Александр Бушков
Чужой среди чужих
(Серый Ферзь – 2)
Пролог
Из донесения надворного советника лорда Гаудина, герцога Фергала, начальника Восьмого исследовательского департамента канцелярии земных дел ее величеству Яне-Алентевите, императрице четырех миров:
«…Ввиду всего вышеизложенного Мистериор решился на проведение эксперимента. Цель его была сформулирована как определение местонахождения во времени и пространстве бесследно пропавшего два года назад лорда Сварога, графа Гэйра, и возвращение оного на Талар.
Проведенный поиск дал результат. Человек, идентифицированный как граф Гэйр, был обнаружен на планете, чьи параметры и характеристики позволили сделать заключение, что это планета Сильвана – но в будущем, отнесенном от нынешнего времени на расстояние в несколько сотен тысяч лет. Причины, по которым граф Гэйр оказался в том мире и том времени, пока не выяснялись.
Огромная временная дистанция делала невозможным изъятие графа Гэйра задуманным способом. Сила воздействия на данного человека, какую мог приложить Мистериор, оказывалась слабее силы взаимопритяжения этого человека и окружающей его пространственно-временной совокупности.
Тогда была разработана и испробована следующая схема, поименованная «Посредник»: в промежутке времени, лежащем между нашим и тем, в котором пребывал граф Гэйр, ближе к последнему, отыскали Посредника, на какового внушением возложили миссию по извлечению графа в его, Посредника, пространственно-временную совокупность. В Посредники выбрали некоего вождя варваров-кочевников по имени Нохор, жившего на той же территории – где находился на момент опыта граф Гэйр, что упрощало задачу. Нохору внушили, что ему необходим военачальник из будущего; личного шамана Нохора наделили соответствующими умениями. Из-за близости времен Нохора и графа Гэйра Посредник без труда два раза изымал графа в свое время, но оба раза лорду Сварогу удавалось возвращаться обратно. Причем во второй раз он уничтожил и самого Посредника. Схема «Посредник» была признана бесперспективной и отменена.
После чего приступили к отработке новой схемы, названной «Изменения»: внести в окружающую графа Гэйра пространственно-временную совокупность незначительные, несущественные поправки, не затрагивающие сутеобразующее ядро его мира, но являющиеся лишь косметическим оформлением такового, как-то: детали одежды и пейзажа, облик знакомых графу людей, нарушения графика работы учреждений, с которыми он имел дело, и так далее…
Смысл схемы «Изменения» заключался в расшатывании и дальнейшем рассоединении психоэнергетического единства графа Гэйра и окружающей его пространственно-временной совокупности, уменьшении силы их взаимопритяжения. Схема оправдала себя, взаимопритяжение было сведено практически к нулю, силы воздействия Мистериора оказалось достаточно, чтобы перенести лорда Сварога на Талар.
Почти тут же выяснилось, что доставленный человек, носящий необычное двойное имя без титулов Станислав Сварог, внешне имеющий полную схожесть с графом Гэйром, ассоциирующийся с ним и по некоторым иным характеристикам, не является тем не менее подлинным лордом Сварогом, графом Гэйром. Природу сего феномена Мистериор разгадать пока не в силах. К работе по выяснению истины решено подключить и Магистериум.
Ваше Величество, ходатайствую у Вас о признании за изъятым из своего времени человеком права на титул лорда Сварога, графа Гэйра, и всех привилегий, какими обладал его предшественник. Я аргументирую свою просьбу следующими соображениями…»
Из письма Меони, домоправительницы в замке лорда Сварога, адресованного ее подруге, живущей на Антлане:
«…Наверное, все из-за того, что он не настоящий лар. Но, ты знаешь, милая Терри, он осваивается прямо на глазах. Как я понимаю, там, откуда он пришел, не было ничего даже отдаленно похожего на то, с чем он столкнулся на Таларе: ни летучих замков, парящих над облаками вместе с парками, садами и прудами, ни магии, на которой строится и держится жизнь ларов, ни призраков, даже теней предков, ни, представь себе, обыкновенных домовых. А также ни сеньоров, ни вассалов. И жили же… Подумай только, в этом доме обитает человек, который родился и вырос на моей родной Сильване, но – спустя много-много тысяч лет! В голове не укладывается…
Конечно, ему в память незамедлительно вложили необходимые знания и умения. Теперь он уже и сам может проделать с помощью заклинаний уйму вещей.
Милая Терри, очень смешно было подглядывать, как он в первый день смотрится в зеркало. Будто уверяя себя при этом, что отражение действительно его, что он, а не какой-то персонаж, стоит в камзоле, при мече и хмурит брови.
За те неполных два дня, что он провел сеньором, владельцем замка и титулов, он вжился в роль, она ему стала нравиться. Оно и понятно…
Кстати, нас навещала сама императрица, о чем-то долго беседовала с графом наедине. Впрочем, она еще совсем девочка и грешно было бы предполагать… Молчу, молчу…
Я представляю, о чем ты хочешь спросить. Будь ты рядом, ты не дала бы мне сказать ни слова ни о чем другом, кроме как… Отвечаю: нет. Пока – нет.
Нечего тебе повторять, что мы, слуги, в полной власти своих господ и что наша жизнь зависит от того, кому мы достанемся. Я бы не могла воспротивиться, отказать. Но он в этом смысле пока не стал ларом, одним из тех, каких большинство… Может, и станет впоследствии, может, и нет… Граф не требовал, не заставлял, хотя, поверь мне, был не прочь, его глаза… Помнишь, как смотрел на тебя Маккарий в тот вечер у Дубовых Пещер? Но я дала ему понять, что мне не хотелось бы ощутить себя подневольной рабыней, что если он подождет, оставшись при этом негрубым, обходительным, понимающим, то возникшая симпатия к нему… я сама… Ох, Терри, не умею я говорить о таких вещах. Но ты уже все поняла.
Да, он мне нравится. Он, как ты любишь говорить, мужчина каждой косточкой. От него исходит столько силы, что, я уверена, он недолго пробудет затворником замка. Но пока он здесь, может статься, у нас и получится что-то, о чем приятно будет вспомнить на закате женских дней. Кстати, он и симпатичный вдобавок.
Сейчас граф отбыл в замок императрицы на бал. Зная нравы, царящие при дворе, думаю, ждать его следует к завтрашнему обеду, не раньше. Ревную ли я? Я и сама не знаю, милая Терри…»
Из доклада наблюдателя лорду Гаудину, начальнику Восьмого департамента:
«В резиденции императрицы отмечены контакты объекта со следующими лицами: лорд Гаудин, герцогиня Нонтейль, императрица Яна-Алентевита в наведенном соответствующим заклятием образе взрослой женщины. С последней объект удалился в парк, где императрица уничтожила свою личину.
Сообщение о тревоге получил. Согласно инструкции продолжал слежку за объектом. Из парка императрица и объект направились к колдунье Грельфи. Оттуда вернулись во дворец, где объект имел контакт с баронессой Ойми, с коей потом провел время до утра в ее замке».
Из докладной записки начальника негласной охраны императорского дворца лорду Гаудину:
«Тревога объявлена мной ввиду обнаружения на территории дворца лица, классифицируемого как особо опасное. Им оказался вампир из Ямурлака, закамуфлированный под девушку. Для ликвидации мною посланы две группы.
Ликвидация прошла успешно. Предполагаю исходя из отслеженных маршрутов передвижения опасного лица по территории дворца, что вампиру было поручено уничтожение объекта номер раз, графа Гэйра».
Из доклада наблюдателя лорду Гаудину:
«От баронессы Ойми объект убыл в сопровождении герцога Орка. Они прибыли к доктору Молитори. Поскольку именно означенный доктор являлся лицом, руководившим финальной стадией операции «Изменения» и впоследствии оказавшимся нелояльным, тут же о том мной было послано в департамент извещение как о событии крайней степени важности. Следуя полученным инструкциям, дожидался вашего прибытия. Вошел в покои доктора вместе с вами, когда доктор Молитори уже покончил с собой, уничтожив не только тело, но и свою душу. Объект по вашему распоряжению снят с наблюдения. Конец доклада».
Из приказа лорда Гаудина по четвертому, шестому и девятому подотделам отдела безопасности Восьмого департамента:
«…В связи с имеющими место неоднократными случаями покушения на наблюдаемый объект номер раз приказываю:
1. В однодневный срок подготовить комплексный план выявления, распознавания и нейтрализации силы, угрожающей жизни и здоровью наблюдаемого объекта.
2. Наблюдение за объектом и его охрану целиком и полностью препоручить спецгруппе по особо важным операциям.
3. Обо всех контактах и связях объекта (подчеркиваю: ОБО ВСЕХ) докладывать мне лично…»
Таларская хроника (из подневных записей Магистериума):
«…В Магистериум прибыл новый лорд Сварог, граф Гэйр (о происхождении сего индивидуума смотри запись предыдущего дня). Заняться им было поручено магистру Ронтегу. Учитывая, что обучаемый получил начальные знания от служителей Мистериора, магистр Ронтег провел с лордом Сварогом курс обучения по программе «Неофит» высшей категории сложности. Проблем с усвоением информации не отмечено.
Вскоре после отбытия лорда Сварога в пятидесяти лигах от Магистериума в воздушном пространстве была зафиксирована вспышка Черной энергии, длительностью в одну десятую квадранса. Спустя три четверти квадранса была зарегистрирована еще одна вспышка, большей мощности.
Позже выяснилось, что в квадрате, где наблюдались упомянутые вспышки, ял лорда Сварога, графа Гэйра, потерпел катастрофу. Происшествие имело место над районом земли, именуемым Хелльстадом. О происшествии проинформирован Восьмой департамент, поиски лорда Сварога находятся теперь в их компетенции. На сегодняшний день поиски результата не дали.
Магистериуму поручено провести расследование причин, породивших вспышки, выявить их природу, предложить комплекс мер по недопущению подобных происшествий в небе над Таларом. О результатах поиска и результатах расследования смотри записи следующих дней…»
Глава первая. Хелльстад и его обитатели
Солнце зависло над туманными, ощерившимися скалами вдалеке и медленно наливалось багровым предзакатным светом. Небо вокруг него потемнело, стало сапфировым, бездонным, ни единой тучки. Тишина стояла прямо-таки оглушительная, ни ветерка над безжизненной землей, ни шевеления среди валунов и остроконечных скал.
Сварог сидел на покрытом высохшим мхом, нагретом за день камушке, смолил чуть ли не пятую сигарету подряд и угрюмо разглядывал ял, из послушного летательного аппарата превратившегося в никчемную безделицу. Вставать с валуна и куда-то идти чертовски не хотелось. Думать о том, кто его сбил, не хотелось еще больше.
А ведь его сбили, это ежу понятно. Причем – надо отдать неведомым врагам должное – весьма профессионально и нагло. Профессионально – потому что теперь Сварог находится на территории, ларами не контролируемой, где нет ни имперского наместника, ни агентов Гаудина, зато полно опасностей самого гнусного пошиба. И случиться здесь с ним может все что угодно.
А нагло – потому что… Ну кто, скажите на милость, посмеет поднять руку на новоиспеченного небожителя – фаворита самой королевы, потенциального помощника самого Гаудина, главы местной тайной полиции?
Докурив сигаретку, Сварог стал спускаться к облюбованному распадку. Возвращаться за брошенной у подножия скалы накидкой он не стал. Он шагал и старательно пытался забыть, что поставленная задача – добраться до берега реки – лишь первый шаг на долгом пути, где в любую минуту…
Подумал мельком, что брошенная накидка способна стать следом, который его выдаст здешним обитателям, что надо бы вернуться и подобрать, – но тут же пришло на ум, что еще более заметным следом станет ял, а уж с ним-то ничего не поделать…
Ничего?! Он остановился, развернулся на сто восемьдесят градусов и, поднимая каблуками облачка сухой пыли, стал спускаться назад. Подобрал накидку, свернул ее в ком, сунул под сиденье и произнес заклинание.
Ял, ставший невесомым, взмыл вверх, словно мыльный пузырь, повисел немного, сверкая лакированными боками и позолотой гербов, стал подниматься все выше и выше, слегка отклоняясь к закату под легоньким напором слабого ветерка. Порядок. Вскоре унесет неизвестно куда…
«Мы тоже кое-что умеем», – подумал Сварог. А потом мысленно ударил себя по лбу. Ну не кретин ли? Что с того, что территория Хелльстада летающим островам не подвластна? Лар даже на земле остается ларом. Властелином неба. Со всеми вытекающими отсюда.
Для пущей сосредоточенности он прикрыл глаза и зашептал нужные заклинания. Вокруг ненамного, но похолодало – ничего из ничего не рождается, как известно, а изготовление физических объектов из воздуха требует затрат энергии. Так его учили в Магистериуме.
Однако с первого раза не вышло: вместо задуманного Сварог получил бесформенную кучу тряпья грязно-зеленого цвета, почему-то тлеющую в нескольких местах. Да, майор, практики тебе не хватает.
Ну да это дело наживное. Увы, не знали на Таларе о требующихся ему вещах, и не было соответствующих заклинаний. Приходилось похожие заклинания комбинировать, что-то в них перелопачивать и даже добавлять отсебятины.
Нуте-с, попробуем еще разок…
Сварог даже вспотел от натуги, несмотря на прохладный воздух, и спустя пять минут его усилия были вознаграждены.
Когда он в третий раз открыл глаза, на сухом песке, шагах в трех от него, аккуратно сложенная, лежала настоящая форма десантника – в камуфляжных пятнах, прочная, со множеством карманов. Рядышком, дожидаясь, пока их наденут, стояли два высоких армейских ботинка на толстой рифленой подошве. Новенькие, с иголочки. Словно только что со склада.
Получилось. Окрыленный удачей, Сварог решил было еще и тельник смастрячить – для полноты картины, да передумал: возни много. Обойдемся.
«Вот так-то, ребята, – для поднятия духа приговаривал он про себя, быстро скидывая парадные кафтан и бриджи (кого в здешних местах стесняться?). Оставшись только в трусах и тончайших носках, он отряхнул форму от налипших песчинок и принялся переоблачаться. – Так-то нам привычнее будет. Так мы до реки вмиг доберемся. В таком костюмчике нас любая нечисть испужается…»
Он притопнул каблуком ботинка на шнуровке, поправил манжеты куртки, сдвинул меч чуть назад, чтобы при ходьбе не бил по ногам. Ожерелье из самоцветов и перстень с печаткой решил не снимать – пожалел, хотя понимал, что это глупо. Хотя – почему? Куртка оказалась малость великовата, но для непрофессионального мага получилось в общем-то недурственно. И облаченный в более привычный наряд Сварог тут же почувствовал себя значительно увереннее. Единственное, что вызывало у него сомнение, были носки. Обучить его азам колдовского чулочно-носочного производства упустили. А эти не выдержат долгого пешего перехода, лопнут, а там и до натертостей недалеко… Ладно, поживем – увидим.
Хорошо бы еще пулеметик наколдовать. С серебряными пулями. Хотя – зачем нам, собственно, пулемет? Лучше сразу воздушный шар с корзиной – заклинанием нагрел воздух в баллоне, поймал подходящий воздушный поток и улетел отсюда к чертовой бабушке… То есть наоборот, в цивилизованные земли…
Сварог помотал головой, отгоняя идеалистические мысли. Размечтался. Пулемет – механизм сложный, создание его требует недюжинного магического мастерства, новых заклинаний, точности и полной концентрации, а он пока еще зеленый лопушок в таких вопросах. А воздушный шар… Сварог никогда в жизни не летал на них – бес знает, куда его могут занести воздушные течения. Это ведь не вимана, не ял, системы наблюдения шар не контролируют, направлять не станут… да еще и пальнет кто-нибудь сгоряча снизу, какой-нибудь местный моджахед – доказывай потом, что ты не верблюд, а вовсе даже граф Гэйр. Пусть даже лару не страшно падение с любой высоты, но можно угодить в такую лужу, что небо покажется с овчинку. Поэтому обойдемся заместо шара своими двоими, а заместо пулемета шауром – компактным неиссякаемым метателем серебряных звездочек.
Шаур он опустил в набедренный карман, потом спрятал дворянский наряд под валуном (это у него сидело в подкорке – если автономка, заметай следы) и повернулся к распадку. Видок, конечно, будьте-нате: человек в новенькой форме десантника, с мечом на боку, драгоценным ожерельем на шее и жутко дорогим по земным меркам перстнем на среднем пальце левой руки. В миллионах километров от родной планеты и в тысячелетиях от родного времени… К тому же на территории, населенной, по слухам, всяческой нечистью.
Сварог отправился в прежнем направлении. Минуты за минутами, незаметно сливаясь в квадрансы, улетали в безвозвратное прошлое, а он все еще был жив. Мало того – пребывал в полном одиночестве. Никто на него не бросался из засады, окаймлявшие неширокую долину скалы выглядели обыденно и скучно. Веселья это не прибавляло, но и повода для паники или смертной тоски пока что не имелось.
Бывало и хуже. Как, например, в одной чересчур жаркой стране, когда гражданский «МИ-17» с пятью бойцами советских ВДВ на борту (среди которых был и капитан Станислав Сварог), официально находящийся в тот момент где-то под Душанбе, неожиданно потерял управление, зацепил рулевым винтом покрытый трещинами склон ущелья и рухнул на дно. Слава богу, не взорвался. Все пятеро, включая пилота, выжили, но…
Но до базы было сто восемьдесят километров по выжженной солнцем земле (очень, кстати, похожей на хелльстадскую), и было всего два «калаша», три фляги с водой, два сухпайка и один медкомплект, а за каждым булыжником мог прятаться смугляк с автоматом, а окрестные поселения придется обходить стороной, поскольку русских в этих местах официально отродясь не было, а у Славки Бахвалова сложный перелом… И ничего, до базы все добрались. Хотя не умел тогда Сварог еду и воду из ничего добывать, не имел «кошачьего глаза» и был уязвим для пуль. Так что – похуже бывало…
Для бодрости духа насвистывая марш из «Кавказской пленницы», Сварог двигался к Ителу – самой широкой реке на Харуме, единственном континенте планеты. Вдоль берега до обитаемых мест – неделя.
Это немало, но в любую другую сторону гораздо больше, поэтому в правильности выбора своего направления он не сомневался. Другое дело, позволят ли ему местные обитатели спокойно добраться до реки…
Извилистая долина с крутыми откосами крайне походила на русло высохшей в незапамятные времена реки, но в душе у Сварога, понятное дело, не зажглось ничего похожего на азарт исследователя, программа была незатейлива: унести ноги, крайне желательно – в комплекте с головой. Это он вспомнил жуткую легенду из наспех пролистанной как-то на сон грядущий старинной книги о Хелльстаде, о некоем незадачливом рыцаре, покинувшем эти места разъятым на части – отдельно шагали ноги, отдельно ползло, цепляясь руками, туловище, а голова где-то запропастилась… Попытался вспомнить, что там еще было веселое и располагающее к себе. Семиглавый змей Лотан, чьи головы поочередно (и на том спасибо) задают страннику загадки, одна заковыристее другой; Прожорливое Озеро – таящийся по впадинам сгусток живой, хищной и вроде бы не лишенной разума субстанции, способной прикинуться то зеленым болотцем, то чистейшим прудом; Голова Сержанта, бегающая по лесам на паучьих ножках… И прочие прелести, милые в общении. Нет уж, лучше не вспоминать…
За очередным поворотом он увидел стену, перегородившую долину по всей ширине, то есть уардов на двести. Подошел и предусмотрительно остановился чуть поодаль. Сложенная из плоских коричневых камней, стена едва доходила ему до пояса и выглядела невероятно древней. Ни следа цемента или иного строительного раствора – камни попросту уложены один на другой, но перед тем обтесаны и старательно подогнаны, так что и кончика меча меж ними не просунешь. И примитивная на первый взгляд кладка до сих пор не лишилась ни одного камня, разве что верхний ряд изрядно разъеден ветрами и дождями. Похоже, когда-то на иных камнях были высечены руны – но ничего уже не разобрать.
Сварогу пришло в голову, что причина такой сохранности – здешнее волшебство. Увы, выяснить это со всей определенностью он не мог, скуден был запас заклинаний. Одно можно с уверенностью сказать: стена – именно то, чем предстает взору…
А другой дороги все равно нет. Вздохнув, он перелез на ту сторону – и ничего не произошло. Разве что долина стала гораздо шире да появились и кое-какие представители флоры – зеленые пятна лишайника на валунах, чахлые, но живые кустики; кустики росли не на песке, но на сухой бурой почве.
Вскоре он увидел дверь. Разместилось это сооружение у самого откоса и выглядело довольно странно: каменное крыльцо, дверная рама из отесанных серых камней, дверь из солидных дубовых досок, скрепленных коваными полосами, – и ни дома, ни стены поблизости. Никаких развалин. Дверь вела из ниоткуда в никуда. А на том месте, где полагается быть ручке или замку, – круглое отверстие, куда свободно пройдет кулак, окаймленное проржавевшими шляпками гвоздей, слишком правильное для того, чтобы оказаться последствием буйства стихий. В дыру виднеется откос, камни, темно-зеленый куст.
Сварог обошел ее кругом – дверь как дверь, – подивился, плюнул и направился дальше. Солнце уже скрылось за скалами, следовало поторопиться – ночь в этих широтах наступает мгновенно, словно дернули выключатель…
А потом он увидел скелет. Решил сначала, что это статуя, но когда подошел поближе, неясностей не осталось… Выглядит так, словно самый обычный всадник остановился отдохнуть и окинуть взором окрестности в поисках пресловутого камня, на котором начертаны жуткие предупреждения насчет дорог. Конь в богато украшенной сбруе, на всаднике кольчуга и шлем с высоким гребнем, в руке копье, меч на перевязи… вот только и конь, и всадник – белые скелеты, непонятным чудом застывшие один в стоячем, другой в сидячем положении. Большим знатоком анатомии Сварог себя не считал, но это были именно скелеты со множеством косточек, непонятно как державшихся на невидимых каркасах. Доспехи нисколечко не тронуты ржавчиной, правда и новыми не выглядят.
– Могучий ты мужик, – сказал Сварог негромко, обойдя вокруг странного всадника.
Звук собственного голоса бодрости не прибавил. Всадник все так же неподвижно сидел в красном кожаном седле, чуть склонив вперед копье, от него тянулась длинная тень, оба черепа щерились застывшим оскалом, и понемногу подкрадывалась жуть. Кончиком меча Сварог осторожно потрогал лошадиный череп – звук был глухой, костяной, какого и следовало ожидать. Ни конь, ни всадник против такой бесцеремонности не протестовали.
Где-то в потаенных глубинах сознания мелькнула мыслишка: а не воспользоваться ли фамильным заклятием Гэйров и не оживить ли лошадку – верхом всяко сподручнее, чем своими двоими… Но мыслишка умерла, так и не оформившись: уж слишком жутко это было – человек на скелете коня.
Сварог еще долго оглядывался, быстрыми шагами удаляясь от загадочного всадника. Терзал совершенно детский страх – а если оживет, пустится следом на всем галопе, целя копьем в спину? В этих местах все возможно…
Обошлось. Довольно скоро поворот скрыл от его глаз останки неизвестного рыцаря, похоже так и не обретшего полного покоя после смерти, – но Сварог еще долго оглядывался, порой чувство, будто в следующий миг на плечо опустится чья-то невидимая ледяная рука, становилось столь саднящим, что он вертел головой во все стороны, ругаясь про себя и стискивая в кулаке шаур. Тени становились все длиннее, а вскоре одна легла поперек дороги. Тень от высокой полуразрушенной башни, окруженной стеной с круглыми башенками, – башня вздымалась справа, у откоса. Когда она еще стояла целехонькой, верхушка, очень похоже, вздымалась над берегами высохшей реки. Сварог уже не сомневался, что это высохшая река: кое-где валяются окаменевшие раковины, каменистая земля под ногами гладкая, словно ее тысячи лет шлифовала текущая вода. Но вода исчезла в столь древние времена, что сюда успели прийти люди или кто они там были, построить стены и башни, в свою очередь пришедшие в упадок тысячелетия назад…
Решительно свернув в ту сторону, Сварог приблизился к арке ворот и заглянул внутрь. Из боковых стен торчали насквозь проржавевшие крюки – то ли держатели факелов, то ли петли ворот, – по двору там и сям валялись припорошенные пылью тесаные камни. Полное запустение. Ни звука. Под аркой лежат ржавые железные клетки странного вида, плоские и широкие, как конфетные коробки, – тьфу ты, да это остатки ворот, дерево давно сгнило, уцелела лишь оковка створок… Полукруглую дверь, ведущую в башню, постигла та же судьба – правда, железная коробка уцелела, косо висит на нижней петле…
Сварог присмотрелся. И понял, что ему не мерещится – в темной пасти башни сияло слабенькое, неподвижное радужное мерцание, веером разноцветных лучиков поднимавшееся от пола. Так сверкает в полумраке горсть драгоценных камней, куча бриллиантов – он помнил по собственной фамильной сокровищнице в замке. Правда, здешняя куча, пожалуй, будет человеку по пояс, самоцветы ведрами можно черпать…
На это и рассчитано, что ли? Сверкание манит радужными переливами, так и подмывает зайти, посмотреть только, вовсе не грабить покойников… а внутри ждет что-нибудь веселое вроде упыря или чудовища, сгребет – пискнуть не успеешь…
– А вот те шиш, – шепотом произнес Сварог, отступая подальше от заманчивого мерцания.
Спиной вперед прошел под аркой, держа руку на мече и твердо решив не отвлекаться на придорожные странности, – ненароком влипнешь во что-нибудь такое, от чего уже не отвяжешься…
Шарахнулся влево, выхватив меч, ему не почудилось, он точно видел, что на темно-серой стене слева от арки дернулись две тени – его и чужая…
Остановился в боевой позиции, заслонившись изготовленным к рубящему удару мечом. Огляделся.
Рядом никого не было. И до него понемногу стало доходить: учитывая положение скрывшегося за скалами солнца, на стене никак не могла оказаться его собственная тень… Осторожно сделал два шага влево, то и дело поворачиваясь в стороны, готовый к бою.
Тени виднелись на прежнем месте, они выглядели гораздо темнее, чернее обычных теней, этакие пятна космического мрака, аккуратно вырезанные ножницами. Они двигались. Они жили своей жизнью. Их прибавилось.
И они, такое впечатление, никакой угрозы путнику не представляли, занятые своими заботами…
Сварог засмотрелся. В профиль к нему стояла женщина – нет, дама в длинном платье и затейливом головном уборе, из-под него опускаются на плечи то ли уложенные кружками косы, то ли украшения. Голова надменно вздернута, руки сложены на груди, она застыла, с превеликим самообладанием слушая беснующегося перед ней мужчину в столь же пышном костюме неизвестного фасона – вот кому самообладания не хватает, немо открывает рот, явно вопя, потрясает кулаками, топает ногой. За спиной его стоят еще несколько человек, сливаясь в сплошное пятно причудливых очертаний.
Ух ты! Один вдруг отделился от толпы, упругим кошачьим шагом ринулся вперед, черной полосой, пропавшей на миг, метнулся длинный узкий клинок, вошел в спину… Дама ни на миг не изменила величественной позы, только подбородок задрался еще надменнее – а вот для сторонних зрителей все случившееся то ли явилось полной неожиданностью, то ли нервы у них слабые. Мечутся, бестолково сталкиваясь, всплескивая руками, кто-то рванулся в сторону и мгновенно пропал с глаз – хотя на стене еще достаточно места – словно картина ограждена невидимой рамкой экрана. Убийца стоит в вольной, непринужденной позе, уперев кончик меча в носок сапога, не похоже что-то, чтобы его мучили раскаяние или хотя бы неловкость. А дама – очень похоже, она совсем молода, – величественно переступив через труп, движется к нему, грациозно протягивает руку – пышный рукав взметнулся плавной дугой, от силуэта неизвестной красотки прямо-таки веет облегчением и злорадством… Любовная драма со старым мужем и юным амантом? Смерть надоевшего фаворита королевы? Неведомые дела чести? Сварог зачарованно смотрел, как удаляется дама под руку с убийцей, так и не убравшим меч в ножны, как суетятся оставшиеся тени, боязливо приближаясь к убитому. Всадник в шипастом шлеме вдруг появился справа, натянул поводья и что-то стал кричать, потрясая рукой в перчатке с широким раструбом, но Сварог уже зашагал прочь. Темнеет, привидения зашевелились, лучше отсюда убраться…
А потом? У реки он будет не в большей безопасности, чем здесь, как ни крути, а заночевать придется в Хелльстаде… Сварог потрогал ожерелье – цепь на шее – меж самоцветами в филигранной оправе и золотыми бляшками имелось немало серебряных колечек. Та самая инкунабула советовала, коли уж вас застала в Хелльстаде ночь, оградить себя серебром и щелкать зубами от страха до самого утра в относительной безопасности, но тут же оговаривалась, что совет таковой, судя по иным свидетельствам, сплошь и рядом бесполезен…
Долина раздваивалась. Тогда, с горки, Сварог окинул окрестности лишь беглым взглядом и не помнил всех хитрых изгибов русла, а потому какое-то время стоял в нерешительности. Прямо передним, словно острый нос корабля, вздымалась скала, высоко над головой в ней зияло несколько пещерок.
Поразмыслив, Сварог зашагал направо – благо долина тянулась, в общем, в нужном ему направлении. Все то же самое – гладкая каменистая земля под ногами, кое-где – россыпи скатанных камешков. Долина расширялась и расширялась, вскоре Сварог уже шагал по обширнейшему полю – и впереди вдруг вновь замаячила стена.
Сущий близнец первой – те же камни, тот же способ кладки.
На сей раз он не колебался, одним прыжком оказался по ту сторону и браво двинулся дальше.
Пока впереди не встала новая стена. Повыше, по грудь. И на вид совершенно иная, отчего-то казавшаяся угрюмой – сложенная из огромных черно-серых камней, бугристых, заплесневевших. Преодолеть ее было гораздо труднее, носки сапог соскальзывали, Сварог перемазался склизкой плесенью – но упрямо лез, бормоча про себя: «Нет таких крепостей, которые б не развалили большевики, знаете ли…»
Дорога вела под уклон. Темнело. Сварог размашисто шагал, не утруждая себя мыслями о жизненных сложностях, но понемногу начал тревожиться. Он и сам не понимал, что ему в окружающем не нравится, но чем дальше, тем сильнее в душе крепло некое неудобство. В конце концов он понял, что ему просто-напросто не хочется идти дальше. Не хочется, и все тут. Хоть режьте.
Остановился и огляделся. Впереди ничего не удавалось рассмотреть – в сгущавшемся мраке земля сливалась с небом, горизонт неразличим, вдали, на пределе зрения, словно бы колюче сияют звезды, необычно низко, будто склон ведет все ниже и ниже, в пропасть. После иных приключений, пережитых на пути в этот мир, Сварог в глубине души преисполнился стойкого недоверия ко всему, напоминающему пропасть, да и легенды иные гласили о провалах, ведущих в подземный мир, о котором не известно ничегошеньки, кроме плохого… Показалось, в лицо дует едва заметный ледяной ветерок. Оглянувшись, Сварог узрел, что вдали, далеко за спиной, небо по-прежнему синеет светлой полосой – там сумерки еще не наступили, и это было странно, словно он миновал некий рубеж меж двумя совершенно иными мирами. Смеяться над своими страхами как-то не тянуло. Прежняя дорога стала опасностью привычной, а то, что виднелось – вернее, как раз не виднелось – впереди, прямо-таки отталкивало.
Поблизости росли невиданные прежде цветы – бледно-белые высокие стебли и стрельчатые листья, синие и желтые бутоны выглядят странно блеклыми, будто нарисованными жиденькой акварелью. Впереди, подальше, их все больше и больше, сущие заросли. Превозмогши себя, Сварог опустился на корточки и потрогал стебель. Кончики пальцев явственно ощутили прохладу. Стоило чуть посильнее свести пальцы, стебель беззвучно переломился, нелепо повис, невероятно хрупкий, руку испачкало бесцветным прозрачным соком, и Сварог долго вытирал ее о куртку. Цветы выглядели так, словно их никогда не касался лучик солнечного света, не говоря уж о том, что белый здесь считался цветом смерти.
Сварог помотал головой и, превозмогая себя, все же двинулся дальше. Бормотал под нос для собственного успокоения: «В конце концов, до Итела всего ничего, рукой подать, текущую воду, как известно, нечисть на дух не выносит, там и заночуем, добраться бы только засветло, а волков бояться – в лес не ходить…»
Уклон прекратился, теперь Сварог шагал по ровной, как стол, твердой земле, никакой угрозы вроде бы не таящей.
Зато в небесах началось некое движение: заструились смутные тени, появлялись и исчезали расплывчатые образы, вспыхивали огоньки, ничуть не похожие на звезды; над горизонтом возникло ровное белое сияние. Сварог немного постоял, задумчиво глядя на это свечение, а потом мозг вдруг пронзила мысль: «Город!» Чертовски похоже на свет ночного города… в смысле – земного города конца двадцатого века.
Однако с каждым шагом Сварога сияние становилось ярче, разлилось в полнеба, и он понял, что никакой это не город: источник света находился не на земле, а над ней. Может быть, второе солнце? Кто этот Хелльстад разберет, что тут у них происходит…
Пейзаж тоже начал изменяться. Скалы остались далеко за спиной, уступив место унылому однообразию степи, но на всей линии горизонта появились мелкие изломы, напоминающие далекие горные хребты. Он сделал еще несколько шагов… и встал как вкопанный.
Это не были горные хребты. Это вообще не было ничем, что Сварог когда-либо видел.
Изломы не были неподвижны. Нет, они не перемещались с места на место, они колыхались: пики сглаживались, становились впадинами, а провалы между ними вздувались горбом, сами превращаясь в возвышенности… Совсем как показания на экране осциллографа. Пики оплывают, провалы выгибаются, пики оплывают, провалы выгибаются – и так без конца, от края до края…
Оптический обман – единственное объяснение, пришедшее Сварогу в голову. Однако и на небе тоже творилось что-то невообразимое: освещенные ровным белым сиянием, там сновали туманные переливающиеся фигуры. То и дело они принимали вроде бы знакомые формы, во вспышках огоньков проявлялись вроде бы знакомые контуры, но в этом завораживающем клубящемся хороводе невозможно было ни на чем остановить взор, подумать секунду и сообразить наконец, что же это такое.
Перстень на пальце стал подозрительно горячим – гораздо горячее, нежели нагретый человеческим теплом. А спустя некоторое время Сварог почувствовал, что и все его тело начинает клубиться, переливаться и утекать куда-то.
А белое сияние росло, росло, росло…
Да, то вставало солнце.
Треугольное.
Когда светило целиком вылезло из-за сошедшего с ума горизонта, оказалось, что в самом его центре находится огромный человеческий глаз, пристально смотрящий прямо на Сварога. Стало светло как днем, но небеса по-прежнему оставались черными.
А потом все призрачные образы ринулись к треугольному «солнцу» – аккурат в центр великанского зрачка. Глаз поглотил их, моргнул и взорвался фонтаном разноцветных огней.
Никогда в жизни Сварог не бегал так быстро.
Он не знал, сколько прошло времени. Когда он наконец смог мыслить связно, то понял, что все еще жив и, кажется, пребывает в здравом уме.
По-прежнему стояла ночь – нормальная, темная, без идиотского мельтешения в небе. С горизонтом тоже все было в порядке. Сварог судорожно сглотнул и посмотрел на свои руки. Пальцы дрожали.
Его предупреждали, что Хелльстад ничуть не похож на обжитые земли, но чтоб такое…
Нет, разумеется, всему этому можно было найти рациональное объяснение. Например: в атмосфере Талара присутствуют ядовитые примеси, вызывающие галлюцинации (хотя до сих пор он не замечал сбоев в работе своего организма). Или: Хелльстад есть территория со своими, в корне отличными от повсеместных физическими законами (хотя он, даже учитывая магическую природу Хелльстада, и представить не мог существование треугольного солнца).
«Или», «или», «или» – тысячи «или»… И каждое разбивалось о свое «хотя».
Сварог бросил ломать голову над загадками, перевел дух и решительно повернул назад, спеша и поругивая себя за эту нервную спешку, добрался до развилки и двинулся другой дорогой, уже прекрасно понимая, что не успеет до темноты выйти к реке. Галлюцинация или нет, но Сварог почему-то был уверен, что мир вновь начнет закусывать удила, если он повернет назад, и вновь на небе взойдет треугольное солнце…
Темнота, как он и ждал, обернулась полным мраком совершенно неожиданно, будто упал великанский занавес. К этому времени Сварог шагал уже по редкому лесу, покрывавшему широкую долину, – лес, надо отметить, вел себя пристойно, деревья не трогались с места и не пытались ухватить ветвями за шиворот. У Сварога не хватало знаний, чтобы определить, отличается ли звездное небо над ним от того, которое можно увидеть за пределами Хелльстада, но не удивился бы, окажись, что так оно и есть. Мрак для него не представлял досадного препятствия – обучили видеть в темноте не хуже кошки, только заклятье пробубни, но поневоле вспоминалось, что во всяком лесу есть обитатели, с темнотой покидающие логова в рассуждении, чего бы пожрать…
Над горизонтом поднялся желтый серп Юпитера, стало гораздо светлее, все вокруг залили серебристые отсветы, а тени стали черными, густыми и четкими – но Сварог «кошачьего зрения» не отключал для пущей надежности. Временами мерещились быстрые тени, мелькавшие поодаль меж деревьев, – а может, и не мерещились.
Но не нападали, и то ладно.
А один раз откуда-то из подлеска вдруг явственно донесся радостный, заливистый детский смех. Это было настолько неожиданно, настолько дико, что у Сварога мурашки по коже побежали. Он замер и прислушался, крепко сжимая рукоять меча. Тишина. Смех растаял в ночном воздухе, как привидение на рассвете. Однако Сварог ничуть не сомневался в том, что ему не показалось.
Потом с той же стороны чистый голос ребенка то ли пропел, то ли позвал: «Йо!.. Йо!..», послышался частый топот детских ног, хрустнула сухая ветка – и все смолкло окончательно.
Сварог немного постоял, не зная что и думать. Наконец он громко предупредил неизвестных шутников:
– Нас на мякине не проведешь! Иванов, заходи слева! Петров, справа! Сидоров, прикрываешь!
Опять прислушался. Молчание. Испугались, гады.
И он решительно двинулся сквозь темень в прежнем направлении. Ни смех, ни прочие не соответствующие обычной ночи звуки не повторялись.
Признаться честно, он немного устал, сапоги и меч казались пудовыми – но шагал вперед, как автомат, на упрямом автопилоте, надеясь, что вот-вот увидит реку, забивая нещадным куреньем назойливо требовавший ужина желудок. Ни в каких спасателей он уже не верил, как встарь, полагаясь только на себя, благо имелся большой опыт.
И когда уголком глаза узрел шевеление справа, ничуть не испугался, лишь напрягся, как почуявший волка конь.
Нечто большое, косматое, длинное, на четырех лапах, двигалось уардах в пятидесяти от него параллельным курсом. Для пробы Сварог свернул, сделал крюк, отклонившись немного от избранного маршрута, – мохнатое создание, не приближаясь и не отдаляясь, повторило маневр, словно двигаясь на невидимой привязи.
Так они шли довольно долго – временами, бросив взгляд украдкой, Сварог успевал заметить фосфорически-желтый блеск глаз, но тварь тут же отворачивала голову, демонстрируя как отличную реакцию, так и наличие в башке некоего количества мозгов. Упорно не желала встречаться взглядом – и не отставала, успев за какой-то час надоесть смертельно.
Он не хотел нападать первым – где гарантия, что это не местный безобидный хомячок? – но безмолвный спутник опостылел хуже горькой редьки как раз из-за своей загадочности.
Впереди показалось нечто высокое, на распяленных тоненьких ножках, кажется, полосатое, направилось было навстречу Сварогу, перебегая от дерева к дереву, больше всего смахивающее на куриное яйцо, вставшее на ходули, донеслось басовитое ворчанье, что-то крайне напоминавшее лязг зубов, но мохнатая тварь бдительно выдвинулась вперед, издала плаксивый вой. Яйцо на ходулях застыло, как вкопанное, потом с воем кинулось в лес. Нет, пожалуй, не хомячок. И уж конечно, не благородный самаритянин, провожающий по ночам одиноких путников, чтобы их, паче чаяния, не обидели здешние хулиганы, – что-то не слышно было о подобных хелльстадских благотворителях…
Решаться пора, вот что. Заприметив слева невысокий пригорок, Сварог поднялся на вершину, уселся под деревом и с удовольствием вытянул натруженные ноги. Потом быстренько сварганил себе из воздуха горячий бутерброд с ветчиной, сыром и луком и впился зубами в сочную мякоть. Оказывается, проголодался он больше, чем казалось во время марш-броска.
Мохнатая тварь бродила вокруг холмика, как заведенная механическая игрушка. Теперь Сварог рассмотрел ее чуточку получше – нечто среднее меж вставшим на четыре лапы шимпанзе и некрупной гиеной, хвоста не видно, голова – сплошной комок спутанной длинной шерсти, откуда сторожко поблескивают желтые блестящие глаза (теперь она уже не таилась, то и дело таращилась на Сварога), косолапая походка.
То и дело она похныкивала, всхлипывала, бурчала что-то неразборчивое – но вовсе не казалась жалким, забитым, боязливым существом, наоборот, было в ней что-то липко-подловатое. Сварог и не заметил, как она, сужая спираль, оказалась ближе на добрый десяток уардов. Забормотала требовательно, жадно. Категорически не нравилась – и в роли ночного спутника, и в общефилософском плане.
Бутерброд был доеден, была выкурена очередная сигарета; и, решив наладить общение, Сварог запустил в тварь извлеченным из воздуха куском сначала сырого, а потом жареного мяса – авось нажрется и отстанет. Куски упали прямо перед мордой. И тварь, даже не наклонив башку, с такой брезгливостью отбросила его лапой, что стало ясно: если и голодна, то ни сырым мясом, ни жарким по рецепту императорских поваров не прельстится. Но не травоядная же? Не похоже что-то…
Точно такая же участь постигла аппетитную поджаристую булочку…
– Какого ж тебе рожна? – вслух спросил Сварог.
Вместо ответа последовало ворчанье и хныканье – злое, нетерпеливое. Вновь в ее бормотанье послышались членораздельные слова, Сварог стал старательно прислушиваться и тут же понял свою ошибку – тварь, без сомнения, каким-то образом туманила ему мозги, давила на подсознание, гипнотизировала хныкающими стонами и размеренными перемещениями, опять вдруг возникла гораздо ближе, и он не успел заметить, когда это произошло…
Сварог начал беспокоиться. Лучше пересолить, чем недосолить. Похохотать над своими страхами можно потом, в уютной каминной фамильного замка, а сейчас его явно пытаются одурманить с неизвестными целями, все ее бормотанье и гибкие, плавные пируэты вызывают в памяти подползающую к птичке змею… Вот опять показалось, что на миг она растаяла в лунном свете и возникла в другом месте, ближе, по ногам начинает растекаться странная истома, и это не фантазии возбужденного сознания…
Он не собирался быть птичкой. Достал шаур, уже чувствуя и в руках странную вялость, ползущую от кончиков пальцев к локтям, повел запястьем – кисть описала плавную дугу вопреки его намерениям, – нажал на спуск.
Словно молния мелькнула – тварь молниеносно сделала кувырок, скользнув в сторону от Сварога по склону холма, с дьявольским проворством уйдя от серебряной звездочки, летящей немногим медленнее пули. Полное впечатление, что она сбросила личину – уставившись на Сварога злыми круглыми глазами-фонариками, утробно рявкнула. Впервые он увидел ее зубы – неплохую коллекцию игольчатых клыков, влажно сверкнувшую в разинутой пасти. Какое, к черту, травоядное, тут и Кювье не нужно быть…
Сварог дважды выстрелил – и снова безуспешно, тварь, крутнувшись клубком, ушла с линии огня так ловко, что в сердце понемногу начал закрадываться страх: она не собирается снимать осаду, а легкой победой для него и не пахнет, тут ноги бы унести…
Тварь вновь принялась выписывать неуловимо для глаза сужавшуюся спираль, воя, мурлыча, подскуливая, ни на миг не сводя с него зло сверкающего взора, готовая в любой миг отскочить, ее клокочущие всхлипы сливались в мелодию, липкой паутиной оплетавшую тело и сознание. Пора было как-то спасаться. Сварог медленно вытянул меч – что не произвело на его загадочного противника никакого впечатления, разве что самую чуточку прибавило прыти – и почувствовал, что кружится голова, а окружающее все гуще подергивается туманной пеленой.
Он неуклюже сунул шаур в карман, лихорадочно перебирая в уме свои возможности. В задурманенную голову пришло только одно решение: с помощью заклинаний построить вокруг себя серебряную клетку – нечисть, ясное дело, серебра боится… А что это даст? Так и останется Сварог под решетчатым куполом, невредимый, зато в дурмане, от которого неизвестно когда очнется, да и очнется ли… Кроме того, не пристало десантнику и лару прятаться в клетках от каких-то обезьян.
А мысли скакали все быстрее, а окружающий мир становился все туманнее, Сварог уже не чувствовал ног…
Он поднял непослушную руку к горлу, рванул тугой высокий ворот парадного кафтана, освобождая дыхание. Посыпались самоцветные пуговицы, от сильного рывка лопнуло ожерелье-цепь и длинной струйкой стекло к ногам. В приливе отчаянного бешенства Сварог, собрав его в горсть, запустил к подножию пригорка, целя чудищу в морду.
Промазал, конечно, оно увернулось грациозно, гибко, похожее сейчас скорее на вихрь или смерч, чем на живое существо. И тут же застыло в довольно нелепой позе, присев на задницу, подняв передние поджатые лапы. Вялость в теле мгновенно сгинула, Сварог, выпустив рукоять меча, полез за шауром. Рука запуталась в кармане. Когда он извлек овальный предмет, мохнатая тварь уже сидела к нему вполоборота, словно бы и забыв о нем вовсе. И медленно, можно бы даже сказать, отрешенно, самозабвенно перебирала цепь, словно четки. Сварог оторопело смотрел, как она, пропустив меж когтями драгоценную безделку, начала перебирать ее заново, прямо-таки священнодействуя, тихонечко повизгивая с несомненным восторгом. Что ж это получается? Значит, серебра она не боится? Значит, не нечисть это, а просто зверушка тутошная. Типа сороки, может быть, которая сама не своя до блестящих бирюлек…
Некогда было раздумывать. Тихонечко засунув в ножны меч, он бочком-бочком спустился с пригорка, то и дело оглядываясь. Тварь и не заметила его ухода, сидела на том же месте, скрючившись в прежней позе, пребывая словно бы в восторженном трансе. Первое время он еще подозревал коварный подвох, но, удалившись уардов на сто, поверил, что произошло нечто непредвиденное и удача вновь обернулась к нему лицом, обратив более вульгарные детали фигуры кое к кому другому.
И наддал, припустил меж деревьев что есть мочи, придерживая болтавшиеся ножны, стараясь не задевать ими за стволы, не шуметь. О следопытских способностях странной твари он не имел ни малейшего понятия, так что следовало убраться подальше, прежде чем ей надоест забавляться с драгоценной безделкой. Может, это такая особая порода хелльстадских чудовищ, на которых драгоценные камни действуют гипнотически? Вводят в транс точно так, как они сами вульгарным подобием пения сирен завораживают других?
Продравшись сквозь жесткие кусты и едва не оставив на длинных колючках вырванные с мясом клочья одежды (форма десантника получилась на удивление прочной, хотя колдун из него аховый), Сварог оказался на широкой дороге. На ней повсюду росли низенькие, то по колено ему, то по грудь, пушистые елочки, но все же это была пришедшая в запустение дорога, сразу видно. Особо не раздумывая, побежал по ней, уже экономя дыхание, войдя в ритм. Тяжелые армейские ботинки словно свинцом налились. Он отстраненно подумал, что неплохо бы дальше шлепать босиком, – дорога песчаная, ровная, тут нет ни битых бутылок, ни ржавых консервных банок, – но останавливаться, ясно, не стал…
Замедлил бег. Остановился и прислушался. Показалось сначала, что привязалось очередное наваждение. Где там, песня ему не почудилась, впереди чистый и высокий мужской голос забубенно, весело, ни черта не боясь, выводит во всю глотку:
Ах, это всех касается…
Как шел к себе домой
Ты в обществе красавицы.
Пение приближалось. Тот, кто двигался Сварогу навстречу, держался так, словно был у себя дома, в насквозь знакомых и безопасных местах, где нет нужды таиться и опасаться… Держался хозяином. А значит, был опасен…
Сварог на цыпочках сошел с заросшей молодым ельничком дороги. Окажись вокруг сосны, пришлось бы похуже, а ели – просто клад для ищущего укрытия… Осторожненько, спиной вперед, он пролез меж колючих лап к самому стволу, чуть повозился, выбирая место, откуда сможет видеть кусочек дороги, безбожно пачкая спину смолой, держа шаур наизготовку.
Странно, залихватская песня доносилась откуда-то снизу, словно ночной певец полз… или росточком вышел пониже пня…
Ах, это всех касается…
Как посреди невзгод
Тебя твоя красавица
Лишила всех свобод!
На дороге замаячило нечто белое, быстро приближавшееся… У Сварога мурашки поползли по спине.
Он наконец-то увидел лицо певца – совсем не там, где ожидал узреть. Лицо как лицо, грубоватая физиономия мужчины лет сорока, бесшабашного любителя гульнуть и поволочиться за девчонками, всклокоченная шевелюра, крупная голова…
А кроме головы, ничего и не было. Человеческая голова проворно скользила над самой землей на толстых паучьих лапах, которые Сварог зачем-то попытался сосчитать, но тут же забыл об этом. В ней не было ничего демонического – всего лишь живехонькая голова, семенившая паучьими лапами, полузакрыв глаза, играя густыми бровями, распевавшая:
Ах, это всех касается…
Как ты живешь с красавицей
В высоком терему,
Похожем на тюрьму!
А следом, держа шеренги, держа четкий строй, слаженно, в ногу, шагали белые костяки, скелеты, иные в кольчугах и разномастных кирасах, иные в продранных кафтанах, кто с мечом у пояса, кто с алебардой на плече, кто безо всего, и без доспехов, и без одежды, и без оружия, они печатали шаг, словно кто-то невидимый проворно управлялся с массой невидимых же ниточек, двигались безмолвно, только временами слышался костяной бряк или короткое лязганье оружия, задевшего соседские доспехи. Конец колонны скрывался за поворотом, но все равно Сварог видел, что их там чертовски много…
Он замер, не в силах, кажется, вдохнуть. Впервые в жизни казалось, что волосы на голове зашевелились, – а может, и не казалось… Прямо напротив него гремел на весь лес задорный голос:
Ах, и мне б, смеясь и плача,
От души, душою всей,
Песни петь – и пунш горячий
Разливать в кругу друзей!
Насчет Головы Сержанта древняя книга нисколечко не соврала…
Пение вдруг оборвалось. Едва слышно царапнули хвою паучьи ноги – это голова повернулась вправо-влево, потом опять вправо, таращась прямехонько на то место, где притаился Сварог. Скелеты, словно получив неслышную команду, замерли на месте в идеальном строю. Томительно долгий и жуткий миг. Время остановилось.
Потом голова наморщила брови, лицо исказилось быстро сменявшими друг друга гримасами – казалось, соответствовавшими жестам обычного человека, когда он встряхнет головой, чтобы избавиться от наваждения, бросит: «Тьфу, почудилось…» Но тут не было ни туловища, ни шеи, так что голова-паук, погримасничав, еще раз повернувшись на лапах вправо-влево, двинулась с места, заскользила дальше, восвояси, с прежним задором горланя:
И красавицу хмельную
Под покровом темноты
Уносить любой ценою
В край загадочной мечты!
Скелеты, печатая шаг, шеренгами потянулись следом, конца им не было, четверка за четверкой, побрякивая и постукивая, с деревянной тупостью манекенов переставляя ноги и взмахивая руками, маршировала мимо Сварога – а у него рубашка прилипла к спине и ноги подгибались сами по себе. Все же он, не потерявши головы окончательно, смотрел во все глаза и подметил интересную особенность: в голове колонны шагали самые ободранные, если можно так выразиться: одежда в лохмотьях или вовсе отсутствует, оружия у многих нет. Зато чем больше проходило шеренг, тем новее представала одежда, самые последние маршировали уже полностью обмундированные, при сапогах, шляпах и шитых перевязях мечей. Означает ли это, что он видел пленников, жертв, и те, что попались позже, еще не успели истрепать одежонку?
Песня давно уже умолкла вдали, затих стук и лязг, а он все еще не мог заставить себя выйти на дорогу – и выбрался из-под склонившихся к земле колючих еловых лап, лишь убедившись, что пакостная слабость в ногах прошла. Распахнул куртку, чтобы остудить разгоряченное тело, но рубашка еще долго липла к груди и спине. Если оказался правдивым рассказ о Голове Сержанта – на дороге может попасться и Лотан или Бабка-хихикалка… А от них, согласно тем же источникам, под елочкой не спрячешься… Одно хорошо: по легендам, Лотан «семью семь уардов длиною» – и вряд ли станет заползать в лес, а и заползет, наделает столько шуму и треску, валя вековые деревья, что издали будет слышно, успеешь удрать.
…Он не сразу заметил, что лес вокруг изменился самым кардинальным образом. Стал другим. Не до того было – смотрел во все глаза, не появится ли меж стволами что-нибудь живое, а на сами стволы внимания не обращал…
Лес стал другим. Кора на стволах раза в три потолще еловой или сосновой, бугристая, образовавшая то ли странную чешую, в которой угадывалась определенная гармония, то ли скопище странных барельефов, похожих на черепаший панцирь. Сплошной сетью бугрились толстые корни, почти скрывшие дорогу, так что Сварог то и дело спотыкался, ежеминутно ожидая, что оторвутся подошвы; по поводу своих магических способностей он особых иллюзий не строил: запросто могло получиться, что с виду прочная обувка десантника на деле окажется хлипкой, как ботиночки фабрики «Красный треугольник».
Ветви непонятных деревьев были покрыты пучками длинных, чуть ли не в локоть, игл. Сварог не удержался, потрогал – оказалось, не иглы, а узенькие жесткие листья, под нажимом пальцев издававшие сухой шорох, тоненькое позвякивание, словно были сделаны из какого-то минерала. В свое время в одной далекой стране он видел деревце-бонсай, выращенное из каких-то кристаллов, – на ощупь было чертовски похоже. В отличие от ельника, здесь даже шум легкого ветерка в кронах был другой – сверху доносилось то же немелодичное позвякиванье-шуршанье. Но странный лес не проявлял поползновений его обидеть, так что Сварог немного успокоился душой. Шагал, высматривая дорогу, порой исчезавшую под скопищем толстых корявых корней, уже не менее получаса двигаясь среди незнакомых деревьев, а конца-краю им все не было. Он старательно отгонял подозрения, что мог сбиться с пути, что окружающее может меняться, став совсем другим, не тем, что он видел со скалы. А подозрения такие были…
Справа раздался то ли хохоток, то ли ворчанье. Мгновенно развернувшись в ту сторону, Сварог выхватил меч. Булькающие звуки повторились, еще больше напоминая глумливое хмыканье. Он смотрел во все глаза. Левой рукой нашарил в кармане шаур – и тут же отметил шевеление на поляне, среди редкого невысокого кустарника, тоже совершенно незнакомого, немного напоминавшего кривой камыш – только продолговатые шишки покрыты вертикальными густыми веерами листьев-игл.
Показалось сначала, что к нему ползет с полдюжины осьминогов. Присмотревшись, он понял, что имеет дело скорее с растениями, хоть и диковинными: то, что поначалу принял за щупальца, оказалось корнями, двигавшимися с ритмичностью механизма, а над ними, на короткой толстой ножке, бугрилась полукруглая шишка, сверкавшая двумя глазами-полумесяцами. Это были именно глаза, сиявшие волчьей желтизной. Поднимая шаур, Сварог подумал: где глаза, там и пасть…
Парочка странных созданий заходила слева, явно пытаясь отрезать его от дороги, а остальные целеустремленно перли гурьбой, и их проворство Сварогу очень не нравилось. Он прицелился и выстрелил.
Без толку. Явственно слышал деревянный звук удара, но серебряная звездочка наполовину торчала из ближайшей шишки, возле зло сверкавшего глаза. Тварь, ничуть не смутившись такой встречей, приближалась к нему – значит, к нечисти не относится. А твердостью немногим уступает камню…
Говоря по секрету, он с превеликой охотой уклонился бы от боя, ограничься эти создания парочкой угрожающих выпадов, как бывает у диких зверей, прогоняющих вторгшегося на их территорию чужака. Но они недвусмысленно пытались окружить, а шаур их не брал…
Переднее вдруг подобрало лапы, приподнялось на них… Что, прыгать будет? Сварог машинально заслонился мечом по всем правилам. И вовремя – тварь прыгнула, целя ему в грудь чем-то вроде трезубца, враз выросшего на макушке, словно лезвие выкидного ножа. Клинок встретил ее в полете – и отбил, как теннисный мяч. Ощущение было, будто он отразил мечом летящее полено. И все же рану нанес: на месте удара слабым, гнилушечьим мерцанием засветился разрез, тварь издала короткий вопль – и тут же на Сварога кинулись все, мешая друг другу, с сухим стуком перепутываясь ногами, он увидел совсем близко злые желтые глаза, призрачно мерцающие трезубцы, почувствовал боль в ноге и боку, отчаянно завертел клинком, отмахиваясь, прыгая в стороны, сообразив, что проще отсекать им лапы-корни.
Отчаянно боролся за жизнь, вертясь волчком посреди вихря прыгавших ему на грудь проворных созданий, – кажется, их полку прибыло, трезубцы жалили тело, жесткие щупальца тянулись к горлу, взлетали, вертясь, отсеченные лапы, в воздухе повис незнакомый приторный аромат странных смол, за ноги цеплялись сразу несколько тварей, пытаясь вскарабкаться выше, оплести руки, повалить. Сварог уже потерял счет жалящим уколам, лишь отмечал машинально, яростно рубя, что серьезных ран ему пока что не нанесли…
Вокруг него уже сплетался сплошной клубок корявых лап, шишкообразных голов, горящих глаз. Где-то в глубине сознания ослепительно полыхнула мысль: огонь!
Левая рука была оплетена лапами-корнями, как веревками. Он, задыхаясь от дурманящего запаха, окутавшего дождем невесомых капелек, прокричал заклинание – и ткнул возникшим на кончике пальца пламенем в переплетение голов и лап, почти заслонившее от него залитую лунным светом поляну.
Сверкнуло так, словно вокруг воздух был насыщен растертым в пыль порохом. Клубок распался ворохом огненных лоскутьев, снопами искр, твари пылали, как попавшие в пламя свечи пауки, катались по поляне, постепенно замирая. Лишь несколько, до того то ли державшиеся поодаль, то ли поздно прибывшие к месту схватки, улепетывали прочь. В горячке боя Сварог кинулся следом – нельзя было оставлять в тылу уцелевших…
Они бежали недолго – остановились, все пятеро, сомкнулись, словно бы преграждая дорогу к небольшому уродливому бугру, похожему на полусгнивший пень, выстроившись перед ним полукольцом, угрожающе шипя, подпрыгивая.
Для пробы Сварог попытался зайти справа, пробиться мимо них к этому странному пню, чересчур правильными очертаниями напоминавшему скорее крохотный домик неизвестной архитектуры. Ну так и есть – твари передвинулись по дуге, загораживая дорогу, не попятившись даже при виде огня. Нечто вроде пчелиной матки?! Тем более нужно прикончить…
Сварог сделал два стремительных скользящих шага вперед, одновременно разворачивая корпус вправо. Углядел метнувшееся к нему щупальце-корень и наотмашь рубанул мечом. Попал: отсеченная конечность с шумом упала на траву, несколько раз конвульсивно свернувшись в кольцо и распрямляясь, точно насаженная на булавку гусеница, и замерла. Угрожающее шипение охранителей трухлявого пня сделалось громче.
Любоваться раненым противником Сварог не стал – не до того было. Не останавливая уходящий по инерции влево клинок, он перегруппировал ноги – правая впереди, левая сзади, – занес меч над головой и обрушил его на «голову» неосмотрительно подобравшегося слишком близко стража.
Лезвие снесло трезубец, венчающий макушку того, и глубоко погрузилось в древесную плоть…
Это едва не стоило Сварогу жизни: меч застрял в истекающей светящейся «кровью» башке. Остальные стражи с радостным бульком кинулись на пришельца.
Сварог лихорадочно дергал рукоять меча, дергалась и хрипло воющая раненая тварь, стремясь освободиться от «холодного железа», но клинок сидел плотно.
Ударом ноги Сварог отпихнул прыгнувшее ему на грудь создание – едва ступню не отшиб, будто по старой колоде вдарил, – и тут же пригнулся, не выпуская из потных ладоней меч. Очередной страж пня, прыгнув, промахнулся, пролетел над его головой и с шумом обрушился в заросли справа. Зато в левый бок Сварога вонзилось сразу два трезубца…
Наконец меч высвободился – не иначе, раненный в голову охранник пня помер и деревянные мышцы его расслабились, отпуская сталь. Впрочем, выяснять это у Сварога не было времени. С хэканьем выдернув клинок из древесных оков, он смахнул с себя присосавшихся как пиявки противников и завертелся волчком, нанося удары направо и налево, отсекая мечущиеся в ночном воздухе корни, снося острые трезубцы, делая выпады в сторону глаз-полумесяцев… Едкий запах смолы щекотал ноздри, злобное булькающее шипение ввинчивалось в уши, разящее лезвие меча, запачканное «кровью» бессловесных недругов, оставляло в темноте призрачные фосфоресцирующие полосы, капли той же «крови» зеленовато светились повсюду на траве, придавая сражению притягательное, таинственное очарование…
Но только для стороннего наблюдателя, буде такой оказался бы неподалеку, – самому Сварогу недосуг было сейчас наслаждаться мистической подсветкой сцены боя.
Упавшему в кусты стражу наконец удалось выпутаться из переплетения ветвей. И он атаковал с тыла – быстро и точно.
Уловив за спиной короткий, едва слышный в непрерывном кагале шорох, какой издают две трущиеся друг о друга деревяшки, Сварог обернулся – и вовремя: давешний прыгун, споро перевалившись через труп сотоварища, уже заносил свои щупальца для удара.
Сварог ушел влево, поднимая меч навстречу жадно кромсающим воздух корням, увернулся от другой твари, чуть не поскользнулся на траве, но подошва-«протектор» десантских ботинок буквально вцепилась в землю. А если б он остался в дворянской обувке?..
Два быстрых взмаха мечом крест-накрест, разворот, уход, выпад, еще на два сантиметра ближе к окаянному пню, осторожно – сбоку щупальца, – рубящий удар, уход, перехват рукояти, пинок ногой, скользящий удар по диагонали, выпад, выпад, выпад, лес рубят – щепки летят…
Ах, как они дрались! Почище, чем вся немаленькая стая… Порой Сварогу казалось, что его запихнули в мешок к дюжине разъяренных кошек.
И все же настал момент, когда он обнаружил, что рубить больше некого – они больше защищали пень, чем кидались на грудь, и Сварог поочередно разделался со всеми, заработав еще уйму ссадин и порезов. И обрушил меч на загадочный пень.
Клинок неожиданно легко, почти не встретив сопротивления, рассек сверху донизу уродливый пенек, словно гнилую дыню. В воздухе повис протяжный звон, наружу, будто рой разбуженных шершней, рванулся фонтан желто-бурых огней, и Сварог отпрыгнул подальше, хрипло и шумно хватая ртом воздух.
Ничего жуткого не произошло. Остатки пня больше всего напоминали груду прогоревших угольев, кое-где еще багрово рдели головешки – это догорали твари, – а фонтан тусклых огней, поднявшись выше верхушек деревьев, повис над кронами плоским облаком и медленно растаял.
Сварог перевел дух. Вытер лоб рукавом, зиявшим неисчислимыми прорехами, бормоча:
– Если это не победа, какого вам еще хрена…
Шумно выдохнул, помотал головой. Казалось, все тело покрыто саднящими порезами, но не видно ни крови, ни ран – твари царапали и жалили, словно сотня спятивших вилок, но мало-мальски ощутимых увечий нанести не смогли. Выходит, здесь и впрямь можно порой выйти победителем из драки, легенды не врут…
Бросив в ножны меч, он присел под деревом и дрожащими пальцами сунул в рот сигарету, самую чуточку гордясь собой. И тут же вспомнил: ночь только началась. Если до самого рассвета ему навстречу будут выскакивать зловещие сюрпризы, дело дрянь, уже сейчас чувствуешь себя выжатым лимоном, последние недели о тренировках и думать забыл, жил в пошлой праздности, чревоугодничая, листая книги, болтаясь по балам…
По спине прошла длинная судорога. Яд?! Что, если…
Сигарета выпала из пальцев. И Сварог, еще поднимаясь на ноги, понял, что с ним самим все обстоит нормально – ни корчей, ни судорог. Это бугристый ствол дерева содрогнулся, словно бы сократившись на миг, пройдясь по спине рядами черепашьих панцирей-барельефов, оттолкнув…
Вышел на середину поляны, смятенно огляделся.
Лес оживал.
Вокруг величаво колыхались ветки, сталкиваясь, перекрещиваясь, но отчего-то не издавая уже прежнего стеклянного трезвона; стволы в три обхвата качались, словно легкие тростиночки под ветром, могучий шелест доносился со всех сторон, прямо перед Сварогом, заслонив от него звездное небо, проплыла длинная ветвь, колыша иглообразными листьями, плавно потянувшись к плечу…
Он отскочил, мгновенно и думать забыв о победе. Не вышло победы, ноги бы унести… Рядом звонко треснуло, разверзлась земля – это над ковром палых листьев, роняя рассыпчатые комья, поднимался дугой толстый корень, а повсюду на поляне, куда ни глянь, дергались другие, медленно сокращаясь, шумно высвобождаясь из земли. Звезды над головой, казалось, скачут в сумасшедшем танце – это качались кроны, заслоняя созвездия.
Сварог немного опамятовался – и кинулся бежать по дороге, петляя, как заяц, уворачиваясь от тянувшихся наперерез ветвей, с сонной словно бы медлительностью загораживавших путь. Лес был полон могучего шуршанья и шелеста, крепнущих, распространявшихся волнами, но Сварог, мчавшийся со всех ног, эти волны, похоже, опережал. Сообразив это, наддал, силы брались неведомо откуда, и каким-то чудом ухитрился ни разу не споткнуться – а деревья, мимо которых он проносился, стояли смирнехонько, как им и положено испокон веку, но сзади волной взбесившегося прилива накатывался шум оживающей чащобы…
Он уже не выбирал направления, следуя прихотливым изгибам дороги, надеясь, что она выведет из леса. Так и случилось. Деревья расступились, Сварог оказался посреди широкой долины – и еще долго бежал по ней, пока в ушах не стих шум оживающего леса. Посеребренная лунным светом равнина показалась райским местом: здесь царило полное безмолвие, и вокруг, насколько хватало взгляда, – ни малейшего шевеления, необитаемая тишина…
Облегченно вздохнув, он рухнул на спину и, раскинув руки, уставился в звездное небо – и долго лежал так, пока не ощутил, придя в себя и отдышавшись, сырую прохладу земли. Встал, осмотрелся.
Собственно, выбор был небогат – либо блуждать до утра, рискуя вновь и вновь наталкиваться на здешних обитателей, либо затаиться где-нибудь до рассвета. Вот только где? Там, впереди, вроде бы чернеет лес. Но если он окажется столь же странным, оживет? Очертить нательным крестом круг, произнеся старинное: «Бог в черте, черт за чертой»? А если на всю здешнюю нечисть не подействует? Кусты-осьминоги ничуть не испугались серебра, значит, к нечисти не относятся…
И все же не стоило рассиживаться посреди голого поля. Судя по темным пятнам над горизонтом, зиявшим посреди звездной россыпи, там то ли горы, то ли холмы – осмотреться, может, река и недалеко…
Подкрепившись как следует и выкурив пару сигарет, он со вздохом поднялся и не спеша направился в сторону далекого леса. Светло было – хоть газету читай, за Сварогом послушно скользила длинная черная тень, ныряя в ямки, изламываясь на бугорках.
Первый скелет он обнаружил шагов через сто – голый, не обремененный остатками одежды или оружием. Он не бродил по долине и не торчал на ногах, неведомо какими силами подпираемый, – смирнехонько лежал, щерясь в ночные небеса, как приличному скелету и положено. Сварог постоял над ним, пытаясь определить, что вызвало безвременную кончину – крепкие, молодые зубы наглядно доказывали, что покойный был в расцвете лег, – но так и не доискался. Все кости целы, не поломаны и не изгрызены, просто скелет, и все тут…
Пройдя еще немного, нашел второй – выглядевший точно так же. И чуть подальше – третий. Все это категорически не нравилось. Что-то же должно было их убить? Или – кто-то… Которая версия предпочтительнее в его положении? Он не знал. Прежнее деление на одушевленное и неодушевленное, сдается, не годилось – как и надлежит в месте вроде Хелльстада…
…Потом он вышел к башне. Вернее, сначала заметил тень – узкий черный язык, протянувшийся ему навстречу по равнине, залитой чуточку нереальным сиянием Юпитера. Свернул, чтобы обойти слева эту тень, и вскоре разглядел сооружение в виде пирамиды с усеченной верхушкой, высотой уардов десять. По углам площадки, всем четырем, торчали какие-то непонятные, невысокие предметы, и в центре возвышалось что-то, напоминавшее то ли широкий крест, то ли язык пламени.
Птица, разглядел он, подойдя совсем близко. Высокая статуя распростершей крылья птицы. И те, по углам, – тоже птицы, но они сидят, плотно сложив крылья, и, похоже, другой породы, знать бы только, какой…
На площадку вела каменная лестница с высокими ступеньками, выглядевшая целехонькой, как и сложенная из продолговатых каменных блоков пирамида. Сварог в задумчивости постоял у подножия. Самым разумным было бы взобраться наверх и занять оборону – однако трудно оказалось бороться с дурацким убеждением, будто он пребывает в безопасности, лишь двигаясь без устали. Меж тем с точки зрения холодной логики лишь увеличиваешь число подстерегающих тебя опасностей, болтаясь по равнинам и лесам…
Конец колебаниям настал, когда Сварог приметил в отдалении, у кромки леса, перемещение слабо светившихся пятен. Сработал инстинкт – он кошкой взлетел по высоким гладким ступеням, на самый верх, на площадку, окаймленную, как оказалось, невысоким парапетом, не доходившим ему и до колен.
Там было сухо и чисто, площадка выглядела монолитной – нигде не видно хода в глубь пирамиды, люка, проема. Шаги почти не слышны: под ногами, определенно, сплошная кладка без пустот. Пять изваяний, тонкий слой пыли под ногами – и все. Если это что-то вроде кумирни или храма, то в святилище царил довольно-таки аскетичный стиль. А может, в незапамятные времена отсюда унесли все, что можно было унести. Или это гробница, вот только зачем к ней пристроили лестницу? Ну, в конце концов, Мавзолей, с которого вожди принимают парад, мог оказаться вовсе не большевистским изобретением, и патент взят давным-давно под другими звездами…
«Археолог хренов», – одернул себя Сварог. Подошел к парапету и стал высматривать источник свечения. У опушки уже не было никаких огней, но он и не подумал спускаться – пирамида в одночасье показалась родной и обжитой, уходить отсюда уже не тянуло. Он был здесь один, это были его владения… Шагов по десять в длину и ширину, пусть и без крыши. Огромная каменная птица с выветрившейся поверхностью, больше всего походившая на орла – а может, и не орел, – враждебности не проявляла и оживать вроде бы не собиралась. Задрав голову, Сварог разглядывал мощный загнутый клюв и вырезанные с величайшим тщанием перья на груди. Птица была высотой в три человеческих роста, на крыльях виднелись какие-то знаки, не пробудившие в памяти никаких ассоциаций.
Что-то длинно скрежетнуло под каблуком. Нагнувшись, Сварог поднял квадратный кусочек металла с выщербленными краями – с одной стороны половинка обломившейся дужки, на квадратике глубоко выгравирован какой-то знак, напоминающий не руны или Древесный алфавит, а скорее иероглиф с обилием косых черточек, слегка смахивающих на шумерскую клинопись, спиралек и рогулек вроде тех, какими пользуются лозоходцы. Пожав плечами, Сварог бросил пыльную безделку в угол, к парапету, стал разглядывать окрестности.
Если только зрение его не обманывало и Хелльстад не обманывал миражами, далеко на горизонте, там, откуда он пришел (деликатно выражаясь), звезды то и дело пропадали, вновь появлялись, словно их заслоняла размеренно колыхавшаяся полоса. Похоже, оживший лес никак не мог успокоиться. Что-то такое на сей счет было у Шекспира, тамошний лес куда-то отправился семимильными шагами – вот только Сварог совершенно забыл, что это должно было предвещать. Какое-то предсказание определенно имелось. Когда Бирнамский лес пойдет на Дунсиан… И что? А, не стоит ломать голову. Вряд ли здесь работают шекспировские каноны…
Ну вот, наконец. На полночи, далеко-далеко, по земле словно бы протянулся второй Млечный Путь – тускловато-зыбкий поток отражений звезд в неспешно текущей воде. Река. На рассвете достаточно будет еще одного хорошего марш-броска…
У подножия башни послышался чистый высокий звук, похожий на звон гонга, поднялся до самых высоких нот и рассыпался переливами серебряных колокольчиков.
Сварог одним прыжком оказался у парапета. У нижней ступеньки в невысоком куполе бледно-золотистого света стояла обнаженная девушка, глядя ему в глаза, весело, доброжелательно улыбаясь.
Черные волосы спускались до пояса, глаза были зеленые, огромные, на смуглой коже сверкало алыми и зелеными самоцветами затейливое ожерелье из золотых треугольников с подвесками.
Он молча ждал, стоя в тени, отброшенной гигантской птицей. Девушка переступила с ноги на ногу, улыбнулась еще шире и спросила:
– Что ты там делаешь?
– Живу я тут, – сказал Сварог.
– Ты там собрался ночевать?
– Есть такая задумка, – ответил он кратко, сторожа каждое ее движение.
– Там холодно и неуютно. – Ее улыбка стала еще шире и обольстительнее. – Мы можем предложить тебе гостеприимство в наших шатрах, это наш старинный долг – заботиться о попавших в беду путниках… Здесь много чудовищ и нечисти, а мы умеем от них защищаться…