Научные экспедиции по Казахстану


Книга посвящена интересным страницам истории научных исследований Казахстана — путешествиям выдающихся ученых XIX века А. Гумбольдта, П. Чихачева, Г. Щуровского, оставивших заметный след в развитии естествознания, этнографии и ряда других наук. Впервые будут опубликованы фрагменты оригинальных маршрутных карт этих путешественников и описания тогдашнего состояния отдельных районов нашей республики, сохраняющие и сейчас свое познавательное значение.
Адресуется массовому читателю, интересующемуся историей родного края.


















ББК63.2К

Ц 93



ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ

НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ



Автор предисловия — академик Академии наук СССР А. Л. Нарочницкий

Рецензенты — доктора географических наук А. С. Бейсенова, А. П. Горбунов





Цыбульский В. В.

Научные экспедиции по Казахстану (А. Гумбольдт, П. Чихачев, Г. Щуровский. — Алма-Ата: Казахстан, 1988. — 184 с.

Книга посвящена интересным страницам истории научных исследований Казахстана — путешествиям выдающихся ученых XIX века А. Гумбольдта, П. Чихачева, Г. Щуровского, оставивших заметный след в развитии естествознания, этнографии и ряда других наук. Впервые будут опубликованы фрагменты оригинальных маршрутных карт этих путешественников и описания тогдашнего состояния отдельных районов нашей республики, сохраняющие и сейчас свое познавательное значение.

Адресуется массовому читателю, интересующемуся историей родного края.





ISBN 5—615—00406—1

© Издательство «Казахстан», 1988



ОБ ИССЛЕДОВАТЕЛЯХ XVIII-XIX ВЕКОВ





Интерес к истории исследования природных и культурных сокровищ Казахстана из года в год растет. Этот объективный процесс объясняется увеличением роли одной из богатейших республик в экономике и культуре Советского Союза. В нашей стране издано немало книг и статей, раскрывающих различные грани естественно-географических богатств, развития торгово-экономических, военно-политических и культурных контактов народов Средней Азии, Алтая и Казахстана со странами Запада и Востока. Но, как показывают труды ученых, литературный фонд по исследованию Казахстана в его старых и новых территориальных границах далеко еще не исчерпан.

Среди многочисленных отечественных и зарубежных естествоиспытателей XVII—XIX веков, научные интересы которых в той или иной степени были связаны с путешествиями по Казахстану, имелись ученые широкого профиля такие, как Федор Берг, Вилли Геннин, Александр Гумбольдт, Петр Чихачев, Григорий Щуровский, Родерик Мурчисон и др. В то же время правительство России через министерства, Академию наук, университеты (Петроградский и Дерптский) приглашало для изучения Азии в целом, Алтая и Казахстана в частности, и иностранных ученых более узкого профиля: геологов, ботаников, зоологов, археологов, этнографов и т. д.

Особое место в истории исследования Казахстана принадлежит офицерам, служившим в различных его районах. Здесь прежде всего необходимо отметить талантливого сына казахского народа Чокана Валиханова, труды которого в наше время нашли достойную оценку и вошли в золотой фонд культурного наследия страны.

Большой интерес в истории борьбы казахского народа за независимость вызывает деятельность казахского хана XVI в. Тевеккеля, многие страницы его жизни пока еще являются достоянием архива.

Из большого числа русских офицеров, служивших в Казахстане и проводивших по личному указанию Петра I важные научно-изыскательные работы, заслуживают описания исследования Ф. Соймонова, К. Вердена и В. Геннина, а из офицеров послепетровского времени — Ф. Берга, А. Бутакова, А. Снесарева и др.

Находились также самоотверженные люди, путешествовавшие по различным странам, в том числе и по Казахстану, без всяких приглашений или поручений со стороны научных или других организаций и без каких-либо материальных вознаграждений, за свой счет. Такими были и братья Чихачевы, описанные в книге В. В. Цыбульского, и многие другие. Они оставили свой след в науке в виде книг, статей, карт, изданных в России на русском или иностранных языках. В то же время ряд работ, в том числе и наших соотечественников, был опубликован в Германии, Франции, Бельгии и Англии. В России же многие из этих работ остались или вовсе неизвестными или были доступны весьма ограниченному числу читателей. Поэтому важная и благородная задача советских историков и географов — выявить и изучить все имеющиеся в нашей стране и за ее пределами опубликованные работы исследователей Казахстана; подвергнуть научному анализу хранящиеся в архивах рукописные отчеты. Кроме работ поименованных выше исследователей, следовало бы обратить внимание на научное наследие таких путешественников, как К. Бэр, А. Бунге, Ф. Геблер, И. Георги, И. Гмелин, Г. Гельмерсен, А. Левшин, К. Ледебур, П. Паллас, Г. Потанин, Г. Розе, А. Савич, П. Семенов, Н. Ханыков, Пл. Чихачев, Э. Эйхвальд, труды которых являлись вехами в истории изучения Казахстана и сопредельных стран, а сами авторы были удостоены избрания в Петербургскую Академию наук.

Автор предлагаемой работы профессор В. В. Цыбульский поставил целью ознакомить нашего читателя с деятельностью, главным образом, трех выдающихся ученых и путешественников, проводивших свои исследования во второй четверти прошлого века на Алтае и частично на территории современного Казахстана. Первым из них является немецкий естествоиспытатель, географ и путешественник, почетный член многих академий наук, в том числе и Петербургской, а также других научных обществ — Александр Гумбольдт. Как известно, в нашей стране еще в дореволюционный период были изданы в переводе на русский язык важнейшие его произведения. Кроме того, было опубликовано о нем свыше 250 статей и монографий. После Октябрьской революции библиография книг и статей об этом замечательном ученом увеличилась еще почти на 100 наименований, среди них заслуживают особого внимания монографии Е. В. Вульфа (1936 г.), В. А. Сафонова (1959 г.), В. А. Есакова (1960г.), Г. де Терра (1961 г.), Г. Скурла (1985 г.). Важно отметить, что имя А. Гумбольдта упоминается в работах классиков марксизма-ленинизма, а также в трудах В. Жуковского, А. Пушкина, В. Белинского, А. Герцена, М. Салтыкова-Щедрина, А. Тургенева и др.

Казалось бы, зачем еще писать о А. Гумбольдте, если о нем опубликовано огромное количество книг и статей? Но, к сожалению, в Казахской ССР до сих пор еще не издавалось монографий или статей о знаменитом путешественнике, а в обзорных трудах порой нет даже упоминания его имени, так же как и имен П. Чихачева и Г. Щуровского, хотя научные экспедиции этих ученых проходили и по территории Казахстана.

Кроме того, В. В. Цыбульским впервые предлагается к публикации портрет А. Гумбольдта, написанный неизвестным художником во время путешествия ученого по Алтаю и Казахстану. (См. стр. 21. — Прим. ред.)

Не меньший интерес вызывает научная деятельность нашего соотечественника Петра Александровича Чихачева, которого еще в прошлом веке образно называли «русским Гумбольдтом». Причем, подобно А. Гумбольдту, П. Чихачев проводил научные экспедиции по многим странам мира. В результате он опубликовал многочисленные работы, их общий объем превысил 10 000 страниц. И хотя эти работы П. А. Чихачева снискали признание ученого мира, в царской России, главным образом по политическим соображениям, они не издавались. И только благодаря огромному трудолюбию и целеустремленности профессора В. В. Цыбульского, сумевшего собрать почти все работы П. Чихачева, изданные за рубежом, перевести их на русский язык и опубликовать такие значительные его книги, как «Письма о Турции» (1960 и 1970 гг.); «Великие державы и восточный вопрос» (1970 г.); «Путешествие в Восточный Алтай и Китай» (1974 г.); «Страница о Востоке» (1982 г.) и другие, ученые и любители истории страны получили возможность познакомиться с ними. Следует также отметить, что профессор В. В. Цыбульский сам прошел всеми маршрутами П. Чихачева, А. Гумбольдта и Г. Щуровского в пределах Казахстана и Алтая, а также по другим странам Азии, Африки и Европы.

Можно только приветствовать, что В. В. Цыбульский в разделе о П. Чихачеве не ограничился собственным повествованием о его деятельности, но впервые перевел с французского две главы о путешествии по Казахстанскому Алтаю, тем самым ознакомил будущих читателей и с литературным стилем ученого, усилил документальный характер своей работы.

Научный труд «Геологическое путешествие по Алтаю...» Григория Щуровского, хотя и был опубликован на русском языке в 1846 г., но из-за мизерного тиража, всего лишь 200 экземпляров, многим остается неизвестен.

Особое место в истории палеогеографического исследования европейской части России, Урала и северо-западного Казахстана принадлежит английскому геологу, президенту Лондонского геологического общества Родерику Мурчисону. В будущем году исполнится 150 лет с начала его исторической экспедиции в эти места, в итоге которой ему удалось установить характерных представителей фауны и флоры, явившихся мировым эталоном названной им Пермской системы. В наши дни палеогеографическое районирование Пермского периода установлено на всех материках мира.

В работе профессора В. В. Цыбульского дается галерея портретов исследователей Казахстана, а также несколько зарисовок, выполненных известными художниками И. Айвазовским, К. Брюлловым и Е. Мейером.

Естественно, что обращение к трудам таких известных путешественников, как П. А. Чихачев, Г. Е. Щуровский, а иногда незаслуженно забытых отечественных и зарубежных ученых (Г. Мозер), проводивших научные экспедиции по Средней Азии и казахстанским просторам, может быть весьма полезным для изучения истории и географии нашей страны в целом и Казахской ССР в частности.



А. Л. Нарочницкий,

академик Академии наук СССР



ВВЕДЕНИЕ АВТОРА



Казахстан и Средняя Азия в глубокой древности являлись одним из важных очагов, где развивались жизнь и культура не только народов Юго-Западной Азии. Через эту территорию проходили оживленные пути международного торгового обмена. Различные народы, населявшие эти места, обладали развитым земледелием, о чем свидетельствуют обнаруженные археологами развалины ирригационных сооружений. Здесь выявлены также рудники загадочного народа чуди и других племен.

Хотя до похода Александра Македонского древнеевропейские ученые имели весьма смутное представление об этих местах, тем не менее у Гомера имеются намеки о плавании финикийцев по Каспийскому морю, а древнегреческий историк Геродот (490—425 гг. до н. э.) в своем классическом труде «История» повествует, что колхидяне[1] ездили в Среднюю Азию и Индию за товарами и доставляли их в Европу. У греческих и римских писателей — таких, как Аристобул, Патрокл, Эратосфен, Полибий (до н. э.), Мела, Арриан, Птолемей, Курций, Дионисий, Марцеллин (начало н. э.) упоминается Оксус (араб. Джейхун, современная Амударья). Об оживленной торговле между Азией и Европой через Среднюю Азию говорится и в «Географии» Страбона (64/63 г. до н. э. — 23/24 г. н. э.). Встречным потоком, как указывает арабский географ и писатель IX века Ибн Хордадбех, русские купцы возили шкуры бобров и чернобурых лисиц по Волге, Каспию, через Среднюю Азию[2], к пределам Индии и Китая.

Из всех европейских стран Россия более других имела связи со Средней Азией, Казахстаном и прилегающими к ним странами. Через Казахстан проходил путь в Каракорум (столицу монгольских ханов), к великому хану Гуюку, князя Ярослава Всеволодовича, а после его отравления там, его знаменитого сына Александра Невского.

Грабительские походы монгольских завоевателей, начиная с Чингисхана, и особенно Тимура (Тамерлана), нанесли сокрушительный удар по веками сложившейся здесь международной торговле. В 1380 году русский народ сверг монголо-татарское иго, длившееся почти два с половиной века. Этому способствовала беспрерывная освободительная борьба и других народов, оказавшихся в таком же рабском положении. Затем, естественно, началось восстановление былых торгово-экономических и культурных отношений. Царь Иван Грозный и его преемники предприняли ряд мер к налаживанию прежних торговых связей России с Индией и Китаем. Так, например, русский посол Федор Иванович Банков в 1654 году, направляясь в Китай через Восточный Казахстан, побывал на озере Зайсан и Черном Иртыше.

Русский царь Петр I, став во главе государства в 1682 году, сразу же оценил важность для России морских путей в страны Азии через Каспийское море, северное побережье которого принадлежало России еще при Иване Грозном. В 1713 году Петр I в построенной им столице — Петербурге получил от одного высокопоставленного туркмена сведения об имеющихся на берегах Аму-Дарьи крупных залежах золотого песка. После этого Петр I, начиная с 1713 года, ежегодно направляет служилых людей с особыми заданиями отыскать «ключ и врата» ко всем азиатским странам со стороны киргизских и туркменских степей. Так, в 1714 году он отправляет две экспедиции: одну из Сибири по реке Иртышу к «городу Иркети» (нынешний Яркенд), а другую через Каспийское море «для приискания устья Дарьи реки». Первую из них возглавил капитан Бухгольц, а вторую — поручик Бекович-Черкасский. В 1715 году Петр направляет послом в Персию Волынского, поручив ему «искусно проведывать, какие и где в море Каспийское реки большие впадают». В 1716 году Петр вторично направляет Черкасского с заданием провести на восточном побережье Каспийского моря гидрографические работы. В создании первой гидрографической карты этих мест приняли участие морские офицеры А. Котин и М. Травин. В 1718 году царь назначает начальником гидрографической службы Каспийского моря лейтенанта князя В. А. Урусова, а в 1719 году для описания всего здешнего побережья была организована экспедиция под началом капитан-лейтенанта К. П. Вердена. В его распоряжение вошли лейтенанты Урусов и любимец Петра Ф. И. Соймонов. Экспедиции были приданы гидрографические корабли, построенные в Казани.

В 1720 году экспедиция успешно завершилась составлением первой достоверной для того времени навигационной карты всего Каспийского моря. После высокой оценки Петра I карта была выгравирована на меди, и в феврале 1721 года один ее экземпляр царь отправил в Академию наук Франции, почетным членом которой был избран еще в декабре 1717 года. Данная карта сыграла также определенную роль во время успешного Персидского похода русской армии и флота в 1722—23 годах. Один из переводчиков Петра во время этого похода Мурза Тевкелев писал: «Государь, будучи в Астрахани, через многих изволил уведомиться, что хотя де киргиз-кайсацкая орда степной народ, токмо де ко всем азиатским странам оная орда ключ и врата»[3].

В эти же годы по инициативе Петра I на Урале, а затем и на Алтае создаются чугунолитейная, медеплавильная и другие отрасли промышленности, что неизбежно вело к кризису полуфеодально-крепостнических отношений, втягивало окраинные малоизученные районы в складывавшийся единый национальный рынок. Предпринимается ряд мер по активизации исследования природных богатств и рынков на окраинах страны. В связи с этим Россия организует, особенно во второй четверти прошлого века, ряд экспедиций на Алтай в целом и в казахстанскую его часть. Здесь исторически важное место заняли научные путешествия всемирно прославленного ученого Александра Гумбольдта, а также до этого редко упоминавшихся в литературе Петра Чихачева и Григория Щуровского. Ознакомлению читателей с их исследованиями и посвящена данная книга.



* * *



Историю изучения горнозаводского дела в Казахстане следует начинать со знакомства с замечательным трудом, написанным Вильгельмом де Генниным. Этот одаренный деятель, голландец по происхождению, в 1687 году в двадцатилетнем возрасте был нанят на русскую службу артиллеристом. Во время Северной войны России со Швецией Геннин проявил себя как талантливый строитель укреплений, а в 1712 г. принял участие в достраивании пушечно-литейного двора и пороховых заводов в Петербурге. В 1713 г. Геннина назначают комендантом и начальником всех горных заводов в Олонецком крае, где он провел коренное переустройство заводов. В 1722 г. Геннин по распоряжению Петра I направляется в чине генерал-лейтенанта управлять горнозаводским делом Урала. Одной из его многочисленных заслуг явилось то, что он в 1735 г. составил подробное «Описание всех уральских и сибирских заводов казенных медных и железных и при оных разных фабрик и рудников». В разделе этого труда «Партикулярные заводы дворянина Акинфия Демидова» дается, в частности, описание природы, культуры и быта народов, рудного дела на территории современного Казахстана.

«В тамошних местах, — пишет Геннин, — при реке Иртышу, выше Семипалатинской крепости (нынешний город Семипалатинск. — В. Ц.) верстах в 60, где пала речка Шульба, по той речке от устья вверх оной, например, в версте от Убы реки в десяти верстах, найдено помянутым же дворянином Акинфием Демидовым старинных плавильных пять печей, при которых и сок[4] имеетца и руд при тех печах есть не мало, а по признакам оные видом таковы, якобы серебряна руда. Токмо сожалетельно, что около таких богатых рудных мест лесу мало имеетца, а который и есть, да и тот не такой, как в других местах красной лес бывает, который употребляетца на уголь. А тамо более около рек лес тальник, ветловник, осокорь, тополь, а между гор в логах пихтовник, да и того малое число. Токмо, где Демидова заводы построены, тут около ево имеютца боры, но не весьма ж лесу много, и по исчислению будет оного, когда плавить руды на медь в четырех печах, на пятнадцать лет... Однакож надежда есть, что такие богатые медные руды, хотя и лес умалитца, втуне лежать не будут, для того что на оных заводах можно плавить руды на черную, а не чистую, медь или роштейн[5] и отправлять вниз по впадающим в Обь и Иртыш рекам вниз по оным Обе и Иртышу до таких мест, где лесу множество имеетца...»[6].

В эти же годы созданная Петром I Петербургская Академия наук приступила к снаряжению ознакомительных экспедиций по Сибири, Алтаю, в том числе и по Казахстану.

Пионером такого рода исследований явился приглашенный из Германии в 1727 г. Иоганн Гмелин. В 1731 г. его избрали в академики, а в 1733 г. под его руководством группа исследователей направилась из Петербурга через Москву, Казань в Сибирский край. Экспедиция длилась 10 лет и проходила, в частности, через Семипалатинск и Усть-Каменогорск.

В 1767 г. из Германии прибыли естествоиспытатели Петр Паллас и Иоганн Георги. Первому из них сразу же присвоили звание академика и на следующий год поручили возглавить научную экспедицию по Центральной России, Нижнему Поволжью, Прикаспийской низменности, Среднему и Южному Уралу, Алтаю, Байкалу и Забайкалью. В 1771—76 гг. Паллас в Петербурге издал на немецком языке трехтомник «Путешествие по разным провинциям Российского государства», а Георги в 1776—77 гг. также трехтомник — «Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, одежд, жилищ и прочее».

Особенностью перечисленных экспедиций являлось то, что почти все они возглавлялись иностранными учеными, избранными членами Петербургской Академии наук, но почти не знавшими русского языка.






Известный путешественник, побывавший и в казахских степях, академик Петр Симон Паллас.




В первой половине XIX в. исследованием казахских земель занялись, главным образом, отечественные ученые — как по линии Академии наук, так и Штаба горных инженеров, Московского университета, Дерптского университета (Тарту), различных естественно-исторических обществ, казенных и частных предприятий. Заслуживают упоминания Федор Берг, руководивший в 1823—25 гг. экспедициями по Средней Азии; уроженец Эстонии Григорий Гельмерсен, который в 1828—29 гг. с помощью флюгера, ртутного барометра и спиртового термометра впервые в Прикаспийской низменности и, в частности, в Гурьеве провел систематическое исследование климата и в 1843 г. опубликовал в Петербурге таблицы своих наблюдений.






Путешественник по Казахстану, будущий академик Г. П. Гельмерсен






В 1836—38 гг. астроном Алексей Савич провел нивелирование берегов Аральского и Каспийского морей. В 1838—39 гг. Гельмерсен вновь посетил Казахстан и исследовал геологическое строение Устюрта и других местностей. Впоследствии он был избран академиком, явился автором одной из первых геологических карт России. Комплексное исследование Алтая и части Казахстана провели геологи Петр Чихачев (1842 г.) и Григорий Щуровский (1844 г.), а в 1848 г. район Каспийского и Аральского морей изучал полковник Хозько. Так в общих чертах сложилась хронология важнейших изучений казахских земель, проведенных отечественными исследователями в первой половине XIX в.

Интерес иностранных ученых к Казахстану вообще и его Алтайской части также возрастал. В 1826 г. ботанические богатства Казахстанского Алтая изучал немецкий ученый Карл Ледебур, в 1829 г. научное путешествие в эти края провели Александр Гумбольдт, Густав Розе и Христиан Эренберг, в 1836 г. произвел описание Катунского и Листвянского хребтов, а также перевала Холзун немецкий географ Ф. Геблер; почти пять лет изучал юг России, включая Прикаспийскую степь, француз Омер-де-Гелль, в 1840 г. английский геолог Мурчисон исследовал северо-западную часть Казахстанского Алтая; в том же году немецкий естествоиспытатель Д. Шренк изучал «Киргизскую» (то есть Казахскую) степь, а в 1849 г. геологическое исследование восточной части «Киргизской» степи провел А. Влангали.



* * *



Среди всех этих экспедиций, организованных русским правительством в первой половине прошлого века, особое место занимают путешествия гениального немецкого естествоиспытателя-эволюциониста, знаменитого члена всех существовавших тогда академий мира, в том числе и почетного члена Петербургской Академии наук Александра Гумбольдта, а также научные путешествия необычно одаренных русских испытателей природы Петра Александровича Чихачева и Григория Ефимовича Щуровского. А. Гумбольдт совершил путешествие в 1829 г., Чихачев — в 1842 г., а Щуровский — в 1844 г.

Первые из них не являлись новичками в путешествиях по неисследованным странам мира. Конечно, научный авторитет А. Гумбольдта был несравненно выше, чем у П. Чихачева и Г. Щуровского. А. Гумбольдту в период экспедиции исполнилось 60 лет, и его многочисленные, овеянные легендами, научные путешествия, особенно по Центральной и Южной Америке, описанные в 30-томном издании на немецком языке, приобрели всеобщее признание и создали ему мировую славу.

Кроме того, имя ученого еще при его жизни было присвоено различным географическим объектам: рекам и озерам, бухтам и заливам, хребтам и вершинам, ледникам и болотам, а также населенным пунктам различных стран мира. Имя А. Гумбольдта навечно занесено не только на географические карты нашей планеты, оно вписано и в карту Луны.

Петру Чихачеву к началу его описываемой нами экспедиции едва исполнилось 33 года, но, несмотря на сравнительно молодой возраст, за его плечами были уже многочисленные поездки по странам Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки, а также научная экспедиция по Апеннинскому полуострову и югу Италии, совершенная им в 1839—41 гг. по рекомендации А. Гумбольдта. Естественно, для Петра Чихачева, как и для многих, особенно молодых ученых-естествоиспытателей, А. Гумбольдт во многих отношениях являлся непререкаемым авторитетом, образцом, достойным подражания, и даже кумиром — ученым, обладавшим исключительной эрудицией и отражавшим в своих трудах весьма многоплановые проблемы естественных и гуманитарных наук. Вот почему А. Гумбольдта образно называли немецким Аристотелем, но и Петра Чихачева (после выхода в свет его работ по Алтаю и многотомной «Малой Азии») современники назвали русским Гумбольдтом.

Что касается Г. Щуровского, то его обессмертил солидный для его времени труд — «Геологическое путешествие по Алтаю» (1848 г.).

Александр Гумбольдт

Желательно бы было, чтобы и в Новом Свете сохранились имена людей, которые, вместо того чтоб в кровавых битвах опустошать землю, внесли в нее первые плоды Цереры[7]. А. Гумбольдт








Александр Гумбольдт родился в Берлине в 1769 году, там же и умер в 1858 году, на девяностом году жизни.

Шести лет Александр умел уже читать и писать, а его первой любимой книгой был «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо, которую перевел на немецкий язык Кампле — домашний учитель Александра. В юношеские годы Гумбольдт увлекался трудами римского писателя и ученого Плиния старшего, трагически погибшего во время извержения Везувия; а также древнегреческого географа и историка Страбона. Александр неоднократно говорил, что бессмертные произведения некоторых авторов важно читать в оригинале, как это делал он, а не в переводах, которые в какой-то степени являются пересказом. С большим увлечением изучал Гумбольдт жизнь и деятельность одного из величайших полководцев древнего мира Александра Македонского, его завоевательные походы, по которым составил оригинальную карту, на нее нанес важнейшие горные системы и речную сеть, а также границы древних государств и важнейшие города, встречавшиеся на пути полководца.

В то же время А. Гумбольдт отмечал, что никакое описание или изображение на бумаге не может заменить непосредственного соприкосновения с живой действительностью: «Нельзя видеть чужими глазами и слышать чужими ушами». Позже он вспоминал: «С ранней юности меня неодолимо тянуло в далекие страны, малознакомые европейцам. То была пора, когда жизнь казалась безграничной далью, манящей нас неведомыми опасностями и сильными душевными переживаниями»[8].

У биографов А. Гумбольдта можно встретить различные суждения о том, кто и когда возбудил в нем интерес к путешествиям. В этом отношении нельзя снимать со счетов роль литературных памятников, изучению которых А. Гумбольдт придавал огромное значение.

Юношеские годы А. Гумбольдта совпали со временем все умножавшихся отважных океанических экспедиций и географических открытий, небывалого доселе подъема в различных отраслях науки и техники, промышленной революции и вызванных ею грандиозных социально-политических преобразований.

События Великой французской революции оказали большое влияние на умственный прогресс в других странах. В экономически и политически раздробленной Германии тогда господствовали феодально-крепостнические порядки, однако имена многих деятелей Великой французской революции, и прежде всего ученого и публициста Жана Поля Марата и адвоката Максимилиана Робеспьера, защищавших интересы «третьего сословия», пользовались особой популярностью. Среди их почитателей в Германии видное место принадлежало немецкому просветителю и революционному демократу Георгу Форстеру.

В 1790 году в Майнце судьба свела А. Гумбольдта с этим замечательным ученым-естествоиспытателем, сопровождавшим Джеймса Кука во втором кругосветном путешествии, автором многих увлекательных работ, в том числе и вышедшей в ряде стран книги «Путешествие вокруг света». Несмотря на преимущество в возрасте и в научной практике, профессор естественных наук Георг Форстер проявлял внимание и даже уважение к пытливой натуре юного Гумбольдта, к его необычайной наблюдательности и целеустремленности. В конце марта 1790 года Форстер предложил Гумбольдту отправиться вместе с ним в путешествие во Францию с заездом в Нидерланды и в Англию. Оно длилось свыше 100 дней. Знакомство с Форстером, продолжавшееся и в последующие годы, несомненно, оказало большое влияние на формирование мировоззрения молодого Гумбольдта и вызвало у него интерес также и к России, где Форстер еще в 1765—66 годах путешествовал вместе с отцом, членом Петербургской Академии, хорошо знавшим труды русских ученых. Форстер-отец даже перевел на английский язык сочинение М. В. Ломоносова — «Краткий Российский летописец», вышедший в Лондоне в 1767 году.

В 90-е годы XVIII века Александр Гумбольдт приступил к публикации в Париже своих первых трудов. Сравнительно быстро имя Гумбольдта стало известно не только во Франции, но и за ее пределами. В то же время мысли о необходимости посещения России, ее бесконечных просторов не покидали ученого.

Интерес Гумбольдта к России еще больше возрос после знакомства его с русским горным инженером В. Ю. Соймоновым во Фрейберге. Получив от Соймонова известие, что тот собирается после возвращения из Германии отправиться в Сибирь, Гумбольдт писал ему 11 июля 1793 года: «Как я завидую Вашей судьбе! Какой счастливый случай увидеть великие творения Природы! Вы меня спрашиваете в своем предпоследнем письме: «возможно ли будет увидеть Вас когда-либо в этой части Азии?» Хотите, дорогой друг, чтобы я был вполне откровенным с Вами? Ну, конечно, хотите. Так вот, я не скрою от Вас, что уже три года это является одним из самых горячих желаний»[9]. «Мои старые планы, — вновь писал Гумбольдт в 1794 году, — остаются неизменными: через пару лет я... поеду в Россию, Сибирь или еще куда-нибудь»[10]. Однако обстоятельства решили иначе.

Гумбольдт отправился в свое знаменитое путешествие 1799—1804 годов по Америке. Намерение посетить в будущем Азию А. Гумбольдт высказывал и во время этого путешествия. Так, в июне 1803 г., будучи в Мексике, Гумбольдт направил в адрес Французского национального Института письмо, в котором писал: «Мы не перестаем однако обращать наши взоры к Азии... план которой занимает нас как соблазнительный сон»[11].

После возвращения в Париж А. Гумбольдт почти ежегодно продолжал высказывать желание приступить к исследованию Азии. Тем временем его имя как первоклассного ученого и бесстрашного путешественника получило мировую известность, особенно с началом выпуска в 1807 году капитального 30-томного труда «Путешествие в равноденственные области Нового Света».

В 1808 г. министр внешней торговли Российской империи Н. П. Румянцев при встрече с Гумбольдтом в Париже предложил ему совершить путешествие с русским посольством, направляющимся в Кашгар и Тибет. В 1811 г. Н. П. Румянцев, теперь уже в должности государственного канцлера, повторил это предложение. Немцу Ренненкампфу, находившемуся на русской службе, было поручено послать в ноябре 1811 г. А. Гумбольдту соответствующее письмо. В январе 1812 г. А. Гумбольдт в ответном письме сообщил: «Мне сейчас 42 года, я люблю путешествия, длящиеся семь-восемь лет... Изучение человека, рас, языков (наиболее устойчивого признака древней цивилизации), надежда открыть для торговли новые пути к югу и множество других задач представляется нашему исследованию. Мне хотелось бы, чтобы большинство ученых были русскими; они способны более мужественно переносить невзгоды в пути и не так сильно будут стремиться вернуться домой.

Я не знаю ни слова по-русски, по я стану русским, как стал испанцем»[12].

Экспедиция в Тибет не состоялась из-за Отечественной войны 1812 года, но Гумбольдт не оставлял намерения побывать в этих краях и даже приступил в Париже к изучению восточных языков.

В 1827 году после многочисленных упреков со стороны соотечественников в недостатке патриотизма (Гумбольдт почти 30 лет не был в Германии) и неоднократных приглашений Гумбольдт решил обосноваться на родине. Но не успел он появиться в Берлине, как министр финансов России Егор Францевич Канкрин (выходец из Германии) обратился к нему с запросом относительно монетной ценности платины, найденной на Урале. В своем запросе Канкрин между прочим отметил, что «Урал достоин посещения великого естествоиспытателя». А. Гумбольдт в конце своего обширного ответа Канкрину сообщил, что: «Урал и Байкал — дорогие мечты, лелеянные мною с детства». О платине же он вынужден был заметить, что «металл этот, сильно колеблющийся в цене, для чеканки денег не годится». Несмотря на это, чеканка была все же начата, но потом прекращена. Гумбольдт оказался прав[13].

В декабре 1827 года Канкрин, получив согласие высших кругов на приглашение Гумбольдта, сообщил об этом великому путешественнику.

«Это известие, — писал Гумбольдт, — пробудило во мне со всей силой прежнюю врожденную страсть к путешествиям. Но несмотря на радость, с которой я готов был снова пуститься в далекое странствование, я не мог тотчас же воспользоваться этим обширным, но ничуть не ограничивающим мою свободу поручением, так как я обязан был окончить к весне 1828 года свои публичные чтения о физическом землеописании»[14].

Гумбольдт стал готовиться к путешествию — изучил имеющуюся литературу по географии и истории населения России, намечал различные маршруты.

В январе 1829 г. Гумбольдт получил извещение от Канкрина о переводе ему в Берлин сумм на проезд в Петербург и обратно и о том, что по приезде Гумбольдта в Петербург ему будет вручено на ближайшие расходы 10 тысяч рублей. Решение, в каком направлении и с какими целями будет предпринято путешествие, возлагалось на Гумбольдта, а всем губернаторам и другим начальникам было дано указание о содействии целям экспедиции; разрешено, в случаях необходимости, отряжать офицеров и рабочих на средства государственной казны.

Еще до отъезда из Берлина А. Гумбольдт обратился с просьбой: разрешить взять с собой профессоров Берлинского университета — известного минералога и кристаллографа Густава Розе и члена Берлинской Академии натуралиста-биолога Христиана Эренберга, который к тому же имел обширные познания во врачевании. Как Розе, так и Эренберг имели научно-экспедиционный опыт. Первый из них выезжал в путешествие по Алжиру, а второй — по Абиссинии, Нубии и Палестине[15].






Минералог, спутник А. Гумбольдта Г. Розе.




12 апреля 1829 года в 23 часа (в Петербурге уже начинался по старому стилю день 1-го апреля) Гумбольдт выехал из Берлина в сопровождении Розе, Эренберга и служителя Зейфертина. На 19-й день, т. е. 1-го мая (19 апреля ст. стиля) они прибыли в Петербург.

В Петербурге Гумбольдт со своими спутниками пробыл 19 дней и 8(20) мая по местному календарю рано утром направился через Новгород, Валдай, Тверь (ныне Калинин) в Москву, куда прибыл 12 (24) мая.

Как в Петербурге, так и в Москве гостям было оказано исключительное внимание и гостеприимство не только административными кругами, желавшими «не ударить лицом в грязь перед другими странами», но и учеными и, конечно, многочисленным студенчеством, считавшим Гумбольдта своим кумиром.

Гости осматривали достопримечательности Петербурга и Москвы, присутствовали на специальных заседаниях Академии наук, научных обществ, университетов, а также музеев и частных собраний.




Биолог, спутник А. Гумбольдта X. Эренберг.




Гумбольдта всюду приветствовали с излишним «блеском» — на латинском, французском, немецком и ни одного раза на русском языке. Пышные приемы, как правило, сопровождались изысканными обедами. В московском журнале «Галатея» по этому поводу писали: «Верно, для него было приятнее видеть даже обыкновенный стол, чтобы сделать свое заключение о пище всего народа; пусть услышал бы он русские звуки на инструментах, в голосе и проч. Нельзя не сделать здесь еще одного замечания: русскому сердцу больно, что русскую землю до сих пор все еще исследуют, по большей части, иностранцы. Но если уже должно уступить кому-нибудь из них эту лестную честь, то всего легче Гумбольдту»[16].

Повседневно сталкиваясь с картинами русской жизни, Гумбольдт глубоко сочувствовал забитым, неграмотным и угнетенным; если в его силах оказывалось кому-нибудь помочь, он делал это с искренней готовностью. Вообще же в роли царского гостя Гумбольдт вынужден был отказаться от любых суждений и действий, которые «в таком сложном механизме, как сложившиеся взаимоотношения между привилегиями и правами высших классов и обязанностями низших, могут вызвать только озлобление, не принося ни малейшей пользы». Однако он не преминул дать понять графу Канкрину, как это явствует из его письма русскому министру финансов, что прекрасно заметил нужду порабощенного народа и прекрасно знает жесткие методы, которыми подавляется любое проявление свободы. «Само собой разумеется, что мы ограничиваемся природой неживой и избегаем всего, что связано с общественным устройством и отношениями с низшими классами»[17].

В Петербурге путешественникам были даны казенные экипажи, изготовленные по особому заказу: коляска в шесть лошадей, бричка в четыре лошади; кроме того, три лошади для чиновников и две для курьера. 16 (28) мая экспедиция во главе с Гумбольдтом покинула Москву, взяв курс на Екатеринбург (ныне Свердловск). Она проехала Владимир, Муром, Нижний Новгород, далее по Волге на барже до Казани для обозрения живописных берегов. Путь по Волге длился 63 часа. Таким образом 23 мая (4 июня) рано утром прибыли в Казань. Здесь Гумбольдт встретился со знакомым ему по Парижу профессором астрономии Вл. Мих. Симоновым, участником кругосветного путешествия 1819—21 годов под руководством Ф. Беллингсгаузена, во время которого была открыта Антарктида. В Казанском университете Гумбольдт был с почетом принят профессурой во главе с ректором П. И. Лобачевским, создателем неевклидовой геометрии.

Экспедиция покинула Казань 29 мая (10 июня). 13 (25) июня ученые прибыли в Екатеринбург (ныне — Свердловск), где находились более трех недель, выезжая на гранильные фабрики, заводы и золотые прииски, а также издавна известные месторождения драгоценных камней.

6 (18) июля покинули Екатеринбург, взяв курс на Тобольск. Слава Гумбольдта опережала его приезды. Всюду его встречали и провожали с почестями. Особенно усердствовали коменданты, которые рапортовали ему по-военному... Объясняется это распоряжениями, данными свыше.

При въезде экспедиции в каждый большой или малый населенный пункт там разноликая любопытная толпа из местных жителей — русских, башкир, татар, киргизов (как именовались тогда казахи) и, конечно, солдат местных гарнизонов, приветствовала необычных гостей.

Выехав из Тобольска 12 (24) июля, экспедиция направилась в Барнаул. Пробыв там 4 дня, ученые пожелали увидеть главнейшие рудники Алтайского горного округа, которые в то время давали 1000 пудов серебра, 12 тысяч пудов меди и 20 тысяч пудов свинца. Посетив живописное Колыванское озеро и Колыванский гранильно-шлифовальный завод, обрабатывавший прекрасную яшму, экспедиция на протяжении трех дней изучала Змеиногорский, а затем Риддерский и Зыряновский рудники на юго-западных склонах Алтая. Из Риддера направились в Усть-Каменогорск. Здесь, в доме купца им был устроен «довольно пышный» обед с шампанским и другими европейскими винами — одновременно отпраздновали взятие у турок русскими войсками города-крепости на Дунае Силистрии (о котором дошла сюда весть).

Розе в своем описании местности обратил особое внимание на рудники и условия залегания пластов. Эренберг же гербаризировал горные растения и пополнял свои зоологические коллекции.

В Усть-Каменогорске путешественники познакомились с комендантом крепости, полковником Лианкуром (Liancour), уже стариком, но еще весьма живым, французским эмигрантом, прожившим в Сибири 39 лет, и с коммерции советником Поповым из Семипалатинска, заинтересовавшим Гумбольдта своими сведениями о Средней Азии, в центрах которой (Ташкент, Бухара и т. д.) Попов бывал по торговым делам.

«Нигде, — пишет Гумбольдт, — ни в том, ни в другом полушарии, не видел я гранитов, которые бы представляли более ясный характер эруптивных или излившихся пород, как граниты, окружающие Алтай. Подобно порфирам или базальтам, они не соединяются ни с гнейсом, ни с слюдяным сланцем и подымаются из земли посреди степи, при подошве высоких гор, самыми странными формами. Когда приближаешься к скалистым берегам Колыванского озера, то бываешь поражен этими извержениями гранитов, выходящих из совершенно ровной местности, на пространстве многих квадратных миль. Гранитные скалы расположены тут то грядами, то отдельными или разбросанными массами, и в самых причудливых формах, в виде узких степ, башен, полигонов, могильных памятников... Еще более странные формы представляют граниты, которые поднялись вдоль южного склона Алтая, между Бухтарминской крепостью, Нарымом и Баты. Эти полусферы или конусы, лежащие посреди равнины Верхнего Иртыша.

Я особенно был поражен коническою формою гранитного холма, находящегося в 2-х верстах от Бухтарминска и подымающегося посреди равнины. Киргизы (казахи) называют его Бери-тау, а русские Мохнатою сопкою»[18].






Конический гранитный холм в окрестностях Бухтарминска.




Экспедиция посетила Риддерский рудник, окруженный высокими Тигерецкими белками. Здесь, по словам Ермолова, отвели ученым у крестьян четыре «дрянных конурки», и они, не обедавши целый день, только в 10 часов вечера смогли получить обед-ужин в доме управляющего. «На другой день все мы почти целое утро ходили по подземным галлереям сего и близлежащего Крюковского рудника... Вершины окружающих гор, покрытые вечными снегами, представляли здесь виды естественные; прямо перед окнами квартиры моей возвышался над облаками Ивановский белок, имеющий в перпендикуляре 7500 фут[19] высоты. Потом мы осмотрели здешнюю промывальню золота в 12 толчеях. Перед вечером я и Меньшенин[20] поехали верхом верст за 10 видеть текущую с белков реку Громотуху, которая в ужасном падении своем несет огромные массы разных пород. За две версты слышен шум ее, почему и дано ей приличное наименование Громотухи. Здесь, по лесистым основаниям гор сих, мелькали нередко перед глазами дикие козы и медведи; огромные леса состоят более из высочайших пихт, сосен, берез, серебристых и простых тополей (серебристые тополя здесь называются осинами)»[21].

Геолог Розе продолжает: «29 июля (10 августа) экспедиция направилась на богатые золотом и серебром Риддерские и Крюковские рудные разработки, находящиеся близко одна от другой в верховье реки Ульба (приток Иртыша). Крестьяне запрягли в экипажи по 10 лошадей и, проехав по живописным местам вдоль Ульбы, к 7 часам вечера ученые прибыли в Риддер, расположенный глубоко в предгорье и окруженный высокими горами, вершины которых уже были покрыты снегом. Горы южной части носили название Ульбинских, а северной — Убинские белки. Первые расположены между Ульбой и Иртышом, а последние — между Ульбой и Убой. Долина у Риддера достаточно широка и сужается к западу. Утром, 11 августа», — пишет Розе, — «мы увидели шахту. Она расположена в долине. С юга протекает речушка Тихая. На южной обочине залегают руды под углом 62°. Они имеют бело-голубую окраску и содержат кварц, тяжелый шпат. Руда перемешана с кварцем и имеет золотые вкрапинки, а также олово с красноватым отливом. В пуде кварца содержится 12 фунтов олова и 1,5 золотника серебра. В руде обнаруживается медная лазурь. Вода, находящаяся в шахте, имеет температуру 3,9° по Реомюру, воздух — 5,1°. Днем температура воздуха достигает 17,7°»[22].

Розе отметил, что в шахте даже зимой льда не бывает, хотя за ее пределам и зимой весьма холодно. Добыча серебра здесь, в отличие от олова, большого значения не имеет. Залежи олова были обнаружены в 1786 году молодым горным инженером Филиппом Риддером, по имени которого и получил название рудник. В двух верстах от Риддера находится богатая рудами гора «Круглая сопка», покрытая густой, высокой, разнообразной растительностью. Эренберг пополнил здесь свой гербарий новыми видами. Крюковская шахта лежит несколько выше. В руде ее содержится большой процент серебра. В пуде руды 40 золотников серебра, а также небольшие зерна золота. Шахта была открыта в 1811 году Крюковым. Возможно, что ее залежи являются продолжением риддерских руд.

В то время как Гумбольдт и Розе осматривали шахты, Эренберг направился на «Проходной белок», где отобрал много образцов порфира, гранита, альбита, кварца, а на вершине обнаружил красивый, зернистый диорит с зеленоватыми кристаллами.

На другой день посетили Зыряновскую шахту, которая тогда являлась наиболее продуктивной на всем Алтае. Окрестные деревни, как, например, Черемшанка, выглядели зажиточными. Их жители занимались сельским хозяйством и особенно славились производством очень ароматного меда.

«Мы довольно быстро ехали по хорошей дороге и в 4 часа утра 13 августа прибыли в Усть-Каменогорск, где нас гостеприимно принял купец 2-й гильдии Накоряков... Город неприметен и состоит из нескольких улиц с деревянными домами. Общее число жителей около 2-х тысяч», — писал Розе.

На следующий день Гумбольдт занялся магнитными измерениями, а Розе отправился в горы, отстоящие на расстоянии 11 верст. Породы здесь состояли, главным образом, из гранита, подобно тому, как у озера Колывань (на Восточном Алтае — В. Ц.). По левую сторону Иртыша простиралась степь. Вдали выделялась Монастырская сопка, которую можно было видеть даже из Усть-Каменогорска.

На другой день, утром 2(14) августа, оставив экипаж и взяв с собой необходимые инструменты, ученые отправились на казацких дрожках (долгушах) в Бухтарминскую крепость. Дорога шла ущельями высоких гор и проходила через 5 деревень: Ульбинская, Феклистовка, Северная, Александровка и Березовка. Во всех этих деревнях жили казаки-переселенцы, занимавшиеся пчеловодством и огородничеством, а также охотой. Около Бухтарминской крепости были разбросаны юрты казахов. На второй версте от Бухтармы, при подошве горы «Мохнатая сопка», встретилась пещера, «имевшая надпись при входе своем какого-то восточного языка; сколько ни раздражалось любопытство Гумбольдта, но ничего о ней разыскать было невозможно, так как и о многих в краю сем развалинах и копях чудских». Крепость была расположена на правом берегу реки Бухтармы, в одной версте от места впадения ее в Иртыш и тогда имела всего около 800 жителей. Вблизи ее находились два месторождения со значительными залеганиями полезных ископаемых. В 27 верстах к востоку от крепости разрабатывались медные, а на юг от них — магниевые руды.

Разработка медных рудников началась в 1790 году, но после открытия Зыряновских сереброносных руд добыча меди сократилась.

Из Бухтарминска ученые направились на Зыряновск через деревню Таловка. Экспедиция вновь проехала около Мохнатой сопки. В 6 верстах от Таловки проехали шахту по добыче серебра и в час ночи 4(16) августа прибыли в Зыряновск. Поутру спустились в штольню и прошли по ней 160 сажен[23], постепенно опускаясь вниз, в общей сложности примерно на 45 сажен. Зыряновский рудник считался самым богатым. Он давал в то время около 500 пудов серебра, а число рабочих доходило до 700.

В Зыряновской шахте Гумбольдт ознакомился с местами древних рудных выработок (чудские копи). В связи с недостатком дров руда для переплавки отправлялась в Барнаул или на другие заводы Алтая. Перевоз руды частично шел по Иртышу. Погрузка велась на пристанях между деревнями Вороной и Черемшанкой, а в двух верстах выше Усть-Каменогорска руду перегружали на специальные телеги и направляли к заводам.

Вернувшись в Бухтарминск 6(18) августа, путешественники на следующий день направились водным путем по Иртышу. Река здесь вследствие сжатия русла скалистыми берегами и большой покатостью дна текла с большой скоростью. Из описания Розе видно, что плавание по Иртышу было совершено на двух плотах, каждый из которых сооружался из трех лодок, связанных между собой настилом, на котором устанавливалась войлочная юрта, укрывавшая от холода, дождя и ветра. Ехать по сухопутной дороге пришлось бы 3—5 суток, а с грузом даже 8—10.

«На пустынных берегах Иртыша, — пишет Розе, — на протяжении более 5 тысяч метров виден гранит, наслоенный почти горизонтально и излитый над сланцевыми массами, слои которых то склоняются под углом 85°, то стоят совершенно отвесно.

Левый берег Иртыша носит характер степи, и она обжита кочующими киргизами (казахами — В. Ц.), она местами возделывалась посевами проса. Для орошения киргизы (казахи — В. Ц.) использовали местные речушки. Встречались также и посевы пшеницы»[24].






Формы наслоений грунта на берегах Иртыша.




Поздно вечером 7(19) августа экспедиция вновь прибыла в Усть-Каменогорск. 8(20) августа экспедиция пересела в свои экипажи и вечером покинула Усть-Каменогорск, взяв курс на Семипалатинск. Вначале Гумбольдт избрал более короткий путь по степи, а не по дороге, проложенной вдоль Иртыша. В степи находились казачьи охранные посты, которые назывались редутами. В них жили только военные. В больших крепостях жили и не военные, в том числе и казахи. Путешественников от поста к посту всюду сопровождал конный конвой казаков. Так как их путь проходил на значительном расстоянии от Иртыша, то реку на этом отрезке они не видели. Проехали Шульбинск, где им встретились медеплавильные печи, построенные еще А. Демидовым в 1740 году. Печи эти теперь бездействовали. Здесь еще раз натолкнулись на след чудских работ.

Так как от Шульбинска по правому берегу Иртыша почва песчаная и дорога тянется через густой лес (ель, сосна), то, чтобы облегчить путь, экспедиция перебралась на левый, каменистый берег. Доехав до Озерной, последнего поста на пути к Семипалатинску, вновь переправились на правый берег и 9(21) августа в 11 часов вечера прибыли в Семипалатинск, где пробыли до полудня 10(22) августа.

В Семипалатинске проживало около 2000 человек. Он был не только крепостью, но и крупным перевалочным центром, ведущим торговлю со Средней Азией, Кульджой, Кашмиром, Чугучаком, а также с Троицком, Оренбургом и другими городами. Население Семипалатинска тогда состояло из казахов, русских, татар, представителей других национальностей.

На рынке, как отмечал впоследствии Гумбольдт, можно было купить разнообразные товары, в том числе изделия из серебра, золота и драгоценных камней, а также различные шелка.

Ученые узнали, что в пяти верстах к югу от реки Нура в Казахской степи находится «Свинцовая гора» (на местном языке Курган-тас). «Руда этой горы содержит 12 золотников серебра в пуде[25]. Господин Попов пытался получить разрешение от правительства на изыскание и использование руд в этом районе, но ему было отказано, так как местность эта входила в компетенцию киргизов (казахов — В. Ц.). Породы, пробы руд которых господин Попов нам показал, были схожими по содержанию серебра с породами Зыряновского рудника. Руды этих залежей, в большей части, имеют черный оттенок с жирным блеском и смешаны с кварцем, включающим олово и малахит»[26].

Экспедиция ознакомилась с антилопой-сайгаком, которая в степях водилась большими стадами.

Выехав 10(22) августа из Семипалатинска, путешественники на следующий день прибыли в Семиярское. В пути часто встречали казахов с табунами лошадей, отарами овец и верблюдов. Зимой, как рассказали ученым, значительная часть домашних животных содержится под открытым небом, в то же время верблюды, как правило, содержатся под крышей.

В нескольких верстах от Ямышево находятся соленые озера. Соль этих озер благодаря высоким вкусовым качествам известна во всей Западной Сибири. Озера находятся в открытой степи. В летнее время вследствие испарения на озерах образуется соленая корка, которая осенью и зимой исчезает, но в мае вновь появляется. В озера впадают много пресноводных речушек. Коряковское озеро имеет большее значение, чем Ямышевское, ввиду большей площади. Первое — около 20 кв. верст, а второе — 6. В прииртышских землях этой зоны соленые озера — явление частое.

12(24) августа проехали населенный пункт Черноярск, а вечером следующего дня прибыли в Омск. Здесь пробыли трое суток. Посетили казацкое училище, насчитывавшее около 300 воспитанников. Училище обладало хорошим набором карт, книг, геодезических инструментов. Ученые также посетили Азиатскую школу, задачей которой была подготовка переводчиков. В школе обучалось 25 учеников, изучавших татарский, монгольский и маньчжурский языки с иероглифической письменностью. Причем, поскольку все считали Гумбольдта полиглотом, воспитанники Азиатской школы рапортовали ему на изучавшихся ими языках. Кроме того, ученые осмотрели госпиталь и башлычную фабрику.

Сопровождавший экспедицию геолог, родом из Эстонии, Григорий Петрович Гельмерсен вспоминал: «Гумбольдт держался тогда довольно прямо, лишь немного наклоняя наперед голову... Походка его была размеренная, медленная, осторожная, но уверенная. Он никогда не ездил верхом в экскурсиях; если дальше нельзя было ехать в коляске, он выходил и шел пешком, поднимаясь без видимого утомления на высокие горы или карабкаясь по каменным россыпям. Пищу и питье он принимал всегда, даже после утомительных экскурсий, с известной умеренностью, но часто ему стоило немалого труда отклонять от себя обильные яства... Он делал это по отношению к знатным и простым людям с одинаковой безупречной вежливостью... Фигура его ученого спутника Густава Розе была не менее значительна: среднего роста, худой, рыжеватый. За обедом Гумбольдт говорил громко и много, с большим оживлением; пил он одну воду, слегка только подкрашивая ее вином. В шахты, имевшие до 90 саженей глубины, Гумбольдт спускался по лестницам, не боясь страшного утомления. Гумбольдт оказался неутомимым ходоком: все провожавшие его по рудникам выбились из сил»[27].

9(21) сентября путешественники прибыли в Оренбург, который являлся одним из важнейших центров караванной торговли. Гумбольдт заинтересовался товарами, поступающими сюда из различных стран Азии, и путями их направления.

Кроме того, путешественники выезжали в Илецкую Защиту, в окрестностях которой велись разработки соли. Ежегодная добыча соли из открытого отложения (развала) составляла тогда, примерно, 700 пудов[28].

13(25) сентября, накануне отъезда из Оренбурга, казахи пригласили Гумбольдта и его спутников присутствовать на традиционных соревнованиях, устраиваемых ежегодно. Гумбольдт с удовольствием согласился, и в сопровождении казахов ученые выехали в район Илецка, где было раскинуто большое количество юрт.

Еще в пути из Оренбурга к Илецку участники экспедиции с удовольствием наблюдали искусную верховую езду казахов. Они, держась одной рукой за седло, на ходу спрыгивали с лошади и, оттолкнувшись ногами от земли, вновь вскакивали на лошадь, или, опрокинувшись назад, обрывали руками травинки.

Прибыв в Илецк, группа верховых направилась в район, отстоящий в 7 верстах от юрт, и оттуда, обгоняя друг друга, примчались к финишу, где победитель под восторженные крики получил приз. Пока наездники находились в пути, многочисленные зрители наблюдали за казахской борьбой, завершившейся, когда сильнейший одержал подряд шесть побед. За ходом борьбы наблюдали и женщины, которые стояли у юрт, вдали от места соревнования. Проводились также соревнования в беге. Постоянно звучала игра на национальных инструментах. Большой интерес вызвали пение и танцы разодетых в яркие национальные одежды краснощеких казашек.

14(26) сентября экспедиция направилась в Уральск. Здесь пробыли 2 дня, Гумбольдту показали ночной лов (багрение) рыбы. Дальнейший маршрут путешественников шел на Бузулук, Самару, Сызрань, Вольск, Саратов, Дубовку. Из Дубовки выезжали на соляные разработки в Эльтон. Вернувшись в Дубовку, направились в Сарепту и 30 сентября (12 октября) прибыли в Астрахань.

«Я не могу насытиться (конечно, в образном смысле. — В. Ц.) в пределах вашей империи, — писал Гумбольдт министру финансов Канкрину, — не могу умереть, не повидав Каспийского моря».

Из Астрахани Гумбольдт писал прусскому послу в Петербурге: «Мы закончили здесь наши 12000 верст от Петербурга... Почти никогда в течение моей беспокойной жизни я не в состоянии был собрать в короткое время (6 месяцев), правда, на огромном пространстве, такую массу наблюдений и идей... Самые приятные воспоминания оставили по себе: пространство к юго-востоку от Тобольска между Томском, Колыванью и Усть-Каменогорском; прекрасная швейцарская местность у Зыряновских снеговых гор Алтая. Как светлые точки, как приятные воспоминания, должен я еще назвать конские скачки и музыкальный киргизский (казахский — В. Ц.) праздник в степи под Оренбургом»[29].

В Астрахани Гумбольдт, Розе и Эренберг во время приемов и посещений достопримечательностей города вели беседы с представителями различных слоев населения, а также выходили на судах в море, побывали на островах, где собирали образцы местной флоры и фауны. Эренберг обычно собирал особи рыб, насекомых, скелеты животных; Розе — образцы камней, соли, воды и т. п.

Гумбольдту была показана соколиная охота. Во время поездки, да и во время приемов, путешественников угощали кумысом, любимым напитком казахов и калмыков, и ознакомили со способом его изготовления.

Гумбольдт посещал различные рыбные промыслы, знакомился с приемами ловли рыбы посредством учуга, времен, перекидки; с разделкой пойманных рыб, а также с приготовлением икры, рыбьего жира и т. д.

Пробыв в Астрахани 10 суток, путешественники 9(21) октября направились в Москву и 3(15) ноября прибыли туда.

В Москве Гумбольдт был приглашен и посетил 25 октября (6 ноября) «Армянский Лазаревых институт восточных языков» и ряд других научных учреждений.

После 7-дневного пребывания в Москве Гумбольдт со своими спутниками 28 октября (9 ноября) выехал в Петербург, куда прибыл 1(13) ноября, а 3(15) декабря отбыл в Берлин и 16(28) декабря вечером благополучно вернулся из своего путешествия, длившегося 8,5 месяца.

Окончив свое путешествие по России, собрав на огромном пространстве, особенно азиатской части нашей страны, массу новых сведений, идей и наблюдений, Гумбольдт и его спутники по возвращении на Родину долго и усидчиво трудились над их обработкой.

Обозрение Прикаспия и плавание по Каспийскому морю возбудили в Гумбольдте столь живой интерес, что он решил снова проштудировать всю имевшуюся литературу греческих, римских и арабских авторов, касавшихся в той или иной степени районов Западной Азии. Он вновь подверг анализу картографический материал прошлого, касающийся Каспийского и Арабского морей и двух больших рек (Аму и Сыр); работы русских путешественников, исследовавших эти места до его экспедиции: Крашенинникова, путешествовавшего по Сибири в 1733—36 годах; Георги, изучавшего Алтай в 1768—74 годах; Ф. Берга, совершившего экспедиции в Среднюю Азию в 1823 и 1825 годах; Эйхвальда, Эверсмана и других.

Перечитывая классические труды мыслителей древности, Гумбольдт пришел к выводу, что народы, населявшие территорию современного Казахстана, на определенных этапах своего развития играли заметную роль в торговых и культурных сношениях не только с соседними странами, но и с довольно отдаленными азиатскими, европейскими и даже африканскими государствами.

Касаясь истории развития культуры, Гумбольдт писал, что цивилизация «...не принадлежит исключительно одному какому-нибудь, так называемому, первобытному народу, которого изменчивая историческая критика видела то в одном семитическом племени в севернохалдейской (ассирийской) провинции Арпаксаде (Аррапахитис Птолемея), то в племени индусов и иранцев в древней Зандской стране у источников Окса (Амударья. — В. Ц.) и Яксарта (Сырдарья. — В. Ц.)... В седой древности, как бы на самом крайнем горизонте истинно исторического знания, мы уже видим несколько в одно время светящихся пунктов, несколько средоточий образованности, друг на друга испускающих лучи... поэтому цивилизация не может быть делом одного какого-нибудь народа, но суть взаимных отношений, плоды, если не всеобщих, то весьма значительных международных сношений»[30].

Гумбольдт, сравнивая книжное описание с живой действительностью мест, только что посещенных им, отмечал, что древнегреческий историк и путешественник Геродот, по праву носящий почетное имя «отца истории», в своем классическом труде «История», посвященном греко-персидским войнам (500—441 гг. до н. э.), впервые указал, что Каспийское море составляет со всех сторон закрытый бассейн, и что у его восточных берегов, так же как и у западных, живут различные племена. Описывая путь с запада на восток через Урал, он указывал на наличие за Уралом еще одной горной цепи, более высокой, и утверждал, что у подошвы Урала живут аргиппеи. Гумбольдт, так же как и ряд других этнографов его времени — Герен, Нибур, Эйхвальд, — определил, что аргиппеи — монгольское племя, предки калмыков, соседи скифов[31]. «Но что далее аргиппеев, — как пишет Геродот, — никто не может сказать ничего достоверного; стоят там высокие неприступные горы, которых никто не перехаживал... Впрочем, известно, что к востоку от аргиппеев живут исседоны»[32]. Гумбольдт считал, что «высокие, неприступные горы» Геродота — это Алтайские горы, а племена, обитавшие в юго-западной части Алтая или «в нынешней средней Киргизской степи, между Каркаралы и Семипалатинском», относятся к исседонам.

Очевидно, если в Европе до Геродота не было правильных сведений об этих странах, то в эпосе народов северо-западной и северной Индии, в частности «Махабхарате», излагаются довольно правдоподобные сведения о горных массивах, реках и пустынях Азии, в том числе и территории современного Казахстана. Александр Гумбольдт в труде «Картины природы» по этому поводу пишет: «В географическом отрывке Махабхараты, Бгишмаканде, имя Меру обозначает не гору, а скорее безграничное возвышение почвы, рек: Гангеса, Бгадрозомы (Иртыш) и вилкообразно разделяющегося Оксуса»[33].

Естественно, Махабхарата или сказание о великих Бхарата сложилось, главным образом, на основе мифов, тем не менее важно, что в этом легендарном сказании более трехтысячелетней давности, упоминаются реально существующие реки, в том числе и протекающие по территории Казахстана: Бгадрозома (Иртыш) и вилкообразный Оксус.

Важным свидетельством о живом соприкосновении народов Северной Индии с другими соседними народами, являются также многочисленные упоминания о проникновении на территорию Срединной Азии торговых лиц, буддийских монахов[34] и различных отшельников с их меркантильными, религиозно-философскими и астрологическими фантазиями.

О том, что в Средней Азии обитали могучие народы, можно судить хотя бы по тому, что персидский царь Кир погиб в борьбе с массагетами, саками и дербиками, а войска Александра Македонского понесли небывалые за весь Восточный поход потери во время грандиозного сражения на реках Танаис (Яксарт, Сырдарья) и Политимен (Зеравшан), где войскам Бактрии и Согдианы помогали мамакены и саки — кочевые воинственные племена, обитавшие на территории современного Казахстана и других близлежащих районов Средней Азии.

В древних источниках имеются также сведения о том, что сакские женщины наравне с мужчинами принимали участие в сражениях, «притворно обращаясь в бегство, стреляли с коней, оборотясь назад»[35].

Установив ареалы расселения аргиппеев и исседонов, Гумбольдт подверг исследованию еще один важный вопрос: «Кем и где добывалось золото, которое в большом количестве поступало в греческие приморские владения?»

Как известно из работ древних авторов, и прежде всего из трудов Геродота, греческие причерноморские княжества обладали большим количеством золота, да и раскопки греческих курганов, проводившиеся в последующие века, обнаружили немало золотых браслетов и других украшений, а также золотых сосудов, монет и т. п. В то же время установлено, что в местах обитания причерноморских греков добыча золота отсутствовала. Профессор Г. Е. Щуровский, путешествовавший по Алтаю и Казахстану, в своих исследованиях по этому вопросу пишет: «Итак в юго-западной части Алтая, как можно полагать, во времена Геродота обитали исседоны, а в северной части аримаспы и гриппы. Которые же из этих народов добывали золото и перепродавали его скифам? Из описания Геродота видно, что золото находилось в руках аримаспов и гриппов. Гумбольдт назначает им место в соседстве нынешних Салаирских гор, заключающих в себе золотые россыпи. (В Салаирские горы Гумбольдт, видимо, включал и Алтайские. — В. Ц.). По мнению Гумбольдта, эти самые россыпи вместе с Южно-Уральскими были главным источником золота для скифов и для греческих причерноморских колоний, для понтийских эллинов. Греки, по его предположению, получали золото от исседонов, которые одни только могли находиться в прямых сношениях с аримаспами»[36].

Таким образом, если в Европе достоверные сведения о многих странах и народах Азии, в том числе и о Срединной ее части, включая и Казахстан, узнали только во время Восточного похода Александра Македонского, мечтавшего о создании мировой державы в границах обитаемого мира, то в Индии за многие века до Македонского бытовали сведения о странах Азии, расположенных на севере за Гималаями и на востоке от Каспийского моря.

Вначале Гумбольдт предполагал обработать все свои записи в виде отчета о путешествии, включив в него астрономические магнитные наблюдения и издать отдельной книгой. Но разразившаяся в 1830—31 гг. в Парижской Академии наук нашумевшая научная дискуссия между знаменитыми французскими академиками зоологом-эволюционистом Жоффруа Сент-Илером и крупнейшим палеонтологом Жоржем Кювье отвлекла Гумбольдта от первоначальных намерений. Гумбольдту пришлось в 1830 и 1831 годах неоднократно выезжать из Берлина в Париж на заседания Академии наук, членом которой он являлся уже многие годы. В то же время Густав Розе, приведя в порядок собранные во время путешествия коллекции минералов и других пород, приступил к публикации отдельных статей[37], намереваясь впоследствии издать труд под названием «Геогностическо-минералогическое описание Урала и Алтайских рудных гор».

Летом 1831 года Гумбольдт предложил Густаву Розе включить в его работу и отчет о деятельности всех членов экспедиции, передал ему собранные во время путешествия материалы, пересмотрел совместно с Розе и Эренбергом путевые дневники и принял участие в корректировании всей работы. В 1837 году в Берлине вышел первый том «Reise nach dem Ural, dem Altai und dem Kaspischen Meere», а в 1842 году — второй том. Сам Гумбольдт не издал отдельной работы о путешествии на Урал, Алтай и Казахстан, но ряд материалов, собранных в экспедиции, он внес в свои более поздние капитальные сочинения «Asie Centrale» (Paris, 1843), «Kosmos» (Stuttgart, 1845—1862), «Ansichten der Natur» («Картины природы)» (1849, 1860 годы). Все эти работы были переведены на многие языки, в том числе и на русский. Причем, последняя из указанных работ дважды издавалась во второй половине прошлого века (1855, 1862) и в 1906 году.

В работе «Asie Centrale» Гумбольдт пришел к заключению, что в Азии, особенно на юге и на западе, можно наблюдать значительные изменения материка. Он впервые высказал идею о причинах образования величайшей в мире Арало-Каспийской котловины. Гумбольдт под этим названием полагал все пространство, которое, начавшись от западных берегов Черного моря, простирается через южную Россию, включает районы Каспийского и Аральского морей. По выражению Гумбольдта — это «страна-кратер». В образовании ее важнейшее место принадлежит процессу создания горных систем Кавказа, Гималаев, Гиндукуша, Тянь-Шаня. «С подъемом столь огромных хребтов при подошве их необходимо должны были образоваться и огромные впадины или углубления. Одну из таких впадин и самую огромную составляет Арало-Каспийская котловина».

Выдающийся английский геолог, член ряда академий, в том числе и Петербургской, Мурчисон после посещения в 1841 году России развил идею Гумбольдта об Арало-Каспийской котловине и высказал палеонтологически обоснованное суждение, что еще в начале нынешнего геологического периода она была обширным средиматериковым морем, которое по величине превосходило современное Средиземное, но впоследствии под влиянием тектоники и других причин разделилось на три: Черное, Каспийское и Аральское. Остальное пространство, бывшее дном этого моря, превратилось в необозримые степи.

Гумбольдт не допускал, чтобы Арал и Каспий уже в историческое время составляли один бассейн. Плато Устюрт, несмотря на свое сравнительно недавнее образование, должно было препятствовать этому соединению, и значит общий Арало-Каспийский бассейн существовал ранее образования Устюрта. Что же касается Скифского залива Каспийского моря, упоминаемого древними писателями и находившегося между нынешними Кара-Богазским и Кендерлинским (Комсомолец. — В. Ц.) заливами, то весьма вероятно, что во времена Геродота и в эпоху экспедиции Александра Македонского Арал сообщался с Каспием путем рукавов Скифского залива, в которые впадал Оксус[38]. Скифский залив путем усыхания (испарение преобладало над притоком вод) или путем тектонических явлений постепенно суживался и тем самым способствовал разделению морей и бифуркации (разделению на две ветви. — В. Ц.) Оксуса.

В «Картинах природы» Гумбольдт, касаясь степных просторов Азии, пишет: «Между Алтаем и Куэньлунем, на несколько тысяч миль в длину от Китайской стены к Аральскому морю тянутся степи, если не самые возвышенные, то по крайней мере самые обширные во всем Свете. Одну их часть — Калмыцкие и Киргизские (Казахские — В. Ц.) степи, простирающиеся между Доном, Волгою, Каспийским морем и оз. Дзайсан, почти на 700 геогр. миль, я имел случай видеть сам... Азиатские степи, местами холмистые и прерываемые сосновыми лесами, представляют растительность более разнообразную, чем льяносы и пампасы Каракаса и Буэнос-Айреса. Самая привлекательная часть Азиатской равнины населена пастушескими народами, украшена мальвою, тюльпаном, низеньким розовидным деревцом, усеянным белыми цветами...»[39].

Касаясь непосредственно мест Казахстана, которыми проезжал Гумбольдт, он пишет: «Если кто-нибудь, ехав по этим лугам, где не проложено ни одной дорожки, встал бы в своей маленькой татарской тележке, то он заметил бы, как постепенно наклоняются под колесами эти растения, густые как лес. Некоторые из азиатских степей представляются нам равнинами ниворослей (обрабатываемые земли — В. Ц.); другие же покрыты сочными, всегда зелеными коленчатыми растениями; многие виднеются издали от соли в виде лишаев, разбросанных по глинистой почве»[40].

Гумбольдт, однако, отмечает: «Возделывание растений, требующих для своего прозябания (существования — В. Ц.) определенной температуры, научает нас, что вне Тибетской возвышенности (и в нее прежде заключаемой пустыни Гоби) Азия представляет между 37° и 40° широты не только непрерывную, плоскую возвышенность, но и значительные низменности, даже настоящие лощины. Внимательное чтение путешествий Марко Поло, где упоминается о виноделии и уборке хлопчатой бумаги в северных странах, приковало давно внимание остроумного Клапрота на этот предмет... Страны Котан, Кашгар и Яркенд еще и теперь, как при Марко Поло, платят дань хлопчатником... В подтверждение сказанного можно упомянуть и о берегах Каспийского моря (в широте 46°21\'), лежащих на 78 футов ниже уровня Черного моря; там я сам был свидетелем страшной летней жары, способствовавшей возделыванию винограда; тогда как зимою ртуть в термометре не поднимается выше 20—25 градусов стоградусного термометра. Притом, весьма понятно, что растения, живущие, так сказать, только летом (такие, как виноград, хлопок, рис, дыни), могут от действия лучистой теплоты с успехом возделываться и между 40°—44° широты»[41].

(Предсказания Гумбольдта блестяще оправдались. Известно, с каким успехом сейчас на плодородных долинах Семиречья благодаря крупным мероприятиям по орошению земель, проведенным за годы Советской власти, возделываются рис и виноград, а Кзыл-Ординская область славится превосходными дынями).

Путешествие А. Гумбольдта по внутренней Азии принесло немалую пользу России. Кроме описания природы, богатств ее недр, а также гор, снежных вершин, рек и озер, оно обогатило науку новыми фактами в области метеорологии, астрономии и теории земного магнетизма. Гумбольдт описал климаты районов как в европейской, так и в азиатской частях России, исследовал географическое распространение флоры и фауны, его сотрудники собрали богатые коллекции растительного и животного миров, а также минералов. Но не только богатство или скудость природы нашли отражение в его многочисленных работах; с особым вниманием Гумбольдт наблюдал за «народами Востока, богато одаренными и издревле объединенными в различные племенные союзы».

В своих письмах к ученым Гизо и Тейлору Гумбольдт неоднократно останавливался на быте, религии и образе жизни казахов. Гизо он писал: «Народ, в особенности эта огромная масса номадов (кочевников — В. Ц.), возбуждает больший интерес, чем величественные реки и снежные вершины. Глядя на них, мысленно переносишься в прошедшее, в эпоху великого переселения народов. 30 000 киргизов (казахов — В. Ц.), которые перекочевывают еще в эту минуту, когда я Вам пишу, мой любезный друг, на своих телегах, показывают, что происходило в былые времена. Мы знаем все это из истории, но мне пришлось все видеть своими глазами»[42].

«По словам Гумбольдта, — пишет Тейлор, — Киргизская (Казахская) степь вообще чрезвычайно однообразная; пройдя каких-нибудь 50 миль, вам кажется, что вы прошли тысячу; но народ представляет много интересного... Киргизы (казахи) принадлежат к тем немногим человеческим расам, обычаи которых в течение тысячелетий почти не изменялись»[43].

В путешествии Гумбольдт собрал также множество данных для его антропологических воззрений, подробно изложенных в его сочинении «Vues des Cordillieres», но дополненных и измененных в «Космосе». Его учение о человеческих расах, благодаря сравнительным наблюдениям над племенами Америки и внутренней Азии, окрепло в научную теорию, которая и до сих пор еще во многом справедлива. С замечательной прозорливостью высказал он мысли о переходах одной расы в другую, а также, конечно, в виде счастливой догадки, и мысль о важном влиянии среды на этот процесс. К чести Гумбольдта нужно заметить, что он не поддался нелепым воззрениям еще в его время сложившейся школы Кампера, Блуменбаха, Тришара, которая отстаивала с диким фанатизмом расовую табель о рангах, племенную генеалогию, в силу которой одна нация предназначалась для естественного господства над другой. Раз допустив влияние среды и окружающей природы на народ, Гумбольдт логически должен был признать и за человеческой цивилизацией способность органически видоизменять народ и расу. Поэтому он прямо объявляет: «Нет рас низших и высших, есть только расы более развитые, более облагороженные культурой». И это научное убеждение он всеми силами старался проводить в жизнь, пользуясь своим влиянием в высших правительственных сферах.

Он ратовал за уничтожение невольничества в Америке и добился принятия закона, по которому негр, который вступал на прусскую землю, становился свободным. Этот закон, конечно, был несколько наивен. Гумбольдт не замечал, что некоторые его соотечественники порой жили не лучше рабов. И с этой стороны вполне справедливы упреки в его адрес. Нужно, однако, заметить, что до конца своей жизни он безбоязненно осуждал действия прусского правительства и не раз говорил в глаза королю горькие истины, восстановив этим против себя весь круг придворных аристократов, которые «яростно ненавидели его»[44].

В годы глубокой старости, когда Гумбольдту пошел уже девятый десяток, он не переставал следить за научными экспедициями, совершавшимися по всей Азии и Азиатской России в частности. С особым интересом изучал он материалы, касающиеся тех районов, где ему пришлось бывать самому.

Естественно, после путешествия Гумбольдта по России правительство и различные научные организации, чтобы не ронять свой престиж, стали направлять большое количество ученых в путешествия по Сибири, Алтаю и другим районам Азии.

Гумбольдту хорошо были известны труды Петра Александровича Чихачева, совершившего в 1842 году научное путешествие по Алтаю и Казахстану и издавшего в 1845 году в Париже солидный труд: «Voyage scientifique dans l\'Altai Oriental...», а также ряд книг по исследованию Малой Азии; работы академика Гельмерсена, сопровождавшего Гумбольдта во время его экспедиции по Азиатской России и издавшего в 1844 году в Петербурге книгу: «Ueber die geognostische Beschenheit des Ust-Urt und insbesondere dessen cestliechen Abfallen zum Aral-See»; геологическое путешествие в 1844 году по Алтаю и Казахстану профессора Щуровского; гидрографические исследования Аральского моря и низовья Сырдарьи контр-адмиралом А. И. Бутаковым и т. д.

Гумбольдту были известны работы Федорова, Савича, Саблера, Фусса по измерению глубин и уточнению береговой линии Каспийского моря. Гумбольдт интересовался работами Паррота (сын), Хозько, Ханыкова, Палласа, Бунге, Бэра, Влангали. Из западно-европейских ученых-путешественников Гумбольдт с особым вниманием знакомился с работами английского геолога Мурчисона, о котором мы уже упоминали; французского путешественника Омер-де-Гелля, проведшего нивелировку берегов Каспия; немецкого ботаника Ледебура, издавшего в 1842—53 годах четырехтомник «Flora Rossiса» и других.

Уже после кончины Гумбольдта немало нового в изучение географии Казахстана внес выдающийся представитель передовой культуры XIX века, просветитель и ученый, мужественный путешественник Чокан Чингисович Валиханов (1835—1865 гг.). Лучше зная местный край, он внес ряд важных уточнений в отдельные положения Гумбольдта. В «Очерках Джунгарии», впервые опубликованных в «Записках РГО» за 1861 год, кн. 1, с. 184—200 и кн. II, с. 35—58, Чокан Валиханов отметил: «Гумбольдт и Риттер... думали, что буруты именно составляют Большую Кайсацкую орду и что эту-то орду нужно отличать от Малой и Средней. Но это было большой ошибкой со стороны почетных корифеев науки. Большая, Средняя и Малая киргиз-кайсацкие орды составляют один народ «казах», отличный от киргизов, называемых китайцами — бурутами... Эти два народа отличаются по языку, по происхождению, по обычаям»[45].






Чокан Чингисович Валиханов — великий казахский просветитель, ученый, путешественник.




А ведь всего лет 10 до того Чокан Валиханов, воспитанник Сибирского кадетского корпуса в Омске, впервые пролистал классические труды Александра Гумбольдта. Поистине как метеор пронесся этот гениальный юноша над казахскими степями... И такой ученик, думается, составил честь одному из своих учителей — Александру Гумбольдту.

Достоинства его как воспитателя хорошо сформулировал в своей книге Герберт Скурла: «Он стремился говорить и писать языком, понятным одновременно и буржуа, и рабочему, и офицеру, и князю, и студенту, и профессору (Гумбольдта поэтому многие считают основателем жанра научно-популярной литературы)... Гумбольдт пробуждал в людях любовь к природе, помогал им осознать грядущие глубокие перемены во многих областях человеческой жизни»[46].

Пётр Чихачев

Люди! Торопитесь разумно использовать время, отпущенное нам неповторимо самой природой. П. Чихачев








Петр Александрович Чихачев родился в августе 1808 года в Гатчине. Его отец — Александр Петрович, как и большинство его предков, служил в армии, в 1804 году был переведен на должность первого директора Гатчинского дворца.

Мать Петра — Анна Федоровна, урожденная Бестужева-Рюмина, была женщиной передовых взглядов и уделяла большое внимание воспитанию своих детей: Петра и младшего Платона[47]. Оба они первоначальное образование получили преимущественно у лицейских профессоров в Царском Селе. Особенно большое внимание на формирование личности Петра Чихачева оказал Егор Антонович Энгельгардт, который в то время был директором Царскосельского лицея и воспитал самый первый его выпуск во главе с гениальным Пушкиным. Являясь большим любителем-натуралистом, Энгельгардт привил братьям любовь к природе. У него Петр Чихачев еще в отроческие годы научился собирать и классифицировать окаменелости, минералы, различные виды растений и т. п.

22 июля 1823 года мать Чихачева подала прошение об определении ее старшего сына Петра студентом в ведомство Государственной коллегии иностранных дел. Прошение было удовлетворено.

В марте 1828 года П. А. Чихачев окончил дипломатическую школу. Были особо отмечены его редкие способности к изучению иностранных языков (французского, немецкого, английского, греческого и итальянского), а также исторических наук. 30 марта П. А. Чихачев был определен на работу в Министерство иностранных дел в чине коллежского регистратора, одновременно произведен в первый офицерский чин[48].

Во внешней политике России того времени одной из основных проблем являлся «Восточный вопрос», в котором непосредственно сталкивались интересы, главным образом, России, Англии и Австрии.

В 1828 году, во время начавшейся русско-турецкой войны, младший брат Петра — Платон, воспламененный патриотическими чувствами, был зачислен добровольцем в действующую армию, в Санкт-Петербургский уланский полк, участвовавший тогда в осаде Силистрии и Шумлы. «Наши зимние квартиры мы заняли в деревнях близ Бухареста, — писал Платон Чихачев П. П. Семенову (впоследствии еще и Тян-Шанскому. — В. Ц.), — и там я прочитал описание путешествия А. Гумбольдта в Америку, которое впоследствии побудило меня познакомиться с Новым Светом».

Петр усердной работой и блестящими знаниями иностранных языков выделялся среди молодых работников Министерства иностранных дел, за что 5 апреля 1830 года был «пожалован в переводчики Государственной коллегии иностранных дел», а 30 апреля направлен на работу в Азиатский департамент этого Министерства.

Там П. А. Чихачев занимался преимущественно «восточными вопросами». Желая лично ознакомиться со странами Ближнего и Среднего Востока, а особенно с Турцией, П. А. Чихачев решил выехать в Константинополь для работы в русском посольстве.

Приезд П. А. Чихачева в Константинополь в феврале 1834 года совпал с торжественным открытием памятника, установленного турками в честь пребывания русских войск на Босфоре.

В Константинополе П. А. Чихачев, наряду со своими служебными обязанностями помощника секретаря при русском посольстве, занимался изучением истории и этнографии народов, населявших Малую Азию, совершенствовал свои познания в новогреческом языке и начал изучать турецкий и испанский языки.






Памятник, установленный в 1834 году в Константинополе в честь пребывания русских







Вид русского посольства в Константинополе
Рисунок Г. Гагарина







Петр Чихачев в восточном костюме
Рисунок К. Брюллова




Большое впечатление произвели на П. А. Чихачева рассказы и зарисовки выдающегося русского живописца Карла Павловича Брюллова, который после завершения своей грандиозной картины «Последний день Помпеи», возвращаясь из Италии в Россию, посетил Грецию и Турцию. В 1835 году во время пребывания К. П. Брюллова в Бююк-Дере П. А. Чихачев неоднократно сопровождал его в поездках по наиболее живописным местам, помогая запечатлеть «восточные образы». Здесь К. П. Брюлловым был также зарисован и сам П. А. Чихачев в восточном костюме.

С 1834 по 1836 годы П. А. Чихачев посетил различные страны Ближнего и Среднего Востока, а также Испанию, Португалию, Италию.

В 1836 году П. А. Чихачев подает заявление о возвращении на Родину, на что получает согласие, 2 октября того же года П. А. Чихачев отправился из Турции в Россию.

В России П. А. Чихачев приступил к углубленному изучению специальных наук у выдающихся в то время ученых Москвы и Петербурга, время от времени посещал научные центры Западной Европы.

Зимой 1838 года в Петербурге после пятилетней разлуки вновь встретились братья Чихачевы: Петр Александрович и только что вернувшийся из своего полного приключениями путешествия по Южной Америке Платон Александрович.

Еще молодые по возрасту, но уже вполне зрелые по гражданскому сознанию братья Чихачевы твердо решили приступить к исследованию почти не известных районов Сибири и Средней Азии, а особенно достичь таинственного Тибета. Разработав план экспедиции в глубь Азии, Чихачевы обратились в Академию наук с просьбой поддержать перед правительством их намерения. В марте 1839 года академики Бэр, Купфер, Ленц, Фрей и Шмидт также обратились по этому поводу со специальным обширным письмом к царскому правительству, в котором писали: «...Научная экспедиция, задуманная господином П. А. Чихачевым, заслуживает внимания Академии и Родины, ибо он первый всесторонне образованный чисто русский человек, который не во исполнение правительственного поручения, а по собственному почину и личному побуждению, желая отдать свои силы и знания на благо науки и родины, стремится рискнуть и осуществить данную экспедицию, опасности которой всем известны...»[49].

Но ни личные обращения П. А. Чихачева, ни письмо, подписанное академиками, не могли убедить царское правительство в целесообразности экспедиции. Оно не верило в творческие силы самобытных русских исследователей, поэтому отнеслось к задуманной экспедиции с недоверием и даже с пренебрежением. Особенно большие препятствия чинил министр иностранных дел России граф Нессельроде. «То было странное время, — писал Чихачев, — период, так сказать, скрытого гонения на все, что могло привести к освещению почти неизвестного материка и вполне естественных и столь важных интересов России на Востоке»[50].

П. А. Чихачеву стало ясно, что для получения согласия царского правительства на экспедицию совершенно недостаточно иметь знания, желание и даже поддержку русской Академии наук, а необходимо было еще признание русского исследователя западно-европейскими учеными. Поэтому летом 1839 года П. А. Чихачев выезжает в страны Западной Европы с целью испробовать свои силы в исследовании ряда «загадочных в геологическом и ботаническом отношениях» районов европейского континента.

Лишь по возвращении из Италии и Франции Петр Чихачев был направлен в 1842 году штабом корпуса горных инженеров в Восточный Алтай.

Чихачев с большим воодушевлением и благодарностью принял это приказание и в своем донесении в штаб корпуса горных инженеров писал: «Я готов как можно скорее... приступить к выполнению столь почетного поручения»[51].

Конечным районом научной экспедиции явился Восточный Казахстан. Вернувшись в Петербург в конце года, Петр Александрович в 1843 г. направляется в Париж, где издал в 1845 г. на средства царского правительства солидный труд «Voyage scientifique dans l\'Altai Oriental...», великолепно иллюстрированный русским живописцем Е. Е. Мейером, принимавшим участие в экспедиции, а также великим художником И. К. Айвазовским. Труд этот по богатству содержания, точности описания и красочности издания, а также по картографическому материалу стал непревзойденным памятником русской и мировой географической литературы, посвященной Алтаю первой половины XIX века.

В приложении 1 к данной работе мы приводим сделанный нами впервые перевод с французского лишь той части маршрута, которая проходила по территории Казахстана осенью 1842 года.