Патриция Хайсмит

Мистер Рипли под водой

1

Том стоял в bar-tabac[1] Жоржа и Мари с почти полной чашкой кофе в руке. Он уже расплатился, в том числе и за две пачки «Мальборо» для Элоизы, которые оттопыривали карман его пиджака. Том смотрел на игровой автомат, за которым кто-то играл.

Карикатурный мотоциклист на экране несся куда-то на задний план. Иллюзия скорости создавалась двигающимся вперед частоколом по обеим сторонам дорога. Игрок орудовал рулем, заставляя мотоциклиста объезжать едущий с меньшей скоростью автомобиль или подпрыгивать, словно лошадь, чтобы преодолеть изгородь, которая вдруг возникала поперек дороги. Если мотоциклист (вернее, игрок) не объезжал или не перескакивал вовремя, наступала тишина и появлялась черно-золотая звезда, означающая столкновение; с мотоциклистом, как и с игрой, было покончено.

Том не раз наблюдал за игрой (насколько он знал, этот автомат был самым популярным из всех, что приобрели Жорж и Мари), но сам никогда не играл. Ему как-то и не хотелось.

— Non-non! — донесся из глубины бара сквозь обычный шум голос Мари. Она опровергала мнение какого-то посетителя, возможно, о политике. О чем бы ни шла речь, они с мужем придерживались левых взглядов. — Ecoutez, Mitterrand...[2]

Между тем Тому пришло в голову, что Жоржу и Мари не нравится наплыв арабов из Северной Африки.

— Eh, Marie! Deux pastis![3] — Это крикнул толстый Жорж в запачканном белом фартуке поверх рубашки и брюк, обслуживающий несколько столиков, где посетители выпивали и иногда закусывали чипсами и сваренными вкрутую яйцами.

Музыкальный автомат играл ча-ча-ча.

Снова на экране молчаливая черно-золотая звезда! Зрители, следившие за игрой, сочувственно вздохнули. Смерть. Все кончено. Экран безмолвно вспыхнул, одержимый навязчивой надписью: ОПУСТИТЕ МОНЕТЫ ОПУСТИТЕ МОНЕТЫ ОПУСТИТЕ МОНЕТЫ, и рабочий в синих джинсах, послушно пошарив в кармане, опустил еще монеты, и игра началась снова; мотоциклист, готовый ко всему, как ни в чем не бывало полетел в глубину экрана, аккуратно уклоняясь от возникающих перед ним бочек, плавно перепрыгнул через первое препятствие. Человек за игровым аппаратом сосредоточенно смотрел на экран, решая, что сделать, чтобы тот преодолел все, что встретится у него на пути.

Том подумал об Элоизе, о ее поездке в Марокко. Она хотела увидеть Танжер, Касабланку, возможно Марракеш. И Том согласился поехать вместе с ней. В конце концов, это не первое ее путешествие, для которого требовалось сделать прививки перед отъездом, а он как муж обязан сопровождать ее в некоторых развлекательных поездках. У Элоизы в течение года возникали две-три вдохновляющие идеи, правда, далеко не все из них она претворяла в жизнь. У Тома не было настроения устраивать каникулы. Сейчас начало августа, в Марокко стоит жара, а Том предпочел бы именно в это время года возиться со своими пионами и георгинами; он любил срезать почти каждый день по два-три цветка для гостиной. Том обожал свой сад, и его вполне устраивало общество садовника Анри, который помогал ему в наиболее трудоемкой работе по саду, когда требовалась физическая сила; впрочем, для других целей он и не годился.

К тому же эта Странная Пара, как Том называл их про себя. Он не был уверен, что они женаты, да это и не имело значения. Он чувствовал, что они скрываются в этом районе и присматриваются к нему. Может быть, они и безобидны, но кто знает? Том впервые заметил их с месяц назад в Фонтенбло, когда они с Элоизой ходили по магазинам: мужчина и женщина примерно одного возраста — около тридцати — похоже, американцы, шли впереди, время от времени оборачиваясь и поглядывая на них. Этот взгляд Тому был очень хорошо знаком, как будто они узнали его или, возможно, знали, что его зовут Том Рипли. Том несколько раз ощущал на себе подобные взгляды в аэропортах, хотя происходило это нечасто, да и было довольно давно. Он полагал, что причина тому — его фотография в газетах, однако за последние несколько лет ни одной из его фотографий в газетах не появлялось, он был в этом уверен. С тех пор как закончилось дело Мёрчисона, а это произошло около пяти лет тому назад, — Мёрчисона, чья кровь все еще на полу у него в подвале. Если бы кто-нибудь заметил это пятно, Том объяснил бы, что оно от пролитого вина.

По правде говоря, это смесь вина и крови, напомнил себе Том, потому что Мёрчисон был убит ударом винной бутылки по голове. Бутылки «Марго», оказавшейся в руках у Тома.

Итак, Странная Пара. Мотоциклист вновь не избежал столкновения. Том заставил себя отвернуться. Он поставил пустую чашку на стойку бара.

У мужчины были черные прямые волосы, очки с круглыми стеклами, у женщины светло-каштановые волосы, тонкие черты лица и серые или светло-карие глаза. Мужчина пристально посмотрел на него с рассеянной улыбкой. У Тома возникло чувство, что он, возможно, где-то видел этого человека, в Хитроу или Руаси, что и вызывало ощущение, будто ему знакомо его лицо. В этом не было ничего страшного, но Тому это не нравилось.

А потом Том заметил их, когда они медленно ехали в своей машине по главной улице Вильперса. Он вышел как-то в полдень из булочной с flute[4] (должно быть, мадам Аннет не пришла в тот день или была занята приготовлением обеда) и снова почувствовал на себе их взгляд. Вильперс — маленький городок в нескольких километрах от Фонтенбло. Почему эта Странная Пара приехала сюда?

Мари, всегда приветливо улыбающаяся, и лысый Жорж оказались одновременно за стойкой бара в тот самый момент, когда Том поставил чашку.

— Спасибо и доброй ночи, Мари и Жорж, — сказал с улыбкой Том.

— До свидания, мсье Рипли, — крикнул Жорж, махнув одной рукой, а другой наливая «кальвадос».

— Спасибо, мсье, до скорого свидания, — крикнула ему вслед Мари.

Том почти уже достиг двери, когда в бар вошел мужчина в круглых очках, мужская составляющая Странной Пары. Судя по всему, он был один.

— Мистер Рипли? — Его бледные губы расплылись в улыбке. — Добрый вечер.

— Добрый вечер, — ответил Том, продолжая идти к выходу.

— Вы не против, если мы с женой пригласим вас выпить по стаканчику?

— Спасибо, я уже ухожу.

— Тогда, может, в другой раз? Мы снимаем дом в Вильперсе. Вон там. — Он неопределенно махнул рукой на север и обнажил в улыбке крупные зубы. — Похоже, мы соседи.

Том столкнулся с двумя посетителями, входящими в бар, и вынужден был немного отступить.

— Меня зовут Притчард. Дэвид. Я прохожу курс маркетинга в Институте бизнес-администрирования в Фонтенбло. Уверен, вы о нем знаете. Мой дом — двухэтажный белый с садом и маленьким прудом. Мы просто влюблены в него из-за пруда, из-за бликов на потолке от воды. — Он засмеялся.

— Понимаю, — сказал Том, стараясь, чтобы его голос звучал любезно. Он был уже за дверью.

— Я позвоню вам. Мою жену зовут Джанис.

Том кивнул и заставил себя улыбнуться.

— Да, прекрасно. Позвоните. Доброй ночи.

— Здесь не так много американцев! — крикнул ему вслед решительный Дэвид Притчард.

Мистеру Дэвиду Притчарду придется постараться, чтобы найти его телефон, подумал Том, потому что они с Элоизой позаботились о том, чтобы тот не фигурировал в телефонном справочнике. Этот выглядевший так заурядно Дэвид Притчард — почти такой же высокий, как и Том, — казался взволнованным. Том размышлял об этом, когда шел по направлению к дому. Может быть, он офицер полиции, раскопавший старые отчеты? Частный детектив, работающий... — интересно, на кого? Том не мог вспомнить, чтобы у него были какие-нибудь потенциальные враги. «Мошенник» — вот слово, которое подходит Дэвиду Притчарду: жуликоватая улыбка, притворная доброжелательность, возможно, выдуманная история об обучении в ЕИБА[5]. Этот институт в Фонтенбло мог быть прикрытием, впрочем, Том подумал, что, возможно, Притчард действительно там что-то изучает. Или, может быть, они не муж и жена, а агенты ЦРУ. Хотелось бы знать, подумал Том, что могло понадобиться от него американской разведке. Подоходный налог он платит исправно. Мёрчисон? Нет, с этим все улажено. Дело закрыто. Мёрчисон исчез, его труп не нашли. Дикки Гринлиф? Вряд ли. Совсем недавно, например, Кристофер Гринлиф, кузен Дикки, написал Тому и в прошлом году прислал почтовую открытку из Элис-Спрингс. Кристофер теперь инженер-строитель, женат и, насколько помнится Тому, работает в Рочестере, штат Нью-Йорк. Том даже поддерживает хорошие отношения с отцом Дикки Гербертом. Во всяком случае, они обмениваются рождественскими открытками.

Поравнявшись с большим деревом, растущим напротив Бель-Омбр, ветви которого нависали над дорогой, Том приободрился. Было бы о чем беспокоиться! Он толкнул одну створку ворот ровно настолько, чтобы проскользнуть за нее, затем, осторожно, без стука, прикрыв, повесил висячий замок и задвинул длинный шкворень.

Ривз Мино. Том так резко остановился, что его ботинки заскользили по гравию. Наклевывалась еще одна работенка для Ривза по сбыту краденого. Ривз звонил несколько дней назад. Том часто давал себе зарок не заниматься такими делами, но затем соглашался. Не потому ли, что он любил знакомиться с новыми людьми? Том коротко, но довольно громко рассмеялся и направился к входной двери, слегка приминая гравий на дорожке.

Когда он уходил сорок пять минут назад, свет в гостиной горел и входная дверь оставалась незапертой. Том зашел в дом и запер ее на замок. Элоиза сидела на диване, сосредоточенно читая журнал — наверное, какую-нибудь статью о Северной Африке, подумал Том.

— Привет, cheri, Ривз звонил, — сказала Элоиза, посмотрев на него снизу вверх. При этом она, слегка качнув головой, отбросила со лба светлую прядь. — Том, а ты...

— Да. Держи! — Улыбаясь, Том протянул ей сначала одну красно-белую пачку, затем вторую, которую она положила в карман голубой блузки. — Что-нибудь срочное у Ривза? Repassant — ironing — bugeln[6]?..

— О, Том, прекрати! — сказала Элоиза и зажгла зажигалку. Ей нравятся его каламбуры, подумал Том, но она никогда не показывает виду, только позволяет себе чуть улыбнуться. — Он позвонит снова, но, может быть, не сегодня вечером.

— Кто-нибудь... ну... — Том остановился, потому что Ривз никогда не вдавался в детали, когда разговаривал с Элоизой, и Элоиза не скрывала, что ей неинтересны, даже скучны их дела. Так было безопаснее: чем меньше знаешь, тем лучше. Том предполагал, что именно так думала Элоиза. И в самом деле, разве это не так?

— Том, давай завтра поедем и купим билеты в Марокко. Хорошо? — Она подняла голые ноги на диван, обтянутый желтым шелком, и грациозно подогнула их под себя, как устраивающийся поудобнее котенок. Взгляд ее глаз цвета лаванды был совершенно спокоен.

— Д-да. Хорошо. — Он ведь обещал, напомнил себе Том. — Мы полетим сначала в Танжер.

— Да, милый, а оттуда — в Касабланку.

— Конечно, — отозвался Том. — Отлично, дорогая, мы купим билеты завтра, в Фонтенбло.

Они всегда там заходили в одно и то же агентство, где хорошо знали персонал. Том поколебался, но затем все же решил сказать:

— Дорогая, ты помнишь ту пару — они еще смахивали на американцев. Мы их однажды видели на улице в Фонтенбло? Они шли впереди, и я сказал потом, что мне показалось, будто тот мужчина, темноволосый, в очках, смотрел на нас.

— Вроде бы. А что?

Тому показалось, что она вспомнила.

— Дело в том, что мы только что разговаривали с ним в баре. — Том расстегнул пиджак и засунул руки в карманы брюк. Он не стал садиться. — Мне он совсем неинтересен.

— Я вспомнила женщину, что была с ним, со светлыми волосами. Они американцы, да?

— Во всяком случае, он — да. Видишь ли, они снимают дом здесь, в Вильперсе. Помнишь дом, где...

— В самом деле? В Вильперсе?

— Да, дорогая. Дом, где мы видели блики на потолке — в гостиной, кажется? От воды в пруду.

— Да, я вспомнила этот дом. Двухэтажный, белый, с довольно большим камином. Неподалеку от Грэ, да? Кто-то из наших знакомых подумывал о том, чтобы его купить.

— Да, верно.

Один американец, знакомый их приятелей, присматривая загородный дом недалеко от Парижа, попросил Тома и Элоизу составить ему компанию, когда осматривал пару домов поблизости. Он ничего не купил, по крайней мере возле Вильперса. Это было больше года назад.

— Да, кстати, этот человек в очках намеревается установить с нами соседские отношения, просто лишь потому, что мы говорим по-английски, ты представляешь! А мне бы этого не хотелось. Кажется, он учится в ЕИБА — это большая бизнес-школа возле Фонтенбло.

Том добавил:

— Интересно, как он узнал мое имя и почему мной заинтересовался?

Чтобы не выглядеть слишком обеспокоенным, он уселся на стуле. Теперь он сидел лицом к Элоизе, между ними стоял кофейный столик.

— Их зовут Дэвид и Джанис Притчард. Если они позвонят, нужно вежливо ответить, что мы заняты. Хорошо, дорогая?

— Конечно, Том.

— А если у них хватит нахальства прийти к нам и позвонить в дверной звонок, то их не стоит сюда впускать. Я предупрежу мадам Аннет.

Выражение лица Элоизы, обычно такое безмятежное, стало озабоченным.

— Что-то случилось?

Ее вопрос заставил Тома улыбнуться.

— У меня предчувствие... — неуверенно начал Том. Он обычно не говорил Элоизе о своих интуитивных подозрениях, но раз уж такое предчувствие у него возникло, он должен сделать все, чтобы ее защитить. — Они мне не кажутся обычными людьми. — Том смотрел на ковер. Что означает «обычные люди»? Том не мог бы ответить на этот вопрос. — Мне кажется, что они не женаты.

— Ну и что такого?

Том засмеялся, потянулся к голубой пачке «Житан», лежавшей на кофейном столике, и, щелкнув зажигалкой Элоизы, прикурил сигарету.

— Верно, дорогая. Но почему они смотрели на меня? Я не говорил тебе, но мне показалось, что он мне напомнил одного человека, который не так давно как-то странно посмотрел на меня в аэропорту. Он вроде тоже был с женщиной.

— Нет, ты не говорил, — уверенно ответила Элоиза.

— Не буду утверждать, что это так уж важно, но повторяю: мы будем любезны, но постараемся держаться на расстоянии, если они предпримут попытку сблизиться. Хорошо?

— Да, Том.

Он улыбнулся.

— И до этого были люди, которые нам не нравились. Не велика важность.

Том поднялся, обогнул кофейный столик и помог Элоизе встать, взяв ее за руку, которую она протянула. Он обнял ее, закрыл глаза, наслаждаясь ароматом ее волос, ее кожи.

— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была в безопасности.

Она засмеялась.

— Бель-Омбр кажется таким безопасным.

— Ноги их здесь не будет.

2

На следующий день Том и Элоиза отправились в Фонтенбло, чтобы купить билеты в Марокко, как оказалось, на самолет «Руаяль Эр Марок», а не «Эр Франс», как они просили.

— Эти компании тесно связаны, — сказала молодая женщина в бюро путешествий, новая служащая агентства. — Гостиница «Минза», двухкомнатный номер, три ночи?

— Гостиница «Минза», верно, — подтвердил Том по-французски. Он был уверен, что они могут остановиться на день или дольше, если им понравится. «Минза» считалась лучшей на сегодняшний день гостиницей в Танжере.

Элоиза отправилась в магазин по соседству, чтобы купить шампунь. Том поймал себя на том, что смотрит на дверь в течение всего времени, пока девушка оформляла билеты, и понял, что все время думает о Дэвиде Притчарде. Однако на самом деле он вовсе не ожидал встретить его здесь.

Разве тот не занят обустройством арендованногодома?

— Вы бывали раньше в Марокко, мсье Рипли? — спросила девушка, с улыбкой глядя на него снизу вверх.

Какое ей дело, удивился Том. Он любезно улыбнулся.

— Нет. С нетерпением ожидаю этой поездки.

— Билеты в один конец. Если вам понравится эта страна, вы можете остаться там на неопределенное время. — Она вручила ему конверт со вторым билетом.

Том уже подписал чек.

— Верно. Благодарю вас, мадемуазель.

— Счастливого пути!

— Спасибо.

Том направился к двери, по обеим сторонам которой на стене висели яркие постеры. На одном — Таити, голубой океан, одинокая маленькая лодка, и на втором — да, этот постер всегда заставлял Тома улыбнуться, по крайней мере про себя — Пукет, остров у Таиланда, насколько помнил Том. Его всегда охватывало беспокойство, когда он смотрел на этот постер. Там тоже был синий океан, желтый пляж, наклонившаяся к воде, согнутая постоянно дующим ветром пальма На горизонте пусто, ни одного паруса. \"Плохой день... или год? Пукет!\" — хорошая приманка для привлечения туристов, подумал Том.

Элоиза сказала, что она подождет его в магазине, и Том, выйдя на улицу, повернул налево. Магазин находился за церковью Святого Петра.

И там — Том чуть не выругался, но сдержался — прямо перед ним оказался Дэвид Притчард со своей — любовницей? Том увидел их первым сквозь густой поток пешеходов (середина дня, обеденное время), но через несколько секунд и Странная Пара обратила на него внимание. Том, делая вид, что не замечает их, смотрел прямо перед собой, сожалея, что конверт с билетом на самолет все еще зажат у него в левой руке, а значит, они могли его видеть. Заметил ли Притчард конверт? Будут ли они ездить по дороге мимо Бель-Омбр, когда узнают, что он в отъезде? Или ему нечего беспокоиться и его предположения абсурдны? Том преодолел последние метры, отделявшие его от выкрашенных золотой краской окон «Mon. Luxe». Перед тем как открыть дверь, он остановился и оглянулся, чтобы проверить, куда направляется эта пара и смотрят ли они на него. Он увидел над толпой широкие плечи Притчарда, одетого в синюю спортивную куртку, его затылок. Странная Пара явно проследовала мимо бюро путешествий.

Том окунулся в насыщенную ароматами атмосферу «Mon Luxe», где Элоиза разговаривала со своей знакомой, чье имя он забыл.

— Привет, Том! Это Франсуаза. Ты ее помнишь? Подруга Бертленов.

Том не помнил, но сделал вид, что вспомнил. Это не имело значения.

Элоиза купила шампунь. Они вышли из магазина, распрощались с Франсуазой, о которой Элоиза сказала, что та учится в Париже и тоже знакома с Грэ. Антуан и Аньес Грэ были их старыми приятелями и соседями, жившими в Вильперсе к северу от Бель-Омбр.

— Ты выглядишь озабоченным, дорогой, — заметила Элоиза. — С билетами все в порядке?

— Думаю, да. Номер в гостинице забронирован, — сказал Том, похлопав по левому карману пиджака, из которого торчал конверт. — Пообедаем в «Черном орле»?

— Да, — довольно отозвалась Элоиза. — Ну да.

Они и собирались пообедать в ресторане. Тому нравилось, как она с акцентом произносит «ну да», он никогда не поправлял ее, хотя более благопристойно звучало бы «конечно» или «разумеется». Они обедали на освещенной солнцем террасе. Официанты и метрдотель знали их, помнили, что Элоизе нравятся «Blanc de Blanc», филе палтуса, солнечный свет, салат из цикория. Они болтали о приятном: о лете, о марокканских кожаных заплечных сумках. Может быть, стоит купить медный или латунный кувшин? Почему бы нет? А поездка на верблюдах? У Тома от этого кружится голова. Он как-то ездил на верблюде, или это был слон в зоопарке? Качаться в нескольких ярдах над землей, не чувствуя уверенности, что не потеряешь равновесие, — не в его вкусе. Женщины это любят. Женщины — мазохистки? Есть ли в этом смысл? Рождение детей, стоическая терпимость к боли. Нет ли во всем этом связи? Том закусил нижнюю губу.

— Ты какой-то нервный, Том. — Она произнесла «нервний».

— Нет, — произнес он твердо.

И он заставил себя выглядеть беззаботным и во время обеда, и по дороге домой.

Они намеревались улететь в Танжер примерно через две недели. Молодой человек по имени Паскаль, приятель Анри, должен был поехать с ними в аэропорт, а затем отвести машину в Вильперс. Паскаль и раньше так делал.

Том направился в сад и занялся там прополкой, орудуя лопатой и, когда требовалось, вырывая сорняки вручную. Он переоделся в джинсы и надел водоотталкивающие кожаные ботики, которые ему очень нравились. Сорняки он сложил в пластиковый пакет, предназначенный для компоста, затем направился к дому и подошел к нему как раз в тот момент, когда мадам Аннет позвала его, открыв застекленную дверь на задней террасе.

— Мсье Том! К телефону, пожалуйста.

— Спасибо.

На ходу он защелкнул садовые ножницы, оставил их на террасе и, пройдя в холл, поднял трубку.

— Алло.

— Алло, я... Это Том? — Голос в трубке, казалось, принадлежал молодому человеку.

— Да.

— Я звоню из Вашингтона, округ Колумбия. — Назойливый звук «уей-уей», как будто из-под воды, мешал слышать. — Я...

— Кто со мной говорит? — спросил Том, будучи не в состоянии ничего расслышать. — Не могли бы вы повесить трубку? Я перейду к другому телефону.

Мадам Аннет обычно пользовалась пылесосом для уборки гостиной, который гудел довольно далеко и не мешал телефонному разговору, но на этот раз слышимость была такой плохой, что влиял даже шум пылесоса.

Том поднялся по лестнице в свою комнату и снял трубку там.

— Алло, говорите.

— Это Дикки Гринлиф, — произнес юношеский голос. — Помнишь меня? — Он рассмеялся.

У Тома возникло побуждение повесить трубку, но он все же решил продолжить разговор.

— Конечно. А где ты?

— Я же сказал, в Вашингтоне. — Сейчас голос звучал фальцетом.

Жулик, пожалуй, переборщил, подумал Том. А может, это женщина?

— Интересно, ты что, осматриваешь достопримечательности?

— Ну... после того, как я побывал под водой, как ты помнишь... может... я не в том физическом состоянии, чтобы осматривать достопримечательности. — Притворно веселый смех. — Меня... меня...

Возникла какая-то путаница, разговор почти прервался, что-то защелкало, но голос возник снова:

— ... нашли и воскресили, как видишь. Ха-ха. Старые времена не забыты, а, Том?

— О, конечно, нет, — ответил Том.

— Сейчас я в инвалидном кресле, — произнес голос. — Непоправимый...

Снова возник шум на линии, как будто упали ножницы или что-то более крупное.

— Инвалидное кресло опрокинулось? — спросил Том.

— Ха-ха! — Пауза. — Нет, я говорил, — продолжал спокойно юношеский голос, — непоправимый вред для нервной системы.

— Понимаю, — произнес любезно Том. — Рад был услышать тебя снова.

— Я знаю, где ты живешь. — Юношеский голос сделал ударение на последнем слове.

— Полагаю, так оно и есть — раз ты мне звонишь, — сказал Том. — Я желаю тебе доброго здоровья, выздоровления.

— Ничего другого тебе не остается! До свидания, Том. — Говоривший торопливо повесил трубку, возможно, не в силах сдержать смех.

Ну и ну, подумал Том, обнаружив, что его сердце бьется сильнее, чем обычно. От злости?

Удивления? Но не от страха, в этом Том был уверен. У него в голове вертелась мысль, что голос мог принадлежать компаньонке Дэвида Притчарда. А кому еще? Никому другому, кого он мог припомнить в данный момент.

Что за отвратительная, гнусная шутка! Душевнобольной, подумал Том, ничего нового. Но кто? И зачем? Интересно, этот звонок действительно из-за океана или его имитировали? Том не был уверен. Дикки Гринлиф. Источник его несчастий, подумал Том. Первый человек, которого он убил, и единственный, кого он на самом деле не хотел убивать, единственное преступление, о котором он сожалел. Дикки Гринлиф, состоятельный (по тем временам) американец, живший в Монжибелло на западном побережье Италии, был его другом, оказал ему гостеприимство. Том уважал его и восхищался им. Возможно, слишком сильно восхищался. Дикки отвернулся от него, и Том возмутился. Однажды после полудня, когда они оказались одни в маленькой лодке, он без какого-либо предварительного плана убил Дикки, ударив его веслом. Мертв ли тот? Конечно, Дикки мертв! Том привязал к его телу камень и выбросил из лодки, оно погрузилось в воду, пошло ко дну и... Ведь все эти годы Дикки не появлялся, так почему объявился сейчас?

Нахмурившись, Том медленно шагал по комнате, уставившись в пол. Ему показалось, что его подташнивает, и он глубоко вздохнул. Конечно, Дикки Гринлиф мертв (этот голос в любом случае не его). Том носил обувь Дикки и его одежду, пользовался иногда его паспортом, но даже этому скоро пришел конец. Поддельное завещание Дикки, написанное Томом, не проверяли. Так кто же в таком случае набрался смелости вновь поднять это дело? Кто знает о его отношениях с Дикки и кому понадобилось копаться в обстоятельствах его смерти?

Том почувствовал, как к горлу подкатил комок. Он подумал, что его может вырвать, что ему не справиться с тошнотой — такое бывало и прежде. Том склонился над унитазом. К счастью, рвоты оказалось немного, но желудок сжимался от боли несколько секунд. Он спустил воду в унитазе, затем, склонившись над раковиной, почистил зубы.

Чертовы ублюдки, вот они кто, подумал Том. У него было такое чувство, что те двое только что были на линии, один говорил, а другой слушал, отсюда и веселое хихиканье в конце разговора.

Том спустился вниз по лестнице и в гостиной столкнулся с мадам Аннет. Она несла вазу с георгинами, в которой, вероятно, сменила воду. Мадам Аннет вытерла дно вазы полотенцем, прежде чем поставить ее на сервант.

— Я собираюсь на полчаса выйти, мадам, — сказал Том по-французски. — К вашему сведению, если кто-нибудь позвонит.

— Да, мсье Том, — ответила та, продолжая заниматься своими делами.

Мадам Аннет служила у Тома и Элоизы уже несколько лет. Ее спальня и ванная располагались в левом крыле дома, если смотреть на Бель-Омбр со стороны улицы, у нее имелся свой телевизор и радио. Кухня также была в полном ее распоряжении, и туда можно было пройти из той части дома, где она жила, по короткому коридору. Родом она была из Нормандии. У нее были бледно-голубые глаза со слегка опущенными внешними уголками век. Том и Элоиза любили ее, потому что она их любила, или им казалось, что любила. В городе жили две ее закадычные подруги — мадам Женевьева и мадам Мари-Луиза, тоже домоправительницы. Они по очереди коротали свободные вечера друг у друга, болтали и смотрели телевизор.

Том поднял садовые ножницы, оставленные на террасе, и положил их в неприметный деревянный ящик для хранения инструмента. Это было намного удобнее, чем идти к теплице в дальний правый угол сада. Он достал из стенного шкафа полотняный пиджак, в кармане которого лежал его бумажник с водительскими правами, их он всегда имел при себе, даже отправляясь в самую короткую поездку. Французы обожали делать выборочные проверки, используя для этой цели не местных, а потому неподкупных, полицейских. Где Элоиза? Может быть, наверху, у себя в комнате, выбирает одежду для путешествия? Хорошо, что она не подняла трубку, когда зазвонил телефон. Она, конечно же, не брала ее, иначе уже пришла бы к нему в комнату с вопросами. Однако Элоиза никогда не подслушивала, дела Тома ее не интересовали. Если она предполагала, что звонят Тому, она не торопилась снимать трубку.

Элоиза знала историю с Дикки Гринлифом, даже слышала — в чем Том был уверен, — что его подозревают (или подозревали). Но она не требовала никаких объяснений, не задавала никаких вопросов. Конечно, они старались как можно меньше распространяться о подозрительной деятельности Тома, его частых поездках по необъяснимым причинам, чтобы не вызывать подозрения у отца Элоизы Жака Плиссо. Тот владел фармацевтическим заводом, и благосостояние четы Рипли частично зависело от довольно значительной суммы, которую он выделял Элоизе, своей единственной наследнице. Мать Элоизы, Арлен, даже меньше, чем сама Элоиза, интересовалась его делами. Стройная и элегантная женщина, она, кажется, старалась быть терпимой к молодежи и любила давать Элоизе всевозможные хозяйственные советы.

Все это промелькнуло в голове Тома, когда на средней скорости он вел свой коричневый «рено» по направлению к центру города. Сейчас почти пять часов, сегодня пятница. Антуан Грэ, должно быть, дома, подумал Том, хотя, может, и не приехал еще из Парижа, если решил работать весь день. Он архитектор, у него двое детей-подростков. Дом, который арендовал Дэвид Притчард, стоит за домом семьи Грэ. Том свернул направо, чтобы проехать к дороге, ведущей к их дому. Почему бы не повидаться с Грэ? Том проехал по главной улице Вильперса, вдоль которой располагались почта, мясная лавка, булочная, бар — главные достопримечательности Вильперса.

Дом Грэ чуть виднелся за красивыми каштанами. Он был круглый, в форме турели, в это время года почти весь увитый вьющимися розами. У Грэ имелся гараж, дверь которого сейчас была закрыта, значит, Антуан еще не приехал на уикенд, а Аньес с детьми, возможно, вышла за покупками.

Теперь Том видел сквозь деревья белый дом — не первый с левой стороны дороги, а следующий за ним. Он переключил вторую передачу. Дорога, покрытая щебнем, по которой могли свободно проехать две машины, была пуста. В северной части Вильперса было всего несколько домов, окруженных лужайками.

Если Притчарды звонили ему пятнадцать минут назад, они, скорее всего, дома, решил Том. Он мог бы по крайней мере увидеть, как они греются на солнышке в складных креслах на берегу пруда, который, как предполагал Том, виден со стороны дороги. Зеленая лужайка, которую не мешало бы подстричь, раскинулась между дорогой и белым домом; вымощенная плитами тропинка шла от проезжей части до ступеней, которые вели к крыльцу под крышей. Несколько ступенек сбоку были обращены к грунтовой дороге, откуда был виден пруд.

Том услышал смех, вначале женский, затем мужской. Смех доносился со стороны пруда, почти скрытого изгородью и парой деревьев. Том окинул взглядом пруд, увидел в нем отражение солнечного света, и ему показалось, что он заметил две фигуры, лежащие на траве, однако он не был до конца уверен. Мужчина поднялся. Он был высокого роста, в красных шортах.

Том увеличил скорость. Да, это Дэвид собственной персоной, теперь Том почти не сомневался.

Знают ли Притчарды, что у него коричневый «рено»?

— Мистер Рипли? — донеслось до него слабо, но достаточно внятно.

Том проехал, не снижая скорости, делая вид, что не слышит. Чертовы приставалы, подумал он, свернул налево и выехал на узкую дорогу, вдоль которой стояли три или четыре дома по соседству с полем. Это был путь к центру города, но Том повернул налево, чтобы снова проехать к дому Грэ. Он двигался все на той же скорости.

Наконец он увидел белый легковой автомобиль, принадлежащий семье Грэ. Он терпеть не мог вторгаться без телефонного звонка, но, возможно, ради того, чтобы узнать об их соседях, стоит нарушить этикет. Когда Том подъехал, Аньес Грэ выгружала из машины две большие хозяйственные сумки.

— Привет, Аньес. Помочь тебе?

— Да, было бы неплохо. Привет, Том.

Том взял обе сумки, тем временем Аньес что-то еще доставала из машины.

Антуан принес упаковку бутылок минеральной воды в кухню, где два подростка открывали большую бутыль кока-колы.

— Привет, Антуан, — сказал Том. — Я тут проезжал мимо. Прекрасная погода, не правда ли?

— Да, точно, — отозвался Антуан баритоном, из-за которого его французское произношение иногда смахивало на русское, как казалось Тому. Антуан был в шортах, носках, теннисных туфлях и зеленой футболке. Его темные волосы слегка курчавились, он всегда отличался небольшой полнотой. — Что новенького?

— Да ничего особенного, — ответил Том, ставя сумки на пол.

Дочь Грэ Сильвия принялась со знанием дела их разгружать.

Том отказался и от кока-колы и от вина. Наверняка скоро зажужжит газонокосилка Антуана, работавшая на бензине. Антуан был бы ничего, если бы не так усердствовал в своем парижском офисе и здесь, в Вильперсе, занимаясь домашними делами.

— Как поживают ваши арендаторы в Каннах нынешним летом? — Они все еще стояли в большой кухне.

У Грэ была вилла не то в Каннах, не то рядом с ними, Том там никогда не бывал. Они сдавали ее в июле и августе, когда арендная плата была самой высокой.

— Выплатили аванс, да еще задаток за телефон, — ответил Антуан, потом пожал плечами. — Думаю, все в порядке.

— Вы знаете, что у вас новые соседи? — поинтересовался Том, указав в направлении белого дома. — Похоже, американская пара. Вам что-нибудь о них известно? Кажется, они недавно здесь.

— No-on-n, — протянул Антуан, размышляя. — Но это не в соседнем доме.

— Да, в следующем за ним. В большом таком.

— А, в том, который продавался?

— Или сдавался в аренду. Я думаю, они его сняли. Его зовут Дэвид Притчард. Он с женой. Или...

— Американцы, — задумчиво произнесла Аньес, услышавшая последнюю часть разговора. Не задерживаясь, она положила салат-латук в нижнее отделение холодильника. — Вы знакомы с ними?

— Нет. Он... — Том решил действовать напрямую. — Этот человек заговорил со мной в баре. Может быть, кто-то сказал ему, что я американец. Я подумал, что стоит вам рассказать.

— Дети у них есть? — спросил Антуан, нахмурившись. Он любил тишину.

— Да я не знаю. Вроде бы нет.

— А они говорят по-французски? — поинтересовалась Аньес.

Том улыбнулся.

— Я не уверен.

Если не говорят, Грэ не захотят знакомиться и будут смотреть на них свысока, решил Том. Антуан Грэ ратовал за Францию для французов.

Они заговорили о другом — о новом ящике для удобрений, который Антуан хотел установить в эти выходные. Ящик в упаковке лежал в машине. Архитектурная работа Антуана в Париже шла успешно, и он нашел помощника, который приступит к работе в сентябре. Конечно, Антуан будет работать в августе, даже если ему придется ходить в пустой офис. Том подумал, не сказать ли Грэ, что они с Элоизой уезжают в Марокко, и решил пока подождать. Почему, спросил он себя. Может, он подсознательно решил для себя не ехать. В любом случае всегда можно позвонить и сказать по-соседски, что они с Элоизой будут отсутствовать недельку-другую.

Когда Том попрощался после взаимных приглашений заходить на стаканчик вина или чашку кофе, у него осталось чувство, что он рассказал Грэ о Притчардах в основном ради собственной безопасности. Неужели телефонный звонок якобы от Дикки Гринлифа представляет угрозу? Определенно, да.

Дети Грэ, Сильвия и Эдуард, гоняли черно-белый футбольный мяч по лужайке, когда Том отъехал от их дома. Мальчик помахал ему на прощание рукой.

3

Том вернулся в Бель-Омбр и застал Элоизу в гостиной. Она выглядела обеспокоенной.

— Дорогой, тебе звонили, — сообщила она.

— Кто? — спросил Том, почувствовав неприятный укол страха.

— Какой-то мужчина — он сказал, что его зовут Декки Грейнлеф, он из Вашингтона.

— Из Вашингтона? — Тома насторожила озабоченность Элоизы. — Гринлиф — это абсурд, радость моя. Глупая шутка.

Она нахмурилась.

— Но почему — такая щютка? — Акцент Элоизы снова стал заметен. — Ты знаешь?

Том как будто стал выше ростом. Он почувствовал себя защитником жены и Бель-Омбр.

— Нет. Но это шутка Правда, я даже не представляю, кто может так шутить. Что он сказал?

— Сначала... он хотел говорить с тобой. Потом сказал... что-то... о том, что сидит в fauteuil roulant — это инвалидное кресло?

— Да, дорогая.

— Несчастный случай... из-за тебя. В воде...

Том покачал головой.

— Это садистская шутка, дорогая. Кто-то притворяется Дикки — а настоящий Дикки покончил жизнь самоубийством много лет назад. Где — никто не знает. Может быть, и в воде. Но его тело так и не нашли.

— Я знаю. Ты уже мне это говорил.

— И не только я, — спокойно отозвался Том. — Все. Полиция. Тело так и не нашли. И он составил завещание. За несколько недель до того, как исчез, насколько я помню. — Том сам верил в то, что говорил, хотя собственноручно написал это завещание. — В любом случае меня с ним не было. Это случилось в Италии, прошло несколько лет, с тех пор как он пропал.

— Я знаю, Том. Но почему этот... человек снова нас беспокоит?

Том засунул руки в карманы.

— Дурная шутка. Некоторым людям нужна встряска, волнение — ты меня понимаешь? Жаль, что у него оказался наш телефон. А что за голос был?

— Молодой. — Элоиза осторожно подбирала слова. — Не очень низкий. Говорил по-американски. Было не очень хорошо слышно — плохая связь.

— Действительно из Америки? — спросил Том, не веря в это.

— Ну да, — ответила Элоиза, как будто он спросил ее о чем-то само собой разумеющемся.

Том постарался улыбнуться.

— Думаю, нам надо забыть об этом. Если снова позвонит этот человек, если я буду дома, сразу дай мне трубку, моя радость. Если меня не будет, старайся держаться спокойно — и не верь ничему, что он скажет. Повесь трубку. Ты поняла?

— О да, — сказала Элоиза, словно и в самом деле поняла.

— Такие люди жаждут беспокоить других. Они получают от этого удовольствие.

Элоиза уселась на свое любимое место с того края дивана, что был ближе к высоким, от пола до потолка, окнам.

— Где ты был?

— Просто прокатился по городу. — Том совершал такие поездки раза два в неделю на одной из их трех машин, обычно на коричневом «рено» или красном «мерседесе», а по пути делал что-нибудь полезное, например заправлялся бензином у супермаркета недалеко от Море или проверял шины. — Я заметил, что Антуан приехал на выходные, и зашел поздороваться. Они выгружали продукты из машины. Рассказал им о наших новых соседях — Притчардах.

— Соседях?

— Они живут совсем близко. Полкилометра, не больше. — Том засмеялся: — Аньес спросила, говорят ли они по-французски. Если окажется, что нет, они не придутся Антуану ко двору, понимаешь? Я ответил, что не знаю.

— А что Антуан думает по поводу нашего путешествия в Afrique du Nord[7]? — спросила Элоиза, улыбаясь. — Ex-tra-va-gant? — Она засмеялась. Произнесенное нараспев слово прозвучало весьма элегантно.

— Знаешь, я не стал им говорить. Если Антуан скажет что-нибудь о расходах, я напомню ему, что там все очень дешево, гостиницы например. — Том прошел к окну с застекленной дверью. Ему захотелось пройтись по своей земле, посмотреть на грядки, на курчавую петрушку, на крепкие восхитительные листы салата. Может, срезать свежей зелени?

— Том, ты не собираешься ничего предпринимать в связи с этим звонком? — Элоиза слегка насупилась, как ребенок.

Том не обратил на это внимания, потому что за ее словами скрывался недетский ум, а лицо казалось ребяческим из-за длинных светлых волос, падающих на лоб.

— Думаю, ничего, — ответил Том. — Сообщить в полицию? Глупо. — Он знал, что Элоизе известно, как трудно заставить полицию заниматься розыгрышами по телефону или порнозвонками (с ними никогда такого не случалось). Потребуется заполнить множество бумаг и установить прибор для прослушивания, который, конечно же, будет прослушивать все. Том никогда через это не проходил и не собирался. — Они звонят из Америки. Им это скоро надоест.

Он взглянул на застекленную дверь, решив пройти через нее и вторгнуться во владения мадам Аннет, на кухню, которая располагалась в левом крыле дома. Запах овощного супа приятно щекотал ноздри.

Мадам Аннет, в бело-голубом платье в горошек и темно-синем переднике, помешивала что-то на плите.

— Добрый вечер, мадам!

— Мсье Тома! Bonsoir.

— Что у нас на ужин?

— Телятина — правда, кусочки небольшие, ведь сегодня теплый вечер, — ответила мадам.

— Верно. Пахнет божественно. Тепло или нет, но у меня отличный аппетит. Мадам Аннет, мне бы хотелось, чтобы вы чувствовали себя как дома, когда мы с женой уедем. Можете свободно приглашать знакомых. Мадам Элоиза ничего вам не говорила?

— Ah, oui, о вашем путешествии в Магос! Конечно. Все будет как обычно, мсье Том.

— Ну хорошо. Вы просто обязаны пригласить мадам Женевьеву и вторую подругу...

— Марию-Луизу, — подсказала мадам Аннет.

— Да. Вечер у телевизора, ужин. Вино из погреба.

— Ах, мсье! Ужин! — воскликнула мадам Аннет так, словно ужин — это уж слишком. — Нам вполне достаточно чая.

— Тогда чай с пирогом. Вы остаетесь хозяйкой дома на время нашего отсутствия. Если, конечно, не захотите провести эту неделю в Лионе у вашей сестры Мари-Одиль. Тогда мы договоримся с мадам Клюзо, чтобы она поливала клумбы. — Мадам Клюзо была моложе мадам Аннет и раз в неделю делала уборку, которую Том называл генеральной, — мыла полы, наводила порядок в ванной. — О... — мадам Аннет сделала вид, что раздумывает, но Том чувствовал, что она предпочла бы остаться в Бель-Омбр на август, в этом месяце хозяева часто уезжали в отпуск, отпуская слуг в том случае, если не брали их с собой. — Нет, мсье Том, в любом случае спасибо. Думаю, лучше останусь здесь.

— Как вам угодно. — Том улыбнулся и вышел через дверь для прислуги на лужайку.

Впереди виднелась узкая дорога, едва заметная за грушами, яблонями и низким дикорастущим кустарником. Когда-то по этой грунтовой дороге он вез в тачке труп Мёрчисона, чтобы закопать — на время. Иногда здесь проезжал какой-нибудь фермер на маленьком тракторе, направляясь к главной дороге Вильперса, или появлялся, словно ниоткуда, с полной тачкой конского навоза или вязанкой хвороста. Эта дорога никому не принадлежала.

Том прошел к ухоженной делянке по соседству с парником, где росла зелень. Он прихватил с собой длинные садовые ножницы и срезал несколько листов салата и стебель петрушки.

Бель-Омбр выглядел очень красиво как со стороны сада, так и с дороги: два скругленных угла с застекленными эркерами на первом и втором этаже, который англичане называют первым. Его стены, сложенные из розово-желтого камня, казались неприступными, как стены крепости, хотя их украшали красноватые листья дикого винограда, а рядом росли цветущие кусты и было разбито несколько больших клумб. Тому пришло в голову, что неплохо бы перед отъездом пообщаться с Анри. У Анри не было телефона, но Жорж и Мари могли бы передать ему сообщение. Он жил с матерью на окраине Вильперса в доме с участком. Анри не обладал ни умом, ни ловкостью, но отличался необычайной силой.

Кроме того, у Анри был примечательный рост, как минимум шесть футов четыре дюйма, или метр девяносто три. Том поймал себя на мысли, что Анри мог бы отразить нападение на Бель-Омбр. Смешно! Какое нападение? От кого?

Интересно, чем Дэвид Притчард занимается целыми днями, подумал Том, неспешно двигаясь по направлению к застекленной двери. Неужели Притчард действительно каждое утро ездит в Фонтенбло? А когда он возвращается? И чем занимается изящная, похожая на эльфа Дженис или Джанис, как она развлекается? Может, рисует? Или что-то пишет?

Может быть, стоит заглянуть к ним (если ему не удастся достать их телефон), принести большой букет георгинов и пионов, просто по-соседски? Но эта мысль тут же потеряла привлекательность. Они скорее всего зануды. Не стоит совать туда нос.

Нет, решил Том, он останется дома. Будет читать о Марокко, Танжере или любом другом городе, куда Элоиза захочет поехать, приведет в порядок фотоаппараты, подготовит Бель-Омбр к отсутствию хозяев в течение как минимум двух недель.

Так Том и сделал. А еще купил в Фонтенбло темно-синие шорты-бермуды и пару быстросохнущих рубашек с короткими рукавами, хотя ни он, ни Элоиза не любили рубашки с короткими рукавами. Элоиза иногда ездила на ланч к своим родителям в Шантильи, отправляясь туда, как всегда, одна на «мерседесе», и скорее всего использовала часть утра и дня для хождения по магазинам, потому что Том однажды увидел, как она вернулась с шестью пластиковыми фирменными пакетами. Том почти никогда не посещал еженедельный обед у Плиссо, потому что ему было у них скучно, и к тому же Том знал, что Жак, отец Элоизы, только терпит его присутствие, подозревая, что кое-какие дела Тома сомнительны. А кто из нас без греха, часто думал Том. Разве сам Плиссо не скрывается от налоговой инспекции? Элоиза как-то проговорилась (она просто не придавала этому значения), что у отца в Люксембурге счет с числовым кодом[8]. И у Тома был такой счет. Деньги туда поступали из компании «Дерватт лимитед», а также от продаж и перепродаж рисунков и полотен Дерватта в Лондоне — что происходило, конечно, все реже, так как Бернард Тафтс, художник, подделывавший Дерватта в течение по меньшей мере пяти лет, умер несколько лет назад, покончив жизнь самоубийством.

В любом случае кто в этом мире чист?

Том считал, что Жак Плиссо не доверяет ему, потому что не знает о нем всего. В Плиссо одно было хорошо — ни он, ни мать Элоизы, Арлен, не подталкивали ее завести ребенка, чтобы стать счастливыми дедом и бабушкой. Том, конечно, обсуждал этот деликатный вопрос с самой Элоизой: она не жаждала иметь ребенка. Элоиза не была против, ей просто не хотелось. А теперь прошли годы. Том не возражал. У него не было родителей, которые впали бы в экстаз при упоминании об этом благословенном событии: его родители утонули в Бостонской гавани, когда Том был ребенком, его воспитывала тетя Дотти, старая скряга, которая жила в Бостоне. В любом случае Том чувствовал, что Элоиза счастлива с ним, по крайней мере довольна, иначе она бы давно уже пожаловалась или уехала. Элоиза была упряма. И старый лысый Жак должен понимать, что его дочь счастлива, что у них прекрасный дом в Вильперсе. Раз в год супруги Плиссо приезжали на ужин. Визиты Арлен Плиссо были чуть более частыми и гораздо более приятными.

Том в течение нескольких дней не думал о Странной Паре, разве что мельком, пока однажды в субботу с утренней почтой не пришел квадратный конверт. Почерк на конверте был ему неизвестен и сразу не понравился: высокопарные заглавные буквы, кружок вместо точки над буквой \"i\". Тупой и самонадеянный, подумал Том. Так как конверт был адресован «Мадам и мсье», Том открыл его, Элоиза в это время принимала ванну.

\"Дорогие Мистер и Миссис Рипли,

Мы были бы очень рады, если бы вы пришли к нам в гости в субботу (завтра). Не могли бы вы придти в шесть? Я понимаю, что времени до завтра мало, и, если дата вам не подходит, мы предложим другую.

Ждем вас, чтобы познакомиться поближе!

Дэвид и Джанис Притчард

На обратной стороне: карта, как к нам проехать. Телефон: 424-64-34\".

Том перевернул листок и взглянул на карту с изображением главной улицы Вильперса, под углом к которой были расположены улицы, где находились дома Притчардов и Грэ, а также маленький пустующий дом между ними.

Вот так так, подумал Том и скомкал письмо. Приглашение было на сегодня. Он бы сходил из любопытства, это точно — чем больше знаешь о потенциальном неприятеле, тем лучше, — но ему не хотелось брать с собой Элоизу. Ему придется что-то выдумывать и рассказывать Элоизе. Между тем надо будет подтвердить приглашение, но не в девять сорок утра, подумал Том.

Он вскрыл остальную почту, кроме одного конверта, адресованного Элоизе и надписанного, как показалось Тому, рукой Ноэль Асслер. Она была подругой Элоизы и жила в Париже. Другие письма не представляли интереса — выписка о состоянии счета из «Манни Ханни» в Нью-Йорке, где Том держал текущий счет, рекламное письмо из редакции «Форчун 500»[9], где почему-то посчитали, что он достаточно богат, чтобы интересоваться журналом об инвестициях и акциях. Том предоставил эту работу своему бухгалтеру Пьеру Сольве, который также работал на Жака Плиссо и через которого Том заводил знакомства. Иногда у Сольве возникали неплохие идеи. Работа такого рода, если это можно назвать работой, быстро надоедала Тому, но не Элоизе (может быть, обращение с деньгами или, по крайней мере, интерес к ним были у нее в крови), и она всегда советовалась с отцом, прежде чем им с Томом что-то предпринять.

Великан Анри должен был прийти в одиннадцать и, хотя он иногда путал четверг с субботой, сегодня опоздал всего лишь на две минуты. Анри, как всегда, был в выцветших голубых рабочих брюках со старомодными подтяжками, на голове у него красовалась широкополая соломенная шляпа, которой подошло бы определение «измочаленная». Свою рыжевато-коричневую бороду он, очевидно, время от времени кромсал ножницами — что, конечно, было значительно легче, чем бриться.

Вот превосходная модель для Ван Гога, часто думал Том. Забавно, пастельный портрет Анри работы Ван Гога сейчас стоил бы около тридцати миллионов долларов. Из которых, естественно, Ван Гог не получил бы ни гроша.

Том встряхнулся и принялся объяснять Анри, что необходимо сделать в течение его двухнедельного или трехнедельного отсутствия. Прежде всего не мог бы Анри перевернуть компост? У Тома имелась круглая проволочная корзина для компоста, доходившая ему до груди, чуть меньше метра в диаметре и с дверцей, которая открывалась, если вынуть металлический стержень.

Но пока Том, следуя за Анри по направлению к парнику, продолжал втолковывать ему про новый опрыскиватель для роз, тот взял из парника вилы и с остервенением набросился на компост. Он орудовал ими так ловко, что Том не решился его останавливать. Анри умел обращаться с компостом.

— Да, мсье, — время от времени бормотал Анри басом.

— А еще... да... я говорил о розах. Ни одного пятнышка сейчас. Затем... лавр нужно подстричь, чтобы выглядело красиво. — Анри не требовалась стремянка, как Тому, даже когда он подравнивал деревца у самой вершины. Том позволял макушкам отрастать вверх и подравнивал их, чтобы кусты лавра выглядели, как живая изгородь.

Том внимательно наблюдал, как Анри наклоняет левой рукой проволочную корзину, а правой орудует вилами, чтобы поднять снизу темный компост. «О, великолепно! Очень хорошо!» Когда Том пытался сдвинуть корзину с места, ему казалось, что она пустила корни.

— Действительно хорошо, — подтвердил Анри.

Том объяснил, что надо будет поливать саженцы в теплице и герань. Анри тяжело ступал по дощатому полу, кивая в знак согласия. Он знал, что ключ от теплицы находится под камнем. Том запирал ее только тогда, когда они с Элоизой уезжали. Коричневые башмаки Анри, доходящие до лодыжек, с подошвой почти в дюйм толщиной выглядели так, словно их носили во времена Ван Гога. Интересно, это что — фамильная вещь? Анри просто ходячий анахронизм.