор. Работаю на Тринидаде. — Парень поднялся на ноги.

— Встретимся возле почты. А вечером приходи на закидоны-опрокидоны.

— Куда? — Пейтон опешила.

— На вечеринку. Весело проведем время. Пока. — Парень повернулся и не спеша пошел прочь.

— Подожди! — крикнула Пейтон и поспешила за ним.



— И этот парень пообещал дать тебе немного марихуаны? — взволнованно сказал Барри.

Пейтон кивнула.

— Ты слишком рискуешь. Он может быть полицейским. Если мы случайно с ним встретимся, сделай вид, что с ним незнакома, и в любом случае ничего не бери у него.

— На копа он не похож, — возразила Пейтон. — Он архитектор, работает на Тринидаде. Он производит хорошее впечатление.

— Это и подозрительно. Возможно, он хотел втереться в доверие. Здесь масса туристов, а подошел он почему-то к тебе.

— Может, я ему приглянулась. Что в этом плохого? Давай примем его приглашение, сходим на вечеринку, познакомимся с местными.

— Эти местные — дикий народ, — размеренно сказал Барри. — С ними держи ухо востро, того и гляди ограбят, а то и убьют.

Пейтон пожала плечами. Может, Барри и прав, но только если бы зависело от нее, она пошла бы на вечернику, не думая о последствиях.

После ланча они отправились в город и вскоре вышли на улицу, вдоль которой тянулись лавки, представлявшие собой неказистые постройки с открытыми прилавками и навешанными над ними тентами. Здесь торговали соломенными шляпами, спортивной одеждой, напитками, фруктами…

На одном из прилавков Пейтон увидела странные зеленовато-желтые фрукты, похожие на огромные апельсины.

— Давай купим, — предложила она.

— И что ты будешь делать с этими фруктами? — раздраженно возразил Барри. — Мы даже не знаем, можно ли их есть сырыми.

— А почему не попробовать? Я таких фруктов сроду не видела.

— Пойдем, пойдем дальше, — ответил Барри, потянув Пейтон за руку.

Но вот лавки кончились, и вдоль дороги потянулся кустарник.

— Барри, тропинка! — воскликнула Пейтон, остановившись в разрыве между кустами.

— Это не пешеходная тропа. Здесь нет указателя.

— Барри, давай пройдемся.

Вдоль тропы произрастали бананы, высокие древовидные стебли с большими гладкими удлиненными листьями. Внезапно дорогу перебежал, сверкнув небольшими глазками, красивый красновато-коричневый зверек с тонким носом.

— Это мангуст! — восхитилась Пейтон.

— Давай повернем обратно, — проворчал Барри, не обратив внимания на зверька. — Наверное, мы в частном владении.

Пейтон не согласилась.

— Погуляем еще, — сказала она. — Здесь очень красиво.

Невдалеке от тропы показался извилистый ручеек, с веселым журчанием низвергавшийся небольшими уступами к миниатюрному озерцу.

— Какое живописное место! — воскликнула Пейтон. — Можно побродить по воде.

— Не вздумай лезть в воду, — остановил ее Барри, увидев, что Пейтон снимает туфли. — В ручье могут водиться ядовитые рыбы, пиявки.

Из-за деревьев неожиданно вышли две женщины: старуха, чья непокрытая голова сквозила белесыми лысинами, а дряблые полуоткрытые губы обнажали уродливые клыки, и женщина помоложе, сухая и вытянутая, как палка.

Пейтон поздоровалась, натянуто улыбнувшись.

Женщины чуть кивнули и оглянулись. К ним подходил высокий широкоплечий мужчина, державший в руке мачете. Подойдя к женщинам, он остановился и замер. Пронзительный взгляд его глубоко посаженных глаз, большой морщинистый лоб, мрачное выражение лица не предвещали ничего доброго.

— Извините, — промямлил Барри, — мы, вероятно, оказались в частном владении. Мы гуляли, случайно зашли сюда. Проезжая дорога с той стороны? — Он сопроводил вопрос жестом.

Не дождавшись ответа, Барри потянул Пейтон за руку и быстрым шагом пошел обратно. Отойдя на безопасное расстояние, он взволнованно произнес:

— Ты видела, какое зверское лицо у этого верзилы с мачете? Такой зарежет, не моргнув глазом. Соблюдай осторожность, когда будешь одна. Ни с кем не знакомься.

Пейтон уныло кивнула. Если бы она оказалась в этих краях с подругой, они бы весело провели время, не страшась никакой опасности. Не было бы скучно и с Даррилом.



В гостинице Барри узнал, как добраться до горного водопада, но путь пешком его не прельстил, и он вызвал такси. Однако узнав, сколько стоит поездка, он пришел в раж.

— Безобразие! — вскричал он. — Двенадцать долларов за три мили пути — да где это видано!

Долгие споры с водителем привели к компромиссу: Барри пообещали сделать обратный рейс за половинную цену.

Водопад — низвергавшийся уступами горный поток — оказался красивым, захватывающим душу зрелищем, и Пейтон долго смотрела, как вниз с беспрестанным грохотом падают зеленые струи, а вверх в безостановочном вихре взлетает плотная завеса водяной пыли.

От интересного зрелища Пейтон оторвал Барри, потянувший ее в находившийся поблизости ресторан.

Сев за столик, он заказал два коктейля и омары: по-китайски — для Пейтон, а себе — жаренные на рашпере.

Потягивая коктейль, Барри пустился в длинные рассуждения о перепланировке квартиры, которую они присмотрели в Верхнем Уэст-сайде, а затем в который раз стал рассказывать о своих планах на будущее, не забыв и о частной практике, которую он намеревался купить.

Выпив коктейль, Барри сказал:

— К омарам возьмем вина. Ты сколько выпьешь?

— Стакана два, — ответила Пейтон.

— Два стакана? Это не много?

— В медовый месяц можно позволить лишнее.

— Тогда возьмем целую бутылку.

Вино, которое принесли вместе с омарами, пришлось Барри по вкусу, а вот цена возмутила.

— Сорок три доллара за бутылку? — свирепо воскликнул он. — Да это настоящий грабеж! Больше десяти долларов это вино не стоит.

Не улучшили его настроение и пережаренные омары.

Красоты горного водопада забылись.

Правда, Барри немного повеселел, с аппетитом отведав имбирного пудинга, — отменного, на его вкус, — но Пейтон нашла отменное блюдо чрезмерно приторным.

В город их отвез тот же водитель. Отпустив машину, Барри рассудительно произнес:

— Чаевых я ему не дал. И так заплатил втридорога.

Пейтон остановила мужа у бара. За окном в глубине помещения стоявший за стойкой бармен надраивал до блеска конусовидные коньячные рюмки. За столом сидело несколько негров.

— Зайдем? — спросила она.

— Этот бар похож на притон, — наставительно сказал Барри. — Пропустить по стаканчику перед сном лучше в отеле.

Придя в номер, Пейтон включила кондиционер и, переодевшись в ночную рубашку, залезла под простыню, взяв в руки купленный в дороге журнал, обложка которого обещала познакомить с сексуальными фантазиями мужчин и верными способами, позволявшими женщинам использовать мужские достоинства в своих собственных целях. Пейтон прочитала статьи, но ничего нового не узнала.

Рядом лег Барри. Задрав ей рубашку, он принялся целовать ей живот, скользя губами к лобку. Достигнув цели, он стал лизать ей влагалище, раздражая языком клитор. Пейтон пришла в секундное замешательство: перед тем как лечь спать, она не помылась. На смену пришло ощущение несуразности: голова Барри, сновавшая между ног, наводила Пейтон на мысль, что она дает жизнь взрослому человеку, правда, не испытывая мучений.

Не испытывала она и особого удовольствия. Лесбийская любовь, да и только! Пейтон слышала, что это женщины-лесбиянки, зная в ней толк, доставляют друг другу настоящее наслаждение, но и в это не верилось. Когда она однажды сама занялась лесбийской любовью, то ей показалось, что она поедает блюдо восточной кухни, приготовленное из не до конца уморенных скользких червей.

Между тем Барри положил ей под ягодицы подушку и продолжил раздражать клитор, орудуя языком. Пейтон вскрикнула и испытала оргазм. Барри вытер губы, чуть отдышался и, вонзив пенис ей во влагалище, заходил над ней ходуном между приподнятыми и согнутыми в коленях ногами. Пейтон испытала новый оргазм, на этот раз менее интенсивный. Барри застонал и затих.

— Спасибо, — сказал он наконец.

— Спасибо тебе, — отозвалась Пейтон.

— Пойду, помоюсь, — произнес Барри, опустив ноги с кровати. — Тебе принести полотенце?

— Принеси лучше попить, — ответила Пейтон натягивая на себя простыню.

Взяв у жены опустошенный стакан, Барри спросил:

— Собираешься спать?

— Я уже сплю, — буркнула Пейтон.

— Тогда, если не возражаешь, я посмотрю телевизор. Возможно, идет какая-нибудь спортивная передача.

Пейтон не ответила. Она погрузилась в сладкое забытье.

Глава тринадцатая

У здания аэропорта стоял шикарный автомобиль. Пейтон открыла заднюю дверцу и тут же поняла, что совершила оплошность: дверь полагалось открывать шоферу. К вылезавшему из машины водителю подошел черноволосый мужчина, одетый в элегантный костюм, с дорогим кожаным чемоданом в руке. Его лицо казалось несколько грубоватым, чему виной были густые черные волосы, мясистый нос, полные губы и большой подбородок. Но эту грубость скрашивали глаза, сияющие, как у доброго дядюшки. Обменявшись с водителем несколькими словами на португальском, мужчина сел рядом с Пейтон. Автомобиль тронулся и покатил по набережной не то канала, не то реки. В машине пахло свежей кожей и табаком.

— Вы, видимо, устали в дороге? — спросил мужчина.

— В самолете я почти не спала, — ответила Пейтон. — Простите, но я так переволновалась, что забыла, как вас зовут.

Мужчина широко улыбнулся.

— Я — Джермано Шмидт-Нойзен. А как зовут вас?

— Пейтон Чидл. — Сама не зная почему, она назвала свою девичью фамилию.

Джермано снова широко улыбнулся, так что глаза его превратились в две искристые щелочки среди загорелых складок лица.

Пейтон облегченно вздохнула. Скоро она окажется в роскошной гостинице, примет душ, отдохнет. Потом позвонит Барри и расскажет ему о немыслимой передряге, в которую угодила по собственной глупости и беспечности. Барри сообразит, что предпринять.

Пейтон огляделась по сторонам. Теперь слева тянулась извилистая лагуна, справа виднелись горы с мягкими контурами холмов и пологими склонами. Неожиданно у края дороги она увидала тощую рыжевато-коричневую собаку, трусившую по тропинке, сильно прихрамывая.

— Вы видели хромую собаку? — взволнованно спросила она, повернувшись к Джермано. — Остановите машину, надо забрать собаку и отвезти ее к ветеринару.

— Что вы сказали? — спросил Джермано, пребывавший в задумчивости.

— Остановите машину!

— Что случилось? Вам плохо?

— О боже! — Пейтон вздохнула. — Мы уже далеко. Разве вы не заметили хромую собаку?

— Хромую собаку? А что вы хотели с ней сделать? — любезно спросил Джермано, окинув Пейтон пристальным взглядом.

Ей стало не по себе. Она невзрачно, бедно одета. Как она оказалась в этой шикарной машине рядом с элегантным, хорошо одетым мужчиной, привыкшим к роскоши и достатку? Она взглянула на него исподлобья. Ему было под пятьдесят, но взгляд его черных глаз был чувственным, притягательным.

— Мы остановимся в «Леопольд-Сарабанде», — произнес он; в его глазах заплясали веселые огоньки.

— Я слышала об этом отеле, — отозвалась Пейтон. — Говорят, превосходный.

— Я всегда останавливаюсь в этой гостинице, — продолжил Джермано, — даже в тех случаях, когда по делам мне приходится ездить в другой конец города. Гостиница на берегу моря. Вы раньше бывали в Рио?

— К сожалению, нет, — ответила Пейтон и чуть было не рассказала, что за границей была только раз, когда на Ямайке проводила медовый месяц.

Однако она вовремя спохватилась: если скажет, что замужем, то вполне могут понять, что она заранее отвергает интимные отношения, на которые нет и намека.

— А вы сами откуда? — спросила она.

— Сейчас живу в Кельне, но я родился в Испании, а детство и юность провел в Бразилии. Моя мать — итальянка, а отец — немец.

Выйдя из машины, Пейтон остановилась, ожидая, когда откроют багажник, чтобы забрать свою дорожную сумку, однако Джермано, произнеся лишь «Приехали», направился к входу в гостиницу, и она, оглядываясь, последовала за ним. Что если она лишится и сумки? В ней купальный костюм, одежда-Фасад отеля представлял собой старинное здание с нарядными балюстрадами, похожее на торт с пышной белоснежной глазурью; за ним высилась пристроенная к нему современная ничем не примечательная стекляшка.

Пейтон вошла в вестибюль, прохладный и элегантный, с мраморным полом; каждый шаг звучал, как музыкальная нота. В центре размещался фонтан, облицованный мрамором; с обеих его сторон, изогнувшись, уходили наверх роскошные лестницы. По вестибюлю деловито сновали женщины, словно бы сошедшие со страниц гламурных журналов — все в светлых строгих костюмах с прическами «конский хвост» и одинаково надменными лицами, спрятанными за очками от солнца.

Пейтон смешалась: она бедно одета — свитер и джинсы не для этой гостиницы. С какой стати элегантный Джермано вошел в ее положение? Он стоял у стойки и разговаривал с регистратором. Пейтон села в ближайшее кресло с высокой спинкой, дорогая обивка которого отливала розовато-лиловыми и бледно-коралловыми оттенками.

— Пойдемте, — сказал Джермано.

Они подошли к лифту и поднялись на двадцать четвертый этаж в снятый им номер. Это и вправду был номер «люкс». В гостиной — огромные от пола до потолка широкие окна, за стеклянной дверью ¦ — длинный балкон. Внизу простиралось море; волны прибоя, методично накатываясь на берег, лизали бледно-желтый песок и гасли.

Пейтон окинула взглядом комнату: бежевые диваны из свиной кожи с несколькими подушками из вылинявшего переливчатого шелка — от бирюзового до томатного; стулья, обитые кожей шоколадного цвета; на палисандровом столике — белые и бледно-желтые орхидеи; в нише цветной телевизор с огромным экраном. Вот как ей следовало обставить квартиру, купленную Барри в Верхнем Уэст-сайде, а не вешать на стены аляповатые гравюры с махровыми розами, да и от столов с тонкими ножками, что подарила им Грейс, лучше бы отказаться.

Размышления Пейтон прервал Джермано.

— Вы разрешите мне снять пиджак? — спросил он.

— Это ваш номер, — смущенно сказала Пейтон. — Вы здесь хозяин.

— Тогда разрешите мне на правах хозяина дома, — улыбнувшись, сказал Джермано, — предложить вам занять соседнюю комнату, спальню. Мне кажется, вам там будет удобнее, а я размещусь здесь, в гостиной.

Осмотрев спальню, Пейтон прошла в ванную комнату. Рядом с душем размещалась огромная ванна, похожая на бассейн. На двух табуретах лежали груды пушистых полотенец, а на полках стояли горшочки с нежными орхидеями и многочисленные флакончики с экзотическими наклейками: шампуни, соли, кондиционер «шартрез»… Все флаконы были полны; видно, для каждого нового постояльца комплект восполняли. Разглядывая бутылочки, Пейтон сочла, что не отказалась бы прихватить хотя бы некоторые из них в качестве сувенира.

Она разглядывала на свет один из флакончиков, когда за ее спиной раздался голос Джермано:

— Вам нравится здесь?

— Здесь просто великолепно! — с восторгом в голосе ответила Пейтон.

Раздался дверной звонок, и в номер вошел носильщик, держа в одной руке чемодан Джермано, а в другой — дорожную сумку Пейтон.

Рядом с кожаным чемоданом, гладким, лоснящимся, с матовой молнией, делившей его пополам, черная дорожная сумка на невзрачных колесиках выглядела убого, хотя когда Пейтон покупала ее, она была весьма довольна покупкой и даже гордилась новым приобретением.

— Я приму душ, — продолжил Джермано, — потом мы с вами позавтракаем, а затем я буду вынужден вас оставить — у меня деловые встречи. Чувствуйте себя как дома. Если вы захотите поесть или что-нибудь выпить в номере, воспользуйтесь телефоном, а вечером, я надеюсь, мы вместе поужинаем. Я оставлю вам на расходы двести долларов и пятьдесят бразильских крузейро.

— Но я не могу взять у вас деньги, — смущенно сказала Пейтон.

— Не глупите. Я же вам говорил: у меня дочь вашего возраста. Надеюсь, если она окажется в безвыходном положении, ей тоже помогут.

Пейтон облегченно кивнула.

— Благодарю вас, — пролепетала она, — но как только я приеду домдй, я сразу вышлю вам чек на…

— Не станем говорить о деньгах. — Джермано небрежно махнул рукой. — Я вернусь в полшестого — в шесть, потом немного посплю, а затем мне придется встретиться кое с кем из моих коллег. Мы поужинаем в десять часов. Я оставлю вам телефон офиса, где пробуду по крайней мере до четырех. Понадобится, звоните.

Он снял пиджак, оставшись в белой рубашке, которая, несмотря на то, что он провел в дороге всю ночь, нисколько не загрязнилась и казалась даже хрустящей; золотые запонки на манжетах придавали ей особенное изящество.

Пейтон в который раз устыдилась своей одежды: мало того, что она невзрачна, так еще край одной из штанин, зацепившись за острый каблук, порвался, превратившись в отрепье, волочившееся по полу. Да и другая, взятая с собой одежда никуда не годится. Претенциозный костюм из полиэстера, преподнесенный ей Грейс и взятый «на всякий случай» по ее настоянию, бермуды, до неприличия обтягивающие полную попку, футболка в розовую полоску — все это не для шикарной гостиницы.

В памяти всплыл отель на Ямайке, в котором она проводила медовый месяц. Халупа по сравнению с этим! А как там кормили? Барри все опасался за свой желудок — боялся заработать гастрит. А окружение? Полчище расплывшихся толстяков, казалось, проводивших целые дни в пластиковых шезлонгах, каким-то сверхъестественным способом умудрившись в них втиснуться. Единственное развлечение — танцы под треньканье гавайских гитар, заглушавшееся грохотом барабанов. И все же отдых на Ямайке Пейтон понравился. Видно, времена изменились.

Оставшись одна, Пейтон решила сходить на пляж. Но в чем пойти? В одном купальном костюме идти по гостинице неприлично, а оставлять без присмотра одежду на пляже — рискованно. В конце концов она пришла к мысли, что можно просто прогуляться по пляжу, не раздеваясь.

Народу на пляже было немного. Под большим тентом, развалившись в шезлонгах, несколько человек тянули соломинками млечный сок из кокосов. Пейтон пошла вдоль берега, увязая в песке. Внезапно перед ней вырос высокий жилистый парень в одних бикини. В одной руке он держал чемодан, в другой — небольшой отрез батика.[24] Пейтон отпрянула. Возможно, этот верзила хочет вырвать у нее сумочку или в лучшем случае — запросить втридорога за товар, если она по глупости вздумает купить экзотическую материю. Верзилу сменил упитанный коротыш. — Зонтик? Шезлонг? — предложил он.

Пейтон устремилась вперед, оставив предложение без внимания. Она собиралась присесть, но в это время ей опять преградили дорогу — на этот раз свой товар предлагал продавец мороженого, державший в руках пластиковую коробку. Пейтон остановилась и стала оглядываться, словно не замечая докучного прилипалу.

Мимо прошла тучная женщина с необъятными телесами, выставив напоказ не помещавшиеся в бикини рыхлые груди и дряблые ягодицы. Рядом с ней прошествовал сухопарый мужчина в оранжевых плавках, едва прикрывавших завидные гениталии. Кругом — мужчины, женщины, девушки — парад обнаженной плоти. Невдалеке какой-то малыш гонял по песку большой резиновый мяч, раскрашенный полосами во все цвета радуги.

Замешательство Пейтон только подзадорило продавца, и он стал совать ей под нос образчики лакомого товара, уверяя, что после любого «оближешь пальчики».

Пейтон повернулась и пошла обратно — в отель.



Вернувшись в гостиницу, Пейтон пошла в бассейн. В воде, почувствовав себя в безопасности, она взбодрилась, пришла в себя. Вокруг бассейна сновала официантка, предлагавшая посетителям, отдыхавшим в шезлонгах, пенистые напитки: розовые с кусочками ананаса и зеленые — с киви.

Пейтон пить не хотелось, она была голодна. Она могла бы вернуться в номер и заказать еду по телефону, но эта мысль ей претила: звонить из чужого номера, да еще занятого мужчиной — позору не оберешься. Пейтон против воли поплелась в бар, располагавшийся у дальней стены. За одним из столиков сидели женщина и ребенок, склонившиеся над картофелем фри. Рядом с тарелками лежали аппетитные сэндвичи.

Пейтон подошла к стойке и, обратившись к бармену, попросила меню. Карточка пестрела диковинными названиями блюд и напитков. Пейтон пожала плечами и чуть было не вознамерилась заказать то же, что уминали женщина и ребенок, но вовремя спохватилась: есть незнакомую пищу рискованно — Грейс предупреждала ее об этом, — ас виду аппетитные сэндвичи могут оказаться неудобоваримыми — того и гляди, заболит живот.

Поразмыслив, Пейтон вернула меню и отправилась в номер.

Джермано вернулся в половине шестого. К этому времени Пейтон успела наложить макияж и переодеться в костюм из полиэстера, решив, что наступил случай, о котором говорила предусмотрительная свекровь.

— Надеюсь, вы поужинаете со мной, — улыбнувшись, спросил Джермано.

— Если не покажусь вам убогой в своем костюме.

— У вас нет ничего другого?

— Есть еще джинсы, блузка, — промямлила Пейтон.

Джермано взглянул на часы, затем подошел к телефону и, набрав номер, с кем-то поговорил. Повесив трубку, он с достоинством произнес:

— Пойдемте. Я договорился, нас подождут, не закроются. Вы не были в местном бутике?

— А где он?

— Внизу, в вестибюле. Позвольте мне купить вам что-нибудь из одежды. Вы доставите мне удовольствие.

Глава четырнадцатая

— У меня не сегодня-завтра начнутся месячные, — удрученно сказала Пейтон.

— Тебе следовало пользоваться таблетками, — наставительно ответила Бренда, прилетевшая из Колорадо на свадьбу сестры. В качестве подарков для новобрачных она привезла хрусталь и две подушки из жадеита, на которых, по ее разумению, только и стоит спать в оздоровительных целях. — Если бы ты пользовалась таблетками, то смогла бы сместить цикл по времени. В медовый месяц менструация ни к чему.

— Мысль о таблетках мне и в голову не пришла, — сокрушенно сказала Пейтон. — Ладно, хватит об этом. Я очень рада, что ты приехала. Жаль, если на свадьбе не будет мамы. Ее могут не отпустить из лечебницы.

— Что ж ты хочешь — она полоумная.

— Полагаю, не более, чем другие. Бренда, я пойду, прогуляюсь. Если увидишь Грейс, скажи ей, что я скоро вернусь. Если было бы в ее власти, она держала бы меня взаперти. Она все печется о моей внешности. «Не забудь о прическе», «Позаботься о макияже», «Покажись мне еще раз в свадебном платье, кажется, оно немного морщит». Я устала от наставлений.



Пейтон давно мечтала о свадьбе, но все мысли о ней исходили из журналов для новобрачных, заканчиваясь расплывчатым представлением о церемонии в церкви. Естественно, что за дело взялась будущая свекровь, которая стала готовиться к торжеству с тщательностью стратега.

Среди начинаний Грейс не последнее место занял список подарков для новобрачных, составлявшийся, по ее уверению, для удобства гостей, но в этих благих намерениях можно было и усомниться. В списке значились столовое и постельное белье, покрывала, вафельные и махровые полотенца, кастрюли-скороварки, сковородка для омлета, сковородка-сотейник, столовые, десертные и чайные ложки, ложки для грейпфрутов, бокалы, рюмки, фужеры, стаканы для охлажденного чая и многие другие предметы, без которых не обойтись любой благополучной семье.

Поначалу Грейс привлекала к составлению списка Пейтон, но, быстро уразумев, что от нее никакого толку, занялась важным многотрудным делом сама. Да и что могла ей посоветовать Пейтон, если она вместе с Нелл прекрасно обходилась тремя обыкновенными эмалированными кастрюлями и единственной сковородкой, а ели они на бумажных тарелках, которые после еды выбрасывали в мусорное ведро? Зачем ей сковородка-сотейник? А разве не обойтись без скатертей из камчатного полотна?

Встал и другой вопрос: чем украсить свадебный торт — орхидеями или чайными розами?

— Милочка, я совсем сбилась с ног, — томно произнесла Грейс. — Полистайте журналы для новобрачных. Может, там найдется нужная фотография.

Пейтон снова углубилась в журналы. Вот на одной из фотографий свадебный стол, вокруг него гости, рассматривающие разложенные у столовых приборов карточки, чтобы найти свое место. А вот цветочница в пальмовом венке, украшенном стефанитами. Дальше — невесты в свадебных платьях, одна краше другой.

От одного перелистывания страниц Пейтон стало тошнить. Все эти бутоньерки, букеты, сувенирные свечи («Вашим гостям, несомненно, понравятся эти милые свечи ручной работы») — всего лишь непременные атрибуты роскошной свадьбы, выставленной на всеобщий обзор, словно жертвоприношение властному, сумасбродному богу — в данном случае Грейс.

О пышной свадьбе Пейтон даже и не мечтала. Да и к чему шумное сборище? Скромное торжество в окружении родственников и близких друзей — разве этого недостаточно? Разве стоит тратить огромные деньги на утеху толпы, которая станет перемывать новобрачным косточки, и невесте — в первую очередь?

На свадьбу собиралось более трехсот человек, и торжество решили провести в заднем дворе. Украшением стола стал многоярусный торт с начинкой из лимона, покрытый марципановой глазурью и украшенный каскадом засахаренных фиалок. Рядом с ним стояли корзинки с вишней, привезенной из Калифорнии. На салфетках и картонных пакетиках с бумажными спичками были вытеснены имена жениха и невесты. Подружки невесты щеголяли в серых и розовых шифоновых платьях.

Все утро рабочие возводили во дворе огромный шатер с окнами из прозрачного пластика и танцевальной площадкой; флористы компоновали букеты из сирени и тубероз; в микроавтобусе приехал эстрадный оркестр и тут же, расположившись на возведенном помосте, стал настраивать инструменты, оглашая воздух резкими звуками. Ожидался и приезд камерного ансамбля для сопровождения музыкой свадебной церемонии — Грейс сумела найти раввина, согласившегося сочетать узами брака еврея и христианку.

Грейс подвел только переполненный канализационный резервуар, достигший неприличного состояния то ли из-за огромного наплыва гостей, то ли потому, что его вовремя не очистили, но как бы там ни было, во дворе стало попахивать, и с этим пришлось смириться.

Пейтон последние дни жила в доме Грейс, занимая вместе с Брендой и приехавшей накануне свадьбы Викторией комнату Барри, а жениха за несколько дней до свадьбы отправили к Нилу — то ли в силу незнакомой Пейтон традиции, то ли по желанию Грейс.



Отправившись на прогулку, Пейтон впала в задумчивость. Стоит ли участвовать в нелепом, дурацком фарсе и играть опостылевшую ей роль? Ее исчезновения могут и не заметить. А если и заметят, ничего страшного не случится. Грейс распалится и успокоится, да и Барри тужить не станет, быстро найдет замену — ему же прочили в жены молоденькую еврейку.

Пройдя два квартала, Пейтон неожиданно увидела тощего с коростой на коже пса, трусившего с понурым видом по улице. По счастью, Пейтон нашла веревку и, привязав ее к ошейнику шелудивой собаки, отвела ее в ветеринарную клинику. Обыденный, житейский поступок вернул ей душевное равновесие, и она повернула обратно, к дому, где ее ждал визажист, нанятый Грейс.

Макияж, сопровождавшийся восхищенным аханьем визажиста, восторгавшегося ее красотой и идеальной, безукоризненной кожей, занял считанные минуты.

Из всех ее родственников на свадьбу приехала только Бренда. Пейтон сожалела, что на свадьбу не смогла вырваться мать, в очередной раз помещенная в психиатрическую больницу, но в то же время она сочла, что, может, это и к лучшему: Нелл наверняка бы напялила на себя нечто экстравагантное, на голове соорудила бы цветочную клумбу, а на свадьбе не преминула бы без умолку тараторить о своем знатном происхождении и о том изысканном обществе, в котором она вращалась в дни своей молодости. Донни не отпустили из диспансера, а Кэтти не смогла приехать на свадьбу из-за болезни свекрови. На свадьбе Пейтон чувствовала себя едва ли не посторонней, ей представлялось, что и без нее вполне могли обойтись. Тосты, зажигательная поп-музыка да и помпа, с какой разрезали многоярусный чудо-торт, казались ей нелепой идиотической суетой, которой не по силам скрасить ей жизнь.

Свадебное торжество катилось к своему завершению, когда во двор вошла смуглая дородная женщина с капризным ртом и глазами навыкате. Подойдя к Пейтон, она истерично произнесла:

— Это вы украли мою собаку?

Все взоры обратились на Пейтон и разъяренную женщину.

— Собаку? — Пейтон смешалась. — Сегодня днем я действительно натолкнулась на улице на тощего пса с коростой на коже. Я пожалела его и отвела к фельдшеру.

— Зачем же вы сказали ему, что это ваша собака? — В голосе женщины появились прокурорские нотки. — Вы — воровка. Если я снова поймаю вас за руку, то обращусь немедля в полицию, так и знайте!

— Это вместо признательности за то, что я отвела собаку к ветеринару? — По лицу Пейтон пошли багровые пятна, ее губы задрожали от обиды и возмущения. — Собака совсем запаршивела, и если речь зашла о полиции, то подать жалобу надо на вас! Вы измываетесь над животным, не следите за ним.

— Ах так! — Женщина пришла в ярость. — Хорошо, я этого не оставлю. Воровка! — Оставив за собой последнее слово, она удалилась.

— Вы могли бы проявить большую сдержанность, — угрюмо сказала Грейс.

— О какой сдержанности вы говорите? Эта нахалка оскорбила меня, и притом незаслуженно.

— Пейтон, успокойтесь, не портите торжества, которое обошлось мне в сто тысяч долларов.

— В сто тысяч долларов? — Пейтон вытаращила глаза. — Сто тысяч долларов за этот праздный спектакль?

— Неблагодарная! — змеиным шепотом ответила Грейс. — Я прошу вас лишь об одном: не портите праздник. Если вы со мной не считаетесь, подумайте хотя бы о Барри.

— О Барри? Ему правда не помешает. Вы вырастили из него маменькина сынка.

— Маменькина сынка? — Грейс чуть не задохнулась от гнева. — А что вы сами собой представляете? Ваша мать полоумная, а брат — уголовник. У вас плохие гены и оттого дурные наклонности. Белинда рассказала мне о вашем поползновении. Я бы сообщила о вашей развращенности Барри, но, к сожалению, было поздно.



Едва закончилось торжество, Пейтон и Барри отправились на машине в аэропорт, где остановились на ночь в местной гостинице. В номере их встретил спертый, тяжелый воздух прокуренной комнаты. На стенах — розовато-лиловые виниловые обои, на кроватях — грубые покрывала из синтетической ткани.

Однако непритязательность обстановки Пейтон попросту не заметила — до этого она никогда не жила в гостинице и сохранила воспоминание лишь о мотелях, в которых они останавливались с Викторией, когда им обеим было по восемнадцать. Тогда, получив водительские права, они совершили недельное путешествие на машине, предоставленной им родителями Виктории.

Внизу, под окнами здания, простиралась восьмиполосная автострада, по которой неслись бесконечные потоки машин, казалось, упиравшихся бамперами друг в друга.

Пейтон подошла к настенному зеркалу. Надетое в дорогу цветистое платье с пышными рукавами ей явно не шло: в нем руки казались толстыми, а шея — короткой.

— Давай спустимся в бар, — раздался за ее спиной голос Барри. — Выпьем немного на ночь.

— Ты разве мало выпил на свадьбе? — ответила Пейтон, продолжая глядеться в зеркало.

Она содрогнулась: лицо желтое, глаза мутные, не сегодня-завтра начнутся месячные. Бренда права: надо было воспользоваться таблетками, а так в медовый месяц — и на тебе! — менструация. Пришлось прихватить в дорогу упаковки с тампонами и гигиеническими пакетами. Теперь придется прятать их в сумке, чтобы муж не увидел, а использованные — немедля выбрасывать. Говорят, если мужчина увидит использованный тампон, то к неряшливой женщине он больше не подойдет.

Когда Пейтон было тринадцать, к ним в гости приехала ее бабушка. Это была крупная, полная женщина, сумевшая каким-то удивительным образом уберечь себя от морщин, присущих старушкам. Она приехала в Уортингтон на шикарной машине и царственно выплыла из нее, когда ее личный шофер услужливо открыл дверь. В те времена среди Тоулов еще были люди с достатком. Однако Пейтон вспомнила ее не поэтому. Ей припомнились слова бабушки, когда она, помывшись, вышла из ванной комнаты.

— У вас в ванной на самом виду коробка с некими причиндалами, — сказала она с осуждением в голосе. — Я ее убрала в укромное место. Такие вещи не для глаз Донни.

Тогда недовольства бабушки Пейтон не поняла. Не прояснило ситуацию и негодование Бренды, когда она заголосила на всю квартиру:

— Куда делась моя коробка с тампонами? Она стояла в ванной на полке.

В следующий раз Пейтон увидела бабушку только через несколько лет, когда та уже пребывала в доме для престарелых. За это время она разительно изменилась. Теперь она выглядела настоящей старушкой с лицом, изборожденным морщинами. Оказавшись словоохотливой, она рассказала Пейтон историю своей жизни, упомянув и обо всех своих четырех замужествах. Не обошлось и без поучения.

— Никогда не ложись с мужем в постель, предварительно не помывшись, — со знанием дела сказала бабушка. — Ты должна неизменно быть соблазнительной.

Вернувшись домой, Пейтон не преминула рассказать матери о свидании с бабушкой, вспомнив и о давней истории с коробкой старшей сестры.

— Конечно, не дело раскладывать где попало тампоны и гигиенические пакеты, — рассудительно ответила Нелл. — Твоя бабушка была совершенно права, убрав их с видного места. Кстати, в дни ее молодости ничего подобного не было. Тогда женщины пользовались прокладками из нескольких слоев марли да различными тряпками, которые стирали после использования. В те времена и нравы были другими. Девушки блюли свою честь, а те, кто ненароком лишался невинности, могли о замужестве лишь мечтать. Порушенные невесты спросом не пользовались, а если женщина рожала вне брака, то покрывала себя позором.

Пейтон вспомнила, как она тогда удивилась, ибо знала доподлинно из журналов, что чуть ли не у каждой кинозвезды есть внебрачный ребенок и в этом нет ничего позорного.

А разве предосудительно потерять девственность до замужества? Да теперь непорушенную невесту днем с огнем не найдешь. Да и потом, каково целомудренной девушке после свадебной церемонии и утомительного застолья войти в спальню для новобрачных и впервые в жизни увидеть огромный жилистый пенис, выскочивший навстречу подобно черту из табакерки?

Пейтон тяжко вздохнула: как-то сложится ее семейная жизнь? Если она окажется неудачной, ей придется вернуться в Уортингтон в обшарпанную квартиру, снова сесть на работе за осточертевший компьютер, а по вечерам искать чувственные утехи, чтобы вновь наткнуться на какого-нибудь подонка. Надо надеяться, что этого не случится, впереди новая жизнь. Слава богу, закончились казавшиеся бесконечными приготовления к свадьбе, похожие на мучения, да и сама церемония завершилась, и все же на свадьбе лучше быть гостьей, чем новобрачной.

Размышления Пейтон прервал страдальческий голос мужа:

— Может, все-таки сходим в бар? У меня разболелся живот. Выпью, поди, пройдет.

— Ты что-нибудь не то съел или просто разнервничался?

— Наверно, отравился печенкой. Надо бы позвонить матери и узнать — возможно, еще кого прихватило. Боже, меня тошнит. Только этого не хватало. — Он схватился за горло и поспешил в ванную.

В комнату, постучавшись, вошел коридорный. В руке он держал ведерко с обложенной льдом бутылкой шампанского.

— Мы не заказывали шампанское, — удивленно сказала Пейтон.

— Это подношение вашего друга, — произнес коридорный и растянул губы в улыбке. — Желаю счастливого медового месяца.

Пейтон взяла ведерко и увидела лежавшую внутри карточку. На ней было написано: «Счастливого медового месяца. Нил».

— Барри, Нил прислал нам шампанское, — возвысив голос, сказала Пейтон.

Не услышав ответа, она направилась в ванную, попросив коридорного подождать. В нос ударило зловоние — Барри только что вырвало.

— Барри, надо дать коридорному чаевые. У тебя есть мелкие деньги? У меня только двадцатки.

— Пошарь во внутреннем кармане моего пиджака, — пробормотал он и склонился над раковиной.

Пейтон поспешно вышла.

— Сколько ты дала коридорному? — спросил Барри, выйдя из ванной.

— Четыре доллара.

— Четыре доллара? Да ты, видно, сдурела. Ему хватило бы одного. Невелика работа — принести ведерко с шампанским. Ладно, позвони вниз и узнай, есть ли у них пептобисмол или — на худой конец — сельтерская вода.

Пейтон пришла в замешательство: вряд ли в регистратуре держат медикаменты. Тем не менее она сняла телефонную трубку и, сбиваясь, проговорила:

— Извините, у моего мужа… разболелся живот. У вас не найдется сельтерской или пептобисмола?

В трубке ответили холодно-вежливым голосом:

— К сожалению, у нас нет ничего подобного. В нескольких кварталах отсюда аптека, но, кажется, она в одиннадцать закрывается.

Тем временем Барри, обессилевший и обмякший, опустившись на край кровати, тяжко стонал, держась рукой за живот. Улечься с ним в постель желания не было. И не потому, что он занемог. Раньше он представлялся Пейтон человеком из другого, казалось, недоступного мира, он мог в любой момент бросить ее и потому был желанным и притягательным. Став ее мужем, он эту привлекательность потерял.

— В регистратуре нет ни пептобисмола, ни сельтерской, — пожав плечами, кисло сказала Пейтон. — Недалеко аптека, но, по словам регистратора, она в одиннадцать закрывается.

— А ты взяла с собой какие-нибудь лекарства?

— Не догадалась. Мне и в голову не пришло, что ты можешь расклеиться. Барри, надеюсь, с тобой ничего серьезного, и наше путешествие не сорвется. Я так мечтала побывать за границей.

— Давай, все-таки сходим в бар. Может, выпью, и все пройдет.

— Зачем идти в бар? У нас есть шампанское.

— Шампанское не поможет, возьмем его с собой на Ямайку.

Пейтон вздохнула и, надев кардиган, поплелась следом за Барри.

Устроившись с Пейтон на табуретах, стоявших у стойки бара, он заказал жене «Кровавую Мери», а себе — большую рюмку текилы.

— Тебе не станет хуже от выпивки? — озабоченно произнесла Пейтон.

— Текила прочистит желудок, — ответил Барри и сделал добрый глоток из рюмки.

Произвела ли текила благотворное действие, Пейтон так и не поняла, но только, едва поставив рюмку на стойку, Барри пробормотал извинение и чуть ли не бегом отправился в туалет.

— Вы когда улетаете? — спросил бармен.

Ему было не более тридцати. У него была круглая, крепкая голова, увенчанная копной рыжих волос, ярко-голубые глаза, нос с горбинкой и чувственные, немного пухлые губы. В его речи слышался знакомый бостонский выговор.

— Завтра утром, — ответила Пейтон. — Скажите, вы не из Бостона?

— Вы угадали, — ответил бармен, широко улыбнувшись. — Я из Южного Бостона. А вы сами откуда?

— Из Уортингтона.

— Знакомые места. Я не раз бывал в Уортингтоне. — В глазах бармена заплясали веселые огоньки. Его взгляд стал притягательным.

Пейтон подалась вперед, ее незастегнутая кофточка разошлась, выставив напоказ высокую грудь, прикрытую только легоньким платьем.