АКАДЕМИК КОРАБЕЛЬНОЙ НАУКИ

«Наука знает в своем развитии немало мужественных людей, которые умели ломать старое и создавать новое, несмотря ни на какие препятствия, вопреки всему». И. В. Сталин
В ГОРОДЕ РУССКОЙ СЛАВЫ

— В этот вечер мы все собрались у адмирала Корнилова. Враг был близко. Соединенные силы англичан, французов и турок подошли к Севастополю и высадили десант. Штурмом с суши и с моря они хотели взять наш город. У них было вдвое больше кораблей, орудий и людей. И вот, чтобы закрыть доступ вражеским судам к городу, командование решило часть севастопольского флота затопить у входа в бухту.

Тяжело было нам, морякам, услышать такой приказ. Русские корабли, в которые мы вложили столько сил, энергии и знаний, мы сами, своими руками должны были уничтожить.

Но это нужно было сделать.

На другой день корабли, назначенные к затоплению, были выстроены в одну линию у входа в бухту, между Константиновской и Александровской батареями. Это были линейные корабли «Уриил», «Селафаил», «Варна», «Силистрия», «Три святителя» и фрегаты «Флора» и «Сизополь».

Ровно в 6 часов вечера 10 сентября 1854 года на вышке Морской библиотеки взвился трехцветный флаг. По этому сигналу с кораблей на берег стали свозить орудия, снаряды, продовольствие.

Так прошел весь вечер и ночь. А на рассвете матросы прорубили на кораблях ниже ватерлинии большие отверстия. В отверстия потоком хлынула вода, и корабли стали погружаться в море. Первой исчезла «Варна», за ней — «Силистрия» и «Сизополь», потом — «Уриил» и «Селафаил». «Флора» долго держалась на воде, но затем и она медленно пошла ко дну. Только корабль «Три святителя», несмотря на пробоины, не тонул. Тогда был отдан приказ кораблю «Громоносец» подойти к «Трем святителям» и расстрелять его из орудий. Лишь после третьего попадания скрылся под водой корабль «Три святителя». И только концы мачт виднелись на том месте, где недавно стояли семь кораблей.

Больно было смотреть на эту картину. Многие люди плакали.

Зато когда был бой 5 октября с союзной эскадрой, мы отплатили им сполна.

Бой начался в 7 часов утра. Вражеский флот подошел к входу в бухту и открыл огонь по нашим батареям. У них было 1340 орудий с одного борта, а у нас на береговых фортах всего 115. Но моряки стояли насмерть. Каждый бастион был для нас тот же корабль, только крепко стоящий на якоре.

Вскоре от частой стрельбы орудия нагрелись так, что их беспрестанно приходилось поливать водой. Все заволокло пороховым дымом, и только по вспышкам огня орудий неприятеля можно было судить о месте нахождения вражеских кораблей. Падали убитые и раненые, но их заменяли новые люди. Жители Севастополя, старики, женщины и дети, бесстрашно шли на бастионы. Они подносили снаряды, воду, здесь же под огнем помогали отстраивать разрушенные укрепления.

Двенадцать часов длился бой. Многие корабли противника вышли из строя. Некоторые получили до ста пробоин, на других возникли пожары, иные потеряли управление и сели на мель. А у флагманского корабля «Париж» была разворочена вся палуба и корма.

Так, несмотря на то, что у врагов было в одиннадцать раз больше орудий, чем у нас, они потерпели поражение. И больше ни разу за всю севастопольскую кампанию не осмеливались нападать на нас с моря. Мы показали им, как умеют русские драться за свою землю!

Так рассказывал отставной моряк, участник героической обороны Севастополя. В комнате уютно. Потрескивают дрова в камине. Мягко падает свет на круглый стол, за которым, кроме моряка, сидят коренастый, широкоплечий мужчина, женщина с крупными чертами лица и резко очерченным ртом и мальчик лет одиннадцати. Темные живые глаза мальчика устремлены на моряка. Он боится пропустить из рассказа моряка хотя бы одно слово. Он забыл даже про чай, который стоит перед ним и стынет в стакане.

— Алеша, пора идти спать, — напоминает мать.

Но сын умоляюще смотрит на нее, на отца.

— Оставь его, — говорит отец, — пусть дослушает.

И когда, наконец, моряк, распрощавшись, уходит, Алеша еще долго ворочается в своей кровати и не может заснуть. Он еще раз переживает все слышанное сегодня. Однако это не мешает ему, как обычно, встать рано и прийти в класс самым первым. Он всегда приходит в класс первый. Об этом знают ребята, и те, кто плохо понял или не выучил урок, стараются тоже прийти пораньше, чтобы лучший ученик Алеша Крылов объяснил им непонятное.

— Это были первые опыты моей, впоследствии столь долгой преподавательской деятельности, — вспоминал Крылов много лет спустя.

В Севастополь Крыловы приехали недавно.

Был 1874 год. Почти двадцать лет прошло со времени осады Севастополя. Но все в этом городе еще напоминало героическую одиннадцатимесячную оборону. Многие дома были разрушены, целые кварталы нежилые. Везде рытвины и ямы, груды щебня и мусора, поросшего травой. На Малаховом кургане вся земля была изрыта траншеями. Валялись покрытые ржавчиной, изуродованные орудия, осколки снарядов, куски ружейных стволов, ядра, круглые пули. На месте, где был смертельно ранен адмирал Корнилов, выложен из ядер крест. Светло-серая гранитная плита с надписью указывала место, где был сражен вражеской пулей адмирал Нахимов. Это он, любимец матросов и всего народа, еще тогда, в век крепостничества, сказал:

— Пора нам перестать считать себя помещиками, а матросов крепостными людьми. Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют.

Он знал о привязанности к себе матросов и дорожил ею.

«Я этой привязанностью дорожу больше, чем отзывами каких-нибудь чванных дворянчиков», — писал Нахимов.

Здесь, на Малаховом кургане, он был ранен в голову 28 июня 1855 года. Отсюда его отнесли в госпиталь, где 30 июня, не приходя в сознание, он скончался. Нахимова похоронили в могиле адмиралов — склепе, где уже лежали останки, строителя Черноморского флота адмирала Лазарева и убитых раньше героических защитников Севастополя — адмиралов Корнилова и Истомина.


^{Адмирал Павел Степанович Нахимов.}


Часто Алеша вместе с мальчиками после школы шел на Малахов курган. Здесь они лазали по траншеям, собирали осколки снарядов, играли в войну. Алеше нравились всякие воинственные игры. Но больше всего он любил ходить на море.

То синее-синее, все залитое лучами солнца, оно тихо плескалось о берег, то, темное до черноты, бурное, яростно обрушивалось седыми гребнями и обдавало брызгами пены. В спокойные дни вода была так прозрачна, что на дне недалеко от берега можно было видеть каждый камешек и ядра, и осколки снарядов.

На берегу сохранились остатки батарей, из которых севастопольцы обстреливали вражеские корабли.

Алеша мог часами бродить по берегу или стоять у моря и не отрываясь смотреть в его синеющую даль. Он вспоминал все, что слышал от старых моряков, часто по вечерам собиравшихся у его отца.

Вот здесь, по этому направлению, были затоплены русские корабли, чтобы преградить неприятелю вход в Севастопольскую бухту. На этом месте, наверное, стоял корабль «Три святителя», который пришлось расстрелять из пушек. Тогда было затоплено семь кораблей. А потом, после героической одиннадцатимесячной обороны, когда наши покинули Севастополь, они оставили врагам на месте города груду развалин. И ни одного корабля. Весь севастопольский флот был затоплен, чтобы он не достался врагам.

Пустынно теперь море. Не видно мачт на нем, не белеют паруса. Лишь иногда придет пассажирский пароход, да проплывают лодки, перевозя людей с одной стороны бухты на другую.

Часто Алеша приходил на берег с отцом. Тогда они садились на большой круглый камень и вместе смотрели на море. Отец так же, как и сын, любил море. В далекие дни молодости, когда он был военным, ему приходилось служить на побережье Кавказа, на берегу Финского залива, в устье Днепра. Вот тогда он, наверное, и полюбил море. Правда, недолго Крылов пробыл в армии. Он заболел лихорадкой и вынужден был уйти в отставку.

Крылов поселился в родных краях, в Симбирской губернии. Завел хозяйство в деревне Висяга, около города Алатырь, женился на Софье Викторовне Ляпуновой и зажил некрупным помещиком. Но он никогда не был барином-белоручкой. Человек физически сильный, высокий и широкоплечий, он выходил пахать наравне с крестьянами. И когда нужно было ехать на ярмарку за продуктами, он сам запрягал в тяжелый, но крепкий, на «неизносимом ходу», прадедовский рыдван тройку рослых лошадей. Надевал кожух, подпоясывался широким сыромятным ремнем, усаживался на облучок вместо кучера, — гикнет на лошадей, и был таков.

Недаром по всей округе рассказывали случай, как однажды Николай Александрович Крылов явился в институт благородных девиц, находившийся в Нижнем Новгороде. Ему нужно было забрать из института сестру жены, только что окончившую этот институт.

Был день выпуска. К парадному крыльцу института то и дело подъезжали богатые кареты, коляски, из которых выходили разодетые церемонные родители — знать Нижнего Новгорода. Подобострастно кланявшийся швейцар открывал дверь, и они проходили по устланной коврами лестнице в парадный зал, где должен был состояться выпускной вечер. Вдруг к подъезду подкатывает огромный рыдван с рослым мужчиной на облучке. Черная окладистая борода, живые смеющиеся карие глаза, папаха, казацкий бешмет, подпоясанный широким ремнем, сбоку огромный револьвер в кобуре. Мужчина вручил удивленному швейцару письмо для начальницы института, вызвал девицу Ляпунову, сказал ей:

— Поедемте, вас в Алатыре давно ждут. — Затем, подставив ей ловко левое колено, вскинул, как перышко, на верх рыдвана, вскочил сам и умчался.

— Да кто он? Потомок Стеньки Разина или внук Пугачева? — с удивлением и испугом заговорили вокруг.

А он, привезя домой выпускницу, сказал:

— Если Александра Викторовна будет жить с нами, то ее институтские замашки и привычки надо из нее вырвать так, как вырывают больной зуб — с корнем, единым махом.

Окружающие любили и уважали Николая Александровича. Его выбирали то председателем земской управы,[1] то мировым посредником,[2] то судьей. Крестьяне видели в Николае Александровиче своего защитника. Он был противником крепостных порядков. Не раз он избавлял крестьян от несправедливых наказаний. Недаром в конце концов Николай Александрович оказался не по вкусу высшей администрации, и его отстранили от дел по причине «вредного образа мыслей и потворства крестьянам при делах против них, полицией возбужденных».

Николай Александрович любил в жизни все ладное, крепкое и людей любил физически сильных, смелых, жизнерадостных. И в своем единственном сыне он старался воспитывать самостоятельность и смелость. Когда Алеше было всего пять лет, отец подарил ему маленький топор, сталью наваренный и остро отточенный. Этот топор был самой любимой игрушкой Алеши в ту пору. Им он рубил всласть березовую плаху, тоже принесенную отцом. А позже отец стал брать сына с собой на охоту. Он учил его любить и познавать окружающую природу — различать птиц по полету, зверей по следу, возраст деревьев по годичным кольцам. Он развивал в нем наблюдательность и практическую сметку. Когда Алеше исполнилось одиннадцать лет, отец подарил ему настоящее ружье.

В 1872 году Крыловы уехали из деревни. Николай Александрович не мог избавиться от болезни, — лихорадка по-прежнему мучила его. Врачи посоветовали ему поехать на юг Франции. Крылов продал имение в деревне Висяга, по дешевой цене с рассрочкой платежа отдал землю крестьянам и вместе с семьей переехал в Марсель. Здесь он занялся коммерческими делами — организовал франко-русскую торговую фирму, которая просуществовала около трех лет.

Вскоре Крыловы вернулись на родину. Они поселились сначала в Таганроге, но для лучшего ведения дел фирмы Крыловым приходилось переезжать из города в город.

Николаю Александровичу не были в тягость эти переезды. Он любил путешествовать, изучать окружающую жизнь. Крылов не раз бывал за границей. Но он был патриотом своего отечества и никогда не преклонялся перед иностранным, а умел различить в нем хорошее и плохое. Человек просвещенный, он много читал, писал статьи в журналах, интересовался историей России, был знаком со многими передовыми людьми. Часто, разговаривая с сыном, отец рассказывал ему о прошлом России, о ее боевых победах, о том, что видел в других странах, о царе Петре, о русском флоте…

Вот и сегодня, сидя с сыном на большом камне у моря, Николай Александрович рассказывает ему об одной морской победе русских.

В 1703 году Петр захватил шведскую крепость Ниеншанц. Позднее около этой крепости и был заложен Петербург. Так вот, два шведских корабля, не зная о том, что крепость находится в руках русских, вошли в Неву, дали опознавательные выстрелы и стали на якорь. Петр и Меншиков с солдатами на лодках атаковали шведские корабли и после боя взяли их в плен. Петр так был доволен этой морской победой, да еще над шведами, которые считали себя «непобедимыми», что в честь ее повелел выбить медаль с надписью «Небываемое бывает». А потом русские не раз били шведов — и при Полтаве, и при Выборге, и при Гангуте.

— Смелость, отвага и сметливость всегда отличала русского человека, — закончил отец и, помолчав, вдруг неожиданно добавил: — Уезжать будем из Севастополя. Дела у меня складываются так, что мы в конце лета уедем в Ригу.

Сын знал непоседливый нрав отца. Из Алатыря — в Марсель, из Марселя — в Таганрог, из Таганрога — в Севастополь, теперь — в Ригу. Жаль было расставаться с Севастополем, с Черным морем, но раз отец сказал, — так оно и будет.

И вот наступил конец лета. В последний раз Алеша спустился к морю. Он пришел с ним проститься.

День сегодня безветренный. Тихое и ласковое, но как всегда пустынное, лежало перед ним море. Алеша стоял и думал о том, как весело было бы на море, если бы здесь было много кораблей. Он представлял себе, как поднимают со дна морского затопленные корабли и спускают на воду новые.

Но пока это только игра воображения. По-прежнему пустынно море. Лишь чайки одни носятся над безбрежным морским простором.

МЕЧТЫ ИСПОЛНИЛИСЬ

Пустынно Черное море. Почти нет на нем русского флота. По мирному договору, заключенному после Крымской кампании, Россия не имела права строить на Черном море военный флот. И хотя ограничения, наложенные договором, были сняты в 1871 году, флот возрождался медленно. К концу семидесятых годов Россия имела на Черном море лишь две «поповки»,[3] несколько тихоходных корветов[4] и шхун[5] и пассажирские пароходы. Беззащитными казались русские берега. Этим решила воспользоваться Турция.

12 марта 1877 года Турция напала на Россию. Она имела довольно сильный флот: броненосцы, фрегаты, корветы, канонерки, много парусных судов. Казалось, совсем просто такому флоту разгромить русские города на побережье, потопить пароходы. Но это только казалось. Не была и никогда не будет беззащитной русская земля! Не построен еще черноморский флот, но есть во флоте талантливые люди, смелые и самоотверженные, которые не позволят врагам ступить на русскую землю.

Как только Турция объявила войну России, многие моряки предложили свои проекты, как коммерческие пароходы превратить в военные. Наиболее удачным был проект лейтенанта Степана Осиповича Макарова.

Он предложил повести с турками минную войну.

В свое распоряжение Макаров просил быстроходный пароход. На этот пароход он хотел поместить несколько легких катеров, снабженных минами. Под покровом ночи, незаметно пароход должен был подходить к вражеским кораблям и останавливаться на некотором расстоянии. С парохода спускались катера, которые должны были приблизиться к турецким кораблям и подорвать их минами. Затем катера отходили обратно к пароходу, который поднимал их на палубу и уходил в ближайший русский порт.

Вся операция должна была проводиться быстро и точно. Она требовала беззаветного мужества и самообладания. Ведь мины тогда были совсем примитивные. Они прикреплялись на шестах длиной в 6–9 метров. Нужно было подойти к вражескому кораблю почти вплотную, на расстояние длины шеста, и ударить этой миной в корпус корабля. Одно неверное движение или шум — и можно было самому подорваться или быть расстрелянным врагом.

Сама идея парохода с минными катерами на борту была совершенно новой. Это была идея плавучих баз для катеров, которая впоследствии получила распространение во всех флотах мира.

Макарову был предоставлен самый быстроходный торговый пароход «Константин». В это время турецкий флот уже обстреливал русские города на Кавказском побережье. Макаров оснастил свой пароход необходимым оборудованием, погрузил на палубу четыре катера с минами и вышел в море на борьбу с турецкой эскадрой.

Ночь. Тишина. На рейде у русских берегов стоят турецкие корабли. Непрошенные гости расположились в русском порту, как у себя дома. Они ниоткуда не ждут нападения. Ведь они знают, что у русских флота нет.

Ярко горят огни маяков. На кораблях слышен разговор, перекличка часовых. Вдруг совсем неожиданно раздается оглушительный взрыв. Огромный столб воды поднимается около одного из турецких кораблей. Корабль начинает тонуть.

Среди врагов смятение. Они не понимают, что происходит. Кто тот неведомый противник, что подошел так незаметно и подорвал их корабль?

Открыв беспорядочный ружейный и артиллерийский огонь, турецкие корабли снимаются с якорей и бегут в панике. А через некоторое время тот же противник атакует турок уже на другом рейде.

Долго турки не могли обнаружить «Константина». Но однажды они его увидели и устроили за ним бешеную погоню. «Константин» развил максимальную скорость и скрылся. Борьба продолжалась. «Константин» наводил страх на врагов. Они перестали появляться у русских берегов. Но «Константин» отваживался наносить удар врагу у самого Константинополя.

Русская общественность с волнением и тревогой следила за подвигами русских моряков. Газеты были полны сообщениями о боевых походах «Константина».

Крыловы в это время жили в Риге. Алеша занимался в немецкой гимназии.

— Языки нужно учить в детстве, — говорил отец.

И как когда-то раньше Алеша учился французскому языку, так теперь он изучал немецкий. Все преподавание в гимназии велось на немецком языке. Вначале было трудно, но потом Алеша так изучил немецкий язык, что мог свободно говорить на нем. Кроме того, он учил в гимназии латынь и греческий. И так же, как и взрослые, Алеша с напряженным вниманием следил за газетами. Подвиги лейтенанта Макарова, русских моряков вызывали в нем чувство восхищения и гордости. Они будили в нем желание самому стать моряком, управлять кораблем, бороться с врагами и побеждать. Часто Алеша вспоминал Севастополь, Черное море.

Он стал узнавать, какие существуют морские учебные заведения, и выяснил, что в Петербурге есть Морское училище, куда принимают мальчиков его возраста. Алеша достал программу вступительных экзаменов в Морское училище. И когда он услышал о подвиге русских моряков, которые применили тактику минной войны Макарова и потопили на реке Дунай турецкий броненосец «Сейфи», взволнованный Алеша пришел к отцу и сказал:

— Отец, ты сам любишь море. Отдай меня в Морское училище.

— Что ж, — ответил Николай Александрович, — иди. Родине нужны моряки. Надо возродить русский флот, да построить его таким, чтобы был он сильным и могущественным. Если б я был молодым, я поступил бы так же.

Так была решена судьба Алексея Крылова. С этих пор и до самой смерти вся его кипучая, многогранная жизнь неразрывно связывается с флотом.

МОРСКОЕ УЧИЛИЩЕ

Широко раскинулась Русь. Необъятны ее просторы. Но было время, когда эта великая держава не имела выхода к морю. За владение морем боролся Иван Грозный. «России нужна вода», — говорил Петр I. И он поставил целью своей жизни отвоевать для России воду и открыть ей широкий путь для общения с другими странами.

На Черном море хозяйничала Турция. Балтийским морем владела Швеция. Для того, чтобы отвоевать моря, необходимо было построить военный флот. «Сие дело необходимо нужное есть государству… который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет, а который и флот имеет, обе руки имеет», — пишет Петр I и всю свою кипучую энергию направляет на создание русского флота. В Архангельске, в Воронеже, в Олонце застучали топоры на корабельных верфях. Сам царь едет за границу и, работая там на верфях плотником, изучает корабельное мастерство. Он старается успеть повсюду. Он мореплаватель и токарь, государственный деятель и корабельный инженер. Но он отлично понимает, что не один и не два, а много знающих людей нужны России, чтобы вытянуть ее из отсталости. И вот в Москве, в Сухаревой башне, открывается по указу Петра I в 1701 году школа «Математических и Навигацких наук».

Это было первое в России светское высшее учебное заведение. В нем готовили моряков, инженеров, артиллеристов.

Математические науки в школе преподавал знаменитый Леонтий Магницкий. Его настоящая фамилия осталась неизвестной. Это Петр приказал ему писаться Магницким, потому что он притягивал к себе знания, как магнит. Магницкий написал свою знаменитую «Арифметику» — первый русский учебник по математике, который стал пособием для многих русских людей.

Петр любил школу. Он часто посещал ее, проверял знания учеников, сам показывал на токарном станке искусное мастерство. А после славных побед, когда Россия отвоевала Балтийское море, заставив «непобедимых шведов показать хребет», в новой столице, Санкт-Петербурге, было открыто несколько учебных заведений — Морская академия, Артиллерийское, Инженерное и Медико-хирургическое училища. Позднее, уже в царствование дочери Петра, Елизаветы, и Навигацкая школа была переведена из Москвы в Петербург и слита с Морской академией в единый Морской корпус.

Морскому корпусу отвели дом на набережной Невы на Васильевском острове, одно из лучших зданий города. Несколько десятилетий Морской корпус был единственным морским учебным заведением страны. Из стен его вышли многие ученые, исследователи, путешественники, флотоводцы, чьи имена и дела прославлены в веках. Адмиралы Ушаков и Сенявин, Лазарев, Нахимов и Корнилов кончали Морской корпус. Композитор Римский-Корсаков, составитель знаменитого «Толкового словаря» Даль, писатель Станюкович, художник Верещагин, изобретатель самолета Можайский, декабристы Бестужев, Кюхельбекер и многие другие замечательные люди были воспитанниками Морского корпуса. Однако доступ для детей из народа в Морской корпус был закрыт. Это было привилегированное дворянское учебное заведение.

Одно время Морской корпус назывался Морским училищем.[6]

Осенью 1878 года пятнадцатилетний Крылов держал экзамен в Морское училище. В том году на сорок мест было подано двести сорок заявлений. Предстоял строгий отбор. Тогда существовала двенадцатибалльная система оценок. Высшей оценкой считалось, «двенадцать».

Из двухсот сорока мальчиков выдержало экзамен всего сорок три. Лучшие оценки были у Алексея Крылова. На всех экзаменах он получил «12». Первым по списку он был зачислен в Морское училище. Мечта исполнилась — теперь он станет моряком. Начиналась новая жизнь.

* * *

В просторном здании на берегу Невы день начинался рано. В половине седьмого громкие звуки горна поднимали воспитанников с постели. В семь делали гимнастику. Затем шли в столовую завтракать. В восемь начинался первый урок. Заканчивались занятия в половине третьего. Дальше отводилось время на приготовление уроков и на самостоятельную работу. Домой отпускали только на воскресенье. В училище было шесть классов — два приготовительных, один общий и три специальных.

С первых же дней Алексей Крылов с рвением взялся за занятия. На уроках он внимательно слушал и записывал. Тщательно готовил заданное. Непонятные места выяснял у преподавателя или в книгах.

Ко времени поступления Алексея в училище родители его переехали в Петербург. Отец очень интересовался занятиями сына.

— Не запускай уроков и отнюдь не оставляй ничего непонятного для тебя, — советовал Николай Александрович.

Некоторые вопросы Алексей изучал не только по учебникам, но и по дополнительной литературе, которую брал в библиотеке училища. Это помогало ему глубже усваивать предмет.

Однажды, уже в старшем классе, преподаватель вызвал к доске товарища Алексея Крылова — Глотова, и задал ему трудный вопрос. Вопрос этот был изложен в учебнике путано и местами даже неверно.

К удивлению преподавателя, Глотов доказал все быстро и ясно, однако совершенно другим путем, чем было дано в учебнике.

— Откуда вы это взяли? — спросил преподаватель.

— Мне объяснил Крылов, — ответил Глотов.

Преподаватель подсел к Крылову и попросил его рассказать подробней все доказательство.

Крылов объяснил.

— Вам у меня делать нечего, — сказал преподаватель. — Я вижу, что вы мой предмет знаете отлично. Можете заниматься на моих уроках, чем хотите. Ставлю вам заранее «12».

В те часы, которые отводились на самостоятельную работу, каждый занимался, чем хотел. Одни читали книги, другие решали шахматные задачи, третьи строили модели кораблей. Алеша тоже любил читать книги, особенно по истории флота. Он с интересом рассматривал портреты знаменитых флотоводцев, собранные в музее училища, и картины, изображающие битвы русского флота с врагами. Там же в музее он видел весь изорванный неприятельскими снарядами флаг с корабля «Императрица Мария», на котором находился адмирал Нахимов во время Синопского боя. Этим флагом было покрыто тело севастопольского героя, когда его провожали в последний путь. Рядом с нахимовским флагом в музее хранился флаг с турецкого броненосца «Сейфи», потопленного в турецкую войну доблестными русскими моряками, подвиг которых в свое время так поразил воображение Алеши.

Все это было очень интересно. Алексей с удовольствием изучал историю русского флота. Но, кроме того, в свободное от уроков время он стал усиленно заниматься математикой.

Математика привлекала его строгостью своих выводов и тем, что с ее помощью можно было решить самые разнообразные задачи из практики. Кроме того, математикой увлекался родственник и друг Алексея Крылова — Александр Ляпунов. И это тоже оказало большое влияние на Крылова.

Александр Михайлович Ляпунов, впоследствии известный ученый, был двоюродным братом матери Крылова. В это время он учился на математическом факультете Петербургского университета. Часто по субботам Алеша, прежде чем идти домой, забегал к Ляпунову. Здесь он переписывал лекции знаменитого математика, профессора Петербургского университета Пафнутия Львовича Чебышева, у которого учился Александр, и слушал объяснения Ляпунова. Александр объяснял горячо и страстно. Этот двадцатилетний юноша, с большим открытым лбом и откинутыми назад каштановыми волосами, знал и любил математику.

— Математика — замечательное орудие исследования, — говорил он. — Она дает возможность до тонкостей изучить явление и даже предугадать его.

Он считал, что математику нужно всемерно использовать для разрешения различных практических задач. В этом вопросе он был последователем своего учителя Пафнутия Львовича Чебышева. Недаром Чебышев отличал Ляпунова среди других студентов.


^{Известный русский математик Александр Михайлович Ляпунов.}


Алексей внимательно слушал Ляпунова. Потом занимался самостоятельно. И так, шаг за шагом, он изучал университетский курс математики.

Часто Алексей забегал к Ляпунову в воскресенье или Александр заходил к Крыловым. Тогда двое друзей, позанимавшись, отправлялись бродить по городу. Алексей рос весь в отца — высокий, плечистый, и потому мало была заметна разница в годах между юношами. Иногда вместе с ними бывал и отец Алеши.

Больше всего они любили бродить по набережным Невы. Нередко заходили в порт смотреть русские и иностранные пароходы. Отец, который в это время участвовал в работе Общества содействия мореходству и сотрудничал в различных журналах, рассказывал о последних новинках в судостроении у нас и за границей, о талантливых русских кораблестроителях.

— В прошлом году на Галерном островке в Петербурге был закончен постройкой, по проекту адмирала Попова, замечательный броненосец «Петр Великий», — говорил отец. — Он является самым мощным кораблем в мире. Англичане решили было присвоить себе честь создания этого броненосца. Они заявили, что проект броненосца заимствован у главного кораблестроителя Англии Рида. Но Рид оказался честным человеком. Он выступил в газете «Таймс» с опровержением, в котором писал, что «было бы весьма лестно считаться составителем проекта этого поразительного судна, самого могущественного во всем свете», но что проект этот создан адмиралом Поповым.

Алеша с жадностью слушал рассказы отца. Он сам хотел скорее плавать на корабле и жалел, что ни в этом, ни в будущем году ему не придется быть на море, — практика на судах начиналась только с третьего класса.

Отец утешал его тем, что они, как только кончатся занятия у Алеши, поедут на родину, в Алатырь. Позже туда обещал приехать и Александр Ляпунов с братом Борисом.

В РОДНЫХ КРАЯХ

Все получилось так, как говорил отец. Как только кончились занятия у Алексея, Крыловы собрались и поехали на родину. Сперва по железной дороге до Нижнего, затем на лошадях до Алатыря. Здесь они побыли немного у бабушки — матери отца — и отправились к родственникам в деревню Теплый Стан.[7]

Теплый Стан… Сколько воспоминаний связано у Алеши с этим названием! Ведь Теплый Стан находится близко от деревни Висяга, в которой Алеша провел свое раннее детство. В Теплый Стан они часто ездили из Висяги. Эти поездки, всегда были большим праздником для Алеши.

Они ехали по Семеновской степи, где высокая сочная трава скрывала лошадь, где в безоблачном синем небе пролетали стаи журавлей и дроф, кружили ястреба, трепетали копчики. В воздухе, напоенном горьким запахом полыни и ароматом степных цветов, жужжали пчелы, стрекотали кузнечики. Где-то звонко заливался жаворонок. Иногда прямо из-под копыт лошади с криком взлетал перепел.



В Теплом Стане жили Филатовы и Сеченовы. Филатовы, среди которых было много известных хирургов, приходились родственниками отцу. Сеченовы были в родстве с матерью Алеши.

Алеше нравился старинный двухэтажный дом Сеченовых, где они обычно останавливались, большой тенистый сад вокруг дома. Во втором этаже две комнаты были отведены под мастерскую, в которой часто работал Андрей Михайлович Сеченов. Иногда, к величайшему удовольствию Алеши, он брал его с собой, давал в руки стамеску или рубанок и показывал, как нужно строгать по дереву.

В столовой Сеченовского дома Алешу постоянно привлекала веселая картинка, нарисованная на печке. Там были изображены все теплостанские родичи, собравшиеся на балконе Филатовского дома. Впереди всех Андрей Михайлович Сеченов с дубинкою в руке вел на цепи, вместо медведя, теплостанского попа. Алеше особенно нравилось, что он может узнать каждого из нарисованных, и он подолгу простаивал у печки, рассматривая карикатуру и звонко смеясь.

Летом в гости к старшим братьям часто приезжал знаменитый физиолог Иван Михайлович Сеченов. Иногда он читал собравшимся родным и знакомым лекции по физиологии. Для лекций нужны были лягушки, которых поручали наловить из пруда Алеше Крылову. За это он тоже допускался на лекции. А потом, собрав вокруг себя дворовых мальчишек и девчонок, сам читал им лекции, препарируя лягушек перочинным ножом по-своему.

Но больше всего Алеша любил охоту. С приездом Крыловых Филатовы и Сеченовы обычно выезжали на охоту. В теплостанских рощах и перелесках водилось немало дичи — тетеревов, вальдшнепов, куропаток, а также зайцев, лисиц, волков. Иногда отец брал с собой Алешу, но с условием, чтобы Алеша стоял смирно возле него и никуда не отходил. Тогда у Алеши еще не было и ружья. Не то сейчас! Сейчас Алеша не только имел свое ружье, но и неплохо стрелял, и мечтал вдоволь поохотиться.

В Теплый Стан приехали под вечер. Навстречу гостям высыпали все обитатели Теплого Стана. Никто не мог узнать в этом стройном юноше в морской форме мальчишку в коротеньких штанишках, который любил обо всем расспрашивать у взрослых и без устали носиться со своими сверстниками по усадьбе. Ведь прошло семь лет!

— Теперь уже тобой не поиграешь в мячик, как бывало, — сказал Алеше Алакаев — письмоводитель Сеченовых, отличавшийся непомерной силой.

И Алеша вспомнил, как он часто просил Алакаева:

— Поиграй мной в мячик, — и тот подбрасывал его до потолка.

В Теплом Стане все выглядело по-прежнему — и старый дом, и усадьба, и даже в столовой на печке красовался тот, же поп с Андреем Михайловичем Сеченовым. Мало изменились и обитатели усадьбы. Только мальчишки, с которыми водил дружбу когда-то Алеша, сильно выросли. Некоторых совсем не узнать. Да молодой дубок, посаженный в саду Алешей вместе с отцом, стал ветвистым красивым деревом.

Хозяева и гости собрались в столовой. Говорили про столичные новости, про деревенскую жизнь, про охоту. Когда все было переговорено и отведаны все теплостанские блюда, гостей уложили спать в приготовленной для них комнате.

На мужском совете было решено через пару дней выехать на охоту. В первый раз Алешу брали с собой как равного.

В это лето Алеша хорошо отдохнул, загорел и поправился. Он немало побродил по окрестностям с ружьем и охотничьей сумкой за плечами. Теперь отец отпускал его даже одного.

В конце лета Крыловы распрощались с Теплым Станом. Пора было возвращаться в Петербург. Алеша упросил родителей поехать до Нижнего по воде. Он так хотел снова увидеть Волгу!

Когда-то в детстве, когда они жили в этих краях, родители ездили в Нижний на ярмарку и к родственникам в Казань и иногда брали с собой Алешу. С тех пор Волга осталась в его воспоминаниях как что-то широкое, светлое — ровная гладь воды и потоки солнца.

Решили ехать до Алатыря на лошадях, а там пересесть на пароход. Путь предстоял сначала по реке Суре, затем по Волге.

ПО СУРЕ И ВОЛГЕ

День жаркий. Солнце палит нещадно. На небе ни облачка. Небольшой пароход едва тащится по Суре. Сура — река извилистая, с песчаными берегами и быстрым течением. На ней множество мелководий или «перекатов», которые постоянно меняют свои очертания. Вот пароход подошел к перекату и почти ткнулся носом в отмель. Под пароходом зашуршал песок. Машину остановили. Капитан громким голосом отдает команду:

— Ванька, Васька, лезь в воду, маячь!

Ванька и Васька из судовой команды спрыгнули в воду и пошли «маячить», то есть измерять глубину воды вокруг и выяснять, куда нужно двигаться пароходу.

— Василь Иваныч, — кричит Васька, — здесь по колено!

— Иди к правому берегу!

Через некоторое время:

— Василь Иваныч, здесь по пол-ляжки!

— Иди еще!

Наконец раздалось желанное:

— Василь Иваныч, здесь по грудь!

— Стой там, подавай голос!

То же самое проделал Ванька.

По голосам «живых маяков» пароход, малым ходом стал перебираться через перекат.

На палубе стоит юноша в морской форме. Ленточки бескозырки чуть колышутся ветром. Это Алеша Крылов. Ему смешно смотреть, как «маячат» Васька с Ванькой. Он думает о том, как плохо еще поставлено у нас судоходство. Ведь можно было, наверное, как-то иначе вести пароход, даже по такой реке, как Сура. Около мелей поставить какие-то опознавательные знаки и чаще измерять глубину воды в опасных местах. Надо поскорее становиться моряком. Тогда он сам будет командовать судном. Только не таким, конечно. Он будет командиром военного корабля.

Пароход перевалил через перекат. Мокрые Васька и Ванька пошли сушиться в кубрик. Им ведь случается и ночью маячить. Тогда это особенно тяжело, потому что темно, приходится идти на ощупь, можно оступиться, попасть в какую-нибудь стремнину — и тогда поминай как звали. Но они не любят думать о таких неприятностях. Гораздо веселей думать о том, что вот скоро будет Васильсурск, там пароход простоит сутки, их отпустят на берег, домой.

Алексей тоже с нетерпением ждет Васильсурска. Ему хочется скорее пересесть на волжский пароход.

В Васильсурск приехали рано утром. На пристани толпилось много народа — ждали прихода волжского парохода. Волга была вся в дымке тумана. Недалеко от пристани — базар. Горами лежали арбузы. На лотках и стойках яблоки всяких сортов, сливы, груши, помидоры, жареные куры, рыба, сдобные булки, пироги. Алеша с отцом прошлись по базару, купили кое-что на дорогу и вернулись на пристань.

Из-за горизонта медленно вставало солнце. Туман стал понемногу рассеиваться. И вдруг блеснула гладь воды и заискрилась на солнце.

Алеша не сводил глаз с Волги. Вдали послышался гудок, и скоро нарядный белый пароход подошел к пристани. Из трубы парохода валил густой черный дым.

С парохода спустили сходни. Началась посадка. Люди с мешками, сундучками, чемоданами хлынули на пароход. Пассажиров было много. Видимо, спешили попасть в Нижний на ярмарку.

Но вот посадка кончилась. Матросы убрали сходни. Пароход протяжно загудел и стал отходить от пристани, сначала медленно, потом быстрее. Поплыли назад домики Васильсурска, пристань, сады, церковь, амбары на берегу. Скоро весь живописный, утопающий в зелени городок скрылся вдали. Только одна церковная колокольня еще долго была видна. Но вот и она растаяла в туманной дымке. Пароход вышел на волжский простор.

Ах, и широка же Волга!

Алеша стоит наверху на палубе и смотрит вокруг.

Справа берег, низкий, песчаный. Он едва различим в синеющей дали. Слева почти отвесные глинистые и известковые горы, обрывы. Иногда они вдруг расступаются. Тогда виден овраг или долина, покрытая зеленым ковром.

Вот навстречу идет пароход, бурля воду колесом. Он больше того, на котором едет Алеша. И гудит он властно, басом. Ему отвечают все встречные пароходы. А дальше идут беляны с лесом, баржи со всяким товаром. Их на толстых канатах тянут буксирные пароходы. Ослепительно светит солнце. Широко и привольно вокруг. Алеша дышит полной грудью. Чистый прозрачный воздух освежает и пьянит.

Низко над водой летают чайки. Серебристыми крыльями они почти касаются волн. Чайки напоминают Алеше Севастополь, Черное море. Там их было так же много.

Вот на правом берегу засинел лес. Дальше показалась деревенька. Дома в ней как игрушечные. Недалеко от берега машет крыльями ветряная мельница. Маленькие лошадки подвозят мешки с зерном. Ребятишки прибежали на берег встречать пароход. Пастух гонит стадо. Коровы тоже кажутся совсем игрушечными.

Пароход подходит к дровяной пристани. Дрова грузят женщины. С большой ловкостью они накладывают толстые поленья на носилки, бегом переносят их на пароход и с грохотом сбрасывают в трюм.

К Алеше подходит отец и зовет его обедать. И хотя не хочется уходить с палубы, но Алеша чувствует, что он порядком проголодался и обед будет как нельзя кстати.

После обеда мать Алеши, Софья Викторовна, ложится отдыхать, а Алеша с отцом отправляются гулять по пароходу. Они проходят на корму. Смотрят на белую пенистую дорожку, что стелется сзади парохода. Спускаются вниз.

— Папа, мне очень хотелось бы посмотреть, как работает судовая машина, — говорит отцу Алеша.

— Теперь уже не через иллюминатор? — смеется отец.

Он напоминает сыну, что когда-то давно, в детстве, когда им приходилось плавать по Волге на таких же пароходах, Алеша любил заглядывать в иллюминатор машинного отделения и смотреть на работу паровой машины.

Мимо проходит помощник капитана. Николай Александрович просит у него разрешения посмотреть паровую машину.

— Пойдемте, — говорит помощник капитана, с улыбкой взглянув на Алешу. — Сперва я вам покажу котельное отделение.

По узкому железному трапу[8] все трое спускаются вниз, в самое сердце парохода.

Здесь очень жарко. По пояс голый человек стоит у раскаленной топки котла и длинным шестом, похожим на кочергу, перемешивает горящие дрова. Затем закрывает топку и смотрит на стеклянную трубку в блестящей медной оправе с кранами, прикрепленную к котлу. В трубке виден уровень воды, соответствующий высоте воды в котле.

Из котельной они идут в машинное отделение.

Алеша видит паровую машину, укрепленную на фундаменте. Цилиндр паровой машины закрыт железным кожухом. Из цилиндра и обратно в цилиндр движется шток поршня. Шток соединен с валом. Вал вращается. Слышен глухой шум работы гребных колес.

— Вот это и есть паровая машина, — говорит Алеше помощник капитана. — По этому паропроводу пар из котельной поступает в золотниковую коробку и оттуда проходит в цилиндр. В цилиндре пар давит на поршень и приводит его в движение. А поршень с помощью шатуна и кривошипа вращает вал. Вал же движет гребные колеса парохода.

Обтирая паклей руки, к помощнику капитана подходит человек в синем рабочем костюме и говорит что-то, указывая на машину.

— Хорошо, — отвечает помощник капитана и направляется к выходу. За ним идут и Алеша с отцом.

Как хорошо дышится на свежем воздухе после жары и духоты котельного и машинного отделений! Николай Александрович с Алешей садятся на скамейку на палубе. Скоро к ним присоединяется и Софья Викторовна.

— Ну, вот ты теперь видел в действии паровую машину. Доволен? — спрашивает у Алеши отец.

— Доволен, — отвечает Алеша.

Но при этом он думает о том, что хорошо было бы подробно осмотреть каждую часть машины и даже ее разобрать. Может быть, он сумеет это когда-нибудь сделать.

Вечереет. Огненный шар солнца медленно склоняется к горизонту. По реке от заходящего солнца ложится широкая пурпуровая полоса. Откуда-то слышится песнь. Она тихо плывет над водой, чаруя простой задушевной мелодией. Ее, наверно, поют те девушки, что едут на лодке. И вот уже нет песни, нет лодки. Все осталось позади. По обе стороны тянется густой темный лес.

Так картины все время сменяются, пока не наступает ночь, и уже совсем ничего не видно. В небе загораются звезды. На пароходах, баржах и плотах мелькают красные, желтые, зеленые огни. Из пароходной трубы вырываются снопы золотых искр, вихрем кружатся позади трубы и пропадают в пространстве. А пароход, сотрясаемый машиной, все идет вперед, уверенно рассекая носом волны.

Так проходят сутки, вторые. Скоро конец пути. В Нижнем Крыловы сразу пересядут на поезд и уедут в Петербург. Хотя хорошо плыть по Волге, но Алеша рад был вернуться домой. Он уже скучал по училищу.

СНОВА ЗА КНИГОЙ

В ладно сидевшем на нем морском мундире с начищенными до блеска золотистыми пуговицами Алеша спешит в училище. Сегодня все воспитанники должны быть в сборе. Завтра начинается новый учебный год.

На лестнице, в коридорах и залах шумно. Воспитанники стоят группами или прохаживаются. Слышны разговоры, смех. Алеша подходит к своим товарищам. Кое-кто уже успел явиться раньше его.

Вот строгий и вдумчивый Володя Менделеев. Алеша дружит с ним. Они часто разговаривают о науке. Иногда по праздникам Алеша заходит к Менделеевым и там с глубоким вниманием слушает высказывания великого ученого Дмитрия Ивановича Менделеева, отца Володи, и смотрит опыты по химии, которые Дмитрий Иванович показывает собравшейся молодежи.

А это Лев Владимиров, отчаянный забияка и хвастун, но в общем неплохой товарищ. Алеше нравится его задор.

Сейчас Владимиров рассказывает, как он провел лето. Он, конечно, ходил на охоту и застрелил медведя, ловил щук весом в полпуда и заплывал в озере на три версты от берега. Все вокруг смеются и называют Владимирова бароном Мюнхаузеном. Но Владимиров не смущается. Он вошел в раж и готов даже кулаками подкрепить неоспоримость своих слов. Алеше тоже есть что порассказать о летних днях, но он не собирается преувеличивать, как это делает Владимиров.

В этот вечер в спальных комнатах долго не смолкали голоса. И только когда прошел отделенный начальник,[9] водворилась тишина.

На другой день Алеша сел в классе на свое старое место — на задней парте, в углу. Правда, в зимние дни здесь было темновато: класс освещался единственной керосиновой лампой, стоявшей у преподавателя на столе. Но все же Алеша любил это место.

Первым уроком была математика, потом физика. После уроков списали расписание на завтра.

И потекли дни, заполненные занятиями, строевыми учениями, чтением книг, спорами с товарищами. Алеша по-прежнему встречался с Ляпуновым и занимался математикой. Но у него появилось еще новое увлечение. Он стал интересоваться новостями науки и техники и с разрешения училищного начальства ходил иногда слушать доклады в военно-морской отдел Русского технического общества.

В первый раз он пришел туда, когда учился еще в младшем приготовительном классе. Должен был состояться доклад о подводном плавании.

До начала доклада Алексей прошел в библиотеку. За круглым столом, на котором были разложены журналы и газеты, он увидел знаменитого адмирала Григория Ивановича Бутакова. Алексей сразу узнал его по портрету, который висел в училище.

Бутаков уже пятнадцать лет командовал эскадрой кораблей Балтийского моря. Он положил много сил для создания русской школы парового флота. В молодости Бутаков был участником Севастопольской обороны. Адмирал пользовался большим уважением и любовью среди моряков.

Алексей подошел к адмиралу, отдал честь и спросил разрешения остаться в библиотеке.

— Конечно, оставайтесь, — сказал адмирал. — Английский язык знаете?

— Так точно, знаю, — ответил Крылов.

Нужно сказать, что в училище неважно было поставлено преподавание языков, но Алексей занимался английским языком самостоятельно.

Бутаков дал Крылову английский журнал, предложив прочесть статью.

Алексей сел в отдалении и начал читать. Адмирал краем глаза наблюдал за воспитанником. Когда он увидел, что статья прочтена, он подозвал Крылова.

— Ну, что вы думаете об этом?

Речь шла о царской яхте «Ливадия», которая в это время строилась в Англии. Разбирался вопрос, будет ли она подвергаться качке.

— Я думаю, — ответил Крылов, — что яхту качать не будет, так как она строится по типу поповки, а поповку даже при сильной волне не качает.

— Вишь, какой молодец! — ласково и несколько удивленно сказал адмирал и тут же спросил фамилию.

С тех пор, когда бы Крылов ни заходил в военно-морской отдел, адмирал, который обычно бывал там, неизменно подзывал его к себе, спрашивал, как успехи, и советовал прочесть в том или ином журнале интересные статьи.

На докладах в Техническом обществе Алексей узнавал много нового. Он знакомился с последними достижениями техники, с различными изобретениями во флоте. А с третьего класса Алексей стал также посещать лекции известного русского физика Хвольсона.

Все это расширяло кругозор молодого Крылова. Ему самому хотелось поскорее включиться в практическую работу и попробовать свои силы.

Наконец наступило лето, которого так ждал Алеша После окончания третьего года ученья их класс ушел в первое плавание.

Пароход доставил воспитанников из Петербурга на кронштадтский рейд. Здесь они пересели на учебный корвет и вышли в Финский залив и дальше в Балтийское море.

День выдался тихий, безветренный. Ярко голубело небо, и море вокруг искрилось миллионами светлых солнечных бликов. Легкие волны чуть плескались о борта корвета.

Воспитанников расписали по вахтам и распределили обязанности. Одни воспитанники стали к мачтам, другие — к сигнальным приспособлениям, третьи ушли в кочегарное и машинное отделения.

Алеша первую вахту нес у штурвального колеса. Конечно, ему еще не доверили самому перекладывать руль. Он стоял около рулевого и внимательно наблюдал. Смотрел на компас, слушал команду штурмана — «право руля», «лево руля», «так держать» — и следил, что при этом делает рулевой.

Прошло полчаса вахты. На корабле один раз ударили в судовой колокол — рынду. Это отбили одну склянку. Штурман отдал приказание измерить скорость корабля.

Двое матросов принесли лаг. Лаг представлял собой деревянный поплавок в виде сектора на длинной веревке — лаглине, разделенном узлами на небольшие равные части. Лаглинь был намотан на вьюшку. Вышел подручный рулевого, взял поплавок и размотал часть лаглиня. Алеше дали держать песочные часы.

Подручный рулевого бросил поплавок за борт и, пропуская лаглинь через руку, скомандовал: «товсь» и потом — «ворочай». Алеша быстро перевернул часы песком вверх. Он держал их вертикально и неподвижно. Песок по узкому каналу стал пересыпаться из верхней половины песочных часов в нижнюю. В это время корабль все дальше отходил от деревянного сектора, неподвижно стоявшего на воде, а лаглинь все больше разматывался с вьюшки.

Через полминуты песок в часах пересыпался. Тогда Алеша крикнул «стоп». Матрос, бросивший лаг, сейчас же задержал лаглинь и посмотрел, сколько узлов у него было в руке. В руке оказалось то место лаглиня, где было навязано пять узлов.

— Скорость корабля пять узлов, — сказал матрос. Алеша знал, что это значит, — корабль идет со скоростью пять миль в час.

Морская миля является единицей измерения расстояний на море. Она равна длине дуги одной минуты земного меридиана, или 1852 метрам.

Чтобы определить скорость корабля, нужно измерить расстояние, которое прошел корабль от какой-то неподвижной точки, и время, в течение которого он это расстояние прошел. В ручном лаге такой точкой является неподвижный поплавок, расстояние измеряется лаглинем, а время — песочными часами. Но непосредственно измерить расстояние, пройденное в милях в час, практически невозможно, так как понадобилось бы иметь дело с лаглинем длиной в несколько миль. Поэтому измеряют расстояние, пройденное кораблем за минуту, половину или четверть минуты и потом рассчитывают, сколько корабль проходит в час.

При создании ручного лага лаглинь разбили узлами на такие части, чтобы количество узлов лаглиня, размотанного за полминуты, соответствовало количеству миль, проходимых кораблем в час.

Сейчас уже не употребляются, ручные лаги. Вместо них существуют более совершенные механические и гидравлические лаги, которые основаны на ином принципе. Но и до сих пор скорость корабля измеряют в узлах, зная о том, что количество узлов равно числу миль, проходимых кораблем в один час.

По корабельным правилам матрос, назначенный к песочным часам, сообщает штурману об измеренной скорости корабля.

Алеша доложил штурману скорость, затем поставил часы на место и пришел помогать матросам выбирать лаг на палубу.

Скорость корабля измерялась почти каждые полчаса. В следующий раз Алеша уже сам бросал лаг за борт.

Ровно в полдень начались астрономические наблюдения.

Алеша и еще двое воспитанников учились секстантом определять высоту солнца и по этой высоте высчитывали широту и долготу места, на котором находился корабль. Полученные данные занесли в вахтенный журнал. Затем произошла смена вахт. На вахту стали новые воспитанники. Алеша с товарищами пошел отдыхать.

В следующую вахту Алеша вместе с еще тремя воспитанниками был назначен в кочегарное и машинное отделения. Алеша спускался по железному трапу и вспоминал пароход на Волге. Он подошел к паровому котлу, как к старому знакомому. Вот когда он сумеет подробно, на практике ознакомиться с паровым котлом и паровой машиной! Теперь он сам стал на вахту у парового котла, по манометру смотрел давление, через водомерное стекло наблюдал уровень воды в котле и каждые полчаса записывал в тетрадку показания. Он теперь знал, какой кран нужно открыть, чтобы наполнить котел водой, и сам «шуровал» в топке, чтобы поднять давление.

В машинном отделении воспитанники измеряли число оборотов машины, записывали показания манометра на цилиндре, следили за тем, не греются ли подшипники коленчатого вала, набрасывали эскизы отдельных частей паровой машины.

На другой день Алеша был назначен сигнальным. С помощью семафорной азбуки, которой воспитанников обучили в училище, он, под наблюдением сигнальщика, передавал различные сигналы на другие корабли и в зрительную трубу наблюдал сигналы оттуда. А потом вместе с другими воспитанниками измерял глубину моря лотом, участвовал в парусных и гребных учениях.

Теперь он знал, какие паруса необходимо убрать при свежем ветре и как нужно ставить корабль по отношению к волнам, чтобы они меньше качали его.

Так, шаг за шагом, Алеша изучал на практике корабельную жизнь. За время пребывания в училище он провел на море триста восемьдесят один день.

Морские плавания многому учили воспитанников. Они закаляли в юных моряках волю, воспитывали наблюдательность, выносливость, находчивость и мужество.

Однажды — это было во второй год плавания — отряд учебных корветов пришел на аренсбургский рейд и стал на якорь. Рейд этот открыт с юга. Неожиданно налетел шторм. На корветах «Варяг» и «Аскольд» не успели поднять катера и баркасы, и их унесло в море.

Шторм бушевал всю ночь. Лишь наутро он стих. Тогда с флагманского корабля, где находился адмирал, просигналили флажками корвету «Боярин» разыскать унесенные штормом суда и прибуксировать их на место.

Команда и воспитанники, среди которых был и Алеша Крылов, сели на баркас и полубаркас и отправились на поиски. Вскоре суда были обнаружены. Они стояли на мели близ берега и были залиты водой. Нужно было их снять с мели. По команде старшего офицера все поскакали в воду. Стояла осень. Вода была холодная. Несмотря на это, и старший офицер, который мог бы командовать из баркаса, тоже прыгнул в воду. Стоя по колено, а где и по пояс, в воде, он спокойно отдавал приказания.

Так старший офицер показывал воспитанникам, как должен поступать командир в трудную минуту.

Вскоре общими усилиями был снят с мели катер. На нем тотчас же развели пары. Потом сняли баркас и остальные суда и всю флотилию прибуксировали к «Варягу». Тогда на адмиральском корабле был поднят сигнал «Боярину»:

«Адмирал изъявляет свое особенное удовольствие», и затем этот сигнал был повторен лично старшему офицеру «Боярина».

В этот вечер на «Боярине» было шумно и весело. Все радовались благополучному окончанию дневных происшествий.

Алексей Крылов любил выходы в море. Он стирался хорошо изучить корабль — его оснастку, приборы, управление. Кроме обязательных работ он выполнял дополнительные, которые не входили в программу курса. Так, воспитанники по программе должны были вести только дневные астрономические наблюдения. Но в морской жизни иногда приходится определяться и ночью — по луне и звездам. Алеша решил научиться работать с секстантом и в ночное время. Он попросил разрешение у руководителя практики и несколько ночей подряд, когда все воспитанники уже спали, производил ночные наблюдения.

Алеша сделал также дополнительные работы по компасу. Он вывел формулы, по которым определил трение и сопротивление воздуха в компасе. Руководитель практики был очень доволен. Он говорил, что таких работ не делали даже в Морской академии.

В СТАРШЕМ КЛАССЕ

Прошло пять лет в упорном труде и учебе. Алеша перешел в старший класс Морского училища. Ему уже исполнилось двадцать лет.

Все эти годы он шел в своем выпуске первым, имея по всем предметам полный балл — «двенадцать». И все время продолжал самостоятельно заниматься математикой. Пользуясь записками Ляпунова, он прошел полный университетский курс математики, что значительно превышало объем знаний, который требовался в Морском училище. Но, кроме того, отдельные вопросы Крылов изучал по имевшимся тогда русским и иностранным руководствам.

В старшем классе воспитанники начали проходить новый предмет — «девиацию компаса», то есть отклонение магнитной стрелки под влиянием судового железа. Предмет этот был очень важным, но и очень трудным, так как в нем было много математических вычислений, да и в учебнике, которым пользовались в училище, он был изложен недостаточно ясно. Крылов достал дополнительно еще одно руководство. Кроме того, он начал изучать статьи видного ученого, руководителя русской компасной школы, Ивана Петровича Колонга.

Весной отделенный начальник представил Крылова Колонгу. Иван Петрович задал Крылову несколько математических задач и назначил день, когда ему представить ответы. Все задачи были Крыловым решены.

С этих пор Алексей Крылов стал частым гостем в Морской академии. Иван Петрович давал ему свои статьи, показывал приборы, беседовал о флоте. Как-то раз он сказал Крылову:

— После окончания училища я заберу вас работать к себе. Согласны?

Крылов согласился.

На выпускном экзамене по девиации главным экзаминатором был автор учебника капитан 1-го ранга Зыбин. Отвечали у доски по билетам. Крылову достался трудный вопрос. Однако он знал его так же хорошо, как и весь курс. Но, он стал излагать его так, как это было сделано в одной из статей Колонга, а не как в учебнике.

— Сотрите, у вас неверно, — прервал Крылова Зыбин. — Переходите к следующему вопросу.

— Позвольте вам доложить и доказать, что у меня верно, сделав более крупный чертеж, — ответил Крылов.

— Делайте; неверное останется неверным.

Крылов начертил на доске большой чертеж и стал объяснять. Не успел он закончить объяснение, как экзаминатор прервал его.

— Извините, у вас все верно, я ошибся. Довольно, я вижу, что вы отлично знаете предмет. Благодарю вас! — и без совещания с другими экзаминаторами поставил Алексею «12».

На экзамене было много воспитанников, слушавших ответ Крылова, и пошла по всему училищу молва — Крылов самого Зыбина срезал.

После экзаменов по теоретическим предметам выпускники на корвете «Аскольд» ушли в последнее плавание.

В море их присоединили к эскадре Балтийского флота. Эскадрой командовал контр-адмирал Чихачев. Но вскоре Чихачев отлучился в Петербург. Командовать эскадрой остался капитан 1-го ранга Степан Осипович Макаров.

Алеша был счастлив. Впервые в жизни он плавал под командованием Макарова. Он вспоминал русско-турецкую войну, когда он первый раз услышал о Макарове. Как он тогда мечтал быть на том корабле, где капитаном отважный Макаров! И вот теперь мечты исполнились — он плавает под флагом Макарова.

Несколько дней стояла чудная погода. Небо было безоблачно. Легкий ветер поднимал на море мелкую зыбь. Суда эскадры шли под всеми парусами.

Но вот однажды после полудня ветер засвежел. Небо заволокло тучами. Упали первые капли дождя.

С флагманского корабля «Князь Пожарский» был отдан приказ судам эскадры убрать часть парусов.

Ветер не унимался. К вечеру разыгрался шторм. Он бушевал со страшной силой. «Аскольд» то взлетал на гребни волн, то стремительно проваливался в бездну. Палубу так наклоняло, что на ней с трудом можно было удержаться. Всю ночь напролет люди боролись с разбушевавшейся стихией. Лишь к утру ветер стих, и море стало успокаиваться.

Время близилось к восьми часам. Наступал торжественный момент подъема флага. Команда выстроилась на палубе. За минуту до восьми часов раздалась команда вахтенного начальника:

— На флаг. Смирно! — И ровно в восемь вторая: — Флаг поднять!

Сигнальщики стали поднимать флаг. Развеваясь, он медленно шел к верхушке мачты. В это время склянки отбивали восемь часов. Все думали, что после подъема флага, как обычно, начнутся работы по специальности. Но на флагманском корабле появился сигнал «отдых».

Хотя Макаров был строгим командиром, но он понимал, что после такой трудной ночи надо дать команде отдохнуть. А после обеда Макаров объявил парусные учения. На мачте флагманского корабля один за другим взвивались сигналы. Вахтенный начальник с мостика отдавал приказания, и вся команда тотчас же бросалась исполнять их. Сигналы сменялись быстро. Это была строгая проверка того, как команды кораблей, а в том числе и воспитанники, знают морское дело. Все чувствовали железную командирскую волю Макарова.