Сорокин Дмитрий

Опус 13

Дмитрий Сорокин

Опус 13

Рассказ

О чем можно поведать незнакомой обнаженной девушке, обнаруженной похмельным утром в твоей собственной постели? Можно, конечно, сделать виноватое лицо с собачьими глазами, и невнятно признаться, что не имеешь никакого представления о том, кто она такая и что вчера было. Но это не интересно, прежде всего, тем, что сразу теряешь перед ней если не все лицо, то хотя бы половину. Так что лучше делать умный вид: мол, все ОК, подруга, все идет по плану...

Черт, но кто она такая? Надо попробовать восстановить в памяти вчерашний вечер. Вдруг да вспомню? Так, начал я около семи в бистро \"Бешеная селедка\". Там я пробыл недолго, выпивка у них дорогая и невкусная. Из \"селедки\" я пошел в бар \"Брюхатый слон\", и вот там уже отрывался на всю катушку. Помнится, там я встретил Пашку, мы крепко повеселились, выпили чуть ли не по бутылке водки, а потом он потащил меня в армянский кабак, названия которого я не помню. Там мы ввязались в драку... точно, кулаки сбиты. Из того кабака нас выперли, это я хоть уже смутно, но помню. Пашка поехал домой, уговаривал меня тоже ехать, но я пошел в паб и принялся шлифоваться пивком... Больше не помню ничего. Ни как попал домой, ни, тем более, откуда взялась эта барышня.... А ничего так деваха, по крайней мере, то, что не скрыто одеялом -просто шик.

Я так долго восхищенно пялился на ее обнаженную грудь, что моя незнакомка проснулась. Открыла глаза, сладко потянулась, увидела меня, блаженно улыбнулась.

- Доброе утро, милый, - нежно промурлыкала она. -Как хорошо, что ты рядом!

- Доброе утро... Да, твое присутствие в этой постели радует меня не меньше. -улыбнулся я ей в ответ, надеясь, что она не заметит, насколько я растерян.

- Ты не забыл наш ночной уговор?

- Нет, как можно! -вот попал-то! О чем это, интересно, я с ней уговаривался?!

- Так что ты сейчас будешь просто лежать и ничего не делать. Все сделаю я сама. -Она приподнялась, наклонилась надо мной, чиркнув остренькими сосками по моей груди. -вчера ты меня, сегодня я тебя. И молчи. Поговорим попозже.

Я, конечно, могу вполне внятно рассказать, что именно происходило в последующий час, но полагаю, что это и так понятно. Описывать в подробностях не рискну из страха быть причисленным к лику порнографов, а без подробностей не интересно.... Одно скажу -полный восторг.

Когда эта во всех отношениях волшебная сказка снова стала похожа на суровую быль, Она пошла в душ, а я задался вопросом - как же все-таки мне вести себя с ней дальше? Что ей говорить? О чем? И, вообще, как ее зовут? Впрочем, последнее узнать проще всего. Я прокрался в прихожую, прислушиваясь, как моя незнакомая любовница напевает под душем песенку малоизвестного у нас в стране Руперта Хайна \"Wildest Wish To fly\", быстро нашел дамскую сумочку, открыл... Глаза мои полезли на лоб: первое, на что я там наткнулся, это пистолет. Компактный, незнакомой системы. Я понюхал ствол - тянуло порохом, из него недавно стреляли. Отщелкнул обойму, посмотрел. Из пяти патронов осталось два. Стараясь производить как можно меньше шума, задвинул обойму на место, продолжил осмотр. Документов, которые были мне нужны, оказалось даже в избытке. Причем все, что самое ужасное, на разные имена-фамилии. По одному паспорту она звалась Елизаветой, по второму - Ольгой, по третьему - Татьяной. Наличествовали также: членский билет союза журналистов на имя Гульнары, пропуск на какой-то завод на имя Анастасии и водительские права, если верить которым, мою подругу звали Наташа. Фотографии все были с лицом моей незнакомки. Поспешил навести порядок и вернуть сумочку на место: в ванной стих шум воды, зато моя крыша явственно зашуршала шифером, готовясь отъехать. Я прошел на кухню, вытащил пакет кефира, налил себе стаканчик, залпом выпил. Задумчиво уставился невидящим взором в окно, за которым октябрь спорил с ноябрем, и потому шел то дождь, то снег, то оба сразу. В какую же это историю, интересно, я влип?

Она вышла из ванной, закутанная в мой махровый халат и с махровым же полотенцем на голове, и мне хватило лишь одного взгляда на эту потрясающую женщину, чтобы забыть о всех своих вопросах и недоумениях.

- А теперь я не отказалась бы от чашечки кофе. - прошептала она мне на ухо и нежно чмокнула в щеку. Я расплылся окончательно. Пять секунд я судорожно пытался вспомнить, где у меня в доме хранится кофе и есть ли он вообще, нашел, размолол, поставил вариться. Сам все время поглядывал на нее, нет, - на Нее, зачарованно. - Только следи, чтобы кофе не убежал.

Когда пузырящаяся коричневая шапка уже нависла над краем джезвы, я выключил горелку и кофе нехотя вернулся обратно.

- Ты превосходно варишь кофе! - сказала она, выпив полчашки. Я польщенно улыбнулся и налил себе крепкого чая. Вообще, все происходящее начинало крепко смахивать на малобюджетный молодежный сериал, где гиперсексуальные подростки напропалую занимаются любовью , периодически меняясь партнерами и обмениваясь при этом банальными фразами. Утро началось интригующе, затем - пистолет! - еще более интригующе, и портить это дело таким баналом мне очень не хотелось. Нужно было срочно изобрести нестандартный ход, и я вовсю скрипел мозгами, попивая чаек и уставясь на ноги моей странной незнакомки. Когда спасительный чай закончился, а она некоторое уже время вопросительно на меня посматривала, наконец-то меня осенило.

- Извини, я что-то запамятовал: какие у тебя планы на этот день? состроив максимально задумчивое лицо, спросил я.

- Да, в общем-то, до шести вечера - никаких... И после десяти - тоже... А что, ты куда-то торопишься?

- Да, тороплюсь. - все с тем же видом кивнул я. - Дело в том, что один малознакомый мужик, он в зоопарке служителем работает, обещал мне сегодня брачные игры леопардов показать. Пропустить невозможно. Может быть, составишь компанию?

- Брачные игры? Леопардов?! В такую погоду?!! Ты с ума сошел!

- А я-то тут при чем? Я ж не виноват, что леопардам приспичило! У них все просто, знаешь ли. Против природы не попрешь.

- Мда... А тебе зачем их брачные игры? Ты же писатель, а не биолог там какой...

\"Как интересно! Значит, я был все же достаточно трезв, чтобы ознакомить ее с некоторыми деталями собственной биографии? Учтем.\" - подумал я, а вслух сказал:

- Просто интересно. Как раз с писательской точки зрения. Поехать в места естественного обитания леопардов в ближайшем будущем мне вряд ли светит, а вдруг в какой книжке пригодится? Вообрази: красочная сцена брачные игры этих больших пятнистых кошек на живописном фоне джунглей, или где они там гнездятся...

Все. То, что непонятно - или интересно, или ну его на фиг. Подозреваю, что не нужны ей никакие леопарды, да и мне самому они до свечки, а вот то что я готов в такую мерзостную погоду мотать из уютной чертановской квартиры аж на Пресню, в зоопарк, чтобы посмотреть, как, извините, леопарды какие-то трахаются... По меньшей мере, это любопытно.

- Ты меня заинтересовал! - она сняла с головы полотенце и встряхнула мокрыми кудряшками. - Сейчас высохну, оденусь - и поедем.

Три года назад, когда я въезжал в эту старую двухкомнатную квартиру, доставшуюся мне по наследству от бабушки, я тщательно расставил всю имевшуюся в наличии мебель так, чтобы это было максимально... нет, не люблю я слово \"функционально\". Оно сухое и режет слух. Чтобы было максимально удобно, комфортно, чтобы все было под рукой. Например, входишь пьяный вусмерть в спальню, и сразу от двери падаешь на кровать. Нечего в нетрезвом состоянии по квартире шататься, утром разберемся, что к чему. Или, опять же, ведешь в спальню женщину, романтический поцелуй на пороге - и мягкое падение на многострадальную кровать... И зеркала в спальне и в гостиной я разместил друг напротив друга не случайно. Сидя в гостиной и сосредоточенно делая вид, что смотришь новости по телевизору, очень даже удобно смотреть в зеркало, как она одевается в спальне, крутясь перед трильяжем. Легко догадаться, что именно этим я сейчас и занимался, а она, видимо, чувствовала мой ненасытный взгляд, потому что одевалась с театральной неторопливостью и грацией балерины. Я залюбовался, просто не мог глаз оторвать! Высокая, примерно метр восемьдесят, осиная талия, длинные ноги, идеальная фигура плейбоевской модели... Пышная упругая грудь с маленькими острыми кончиками... Безупречный овал лица, обрамленный длинными курчавыми каштановыми волосами, греческий профиль... Я поймал себя на том, что изрядно возбудился, и если прямо вот сейчас не возьму себя в руки, то плакали наши леопарды горючими слезами... Нет, как пел в свое время Леонид Утесов - \"Лопни, но держи фасон\"!

- Я готова! - почему-то, счастливо улыбаясь, она выпорхнула из спальни, и я снова задохнулся от восхищения: строгий кофейного цвета костюм делового покроя сидел на ней как влитой. Мне даже стало немножко стыдно за свои джинсы.

- Тогда вперед, к леопардам!

Следующий сюрприз ждал меня внизу, когда она, достав все из той же сумочки ключи, подошла к белому дорогущему \"Ягуару\" и жестом пригласила меня занять правое сидение. Я долго ловил свою челюсть, чтобы не испачкалась на мокром грязном асфальте... Та-ак, значит, она действительно богата, и те шикарные шмотки, которые так живописно были разбросаны с утра по моей спальне - это не единственный парадно-выгребной наряд...

Мы лихо мчались по Москве, объезжая пробки по встречной полосе. Моя незнакомая подруга машину вела легко и уверенно, ничуть не напрягаясь. Я же каждые пять секунд прикидывал, сколько седых волос прибавилось в моей, в общем-то, не сильно густой шевелюре. До зоопарка мы домчались за четверть часа, что, по меркам современной Москвы - чистейшая фантастика.

- Ну, где тут твои леопарды? - спросила Она, когда мы, предъявив билеты неприветливому контролеру, вошли.

- Там, подальше. Хочешь мороженого? - спросил я, обнаружив невдалеке здоровенную бабищу с тележкой, наверняка полной самого вкусного в мире мороженого. Бабища ежилась под ударами плохой погоды и пыталась согреться \"русским йогуртом\" - пластиковым стаканчиком со ста граммами водки.

- Мороженого?! Бр-р-р! Спасибо, нет. - ответила Она, и мы пошли к леопардам.

Как я и предполагал, в такую погоду леопарды предпочли здоровый сон любовным утехам, так что пришлось разыграть сцену глубокого разочарования и обманутых надежд.

- Признайся, ты выдумал ведь и этого служителя, и брачные игры, да? спросила меня Она, когда мы шли обратно к выходу.

- Да, выдумал. - нехотя признался я. - Но скажи, ты когда-нибудь гуляла в зоопарке в такую мерзкую погоду в компании малознакомого мужчины?

- Нет, не гуляла! - рассмеялась Она. - Такой бред со мной случается впервые в жизни! Но вот насчет малознакомости ты немного ошибся. Я-то тебя очень даже неплохо знаю, хотя ты меня не знаешь совсем. Ты не знаешь даже моего имени, отчего терзаешься. Не стоит. Как говорится, что в имени тебе моем?

- Но надо же мне хоть как-то тебя называть?!

- А зачем? До сих пор ты прекрасно обходился без этого. Да не волнуйся ты! Никуда я от тебя пока не денусь, раз уж пришла. Мне сейчас по кое-каким делам надо ехать. - Я не заметил, как мы уже вышли из зоопарка и подошли к ее машине. - Жди меня в половине одиннадцатого. И приготовь чего-нибудь вкусненького, ладно?

Мы поцеловались на прощанье, потом ее \"Ягуар\" стремительно сорвался с места и растаял в снежно-дождливо-загазованной Москве.

Сорок пять минут спустя, когда я вышел из метро, у меня не появилось ни одной мало-мальски убедительной версии касаемо того, кто же она, моя... черт, как же все-таки мне ее называть, хотя бы в третьем лице? Кто она потрясающе красивая, неглупая, искушенная в сексе, богатая, вооруженная обладательница многих паспортов и имен? Вот о чем думал я, преодолевая тридцать метров, оделяющие станцию метро от универсама, в котором я планировал пополнить запасы продовольствия. Стоп! А на что я их пополнять буду?!

Я достал бумажник, произвел ревизию. Обнаружил сто рублей с копейками и пятьдесят долларов. Надо же, как это я умудрился вчера так лихо погудеть на какие-то десять баксов?!

Разменяв свободно конвертируемые зеленые единицы, закупил те продукты, из которых, по моему глубокому убеждению, вполне можно приготовить что-нибудь вкусненькое. Так, а как насчет выпивки? Помнится, на прошлой неделе мне было лень покидать дом, и я практически опустошил свой небольшой бар. Ну, это дело поправимое, и я тут же купил бутылку Цимлянского староказачьего красного шампанского и литрушку виски \"Джек Дэниэлс\".

Дома я всего за два часа из закупленных ингредиентов сварганил вполне светский ужин. Посмотрел на часы: до ее прихода еще пять часов! И тогда я включил компьютер. После загрузки вызвал на экран синие окошки командира Нортона. Такова традиция, ничего не попишешь. Диск С. Директория BOOKS. Вот они, мои драгоценные - двенадцать файлов, общим \"весом\" в мегабайт. Мои повести и рассказы. Ну, и что с того, что скоро уже почти год, как появился файл №12 с крикливым названием shedevr.doc? Все равно, всякий раз, включая компьютер, я непременно смотрю на них. Чтобы не забывать, кем я был и кем пока еще себя считаю, и чтобы мне было максимально стыдно, когда я сопьюсь: вот раньше - мог, а теперь... Остальное пространство шестигигабайтного диска забито системными программами и игрушками. И каждый раз, начав сеанс работы с компьютером с обозрения, а то и умиленного перечитывания собственной нетленки, заканчиваю я под утро, смертельно устав рубиться в \"Quake\" или \"Heretic-II\". А может, чем черт не шутит, попробовать? Ну, написать. Тринадцатый. Рассказ? Повесть? Роман? Бог весть, но написать. Окей, а о чем? Ну, скажем, о жизни и любви. Банально, но просто и приятно. А про кого? Где взять героев? Ну, это уже совсем не проблема. Есть старый испытанный способ. Зачем придумывать то, что в натуральном виде живет прямо под носом? И я полез на запыленный шкаф за штативом. Подзорная труба шестикратного увеличения оказалась на своем месте, в среднем ящике стола, и всего пять минут спустя установка по выявлению литературных персонажей уставилась в окно своим немигающим цейссовским оком.

Ну-с, начнем. Только вот резкость... ага, готово. Сколько живу, столько удивляюсь: почему люди, особенно жители верхних этажей, так редко задергивают шторы? Ну, ладно я: мне просто посмотреть, вернее, присмотреть себе героя-другого. А будь на моем месте, скажем, представитель популярной нынче профессии киллер со снайперской винтовкой? Тоже ничего себе поворотик! Итак. Пятый этаж, второе окно слева. Девочка лет восьми. Сидит за столом, пишет. Уроки, скорее всего, делает. Малоинтересно, годится только для эпизода. Например: \"... а в это время за стеной, в соседней комнате, Маша, подперев голову кулачком, старательно решала задачку...\". У-тю-тю, сюси-пуси... А все же, что там происходит в соседней комнате? Я так и думал. В соседней комнате мама с папой... Стоп. А это что за мужик в майке кукует на кухне над бутылкой водки? Похоже, что это как раз папа и есть. Ну-ну. Черная русская бытовуха. Скучно. Надоело. Пора переходить этажом выше, чтобы не видеть, как, допив водку, папа возьмет с полки тесачок и пойдет шинковать маму и того, с кем она...

Шестой этаж, первое справа. Занавешено. Надо же, хоть где-то нормальные люди живут. Второе. Тоже. Четвертое. Старушка в напряженной позе сидит перед телевизором. Час сериала, тут все понятно. В соседней комнате молодой бритоголовый бычок лет не более двадцати очень экспрессивно общается по телефону, свободной рукой изображая жесты, давно и прочно вошедшие в классику анекдотов о \"новых русских\". Не иначе, \"стрелку забивает\". На криминальный сюжет тоже не тянет, уж больно день сегодня интересный.

Седьмой этаж, третье слева. Неужели повезло? На диване, поджав ноги, сидит одетая в простенький халатик девушка вряд ли старше меня, а мне четверть века. Она читает здоровенный талмуд, жаль, не разобрать, что за книга. Так, одна есть. Зовут ее, скажем, Надя. Подходящее имя для девушки, читающей толстые книги. А читает она, скажем, Пушкина. Было такое замечательное издание 1947 года, где в один толстый том уместилось почти все его наследие, включая письма. И вот она завороженно следит за историей любви барской дочки Маши и романтического благородного разбойника Дубровского, сочувствует, сопереживает, а в этот самый момент открывается дверь, и входит... Черт, дверь действительно открывается, но входит отнюдь не Дубровский. Этот сорока с чем-то летний мужик на Дубровского никак не тянет: он лыс, толст и пьян. И эта романтичная девушка Надя в страхе вскидывается, забивается в угол, прижимая Пушкина к груди... Нет, это не Пушкин, теперь видно. Это толковый словарь Даля. Наверное, бедная девочка хотела выяснить, что же все-таки означает слово \"любовь\". Успела она или нет - сейчас уже не важно, потому что в настоящий момент она на собственной шкуре узнает, и, боюсь, не в первый раз, значение слова \"побои\". Этот мерзавец бьет ее. Еще, еще раз... Она, стараясь спасти лицо, валится ничком на диван... Будь у меня такой отец - убил бы, не колеблясь ни минуты! Э, а это что еще такое?! Он задирает халатик... Остальное описывать не хочется. Видимо, это все-таки не отец, а, скажем, отчим, или муж, навязанный родней. Опять чернуха-бытовуха.

Я разобрал свою установку, убрал трубу на место, штатив на шкаф. Сел за стол, обхватив голову руками. Чертовски захотелось завыть в голос, наплевав на то, что стены тонки, как бумага, и сердобольные соседи наверняка вызовут \"скорую\", чтобы изгнать Белую Леди из моего дома. Люди, люди, что же вы творите?!! Почему вы не можете жить достойно, красиво? Зачем вам нужна вся эта грязь, вся эта боль, вся эта ненависть?! Нет, дорогие мои скоты, не стану я про вас писать. Обойдетесь. Мне хватает дерьма в реальной жизни, чтобы еще вываливать его на хрупкий лед литературного произведения... Уж лучше я придумаю свой Мир, чистый и красивый, и буду его писать, вдохновенно, воодушевленно, от начала - и до моего последнего вздоха. А для кого я буду его писать - разве важно? Для вас? Да пожалуйста! Обожритесь! При всем вашем желании вы не сможете мой Мир загадить - именно потому, что он мой, и только мой. Для себя? Пожалуй, да. Надо же мне где-то жить. Существовать в сплошном дерьме можно, а вот жить - как-то не очень. Как же я вас ненавижу, люди! Чтоб вы все сдохли!!!

- Это моя ошибка, милый, я не должна была тебя оставлять так надолго. она покрывала мою смурную физиономию поцелуями, не давая мне вставить ни слова, и это хорошо, иначе я наверняка выжал бы из себя что-нибудь этакое жалостливое, вполне инфантильное. Я благоразумно решил просто не затрагивать тему моих душевных переживаний.

- А все-таки, зачем тебе пистолет? - спросил я ее, как только получил возможность говорить.

- Да просто время нынче неспокойное... - пожала она плечами.

А потом был волшебный ужин при свечах, а за ним - бесконечная счастливая ночь, и, проснувшись, я совершенно забыл о давешнем приступе отчаянной тоски пополам с махровой мизантропией. И еще - мне больше не нужно было задавать Ей никаких вопросов. Я понял, кто Она. Не узнал, а именно понял. И действительно, совершенно не важно, как ее зовут, важно лишь то, кто она есть. А она - Муза. Одна из дюжины Аполлоновых дочек. И то, что она вполне может завтра или даже сегодня исчезнуть из моей жизни так же внезапно, как и появилась - для меня уже не имело ни малейшего значения. Она честно сделала свое дело. Я снова могу и хочу творить. И, кажется, даже знаю, что именно сотворю первым делом.

Я проснулся оттого, что очень хотел курить. Моя Муза уже встала, и, наверное, принимала душ, а может быть, и вовсе уехала - какая, на фиг, разница? Встал, натянул штаны, прошлепал на кухню. Прикурил сигарету, подошел к окну, открыл форточку, глянул вниз. Во дворе было довольно много народу, я бы даже сказал, слишком много для одиннадцати утра среды. Все они неторопливо прогуливались группами по трое-пятеро человек. И каждый из них прогуливал пылесос. Хозяева держали свою технику за сетевые шнуры, а пылесосы послушно катились за ними, вытянув вперед свои длинные хоботы, словно пытаясь сделать удушливый московский воздух чище. Безумный вальсок начал потихоньку звучать в моей голове, по всему телу пробежала странная дрожь. Докурив, я выбросил окурок в форточку, и, как был босиком, в одних штанах, выбежал из дома в этот на редкость солнечный и холодный ноябрьский день. Видение не развеялось, и мои сограждане со счастливыми лицами продолжали неспешно прогуливать свои \"Вихри\", \"Бураны\", \"Чайки\" и более породистые импортные модели. Меня закружил водоворот этой сумасшедшей прогулки. Все они, и пылесосы, кажется, тоже, говорили друг с другом, причем говорили пространно и необычайно приветливо, и самая невзрачная проблема вроде очередного повышения цен на молоко обсуждалась едва ли не высоким стилем XVII века... Я уже не обращал внимания на эти беседы: я обернулся посмотреть на свои окна, да так и застыл, залюбовавшись: на моем балконе стояла она, Муза. Едва набросив блузку на голое тело, она стояла на почти минусовом холоде и, отрешась от всего суетного, дирижировала светопреставлением с массовым участием бытовой техники... Ее тонкие руки плавно взмывали вверх... опускались вниз... чуть в стороны... снова вверх... И вальс, этот странный вальс, что звучал в моей голове, он звучал теперь во всем этом отвратительном, гадком, безумном, прекрасном Мире, и деваться от него было решительно некуда, и оставалось лишь одно - сойти с ума и пойти домой за пылесосом...

Я включил компьютер. Играть сегодня, скорее всего не буду. Работать, работать! По дурной привычке решил начать с заглавия. Пять минут тужился, потом пожал плечами и напечатал: \"ОПУС № 13\". И начал:

\"Очень странно, что Надежда прежде не пыталась уточнять точное значение слов с помощью словаря. Тем не менее, сейчас, когда ей пришла пора решить для себя, что же все-таки такое любовь, она открыла словарь Даля и погрузилась в чтение. В это время открылась дверь, и вошел Надин отчим, Андрей Иванович Дубровский. Он был в стельку пьян...\"