Сорокин Владимир
Разговор по душам
Владимир Сорокин
Разговор по душам
- Хозяин дома? - громко позвал Мокеев, входя в распахнутую калитку просторного палисадника.
В приоткрытом окне добротного деревенского дома показалась немолодая женщина в пестром платке, прищурясь глянула и скрылась. Мокеев взошел на крыльцо, миновал сени с недавно обновленным полом, потянул за кованую ручку двери и ступил в горницу.
Хозяйки в доме не было. Справа стояла большая русская печь, слева массивный дубовый стол. Жестяные ходики в виде кошачьей морды громко тикали. В дальнем углу разместился широкий, окованный железом сундук.
Женщина быстро вернулась:
- Он на дворе дрова рубит. Щас придет. Садитеся.
Мокеев опустился на лавку, поставил рядом сумку.
- А вы из правленья, что ль? - спросила женщина, наливая щи из котла в глубокую тарелку.
- Да нет, не из правления, - улыбнулся Мокеев. - Я из областной газеты.
- Это из какой же? - она испуганно посмотрела на него.
- Из \"Зари\".
- Правда?! - она широко улыбнулась. - Так мы ж ее и выписываем!
- Вот и хорошо.
Дверь отворилась.
Вошел широкоплечий седоволосый мужчина в голубой рубахе с засученными рукавами. На загорелом лбу его блестели капельки пота.
Мокеев приподнялся:
- Здравствуйте, Иван Сергеич.
- Здравия желаю, - Коврижин шагнул к нему, крепко пожал протянутую руку. - Вы с комбината?
- Нет. Я к вам послан редакцией газеты \"Заря\". Мы скоро будем печатать материал о вашем совхозе. Вот приехал интервью у вас брать.
Коврижин улыбнулся:
- Интервью... сразу не выговоришь... вас как зовут?
- Глеб Вадимыч. Мокеев.
- Вот что, Глеб Вадимыч, давайте-ка пообедаем. Вы с дороги намаялись, да и я намахался...
- Спасибо... но я завтракал недавно...
- Да знаю я, как вы в городе завтракаете. Хлеб с маслом, да кофий! Садитесь, садитесь...
Мокеев сел за стол.
Коврижин сполоснул руки, вытер полотенцем и сел напротив:
- Добрались на своих двоих?
- Нет. Повезло. Водовоз ваш подвернулся.
- Гришутка?
- Да. А что ж автобус не ходит?
Коврижин хмыкнул:
- А черт их знает. То приедет, то нет. Не автопарк, а шарашкина контора какая-то...
Он прижал краюху хлеба к груди и стал резать большим кухонным ножом.
- И что, часто подводит автобус? - спросил Мокеев.
- Да не то что б очень, но бывает.
- А вы в райком напишите.
- Да не то что писали - были там. С председателем.
- Ну и что?
- Техники мало и людей. Вот какая штука. Работать в автопарке некому.
- Что, текучка кадров?
- Молодежь разбегается. В город едет, в большой. В районе им, видишь ты, - скучно...
Он положил хлеб на деревянный кружок и кивнул жене:
- Маш, дай-ка там с полки...
Коврижина кивнула, отодвинула занавеску, сняла с полки бутылку перцовки.
Иван Сергеич открыл ее ножом, разлил в три стакана:
- Садись, Маш, хватит у печки толшиться...
Коврижина поставила перед Мокеевым тарелку щей и села рядом с мужем.
- Ну, давай, Глеб Вадимыч, с приездом, - поднял свой стакан Коврижин.
- Я чисто символически, - взялся за стакан Мокеев. - Мне еще в редакцию успеть надо...
- Одно другому не мешает, - пробормотал Коврижин и беззвучно опрокинул стакан.
Жена отпила половину, сморщилась:
- Господи...
Мокеев тоже немного отпил и закусил куском сала.
- Да, - громко выдохнул Коврижин, цепляя вилкой сало. - Вот ведь штука какая! Скучно! Поэтому и бегут. А кто, спрашивается, виноват? Мы с вами! Только мы... Я вон тоже, как завфермой выбрали, первый год понять не мог почему девки молодые к нам не идут? Ферма чистая, новая, плотют хорошо, дом рядом. А им, оказывается, и кино нужно, и теятр, и магазин хороший. А мы, дураки старые, никак это понять не можем, все на них валим...
Он съел сало и принялся за щи.
- Но щас-то у вас, Иван Сергеич, на ферме все в норме?
- Ну, так это другое дело, - пробормотал Коврижин, дуя на полную ложку.
- Почему же этим ребятам никуда бежать не хочется? - спросил Мокеев, включая стоящий в сумке магнитофон и кладя микрофон на стол.
- Тут, Глеб Вадимыч, дело-то непростое...
- Непростое?
- Да. К каждому человеку, понимаешь, подход свой нужен. Как бы сказать... тропиночка к сердцу. А ее найти надобно. А коли найдешь - тогда и никому никуда бежать не захочется. Человек, понимаешь, в работе должен радость обресть. А иначе это не работа, а батрачанье.
- И вы нашли эти тропинки? - спросил Мокеев, склоняясь над щами.
Коврижин засмеялся, откусил хлеба:
- Да нашел, нашел... Только мозгами покрутить пришлось...
- Намаялся он с ними, это точно, - вздохнула Коврижина.
- А как ты думала? - глянул на нее Иван Сергеич. - С людьми же работаем, не с кем-нибудь. Если б везде к ним так вот - тогда и текучки этой не было б в помине. Я вон чуть ли не с каждым говорил каждый день! Подойдешь, посмотришь, советом поможешь, пошутишь, вспомнишь прошлое. А если - ушел, пришел - тогда и им наскучит. А я им глаза раскрыл. Говорю чего вы в город бежите? Чего там не видали? Газу? Выхлопа? Шума? Неуж в цеху грохочущем приятней работать, чем тут в тишине, да с коровками? Ведь на них-то глядеть одно загляденье! Живые ведь! А там что - железка, она и есть железка...
- Ну, на заводе тоже многие с радостью работают, Иван Сергеич.
- Да я ничего против завода не имею - пожалуйста! Там свой интерес здесь свой. Только я-то сам в деревне родился и рос, и состарился, так что агитировать буду за деревню! Буду и точка!
Он стукнул кулаком по столу.
Все засмеялись.
Коврижина налила по второй.
- Давайте за хозяйку, - поднял стакан Мокеев.
- Да. За Машу-умелицу...
- Ох, спасибочко...
Коврижин поднес стакан к губам и вдруг удивленно поднял кустистые брови:
- А огурчики? Огурчики-то?!
- Ооох! Разява! Забыла! - запричитала, вскакивая, жена.
- А я думаю - чего не хватает? - засмеялся Иван Сергеич. - У нас же малосольные, один к одному.
Коврижина быстро подняла две половые доски, достала из-за печки лесенку, спустила в подпол и полезла сама.
- Да, самое главное и забыли, - смеялся Коврижин. - У нас ведь главная радость - огурчики. Маша просто на объеденье делает. Во рту тают.
- Ну что ж, сейчас попробуем, - улыбнулся Мокеев. - Иван Сергеич, а давно вы заведуете фермой?
- Погоди, - поднял руку Коврижин. - Щас огурчиками закусим - я тебе все расскажу.
Коврижина, кряхтя, вылезла, передала мужу полную миску отборных огурцов и, обтерев мокрые от рассола руки, стала вытягивать из подпола лестницу.
- Глубокий-то какой, - пробормотал Мокеев, выбираясь из-за стола и садясь на корточках над подполом. - Это ж когда вы его рыли?
- До войны еще. Трехметровый. Летом лед лежит и не тает. Лучше холодильника, - проговорил Иван Сергеич, тоже выходя из-за стола.
- Замечательный погреб, - покачал головой Мокеев.
- Замечательный? - вяло спросил Коврижин и вдруг ногой в спину толкнул Мокеева. - Пшшшел...
- Что! - выдохнул Мокеев и с грохотом упал на баки и бидоны, сильно стукнувшись головой о край невысокой бочки.
- Ну и как? - свесил голову вниз Коврижин.
Жена с интересом заглянула вниз через его плечо.
- Чего это вы... это... - бормотал Мокеев, сползая с бачков и морщась от боли. - Зачем... что так...
Коврижин захохотал. Жена тоже засмеялась.
- Больно же, чего смеетесь, - посмотрел на них Мокеев. - Дайте лестницу...
- Во! - глухо проговорил Иван Сергеич и над Мокеевым закачался увесистый кукиш.
- Как так...
- А вот так!
Коврижины положили доски на место и сели за стол.
Иван Сергеич выпил, захрустел огурцом. Жена отпила немного и стала хлебать щи.
- Что за шутки? Спустите лестницу, - слабо донеслось из подпола.
Коврижин засмеялся:
- Щас! Держи карман!
Жена, улыбаясь, хлебала щи.
- Спустите лестницу, сволочи... здесь мокро...
- Вот и хорошо, - серьезно проговорил Коврижин, наполняя стакан.
- Идиот... я голову разбил... открой...
- Бегу, бегу, - Коврижин выпил, крякнул, взял огурец.
- Гады... мудаки чертовы...
Коврижина оглянулась на подпол:
- Мудаки! Сам ты мудак, прости господи. Втюрился, так сиди, не гундось, пятух вахланогай...
Она взяла опустевшую тарелку мужа и пошла накладывать каши.