Станислав Лем

Крыса в лабиринте

Я уложил на полки папки с протоколами опытов, запер шкаф, повесил ключ на гвоздь и направился к двери. Шаги звонко разносились в нагретой тишине. Взявшись за ручку, я замер с поднятой головой: послышался легкий торопливый шелест. «Крыса, — мелькнуло у меня в голове. — Удрала из клетки? Это невозможно». Лабиринт, расставленный на столах, я мог охватить одним взглядом. Петляющие коридорчики под стеклянной крышкой были пусты. Наверное, показалось. Однако я не двигался с места. Снова шорох у окна. Отчетливый стук коготков. Обернувшись, я быстро присел и заглянул под столы. Ничего. Опять шорох, на этот раз с другой стороны. Я подскочил к печке. Упрямый шумок донесся из-за спины. Застыв на месте, я медленно повернул голову и посмотрел краем глаза. Светло и тихо. Еще шорох, и еще с противоположной стороны. Я резко раздвинул столы. Ничего. Совсем рядом со мной нахальная возня, треск разгрызаемого дерева. Неподвижный, как изваяние, я обводил глазами комнату. Ничего. Неожиданно три-четыре резких шороха, шум под столами. Дрожь отвращения прошла у меня по спине. «Ну, не боишься же ты крыс», — уговаривал я себя. От шкафчика, который я только что запер, донесся энергичный скрежет зубов. Я подскочил к дверцам — за ними что-то мечется, мягко клокочет, трепещет. Срываю замок… серый клубок летит мне прямо в грудь. Охваченный ужасом, задыхаясь, с отвратительным комком в горле, сделав такое усилие, будто свалил с себя каменную плиту, я проснулся.

В автомобиле было темно. Я едва разглядел профиль Роберта в зеленом свете приборов. Он небрежно откинулся назад и скрестил руки на руле. Где-то он подсмотрел эту позу, наверное, у какого-нибудь профессионального водителя.

— Ну, что там с тобой? Не можешь усидеть? Уже подъезжаем.

— Душно в этой коробке, — буркнул я, опуская стекло, и подставил лицо резкому ветру. Тьма стремительно летела назад, только лента шоссе перед нами мерно покачивалась в свете фар.

Один поворот, другой — снопы света открывали длинные коридоры между стволами высоких сосен. Как белые призраки, выскакивали из мрака и исчезали дорожные столбики. Неожиданно асфальт кончился. «Шевроле» подпрыгнул на выбоине и, приплясывая, помчался узкой лесной дорогой — по мне мурашки пробежали при мысли, что мы сейчас налетим на какой-нибудь невыкорчеванный пень. Но я смолчал. Лес перед нами поредел, деревья расступились, и мы оказались на месте. Как я и ожидал, Роберт не убавил скорости на краю поляны и со скрежетом затормозил у самого полотнища палатки, бледно просвечивающего сквозь темноту. Передними колесами мы чуть не уперлись в колышки, к которым были привязаны тросы. Я уже хотел выругать Роберта за глупую браваду, но вспомнил, что это наш последний вечер.

В Олбани на почте Роберта ожидало известие, что через два дня он должен явиться в редакцию. Ровно столько времени нужно, чтобы преодолеть без малого тысячу километров, отделяющих наш лагерь от Оттавы: до Олбани на автомобиле, потом на пароходе и снова — автострада. Роберт предложил мне остаться на озере до конца сентября, как мы рассчитывали, но я, конечно, не согласился.

Сразу же за городом, выезжая в сумерках на автостраду, мы переехали зайца. Это была единственная дичь, если не считать форелей, что досталась нам в добычу. Мы взяли его в машину и сейчас принялись готовить ужин. Заяц был старый и поэтому огнеупорный; подступиться к нему удалось только около полуночи. Борьба с мочалистым жарким немного развеяла наше похоронное настроение, этому способствовало и пиво, припрятанное в багажнике для какого-нибудь особого случая. Мы решили, что сейчас именно такой случай. Роберт вдруг вспомнил о привезенных из городка газетах и пошел за ними к машине. Гаснущий костер давал мало света, и он включил одну фару.

— Погаси! — крикнул я.

— Сейчас.

Он разложил газетные полотнища.

— Ты недостоин жить в этой почтенной лесной глуши, — сказал я, закуривая трубку. — Горожанин несчастный.

— Лучше послушай. — Роберт наклонился над газетой. — Тот метеор, о котором писали на прошлой неделе, помнишь? Снова показался.

— Чепуха.

— Да нет, слушай: «…сегодня рано утром — это вчерашняя газета — он в третий раз приблизился к Земле и, входя в верхние слои атмосферы, раскалился добела, после чего удалился, остывая. На пресс-конференции профессор Мерривизер из местной астрономической обсерватории опроверг версию, распространяемую американскими газетами, будто бы это тело — космический корабль, облетающий нашу планету перед посадкой. Это — заявил профессор — метеор, захваченный земным притяжением, который стал новой луной и обращается вокруг Земли по эллиптической орбите. В ответ на вопрос нашего корреспондента, следует ли считаться с возможностью падения метеора на Землю, профессор Мерривизер ответил, что это не исключено, так как, приближаясь при каждом обороте к Земле, метеор подвергается торможению вследствие трения о воздух. Названная проблема разрабатывается многими обсерваториями и будет решена в ближайшее время…» Тут у меня газеты из Штатов, трехдневной давности. Ну, они там и изощряются: «Космический звездолет приближается», «Электромозги будут переводить речь неизвестных существ», «У нас гости из космоса…» Ну-ну, — добавил Роберт с оттенком сожаления, — а я тут сижу в лесу.

— А, обычные утки, — сказал я. — Гаси свет и выброси эту макулатуру.

— Ну ладно, конец сказке…

В полумраке Роберт вернулся к костру, который пока стал грудой красных углей, подбросил веток и, когда они занялись, уселся на траву и заговорил негромко:

— А может, и впрямь звездолет… Чего ты смеешься?

— Да я знал, что ты не оставишь этого в покое.

— Эх ты, психолог, психолог, — пробурчал Роберт и пошевелил веткой костер, который, словно рассердившись, выбросил с ужасным треском сноп искр. — А почему и взаправду не может быть корабля? Ну-ка, скажи?

— Скажу. Где одеяло? От земли тянет, как из преисподней, а это к заморозкам. Итак, мой друг, за шесть тысяч лет земной цивилизации к нам не прибыл ни один космический корабль. Эдакое событие неизбежно оставило бы след в исторических хрониках… Но его нет. А вероятность события можно оценить по тому, как часто оно происходит, — понимаешь? Большие метеоры падают на Землю регулярно — раз, а то и два раза в столетие. А кораблей не было… поэтому вероятность, что огненное тело было ракетой, практически равна нулю.

— Пусть так… Но ведь известно, — Роберт заговорил оживленней, — что есть обитаемые планеты. Не в нашей Солнечной системе, так в других. Когда-нибудь возьмет какой-нибудь корабль да и прилетит к нам.

— Да, возможно. Скажем, через два миллиона лет. А может, уже через сто тысяч. Как видишь, я не хочу тебя огорчать.

— Какое было бы событие… — вслух мечтал Роберт. — Знаешь, в этом вопросе мнения делятся так: одни считают, что такой контакт с другим миром принес бы нам пользу, а другие — что это было бы началом «войны миров». А ты на чьей стороне?

— Ни на чьей. Вышло бы что-то вроде визита улиток к белкам, и результаты соответствующие: никакие. Различие в строении — препятствие неодолимое.

— Структуры мозга?

— Не только. Структуры жизни вообще. Даже если бы они обладали речью, что совсем не обязательно, — мы не договорились бы с ними…

— Но ведь через какое-то время удалось бы.

— Весьма сомнительно.

— Почему?

— Мы, люди, — зрители: масса наших понятий выводится из сферы оптических впечатлений. А их ощущения могут основываться на другом принципе… Например, на обонянии. Или на совершенно неведомом — скажем, химическом… Становится все холоднее. Подбрось-ка в огонь… Впрочем, дело даже не в разнице ощущений, ее бы мы в конце концов преодолели. Но тогда мы увидели бы, что нам просто не о чем с ними говорить… Мы создаем и совершенствуем футляры — для жилья, для укрывания тела, для путешествий. Засим занимаемся питанием и очищением наших тел, двигаемся по особым методикам — я имею в виду спорт, — и во всех этих областях у нас не было бы общего языка…

— Ну что ты говоришь, Карл? Ведь не прилетели бы они к нам, чтобы поговорить о моде или спорте.

— А о чем?

— Ну… об общих проблемах…

— О каких?

— Что ты меня экзаменуешь! О науке, о физике, о технике…

— Я докажу, что ты ошибаешься. У тебя под руками нет какого-нибудь прутика? Трубка засорилась. Спасибо. Итак, во-первых, их цивилизация может развиваться совсем в ином направлении, чем наша, — тогда взаимопонимание было бы чрезвычайно затруднено. Но даже если предположить, что, как и у нас, она базируется на высокой технике, все равно беседовали бы мы с огромным трудом. Мы еще не можем преодолеть пространство между звездами не правда ли? — а они самим своим прибытием докажут, что могут. Значит, они превосходят нас, опережают в технике и одновременно в науке — одно связано с другим. Вообрази, к примеру, что современный физик, какой-нибудь де Бройль или Лоуренс, встречает своего земного коллегу, жившего сто пятьдесят или двести лет назад. Тот рассказывает о каких-то флогистонах, а этот говорит о космическом излучении, об атомах…

— Ну хорошо, но мы-то уже знаем об атомах, и немало.

— Согласен, но они знают существенно больше, атом может быть для них понятием безнадежно устаревшим, а может, они его вообще перепрыгнули, иначе решили проблему материи. Нет, не думаю, чтобы беседы оказались плодотворны — даже в области точных наук. А в повседневных делах вовсе не нашлось бы ничего общего. Не сумев понять друг друга в конкретных вещах, мы тем более не сможем договориться в сфере обобщений, которые являются производными этих конкретностей. Иные планеты, иная физиология, иная интеллектуальная жизнь… Разве лишь… Но это сказка…

— Что «разве лишь»? Расскажи.

— Э, ничего. Мне пришло в голову, что с виду они могли бы походить на нас и все-таки представлять непонятный мир… — Я остановился.

— Не совсем понимаю. Что ты хотел сказать?

— Речь о том, — объяснил я, постукивая мундштуком трубки о камень, — что на Земле только человек достиг высокого уровня разума. В других условиях могли бы параллельно развиваться два разумных вида, различных…

— И между ними вспыхнула бы война — об этом ты говоришь?

— Нет. Это как раз земная, антропоцентрическая точка зрения. Лучше оставим фантазии в покое. Скоро два, давай спать.

— Ну, ты хорош! Сейчас спать? Нет, ты должен сказать все.

— Бог с тобой. Скажу, хотя и лезу в совершенно невероятную фантастику. Один из разумных видов мог бы быть человекообразным, но на низкой ступени развития… А другой господствовал бы и… вообрази себе такую ситуацию: на Землю садится корабль, мы находим в нем существа, похожие на нас, чествуем их как покорителей пространства, а на самом деле это просто низшие виды иного мира — понимаешь, существа, которых настоящие конструкторы звездолета посадили в кабину и выстрелили в пространство… Ну, как мы посылаем в ракетах обезьян…

— Неплохая история. Почему ты не пишешь таких рассказов? У тебя буйное воображение.

— Сказок я не пишу, потому что занят другими делами. Ладно, давай спать. Утром еще поплаваем на озере, я хотел… Погоди, что это?

— Где?

— Там, над лесом.

Роберт вскочил с земли. Невидимое до сих пор небо посветлело. Засверкали кромки туч.

— Что это, луна? Свет слишком яркий… смотри.

Зарево разгоралось. Мгновение, и ближние деревья начали отбрасывать тени. Вдруг ослепительный столб огня разорвал тучи, пришлось закрыть глаза. Лицо и руки опалил мгновенный жар. Земля вздрогнула подо мной, подпрыгнула и провалилась. Потом послышался протяжный, идущий со всех сторон гром, который нарастал и опадал каскадами. Сквозь слабеющий грохот был слышен только страшный треск падающих деревьев. Порыв горячего ветра ударил в нас, разметал костер, я почувствовал обжигающую боль в ноге: меня огрело головешкой. Задыхаясь в облаках пепла, я покатился куда-то вбок. Втиснув лицо в траву, подождал несколько долгих секунд. Постепенно стало тихо, неспокойный ветер шумел в стволах уцелевших деревьев, темнота вернулась, и только над северным горизонтом красновато светилась луна.

— Метеор! Тот метеор! — возбужденно закричал Роберт. Он закрутился на месте, подскочил к машине и включил фары. Свет вырвал из темноты распластавшуюся на земле палатку, перекрученные и осыпанные золой постели, а Роберт бегал вокруг и сообщал лихорадочно:

— Переднее стекло машины треснуло — наверное, какой-нибудь осколок… Эту огромную ель вырвало с корнем… Счастье, что нас деревья заслонили… Погоди, я возьму бинокль, пойдем посмотрим с берега, что там делается…

Оставив включенными фары автомобиля, мы по узкой дорожке вышли на плавно понижающийся берег бухточки. В слабом свете далекого зарева едва намечались темные контуры скал, торчащих из воды. Роберт внимательно рассматривал в бинокль темноту, но ничего не обнаружил, кроме равномерного пурпурного свечения у северного горизонта.

— Слушай, пойдем туда. Посмотрим вблизи. Ну, дружище, какая у меня будет сенсация! — воззвал Роберт.

Вдохновленный этой идеей, он кинулся к лагерю.

— Для твоей газеты? — спросил я серьезно, хотя в горле у меня щекотало от сдерживаемого смеха.

— А как же!

— Уже третий час. Ночь. Давай-ка ляжем спать.

— Как ты можешь!

— Ложимся спать! — повторил я внушительно. — Бери полотнище с другой стороны, натянем. Матрацы продырявлены, как решето… Нужно взять подушки из машины. Если это был метеор, он до утра не сбежит. Засветло можем предпринять туда экскурсию — через озеро, потому что на машине не проехать. По-моему, это на северном берегу, на болоте. Машина цела?

— Да, только переднее стекло…

— И на том спасибо. А теперь — спать.

Роберт, бурча что-то насчет обывателей, которые, даже если наступит конец света, не забудут надеть войлочные туфли, вместе со мной поставил палатку и уложил в ней автомобильные сиденья. Мытье посуды, в связи с исключительными событиями, мы отложили до утра. Я уже засыпал, когда Роберт окликнул меня:

— Карл, с точки зрения статистики, вероятность того, что метеор упадет как раз здесь, была равна нулю. Что ты на это скажешь… Ты меня слышишь? — переспросил он громче.

— Слышу, — ответил я сердито. — Оставь меня наконец в покое.

Я натянул на голову одеяло и тотчас уснул. Меня разбудил автомобильный клаксон. Я выглянул из палатки. Было уже светло. Роберт возился с машиной. Он принялся объяснять, что нажал гудок нечаянно. Я не стал его слушать и пошел к воде. Наш бивак находился на конце большого полуострова, вдававшегося в черное, почти неподвижное озеро, в котором отражалась плотная стена леса. Кое-где в ней зияли прогалины. Северный берег озера, обычно прочерченный на горизонте тонкой линией, сейчас не был виден — там тянулась пелена белого тумана. Сразу же за большими камнями было глубоко. Я прыгнул в воду, у меня перехватило дыхание — такая она была холодная, обогнул мыс и потом, лежа на спине и работая только ногами, вернулся на берег. Роберт уже сталкивал лодку, но ему пришлось подождать, пока я позавтракаю, — я не хотел поддаваться на его уговоры и есть в пути. Потом не желал заводиться мотор, нужно было продуть карбюратор, так что мы отчалили только после десяти.

За нами простиралась изрезанная линия лесистого берега, удалившись от него, мы почувствовали слабый восточный ветер, поднявший легкую волну. Мотор громко стучал, мы быстро двигались вперед. Минут через пятнадцать берег превратился в синеватую полоску, зато стена тумана, казалось, вздымается все выше, молочный пар достиг уже хмурого неба. Мне было нечего делать, я неподвижно сидел на скамье и все сильней сомневался в целесообразности нашего похода. Я старался припомнить все, что читал о метеорах, особенно об огромном сибирском метеорите. Место его падения безрезультатно искали годами, а жителям окрестных селений, над которыми пролетел метеорит, казалось, что он упал совсем рядом. Если «наш» метеор тоже был огромным, он мог упасть на десятки миль дальше на север, думал я, и поиски ни к чему не приведут. Однако этот туман… Я еще никогда не видел такого густого и на столь большом пространстве. Мне вдруг пришло в голову, что без компаса мы в нем заблудимся. Я взглянул за корму — берега исчезли, вокруг простиралось черное, иссеченное волнами, мерно колыхавшее лодку озеро. Даже если метеор упал относительно близко… путь к нему, да еще по болоту, будет не из легких. В автомобиле была карта окрестностей, ее нужно было взять с собой, но, как это обычно бывает, мы о ней забыли. Направление к центру катастрофы показывают своими корнями поваленные деревья… по крайней мере, теоретически. По берегу, к которому мы стремились, двигаться было нелегко даже при хорошей видимости… Все предприятие уже казалось мне бессмысленным, однако я молчал, слишком хорошо понимая, что Роберт будет глух к доводам рассудка.

Мы подплывали к туманной стене. Клочья тумана тянулись к нам; они стелились над водой и были похожи на огромные скрюченные корни. Мы окунулись в молочную пелену. Еще раз в просвете меж клубами тумана я увидел черный простор воды, потом его расплывающиеся языки мягко сомкнулись; теперь мы плыли в теплой влажной туче. Меня охватило странное чувство — не страх, а непреодолимое ощущение, что мы приближаемся к чему-то необычному и оно вот-вот вынырнет из непрозрачного света. Я нажал на рукоять мотора и поднял вращающийся винт из воды.

— Что ты делаешь! — воскликнул Роберт.

Другой рукой я опустил весло; мне казалось, что происходит что-то нехорошее. Вода, вместо того чтобы забурлить вокруг лопатки весла, осталась неподвижной.

— Роберт, — крикнул я, — нас несет течение. Раньше его здесь не было.

Белый пар заполнил лодку, размазав очертания носа. Энергично работая веслом, я поставил ее бортом, а потом кормой к направлению потока, опустил винт, вода за кормой закипела, но, хотя мотор толкал нас теперь в обратном направлении, мы продолжали плыть в глубь тучи, кормой вперед.

— Весла! Роберт, весла! — заорал я.

Лодка уже не покачивалась, как прежде. Она вибрировала — не сильно, но так, что в этой мелкой дрожи чувствовалась неодолимая сила потока, — и мчалась, пронзая туман. Становилось темней; в разрывах тумана вода, рассекаемая веслами, была странно коричневой. Наши усилия не давали результата, от стремительного движения скамейка подо мной дрожала, как натянутая струна. В этот момент прямо над нами послышался басовитый голос мотора. «Самолет!» — воскликнули мы одновременно, задрав головы в надежде на чудо. Мы не увидели ничего. Звук мотора удалялся, потом пропал совсем, зато сквозь постукивание нашего моторчика прорвался глухой гул, похожий на гул водопада. Впереди, в тумане очертился чудовищный горб; лодка вздыбилась и ринулась вниз. Отчаянно работая веслами, мы тщетно пытались удержать ее в равновесии. Я почувствовал, что скамья вырывается из-под меня, удар холодной волны швырнул меня в сторону, я потерял из виду Роберта и поплыл, бессознательно стараясь удержаться на поверхности, но чувствовал, что слабею. Я летел по черной, круто спадающей дуге, со всех сторон потоки воды врывались в клокочущую воронку. Меня засасывало. Тянуло все глубже и глубже. Задыхаясь, давясь, я увидел пульсирующие красные огни и потерял сознание.

Я пришел в себя от рвоты. Я лежал животом на чем-то тугом, эластичном, выплевывая и выхаркивая воду. Лежал долго. Что-то плоское, скользкое ударяло меня в бок. Это движение замирало на время и снова начиналось, оно было похоже на трепетание живого существа. Оно отрезвило меня. Приподнявшись на руках, я сел. Я начал видеть: вокруг было темно, но вблизи все мерцало очень слабым сероватым светом. И невдалеке лежал какой-то большой слабо светящийся предмет. Все еще кашляя, я поднял руку к лицу, чтобы утереться, и остолбенел. Сквозь мою мокрую рубашку, облепившую тело, сквозь шорты пробивался мутный свет. Мои ладони, пальцы, голые до локтей руки излучали сероватое фосфорическое сияние. Все тело пылало слабым, негреющим огнем. Я ощутил головокружение и судорожно протер глаза. «Это ничего, это всего лишь галлюцинация», — уговаривал я себя беззвучно. Закрыл и снова открыл глаза. Видение не исчезало, наоборот, я замечал все новые подробности. Предмет, лежавший неподалеку, оказался Робертом. Его тело сверкало, как мое. С огромным усилием я привстал и на коленях подполз к нему. Потряс за плечо раз, другой — он очнулся. Я увидел его глаза, они не светились и потому казались темными пятнами на лице. Он начал дышать глубже, потом громко закашлялся, выплевывая воду. Я был слишком слаб, чтобы поднять его, и сидел, терпеливо ожидая, когда он окончательно придет в себя.

— Что это… Карл? Где мы?.. — заговорил он наконец хрипло.

Я молча глядел, как он встает, покачиваясь, как проявляется на нем феномен свечения, который меня так поразил. Постепенно возвращались силы. Я глубоко дышал, чувствуя, как проясняется у меня в голове. Потом встал рядом с Робертом. Мы смотрели друг на друга; знакомые черты выглядели непривычно из-за мутного, бледного свечения кожи.

— Что это? — спросил Роберт, шагнул вперед и пошатнулся: из-под ног что-то выскочило с громким шумом. Я нагнулся — между пальцев проскользнуло что-то трепещущее, скользкое.

— Рыба, — сказал я удивленно.

— Рыба? Но… но она светится… — пробормотал Роберт.

Действительно, рыба излучала слабый свет, который, казалось, пробивался сквозь ее чешую.

— Как мы… но слабее… — проговорил я, оглядываясь.

Вокруг неясными пятнами фосфоресцировали рыбы, неуклюже бьющиеся о поверхность, на которой мы стояли. Я заметил, что она слегка прогибается под ногами. Пытаясь понять, что это такое, я низко наклонился и увидел правильно расположенные круглые отверстия, такие большие, что можно было в них всунуть руку.

— Где мы? — услышал я голос Роберта; он, не шевелясь, смотрел, как я по плечо всовываю руку в отверстие.

Я не ощутил ни малейшего препятствия — внизу была пустота.

— Не знаю. Ничего не понимаю. Нужно осмотреться… насколько возможно, — сказал я, вставая. — Раз уж мы сюда попали, здесь должен быть какой-то вход. Нужно его найти…

Не знаю почему, я не верил в то, что говорил.

— Пошли, — согласился Роберт. Он отлепил мокрую рубашку от груди, несколько раз провел пальцами по светящимся бедрам и буркнул: — Что это может быть?

Я тронулся с места. Мы почти на ощупь двигались в глубокой тьме, которую чуть-чуть освещал блеск наших тел. Осторожно ступая на полусогнутых ногах, расставив руки в стороны — эта колеблющаяся под ногами субстанция не внушала доверия, — мы через пару-другую шагов наткнулись на нескольких рыб, подающих слабые признаки жизни. Одна, уже заснувшая, совсем не светилась. Мне это запомнилось. Мы двигались вперед по пологому склону. Внезапно Роберт наткнулся на стену, вернее, на вогнутую гладкую поверхность. Ощупав ее снизу доверху, я решил, что мы внутри какой-то ниши или пещеры овальной формы. Дальше отверстия в полу исчезли, и мы стали продвигаться немного быстрее. Роберт меня обогнал. В свете, который излучало его тело, я разглядел противоположную стену, такую же закругленную.

— Какое-то овальное подземное корыто… — сказал он.

Я не ответил. Роберт достал складной нож, приставил его к матовой поверхности и нажал. Лезвие вошло почти по рукоятку, так что он с трудом его вытащил. В приступе бессмысленного гнева он еще несколько раз ткнул податливую субстанцию.

— Оставь, — бросил я сердито. — Это нелепо.

— Хорошо, хорошо. — Роберт спрятал нож и пошел дальше.

Его фигура, бледно светясь, мелькала передо мной в темноте. Он остановился, наклонился, снова выпрямился и возбужденно окликнул меня:

— Тут что-то есть… какая-то дорога…

В стене туннеля, по которому мы до сих пор шли, открылась широкая воронка. Возможно, это было начало ведущего куда-то коридора — сразу мы не могли этого определить. Но я вглядывался в темную глубь так, что закололо в глазах, и мне показалось, что вдалеке тлеет мерцающая искорка. Дно воронки находилось несколько выше уровня туннеля. Мы вошли внутрь. Под ногами пружинило все то же эластичное вещество. Огонек приближался, рос, наконец мы очутились прямо под ним. По вогнутому своду бежала светящаяся полоска, сначала тонкая, как нитка, потом она становилась все толще, пока не перешла в голубоватую жилу, протянутую в глубь коридора. Сбоку, в стене, появилось отверстие. Из него выходила тонкая светящаяся жилка и соединялась с той, которая бежала под потолком. Словно сговорившись, мы остановились.

— Ты знаешь, где мы? — тихо сказал Роберт.

— Догадываюсь…

— Внутри… метеора…

— Это не метеор…

— Нет. Это какой-то…

Он не закончил. Я молчал. Эта сумасшедшая мысль овладела мной, как только я открыл глаза. Высказанную, я принял ее спокойно. Мы находились как я мог в этом сомневаться? — рядом с непохожими на нас разумными существами, должны были с ними встретиться, увидеть их, это было неизбежно. Роберт думал о том же. До меня донесся его шепот:

— Они должны быть где-то здесь…

Там, где к главной жиле присоединялась другая, коридор плавно изгибался. Мы шли дальше, наклонив головы, с ногами, слегка увязающими в мягком полу, — у меня мелькнула мысль, что эти существа здесь не ходят или… у них нет ног… Еще одна жила, и еще. Их немного змеистый бег наводил на мысль об их живой природе — обычный кабель шел бы прямо. Роберт кончиками пальцев дотронулся до мерцающей над головой жилы.

— Холодная, — шепнул он.

Мы снова задержались. Стену перед нами заливал трепещущий свет. Я чувствовал еле уловимое дуновение — там угадывалось какое-то пространство. Мы замерли. Роберт стиснул мою руку.

— Я думаю… мы в плену, — выдохнул он прямо в ухо.

— Чепуха, — мигом ответил я, тоже шепотом.

— Я тебе говорю.

— Откуда ты знаешь?

— Подумай: мы ведь можем дышать.

Эти слова поразили меня. Роберт был прав. Трудно было предположить, что помещение космического корабля с иной планеты наполняет земной воздух — не похожий, а самый настоящий земной: я отчетливо чувствовал сырой, свежий запах озера.

— Они о нас заботятся, — дыхнул мне в ухо Роберт.

Толстый светящийся кабель пульсировал над нами. Я не знал, был ли в словах Роберта страх. Сам я его не чувствовал.

— Пошли! — нарочито громко сказал я.

— Это не сон, правда? — спросил он, не двигаясь с места.

— Общих снов не бывает. Пошли! — повторил я.

За поворотом коридор стал просторней и закончился отверстием, обрамленным по кромке толстым валиком. Дальше открывалась ширь, размеры которой не поддавались определению. Полумрак, наполненный кружащимися вверху и внизу огнями. Искрящиеся жилы толщиной в человеческое тело шли с разных сторон, соединялись в извилистые переплетающиеся каналы, в местах их соединений непрерывно циркулировали пушистые продолговатые светящиеся комья. Из глубины выступали плотные глыбы темной блестящей материи, в которых двигались световые блики, повторяясь в сериях удаляющихся слабеющих вспышек. Все пространство попеременно расширялось и сокращалось, сверкающие каналы то становились уже, то растягивались с какой-то змеиной грацией, в огнях появлялись полосатые сгустки, огни распадались на отдельные облачка, чтобы через мгновение лениво, как бы сонно разогреться снова и плыть и кружиться в разгорающемся блеске. Внутри толстой жилы, вознесенной высоко над нами, переплетенной с другими такими же жилами, лениво проплывали продолговатые голубые огоньки. Серое, словно пригашенное свечение наших тел было теперь едва видно. Стоя плечом к плечу, недвижимые, мы рассматривали окружающее нас пространство.

— Смотри, — ахнул Роберт.

Пушистая светящаяся масса с темными сгустками внутри двинулась к нам. В ее блеске совсем угасло свечение наших лиц; она взлетела вверх; удаляясь, она становилась все меньше.

— Карл… — шепнул Роберт. — Может… это… они?

— Эти огни?

— Да, ведь мы тоже… наверно, у этого пространства такие свойства. А рыбы? Помнишь? Они тоже светились… Все живое здесь так светится…

Я молчал, глядя на хороводы парящих огней. Глубоко вдохнул воздух. Он был холодный и чистый. Да, это не могло быть случайностью. От этой мысли сердце у меня начало биться медленно и тяжело.

— Карл, — снова зашептал Роберт.

— Что?

— Что будем делать?

Этот беспомощный вопрос напомнил мне о чем-то.

— Прежде всего нужно запомнить дорогу, которой мы сюда пришли, — сказал я и оглянулся.

Отверстия коридоров, таких же, как тот, что привел нас сюда, темнели в плавно изогнутых нишах. «Наш» вход отличался большими размерами и окружающим его валиком.

— Попробуем пройти, — сказал я и двинулся вперед.

Роберт послушно пошел за мной.

Все в той же абсолютной тишине кружились огни, они проплывали, минуя нас; пушистые светляки медленно пульсировали внутри стекловидных жил, и все пространство, казалось, мерно дышало, словно во сне. Удивительно: эта мысль появилась и у Роберта.

— Карл!

— Что?

Я видел, что он пытается побороть страх. Он не сразу сумел произнести:

— Может, это не внутренность звездолета, а…

— А что?

— Организма…

Я вздрогнул.

— Одного организма?

— Да. В космическом корабле мог быть всего лишь один… одно существо. Может, это металлическая скорлупа, заполненная одним огромным организмом, который…

— Который спит, сейчас проснется и проглотит тебя, — сказал я язвительно. — И мы в его чреве, да? В брюхе Левиафана.

— Почему бы нет?

— Потому что исключено.

— Почему?

— Откуда бы в брюхе взялся воздух? Впрочем, хватит об этом. Это у тебя слишком буйное воображение, а не у меня. Пошли.

Продвигаясь шаг за шагом под перекрещивающимися жилами, огибая вертикальные, выходящие из-под пола трубы, я старался привыкнуть к мысли, что продолговатые огни — живые существа, но никак не мог с этим примириться. Они не обращали на нас — насколько можно было судить — ни малейшего внимания. Мы шли и шли по извилистой запутанной дороге. Это продолжалось, пожалуй, около часа. Постепенно обстановка изменилась. Пол, до сих пор гладкий, стал ребристым. В нем появились неглубокие поперечные желобки. Меня мучила жажда. Если бы хоть немного воды. Мне вспомнился ледяной водоворот озера, в котором мы чуть не утонули, и злая гримаса искривила мои губы. О, человеческое убожество, вечные метания между недостатком и избытком… Я сразу же обругал себя за это дурацкое философствование. Уголком глаза взглянул на Роберта. Он то убыстрял шаги, то останавливался и оглядывался, облизывая губы, один раз даже уселся, но, когда я посмотрел на него, молча встал и поплелся за мной. Наконец он загородил мне дорогу.

— Карл, это бессмысленно. Вернемся.

— Куда?

— Туда, откуда пришли. Там… рыбы.

Я понял.

— Ты голоден?

— Я сгораю от жажды, я едва могу говорить. С меня хватит. Вернемся. Попробуем прорезать ножом эти стены. Они словно резиновые.

— Сначала нужно исследовать здесь, это пространство. Может быть, удастся найти выход. Я не думаю, что мы найдем его там, в темноте.

— Пошли сейчас. Я больше не могу. Я… говорю тебе, за нами следят.

— Следят? С чего ты это взял?

— Не знаю. Я это чувствую.

— Роберт, тебе почудилось. Чтобы выбраться из этой истории, мы должны стараться…

Его лицо исказилось, он закричал:

— Перестань меня поучать! Знаю, знаю, мы должны вести себя разумно, я должен быть рассудительным и осторожным…

— Не трать силы на крик, — перебил я. — Пока нам не из-за чего отчаиваться; с нами не произошло ничего плохого и…

— Конечно. Да, знаю, они заботятся о нас. Прошу тебя, дай им понять, что без воды и пищи мы не можем жить. Мы здесь будем подыхать, а они нам посветят.

— Роберт!

Я подавил гнев.

— Пойми, Роберт, они не могут быть такими, как мы. Считать, что эволюция повторяется во всем космосе, с теми же формами, мозгами, отверстиями глаз и рта, мышцами, — это же чушь. Мы должны сохранять хладнокровие.

— Ну и что? Ну и что? — снова взорвался он. — Разве я хочу, чтобы они были на нас похожи? Разве я вообще чего-нибудь хочу? Очень тебя прошу, будь разумным, будь здесь гениальным мыслителем, Ньютоном, Эйнштейном, продемонстрируй им человеческое достоинство и мудрость.

Роберт вдруг смолк, закусил дрожащие губы и пошел, даже не посмотрев, иду ли я за ним. Огни по-прежнему плавали над нами. Мы продвигались по дну длинного желоба; его стены становились все выше. Сверкающие клубки рассыпали вокруг пятна света. Я размеренно шел вперед. Роберт иногда почти бежал, все больше опережая меня, — я не пробовал его задержать, считая это бесцельным. Светящаяся чащоба пульсировала огнями, она опускалась все ниже, ближе к нам, — огромные трубы, наполненные голубоватым мерцанием, в котором все чаще появлялись трепещущие красные полоски; в глубине стеклянистых колонн они росли и превращались в сгустки. Я отчетливо видел, как в одной колонне, прямо передо мной, такое уплотнение, освещенное изнутри рубиновым огнем, отвердело, затем накатилась волна более мощного света и движения и унесла пурпурные сгустки — снова в глубине колонны горела молочная белизна. Заглядевшись на эту игру пурпурных закатов и белых рассветов, я на мгновение потерял Роберта из вида. Осмотрелся — он стоял в нескольких шагах от меня, словно окаменев. Вдруг он начал медленно пятиться… Коснулся ногой чего-то на полу и с воплем ужаса бросился бежать.

— Стой, — крикнул я. — Роберт! Роберт!

Я кинулся к нему. Он вырвался с такой силой, что я упал. В момент столкновения я заметил, что у него сумасшедшие стеклянные глаза. Я поднялся на колени и позвал его еще раз, не надеясь, что он услышит. Его сверкающий силуэт становился все меньше. Он несся, согнувшись, сквозь переплетения медленно плывущих, облачных огней. Я видел, как он перепрыгнул через какое-то препятствие, потом он исчез. Я остался один. Первым порывом было бежать за ним, но я мог бы часами искать его в этом лабиринте огней. Я повернул назад — что его так напугало? В неглубокой выемке между двумя стенами-желобами притаился съежившийся человек. На темном фоне стен его тело бледно светилось, так же, как мое. Он наклонил голову, подтянул колени к груди и сидел совершенно неподвижно. Вверху проплыла сверкающая масса, обдала нас светом. Ничего не понимая, с горлом, сжатым отвратительным страхом, я схватил недвижимое тело за плечо и ощутил под пальцами нечто твердое — оболочку — человек был покрыт тонкой стеклоподобной пленкой. Мумия? Я непроизвольно отпустил его — он медленно качнулся назад, уперся спиной в стену, так что его лицо, слабо светящееся в темноте, смотрело на меня.

Какое это было потрясение! Я знал эти черты. Но не мог сразу понять, на кого они похожи. Конечно — лицо Роберта, но похожее и на мое… Я еще раз схватил это тело… легкое… пустое… это не был живой человек, он никогда не жил — это вообще был не человек, а кукла, мертвая кукла… Я был близок к истерике. Вокруг меня летали продолговатые извивающиеся огни, и я смотрел на них, словно пытаясь найти разгадку. Еще раз добросовестно ощупал светящуюся неподвижную фигуру. В голове моей был хаос. Я встал и осмотрелся; я как будто что-то искал. Вдруг вспомнил: нет Роберта. Попытался убедить себя сохранять спокойствие — так же, как убеждал перед этим Роберта, но во мне не было никаких мыслей, никаких слов. Я поплелся туда, откуда пришел.

Я был как в горячке, огни роились в глазах, изо всех сил я стискивал зубы и беззвучно повторял: «Спокойно… спокойно…» Жажда иссушила меня, я не мог даже облизнуть губ. Вдруг вспомнил о рыбах, об их сочном свежем мясе, и у меня свело челюсти. Я уже ни о чем больше не думал, только о том, чтобы найти рыбину. Шел все быстрее под толстыми пульсирующими кабелями, добрался до отверстия большого коридора и, спотыкаясь, тяжело дыша, побежал под голубой жилой, тянущейся по потолку. Горло словно скребло когтями, дыхание перехватывало. Мне пришлось замедлить бег, когда вокруг стало темно. Лишь мое тело давало во тьме толику света. Вытянув руки, я двигался вперед, время от времени натыкаясь на эластичные стены, и наконец ногой почувствовал край небольшого отверстия. Наверно, где-то здесь… Я упал на колени и, с сердцем, полным отчаяния, освещая собственным лицом и руками пол, стал лихорадочно искать. Нет ничего… Вдруг я коснулся чего-то скользкого, овального. Рыба! Она была довольно большая, но плоская, в ней было больше плавников, чем мякоти, я даже не почувствовал вкуса ее крови. Я начал искать дальше — ничего. Подумал, что они свалились вниз, в пустоту, разверстую под этими круглыми отверстиями, и все же искал, пока не увидел еле заметный огонек. Это была рыба, она слабо светилась — я схватил ее и остолбенел… некоторое время смотрел на нее и разразился отчаянным хохотом. Не рыба, а имитация рыбы, стеклянистая кукла — как и то подобие человека в пространстве кружащихся огней… Я не мог справиться со смехом, заходился так, что потекли слезы. Замкнутое пространство отозвалось тихим звоном. Внезапно я умолк. Сел в темноте, стиснув голову руками, и начал думать с огромным усилием, как будто поднимал тяжести. Эта их систематичность в исследованиях, это предъявление рыбам кукол рыбы, а нам — человека, свидетельствовало о таком полном непонимании земного мира, что для веселья у меня не было ни малейшего повода. И где они вообще есть? Под моими опущенными веками появилась картина пространства кружащихся огней. Мог это действительно быть единый организм, его внутренность? Не верится… Но на каком основании я отбрасываю эту гипотезу? Из-за присутствия воздуха. Организм из иного мира, наполненный земным воздухом, — этого никак не объяснишь. Сравнение с внутренностями было натянутым и примитивным.

«На аналогиях далеко не уедешь, — подумал я. — Что-то, однако, нужно понять, с чего-то нужно начать, иначе грозит смерть. Не только в муках голода и жажды, но и в полном незнании я буду блуждать здесь, в самом ядре загадки, и до самого конца ничего не пойму. Что за издевательство! Подохну, как эти рыбы, выловленные из воды, задыхающиеся рядом с деликатно подложенной им имитацией…»

Я нашел отправную точку. Пожалуй, это было доказательством моего отупения или утраты способности рассуждать логически — во всяком случае, как открытие, как путеводную звезду я принял тот очевидный факт, что они прибыли на Землю. Прибыли на корабле, который разогрелся в атмосфере, а значит, должен быть сделан из какого-то твердого вещества, нечувствительного к высоким температурам. Но не это было сейчас самым важным. Главное, что прежде, чем прибыть, они должны были захотеть этого, решиться на такой полет, и в этом оказались похожи на нас — мы ведь тоже планируем космические путешествия. Итак, они предприняли экспедицию — с какой целью? Наверняка с научной. Откуда? Неизвестно. Впрочем, это неважно. Какой еще у меня был материал? Куклы. Возможно, попытки установить контакт. Чем это подтверждено? Нужно быть чрезвычайно осторожным, чтобы не ошибиться, поспешно трактуя факты. Какой цели должны служить куклы? Изучение наших реакций? Людей — и рыб? Но этих реакций они не поняли бы, не сумели бы их расшифровать, так как не понимали ни нашего языка, ни значения наших жестов, движений, поведения. Ничего. Они, наверное, не знали о нас ничего — разве не доказывало этого одинаковое отношение к нам и к рыбам? Однако вот существенный фактор — присутствие воздуха. Почему нас они обеспечили воздухом, а рыбам воды не дали?

У меня было неясное впечатление, что здесь кроется если не разгадка, то начало какой-то путеводной нити. Я перебрал этапы своих рассуждений. Воздух… Самый простой ответ такой: он наполняет это пространство, потому что корабль сообщается (или какое-то время сообщался) с атмосферой. Может быть, открыты люки для проветривания? Нонсенс. Но возможно, они открыты по другим, не известным мне причинам, безотносительно к земным условиям, и воздух вторгся в корабль и наполнил его совершенно случайно? Если так, то мой логический анализ я мог оставить при себе. Из присутствия воздуха ничего нельзя было вывести — во всяком случае, в отношении интеллекта и обычаев Существ. Они могли вообще не дышать, и состав газа, наполняющего корабль, мог быть им совершенно безразличен. Это вполне вероятно. Нет, это не тот путь — слишком много вариантов, и сверх того, случайности, которые я не мог угадать, — а они вполне могли быть причиной событий. Во всяком случае, благодаря истории с куклами, мысль о том, что Существа все знают и хорошо ориентируются в земных условиях можно было похоронить. Но куда они подевались? Или же мы действительно оказались в «брюхе Левиафана», втянутые потоком втекающей воды? И эти огни… Что потом произошло с водой? Если она заполнила помещение, то затем вытекла сквозь круглые отверстия, через которые ушли рыбы. Рыбы вернулись в воду? И об этом они позаботились?

На этом я со вздохом закончил анализ. Голова болела все сильнее, я все еще мог рассуждать. По-прежнему мучила жажда. В темноте появилось что-то едва различимое — я вскочил. Светящаяся, удлиненная фигура была уже близко. Я узнал Роберта, но не сдвинулся с места. Он подошел ко мне, осмотрелся — я понял его.

— Рыб нет. Оставалась одна, я ее съел. Остальные, должно быть, упали вниз.

Он молча направился туда, где поблескивала стеклянистая кукла. Я остановил его и в двух словах объяснил, в чем дело. Роберт пихнул ногой эту мертвую вещь и мгновение постоял над ней, сгорбившись. Когда он повернулся ко мне, я испугался: он выглядел постаревшим на много лет.

— Что делал? Где был? — спросил я с перехваченным горлом.

Он пожал плечами и медленно сел. Я последовал его примеру и спросил:

— Видел что-нибудь новое?

Он покачал головой.

— Где нож?

— В кармане.

— Дай его мне.

Он отдал нож.

— Ты успокоился?

— Перестань, — хрипло сказал Роберт.

Мне стало жаль его.

— Ладно, старик, что было, то было, — сказал я, — но ты мог бог знает какую беду навлечь…

— Не могу говорить… во рту пересохло, — шепнул он.

Я молча раскрыл нож и, попробовав лезвие пальцем, приложил к краю ближайшего отверстия. Упругий материал сначала прогнулся, но я нажал сильнее, и он поддался. Орудуя ножом, как пилой, я дошел до следующего отверстия и изменил направление разреза. Таким путем я вырезал большой кусок пола, отогнул его и наклонился над образовавшимся отверстием — там было темно. Я заколебался — что делать дальше? На помощь пришел Роберт. Он подал мне светящуюся имитацию рыбы, я кивнул и бросил ее вниз. Стоя на коленях, затаив дыхание, следили мы за голубоватой черточкой ее полета.

В черной глубине мигом вспыхнула такая же светящаяся полоска и понеслась вверх, навстречу падавшей, — они встретились, послышался тихий плеск, и бледный огонек «рыбьей куклы» стал неподвижен.

— Вода! Там есть вода! — разом вскрикнули мы.

Я попробовал оценить расстояние: метра четыре — пять. Роберт шевельнулся, как будто собираясь прыгнуть вниз. Я схватил его за руку.

— Не делай глупостей!

— Мы должны туда попасть!

— Постой. Прыгать нельзя, потом не вернешься. Погоди-ка. Есть!

Это была хорошая мысль. Я поспешно стал вырезать длинную полосу из эластичного пола — на коленях, рассекал его от отверстия к отверстию. Работа продвигалась не так быстро, как хотелось бы, — лезвие застревало в вязком упругом материале. Роберт понял мой план и стал помогать. Сменяясь, мы наконец вырезали полосу шириной в полметра, длиной метра четыре, почти до самой стены. Свободный конец полосы опускался до черного зеркала воды. Благодаря сегментам отверстий, оставшимся по краям ленты, ею можно было пользоваться как лестницей. Я дернул ее раз-другой — она показалась достаточно прочной, чтобы выдержать нашу тяжесть. Мы осторожно полезли вниз, ноги коснулись холодной поверхности, и мы спрыгнули в воду — сразу по шею. Не выпуская из рук косо натянутой ленты, пили и пили, пока не забулькало в животе. Я еще умыл лицо и теперь чувствовал себя бодрым. Сил сразу прибавилось. Какое это было блаженство! Роберт тоже повеселел, как от прикосновения волшебной палочки; он отпустил ленту, поплыл и в два взмаха достиг стены. Мы обследовали это замкнутое пространство — колодец четырех-пяти метров в поперечнике, Потом я нырнул, но, хотя ушел как мог глубоко, так что зазвенело в голове и от давления заболели уши, мне не удалось ни дна достать, ни обнаружить какой-нибудь люк в стене. Вынырнув, я сказал об этом Роберту.

Лишь сейчас, когда мы были по шею в воде и только слегка прикасались к свисающей сверху эластичной полосе, мы вдруг заметили, что наши тела перестали светиться, — только плавающая рядом искусственная рыба излучала бледно-голубой свет.

— Может, здесь граница того пространства, понимаешь?! — возбужденно сказал Роберт. — А это выходной колодец: корабль частично погрузился в озеро, и здесь его уровень!

— Озера?

— Ну да! Пронырнуть бы до конца этого проклятого колодца и выбраться наружу!

Я услышал, как он глубоко вдохнул, набирая воздух для нырка. Потом сильно оттолкнулся и едва видимой белесой чертой ушел вниз, исчез в глубине — только вода около меня слегка запенилась от пузырьков воздуха. Я уже начал беспокоиться, когда он появился на поверхности, судорожно хватая ртом воздух.

— Бесполезно, черт возьми! — сказал он прерывающимся голосом.

— Что ты делаешь?!

— Пробую стену ножом, — буркнул Роберт.

Но он не добрался до пустого пространства, хоть и всадил нож по самую рукоятку; стены колодца оказались толстыми.

— Поосторожнее, еще уронишь нож, — сказал я. — И давай вылезать. Дьявольски холодно.

Молча мы выбрались наверх. Только здесь нам стало по-настоящему холодно; мы отряхивались от воды и выжимали ее из волос, энергичными движениями восстанавливая кровообращение. Наши тела снова слабо светились в темноте. Должно быть, таково было свойство этого пространства.

— Неплохо мы начинаем, — заговорил Роберт. — Продырявим им стены…

Я заметил блеск на его запястье.

— Твои часы ходят?

— Да. Водонепроницаемые.

Он посмотрел на циферблат.

— Сидим здесь уже восемь часов… Ты голоден?

— Пожалуй.

— Я тоже. Что будем делать?

— Пошли еще раз к тем огням. Там должны быть еще коридоры, нужно их исследовать…

— Я был в одном, — сказал Роберт. — Сжимался как мог, но в конце концов не сумел пролезть даже на четвереньках. Потом пошел в другую сторону, где этих огней больше всего, там есть какое-то большое углубление и наклонная шахта, немного похожая на эту, но уже. Внутрь я не входил, побоялся, что не сумею вылезти. Там какие-то зеркала или что-то в этом роде…

— Зеркала?

— Не знаю, я увидел невдалеке самого себя, но нечетко, как сквозь туман.

Некоторое время мы стояли в нерешительности.

— Знаешь, что я подумал? — снова заговорил Роберт. — Это проклятая кукла совершенно выбила меня из колеи. Признаться, я потерял голову. Потом мне это показалось недоразумением, но таким нелепым…

— Космическим…

— Да. Да. Но это может быть еще чем-то иным. Не стоило бы обращать на это внимание, но не всегда то, что кажется невинным, невинно на самом деле… Помнишь, ты говорил об этих обезьянах и ракетах? Мне вспомнилась фотография обезьянки, которую одели в хорошенькую, подбитую мехом курточку, а на голову надели летный шлем… Она, наверно, думала, что это какая-то игра, а ее взяли и выстрелили в ракете на пятьсот километров!

— Думаешь, наша ситуация?..

— Я этого не говорю. Но как-то ассоциируется…

— У тебя слишком богатая фантазия для нашего положения, — сказал я. — Ну что ж, веди к этому углублению и шахте, поглядим…

Как обычно бывает, дорога по коридору теперь, в третий раз, показалась гораздо короче; скоро коридор кончился, и нас окружили рои огней.

— Это, пожалуй, не… они, — понизив голос, сказал Роберт. Он остановился и уставился в огненное облако, проплывающее мимо нас. — Хотя… эти изменения света могут быть языком. Что? Как ты думаешь, многое понимала обезьянка из тех звуков, которые издавали люди, сажавшие ее в ракету?

— Оставь ты в покое эту несчастную обезьяну! — огрызнулся я.

Роберт двинулся вперед, туда, где я до тех пор не был. Светящееся облако осталось позади; мы пробирались между приземистыми, примерно в человеческий рост, грушевидными образованиями. Я коснулся одного из них поверхность была твердой и гладкой.

— Здесь, — сказал вдруг Роберт, останавливаясь.

Мы находились на дне пологой воронки; вокруг поднимались эти грушевидные образования, будто слепленные из комьев, похожих на картофелины; над нами, на высоте, которую трудно было определить, густо кружились огни, создавая как бы небосвод этого пространства. В их свете было видно зияющее перед нами, окаймленное круглым валиком отверстие шахты. Она косо падала вниз; мне удалось разглядеть лишь несколько метров стен, дальше они пропадали во мраке. Я ждал, пока глаза привыкнут к темноте, и через некоторое время действительно увидел, что шахта заканчивается плоской черной поверхностью, которая иногда неярко поблескивает. Я поискал в карманах какой-нибудь ненужный предмет, ничего не нашел и оторвал пуговицу от рубашки. Бросил ее вниз; она соскользнула по наклонной стене и со слабым всплеском исчезла в черном зеркале.

— Там вода! — сказал я с удивлением.

— Раньше ее не было, — ответил не менее удивленный Роберт.

— Мне кажется, здесь мы куда выше, чем там, у темного колодца… Значит… Неужели уровень воды поднялся?

— Может, тут и нет единого уровня, в одних помещениях вода поднимается, в других опускается, — заметил Роберт.

Мы долго стояли над темным отверстием.

— Немного погодя заглянем сюда еще, — сказал я. — Посмотрим, изменится ли что-нибудь. А теперь… где… Ты говорил, что открыл еще что-то?

— Никакое это не открытие, — ответил Роберт. — Пошли.

Насколько я мог сориентироваться, мы находились в центральной части этого огромного зала. Вблизи его стен светящиеся переплетения шли довольно низко, так что местами загораживали дорогу, но здесь они создавали высокие, непрерывно мерцающие своды. В этом непостоянном, но сильном свете перед нами открылась круглая впадина, дно которой лежало примерно на метр ниже того места, где мы остановились. Посреди высилось внушительных размеров сооружение; ничего подобного я никогда не видел. Верхняя часть была похожа на выпуклый зеркальный щит, на котором играли уменьшенные отражения огней; этот щит возносился на шишковатых колоннах, сдвинутых вплотную, так что между ними вряд ли можно было просунуть палец. Они излучали мутный желтоватый свет.

— Ты был внизу? — обернулся я к Роберту.

— Нет.

— Давай спустимся.

По наклонному краю мы соскользнули на дно углубления. Теперь оно казалось кольцевым желобом; я мог охватить взглядом только его часть остальное заслоняла высившаяся в центре громада. Я решил обойти ее вокруг. Через несколько шагов Роберт остановился и пожаловался на головокружение. Мне тоже было не по себе. Поддерживая друг друга, мы подошли к янтарно тлеющим колоннам и уселись у их основания. Роберт приложил ко лбу металлическую рукоять ножа.

— Мне уже лучше, — сказал он, открывая глаза. — Не может быть, чтобы мы попали сюда случайно. — Он положил нож рядом с собой. — Твои крысы, входя в лабиринт, тоже… — Он замер с полуоткрытым ртом. — Лабиринт! Лабиринт! — повторил он чуть слышно.

Я намеренно громко рассмеялся.

— Роберт, ты неисправим. Где здесь лабиринт? Этот кольцевой желоб? Где здесь можно заблудиться? Выбирать дорогу? Снова твои аналогии — сначала макака, теперь крысы — нет, мой дорогой… Что это?! — воскликнул я внезапно.

Роберт в это время тянулся к ножу. Мы оба смотрели на этот длинный нож с металлической ручкой, он лежал в желтом свете у основания колонны, и вдруг она начала стремительно разгораться, нож запылал огнем, отраженным в клинке, а потом стал серым, потом прозрачным и растаял. Исчез… Роберт, пытавшийся схватить его, сжал пустую ладонь. Не издавая ни звука, как завороженные, смотрели мы на пустое место. Меня снова охватило неприятное ощущение, как при начале морской болезни. Янтарное сияние колонны медленно бледнело… На прежнем месте появилась прозрачная удлиненная тень, окрасилась серебром… и вот нож лежал, как и раньше, спокойно отражая свет.

Роберт не решался протянуть руку, и я взял нож. Металл был теплый, словно нагретый прикосновением к телу. Мы медленно посмотрели друг на друга.

— Оптический обман… — заговорил я, не веря собственным словам.

Роберт молча оглядел колонну, притронулся к ней рукой, вдруг резко, испуганно повернул ко мне лицо.

— Что?..

— Слушай!

Я услышал слабый стук… отзвук шагов. Роберт мгновение сидел неподвижно, определяя, откуда доносятся звуки, вскочил и пошел туда. Я за ним. Шаги впереди на секунду стихли… послышались снова, торопливые, как будто кто-то от нас убегал. Мы побежали оба, Роберт на три шага впереди. Вдруг из-за поворота показались спины двух бегущих, как и мы, людей. Один — он был на полголовы выше — тянул за руку другого, тот, казалось, упирался. Удивление словно парализовало меня, я замедлил шаг, остановился… те обернулись… мы смотрели друг на друга. Тот, что пониже, был Роберт. Тот, который его тянул, — я сам. Роберт — тот, другой, — испуганно вскрикнул и бросился бежать, а настоящий Роберт, застывший было в двух шагах от меня, погнался за ним. Второй человек, похожий на меня, как отражение в зеркале, все еще стоял; когда Роберт пробегал мимо, он попытался схватить его за руку и крикнул что-то, чего я не понял, но Роберт увернулся и исчез за поворотом; тот сейчас же кинулся за ним. Может быть, секунд десять я стоял один, потом побежал за ними. Я не успел сделать и шага, как послышался шум борьбы, сдавленный стон и грохот. Заметалось эхо, возвращая плаксивые, вихрящиеся голоса со всех сторон сразу. Я увидел Роберта. Он полулежал у желтоватой мерцающей колонны и держался за горло. Я задел ногой за какой-то предмет — нож. Он касался острием небольшого пятна. Я машинально наклонился и поднял его. Острие было вымазано чем-то липким, темным. Я взглянул на Роберта. Он сидел, массируя себе горло. Попытался что-то сказать. Начал кашлять и отплевываться, потом, умоляюще глядя на меня, прошептал:

— Он… он душил меня…

— Что произошло?

— Я не хотел! Думал, это какой-то призрак, обманка… Хотел только увидеть его вблизи, коснуться…

Снова закашлялся. Вдруг вскочил и медленно, сгорбившись, подошел ко мне. Долго смотрел мне в лицо стеклянными глазами.

— Кто ты такой?! Кто ты такой?! — крикнул он страшным голосом.

Я схватил его за руку; некоторое время мы боролись. Когда он попробовал кусаться, я ударил его. Он упал на колени.

— Возьми себя в руки, ты, тряпка! — крикнул я.