Самый первый клиент Линуса, Йоран, настолько разошелся, что, занюхав первые два грамма, решил прикупить еще пять. Когда Линус принес заказ, он был необычайно перевозбужден, и Линус предложил ему притормозить. Йоран заверил, что все под контролем, а товаром заинтересовались его друзья. Линус ему не поверил.

Когда вечером позвонил Алекс, Линус уже аккуратно сложил сто тысяч крон в пакет и спрятал его в ящик со старым «Лего». Пришлось доложить две тысячи из собственных денег – покрыть то, что некоторым давал на пробу.

– Как оно? – спросил Алекс.

– Продано.

– Все?

– Все.

– Супер. Разбираешься в машинах?

– Немного. А что?

– Приходи в третий паркинг. Второй этаж. И возьми все, что надо.

Не успел Линус спросить, имеет Алекс в виду деньги или инструменты, как тот повесил трубку. Линус решил не рисковать и положил пакет с деньгами в спортивную сумку, в которую собрал и основные инструменты для авторемонта.

Ходить с такими деньгами было стремно, и, выйдя во двор, Линус первым делом достал из сумки молоток и засунул его в задний карман, а затем отправился в паркинг номер три. Ручка сумки скользила в потной руке, и он быстро и лихорадочно – как вообще-то делать не следует – сканировал окрестности.

Когда Линус открыл дверь в паркинг, мандраж усилился. Он качал в Интернете слишком много фильмов. Наркота, бабло, паркинг. Комбинация, не предвещающая ничего хорошего. Он держал правую руку за спиной, на рукоятке молотка, и мечтал о том, чтобы это была рукоятка пистолета.

Линус поднялся на второй этаж и, увидев, что Алекс машет ему рукой, едва не кинулся к нему. Как только он отдаст пакет с деньгами Алексу, он пересечет финишную черту и будет вне опасности, и Линус мечтал, чтобы это произошло прямо сейчас. Прежде чем послышится визг колес и все полетит к чертям. Когда Линус подошел к Алексу, виляя бедрами, словно упражнялся в спортивной ходьбе, тот ухмыльнулся.

– Что с тобой? – спросил он. – В штаны наложил от страха?

– Эх, – только и выдавил из себя Линус, хотел добавить что-то крутое, но в голову ничего не пришло, и он еще раз произнес: – Эх.

– Как боженька смолвил, – заключил Алекс и, когда Линус достал пакет, отвел глаза в сторону. – В багажник, идиот.

Линус собирался извиниться, но промолчал и распахнул приоткрытый багажник, поднял крышку над запаской и засунул туда пакет. Алекс покосился на него и кивнул. Линус надеялся, что он спросит, как все прошло, а он расскажет о своей гениальной идее с печеньем, но Алекс лишь сказал:

– Какая-то лажа с аккумулятором. Не заряжается.

– Значит, генератор.

– Или карбюратор. Или катамаран. Аккумулятор не заряжается. А я хочу, чтобы заряжался, ясно?

Только сейчас Линус посмотрел на машину. Обычный «Форд-Фиеста» 2008 или 2009 года. Еще и красный. Бандосы на таких не ездят. Линус открыл капот и ключом попробовал открутить гайки на генераторе, но они заржавели и не поддавались. Он распылил на них растворитель и облокотился на крыло в ожидании его действия.

– Как прошла встреча? – спросил он.

– Какая встреча?

– С… ним.

Алекс уставился на него, и Линус напрягся, чтобы не отвести взгляд. Его небольшое преимущество состояло в том, что он чинил машину Алекса и поэтому мог позволить себе зайти немного дальше, чем обычно. Выражение лица Алекса смягчилось, и он покачал головой.

– Знаешь что? – спросил он и понизил голос: – Он ведь отсюда.

– Из Сарая?

– Угу. Это он орудовал в прачечной, ну, ты знаешь.

– Когда люди пропадали?

– Да.

Когда Линус толкал таблетки, он слышал о том, что творилось в прачечной десять лет назад. Там стирали белье для Каролинской больницы и через своего человека внутри оттуда выносили для дальнейшей продажи тяжелые препараты, заворачивая их в простыни и полотенца.

У чувака, который всем рулил, была жуткая внешность, и люди, встававшие у него на пути, пропадали. Он расширил бизнес и начал толкать серьезный товар, которым его не могли снабжать из больницы. В то же время всходила звезда Чиво, а однажды пропал и сам чувак из прачечной. Вот и вся история. До этого момента.

Линус высвободил генератор и аккуратно поднял его, чтобы не повредить провода. Крепления проводов тоже заржавели, и, возможно, дело было в плохом контакте между аккумулятором и генератором. Линус снова распылил спрей и принялся ждать.

– В итоге он ведь тоже пропал? – спросил Линус.

– Да. Но теперь вернулся.

– Где он был?

Алекс фыркнул:

– Он же не рассказывал мне историю всей своей жизни.

Линус снова занялся генератором. Отвернул крепления, почистил их наждачной бумагой и затянул. Когда нагнулся, чтобы поставить генератор на место, спросил, надеясь, что вопрос прозвучит невозмутимо:

– И как же он выглядит?

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Не-а. Не знаю.

По тону Алекса стало ясно, что разговор на эту тему окончен. Закрепляя генератор, Линус размышлял, как можно было встретиться с кем-то и не знать, как этот человек выглядит. Вариантов было несколько, но, может, Алекс просто давал понять, что не собирается делиться этой, без сомнения, важной информацией. Линус выпрямился и сказал:

– Попробуй сейчас.

Алекс сел за руль, включил зажигание и вопросительно развел руками.

– Там есть лампочка, – сказал Линус. – С изображением батарейки. Горит?

– Нет.

– А раньше горела?

– Да.

– Хорошо. Тогда все в порядке.

Алекс выключил мотор и наклонился к пассажирскому сиденью. Выйдя из машины, он держал в руках пакет, который опустил в сумку Линуса.

– То же количество, – сказал он. – Получишь тридцать.

– Тысяч?

– Нет, сотен, идиот. Тридцать сотен. Так ведь говорят?

– То есть… это тысячи?

Линус терпеть не мог выглядеть неуверенно, но нужно было четко это проговорить, чтобы не возникло проблем. А если все же возникнут, что он сможет сделать? Алекс посмотрел на Линуса как на пятилетнего ребенка и медленно произнес:

– Да, Линус. Тридцать. Тысяч. Крон.

– А за машину ничего не накинешь?

Баланс до некоторой степени восстановлен. Линус собрал инструменты и закрыл капот. Может, пойти дальше и заметить, например, что машина совсем не похожа на ту, в которой ездит рэпер 50 Cent? Он решил, что не стоит испытывать судьбу.

Линус взял сумку и приготовился уйти, чтобы с новыми силами приняться за распространение. Оставался лишь один вопрос, который он хотел задать, хотя толком не знал, что тот означает.

– Тебе дали… попробовать?

Реакция Алекса оказалась неожиданной. Линус боялся, что он разозлится или отмахнется. Но глаза Алекса расширились, во взгляде появилось что-то блаженное, как у того, кто вспоминает лучший в жизни секс или наркотрип. Алекс кивнул в сторону сумки Линуса и сказал:

– Шняга, которую мы толкаем, Линус. Это ничто. Ничто.

2

Выйдя из паркинга со ста граммами в сумке, Линус почувствовал, что немного успокоился. Во дворе можно бежать. Сумка не тяжелая, так что не помешает. По дороге к подъезду Кассандры он думал о том, что рассказал Алекс. Одна деталь была особенно интригующей: чувак, восседающий на троне, был из Сарая. Выходит, можно начать путь в этом обезьяннике и все же забраться на вершину дерева кола.

Шняга, которую мы толкаем, – ничто.

Что же это за чувак? С одной стороны, у него был кокаин невероятной чистоты, который он отдавал за бесценок, а с другой – что-то еще, на фоне чего этот кокс казался ничем. Линус ходил по краю тайны, и это его одновременно пугало и бодрило. Это было нечто иное.

Он шел, глядя в землю, а когда поднял глаза, то остолбенел. У соседнего с Кассандрой подъезда стояла полицейская машина. Что-то щелкнуло в ногах, тело приготовилось спринтовать. Но машина была пуста. Полицейский наверняка вошел в подъезд и сейчас ругался с каким-нибудь бедным алкашом, который избил свою несчастную жену.

Одна только мысль о людях в униформе, которые могут войти в любую квартиру и делать все, что пожелают, разожгла в груди у Линуса пламя ненависти. Несмотря на то, что он нес сто грамм товара, а значит, надо быть тише воды ниже травы, он достал из сумки отвертку. Медленно прошел вдоль машины и поцарапал ее. Пламя начало угасать и больше не угрожало сжечь ему сердце. Линус положил отвертку в сумку и продолжил путь к подъезду Кассандры.



Кассандра выглядела разбитой. Волосы, которые обычно были похожи на зачесанную наверх розово-черную львиную гриву, сейчас безжизненно свисали, подводка для глаз размазалась. Тональник она не нанесла, и, хотя прыщей у Кассандры было в два раза меньше, чем у Линуса, кожа у нее была очень грубой.

Линус закрыл за собой дверь и уже собирался сказать что-нибудь убийственное, но глаза Кассандры были настолько несчастными, что он растерялся и лишь спросил:

– Как твои дела?

– Я так устала, Линус. Ужасно устала.

– Болеешь?

– Естественно. Я всю свою гребаную жизнь болею.

Линус прошел в кухню и выложил товар на стол. Партия была упакована, как в прошлый раз: туго обернута пленкой в несколько слоев. Линус провел по ней пальцем.

– На этот раз будет бабло. Шесть штук тебе.

– И двадцать четыре тебе.

– Да.

– Хорошо.

Несмотря на общее состояние Кассандры, Линуса раздражало, что их успехи в бизнесе не вызывают у нее энтузиазма. Он спросил:

– Что-то не так?

– Да все.

– Случилось что-то?

– Да ничего.

Линусу не терпелось начать толкать товар, но для этого Кассандра должна сделать свою часть работы. Судя по ее виду, она была не в состоянии даже вскрыть пакет.

– Завтра работаешь? – поинтересовался Линус.

– Не напоминай.

– Почему бы тебе не бросить свою дерьмовую работу? С этой партией я разберусь за несколько дней, потом придет новая. Ты заработаешь раза в четыре больше, а делать надо гораздо меньше.

– И что? – Кассандра пожала плечами.

– Что «и что»? Ну, типа… качество жизни.

Кассандра улыбнулась настолько жалостливой улыбкой, что она была больше похожа на гримасу.

– Существует картина депрессии, – сказала она. – Вот такая: находиться в клинической депрессии. Значит, лежать на кровати. На столе в паре метров таблетка. Если ее принять, депрессия пройдет. Но для этого надо встать с кровати. Подойти к столу. А на это нет сил. Это того не стоит.

Кассандра дотронулась до тряпки, которую надо было выбросить полгода назад.

– Так что… качество жизни. Не.

– Совершенно ненормальная картина, – сказал Линус. – Ясное дело, надо подняться и принять таблетку.

– Ты не понимаешь, – ответила Кассандра. – Реально не понимаешь. Ты мог бы сказать, что я заработаю на этом в десять раз больше, а работать придется пять минут в день. Чтобы это делать, мне надо жить. И в этом проблема.

– Ты что, собралась покончить с собой? Ты это прекращай.

Кассандра покачала головой.

– Ну как ты не можешь понять? Самоубийство – как та таблетка. Не. Стоит. Того.

– Тебя послушай – так и сам впадешь в депрессию. Ты не можешь просто…

– Что, Линус? Взять себя в руки? Ну конечно. А ты не можешь просто успокоиться? Мы больны. Просто очень по-разному.

– Ты принимаешь лекарства?

– Ты же сам видел. Я принимаю двенадцать таблеток в день. Я, блин, как ходячая аптека. Без таблеток я бы здесь не стояла. А лежала бы на кровати и меня бы трясло. И то, что именно ты спрашиваешь, принимаю ли я лекарства, это какая-то гребаная шутка.

– Вот такой я развеселый парень, сама знаешь.

– Да, Линус. Ты развеселый парень. Это мне в тебе и нравится. Подвинься, чтобы я могла начать.

Кассандра перестала держаться за мойку и пошаркала к столу, чтобы достать инструменты. Линус никогда не видел ее в таком плохом состоянии. Хотя апатия Кассандры его раздражала, бездонная печаль в ее глазах не могла не тронуть. Когда она подошла к нему вплотную, он положил ладони на ее прыщавые щеки и поцеловал в прыщавый лоб.

– Чувствуешь? Хоть что-нибудь? – спросил он.

– Нет. Но все равно спасибо.

3

Линус спускался по лестнице, держа в руке сумку, в которой звенели инструменты. Его отношение к Кассандре было двойственным. С одной стороны, он считал ее самой уродливой и сложной девушкой в мире, и мысль о том, что он с ней спал, была ему почти отвратительна. С другой стороны, она самый близкий ему человек, крепко привязанный к нему нитями похожей судьбы. Он хотел помочь ей выбраться отсюда, дать ей лучшую жизнь. Он мог пойти к тому столу и принести ей таблетку, даже если бы пол был покрыт осколками, а идти пришлось босиком.

Линус не понимал, как ему одновременно хочется заехать ей по лицу и нежно обнять, чтобы отогнать мучащих ее демонов. Рядом с Кассандрой его не отпускало сидящее глубоко внутри ощущение безнадеги.

Линус открыл дверь подъезда и вышел во двор. Он успел сделать лишь несколько шагов, как вдруг из темноты послышался голос:

– Можно проверить вашу сумку?

Двое полицейских, мужчина и женщина, шагнули из тени в пятно света от фонаря над подъездом. У мужика обычная для легаша рожа с выражением отполированного равнодушия. Баба такого же роста, как и он, и, судя по мужеподобной внешности, лесба.

– Не-а, – не останавливаясь, ответил Линус.

Мужчина схватил его за плечо. Их что, специально учат этому приему? Приему, который Линус ненавидел больше всего на свете. Который предназначался для того, чтобы превратить его в ничтожество, который словно говорил: я могу сделать с тобой все, что захочу. Женщина выдернула сумку у него из рук.

– Мы спросили вежливо, – сказала она. – А ты ответил невежливо.

– Несколько квартир ограбили, – сказал мужчина, который стал больше похож на нормального человека, – …так что люди с сумками… ну, сам понимаешь.

– Так, здесь у нас инструменты, – сказала женщина и подняла открытую сумку, чтобы коллега увидел содержимое. Она обернулась к Линусу и стала похожа на еще более жесткую лесбуху:

– Как ты объяснишь, зачем тебе все это?

– Спрей и гаечные ключи, – ответил Линус. – То, что надо для взлома дверей, да?

– Я задала тебе вопрос.

– А мой ответ доказывает, что вы идиотка.

Женщина встала так, что ее лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Линуса. От нее пахло несвежим бургером.

– Так вот ты какой, – сказала она и дотронулась указательным пальцем до его груди. – Крутыш. Посмотрим, что у тебя в карманах.

Рука. Указательный палец. Вражеские самолеты, кружащие над границей, нарушающие воздушное пространство только потому, что могут себе это позволить. Зенитные орудия. Увидеть, как самолеты взрываются огненными шарами. Линусу пришлось призвать на помощь все имевшееся у него самообладание, чтобы не совершить какую-нибудь глупость, пока мужик держал его за руки, а баба рылась в карманах. Бумажник, ключи. Она проверила его удостоверение личности и спросила, тряся связкой ключей:

– От чего они?

– От твоей жопы.

По движению руки мужика Линус почувствовал, что тот чуть не рассмеялся, и это еще больше разозлило бабу. Может, она в него влюблена, но, поскольку она лесба и к тому же такая страхолюдина, между ними никогда ничего не будет, и это выводит ее из себя. Она бросила связку ключей в кусты, взяла бумажник и сказала:

– Придется тебя проверить.

Баба пошла к машине с сумкой в руке, позади мужик вел Линуса. В его хватке не чувствовалось уверенности, это было ее шоу. Она открыла дверцу и вдруг остановилась, вынула из-за пояса фонарь и включила его.

– А это еще что? Стаффан, глянь сюда!

Царапина Линуса только подлила масла в огонь. Стаффан дотащил Линуса до машины, сейчас его хватка стала сильнее. Баба посмотрела на Линуса, на машину, на сумку. Затем достала отвертку, посветила на нее фонариком, изучила остатки краски.

– Значит, так, Линус, – сказала баба. – Теперь у тебя настоящие проблемы. Черт, как же я зла. В машину его.

Мужик подтолкнул Линуса к задней двери и положил ладонь ему на макушку. Цель этого жеста Линус никогда не понимал. Видимо, еще одна демонстрация власти, еще один прием. У меня твоя голова, твои мысли, ты мой.

Мужик закрыл за Линусом дверь и занял место на переднем сиденье, а баба села рядом с Линусом и достала ноутбук. Ее руки тряслись, челюсти напряглись до предела. Если бы это было возможно, из ушей у нее пошел бы пар. Она начала барабанить по клавишам, но остановилась, на мгновение дала трясущимся пальцам отдохнуть, затем закрыла крышку ноутбука и сказала:

– Знаешь что? Из этого ни черта не выйдет. У меня нет на это сил. Лучше сделаем вот что.

Не успел Линус сказать что-то в свою защиту, как она что было силы ударила его по почкам. От боли, парализовавшей правую сторону тела, Линус сложился пополам. Баба схватила его за правое запястье и отогнула мизинец.

– Марго, твою мать, – произнес Стаффан.

– Да, мою мать. – Марго продолжала гнуть палец, пока чуть его не сломала. – Когда-то же надо преподать им урок.

Линус набрал воздуха, чтобы закричать, но Марго положила одну руку ему на затылок, а вторую на рот.

– Закрой пасть. Твое слово против нашего. У тебя нет шансов. Понял?

Линус попытался ее укусить, но она отдернула руку и залепила ему пощечину.

– Понял?

Жгучая боль пробежала от мизинца Линуса до плеча, на глаза навернулись слезы.

– Марго, мать твою, – повторил Стаффан и вышел из машины. Линус собрал во рту всю слюну и плюнул Марго в лицо. Ярость в ее глазах сменилась безумием, и могло произойти что угодно, не открой Стаффан дверцу со стороны Линуса и не вытащи его из машины. Линус оказался на асфальте лежа на спине.

– Ненавижу вас! – заорал Линус. – Я знаю ваши имена, уроды. Я убью вас!

Полицейская машина рванула с места и выехала из двора. Бумажник лежал у Линуса на груди, но сумку и инструменты они забрали с собой. Встав на ноги, чтобы найти ключи, Линус услышал, как где-то поблизости закрыли окно.

А глаза есть?

Глаза есть всегда.

4

Линус нашел ключи и прихрамывая пошел домой. Когда его выкинули из машины, он ударился бедром, а мизинец болел, словно Линус держал палец в расплавленном стеарине. И все-таки он был очень доволен.

Он не прогнулся. Да, когда Марго почти сломала ему палец, на глазах выступили слезы, но он заплакал не от отчаяния, а просто от боли. Ей не удалось сломить его ни на миллиметр, он победил. Если за Линусом наблюдали, он надеялся, что об этом сообщат наверх.

Ему невероятно повезло. Если бы полиция приняла его с деньгами или – еще хуже – с товаром, тут не обошлось бы только их средневековым правосудием. В ход снова пошла бы система, и на этот раз все не закончилось бы исправительным центром. Подходя к своему подъезду, Линус расхохотался про себя. Он лишился инструментов, бедро болело, мизинец почти отваливался, а он все равно рассуждал так, словно выиграл в лотерею. А вы говорите – «смирись».

Возможно, отличное настроение вызвал всего-навсего прилив адреналина, ведь уже в лифте веселость Линуса сошла на нет. В зеркале на него смотрела та же бледная прыщавая крысиная физиономия, которую видели и полицейские, а потом решили, что с ним можно обойтись как с куском дерьма. Радостные мысли испарились, и на Линуса нахлынула ненависть.

Стаффан и Марго. Стаффан и Марго.

Он попытался мысленно поместить их в самые забористые сцены из виденных им ужастиков. Вот Стаффану втыкают в глаза иголки и отпиливают ногу, как в «Кинопробе». Марго он прогнал через большее количество сцен и в итоге остановился на «Аде каннибалов». Вогнать жердь ей в задницу, чтобы вышла изо рта, да так и оставить.

Когда Линус открыл дверь в квартиру, то сразу увидел Хагге. Пес в ужасе уставился на него, словно смог заглянуть в его голову, где тряслась в конвульсиях Марго. Линус присел на корточки и протянул руки к Хагге, а тот приковылял к нему и лизнул ему правый мизинец. Сначала Линус почувствовал жжение, потом стало немного легче.

Что не так с этим псом?

Голоса в гостиной. Томми и мама. Шуршание купюр. Наверное, Бетти опять проиграла все деньги, и дяде Томми пришлось вмешаться. Не в первый раз. Линус поднялся и проскользнул в свою комнату.

5

Однажды, когда Линусу было пятнадцать, он слонялся по району и вдруг увидел фургон фирмы по поклейке обоев. Задняя дверь фургона была приоткрыта. Линус никогда не упускал халяву и стащил шесть рулонов.

Когда он дома вскрыл один рулон, выяснилось, что ему повезло. Украденные обои выглядели дорого. Плотная бумага, покрытая темно-красным, похожим на бархат материалом, в который вплетены золотые нити. Они с Матти потратили полдня на поклейку, и, когда все было готово, Матти упер руки в боки и подытожил: «Реальное цыганское гнездо». Он гордился своим кале-цыганским[37] происхождением, поэтому Линус воспринял сказанное как комплимент. Кассандре комната напоминала бордель.

Что видел сам Линус, он не рассказывал даже Кассандре. Если стены – это кожа комнаты, то благодаря обоям Линус находился под кожей, а золотые нити были артериями. Лежа на кровати, он словно оказывался внутри тканевого кокона. Это успокаивало.

В комнате было два окна. Одно выходило на Норртулль, но с кровати видно было только небо. Другое находилось у изножья кровати, и это был постер с изображением Милы Кунис. Ее широко открытые изумрудно-зеленые глаза были смотровыми окнами в незнакомый и прекрасный мир. Кассандра дразнила Линуса за этот постер, считала его типично подростковым, но она просто не понимала.

Дело в том, что Мила Кунис была на сто процентов недостижима. Она символизировала то, от чего такой парень, как Линус, был полностью отрезан. На данный момент. Но он сделал первый шаг к двери. Скоро сделает еще. Постучит. И дверь откроется. До Милы на том же месте висел Гарри Поттер – и, как теперь понимал Линус, выполнял ту же функцию. Другой, волшебный мир.

Линус лег на кровать, положил руки под голову, скривился, когда в мизинце появилось чувство жжения, и переложил правую руку на грудь. Нужно заняться планированием. Самый важный вопрос: сделает ли он шаг к центру.

Рокста передал пару граммов своим пижонистым дружкам, Эрику и Юхану, и те пришли в восторг, как и все, кто пробовал товар Линуса. Через два дня они собираются большой компанией в гламурном клубе «Уайт Рум» и хотят, чтобы Линус пришел и, как они выразились, принес немного радости.

Линус сам ни за что не сунулся бы на незнакомую территорию, но с этими клиентами была договоренность, они будут действовать осторожно, и все же он сомневался. Он никогда не был в подобном заведении и не знал тамошних правил. А в незнакомом месте легко заблудиться, оступиться и получить чем-нибудь увесистым по башке.

Скотт Вестерфельд

Мила Кунис вызывающе смотрела на него. «Уайт Рум» – нехилое продвижение для пацана, который шарится по зассанным подъездам и толкает дурь. В дверь постучали, и послышался голос дяди Томми:

Тайный час

– Можно войти?

Моей матери

Вставая с постели, Линус ударился рукой об опору кровати и засопел. Он был не в настроении для разговора, напоминающего допрос. Но дверь открыл.

8:11 Рекс

Томми, в отличие от мамы, не сканировал глазами комнату, прежде чем сесть на стул. Линус опустился на кровать, старался не показывать, насколько болит рука. Томми посмотрел на изображение Милы Кунис и сказал:

В первый день занятий коридоры средней школы в Биксби всегда были устрашающе ярко освещены. На потолках жужжали лампы дневного света. Их ребристые пластиковые колпаки к началу учебного года были вымыты и очищены от трупиков дохлых насекомых. Свеженатертые полы сверкали, отражая жесткие лучи сентябрьского солнца, которое било в раскрытые настежь парадные двери школы.

– Кажется, я собираюсь… остепениться.

Этого Линус никак не мог ожидать.

Рекс Грин шел медленно, гадая, как это ученики, мчащиеся мимо него, могут вбегать в это здание. Каждый шаг давался ему с трудом, он мучительно сражался с величественным блеском средней школы Биксби, с мыслью о том, что ему придется провести в этих стенах еще целый год. Для Рекса летние каникулы служили убежищем, и каждый год в этот день он с упавшим сердцем чувствовал, что его как будто только что нашли, изловили, словно беглого каторжника, осветив слепящим фонарем.

– Ты что, надумал жениться?

Рекс жмурился от солнца и то и дело подталкивал пальцем сползающие с переносицы очки. Как он жалел, что нельзя было опустить поверх толстенных стекол с диоптриями вторые, темные. Была бы еще одна преграда между ним и средней школой Биксби.

– Не, но жить вместе. Наверное.

– С Анитой? Этой старой шлюхой?

Все те же физиономии. Тимми Хадсон, который почти каждый день поколачивал Рекса в пятом классе, проскочил мимо, даже не взглянув его сторону. Несущаяся к распахнутым дверям толпа была полна заклятых мучителей, просто одноклассников и друзей детства, но казалось, его теперь никто не узнает. Рекс плотнее запахнул полы длинного черного пиджака и прижался к стоявшим в ряд у стены шкафчикам. Он ждал, пока толпа рассосется, и гадал, когда же это он ухитрился стать невидимкой. И почему. Возможно, все дело в том, что теперь для него мало значил дневной свет.

Томми это задело.

Он опустил голову и стал бочком пробираться к своему классу.

– Зачем ты так говоришь?

Вот тут-то он и заметил новенькую.

– Это же факт. Мать опять спустила все деньги, да?

Его ровесница. Ну, может, на год помладше. Волосы темно-рыжие, через плечо — зеленая сумка с книгами. Рекс ее раньше ни разу не видел, а для такой маленькой школы, как средняя школа Биксби, это было довольно-таки необычно. Но то, что она новенькая, не было самым странным.

Томми сидел не двигаясь и смотрел на него. Долго. Еще пару лет назад этот взгляд заставил бы Линуса сдаться и сказать: «Прости, просто дико болит рука», но не теперь. Теперь его так просто не сломить, он это доказал. Линус думал, что Томми будет трындеть про кокс, но тот снова его удивил:

Она расплывалась.

– Ты слышал песню «Со мною всегда небеса»?

Ее лицо и руки словно бы окутывала тончайшая дымка, как если бы она стояла за толстым стеклом. Лица всех других ребят при ярком солнечном свете Рекс видел четко и ясно, а ее лицо упорно расплывалось, как бы старательно он ни приглядывался. Как будто бы она все время оставалась чуть-чуть не в фокусе. Ну, вроде как слушаешь музыку на кассете, списанной с кассеты, которую перекатали с третьей, жутко древней.

– Вроде нет. А что?

Рекс моргал, пытаясь приглядеться, но девочка так и оставалась окутанной дымкой. Она уходила все дальше и вот-вот могла затеряться в толпе. Рекс отлепился от стены и стал проталкиваться следом за новенькой.

– Как там…

Он совершил ошибку. Ему исполнилось шестнадцать, он здорово вытянулся за лето, его выкрашенные в черный цвет волосы теперь бросались в глаза сильнее, чем раньше, и как только он принялся целенаправленно прокладывать себе путь через толпу, его невидимости как не бывало.

Несмотря на боль в руке, Линус не смог сдержать улыбку, когда Томми начал напевать мелодию. Какой-то каменный век или еще древнее. Стадия обезьян. Казалось, Томми ужасно неудобно сидеть сложив руки и издавать эти звуки.

Рекса толкнули в спину, он едва устоял на ногах. Еще толчок, и еще. Его завертели на месте, со всех сторон к нему потянулись руки, и в конце концов он вынужден был остановиться — но остановка получилась слишком резкой.

– Первый раз слышу. Какой-то пенсионерский хит или что?

А именно — Рекс на полном ходу врезался в злополучные шкафчики, стоявшие вдоль стены.

По какой-то причине этот ответ успокоил Томми. Он показал на руку Линуса:

— Проваливай с дороги, сопляк!

– Что произошло?

Кто-то влепил Рексу оплеуху. Он заморгал, перед глазами у него поплыло, коридор распался на мятущиеся цветные пятна и бесформенные комки. Слух Рекса уловил жуткий звук — это звякнули, упав на пол, его очки.

– Упал.

— Рекс потерял свои окуляры! — послышался визгливый голос.

– Упал, говоришь?

Значит, Тимми Хадсон не забыл-таки, как его зовут. Коридор огласился дружным гоготом.

– Да, упал.

Рекс вдруг понял, что шарит перед собой руками в воздухе, будто слепой. Да собственно, он почти ослеп. Без очков мир для него превращался в калейдоскоп цветных пятен.

Даже если бы Линус думал, что Томми может чем-то помочь, в данном случае это будет слово против слова легавых, а значит, бессмысленно. Томми осмотрел отек, доходящий до ладони, и спросил:

Прозвенел звонок.

– Перелом?

– Не, просто потянул или типа того.

Рекс сел на пол возле шкафчиков и стал ждать, пока все уйдут из коридора. Теперь ему ни за что не догнать новенькую. Может быть, она ему померещилась?

— Вот, — послышался чей-то голос. Рекс поднял голову и обомлел.

Томми покопался во внутреннем кармане и достал блистер таблеток. Выдавил две и протянул их Линусу.

Без очков близорукие глаза Рекса видели ее великолепно. Все, что находилось в коридоре у нее за спиной, по-прежнему представляло со-

– Что это? – спросил тот.

бой скопление расплывшихся пятен, но ее лицо виделось четко и ясно, во всех подробностях. Теперь он разглядел ее зеленые глаза. В них, подсвеченных солнцем, искрились золотые крапинки.

– «Цитодон». На ночь.

— Твои очки, — сказала она, протягивая Рексу потерю.

– Ты что, всегда носишь с собой «Цитодон»?

Даже на таком близком расстоянии он видел собственные толстенные очки как сквозь туман, а протянутую руку девочки — с кристальной ясностью. Она стала средоточием Фокуса.

– На всякий случай.

Наконец, Рекс смог заставить себя пошевелиться. Он закрыл рот и взял очки. Как только он надел их, весь остальной мир сразу же сфокусировался, а девочка стала расплывчатой.

Томми поднялся и погладил Линуса по голове. Тот не возражал, это было даже приятно: короткая пауза, временное смягчение жесткости.

— Спасибо, — с трудом выдавил Рекс.

– Береги себя, мой любимый мальчик.

— Не за что. — Девочка улыбнулась, пожала плечами и обвела взглядом почти опустевший коридор. — Похоже, мы опаздываем. А я даже не знаю, куда мне идти.

– М-м-м. Томми?

В ее голосе звучал акцент жительницы среднего запада. Этот выговор был резче мягкого оклахомского, на котором разговаривал Рекс.

Томми остановился на полпути к двери, и вдруг что-то случилось. Маска Линуса треснула и дала течь.

— Нет, — объяснил он. — Это был первый звонок. Его дают в восемь пятнадцать. А вто-

– Чувак, который рулит всем этим. Это он раньше работал в прачечной.

рой дадут в восемь двадцать. Тебе куда нужно было?

– Аптекарь? Который торговал таблетками? Это же было десять лет назад?

— Класс Т-29.

– Я ничего не говорил.

В руке девочка крепко сжимала листок с расписанием уроков.

– Это я понимаю. И не собираюсь спрашивать, откуда тебе это известно, но, Линус, пожалуйста, пожалуйста…

Рекс указал в сторону раскрытых дверей.

– Знаю-знаю.

— Это во времянках. Как выйдешь — направо. Видела, там фургончики стоят?

Когда Томми ушел, Линус проглотил таблетку «Цитодона» и улегся на кровати, зажав руки между ногами. Разница между барыгой и бегунком в том, что барыга самодостаточен. Ему не нужна чужая помощь и советы, не нужно изливать душу или плакаться кому-то в жилетку.

Девочка нахмурилась и посмотрела в сторону выхода.

Он все еще бегунок, и эта мысль была ему ненавистна. Бизнес в «Уайт Руме» для него слишком велик, ему место в подъездах на районе. Он забил на Милу Кунис и позволил себе погрузиться в опьянение от таблетки. Бегунок. А ведь не так уж плохо. Линус закрыл глаза и вспомнил песню, о которой говорил дядя Томми. И начал напевать.

— Ясно, — произнесла она растерянно. Видимо, раньше ей никогда не доводилось учиться в фургончике. — Ну ладно. Я, пожалуй, пойду.

Томми

Рекс кивнул. Как только она отошла, он снова снял очки и снова девочку увидел отчетливо, а мир вокруг распался и расплылся.

В конце концов Рекс заставил себя поверить в это и улыбнулся. Еще одна. И вдобавок — не из Биксби, штат Оклахома.

1

Может быть, хоть в этом году все изменится.

Попрощавшись с Линусом и спустившись во двор, Томми решил прогуляться к старой прачечной. Хагге оставалось лишь последовать за хозяином. Был поздний вечер, и двор погрузился в особый для спального района полумрак, который складывается из сочетания многоэтажек, кустов и разбитых фонарей. Полумрак, где найдется место всему, особенно какому-нибудь уродству.

До большой перемены Рекс еще несколько раз видел новенькую.

Бетонная лестница вела в подвальные помещения, где теперь располагался солярий «Лас-Пальмас». Южный загар за двадцатую часть стоимости путевки на Канары и никаких проблем с багажом. Томми посмотрел сквозь решетки, которыми были забраны окна, и разглядел стойку ресепшена и шторку, за которой находилась раздевалка.

Она уже успела кое с кем познакомиться. В такой маленькой школе, как эта, новые ученики неизменно вызывали огромный интерес. Всем хотелось узнать побольше о девочке. Ребята, пользовавшиеся в школе популярностью, уже заявляли на новенькую свои права, сплетничали о ней, пересказывая то, что им удалось у нее выспросить, и вовсю завоевывали ее дружбу.

Томми узнал об аптекаре уже после его исчезновения. Торговля препаратами из Каролинской больницы, и не только. В это же время Эрнесто вышел из тюрьмы и узнал, что рулит теперь Чиво. Вполне возможно, эти события связаны между собой.

Рекс отлично понимал, что неписаные законы школьной иерархии больше не подпустят его и близко к новенькой, но он все-таки слонялся поблизости от нее, прислушивался, пользуясь своей невидимостью. На самом деле это была не настоящая невидимость, ну и что? В черной рубашке и черных джинсах, с черными крашеными волосами, Рекс мог легко затеряться в тени, притаиться в углу. Не так уж много было в школе таких, как Тимми Хадсон. Большинство ребят с преогромным удовольствием не обращали никакого внимания на Рекса, и на его друзей — тоже.

Да уж, из такого материала статью не состряпаешь. Тем не менее Томми провел расследование. И выяснил, что прачечная выполняла функцию шлюза для тех, кому предстояло вернуться на рынок труда. После реабилитации, выхода с длительного больничного или лечения психического расстройства. Если они устраивались на работу в прачечную, через некоторое время можно было в теории претендовать на другие работы, которых потом никогда не предлагали.

Очень скоро Рекс кое-что узнал о Джессике Дэй.

Послышались приближающиеся шаги. Мужчина одного с Томми возраста выгуливал жизнерадостную таксу, которая тянула за поводок и рвалась во все стороны одновременно. Увидев Хагге, такса устремилась к нему. Хагге выжидал, не очень впечатлившись поведением бестолкового сородича.

Мелисса и Десс сидели на своих обычных местах в школьной столовой.