Елена Александровна Кабанова, Инесса Владимировна Ципоркина
Стерва сама себе хозяйка. Кодекс семейных ценностей
Стерва
Введение в отчуждение
Стерва, как правило, представляется символом деловой жизни — этакая акула бизнеса, поедающая все, что движется в толще воды, испуская биоэлектрические импульсы. Но, во-первых, даже акулы не пожирают кого ни попадя — у них вкус избирательный, что бы там себе серферы не воображали. А во-вторых, стать опасной хищницей и хищническими методами отстаивать свои интересы в рабочем коллективе — плевое дело по сравнению с тем, каково это — отказывать родным и близким в «законном праве». В состав «законного права» входят самые разные вещи, среди которых непременно будут попадаться близкородственный прессинг, шантаж, манипуляция. И не потому, что в семье все всем хотят подставить ножку. Просто иначе не умеют. А почему не умеют и что с ними, такими неумелыми, делать — об этом мы и поговорим в нашей книге.
В сущности, для каждой женщины отношения с домочадцами составляют целый мир, по важности равный карьере и самореализации. Эволюция и цивилизация, не чинясь, возложили на женский пол задачу налаживания «группы контактов», а вернее, контактов в группе. И жуткое количество времени у рода человеческого ушло на то, чтобы люди перестали бегать стаей, а распределились бы по семейным кланам, в каждом из которых у «сродственников» свое место и свои обязанности, иерархия — незыблема, а статусная система регламентирует всякие там эмоциональные всплески и возрастные кризисы. Ну, и как теперь все это бросить? Как отказаться от социальных механизмов, которые отменно регулировали наше существование на голубой планете несколько миллионов лет (если, конечно, вместе с нашим биологическим видом сосчитать и разные виды пралюдей — для солидности)? Уж больно удобная вещь!
И хотя специалисты вовсю разъясняют современному человечеству, что биологическая программа давно устарела, а инстинктивный метод улаживания социальных конфликтов не работает там, где поведение строится на чем-то еще, помимо наследственных стереотипов — все равно хомо сапиенс ужасно не хочется отказываться от поведенческих приемчиков, которые родились, когда он, может, уже и был хомо, да только не сапиенс. Максимум эректус (нет, это — не то, что ты подумала, это значит «прямоходящий»). В общем, довлеет подсознание, довлеет. И к тем, кто не в силах противостоять зову темного, неосознанного «Оно», можно испытывать сочувствие — но нельзя давать слабину. Иначе тебя сожрут. Буквально. Хотя мы согласны: верить в такое не хочется. Домашняя обстановка, вокруг семья, любимые и родные люди — и вдруг все оборачивается третьесортным ужастиком про тайную секту оборотней, замаскированную под группу реабилитации толстяков, психологически зависимых от еды.
Поэтому необходимо найти собственную стратегию противостояния ближнему своему. Ведь, оказавшись лицом к лицу с проблемой «родственных конфликтов», ты можешь запаниковать, у тебя может возникнуть шок из-за испытанного разочарования, крушение иллюзий может вызвать тяжелую депрессию. Всякое случается. И при подобных обстоятельствах пострадают все — и ты, и твои «противные близкие». Между вами вырастет натуральная китайская стена, да еще с полосой отчуждения по обе стороны. У некоторых людей в аналогичной ситуации появляется интимофобия — боязнь близких отношений. Им страшно доверить себя другому и страшно принять на себя обязательствами по отношению к любимому человеку. Интимофобия погружает личность в вынужденное одиночество. Эмоциональная сфера находится в состоянии «и не спать нельзя, и никак не уснуть». Но, даже если последствия окажутся не столь тяжелы, лучше являться на домашний вариант телепередачи «Окна» хорошо подготовленной. И не бояться того, что возмущенная родня время от времени будет восклицать: «Ну ты и стерва!» Ведь альтернативой характеристике «стерва» служит снисходительное: «Она у нас дурочка совсем!» Словом, «выбирай — но осторожно, осторожно — но выбирай»!
Что же касается отчуждения между тобой и, скажем так, «неотчуждаемыми родственниками» — мамой, папой, братьями, сестрами — то, мы надеемся, ты отдаешь себе отчет в одной чрезвычайно важной вещи: оно — отчуждение — существует. Просто о нем не принято говорить вслух. Семейная сфера обросла мифами, словно затонувшая галера — водорослями. Даже о большом бизнесе не ходит столько сказок, сколько о том, как «жили-были дед да баба, если кашу с молоком». Причем про «хвать по пузу кулаком» рассказывается, как про ужасное исключение из правил. А в основном, дескать, семейная жизнь есть идиллия. Зачем, спрашивается, она нужна, эта слащавая словесная муть? Семья переживает те же кризисы, что и страна. Сергей Довлатов верно определил родство между этими двумя структурами: «семья — не ячейка государства. Семья — это государство и есть. Борьба за власть, экономические, творческие и культурные проблемы. Эксплуатация, мечты о свободе, революционные настроения. И тому подобное. Все это и есть семья». А значит, все, как поется в мюзикле «Чикаго», «правильно так, радостно так, сладостно так» быть не может. Поэтому не стоит впадать в панику при любом «отклонении от образцово-показательного семейного счастья». Лучше прочти эту книгу и составь собственный план действий.
И поверь — никто не стремится рассорить тебя с близкими людьми. Просто для сохранения отношений приходится следовать древнему принципу: «Si vis pacem, para bellum» — «Если хочешь мира, готовься к войне».
Глава 1. Хайль, майн либен фюрер!
Зачем, спрашивается, воевать — это с родным-то человеком?! Ну, и родной человек все-таки не святой дух. А потому обоюдные недостатки и слабости не могут не проявляться в процессе вашего совместного проживания. Полагая, что родственники — самая лучшая и надежная опора, самые верные и понимающие друзья, самые любящие и добрые души, мы нередко собственными руками роем могилу своему здравомыслию. Мы стараемся «притянуть за уши» реального человека к мифическому образцу — а что в результате? А в результате теряем и иллюзию, и действительность: разочарование заставляет нас расстаться и с придуманным идеалом, и с близкими, «не дотянувшими» до идеала. В детстве такие «крушения» переживаются легче. Видимо, сказывается присутствие титанических планов на долгую-долгую жизнь. Мысль о том, что «все еще будет», приглаживает наждачную шкуру жизненного пути. С возрастом, когда контакты налаживаются с большим трудом, когда начинаешь высоко ценить не столько новое, сколько привычное, когда всякая потеря оставляет шрам на душе — ты готова закрыть глаза на очевидное, дабы продолжать верить в невероятное. Так и рождаются комплексы.
Наше сознание пытается спрятать от нас травмоопасные реалии за флером идеализации — и не только в детские годы. Всю жизнь мы опьяняем себя старыми и новыми мифами, стараясь отыскать в собственной жизни признаки наличия «доброй сказки». И ужасно расстраиваемся, если «что-то ничего в волнах не видно», как говаривал новеллист Иероним Поприхин в «Мастере и Маргарите». А ведь стоило бы саму себя поблагодарить за объективность и проницательность. Многие люди, правда, прибегают не к поиску, а к домыслу: подсознательно искажают черты действительности, добавляя своему окружению черты «мифических героев». Увы, но подобное одурманивание мифами, как правило, заканчивается тем, что настоящие, немифические шансы упускаются.
Великий писатель Федор Достоевский писал: «Человек всю жизнь не живет, а сочиняет себя, самосочиняется». А если вспомнить другого великого человека — Ингмара Бергмана, — то можно повторить и его слова: «Жизнь имеет в точности ту ценность, которой мы хотим ее наделить». Потом, сложив эти изречения, получаем совсем не парадоксальное утверждение: тот, кто «самосочиняется», низводит ценность жизни до создания воображаемой маски, накрепко приросшей к истинной личности. И маскарад становится его жизнью, а его жизнь — маскарадом. Сперва забавно, но только сперва. Есть, разумеется, определенная психологическая категория, которая страшно увлекается всякими «тусовочными мероприятиями» — про них можно сказать, что маска для них становится лицом, потому что они есть то, что видят окружающие. Но это всего лишь один компонент психологического рисунка личности. В рисунок обычно входят несколько таких компонентов, и им, скорее всего, будет ужасно неуютно в «нескончаемом вихре развлечений». Так что, вероятно, стоит сохранить свою индивидуальность, как бы тебя не тянуло «самосочиняться» — например, ради удовлетворения амбиций твоей родни. Как уже было сказано, поначалу это сработает и даже покажется забавным — а потом станет тошно и жалко себя, потерянную, до невозможности.
Конечно, время от времени так и тянет сказануть нечто в духе напыщенной фразы Максима Горького, заученной еще в школе: «жизнь дается один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно»… потраченную зарплату. Впрочем, это бесполезное занятие: каждому из нас придется искать свое собственное «прожить надо так». Никаких единых вариантов не существует — на создание подобных «образцов» отваживаются только идеологи. То есть категория, наименее заинтересованная в счастье отдельно взятого человека. Ведь задача идеолога — обеспечение бесперебойной работы социальных механизмов, даже в ущерб интересам «социальной единицы». Итак, если тебе однажды покажется, что ты обнаружила всеобщий смысл жизни — тогда одно из двух. Либо ты подалась в идеологи, либо тебе пора проконсультироваться у психиатра.
Иногда к специалистам данного профиля мы попадаем непосредственно «с подачи» наших родных и близких. Иначе сама идея психоанализа не только не развилась бы в индустрию, но и вообще не родилась бы! Приходится признать: мы не только подвергаемся прессингу со стороны близких, но и сами усугубляем негативные последствия оного, прячась от объективного мировосприятия в свое собственное «измерение». От подобной тактики неизбежные разочарования не перестают быть неизбежными — но становятся гораздо мощнее и сокрушительнее. Поэтому для сохранения твердого ума и ясной памяти у человека выход один: смотреть реальности в лицо, не пудрить мозги ни себе, ни другим байками и сказками. И отстаивать свои интересы в любой ситуации. Но не впадая в паранойю. А это бывает так трудно!
Почему же мы, люди вполне здоровые (по крайней мере психически), так устрашающе меняемся, когда приходится решать обычную, вроде бы, задачу — как добиться необходимых уступок от своего круга общения? Почему мы впадаем то в истерику, то в аутизм, то в абулию (это патологическое отсутствие воли), то в депрессию? Почему мы периодически закатываем родным скандалы, больше напоминающие потопление «Титаника», нежели выяснение отношений? Почему нам покоя не дает идиотский (да-да, идиотский!) вопрос: кто глава семьи? Да потому, что когда-то, в детстве, нам годами прививали примитивные «подавляющие» методы общения. И мы взяли их на вооружение, а потом уверовали в соответствующие ценности — натиск, напор, нажим. Поэтому сейчас мы расплачиваемся за неверную информацию, усвоенную в юные годы: либо ты — либо тебя. И выбираем одну из двух далеко не симпатичных ролей — подавляющего или подавляемого.
Но мы же не хотели оказаться перед выбором «съесть или быть съеденной», особенно, когда речь идет о налаживании родственных отношений. И как вся эта жуткая система «налаживания», спрашивается, складывается? Складывается она довольно примитивно — но очень, очень подолгу, можно считать, десятилетиями. Многократное повторение — не мать учения, а мать зубрежки. Повторив сто, тысячу раз какую-нибудь абракадабру, ты затвердишь ее на всю жизнь. И, вероятно, никогда уже не сможешь от нее избавиться. Немало существует семей, в которых намертво прижилась (считай, что это каламбур) карательная тактика взаимоотношений. В принципе, не такое уж это редкое явление. И не так уж много альтернатив «домашнему концлагерю», где правит семейный «айне кляйне фюрер». Суди сама, какие розы нам приготовил — нет, не Гименей, скорее доктор Спок.
Сотрудничество. Самый сложный и трудоемкий вариант общения. И уж тем более с детьми. Потому что равное партнерство вообще трудно дается русскому человеку — в силу некоторых исторических особенностей — а тем более партнерское отношение к собственному ребенку. Как это так: я его (ее) породил, но, в отличие от Тараса Бульбы, я не вправе его (ее) не только убить, но даже и оскорбить? Да где ж такое видано, православные?! Видимо, там, где история о приношении Авраамом сына в жертву рассматривается с точки зрения Исаака, которому папенька приставил нож к горлу оттого, что у него, видите ли, в мозгу прозвучал чей-то весьма кровожадный глас. Вряд ли в семье, где взаимоотношения имеют форму сотрудничества, ребенку приходится терпеть незатейливый эгоцентризм или еще более незатейливый фанатизм со стороны родных. Повезло дитяте, ох, повезло! У него будут спрашивать — абсолютно серьезно — где он предпочитает отдыхать и учиться, каковы его планы на будущее и в каком стиле он желает одеваться. И не станут паниковать, если у ребенка плохое настроение или потребность побыть в одиночестве. Прямо скажем, в сотрудничестве главное — дозировать родственную заботу и спокойное принятие трений. Если переборщить со спокойствием, получится не сотрудничество, а нечто совсем иное.
Мирное сосуществование. Впрочем, так тоже неплохо. Большинство детей душу бы заложило за то, чтобы родители поменьше совали носы в дела своих чад. Если же тебя окружает спокойствие, изрядно напоминающее равнодушие, у тебя есть шанс вырасти эгоистом и сделать из своей жизни именно то, что ты хочешь. Когда родители заняты собой, у них полным-полно дел и проблем, требующих решения, а их разговоры с детьми сильно напоминают переговоры астронавтов с Центром управления полетом: «Все нормально? Все отлично! Все? Да, все! Все задания выполнены? Все! Так все отлично, отлично? Все нормально, нормально! Да отцепись же ты наконец!!!» Ребенок предоставлен самому себе — но, честно говоря, современный ребенок (и особенно ребенок подросткового возраста) как правило, только об этом и мечтает. Сентиментальное кино, где брошенные детки, живущие с родителями, умирают от невнимания последних и прибегают к экстремальным мерам, дабы привлечь к себе хоть единый взгляд со стороны мамы (папы) — это кино. И не больше. Конечно, некоторое количество любви и заботы все же не помешает укреплению семейных связей, но самое важное — не впадать в навязчивость.
Гиперопека. С одной стороны, «назойливая» не значит «добрая». Поэтому всем мамам (папы реже погружаются в подобное состояние) можно рекомендовать одно: своевременно начинайте прерывание пуповины, связывающей вас с детьми! Это не только физиологический термин, это и психологическая проблема. Когда ребенок растет, ему требуется свобода выбора и поле для самостоятельный действий. Неудачный эксперимент зачастую оказывается полезнее удачного: появляется бесценный личный опыт. Но проблема в том, что родители не склонны доверять собственным детям. Представить себе, что их малыш вот так возьмет и сам справится… Конечно, трудно. Вот и ходит мамочка за своим чадом с памперсом, стаканом теплого молока и слюнявчиком лет тридцать… семь. Пока детка однажды не дохнет ей в лицо сигарным дымом и не скажет нечто жестокое и неблагодарное типа «Мама, не пора ли нам расстаться и пожить собственной жизнью?» У-ужа-ас… Но нельзя не отметить и позитивный момент: есть вероятность, что у подросшего «малыша» еще сохранились потуги на самостоятельность. Тепличные условия, к сожалению, не предохраняют подрастающее поколение от ошибок, но зато начисто «вымарывают» из списка способностей развивающейся личности такие пункты, как «принятие решений», «анализ информации», «выбор следующего шага» и т. п.
Диктат. Аналогичное влияние оказывает и диктатура. Есть у подобного метода управления людьми мнимые положительные стороны: ощущение «мне все подвластно», возможность слить агрессию, накопленную где-то в другом месте (где-то, где тебя ставят не столь высоко), эффективное самоутверждение путем унижения тех, кто не оказывает достаточного сопротивления — и прочее в том же духе. Обычно домашний деспот отличается от деспота государственного тем, что, в принципе, ни за что не отвечает, но терроризирует своих подопечных (которых разумнее было бы назвать «подопытными») самим фактом своего существования. Понукать, ругать, наказывать и доставать для семейного тирана так же естественно, как и другие естественные отправления: он и общается, как гадит — непринужденно. И все оправдывает благими побуждениями. Дескать, ребенку полезно, чтобы ему время от времени вправляли мозги каким-нибудь далеким от нейрохирургии инструментом — домкратом, например. Вырастет настоящий боец! Хотя, как история учит нас, деспотов окружает два сорта людей — лизоблюды и посредственности. Вот и ребенку, растущему в атмосфере диктата, светит одна из этих невеселых альтернатив. К тому же такая манера общения отравляет сознание младшего поколения — а в результате появляется экстремал (чтобы не сказать «хулиган»), убежденный, что сила всегда права.
Конфронтация. Родители, кроме своего потомства, еще и друг с другом контактируют. И отнюдь не всегда удачно. Если обстановку в доме впору характеризовать словосочетанием «на передовой», то и взаимоотношений никаких искать не приходится. Нет отношений, только бои и вылазки, вылазки и бои — по всем фронтам. Очень привычная для нашего отечества атмосфера. Видимо, оказывают свое влияние ранние, опрометчивые браки, заключенные без излишеств вроде «Дорогая, сядем рядом, поглядим в глаза друг другу». А через некоторое время, обнаружив, что сидеть-то, оказывается, не с кем и незачем, а человек рядом — просто посторонний, люди сваливают на этого самого «постороннего» вину за ошибки, которые сами и совершили. Попутно в «злодеи» попадают и прочие члены семьи. Таким образом, общение с домашними практически целиком состоит из рукоприкладства и издевок, а доброе слово, которое, как известно, и кошке приятно, возникает, словно летающая тарелка — изредка, мельком и далеко на горизонте. Это, разумеется, не совсем семья или даже совсем не семья, но ребенок таких страшных истин воспринять не в силах. Он будет искать в своей безумной родне зерна рационального мышления, сам себя станет обвинять в том, что «погода в доме» изрядно напоминает сериал «Анатомия катастроф» — и вообще, не стоит взрослым самоутверждаться на детях по принципу: «Мой ребенок — законченный урод, и я ему это докажу!» Докажешь. Благо, что ты — авторитет для своего ребенка. По крайней мере, до поры до времени. А потом, когда родное чадо поверит в собственную «уродскую суть», ты света белого невзвидишь. Поэтому конфронтация — худшая из манер общения, созданных родителями для детей и детьми для родителей.
Итак, путем простого подсчета обнаруживается, что лишь одна из пяти методик может считаться прогрессивной, позитивной, развивающей и согревающей детскую душу. А остальные четыре балансируют в переделах шкалы от «совершенно невозможных» до «почти терпимых». Так что вероятность попадания в «идеальные развивающие условия» еще в младенческие лета — довольно невелика. И, соответственно, тех, кому повезло, то есть детей, выросших в условиях сотрудничества или хотя бы мирного сосуществования, — немного. Примерно процентов двадцать-двадцать пять. В России большая часть населения никогда не стремилась обеспечить своим единокровным наследникам наилучшие условия для развития индивидуальности. С точки зрения простого прагматизма, в этом не было никакой необходимости. Ну, сформирует ребенок в себе незаурядную натуру, полноценную личность — и что с ней, спрашивается, делать? Какое применение можно найти оригинальному мышлению и выдающимся идеям в мире бюро- и охлократии (охлократия, если кто не знает, есть господство толпы, черни; а про бюрократию в нашем отечестве знают все и всё)? Ответов на эти вопросы до сих пор не имеется, хотя с недоброй памяти времен застоя прошло уже два десятилетия. Но ментальная инерция — сила очень мощная. Ей требуется долгий срок, чтобы иссякнуть и освободить мозги целой нации.
Поэтому дожидаться, пока возникнет — не на словах, а на деле — общенациональная потребность в людях неординарных и, как сейчас принято говорить, креативных — бесполезная трата собственной жизни. Придется пробиваться самостоятельно, в какой бы атмосфере ни довелось расти лично тебе. Человеческая личность — штука на удивление стойкая и многогранная. Если тебе постоянно мешают «некондиционные» воспоминания детства, заглуши их мыслью о том, что многое зависит не только от обстоятельств. Существует, наконец, и такой фактор, как психологическая структура личности, сложившаяся в детстве и в юности. В эту структуру входят более и менее внушаемые психологические компоненты — и счастливый шанс человека заключается в том, что всегда можно извлечь из своего сознания более «устойчивый» психологический тип. Он придет тебе на помощь и будет сражаться за твои интересы, словно Зорро — плащ, шляпа, шпага, конь и ядовитая шуточка перед тем, как добить врага и ускакать в ночь. Отпад!
Глава 2. Тебя не покинет твой верный… враг
Перед тем, как строить планы на грядущие набеги своего «психологического Зорро», выясним, каков он из себя и что умеет. Поэтому позволь вкратце описать систему «опознания» психологического рисунка личности, которую мы используем в наших книгах: она сложилась на основе образов, возникших в воображении английского писателя Александра Артура Милна, а также на основе классификации психологических типов, созданной известным психологом Николаем Нарицыным. Мы предлагаем тебе ею воспользоваться. В книге «Из домохозяйки — в бизнес-стервы» более подробно рассказывается о базовых типах и приводится тест, определяющий наличие каждого из фундаментальных психологических радикалов в твоем сознании. И потому сейчас мы лишь напомним содержание и основные особенности поведения и восприятия основных типов.
Винни-Пух. Очень деятельный, склонен к риску, у него масса планов один другого причудливее — и он обязательно постарается воплотить в жизнь хотя бы один. Просто чтобы посмотреть, получится или нет. У Винни-Пуха добрая душа, он считает, что окружен друзьями, а врагов опасаться не стоит — по крайней мере заранее. Для Винни-Пуха невыносим монотонный образ жизни, длинные речи, долгие проводы и тоскливое ожидание. Действительно, Винни-Пуха любят, пусть он и авантюрист, и возмутитель спокойствия. Зато его оптимизм распространяется на окружающих и помогает пережить любые неприятности. Винни-Пухи обычно лидируют в компании и зачастую втягивают родню и знакомых в разные предприятия — не всегда успешные. Но с таким другом не соскучишься.
Пятачок. Главное свойство натуры — осторожность. Считает, что жизнь — ужасно сложная штука. Опасается серьезных (и несерьезных) проблем — в настоящем и в грядущем — а потому мечтает об информации, благодаря которой все можно просчитать заранее. Пятачок ужасно не любит принимать скоропалительных решений. Он в некотором роде перфекционист: хочет достичь наилучшего результата, а для этого нужно все хорошенько обдумать. Притом, что сделать выбор — чрезвычайно трудно, поэтому Пятачок нередко пытается переложить эту задачу на плечи «специалиста» — или просто на кого-нибудь посильнее и похрабрее.
Ему не хватает уверенности в себе. Но он заботится о близких, способен на мужество и даже на подвиг — если нет другого выхода. Пятачок боится разочаровать друзей. Он очень добросовестный и не любит ссор. Хотя даже близкие не часто понимают, какое многогранное восприятие мира у Пятачка.
Кролик. Ужасно основательный и рациональный. Его кредо: порядок важнее всего. Кролик любит, когда события предсказуемы, а жизнь ясна и благополучна. Хорошо, если на друзей можно положиться и обстановка вокруг комфортная. Кролик любит власть, хочет, чтобы его уважали и сам глубоко почитает авторитеты, ищет их поддержки. Приятно работать под началом толкового руководителя. Кролик — расчетливый реалист, а потому в разных обстоятельствах он может казаться разным: своим парнем, сухарем или энтузиастом — если «маска» выгодна. Бывает, Кролик переходит черту: упорство становится упрямством, педантизм — занудством, практичность — скупостью и т. п.
Ослик Иа-Иа. Он склонен мыслить глубоко, нестандартно. Часто страдает от депрессии: Иа-Иа мучает сложное, непознаваемое устройство мира. Ослик много сил отдает «великой задаче», хотя окружающие вечно мешают суетой и глупыми советами… Время от времени Иа-Иа разражается путаными рассуждениями, которые дано понять немногим. Поэтому окружающим кажется, что Ослик живет в выдуманном мире. Его дом и образ жизни могут вызывать изумление — но они совершенно подходят для нестандартной натуры Ослика. Иа-Иа отлично знает, чего хочет, но практически никогда не разъясняет своих намерений «публике». Он упрям, как и полагается Ослику, и его трудно переделать. Иа-Иа интроверт и предпочитает одиночество. Общение с ним — задача не из простых. То он не обижается резкую критику, то злится, услышав ни к чему не обязывающие фразы. Хотя и на обиду бывают свои причины. Если Ослик соизволит объяснить, что случилось, ты, скорее всего, с ним согласишься. Но Иа-Иа редко снисходит до объяснений. А потому многие считают Иа-Иа занудой и ипохондриком.
Тигра. Откровенен и общителен, но вместе с тем и равнодушен к чужому мнению. Тигра живет настоящим и не любит далеко идущие планы, на любую проблему предпочитает реагировать действием. Тигра не выносит запретов. Он жаждет удовольствий, поэтому склонен к конфликтам — и с законом в том числе. Тигра не терпит бюрократизма и проволочек. Он — прирожденный авантюрист, находчивый и рискованный. Его жизнь должна быть яркой и бурной. Тигре неведомы сомнения. Он ужасно любит побеждать, но не унывает в случае проигрыша. Тигру бесполезно укорять, переучивать, перекраивать. Он не любит критиков, не выносит самоедства. Тигре трудно разглядеть нюансы во всем, что его окружает — в отношениях, событиях, чувствах. Он слишком прямолинеен. Поэтому многих он раздражает, но Тигре все равно, что о нем думают. Если полоса неудач слишком широкая, это может Тигру сломать — он спринтер, мастер коротких дистанций. В подходящих обстоятельствах он великолепен.
Крошка Ру. Крошка Ру и Тигра похожи — но не идентичны. Тигре-то все равно, что говорят на его счет, а вот для Крошки Ру, наоборот, жизнь без восторженной публики не в радость. Именно поэтому он мечтает быть — или казаться — лучше всех. Самооценка Ру зависит от мнения окружающих. Тот, кто его невзлюбил, становится для Ру личным врагом. Крошка Ру обожает похвастать, охотно рассказывает про свои приключения и достижения. Тогда он их заново переживает — и даже красочнее, чем в действительности. Ру отличный слушатель и зритель — доверчивый, внимательный, эмоциональный. Благодаря этим качествам все видят в нем любящего родственника, верного друга и просто симпатягу. Крошка Ру легко улавливает атмосферу, царящую кругом — и «вливается». Если все грустят — Ру тоже невесел, а если кругом веселье — он счастлив. С Крошкой Ру мир кажется красочнее. Ведь его жизнь — постоянное шоу. Ру никого не обманывает намеренно, просто для него производимое впечатление и реальное положение дел — практически одно и то же. Ру не переносит одиночества, в уединении он болеет.
Видишь, какие разные существа участвуют в создании индивидуальности? А ведь в человеческой личности комбинируется несколько — три-четыре — психологических радикала! И психологический рисунок зависит от того, какой из радикалов в данный момент берет верх. Мы используем свою индивидуальность весьма нерачительно: некоторые стороны нашей натуры мы всю жизнь подавляем, считая их «не такими». Причем «неподходящие» черты — это именно те, которые не получили одобрения со стороны наших родных. Кстати, сплошь и рядом неодобрение выражается авторитарно, без всякого объяснения причин. Да ребенку и не нужны аргументы «за» и «против». Он видит, что те или иные проявления его личности не получают одобрения — с него и этого довольно. Дети — весьма внушаемые создания. Протест против авторитарной манеры обращения со стороны родителей и вообще со стороны старшего поколения возникает в недоброй памяти «переходном возрасте». Почему «недоброй памяти»? Да потому, что старшее поколение, как правило, на молодежную «протестную субкультуру» с ее максимализмом и экстремизмом реагирует жутко неодобрительно. То есть рекомендации типа «драть их надо, как сидорову козу», или «твой дом — тюрьма, тебя посодют», или «убивать таких стервецов» сыплются, как горох. В результате конфликт углубляется до уровня Марианской впадины. А все почему?
Да потому, что с обеих сторон, скорее всего, друг с другом сталкиваются одни и те же психологические «шероховатости». Ведь дети часто становятся носителями и «продолжателями» комплексов своих родителей. И если ребенок пошел в скинхеды, его папа с мамой, вероятно, активно проповедовали власть силы и силу власти. И неважно, с кем родители себя идентифицировали — с властными или с подвластными слоями населения. Ребенок принял веру отцов и выразил доступными ему средствами. Таким образом, плюрализм, а также аналитические и творческие способности в его сознании начали подавляться как бесполезные потребители сил и времени. Чего ради заниматься подобной ерундой, когда существует насущная потребность исключительно в накачанной мускулатуре и в твердой вере — причем неважно, во что. Идеологи родной стаи подскажут, во что сегодня верит «контингент». Главное — не отрываться и не зарываться. Иначе зароют.
Ну, как тебе нравится подобное «детище»? Совсем не нравится? Так ведь кое-что меняется: одни идеалы сменяются другими — но методики остаются неизменными. И если когда-то «контингент» жертвовал собой «за Родину» и призывал «бить гадов до полной победы», то теперь он легко пожертвует тобой — как личностью, во всяком случае — за другие лозунговые словосочетания. Лучше всего подойдут те, которые начинаются со слова «бей» (в современном варианте «мочи»). И выход из замкнутого круга один — получше узнать себя и постараться задействовать свои индивидуальные качества во всей гамме, не стерилизуя свое сознание по образу и подобию закомплексованного и побитого жизнью «идеала».
Конечно, тебе может показаться, что характеристики такого рода есть прямое оскорбление маменьке и папеньке. А между тем умение любить своих близких живыми, реальными, зачастую неуверенными в себе людьми, страдающими от заниженной самооценки — это большое достижение. Потому что тогда из семьи исчезают две самые страшные разрушающие силы — сила конкуренции и сила верификации (а проще говоря, проверки на истинность). Мы перестаем состязаться с нашими родителями, а заодно перестаем выяснять, насколько они соответствуют идеализированному имиджу, который сами создавали в наших глазах всю свою жизнь — из самых лучших побуждений. В общем, перед каждым из нас стоит весьма трудная задача: простить наше «старшее поколение» за то, что оно себя мучительно стеснялось и оттого упорно билось за каждую пядь своего — часто дутого — авторитета. А что поделаешь? Ведь у прощения лишь одна альтернатива: отчуждение. Холодная пропасть, через которую друг до друга уже не докричаться, не дотянуться, не допрыгнуть. Конец всему. Вы можете даже видеться — изредка, в порядке исправления семейных обрядов и соблюдения ненужных традиций. Но вы уже посторонние люди, которые всего лишь выполняют надоевшие правила — до тех пор, пока хватает терпения и времени. Если иссякнет первое или второе — видимость связи исчезнет, потому что реальных взаимоотношений между вами не существует.
Но как вообще решить проблему терпимого отношения к близким, которые, надо признаться, умеют-таки довести нас до белого каления? В таких случаях большое количество книг на соответствующую тему дает однообразные советы типа «Будь добрее». Увы, но это нереально. Как сказано выше, психологические типы имеют определенные поведенческие рамки, в которых и строят общение с другими людьми. Разумеется, если твои отношения с родней носят патологический характер, не пытайся поправить дело чтением популярной литературы и самоанализом — будет только хуже. В запущенных, тяжелых случаях есть одно средство: подыскать хорошего специалиста и пройти курс психотерапии. И противоположную сторону — предмет твоего болезненного отношения — тоже надо бы подключить к процессу оздоровления обоюдного общения. Это процедура менее болезненная и менее опасная в плане «побочных эффектов». Психика — дело тонкое. Но чаще бывает, что никакой патологической любви или, наоборот, ненависти мы к папе-маме не испытываем. Хотя, надо сознаться, они изрядно нас раздражают. Что делать?
Разным психологическим типам в аналогичной ситуации нужно искать собственную тактику. Винни-Пухи и Тигры, скорее всего, решат поговорить начистоту — неплохая тактика, особенно если твои родители тоже по сути своей Винни-Пухи и Тигры. Вы поговорите — вернее, поорете друг на друга — а потом шумно помиритесь. Возможно, это мероприятие повторится раз пять или шесть. А может, даже станет традицией. Для Тигров и Винни-Пухов такой выход — не самый худший. Они нуждаются в регулярном «сливе агрессии». За счет периодических ссор общий фон отношений будет вполне душевным. Единственное, чего следует опасаться этим психологическим типам — это зайти слишком далеко в своей импульсивной искренности. Ужасающие откровения, изрядно сдобренные бестактностью, могут вызвать шок у родных. И придется их долго-долго откачивать и реанимировать, прежде чем бедняжки смогут сделать хотя бы шаг по пути налаживания взаимоотношений.
Гораздо проблематичнее «сбои в родственной близости» для Пятачка. Этот психологический тип склонен к жертвенности, а значит, может подолгу терпеть совершенно ужасающее, потребительское отношение к своей особе. Даже понимая, что происходит, Пятачки будут молчать, пока не лопнут от возмущения — в переносном смысле. Хотя и буквальный аналог «лопнувшего Пятачка» — зрелище в высшей степени неутешительно. Это картина самых разных нервных и соматических заболеваний. Перегруженная нервная система расшатает и искалечит весь организм. Словом, бедный Пятачок либо доведет свое состояния до «серьезно недужного», либо однажды сорвется на истерику и выскажет все свои претензии в такой форме, какая и Тигре не снилась! Но, к сожалению, если от Тигры окружающие постоянно ждут чего-то в этом роде, то «выступление» Пятачка, скорее всего, будет воспринято как временное помешательство. И, чтобы предупредить аналогичную реакцию, Пятачку следует не пускать свои неврозы на самотек, а взять себя в руки. Если его «конфликтофобия» необоримо мешает своевременному выяснению отношений, надо сконцентрироваться и… призвать на помощь другой компонент своего «я». Всегда есть кто-то другой. Например, Кролик.
Вот уж кому можно доверить родственные разборки. Кролик, в сущности, изрядный зануда. А это дорогого стоит, если речь заходит о болезненных, тонких движениях души — детских комплексах, мучительных страхах, застарелой лжи… Кролик (если он неглуп — но мы и пишем как раз о людях, у которых имеются мозги и желание ими пользоваться) в состоянии проанализировать информацию и восстановить, как все начиналось, как все складывалось и как все сформировалось в нынешнюю — может быть, довольно неприглядную — систему взаимных оскорблений и претензий. Конечно, Кролик может зазря углубиться в выяснение бесполезных моментов типа «Кто первый начал?» — но, если его вовремя одернуть, он бросит бессмысленную путаницу мотивов и импульсов. Главное достоинство Кролика — он вряд ли оседлает истерическую волну и утопит всю семейную лодку в нескончаемой «Столетней партизанской войне». Если Кролик поставит перед собой задачу «Это надо прекратить», он постарается добиться нужного эффекта. Так или иначе, но родственные свары прекратятся. Правда, сохраняется вероятность того, что некоторые болезненные шрамы будут по-прежнему беспокоить участников конфликта — Кролики склонны полагаться на исцеляющее воздействие времени, но, как известно, гангрену не лечат выжиданием. Поэтому Кроликам необходимо быть максимально чуткими и внимательными, принимая на себя роль домашнего психотерапевта.
Самым странными «контактерами» оказываются, как ты наверняка догадалась, Ослики и Крошки Ру. Их претензии предугадать трудно. У Ослика Иа-Иа вообще «эксклюзивное» видение мира: он может увидеть оскорбление там, где любой другой обнаружит лишь пустую болтовню, дань вежливости, ничего не значащие фразы и прочий словесный «мусом» — если помнишь, так у хоббитов называлась «всякая вещь, которую девать было некуда, а выбросить жалко… Такого мусома в жилищах у них накапливалось изрядно, и многие подарки, переходившие из рук в руки, были того же свойства». Так же и в некоторых стандартных высказываниях, переходящих «из уст в уста» и затертых до потери смысла, только оригинальный ум Иа-Иа может отыскать содержание — и рассердиться в ответ. А поскольку одно из главных свойств сознания Ослика — это изменение пропорций происходящего, то незначащая трепотня может разрастись в его мозгу до подлой клеветы. А мерзкое злобствование, наоборот, умалиться до неудачной шутки. Попробуй с таким удивительным существом выяснить, в чем камень преткновения! Умучаешься объяснять каждый шаг и каждое слово! Здесь один рецепт: терпение, терпение и еще раз терпение. А если ты сама — Ослик, то помни о двух важных вещах: о своем природном упрямстве и о своем непредсказуемом видении мира. Не упирайся копытами и не молчи с оскорбленным видом — лучше еще раз попробуй объяснить окружающих, в чем состоят твои претензии.
Что же касается Крошки Ру, то его потребность во внимании и восхищении чрезвычайно высока, и отнюдь не все готовы бросить свои дела, дабы снова и снова рукоплескать Крошке Ру. А его это обижает. Крошка Ру с его импульсивностью часто принимает опрометчивые решения: например, идет в модельный бизнес — естественно, в качестве модели. А потом с ужасом понимает, что до момента «личной раскрутки» придется быть безымянной вешалкой для одежды. И даже похвалив «фасончик», публика может ни единого взгляда не бросить на того, кто этот «фасончик» демонстрировал. Аналогичные ситуации постоянно подстерегают Крошку Ру — и в результате на пустом, вроде бы, месте возникают конфликты. Не что иное, как выброс негативной энергии, накопившейся от пережитых разочарований. Как с этим бороться? Переждать. Крошки Ру вспыльчивы, но отходчивы. Гораздо проще с ними общаться, когда (если) они взрослеют. Тогда инфантильный эгоцентризм может перерасти в здоровые амбиции — а это не столько средство для раздувания конфликта, сколько средство для достижения цели. Впрочем, немалое количество Крошек Ру сохраняет свою инфантильность до самой старости. И бывает так, что их собственные амбиции переходят на их детей. Как говорил польский журналист Болеслав Пашковский: «Отцы лгут, уверяя, будто делают карьеру ради своих сыновей. Им стыдно признаться, что они ее делают для своих мам».
Родители, поистине, достаются нам слишком старыми, чтобы можно было исправить их дурные привычки. Мы не можем вылечить их комплексы — но мы можем разобраться в них и не повторять того, что давно пройдено, оплачено и оплакано. Родителям же необходимо запомнить: дети не перевирают их слова. Они с неприятной точностью повторяют все то, чего родителям не следовало бы говорить! И еще: они позорят своих родных, когда на людях ведут себя так же, как родные ведут себя дома! Вот почему папы и мамы с утомляющим однообразием следуют совету из журнала «Панч» 1872 года: «Сходи посмотри, что там делает эта малышка, и вели ей немедленно перестать». Жалкая попытка обезопасить себя от появления в доме маленького, но чрезвычайно точного зеркальца, в котором каждая особа, принадлежащая к старшему поколению, отнюдь не смотрится «героем своего времени». Жена президента США Элеанора Рузвельт сетовала: «Дети всего внимательнее слушают тогда, когда говорят не с ними». Видимо, поэтому другой представитель политических кругов — Бенджамин Франклин — советовал: «Учи своих детей молчать. Говорить они научатся сами». А вдруг не научатся? Сатирик Леонид Леонидов интуитивно, видимо, продолжил мысль американского политика: «Кому он нужен — такой младенец, устами которого глаголет истина?»
Итак, теперь ты примерно представляешь, каким путем и из каких соображений формируется система подавления. Надеемся, ты также поняла, почему старшее поколение использует ее как защитную. Существуют и другие защитные системы, которыми человек вооружается против давления со стороны окружающей среды.
Глава 3. «Вылитая мама» — дети-продукты
Другую весьма распространенную защитную систему можно было бы назвать «передай потомку». Поелику она в том и состоит, чтобы воспитать свое дитя по собственному образу и подобию — главным образом по части психологических комплексов. Причем ребеночек растет и развивается совершенно в иной среде, для него созданы лучшие материальные условия, ему предоставлены большие возможности, ему прочат куда более перспективное будущее — но мамуля, словно госпожа Мышильда с кумовьями в истории о Щелкунчике, пожирает все хорошее и светлое. Ее задача — воспитать единомышленника. А верный способ — смоделировать подопечному аналогичные условия существования. Авось он обретен те же комплексы, что и воспитатель.
Когда мы начинаем «делиться комплексами» с собственными детьми? В момент, когда перестаем дружить организмами или до того? Скорее всего тогда, когда возлагаем на плечи ребенка «миссию повторения себя», когда решаем: «Я буду жить в нем!» Отныне мать стремится всю себя отдать ребенку. А вернее, наполнить малыша своим содержанием, словно пустую бутылочку. Полно, зачем человеку превращать себя в множительный аппарат и оставлять после себя копии разной степени яркости? Не погребет ли такое «чадолюбие» малютку, обрушившись на него непомерным грузом? И есть ли здесь место для чадолюбия, вообще? Или это всего-навсего разновидность нарциссизма? Желание смотреться в детские глаза и любоваться на свое отражение. Я, опять я и снова я. Прямо по классику: «Нет, весь я не умру…»
Правда, дальше у Пушкина речь шла отнюдь не про потомство, а про собственную душу в заветной лире. Просто мрак какой-то и черный эгоизм. Ну, ничего. Мы это опустим. Другую цитатку подставим: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!» Опять не подошло. Чего им, непонятным, радоваться. А этот потомок афро-россиян как нарочно! И ведь сам за собой знал, что он не очень, сам себя и трактовал как «сукина сына». Конечно, если себя так осмысливать, то будешь рад каждому незнакомому. От родного, вероятно, будет пот прошибать. То ли дело, когда ты ощущаешь себя в качестве воплощенного совершенства. Тогда все оправдано. И если он, в смысле ребенок, не я, а кто-то другой — плохо ему придется. Выход один: выступить против «другого» по всему фронту и силой непомерной любви к себе «изувечить как мартышку»!
Когда мы растим чадо как будущего гения и как свою собственность, тоже высока вероятность, что вместо развития способностей мы прививаем «юной поросли» наши надрывы и позывы. А также манию величия, которая помешает ребенку нормально контактировать со сверстниками. Во всяком случае с полноценными и адекватными. Еще велика возможность задавить отпрыска реализацией своих безответных желаний. И не просто реализацией, а по-родственному — на его, ребеночка, костях. Делается это так: вот у меня не было перспектив, способностей, прилежания и желания, а ты должен.
Часто подобные «побуждения к действию» носят чисто умозрительный характер. Родительница уже не помнит, какого уныния и отвращения стоила ей долбежка на пианино «Болезни куклы» Петра Ильича. Остались только бледные мечты: если бы я тогда сдюжила и уморила эту «куклу» до победного конца, то сейчас как бы села за фано! Как бы сбацала Рахманинова! Или что-нибудь более попсовое и менее ужасное — Бетховена «К Элизе», например. А возлюбленный сидел бы рядом в кресле и млел. Бы. Или подглядывал в замочную скважину — проникался до донышка моим незабвенным светлым образом. Ну как одухотворенному существу без пианины прожить? Просто немыслимо. Почему бы ретивой мамашке самой не брать уроки и не разучить «нечеловеческую» «Опа-опа-опассионату» или, на худой конец, хоть «Цыганочку»? Но дураков нет! Кто же согласится грузить себя, любимую — за просто так — реализацией былых амбиций? Лучше грузить другого. Воспитуемого, например.
Кстати, очень удобная тактика. Позволяет имитировать полноценное развитие индивидуальности, притом не забивая себе голову разными мелочами, вроде изучения пристрастий и способностей этого самого «индивидуя». У нас все как «в лучших домах Лондона и Филадельфии». Учу ребенка музыке. Зачем? Ну, во-первых, это красиво. Помнится, так одна наша знакомая, с большим трудом окончившая институт и твердо знавшая, что никогда не будет работать по полученной специальности, гордо размахивала полученными «корочками» за диплом (который, кстати, не сама написала) и объясняла с чувством: она этого «достигла» ради любимого дитяти: «Вот он подрастет, я буду вынимать свои аттестаты-сертификаты и объяснять: учись, болван, мать выучилась, теперь ты учись».
Существует и другой вариант: не «за», но «вопреки». В частности, как основной метод применяется воспитание ребенка в состоянии оппозиции сбежавшему мужу или всему сущему. «Доказать всем и вся!» Подопечному этакого «стратега и тактика» остается лишь посочувствовать. Ужасно тяжело находиться рядом с человеком, который все время кому-то что-то доказывает. Еще тяжелее, когда основным доказательством являешься ты сам. Неприятно, когда из тебя делают аргумент. И только попробуй, не оправдай надежд! Ух, я тебя! Если мамаша не сможет «утолить своя печали», красуясь рядом с вундеркиндом — чаду станет «мучительно больно». Однажды на него тропическим муссоном прольются упреки за все, в чем был и не был виноват. За неосвоенное и необработанное великое поприще, за мамашины мечты и планы на будущее. На тебя возлагали, а ты не оправдал. А я-то надеялась, что мой ребенок достигнет и того, и сего, и всего, примирит меня с действительностью — а вернее, врубит этой самой «действительности» по полной! Покажет всем усмехающимся и сомневающимся! Словом, отмстит за всю мою несостоявшуюся жизнь.
Впрочем, выход у «подопечного-подопытного» есть. Хотя и не самый конструктивный. Предположим, ребенок не пожелал отправляться в «большое плавание», спинным мозгом ощущая — нет, нипочем ему не оправдать возложенные родительницей обязательства. А значит, будут ему кранты. И тогда юный хитрец по-быстрому примыкает к «оплоту оппозиции всем и вся», то есть… все к той же маменьке. И чем основательнее чадо присосется к мамаше, тем выше его шансы «уцелеть» в атмосфере тотального террора. Нужно только выстроить перед мамулиным взором образ вундеркинда, обиженного жизнью и непонятого людьми. И вдобавок культивировать и культивировать светлый образ мамы. Эти две «психологические отмычки» срабатывают отменно: мы с тобой, родная — единственный остров во враждебном океане людской подлости и равнодушия. Появляется надежда, что мамашка сама не захочет расстаться с чадом, не отпустит его в самостоятельную жизнь. И уж конечно, не заставит в четырнадцать лет полком командовать, как самый старший из Гайдаров. Ну ее, эту карьеру! Ведь из-за дурацкого командования полком придется лишиться любимого живого зеркальца, которое, невзирая на реальное положение дел, неизменно талдычит: «Ты на свете всех милее…» Кто еще будет ею, неудачницей, восхищаться? Кто захочет поднять ее самооценку до небес неустанным обожанием? Кто станет прислушиваться к каждому слову, отыскивая «глубокий смысл» в старческом брюзжании? Психически неуравновешенные «лузеры» западают на необъективную, но позитивную оценку их личности. Даже если никакой личности в помине нет.
Огромное количество детей испытывает мощнейший прессинг со стороны одинокой родительницы, когда та намеренно растит потомство «для себя». И, как следствие, подавляет личность ребенка и подменяет ее своими комплексами. Потом, кстати, из «морально обработанных» детишек вырастают довольно занятные люди.
От Алевтины Борисовны ушел муж. В общем-то, случай рядовой, ЧП даже на районный масштаб не тянуло. Алевтина Борисовна надеялась, что рождение ребенка его удержит, но надежды не оправдались. И Алевтина оскорбилась всерьез. Свою жизнь с мужем анализировать она не пыталась, ей было удобно думать, что он виноват во всем. Раз он ушел — значит, виновен. От обиды Алевтина Борисовна превратилась в статуй Упрека пятьдесят второго размера. Словом, она всячески стремилась придать монументальности своему положению. Тем более, что в такой позе было чрезвычайно удобно принимать от беглеца помощь и деньги, не тратясь на «спасибо». Да к тому же неумеренное желание сыграть драматическую роль наконец-то нашло выход: Алевтина, как и многие девушки ее поколения, несколько лет подряд безуспешно поступала во все театральные вузы столицы, но ее таланты никого не вдохновили, а члены приемной комиссии как будто даже побаивались пылкой провинциалки. И вдруг — такая возможность! Алевтина Борисовна устроила театр, вернее, драмкружок, из собственной жизни, вместо того, чтобы попытаться наладить свое существование.
Отныне Алевтина с упоением играла роль женщины великих достоинств, незаслуженно отвергнутую и униженную. Со временем она вжилась в образ окончательно: выражение лица, манера поведения, интонации голоса — все говорило, точнее, орало насчет страданий, пережитых из-за предательства близкого человека. Главным зрителем непрекращающегося многолетнего спектакля оказалась, естественно, дочка Галя. Ребенок быстро усвоил, что с обиженного вида и с кислого выражения лица всегда можно поиметь неплохой профит. Хотя человек поумнее, движимый спонтанно возникшим чувством вины, всегда норовил сбежать — но прежде того откупался! А совсем нехитрые души, которые, кстати, преобладали в окружении девочки, те и вовсе принимали истероидные гримасы за напряженную духовную жизнь, благо никакого понятия об этой самой духовной жизни не имели. Зато помнили еще из школьной программы: положительных провинциальных актрис в пьесах Островского изображали именно такими.
Гале повезло. Еще в школе в нее влюбился добродушный невежественный мальчик из очень простой семьи — для него она стала «светом в окошке». За него Галя вышла замуж и ребенка родила. Ее семейная жизнь складывалась хорошо, чего по внешности Гали не скажешь. Несколько Галиных знакомых как-то поделились с нами своим мнением о «верной супруге и добродетельной матери». Одна сослуживица созналась: она была крайне удивлена, узнав, что у Гали есть муж, причем любящий, и что Галина не мать-одиночка: «Знаете, выглядит как классическая «брошенка». Даже утрированно. Всегда ходит недовольная, губы поджаты, взгляд обиженный… Да, и с мужчинами-сослуживцами вечно общается с этакой подспудной претензией, ну, а если и пытается шутить — непременно выходит злобно и абсолютно не смешно. На работе у нее вроде спокойно. Я просто была уверена, что дома над ней издеваются. И, честно говоря, страшно удивилась, узнав, что у нее все в порядке. Тогда с чего она так?» — «Тогда, скорее всего, ее в детстве родители не любили», — высказала предположение другая коллега. «Да нет, дамы, вы все усложняете! — высказал предположение еще один сослуживец, — Скорее всего наша Галя причапала в Москву за обозом с рыбой из каких-нибудь Тетюшей. Пару раз провалилась в театральный и решила поскорее жизнь устроить с мальчиком попроще. А что ходит с кислой миной, так это как защита, она просто не умеет себя вести, боится показаться смешной. Или не знаю. Может, в этих самых Тетюшах такое выражение «морды лица» — последний писк изысканных манер».
Слушая Галиных сослуживцев, мы были откровенно поражены тем, насколько точно они угадали основные перипетии судьбы Алевтины Борисовны — но отнюдь не историю Галиной жизни. И оттого еще нелепее выглядела дочь Алевтины, на чью долю не выпало ни одного из предполагаемых испытаний. Собственный положительный жизненный опыт никак не отразился ни на внешности, ни на поведении Галины. Весь позитив просто растворился под мощным давлением материнских комплексов. Глядя на Галю, никто не мог поверить, что у этой женщины есть нормальная семья, что родители о ней заботились, что выросла она в столице нашей родины и никогда не хотела играть Кручинину на сцене Малого театра. Но Галя ничего другого не знала: ведь мать, желая дочери исключительно добра, задавила дочурку подчистую. Так что если Галя когда-нибудь и встретится с собой, то, увы, не в этой жизни. А сейчас она — всего лишь продукт.
Вот к чему приводит родительская гиперопека в совокупности с навязыванием себя. Вырастает обладатель малосимпатичного характера: в основе натуры лежит мания величия при полном отсутствии воли и дееспособности. Из подобного Гуинплена, жертвы домашнего компрачикоса, никогда не выйдет деятеля, а уж тем более лидера.
Нет человека без проблем и слабостей. У каждого из нас имеются нереализованные мечты и намерения. Чтобы стать полноценным и плодотворным воспитателем, незачем достигать совершенного состояния души и превращаться в земную реинкарнацию Великого Будды. Просто нужно завершить преобразование из подростка, неудовлетворенного собственным «я», во взрослого человека. Твои детские и взрослые переживания — только твои. И они не должны «перекочевать» в сознание твоих детей. У них и своих проблем хватает. Любой из нас жаждет любви, уважения, восхищения со стороны окружающих. Но «выжимать» эти эмоции из подрастающего поколения, спекулируя на детской зависимости и беззащитности — непочтенное занятие. И очень, очень опасное. Хотя бы потому, что не существует «объективных» зеркал. Это закон психологии: все, на что мы обращаем особое внимание, увеличивается в размерах и усугубляется до мании. И твои комплексы, внедрившись в натуру ребенка, могут приобрести неожиданную и неприятную форму. К тому же родительские страхи и стрессы, умножившись на личные «психологические занозы» юнца (юницы), в результате изуродуют формирующуюся индивидуальность до неузнаваемости.
Мало того, что существует опасность не удержать себя в рамках и наделить собственного отпрыска «потомственными проблемами». Так ли хорошо мы представляем, каково оно, наше любимое дитятко? Чем живет, что чувствует, чего хочет? Конечно, некоторые читатели могут предположить, что стерве-то как раз «до фени» подобные заморочки. Она, дескать, никем и ничем, кроме себя, не интересуется. А между тем, все обстоит с точностью «до наоборот». Стерва намеревается планировать и изучать не только настоящее, но и будущее. Семена грядущего закладываются сейчас. И, следовательно, необходимо точно знать, что посеешь. Тогда есть надежда, что пожнешь — и не помрешь от ужаса и разочарования. Поэтому, помогая малышне формироваться, стерва постарается сделать все от нее зависящее, чтобы «младая поросль» обрела самостоятельную и самодостаточную индивидуальность.
Как мы уже писали, больше всего внимания и заботы требуют Пятачки. Поскольку их основная особенность — сомнение. Неуверенность. А вместе с тем — внушаемость и доверчивость. Чтобы поднять Пятачку самооценку, нужна не гиперопека, а понимание и уважение. Очень много сил требует воспитание Ослика Иа-Иа. Он упрям и нестандартен. Придется искать неординарный подход, чтобы наладить с ним полноценный контакт, а не провоцировать все новые и новые конфликты. Кролики, с их уважением к авторитетам, тоже могут стать жертвами авторитарного метода наставления и обучения. Их надо сподвигнуть на независимое мышление. А рациональный потенциал, заложенный в их характере, разовьет стройное, равновесное видение мира. Тигры и Винни-Пухи, конечно, непоседливы и любопытны не в меру. Но исследовательские способности в детстве принимают не слишком «удобные» формы — зато потом! Кто знает, может, ты растишь Нобелевского лауреата? И поэтому рамки и ограничители на поведение малолетней егозе надо ставить осторожно, а не по принципу: «Не знаю, чем ты там занята, но прекрати сейчас же!» Крошки Ру, с их огромной потребностью в общении, могут, неизящно выражаясь, основательно достать. Но внимание к их успехам — и тем более к неуспехам — великий стимулятор для демонстративной личности. Если потратить толику энергии, разбирая причины и следствия поступков Крошки Ру, из такого ребенка вырастет натура яркая, амбициозная (в меру), нацеленная на успех. То-то материнское сердце порадуется.
Самое главное — не сливать на бедную крошку всю агрессию, накопленную в ходе твоих трений с окружающими. Ребенок не виноват, что тебе нагрубили, тебя подставили, тобой попользовались. Для него ты — защита, надежа и опора. Твои проблемы не должны принимать характер «буря мглою небо кроет», когда ты общаешься с ребенком. Трудно? А ты как думала! Такая уж это тяжелая и сложная работа — быть родителем.
Глава 4. Кое-что о предрассудках воспитателя
Но мы переносим на «младшеньких» не только свои страхи и свои слабости. Мы переносим на них и свои предрассудки, результат элементарного незнания, как надо воспринимать и воспитывать детей разного пола и разного возраста. А вдруг твой собственный ребенок окажется «жертвой воспитания»? Чтобы узнать, так ли это, ответь «да» или «нет» на следующие вопросы.
1. Девочки послушнее мальчиков.
2. Девочки любят природу больше мальчиков.
3. Мальчики мыслят более логично и гораздо лучше девочек могут оценить сложное положение.
4. Мальчики более амбициозны, желание отличиться испытывают гораздо сильнее девочек.
5. У мальчиков больше способностей в точных науках.
6. Девочки тоньше чувствуют, чем мальчики, тяжелее переносят боль, страдание, сильнее ощущают влияние среды, конфликты.
7. Девочки лучше мальчиков умеют выразить свои мысли.
8. У мальчиков лучше зрительная память, а у девочек слуховая.
9. Мальчики лучше девочек ориентируются в пространстве.
10. Мальчики агрессивнее девочек.
11. Девочки менее активны чем мальчики.
12. Девочки более контактны, общительны, чем мальчики, поэтому они отдают предпочтение большой компании, а не узкому кругу друзей.
13. Девочки испытывают большую потребность в ласке, чем мальчики.
14. Девочки легче подпадают под чужое влияние.
15. Мальчики более предприимчивы.
16. Девочки более трусливы.
17. Девочки чаще страдают из-за комплекса неполноценности.
18. Девочки реже соперничают между собой.
19. Мальчикам важнее чем девочкам заявить о себе, продемонстрировать свои способности.
20. Мальчики больше склонны к творческой работе, в то время как девочки лучше справляются с монотонным трудом.
Верные ответы:
1. Да. В раннем возрасте девочки действительно послушнее мальчиков.
2. Нет. Пока не установлено ничего, что давало бы повод утверждать, что девочки по своей природе больше мальчиков склонны заботиться о больных и слабых животных. Разве что в возрасте 6–9 лет.
3. Нет, это не так. Девочки могут логически мыслить и решать сложные проблемы не хуже мальчиков.
4. До 10–12 лет девочки развиваются быстрее и поэтому иногда стремятся выделиться, отличиться от своих сверстников. Но позднее девочки более целеустремленны, больше думают о будущем.
5. Нет. Считается, что мальчики лучше проявляют себя в математике. Но это предрассудок. Ученые уверяют, что когда мы избавимся от предвзятого отношения, то никакой разницы не заметим. Все зависит только от того, на что взрослые ориентируют ребенка. А так и девочки, и мальчики одинаково одарены к точным наукам.
6. Нет. Влиянию среды легче поддаются мальчики. Кстати, разлуку с родителями они тоже переживают сильнее. Мальчики чувствительнее девочек к боли, страданиям. Они могут лишь внешне не показывать своих эмоций, потому что с самого начала им объясняют, что мужчина не должен плакать.
7. Да. До 10–13 лет эта разница не очень значительна. Но после в большинстве случаев девочки в устном и письменном виде высказывают свои мысли более четко, чем мальчики.
8. Нет. Исследования показали, что на протяжении всей жизни у мальчиков и девочек эти способности одинаковы. Если и существуют различия, то только индивидуальные.
9. Да. До половой зрелости разницы нет. После этого мальчики начинают лучше ориентироваться в пространстве. С годами разница только усиливается. Исключения только подтверждают правило.
10. Мальчики становятся агрессивными в самом раннем возрасте, в два-три года, когда начинает формироваться их личность.
11. Нет. И мальчики, и девочки одинаково активны. Просто в детские годы мальчики более шумно и очевидно проявляют свою активность, например, в играх и драках. В это время девочки ведут себя менее шумно, но они столь же активные и целеустремленные.
12. Нет. Девочки предпочитают одну или двух подруг, а не большую компанию друзей. Это удел мальчиков. Именно мальчики собираются в более крупные группы и именно поэтому они больше, чем девочки, склонны к коллективным играм. Такое положение сохраняется и во взрослом состоянии.
13. Нет. До определенного возраста мальчики и девочки одинаково нуждаются в ласке. А мальчики в определенный период требуют более ласкового обращения чем девочки.
14. Нет. Мальчики более склонны принимать «на веру» мнение компании, при их воспитании это непременно надо учитывать. Девочки, как правило, придерживаются своего мнения.
15. Нет. В этом качестве до определенного возраста у мальчиков и девочек нет разницы. Позднее более сообразительными и активными становятся девочки. В период полового созревания они начинают уступать в этом юношам. Ученые предполагают, что они, вероятно, это делают сознательно.
16. Нет. Девочки не так трусливы на самом деле, как многим кажется. В действительности они могут быть сильнее и решительнее мальчиков, они легче преодолевают страх.
17. Нет. Девочки лучше «вооружены» по отношению к сложным житейским ситуациям, они умеют лучше и быстрее приспосабливаться. В большинстве случаев они более самостоятельны, чем мальчики. Поэтому от комплексов в большей степени чем мальчики не страдают.
18. Нет. В соперничестве ни у кого нет преимуществ. Все зависит исключительно от личности ребенка. Соперничать и «мериться силами» могут и мальчики, и девочки.
19. Нет. Мальчики легче подчиняются сильным личностям и компаниям сверстников, девочки чаще настаивают на своем. Они более самоуверенны.
20. Нет. Никакой разницы не существует. Все зависит от личностных особенностей. У кого-то больше творческих способностей, у кого-то меньше. Пол здесь значения не имеет.
Если твои убеждения хотя бы наполовину верны, и ошибочными оказались только десять из двадцати — поверь, все обстоит неплохо. Но у тебя есть над чем поработать. Ты понимаешь, в этих двадцати «заповедях» отнюдь не содержится вся информация, жизненно необходимая воспитателю, наставнику, родителю. Ведь это «звание пожизненное», вроде звания члена королевской семьи. Убрать слово «королевской» — и все равно ни мера ответственности, ни срок исполнения обязанностей не сократится. Если у тебя есть дети, заботиться и помогать придется всегда. По крайней мере морально. И особенно нелегко приходится родителям… талантливых и успешных детей. Да-да. После того, как твой «крошка Эйнштейн» перейдет Рубикон, отделяющий его от мира обычных детишек, его — и твои — проблемы удвоятся, утроятся — и так далее.
Глава 5. Гонки на выживание с родней
Впрочем, чтобы обрисовать атмосферу, царящую в кругу близких родственников, не нужно сразу садиться писать биографию гения. Конечно, вокруг талантливых людей близкородственные интриги кипят сильнее — это уже не чайник, это гейзер. Но суть одна — пар под давлением, внезапные выбросы кипятка и высокая опасность травм. В России своеобычное соперничество родителей и детей, братьев и сестер, усугубляемое общей площадью, стала вечной темой умиротворяющих произведений в духе фильма «По семейным обстоятельствам». Помнишь, там герой Льва Дурова произносит тираду про большие семьи, усаживающиеся за большие столы, и всех со всеми примиряет? Хорошо бы упростить реальную жизнь до уровня сентиментального кино… Но это в принципе невозможно, поэтому «будем искать», как говорил герой другого советского хита «Бриллиантовая рука». Будем искать выход из положения.
Даже в небольшой семье — мама, папа, пара прелестных детишек и домашний любимец, вечно жующий тапочки и галстуки, — проблем хватает. И самая большая проблема — конкуренция интересов. У каждого члена семьи есть собственные представления о том, что такое благоприятная «погода в доме». И решение задачи нередко принимает опасные формы, будто в анекдоте «Дедушка повесился не для того, чтобы ты безобразничал, а чтобы наконец стало тихо!» Ты, возможно, подумаешь: «То-то, наверное, стерва в семье «дает шороху»!» Нет. Как мы уже упоминали, «шорох» исходит главным образом не от стервы, а от домашнего террориста — от человека, который вне семьи, как правило, выглядит неприметным и непритязательным. Чем безжалостнее человек обращается с любящими его людьми, тем выше вероятность недостаточной самореализации, тем ниже его самооценка, тем тяжелее его дезориентированность в окружающем мире. Чтобы компенсировать свою неуверенность, он готов давить и унижать ближних, полагая: здесь он не встретит достойного сопротивления. И нередко его предположения оправдываются.
Валя родилась в небольшом городке. Многочисленная родня ее семьи обреталась по соседству. Все жили рядом. Часто встречались, много общались, согласно традиции вместе отмечали дни рождения, свадьбы и текущие календарные праздники. Этот круговорот общения родственников в природе с детства ассоциировался у Вали с непрекращающейся головной болью. На праздники родители предпочитали приглашать всех родственников — во избежание обид. Но обиды все равно появлялись — прямо из воздуха. Кто-то на кого-то не так посмотрел, кто-то не так пошутил, не так оделся, не так поздоровался. Из гостей родня, как правило, расходилась в нехорошем оживлении. И до следующего совместного праздника у всех шла бурная «интеллектуальная» жизнь: родственники между собой делились впечатлениями и информацией друг о друге. Начиналась игра в испорченный телефон с добавлением разгоряченного воображения. Возникали стычки и приватные ссоры. Затем наступал черед следующего праздника, где снова все собирались, получали мощный допинг отрицательных эмоций и расходились недовольные друг другом.
Валя по наивности не могла понять, почему в общем-то неплохие и незлые люди, когда с ними имеешь дело по отдельности, так преображаются, когда собираются вместе. Почему эти люди, которые так негативно друг к другу относятся, все равно продолжают встречаться. И почему их неприязнь друг к другу не носит индивидуального и устойчивого характера, как, например, у самой Вали к однокашнику Петьке Мохову, который глупо острит и сам потом громче всех ржет над своими плоскими шутками. Валя считала Петьку неприятным субъектом и сторонилась его. А уж представить, что она пойдет с ним в «Макдональдс» или в кино, у Вали вообще не получалось. Родственники же на своих «негативах» особенно не задерживались, неприязнь их носила характер вселенский и стихийный. То всем миром осуждали тетю Веру за покупку белого французского пальто, то всем колхозом наваливались на двоюродного Валиного брата Мишаню за то, что пошел в парикмахеры (не мужское это дело!). Да и самой Вале как-то досталось от родни, когда за победу на областной олимпиаде по математике ее наградили поездкой в Москву: родственники разом решили, что она зазналась.
Валя была достаточно мала, чтобы разобраться в неадекватном поведении родственников. Она их просто побаивалась как непредсказуемого стихийного бедствия. То, что этими людьми движет чувство соперничества, она понять пока не могла, потому что априорно считала взрослых разумными людьми.
Хуже всего то, что зачастую конфликт родственников на почве соперничества или взаимного непонимания затягивается на десятки лет. «Виноватая» сторона пытается вытеснить из собственного сознания подробности. В ход идет деформация восприятия, замалчивание, ответные выпады вроде: «А почему ты тогда промолчал? Чего дожидался?», «Лично я от своих родителей ни копейки после окончания школы (после свадьбы, после получения паспорта, после их смерти) не получил!» И «пострадавшей» стороне нередко не хватает стервозности, чтобы аргументированно, спокойно и вежливо объяснить, в чем состоит суть претензий. Эмоции застилают сознание, голос срывается на визг, поджилки трясутся… В общем, противостояние переходит в драку. Почему? Возможно, потому, что «семейные дрязги», словно извержение вулкана, подготавливаются годами, в течение которых «подавляемый» старается щадить чувства «подавляющего».
К сожалению, это неверная тактика. От нее особенно страдают люди бесконфликтные, мягкие, склонные вести себя по образу и подобию «хорошей девочки (мальчика)». В эту категорию, как ты уже поняла, чрезвычайно легко попадают Пятачки, Крошки Ру, Ослики Иа-Иа. Тигры и Винни-Пухи — более взрывные, деятельные, непосредственные натуры. Им трудно подолгу терпеть внешний прессинг, не подавая виду. Кролики могут оказаться в роли подавляемых в детстве и юности, когда их уважение перед авторитетом доминирует над рациональностью поведения (или, грубо говоря, над присущим Кроликам занудством). Зато когда они повзрослеют — у-у-у-у… Тушите свет и бегите к двери. Они все-е-е припомнят, как есть, расставят все фигурки по доске и виновных не спасет никакой ход конем по физиономии противника.
Да, рациональный подход — великая сила. Даже в эмоциональной сфере. Но нашей жизнью, как правило, руководит не разум, а жажда власти. И, как всякая жажда, это чувство плохо поддается контролю и адаптации. Поэтому многие люди, не разобравшись в мотивации своих поступков — а чаще всего в качестве мотивации доминируют страх и честолюбие — ведут себя с близкими «как бог на душу положит». То есть оценивают их поведение «со своей колокольни», позволяют себе категоричные высказывания, унижающие «предмет оценки», играют на понижение… Положение усугубляется тем, что в одной семье могут сосуществовать обладатели разных психологических типов. Не секрет, что у властных, самоуверенных мамаш зачастую вырастают сомневающиеся в себе, замкнутые сыновья. Представим себе такую картину: в одном родственнике — неважно, кто это будет, мама, папа, старшие дети — преобладают (в любой комбинации) черты Винни-Пуха, Тигры, Кролика, Крошки Ру; в другом — младшем ребенке — ярко выражены черты Иа-Иа и Пятачка (довольно распространенное сочетание). То есть «младшенький» мыслит своеобразно, у него глубокий подход к проблеме. Но его манера обдумывать и решать редко бывает «скоростной». И что в результате? Ему приклеивают ярлык «тугодум» или словечко из лексикона советских преподавателей, не к ночи будь помянуты, — «тупой». Хорошо это? Разумно? Зато у того, кто высказал подобное предположение об умственной неполноценности своего (весьма талантливого и отнюдь не тупого) родственника, появляется шанс покрасоваться. Я-то не такой, как ты, я умный! А ты дебил!
Приведем еще один пример из нашей практики. У нашей приятельницы имелась мама, которой страстно хотелось, чтобы ее дочь добилась «регалий и наград», которые зримо свидетельствовали об успешном выполнении… задачи воспитания, которую мама решила одной левой. То есть мама незатейливо мечтала поднять за дочуркин счет собственную самооценку. Дочь, к несчастью, оказалась типичным Осликом Иа-Иа. Если ее что-то не интересовало, она просто не могла заниматься скучным для нее делом. И регалии девочку не интересовали. В школе она училась плохо, а когда родители пристроили дочку после школы на курсы секретарей-референтов, та вообще чуть не спятила. И просто сбежала из ненавистного учебного заведения. А мама так на дочь обиделась, вскипела, как ты догадываешься, гейзером. И кипела, кипела… Хотя объективной причины для раздражения у матери юной «саботажницы»… не было.
Ослики, надо сказать, созревают позже. Им необходимо разобраться в себе. Они не склонны изменять собственный круг интересов и образ мышления «согласно обстоятельствам». Иа-Иа предпочитает изменить среду, нежели «ломать себя». И хотя подобная стратегия в психологии называется «плодотворной ориентацией характера», окружающие не очень-то склонны таких людей хвалить и привечать. А мама думала «как все». Впоследствии, когда ее дочь нашла себя и свое место в жизни (институт, вернее, университет она таки закончила), достигла немалых успехов, мама круто изменила тактику. Теперь она восхищается дочкой по повду и без повода. А это уже верный признак демонстративной натуры. Крошке Ру только подавай призы и букеты. Оценить результат, не увенчанный букетом и грамотой, она просто не в состоянии. Если бы обе — мать и дочь — вовремя разобрались в собственном «я», им удалось бы избежать жестокого многолетнего конфликта…
Слава богу, стерва, независимо от психологических радикалов, составляющих ее психологический рисунок, всегда старается понять, чего она хочет от жизни, от общения, от любви. И разобравшись, она умерит свои слабые и сильные стороны — во имя адекватности восприятия. Человек, который понимает, чем обусловлены его потребности и потребности его близких, не станет без толку терзать окружающих, «сливая агрессию» на всех, кто окажется перед ним беззащитен. Поэтому семья, в которой есть хотя бы одна стерва, находится в лучшем положении, чем семья, в которой все такие искренние, открытые, импульсивные и безбашенные… И уж совсем нелегко приходится тем, в чьей семье растет… талантливое чадо.
Вариант «непонятого гения» ты только что видела. А как быть с «понятым гением»? Наверное, это блаженство, когда растишь ребенка, наделенного дивным голосом, даром художника, артистизмом и внешностью, подходящей для роли в блокбастере. Конечно, остается только ждать, когда же он заработает славу и богатство! Этот дивный момент грядет! Он наступит задолго до того, как сверстники вундеркинда вообще определятся с выбором профессии. Юное чудо природы! А чудо, между прочим, есть аномалия, для которой нормальный путь развития невозможен. А какой путь возможен?
Скорее всего, непредсказуемый. Разве только в общих чертах. Начинается путь в горние выси обычно так: сверхталантливое дитятко вместо детского, игрового освоения окружающего мира получает «урок с погружением» — часто с погружением в «свинцовые мерзости жизни». Как же иначе? Удивительный малыш теперь профессионал, он работает, он становится полноправным участником процесса и… конкурентом для таких же профессионалов. Пока успех на его стороне, обойденные соперники не станут щадить ни детскую невинность, ни внушаемую психику юного победителя. Вот и получает гениальный подросток свою порцию интриг и склок. Кому из юных гениев удалось избежать комплексов, неврозов, страхов и прочих темных пятен на оборотной стороне славы?
И этот конфликт с окружающей средой родители… только усугубляют. Чем? Да тем, что стараются выпустить ребенка в большой мир, снабдив юного странника на дорожку могучей и незыблемой… невинностью. Думаешь, само требование давно устарело, и место ему в книге русского классика Ивана Александровича Гончарова «Обрыв», не вошедшей в школьную программу? Как ни странно, множество граждан прямо трясутся над «детской невинностью», доводя это понятие до маразма и абсурда. И, не доверяя собственному киндеру, принимаются за ним шпионить. Или хуже того, ограничивать его свободу, укорять за «развращенность» — мыслей или чего еще…
Глава 6. Ценность невинности и цена неведения
Болезненная тема — родственные связи. Ведь именно эти нити (хотя вернее было бы сказать «сети») представляются нам надежнейшей опорой и поддержкой в опасном, холодном, недружелюбном и вообще страшноватом большом мире. Мы полагаем, что именно родственные отношения спасут нас и вытащат из любой трясины. Притом элементарный вопрос: зачем нашим родным превращаться в гибрид «Ангелов Чарли» и передового отряда МЧС? — нам зачастую и в голову не приходит. Или пулей в голову (нерадостная метафора, зато точная) влетает ответ: а как же иначе? Да дело-то в том, что и иначе бывает — ох как бывает… Но мы отчего-то самую тривиальную картину — а может, сериал под названием «Семейные войны — Скрытая угроза» — упорно воспринимаем в качестве отвлеченного сюжета «из голубого экрана». Злая-недобрая Пердита гнобит чудную малютку Хуаниту, а та лишь моргает в ответ с выражением кроткого идиотизма и жемчужной слезой, битых три минуты ползущей через весь крупный план. А между тем к тебе регулярно заявляется соседка — якобы в гости — и часами жалуется на «дочь-подлюку» и на «сына-оболтуса», да и мы не прочь посудачить на тему «Мои тоже не сахар». Но это все-таки не… Хотя… Если присмотреться… А присмотревшись, некоторые с ужасом понимают: их родственные отношения давно балансируют на грани отвращения, отмщения и опустошения. Может, и еще какие негативные «о» найдутся. Но легче оттого не станет.
Взаимоотношения в семье — и это известно всем, у кого хотя бы раз в жизни, хотя бы в детстве имелась семья — это Эдем, перенаселенный рептилиями. Не то что яблочек поесть — под кустиком без риска не присядешь. Не дай бог, вылезет из листвы голова престарелой тетушки и прошипит: «А мы-то думали: ты девочка хорошая, ты такими гадостями не занимаешься! Ай-яй-яй!» С первого взгляда впечатление самое благоприятное: взор тешит мирный ландшафт, флора цветет и зреет, фауна жирок нагуливает, у входа скучают упитанные ангелочки в белоснежном нижнем белье — детская книжка с картинками. И лишь после некоторых «проблем, возникших в процессе пребывания» начинаешь догадываться, что путеводитель — это одно, а реальность — совершенно другое. Так бывает везде и со всеми. Грузить кого-то чувством вины, возникшим на базе «неидеальности реальности» — глупо. И тем более глупо — культивировать в себе это самое чувство. И главнее всего прочего — понять, откуда в твоем собственном райском саду берутся существа, которым самое место в серпентарии?
Начать объяснения нам бы хотелось с примера. А в качестве примера привести «момент личного опыта». Одна из наших знакомых в нашем присутствии регулярно заводит песню на тему «Книга должна учить людей добру». Понятия о добре у нее, честно признаемся, не слишком конкретные. А точнее, весьма расплывчатые. В общем, из ее объяснений выходит: добро — это отвлеченная, главным образом вербальная субстанция, куда более удобная и приятная в обращении, нежели сарказм и ирония. Добро согревает душу и делает беседу бессодержательно-живенькой. Добро вдохновляет слушателя и заставляет его выметаться из гостей на волне энтузиазма, а не засиживаться допоздна с рассказами о своих незадачах. Если у человека проблема, он должен ее решить, а потом придти и с гордостью во взоре отрапортовать — это позволит «принимающему рапорт» так же похвастаться каким-нибудь достижением. Пусть даже мнимым. Круговорот добра в природе позволит всем видеть все в розовом свете, а если кто ненароком споткнется, грохнется и сломает себе шею — будем считать его фиаско возмездием свыше. За нерадивость, за близорукость, за прегрешения в прошлой реинкарнации. Список возможных причин для возмездия можно продолжить. А розовые очки снять — нельзя.
Излишне говорить, что эта знакомая нас изрядно раздражает. И мы, понимая, отчего тетенька столь упорна в своих сомнительных воззрениях, пригодных разве что для героев какой-нибудь антиутопии вроде «О бравый новый мир», даже не пытаемся ее разубедить или хотя бы заткнуть ей рот. Хотя признаем: не такая уж она странная, радетельница розового колорита. Ее представления — «зеркало русского эскапизма», сиречь ухода от действительности в вымышленный мир. Миллионы людей поступают так же, пусть они и «удаляются от мира» разными путями. Легче, гораздо легче смотреть, как знакомые, малознакомые и даже родные ломают себе конечности, или самому что-нибудь повредить — нежели взглянуть на мир глазом, не вооруженным никакими моральными фильтрами. Как это делает законченная стерва. Она смотрит на окружающее как наблюдатель, способный объективно оценить и проанализировать увиденное. Если следовать примеру стервы, то, вероятно, придется аккуратно смести в помойку огромный пласт догм, недурно устроившихся в нашем сознании — и думать, думать, думать, прежде чем сделать выбор.
Мы подсознательно оберегаем эту «перину конформизма», покрывающую наш мыслительный аппарат. И отказываемся от нее только под влиянием тяжелейших стрессов, когда привычная система и так уже начинает искрить, сбоить и вообще разваливаться. Например, когда мы понимаем: человек, который является нашим «кровным»… кем угодно (братом, сестрой, мамой, папой, дядей, тетей, кузеном, кузиной, любимым футбольным игроком и т. п.) не испытывает к нам никаких родственных чувств, а всего лишь время от времени «применяет» нас «по назначению» — а проще говоря, пользуется. Мысль о таком «практическом» отношении к тебе, доверчивой и любящей, о беззастенчивом пользовании твоей добротой, твоим счетом и твоей жилплощадью вызывают извержение Везувия — в твоей, естественно, груди. И мир рушится, когда ты сознаешь: бескорыстная любовь — явление настолько уникальное, что бесполезно искать ее у родных. Бесполезно требовать от постороннего, в сущности, человека полной душевной и материальной отдачи просто потому, что у вас сходный набор генов, и вы знакомы друг с другом с незапамятных времен, когда тебя, малолетку, приучали на горшок проситься, а то и с еще более раннего возраста. И тут возникает на небосводе та самая грозовая туча, которая накроет твои дивные сады и бравые миры желто-серым брюхом до полного их исчезновения. А когда (если) горизонт прояснится, ты поймешь: и в «родственной среде» человек остается биологической единицей. И, как полагается любому «дитю природы», пытается экономить энергию. Хотя бы моральную. Для чего и… манипулирует всеми, кто его окружает. А особенно интенсивно — собственными детьми.
Итак, делаем следующий шаг к объяснению жизненно важной проблемы: откуда берутся… змеи. И дети. Дети, которых мы выбираем. Во-первых, спросим себя прямо: какие они, «идеальные дети»? И ответ появится довольно скоро: не такие, как мы в их возрасте. Гораздо, гораздо невиннее. За образец можно принять, например, персонаж — и не один — созданный сентиментальной литературой. Преимущественно Чарльзом Диккенсом. Оливера Твиста там, Дэвида Копперфильда… Нет, не того сексуального брюнета, обладателя жгучего взгляда и недоказанной способности к левитации. А книжного героя, которому все время доставалось по самое «не зарекайся». Или Джейкоба Блайвенса, описанного Марком Твеном в рассказе «Рассказ о хорошем мальчике, который не преуспевал в жизни». Последняя кандидатура наиболее подходящая.
Джейкоб Блайвенс, если кто не помнит, «всегда слушался родителей, как бы нелепы и бессмысленны ни были их требования; он постоянно сидел над учебниками и никогда не опаздывал в воскресную школу; он не пропускал уроков и не бил баклуши даже тогда, когда трезвый голос рассудка подсказывал ему, что это было бы самое полезное для него времяпрепровождение». А еще он никогда не лгал и лелеял высокую мечту: чтобы о нем написали в книжке для воскресных школ. «Правда, иногда ему бывало не по себе при мысли, что хорошие мальчики в этих книжках почему-то очень рано умирают. Ему, видите ли, жизнь была дорога, и такая особенность хороших мальчиков его сильно смущала. Джейкоб убеждался, что быть хорошим очень вредно для здоровья и что такая сверхъестественная добродетель, какую описывают в книжках, для мальчика губительнее чахотки». В конце концов юный Блайвенс примирился с тем, что «всякий хороший мальчик неизменно умирал в последней главе, и на картинке были изображены его похороны. Все родственники и ученики воскресной школы стояли вокруг могилы в чересчур коротких штанах и громадных шляпах и все утирали слезы платками размером не меньше чем ярда в полтора». Он и на такое был готов, лишь бы удовлетворить свои амбиции. И удовлетворил: помер ужасающей смертью при попытке устыдить шалунов, привязывающих к хвостам местных собак пустые банки из-под нитроглицерина. И все, что написали о самоотверженном Джейкобе Блайвенсе: «Никогда еще свет не видел мальчика, который бы до такой степени разбрасывался». Аминь.
И кто, спрашивается, довел бедного простофилю до подобной «кондиции»? И по чьей вине прилежный и чистосердечный Джейкоб Блайвенс, отрада и утешение своих родителей, шажок за шажком прошел страшный путь до демонстративного суицида? Можешь не сомневаться — многие ручку приложили, ой, многие: и авторы, ваяющие «специально-сиропную» макулатуру «для младшего школьного возраста»; и воспитатели, с фальшивой проникновенностью внедряющие «специально-сиропные» идеи в детское сознание; и замученные собственными проблемами родители, мечтающие об одном — чтобы в графе «Проблемы на семейном фронте» стояло поменьше галочек. Неужели все эти люди по природе своей были ужасными монстрами, кровавыми маньяками, мечтающими истребить человеческую расу путем превращения нормальных, но зачастую утомительных детенышей вида хомо в нежизнеспособных ангелочков модели «Джейкоб Блайвенс»? Разумеется, столь далеко их планы не простирались. И вообще, наверное, имели несколько… иной облик. Но, в сущности, тактика «ангелизации младшего поколения» срабатывает приблизительно в этом русле: отменно невинные малютки во все времена ведут себя так, словно единственное, о чем они мечтают — это умереть «за идею», внушенную им строгими папеньками и добрыми маменьками. За идею патологической дезориентации подростков в мире взрослых — ввиду целенаправленного культивированного ангелоподобия, доводящего ребенка в кратчайший срок до тихого идиотизма.
Что мы хотим сказать этим ехидным и, как подозревают многие читатели, безответственным заявление? Да всего лишь то, что ребенок — не ангел. И ни в коем случае не должен быть таковым. Ведь каждый человек «в младые лета» занят серьезнейшей работой — осваивает мир. Легко ли это делать, когда на тебя со всех сторон действует «родственный прессинг». Тебе предъявляют целый список «требований, свидетельствующих о патентованной невинности», не слишком отличающийся от того, который сопровождал недолгую жизнь образцового Джейкоба Блайвенса. И хотя викторианская эпоха давно канула в Лету, ее догмы несколько подзадержались в сознании — хотелось бы сказать «отдельных особ», но придется признать, что отнюдь не отдельных, а, наоборот, подавляющего большинства граждан.
В соответствии с викторианской идеологией, весьма далекой от реальности, существам слабым физически — женщинам и детям — не полагалось компенсировать свою слабость мобильностью сознания или хорошей работой всевозможных защитных систем. Наоборот, им следовало усугублять шаткость своего положения вопиющей наивностью, непоколебимой доверчивостью, а также невинностью на грани беспамятства. Тот, кто ухитрялся не помереть даже в подобных обстоятельствах, явно обладал выдающимися способностями к выживанию. Чаще всего в форме мимикрии: принимаешь требуемый облик и тихо делаешь свое дело — в частности, удовлетворяешь низменные потребности, а также даешь свободу порочным страстям. Правда, в этом случае «и сказок про вас не расскажут, и песен о вас не споют» — не надейтесь. И вход в книжки для воскресной школы, как понимаешь, для безнравственных притворщиков тоже заказан. Зато вместо того, чтобы лечь в сыру землю под рыдания учеников воскресной школы и под трубные звуки, слегка приглушенные платками ярда в полтора, им, хитрецам, предоставляется возможность прожить дополнительные лет пятьдесят — и притом не без удовольствия.
Да, конечно же, система «двойного стандарта» как защитная система действует отменно: удобнейшая уловка, позволяющая даже самому рьяному «адепту морали и нравственности» не заморачиваться чрезмерно дотошным исполнением проповедуемых истин. Всегда найдется отговорка и отмазка. Дескать, цели мои столь высоки (под стать гибельному полету Джейкоба Блайвенса в сопровождении пятнадцати собак, «которые тянулись за ним, как хвост за бумажным змеем»), что я могу себе позволить некоторую, гм, вольность в обращении с догмами. Но я — это одно, а мои «новообращенные» — совсем другое. Им никаких вольностей не положено. При это можно заметить, что требования, предъявленные к «подопечным-подопытным», скромностью не отличаются. Всевозможные «апологеты нравственности» могут запросить со своих современников поистине непомерной цен… целомудренности — вроде веры в Деда Мороза, длящейся с детсадовского до пенсионного возраста. Как с такой «установкой на наив» жизнь прожить? Вряд ли и ребенок, отправляющий в Лапландию письма весьма издевательского содержания: «Милый Дедушка Мороз (дорогой Санта-Клаус, уважаемый Никола-угодник, почтенный Ухти-Тухти), будь добр, пришли мне на Рождество мешок зеленых, ноутбук последней модели и серебристый «Мерс», а я за это обещаю бросить курить — ну, хотя бы травку» — вряд ли он вообще верит во всемогущего обитателя Лапландии. А если и верит, то наилучшим выходом для него было бы «переболеть» инфантильной жаждой чуда и поискать опоры в себе, а не в толстом старике, работающем в рождественской доставке экологически чистым транспортом под легкую музыку.
Почему? Да потому, что сюсюканье на тему «Как это прекрасно — до седых волос сохранить в себе ребенка!», «Надо верить в сказку, пока не окажешься в ужастике!» и т. п. — неконструктивная идеология. Недаром Януш Корчак пытался объяснить, что «Детей нет, есть люди». А значит, стоит согласиться и с французским писателем Жаном Лабрюйером: «Дети дерзки, привередливы, вспыльчивы, завистливы, любопытны, своекорыстны, ленивы, легкомысленны, трусливы, невоздержанны, лживы и скрытны; они легко разражаются смехом или слезами, по пустякам предаются неумеренной радости или горькой печали, не выносят боли и любят ее причинять, — они уже люди». Да уж, далеко не ангельская характеристика. И сохранять в себе такое до самых седин — не лучший способ повзрослеть. Инфантилизм — не самое прекрасное свойство натуры. Тем более, что он прочно связан с… хорошо знакомой нам всем манипуляцией. Это нехитрый, но действенный метод, с помощью которого можно сделать свою жизнь комфортной, не обращая внимания на то, какой при этом станет жизнь окружающих.
Несмотря на неоднократные упоминания о манипуляции в разных ракурсах и в разные моменты повествования, на детскую манипуляцию следует обратить внимание особо. Исключая «младшее поколение» из реального «психологического пространства», старшее поколение здорово рискует. Если предположить, что детство есть некая волшебная страна, где неведомы коварство, вероломство, притворство и прочие неблагородные «подходцы» — ты поневоле оказываешься беззащитен перед обитателем «волшебной страны», который, тем не менее, прекрасно с «подходцами» знаком и отлично умеет их применять. Хлопая ресницами, словно танцовщица варьете — парой вееров, надув губки пончиком и склонив головку к хрупкому (пухленькому) плечику, твоя золотоволосая (рыженькая, чернокудрая), искусственно шепелявящая «пусечка» может выцыганить что угодно — во всяком случае, попытается. Она будет понемножку продвигаться вперед, будто морская звезда: шажочек, еще шажочек, и еще, и еще — тщательно ощупывая почву, проверяя, нет ли опасности, есть ли пожива, ждать ли контратаки… И пока у тебя недостает твердости, дабы поставить заслон и дать отпор — тебя будут использовать. Скажешь: это же ребенок! Как можно заподозрить его в таком коварстве? Да можно, можно. И вполне заслуженно.
Детская манипуляция — явление повсеместное. Дети, за неимением (или недоразвитостью) других защитных систем, очень чуткие создания. Их оружие — интуиция и восприимчивость. Они, словно сверхчувствительные радары, улавливают излучения, исходящие от «объекта» и, словно акулы, понимают, когда жертва начинает слабеть и уже готова сдаться. Страшно? Может быть. И все-таки упаси тебя боже обвинять ребенка в том, что он носит в себе все пороки маркиза де Сада вкупе с амбициями доктора Зло! Эта поведенческая стратегия вполне рациональна и совершенно естественна — в юном возрасте. Гораздо хуже, если человек не может вовремя от нее отказаться и на всю жизнь избирает образ поведения, свойственный манипулятору или, хуже того, паразиту. Как случаются подобные «задержки»? Если манипуляция не встречает сопротивления, в сознании возникает и закрепляется уверенность: мне все дозволено! «Потому что я ребенок!» — как говорил персонаж фильма «Про Красную Шапочку». Маленький деспот опомнился лишь тогда, когда Красная Шапочка выразилась напрямую: «Ты неприятный ребенок!», да и вообще не проявила сочувствия к «возрастному фактору». А если на «домашнего тиранчика» не найдется подходящей Красной Шапочки? Что тогда с ним будет?
Скорее всего, склонность к манипуляции приведет еще не оформившуюся личность к краху. Индивидуальность ребенка еще не сформировалась, ему надо много времени и сил для того, чтобы адаптироваться. Но сможет ли он? Ведь в семье устоялась система взаимной манипуляции: все шантажируют всех. «Если ты будешь хорошим и поступишь, как я тебе велю, я окажу ответную услугу (стану хорошо учиться, вытерплю воскресный визит к надоедливой тетке, куплю тебе новые джинсы, отпущу на вечеринку, не буду пилить за неподходящие знакомства и проч.)» — так домашние обращаются друг с другом, полагая, что подобная тактика и есть взаимопонимание. Хотя, разобравшись, понимаешь — это всего лишь взаимное избегание. Не хочется разбираться в проблемах ближнего — у каждого и своих дел хватает. Нет никакого настроения узнавать, с кем живешь, с кем общаешься. Главная заповедь: «Веди себя хорошо» — а «хорошо» значит ни много, ни мало «необременительно». Изображай пай-девочку (пай-мальчика). Не разрушай моих иллюзий. И будет нам счастье. Да полно! Так ли?
Большой и довольно неласковый мир потребует от ребенка совершенно иного поведения: учись держать удар, будь стойким и выносливым, поверь в себя, разберись в себе, познай свои желания и страхи, защищай свои интересы, иди своей дорогой и не будь слишком доверчивым. Ну, и многое другое — «по обстоятельствам, а не со зла», как пел министр-администратор в «Обыкновенном чуде». Реальность не питает злобы к тем, кого испытывает на прочность. Просто-напросто законы мироздания не намерены видоизменяться ради индивидуального представления о нравственности и справедливости. А если в качестве защитной системы молодой человек избирает сервильность, манипуляцию, лицемерие — ему же хуже. Наступит момент, когда ему самому станет тошно от собственной «гибкости», когда он ощутит, что потерял свое единственное и неповторимое «я». И придется всю жизнь кочевать от одного «благодетеля» к другому, изображая ангелочка и манипулируя исподтишка всеми, кто составляет твой круг общения — в надежде спрятать за маской опустошенную, потерянную суть человека, претерпевшего уйму необратимых превращений «по воле обстоятельств».
Среди талантливых людей, которым жизненно важно иметь развитую защитную систему — то есть не панический страх, а разумное отношение к возникающим проблемам; уверенность в том, что у тебя есть «тыл», любящая и понимающая семья; высокую самооценку — среди них много чрезвычайно чувствительных, внушаемых натур. Чуткость — одно из тех качеств, которое помогает сформироваться неординарной личности. Притом оно же и губит талантливого человека. Если, конечно, не найдется никого, кто бы поддержал, помог встать на ноги и заняться делом. Вместо этих «функций» множество «дорогих людей» требует от ребенка подчинения устаревшим правилам и… неведения. Как будто можно избежать опасности, упорно не глядя проблемам в лицо. «С хорошими девочками (мальчиками) такого не случается!» Случится может все и со всеми. Просто у кого-то есть способность противостоять внешнему напору, а кому-то десятилетиями промывали мозги на тему: «С тобой все будет иначе, коли ты будешь вести себя как паинька!» Паинька — если кто не понял — это существо, которое хлопает ресницами, мило шепелявит и выпрашивает у мироздания конфетку. И еще немножко занимается шантажом.
Итак, в результате получается совсем уж некрасивая вещь: оказывается, родители, добиваясь поведения а-ля Джейкоб Блайвенс, думают не о ребенке, а о себе: «ангелочек» удобен в обращении, легко поддается «на слабо», он аккуратен, послушен, непритязателен. Но чем этот «список достоинств» чреват для ребенка? Какими моральными и физическими травмами «наградит» его большой мир, когда он станет применять своеобычную тактику «ангельской манипуляции»? И как его предупредить, оградить, переубедить — да перевоспитать, наконец, — чтобы он смог нормально адаптироваться в реальном измерении? Попробуем разобраться по порядку. Начнем с основных средств воспитания. О чем речь? О… куклах. О пупсах, плюшевых мишках, Генах, Чебурашках, роботах-трансформерах, Бэтменах и Барби. О Барби — особенно. То-то сейчас изрядное число читательниц наморщит носики: фи, Барби… Ка-ак бездухо-овно-о… Погодите, родные. Мы не теряем надежду вас переубедить. А какова, позвольте узнать, альтернатива?
Глава 7. «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет»
Поистине, сегодня Русью попахивает так, что никакой освежитель воздуха не помогает. Потому что пахнет главным образов не столько Русью, сколько славянофильством самого мракобесного толка. То телевидение, осторожно обходя подводные камни и неискренне восторгаясь, демонстрирует мамашу, которая глубоко осуждает современные тенденции в индустрии «детских развлечений» — всяких там спасителей этого грешного мира, в разной степени механизированных, развратных Барби с развратными щетками и заколками для волос и развратными открытыми автомобильчиками… Ну чему, чему они могут научить ее кровиночку? Ужас… В общем, она сама шьет своему ребенку игрушки — монстров, измученных проказой и раздутых водянкой, от коих пришел бы в ужас и Сальвадор Дали. Мало зрителям этой безумицы, жертвующей адекватным сознанием собственных детей во имя самореализации в качестве горе-кукольника — так голубой экран довершает свое черное дело! И показывает папулю, который лично вырубил топором чурбачок с глазками и выдающимся (буквально) кавказско-еврейским «ветрилом» посереди пространства, заменяющего лицо — во имя того, чтобы детишкам было с кем разделить досуг, у кого поучиться налаживать контакты с окружающим миром. Воображаем, каков будет эффект от подобного «обучения».
Зачем, спрашивается, такие труды — неужто ради откровенно мизерного результата? Нет, конечно. Это делается не ради детей, сколь ни прискорбны аналогичные высказывания для уха воинствующего славянофила. Все, что предпринимают подобные «любящие родные-близкие», они предпринимают для… Угадай с трех раз! Естественно, для себя. Мы уже не раз упомянули о важности эскапизма для современных россиян. Действительно, обстановка у нас стране, мягко говоря, затруднительная. Адаптироваться и самому-то ох как трудно, а уж настроить на «нужную волну» свое малолетнее чадо… Задача для суперродителя. А как быть тем, кто давно и бесповоротно выпал из реальности — по своей вине или по воле обстоятельств? Притом, что в России «унесенные ветром перемен» составляют изрядный процент населения. Впрочем, для кризисных этапов аналогичное положение — норма. Иначе не существовало бы термина «потерянное поколение». Словом, у тех, кто потерялся, будто Ганс с Гретелью в заколдованном лесу, тоже имеются дети. И у повзрослевших «Гансов и Гретелей» есть два выхода из создавшейся ситуации: либо указать своим потомкам дорогу к выходу из лесной чащобы, где постоянно встречаются злые ведьмы и практически никогда — пряничные домики; либо продолжать бояться внешнего мира куда больше, чем колдунов-кулинаров, а потому не подпускать младшее поколение к заветным тропинкам, ведущим наружу — как бы малолетки ни капризничали и ни рвались на свободу. Ну, и что можно предположить с большей долей вероятности? Разумеется, второй вариант.
В общем, в родителях, которые с пеной у рта осуждают Барби и трансформеры за «бездуховность», можно заподозрить уйму скрытых страхов, неврозов, психозов — нельзя только заподозрить их в намерении дать своему ребенку вещь, совершенно необходимую во взрослой жизни — свободу выбора. Вместо этого они неустанно занимаются «прививанием духовных (читай «спекулятивных») ценностей». Чаще всего в систему ценностей входит обязательный набор расплывчатых понятий, смутно обрисовывающий (вернее сказать, «обходящий») содержание термина «духовность». И, в качестве бонуса, — старательно культивируемая истерия, с детства не леченные комплексы, страх перед жизнью, низкая самооценка. Словом, в результате получается весьма жизнеспособный субъект, невзирая на все его потуги притвориться «эфирным существом, в коем нет ничего земного». И даже психозы-неврозы не слишком понижают уровень выживаемости эскапистов, хорошо освоивших тактику манипуляции. Пока, во всяком случае, многое оправдывает странноватое поведение человека, готового вырвать у жизни свой — и в материальном, и в моральном плане — «прожиточный минимум» любой ценой. В том числе и ценой адекватности восприятия — как собственного восприятия, так и восприятия своих детей.
Другое дело: захотят ли дети принять образ мышления и манеру поведения родителей, чтобы весь свой век не жить, но выживать, забившись в темный чулан, пахнущий клопами и унитазным утенком? Почему мы так скверно относимся к духовности? Да потому, что реальное наполнение этого понятия не имеет ничего общего с развитием индивидуальности и совершенствованием личности. Не столь трудно напустить туману в собственную голову и — это особенно важно — в свои суждения; вести себя так, будто у тебя внутри садится батарейка — умолкать посреди фразы, уставив остекленевший взгляд в лицо собеседнику, внезапно срываться с места и убегать ни с того ни с сего, оставив спутника в тяжком раздумье, посреди простенького семейного обеда вдруг поникать плечами, изображая не то вянущую розу, не то напуганного страуса. Приемчики староваты, но еще работают.
Если кому-либо подобные кунштюки представляются свежими и оригинальными, пусть прочтет рассказ Тэффи «Демоническая женщина». Главную мысль наши «инферналки» уловили с ходу: «Собственно говоря, чего тут трагического, что дама три дня подряд понемножку выпивает? Но демоническая женщина сумеет так поставить дело, что у всех волосы на голове зашевелятся». Только Тэффи-то писала о женщине, пусть и переборщившей с театрализацией имиджа, а описанные приемы взяли на вооружение духовки — то есть особы, живущие надрывом во имя надрыва. Хотя методика одна: поразить, шокировать, вызвать чувство недоумения или, что гораздо лучше, вины. Теперь твой собеседник обезоружен, и его можно брать голыми руками. В принципе, общение превращается в разоружение и подавление. То же происходит и с детьми в семьях манипуляторов. К тому же перед глазами ребенка изо дня в день возникает один и тот же пример для подражания: мама, которая промывает тебе мозги, добиваясь послушания и… единомыслия. А поскольку для детей родители неизменно (до определенного момента) являются авторитетом, неудивительно, что и младшее поколение усваивает сходные стратегии общения-подавления.
Видимо, последователи папы Карло, предпочитающие лично выстругивать Буратино в назидание потомкам, мамаши, шьющие дочкам подобия магических человечков вуду, — все они до смерти напуганы. Чем? Чем пластмассовая модница Барби могла так уязвить взрослого, обремененного семьей человека — настолько, что он (она) старается перекрыть младшему поколению доступ к этим привычным западным атрибутам счастливого детства? Попробуем рассмотреть Барби поближе. Начнем с того, что это вполне зрелая дама, недавно справившая свой сорокапятилетний юбилей. У нее есть не слишком преданный дружок Кен, подружка-соперница Кали, конкурентка Синди, шубки, шмотки, драгоценности, сейф для оных, машины, дома, сады, бассейны, собаки, кошки, а с 1984 года — кейс, калькулятор и визитка. Так что Барби — девушка работающая, с бойфрендом, движимостью и недвижимостью, ее жизнь полна и насыщенна. Кошмар, не так ли? Почему «кошмар»? Вероятно, потому, что большинство рядовых российских мамаш и половины Барбиного «имущества» не имеет — да и не надеется заиметь. А имущественный статус в России — самый важный. И в наше «интересное» время служит мерилом успешности, как никакой другой! Вот и получается (во всяком случае, в воображении испуганных родителей), что авторитетом для дочки, с большой вероятностью, может стать не папан-маман, живущие на весьма скромную (по сравнению с недвижимостью, автомобильным парком и коллекцией мехов и драгоценностей, принадлежащих Барби) зарплату, а именно эта пластиковая вертихвостка! Вдруг девочка придет к выводу, что жизнь, окружающая ее в реальном мире — вовсе не та, которую ей хотелось бы вести? И что тогда родная мать, обычная женщина со средним доходом, в состоянии противопоставить пластиковому великолепию нахальной паску… пардон, пластмассы?
Ответ прост: ну и что? Если у ребенка появились амбиции, вовсе не обязательно им перерастать в психопатическую деформацию личности. Именно амбиции служат стимуляторами для улучшения условий жизни. С возрастом дитятко поймет, каких усилий потребует создание «жизни в стиле Барби». И попробует соразмерить требуемое с возможным, а потом попытается осуществить свои желания и, глядишь, многого добьется — пусть и не затарится дворцами, кадиллаками и бриллиантами, которые, как утверждал Джеймс Бонд, «остаются навсегда». Но это станет возможным только тогда, когда родители правильно воспитывают и поддерживают свое чадо! От близких зависит многое: ведь никакая кукла не способна проявлять заботу, понимание, любовь. А мать может. Вернее, должна. В силу обязательной ответственности перед тем, кто полностью зависит от твоего своеволия. Если выражаться проще, то: ребенок не может противостоять родителям, пока он ребенок; если же ребенка заставить оказывать сопротивление тем, кого он считал своей защитой, то дитятко либо сломается, либо замкнется и отдалится. У него в друзьях окажутся товарищи по школе, любимые игрушки, герои фильмов. А родители «перекочуют» в стан врагов. Причем по собственной вине. Так что не стоит воевать со своими детьми. Это проигранная война. Причем для обеих сторон.
А игрушка… Что игрушка? Она может помочь игре. Хотя игра на самом деле — занятие серьезное. В игровом поведении заложены ролевые моменты, которые пригодятся ребенку в будущей взрослой жизни. Этим-то и хороши западные игры, фильмы, вообще развлекалки. Например, Джеймс Бонд — а также Гарри Поттер, Бэтмен, Человек-паук — учит нас делать все, что в наших силах, даже если партия на первый взгляд, проиграна бесповоротно. А Барби демонстрирует все — ну, практически все — разнообразие имиджей, стилей, образов поведения, который предоставляет женщине современный мир. Если ограничить мир игрушек Чебурашками, крокодилами Генами, Буратинами и пупсами-несмышленышами, это повлияет на детское восприятие не лучшим образом. Зачем же некоторые родители идут на подобные «ужесточения отбора»? Затем, что переносят на детей собственный страх перед разнообразием жизни. И еще ведут себя как желчные, злобные… старцы.
Поговори с любой престарелой мегерой и проанализируй услышанное. В результате поймешь, что эта горгона обладает четкими представлениями обо всем на свете: какой длины юбки носить, как разговаривать со старшими, как управлять страной, какие фильмы снимать и в какие игры играть. Она обросла штампами, словно причал — морскими уточками. Но действительность не собирается подстраиваться под ее стереотипы — вот она и разозлилась. И не думает сдаваться. Дескать, мироздание старше — оно и должно уступить. К тому же в психологии существует закон: все, на что человек обращает внимание — растет. Видя только проблему, ты сам заставляешь ее разрастаться до титанических размеров. Она тебя погребает под собой, заваливает, словно лавина. Хотя окружающая среда на самом деле предоставляет тебе вполне приличный выбор. Просто ты его не заметила — ты любовалась «мерзкой пакостью», пока «пакость» не заслонила от тебя мир.
А он — мир — к тому же невероятно изменчив. И успешность твоего существования в нем — хотя точнее было бы сказать «сосуществования с ним» — прямо пропорциональна мобильности, умению перестраивать мышление и поведение в соответствии с задачей. Неумелые родители лишены как раз этой способности. Не слишком успешная мамаша переносит свое раздражение, возникшее из-за равнодушия мироздания к ее персоне, на своего ребенка. Ведь в детстве жизнерадостность, озорство, а заодно и мобильность мышления и поведения проявляются куда сильнее, чем в зрелом возрасте. Видя перед собой живое воплощение Тома Сойера или Пеппи Длинный Чулок, маменька мечтает ограничить свое единокровное чудовище — любыми репрессивными мерами. В ход идут бессмысленные запреты, превентивные меры, система штрафов «за плохое поведение», «за слишком счастливый вид», «за лукавинку во взоре» и еще много за что. И в качестве главного средства выступает… лишение информации.
В первую очередь, конечно, надо отлучить девочек от бесстыдницы Барби: основная претензия, которую время от времени обсасывают масс-медиа — подобные игрушки не развивают воображение. Зато недотесаная чурка дает оному немереный простор. Ребенок, дескать, увидев халтурно раскрашенный валенок или березовое полено, как на них кинется! Как начнет воображать, с чем дело имеет! Как разовьется — несмотря на многочисленные занозы, происходящие от полена, и нарывы, спровоцированные антисанитарной фактурой валенка! А почему? Да потому, что славная (а если быть до конца откровенным, то «православная») русская традиция предполагает именно такой нехитрый набор «игровых средств». Правда, ярые сторонники чурок и валенок аккуратно оставляют за кадром оч-чень важный аспект. Исторический и… социальный.
Скажите-ка, патриархальные вы наши, кто в дореволюционной России играл чурками в массе своей? Крестьянские дети! Дети бедноты — а почему? Разумеется, потому, что у малообеспеченных семей не было никакой возможности достать игрушку получше. Вдобавок у родителей не хватало ни средств, ни желания заниматься всякой ерундой типа целенаправленного развивающего воспитания своих многочисленных отпрысков. Жив, не помер — уже хорошо! Вряд ли какой крестьянин шибко заботился о развитом воображении у собственного чада. Даже наоборот, «баловство»-то как раз никоим образом не поощрялось. В общем, если кто пожелает отыскать тому пример в излюбленной кладези примеров — в русской классике — тот всегда сможет обратить благосклонный взор на прославленного плакальщика русской литературы, на Николая Алексеевича Некрасова.
Вот, пожалуйте, стихотворение «В дороге», посвященное печальной судьбе некой Груши, воспитанной в барском доме, ученой «вместе с барышней разным наукам», но впоследствии вороченной в деревню за дерзость или за какую иную провинность. Бедняжке, разумеется, в деревне не понравилось, но не в этом суть. Выбор данного произведения славного радетеля крестьянской судьбы обусловлен одним важным моментом: здесь сопоставлены «барский» и «небарский» образы жизни — и соответственно, приводятся отличия методик воспитания детей в разных социальных средах. Надо сказать, точек соприкосновения между ними не нашлось, и оттого Груша изрядно достала своего супруга — ямщика по профессии — изнеженностью, грамотностью, мечтательностью, а также отсутствием привычно-кобыльего здоровья и трудолюбия. Опять-таки Грушей были применены (эх, нам бы отчеты писать для МВД: «были применены грушей»!) доселе невиданные приемы обращения с ребенком. В частности, Груша пугала мужа вероятностью того, «что погубит она и сынишку: учит грамоте, моет, стрижет, словно барченка, каждый день чешет, бить не бьет — бить и мне не дает…» Словом, темный ужас.
Честно говоря, треволнения заботливого отца, лишенного возможности вдоволь побить родное чадо, которое к тому же регулярно моют, стригут и чешут, нельзя не понять. В тех условиях, в которых рос и развивался чадолюбивый ямщик, незаурядное пристрастие к гигиене, безусловно, оказывалось совершенно излишним. Как и воображение, могущее сформироваться у ребенка, обученного грамоте и оттого легкомысленно прочитавшего в жизни хотя бы одну книжку — пусть даже книжку «Раскрась сам!» Ах, воображение! Страшная сила, хуже красоты. Оно, кстати, не слишком развивалось благодаря чурбачкам и требовало более изощренных средств. Поэтому наши чудные покосные предки избегали опасности, развлекаясь иным способом — например, задушевным, пусть и довольно невнятным пением в стиле «хором подшофе», а также не менее задушевными взаимными колотушками. В отличие от подобного сермяжно-натурального образа жизни, членам дворянских семей развитый ум не внушал необоримого страха. Поэтому здесь не подменяли формирование личности регулярным битьем и питьем. Во всяком случае, в приличных семействах. В общем, те дворяне, которые могли себе позволить некоторые траты на «вумственность», предпочитали дарить своим детям кукол вполне человекообразных, одетых насколько возможно богато и оснащенных домиками, сервизами, колясками, одежками. Мальчики получали в свое пользование целые армии солдатиков, дабы всласть наиграться в войнушку — то есть безнадежно отравить свое неокрепшее сознание тем же, чем губит себя современный ребенок, ежедневно спасающий мир с помощью высокотехнологичных роботов и крепкотелых суперменов.
Итак, оставим демагогическую патетику и патетическую демагогию насчет предков, близких к природе. Иначе, следуя обоюдному зову природы и логики, нам придется вернуться в пещеры. Посмотрим в глаза современности, вместо того, чтобы отвергать ее. Видение мира в детстве довольно конкретное, функциональное, сюжетное. Лишь с возрастом появляется (и то не у всех) освоение условности, интерес к сюрреализму, понимание иронии абсурда и проч. Поэтому, предлагая ребенку образно законченных кукол в качественном исполнении, взрослые лишь помогают развитию воображения, а не убивают его в зародыше, как нас пугают любители досужего валяния и выпиливания. Ребенок сможет придумывать более сложные сюжеты с участием этих героев, сможет отработать на них мобильность и произвольность (термин «произвольность» в психологии означает «управление темпераментом», а не безосновательные капризы) поведения. То есть ему наверняка удастся развить те самые качества, которые требуются в наше интересное время, чтобы добиться успеха, а не наблюдать за всем происходящим из пыльного угла с выражением ужаса и осуждения во взоре.
Глава 8. Заключительная речь адвоката Барби
Вот почему игрушка должна быть не «доброй», а разной. Чтобы спасти мир от злодея, нужно как минимум иметь злодея. А если в детском «царстве игрушек» одни только хорошенькие-прехорошенькие котятки, мишутки, малютки и ни одного Кащея Бессмертного — чему, спрашивается, он научится, бесконечно с ними возясь? Тому, что все существа в мире беззащитные, мягкие и пушистые, и нуждаются в его неустанной заботе? Тому, что его основное предназначение в будущем — обихаживать малолетних кутят и ребят? Да-а, с такими «анкетными данными» успеха не добиться. Потому что даже тем девочкам, которые изберут в качестве главной стези материнство и воспитательную деятельность, понадобится не только терпение, смирение и умиление, но и стойкость, выносливость, понятливость, восприимчивость, решимость и проницательность. И стервозность, как бы некоторые «добренькие тетеньки» ни протестовали. Ибо воспитание — не наслаждение отдельными торжественными обрядами в жизни твоего чада — типа первой (и единственной) инициации-конфирмации, первого сентября, первой женитьбы, первого развода, первых похорон. Это ответственность за то, чего ребенок добьется при родительской помощи — да ведь как оно чаще бывает? Чаще главный вид родственной помощи — отсутствие помех.
Хотя чем меньше ребенок, тем меньше его жизненный опыт и тем менее развита его произвольность — то самое необходимое умение управлять собой. И потому возрастает важность «окружающей психологической среды», большей частью созданной взрослыми. Они — учителя, наставники и вообще регуляторы поведения. Тут действует нехитрый принцип прямой зависимости: чем выше уровень учителя, тем более успешного ученика он может воспитать. Особенно, если качества, которые наставник намерен привить своему подопечному, присутствуют в характере самого наставника. Словами убедить, конечно, можно, но собственным примером — так оно намного эффективнее выходит. Или наоборот: глядя, какое скверное влияние на жизнь отдельных взрослых оказывает то или иное свойство натуры, подросток может твердо для себя решить — ни-ког-да! Ни за что! Я! Не! Стану! Так! Поступать! По! Идиотски! Но, в общем, какова бы ни была реакция «подопытных», один вывод учителям сделать надо: родительскую должность исполнять — этому необходимо учиться, как и другим приемам воспитания. Любовь и уважение к собственному ребенку, равно как и умение руководствоваться чувствами — но с умом, рационально — все эти сложности не осваиваются спонтанно. И не приходят вкупе с наследственным поведением. Наш мозг не вырабатывает знание детской психологии, словно молочные железы — питательный субстракт. Значит, придется учиться самим, прежде чем приниматься за обучение других.
И в качестве первого шага стоит запомнить простую вещь: если ребенок любит играть с монстрами, то это не означает, что он туп и примитивен. Родители! Не западайте на фальшиво-патриотическую атрибуцию: Чебурашка — хорошо, Терминатор — плохо. Хотя это так просто — потешить свои страхи: отнять у ребенка игрушку, выгнать его из интернета, отлучить от общения с «неподходящими» друзьями — все якобы из лучших побуждений. Правда, плюшевые мишки, Хрюши и Степашки, а также книжки Самуила Маршака и Корнея Чуковского (нежно любимые, пока их место было «в строю», в мирном единении с Барби, Робокопом и Гарри Поттером), как только превращаются в «передовой отряд», противостоящий тлетворному западному влиянию, сразу же теряют былую привлекательность — оттого, что ребенок начинает их иначе воспринимать. Как тюремщиков. А родителей, отлучивших его от «крутых примочек» — как начальство исправительной колонии. И вот — он уже не доверяет ни добрым старым игрушкам, ни старым родителям, которых язык не поворачивается назвать добрыми. Притом, что никакого реального противостояния Восток-Запад через посредство игрушек не существует — разве что в воспаленном мозгу напуганных, дезориентированных духовок. Есть игрушки, создающие «мостик» между взрослым миром и волшебной страной детства. Их функция давным-давно исследована и разъяснена передовыми производителями игрушек. Возвращаться назад, в представления типа «ребенок — это земной ангел» не получится.
А между тем многие родители всерьез планируют это возвращение «в одной отдельно взятой ячейке общества». Каким образом? Как всегда. С помощью жестких рамок идеологии. Почему, например, «куколка Мальвина, сорт восьмой, глаза не закрываются», как говорил Петр Себейкин в фильме «Старый Новый год», лучше Барби? Чем она «нравственнее», «духовнее»? Отсутствием фигуры, наделенной подобием половых признаков? В общем, да. Пупс — кукла-ребенок. Ее можно нянчить, менять ей подгузники, совать ей в рот соску, ложку, но не трубочку для коктейлей. Пупс предлагает подрастающей женщине осознать себя в качестве будущей мамочки — и только. Других ролей пупс «играть» не способен. Разве что ребенок со свойственной ему вариативностью восприятия закроет глаза на младенчески-дебильное выражение лица любимого кукленыша и на его бесполую фигуру, напялит на лысую головку носовой платок, обшитый кружевцами и примется выдавать полученную супер-Лолиту замуж за плюшевого мишку, того еще педофила. Впрочем, согласно стереотипному мышлению от невесты до мамочки — один шаг. Можно даже считать, что это одна роль. В общем, игрушки-пупсы обеспечивают включение в подсознании девочки биологической программы, нацеленной на размножение и продолжение рода. Идеология впоследствии дополнит гормональный аспект «духовными излияниями» на тему «Великой женской миссии». Хотя для полноценного осуществления этой миссии женщине потребуется еще кое-что — стать женщиной и… человеком.
В отличие от пупса, Барби такую возможность дает. Когда в ребенке просыпается неотрефлексированная, спонтанная женственность, девчонки принимаются за «девчачьи глупости» — начинают обожать бантики, рюшечки, кудряшки, наряжаются в мамины шмотки, заворачиваются в куски тюля, припасенного для новых занавесок… Еще мультфильм про Сейлормун смотрят, как ненормальные, рыдают во время идиотских сериалов про то, как полюбил мальчик девочку — прямо в песочнице… А как мамы реагируют? Мамам зачастую не хватает знаний или даже мозгов, чтобы элементарно понять, откуда они возникают, эти периодические приступы слащавости. Мамы, разумеется, слышали про гормоны, но само слово приходит им на ум исключительно в связи с проблемой контрацепции. То, что в подрастающем организме просто гормональная буря бушует — об этом родители и знать не знают. Или не хотят замечать. Поэтому и принимают первые порывы женственности — поистине ураганные — за какую-то патологию, которую необходимо гасить, лечить, высмеивать. Бестолковым и малограмотным мамам чужда мысль о том, что детские проявления сексуальности — норма, что их надо не подавлять, а развивать, придавать им форму, дабы ураган превратился в легкий бриз. Только тогда юная фанатка Сейлормур наконец превратится в девушку, осознающую свое очарование, женственность и силу. А если мама ничем не в силах помочь благому делу превращения девочки в девушку — дело в свои руки берет… Барби.
Именно эта пластиковая фикстула дает девчонке понять, что та может стать кем захочет — модницей, бизнесвумен, вамп, стервой, капризницей… То есть предлагает разные роли, а не единый-неделимый статус «мамашки пупса», которая всех кормит и за всеми подтирает. Но родительнице не по душе такая «альтернативность и креативность мышления». Она бы предпочла, чтобы ее девочка подольше оставалась девочкой и не совала бы свой хорошенький носик во взрослые проблемы. Поэтому статус (уже не изменчивая роль, а нечто, лишенное мобильности, вариативности и творческого элемента — одним словом, статус) будущей мамы кажется маме настоящей наиболее пригодным для употребления. Словно ярлык, который можно приклеить своей неуемной озорнице прямо посреди лба: «Будущая мать семейства» — и со спокойной совестью вытравить из девчонки все, что выходит за рамки инстинкта размножения. А еще спрашивают, откуда берется «венец безбрачия»! Ей-богу, самостоятельность, занятость на работе и вообще стервозность — не самый сильный фактор, влияющий на численность поголовья матерей-одиночек. Скорее, дело в том, что целому поколению женщин — и не одному — удалось развить в себе материнские наклонности, не обращая внимания на женские потребности.
В завершение нашей «адвокатской миссии по защите Барби» хотим сказать: для родителя нет проблемы страшнее, чем всю жизнь ухаживать за «тепличной орхидеей» — за юным ботаником. Есть такая категория «домашних любимцев»: дитятко прекрасно учится, ведет себя тише мыши, не доставляет неприятностей. Одно плохо — он еще ребенок, но уже законченный… социофоб. Не умеет налаживать связи с людьми. Не желает отстаивать своих убеждений. Не способен защищать свои интересы. Предпочитает надеяться на чудо, живет в замкнутом пространстве, наслаждается виртуальной реальностью. Юный герой «Матрицы». Из второстепенных персонажей — лежит себе в розовом желе и блаженно грезит. Эксцентричный мизантроп Ослик Иа-Иа по сравнению с оформившимся «ботаном» — феномен общительности. Как быть?
Некоторые родители применяют шоковую терапию: обрывают все провода и шланги, демонстрируют «нечеловеческое лицо» действительности и оставляют обалдевшего подростка один на один с личной экологической катастрофой. Умно, ничего не скажешь. Верный способ сделать из несформированной, беззащитной личности «человека дождя». Пусть всю оставшуюся жизнь сидит в светлой комнате с мягкими стенами и бормочет под нос, мерно раскачиваясь. Чудная перспектива. Но не более чудная, чем искусственное сохранение и укрепление «архитектурных сооружений из слоновой кости», куда не долетает прибой внешнего мира. Обе крайности — как это обычно и бывает с крайностями — приводят к краху. Позитивные методы, конечно же, надо искать ближе к центру — там, где находится точка равновесия между гиперопекой и домашним аналогом «Последнего героя».
Хотя, приходится признать, родители тоже люди. Им свойственно убегать от проблемы, а не искать оптимальные пути решения. Вот почему мы зачастую слышим от взрослых — особенно в тем минуты, когда поведение ребенка отклоняется от ангелоподобного, когда малышня чего-то хочет, требует, действует, пытается узнать: «Вы же дети, ну побудьте детьми». Словно закрывается дверца в реальный мир: тебе еще рано, ты не готов, ты слабый, маленький, глупый, беспомощный. Поначалу детишки бунтуют, потом смиряются. Под родительским крылышком — точнее, под родительским диктатом — уютно, безветренно, тепло, а главное, сухо! Можно и дальше оставаться «получеловеком» — без права на выбор, на информацию, на действие, на самостоятельность. А если что-то понадобится, всегда остается возможность добиться своего, если основательно оттопырить нижнюю губу и поглядеть исподлобья с обидой: «Ты плохая!!!» Вот только чужие, нехорошие дяди и тети ничего не хотят давать «за красивые глаза» и за очаровательно шепелявое: «Мозьно мне того-сего? Ну позялусьта!» Как быть? «Инфант» не знает. Ему не объяснили.
На «крючок ангелоподобия» особенно легко попадаются те, у кого доминирует психологический тип Пятачка, Кролика, Крошки Ру. Тиграм, Винни-Пухам и Осликам Иа-Иа помогает устоять прирожденный авантюризм, независимое мышление и… дурные наклонности. В частности, наклонности возмутителей спокойствия. А также любопытство, желание экспериментировать, добиваться и пробиваться. Но и Тигры, Винни-Пухи, Ослики не в силах выстоять, когда все и вся обращается против них. Во всяком случае, после такой «глобальной войны» им приходится подолгу восстанавливаться и оправляться. В психологическом смысле. Иногда, впрочем, человеку эта задача не по зубам. И всю жизнь он несет на себе крест, возложенный в далеком детстве. И даже психолог не может залечить старые раны, нанесенные не без помощи «любящих родственников». Вот к чему приводят тепличные условия пополам с жестким диктатом. Этот «соус с подливкою», как правило, замешан на том, что мама с папой «отлынивают от родительских обязанностей» — наверное, надеются когда-нибудь все исправить. Вот только когда?..
Глава 9. Борьба за умы как психическая атака
Что можно посоветовать боязливым или ленивым родичам, на попечении которых имеется неудобное и обременительное «подрастающее поколение»? Не надо бояться, что ребенок получит негативную информацию. Глядишь, он ее осмыслит и сделает сознательный выбор — и тогда у него не возникнет нервных срывов и соматических заболеваний, едва обнаружится нехитрая истина: мир не так уж добр. С реальностью надо уметь обращаться — и получить подобный бесценный опыт возможно исключительно путем проб и ошибок. И никакие авторитеты — отвлеченные или лично знакомые — не заменят благо- (или неблаго-) приобретенных познаний.
Тем более, что современные авторитеты — тоже… товар. В наши дни активно работает биржа идей — причем работает она и над собой, и над нами… Сегодня на рынке общественного мнения не на жизнь, а на смерть борются между собой самые разные идеи. В списке наиболее интересных, естественно, состоят те, которые атрибутируют взаимоотношения полов — идеи феминизма, патриархата, матриархата, плюрализма, идиотизма… Всех не упомнишь. И, конечно же, обычный человек, не имеющий к средствам массовой информации никакого отношения, кроме потребительского, не станет разгребать телетайпные завалы с криком: «Нужно составить сравнительный график рейтингов мнений, посвященных данной проблеме!» А ведь «общественный эфир» создает своеобразный «информационный шум», серьезно влияющий на наше сознание. Например, если в «повестку дня» вихрем врывается новая тема, все вокруг принимаются со смаком обсуждать «Есть ли жизнь на Марсе?», ты волей-неволей подключаешься. Хотя в душе, вероятно, согласна с персонажем Сергея Филиппова из фильма «Карнавальная ночь»: «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе — наука пока не в курсе дела!» И хватит об этом. Можно выпить, закусить и станцевать лезгинку.
Но информационный поток подхватывает и тащит, больно стукая тебя темечком о всякие неудобные выступы и шероховатости «модных» тем. И ты исправно даешь себя вовлечь, обмениваешься суждениями, приобретаешь убеждения, споришь и доказываешь свою точку зрения. Свою? Вообще-то, нет. Когда очередная «актуальная тема» завоевывает рынок общественного мнения, ей дают оценку эксперты. Как правило, осторожную, многословную, путаную. После чего дилетанты — как правило, журналисты, рупоры наших надежд, нашей весны соловьи — принимаются свистеть и щелкать, расцвечивая скучноватую фактуру экспертизы красочными трелями. Попутно содержание упрощается, оценка становится категоричнее. А в устах последней передаточной инстанции — аудитории — мнения экспертов принимают такой категоричный вид, что ими можно бить оппонентов по головам, точно дубинкой. Теперь идею можно выводить, словно медведя на поводке, прямо на ток-шоу и предлагать публике ответить по телефону на вопрос, хотят ли они… ну, скажем, исследовать марсианские равнины. Варианты «да» и «нет» исчерпывающе рисуют «карту мнений» — так же основательно, как при ответе на вопрос: «Ты перестала пить коньяк по утрам?» Помнишь, как Карлсон довел фрекен Бок этим софизмом до белого каления. Весьма удобный приемчик для фабрикации обвинения. Что ни ответь — ты себя скомпрометировала.
Зачем это нужно — низводить разнообразие человеческого мировоззрения до типизированного, примитивного противостояния «Ура! — Долой!»? Чтобы кормить целые институты, направляющие и формирующие рынок общественного мнения. Ведь далеко не каждый человек найдет в себе мужество признаться: я в этом вопросе не разбираюсь, а потому не стану на него отвечать. К тому же меня эта тема не интересует. Скорее, он согласится выбрать из целого меню типизированных мнений что-нибудь более ли менее «съедобное». И проглотит как миленький, не покривившись. Вот так мы обрастаем коркой штампов, покрывающей нас со всех сторон, будто панцирь броненосца. На любую тему у нас находится «типизированное» суждение, которое мы, по наивности, искренне считаем своим собственным. Пожалуй, этот метод «усвоения информации» не так сильно отличается от централизованной системы планирования и контроля всего на свете, включая слухи, домыслы, мнения и прочие игры разума. Просто в централизованной системе выбор уже — либо как все, либо против всех. А тут у тебя еще есть масса альтернатив: «Затрудняюсь ответить», «Да ну вас всех. Полыхаев», «И кроватей не дам, и умывальников».
Хотя, если серьезно отнестись к делу формирования собственного мнения, придется отдавать этому занятию уйму сил и времени. Демократический рынок предполагает массу способов привлечения сторонников для каждой из идей (у специалистов это называется «увеличить символический капитал»). И все потенциальные сторонники должны держать ухо востро. Иначе из них сделают собачек Павлова. Рекламные, политические, культурологические акции сливаются в нестройный хор с голосами родственников, коллег, знакомых и малознакомых, которые без конца муссируют подсохшие и свежие темы — все при деле, одна ты выступаешь в качестве жертвы, заживо погребенной под пластами информации. И ты вынуждена служить себе самой МЧС, разгребать завалы, анализировать «предложения» и отбирать стоящие внимания. А это требует хорошей ориентации и отработанных навыков. Увы, у большинства населения страны их нет — просто неоткуда было взять в нашем социалистическом «вчера».
Действительно, в обществе, где самодержавно царит единомыслие, никакого «информационного шума» быть не может. Некому шуметь и создавать разноголосицу. Поэтому и мучиться, анализировать, выбирать нет нужды. Да и к чему выбирать! Весь товар — самый качественный («самый», поскольку никаких других вариантов для сравнения нет и не предвидится). Вот он, образ земной благодати в формах развитого социализма! Словом, поколения, выросшие в эпоху застойного социализма, мечтали не о рынке, тем более о диком, но, в отличие от Карлсона, не столь симпатичном. При социалистическом режиме единогласия игры воображения не простирались дальше трех, ну в крайнем случае пяти вариантов чего бы то ни было: колбасы, сигарет, органов печати, общественных мнений… Конечно, немного, но все отличное! А когда «на кону» десятки разношерстных «изделий» непредсказуемого качества — и только экспериментальным путем можно понять, которое подходит именно тебе… Разумеется, руки опускаются. И вообще все опускается.
Нет, мы не за тотальный дефицит ратуем. Мы пытаемся объяснить, что происходит в душе человека, живущего в постоянной необходимости «сделать свой выбор!», выражаясь патетически. Тут и спятить недолго. И немудрено, что многие люди стараются экономить энергию, увиливая от ответственности «по мелочам» (хотя «мелочи» могут быть кажущимися). В частности, стараясь придерживаться «традиций» — реальных или мнимых. Якобы так оно безопаснее. Увы. В изменившемся мире, как мы писали не раз, твердь былых принципов неминуемо расползается болотом штампов. Из него, в общем-то, можно выбраться. Но чтоб и самому уцелеть, и комары не покусали — ноль шансов. В роли кровососущей фауны выступают как раз те менторы и гуру, которые норовят привлечь на свою сторону побольше кроликов. Каких кроликов? Подопытных.
Некоторые идеологические направления, упирая на свою традиционность, стараются завербовать как можно больше сторонников, склонных к конформизму. Повышая свою успешность на рынке слухов, сторонники триады «китчен-киндер-кирхен» (российский вариант — «босая, беременная, на кухне») упорно стараются не обращать внимания на то, что подобный «раритет (хотя хочется сказать «реликт») домостоя» жутко дорого стоит. Мужу придется оплачивать все ее «домохозяйственную деятельность на благо семьи», а еще поднимать на ноги детей, скорее всего, многочисленных. Надо же «раритету-реликту» чем-нибудь себя занять, когда очередной потомок проявит нехорошее намерение перегрызть пуповину и рвануть в большую жизнь! А поскольку тетенька «с издетства» настроена на статус матери, которая всех обихаживает, быть ее муженьку отцом. В который раз…
Впрочем, идеологам возрожденного домостроя страдания измотанного подработками папаши и измученной беременностями мамаши не интересны вовсе. У них символический капитал оборачивается, рейтинги скачут, как блохи по… клавиатуре. В общем, дорогие женщины, слушая очередное сладкоголосое пение про «священный долг женщины перед природой», постарайтесь запомнить: ваше доверие и самопожертвование — новые вливания в их рейтинг, тот самый кредит, которого жаждут «обработчики общественного мнения». Им ведь надо бороться с конкурентами — с теми, кто предлагает, вероятно, ничуть не менее радикальный идиотизм. Например, ограничить рождаемость путем насильственной стерилизации. Конкурентам тоже важнее всего привлечь к себе внимания и зомбировать как можно больше народу. Тогда на рынке слухов у них появится собственная ниша, капитал, кредит, курс и т. п. И никто не станет вникать в проблемы конкретной женщины, никто не постарается ей помочь — никто из «идеологически выдержанных рыночных соловьев». Придется думать своей головой, обращаться к своему специалисту или хотя бы к своим друзьям-наставникам, доказавшим, что они в состоянии помочь и хотят это сделать. Хорошо, если есть близкий человек, который видит многообразие современного выбора социальных ролей и не станет трындеть насчет «традиционного статуса» — жаль, что такие люди сами по себе явление феноменальное. А почему?
Да все потому же. Ведь статусное, конформистское, отгороженное от современности — словом, абсолютно не мобильное поведение экономит энергию и сразу создает предпосылки для «выбора без выбора»: если альтернативы нет и не предвидится, человек — как взрослый, так и ребенок — может спокойно осваивать практически единственный приемлемый стандарт. И никаких «ролевых игр» — буду моделью, буду менеджером, буду путешественницей… К тому же мама-неудачница сама до дрожи боится свободы — любой, идет ли речь о выборе имиджа или о выборе призвания. Потому-то большинство неудачниц исповедует «особое» отношение к воспитанию собственных детей: для них воспитание не является непрерывным и длительным процессом, а представляет собой прерывистую цепь обрядов — вот мы с мужем (или я в одиночку) выносим из роддома конвертик в цветочек; вот вручаем прилизанному первоклашке непомерных размеров букет гладиолусов; а вот уже бармицва, подросшее чадо сидит в белой кипе и смотрит с раздражением. Ну хорошо, пусть не бармицва, а выпускной бал — то еще испытание для нервов нормального подростка. Удушающая атмосфера умиления и благолепия, костюм давит в плечах, ботинки жмут в подъеме. А мамаши сидят рядком, будто куры на насесте, и улыбаются хором. Вот-вот споют, чтоб им…
Все происходящее между «обрядовыми» событиями внутреннему взору «специфической воспитательницы» видится смутно. Прошлое и будущее возникают в ее мозгу вспышками сверхновых, а настоящее представляется рутиной, однородной массой из стирки, уборки, стряпни, нотаций и редких мгновений отдыха — «Женское счастье: муж в командировке, хомячок и дети у свекро-о-овки!» И так дел по горло, ну зачем еще налаживать психологический контакт, разбираться в проблемах и пристрастиях своего ребенка, помогать ему расти полноценной и яркой индивидуальностью, направлять на путь самореализации… Гораздо проще родить его, «потому что так положено», некоторое время кормить, обстирывать, одевать, обувать, и по окончании «положенного (Вот, опять это слово! Все в этом мире уже неизвестно кем и зачем, но как-нибудь положено и будет лежать, доколе в прах не рассыплется!) срока» фактически вышвырнуть в окружающую реальность, словно щенка, который вырос «и стал занимать слишком много места». А впредь можно с упоением посещать ритуальные семейные встречи — годовщины, родины, крестины… И на любые претензии подросшего чада спокойно отвечать перечислением «домохозяйственных функций», исполненных за годы его — ребенка — присутствия в лоне семьи. Есть и другой вариант: оставить ребеночка «на радость маме» до самых морковкиных заговин. Пусть он никогда не станет личностью, не обретет самостоятельность, не заимеет собственного взгляда на жизнь — зато мамочке будет чем заняться на протяжении всей своей жизни… Всегда будет востребована ее стряпня, стирка, глажка, совет и утешение. И никакая стерва не разлучит мамулю и сынулю, даже выйдя за сынулю замуж. Просто нахалка получит все в комплекте — муж, свекровь и их многочисленные взаимосвязанные комплексы. Экая благодать!
Чтобы воспитать ребенка как личность, мало быть только матерью, надо быть кем-то еще. В противном случае родительнице не хватит опыта, который необходимо передать «молодняку», чтобы облегчить его адаптацию в окружающей среде. И вообще, все, что есть у существа, которое (несмотря на звание «сапиенс») имеет менталитет, ограниченный биологической программой и десятком штампов, это: а) неподконтрольное желание произвести потомство; б) гипнотическая покорность откровенно демагогическим заявлениям конформистского толка; в) страх перед новинками, перед переменами, перед сдвигами с мертвой точки и вообще передо всем, что предвещает выход из мертвого штиля, в котором пребывает сознание описанного существа. Ну? И кому оно надо, уподобляться этому кошмарному «андроиду во плоти»?
Словом, не надо верить всему, что предлагают брокеры рынка слухов, риэлторы идеологических построений, маркетологи общественного настроения. Их не интересуют мелочи вроде благоприобретенных комплексов, неврозов и психозов у поставщиков «символического капитала». Помнишь финансовые пирамиды, возводившиеся в постперестроечную эпоху людьми, мягко говоря, недобросовестными? В идейном отношении упомянутая «метода» срабатывает аналогично. Человека настраивают на «все будет хорошо, я это зна-аю», а впоследствии он с ужасом осознает, что оказался в «идеологической пирамиде» крайним и вся постройка рухнула — прямо ему на темечко.
Кстати, об ужасах. Ты никогда не замечала, как легко самые вожделенные идеалы превращаются в «ужас что такое», если их поместить в реальное, а не в виртуальное пространство? Например, попробуй (хотя бы в воображении) наладить личную жизнь в дуэте с выдающейся личностью (восхитительный вариант, если верить брокерам-риэлторам рынка слухов!). Выбери кого угодно, вызвавшего у тебя восторг и обожание, но — пребывающего вне пределов досягаемости. Можешь нам поверить, результаты тебя не порадуют. Гении на поверку оказываются припадочными истериками, народные кумиры — равнодушными грубиянам, спасители человеков — вечно голодными и сонными задохликами. Почему мы так думаем? Да мы не думаем, мы знаем. Нет, мы не специализируемся на сосуществовании с гениями и кумирами. У нас другая специальность. И в нее входит знание основ психологии.
Так вот, существуют так называемые критерии Ганушкина-Кербикова, с помощью которых психиатр может приблизительно вычислить патологию в сознании человека, чье поведение выглядит ровным, спокойным, адекватным — вроде бы. Предположим, человек стабилен, мало меняется со временем, примерно одинаково ведет себя и дома, и на работе, и в семье, и среди посторонних людей. Просто чудо нормальности! Ага. Законченный псих, говоря доступно. Характер как раз считается непатологическим, если человек меняет свое поведение в зависимости от среды, от условий, от течения времени. А каков вывод? Да, вывод неутешителен. Получается, что человек очаровательный, занятный, умный, интересный, сильный, внимательный, заботливый, талантливый на публике, окажется противоположен сему восхитительному имиджу в домашней обстановке. Здесь он, вероятнее всего, превратится в Угрюм-Бурчеева или в пациента палаты № 6, пишущего истерические записки про события, имевшие место в «мартобре». Или сразу в Вия — по крайней мере, с точки зрения окулиста. Будет сидеть в кресле перед телевизором и только во время футбольных матчей стонать: «Поднимите мне веки!»
Поэтому не надо распространять черты идеала на реальную личность. И добиваться от своего ребенка, чтобы он «сподобился» выдуманному образцу, тоже не стоит. Может быть, признав — взаимно — право на ошибки и слабости — старшее и младшее поколение найдет почву для нормального, полноценного общения? Пока же это довольно редкое явление. Конечно, без «опыта поколений» ни один процесс воспитания не обходится. И нечего протестовать. Люди должны обмениваться информацией, учить друг друга, наставлять. Иначе каждый станет есть суп вилкой и плеваться жеваной бумагой в оперном театре. Темперамент составляется из врожденных качеств, а характер — из благоприобретенных. В качестве образца младшему поколению постоянно навязывают старшее поколение. Дескать, мы в ваши годы…
Глава 10. «Бабуля-блюз» в мамином исполнении
Кто из нас не слышал эту культовую песню — а вернее, сагу — о старшем поколении? Кому мамуля не выпевала «в стиле блюз»: «А-ах, какие семейные ценности водились в наше время! А-ах, как уважали мы родителей и слушались беспрекословно!» Скоро, кажется, нам тоже настанет час исполнять своим деткам караоке на тему: «Ах-а, какое обожание и преклонение внушали нам наши мамы!» Хотя если быть до конца откровенной, это скорее нашим мамам их мамы внушали. А мы сейчас их слушаем и… морщимся. Понятно, на что намекает исполнитель. На якобы неспособность младшего поколения уважать и слушаться, а как результат — вот она, неспособность молодежи на любовь родственную, в богатстве и в бедности, покуда смерть не разлучит вас. В некотором роде, конечно, мамы правы. Мы больше неспособны на беспрекословность. Да ее больше и не требуется, слава богу. Так что и сердиться на мамулю, заводящую старую шарманку, не стоит. Лучше попробуй разобраться: о чем она (неважно, мамуля или шарманка), собственно, талдычит?
Действительно, поколение, условно говоря, бабушек — то есть женщин, чья молодость пришлась на сороковые-пятидесятые годы прошлого века (господи, какая седая быль!), — это поколение выживавших и выживших. Им довелось пережить никакой не форменный, а самый что ни на есть настоящий ад. Даже углубляться в подробности не стоит. Ад — он и в Арктике ад. Когда человеку отказывают не только в еде и крове, но и в жизни как таковой — и пожаловаться некому. Разве что, как говорила Золушкина мачеха в исполнении Фаины Раневской, «жаловаться королю, жаловаться на короля». Разумеется, в подобных условиях всем было не до капризов, не до мелочей вроде «полноты самореализации каждой конкретной личности» или «индивидуального подхода к концепции воспитания». Когда подчистую исчезает необходимое, многие важные вещи превращаются в излишние.
Вот поколение бабушек и старалось добыть для своей семьи необходимое, не тратя сил на глупые сантименты. Тем более, что большинство добытчиков, по не зависящим от них обстоятельствам, либо отсутствовало вовсе, либо находилось в неработоспособном состоянии. Мужчин выморили война и репрессии. Женщины приняли на себя задачу выживания нации. И что, в таких условиях «матриархам» — женщинам-предводительницам — было дело до трудностей полового созревания, которые испытывали сыновья и дочки? До тихих — а также и громких — семейных интриг? До взаимных обид и грызни домочадцев? Скорее всего, нет. Когда дневная каторга заканчивалась, организм — нет, не сознание, не личность, а именно организм — нетерпеливо требовал отдыха. Ему тоже было необходимо одно — выжить. Это состояние — заползти на кровать и заснуть до того, как голова коснется подушки — хотя бы раз в жизни испытывала каждая женщина. Мы помним, насколько сильным и всеохватным бывает это чувство. И с каким пофигизмом встречаешь все «несущественное», если мозг и тело настойчиво требуют «забыться и заснуть». А попутно обещаешь родным и близким, вознамеривавшимся «пообщаться», что, если от тебя немедленно не отстанут, то все надоеды сию минуту тоже погрузятся в сон — но только в «холодный сон могилы»! Так им и надо — нечего доставать работающую женщину!
Потом, конечно, женская доля стала полегче. Но мироощущение не изменилось: «хозяин в доме» — по сути своей не что иное, как деспот, единолично вершащий судьбы и в одиночку координирующий ход событий, отвечающий за все и за всех. Сама понимаешь, каковы при таком статусе груз обязанностей и тяжесть решений, лежащие на плечах одного человека. Сохранить человеческое лицо при подобных перегрузках — задача поистине титаническая. Бабушки в массе своей справлялись: они прожили большую часть жизни в состоянии глубокого стресса, ухитряясь вдвойне, втройне — если не вдесятеро — выше ценить каждую секунду отдыха, каждое мгновение счастья. И как с таким образом существования было связано их нежелание копаться в мелочах, ловить рыбку в мутной воде, искать черную кошку в темной комнате, где нет никаких кошек — мы, честно говоря, не знаем. Хотя все-таки есть предположения: те, кому приходилось выживать, подсознательно готовили к тому же и собственных детей. И главным было — заставить младшее поколение, поколение наших мам крепко-накрепко затвердить основные правила, которые, как считали бабушки, помогают выживанию.
Но, как ни странно, мамы большей частью предпочли не за жизнь бороться, а за имидж. И весьма своеобразным методом. Например, регулярно колоть истерики, что почтение и послушание по отношению к ним, болезным, никак не достигнет долгожданного апогея! Что домочадцам не нравится манера, перенятая у бабушки-«матриарха»: категоричность суждений вкупе с невниманием к «несущественным» мелочам — вроде насущных потребностей и проблем остальных членов семьи! Что все вокруг точно сговорились и постоянно чего-то хотят, от нее, замотанной и загруженной! А ну все быстро приняли «позу покорности» — носы и хвосты опустить долу, уши прижать, хором поскуливать и прятать глаза! Некая дама с гордостью нам рассказывала, как ей, тогда уже замужней женщине, ее родная мамаша однажды сделала выговор: «Не так ты, дочка, пеленки стираешь!» Дочка, сама уже ставшая мамашей, позволила себе ироническую улыбку в ответ. А потом… оказалась по макушку в мыльной воде — ее схватили за волосы и сунули физиономией в корыто. Не смей, мол, хихикать в ответ на материнскую критику, соплячка!
Надо ли говорить, что история произвела тягостное впечатление. Причем отвратительнее всего нам показался восторг на лице и в голосе «почтительной дочери». Мы посочувствовали ее отпрыскам, поскольку сразу стало ясно: дамочка изо всех сил будет добиваться «статусного благоговения». Ей незнакомо такое понятие, как изменения менталитета. Если даме, навек забалдевшей под воздействием стирального порошка, попавшего, видимо, через рот и нос прямо в мозг, объяснить некоторые простые, но важные истины — вряд ли она их воспримет. Ведь тогда придется признать: ты, как говорится в анекдоте, задарма дерьма наелась. И аналогичные почести не ждут тебя в качестве компенсации за «суперуважительное отношение к старшим». Почему? Да потому, что семье уже не нужен ни патриарх, ни матриарх, ни фюрер вообще. Нужен партнер, равноправный и правомочный. А ты-то им и не являешься. Нечего было воду из-под запачканных пеленок хлебать, а потом этим подвигом хвастаться.
Главная проблема «почтительных деток», достигших сегодня весьма зрелого возраста — от пятидесяти и старше, — состоит в том, что «героические времена» прошли, и прошли безвозвратно. Выживание в примитивном виде — в форме добывания пищи, крова, тепла — тоже не носит тотального характера. В нем, конечно, есть нужда — но в отдельные моменты, в отдельных регионах. В условиях экстрима. А в целом по стране заметно: наконец-то на территории отчизны берет свое обычный… посттравматический синдром. Его еще называют кризисом. То есть до сих пор был катаклизм, инкубационный период, переломный период, ремиссия, а теперь синдром. С которым тоже надо учиться жить. Это сложно: обостряются все хвори, раньше прятавшиеся, потому что организму было не до них. Бесконечная череда мелких изматывающих недомоганий изрядно мешает работать и отдыхать. Тебе требуются забота, внимание, понимание — а вместо этого по дому бегает дурная тетка, у которой крыша съехала, причем неясно от чего. Одни мамаши-шестидесятницы пострадали от интоксикации водой из-под пеленок, другие — от «слияния» с православной церковью, третьи — от увлечения йогой или зороастризмом. Объединяет их одно: каждая нашла свой собственный способ оправдать свои непомерный амбиции и регулярные истерики на тему «Какая молодежь пошла!» Хотя, по-хорошему говоря, критика относится не только к поколению тинейджеров, но и к поколению тридцати-сорокалетних. В общем, «Ты, хлопец, может быть, не трус, да глуп, а мы видали виды»!
Да, не трус. И не оттого, что «видов не видал». Как раз трусами становятся те, у кого кругозор, мягко говоря, ограничен. Его индивидуальность стиснута рамками привычного поведения. Но все «привычные» условия существования канули в Лету. То есть о них еще помнят, но воссоздавать эту «освежающую атмосферу времен царя Гороха» никто не собирается. И традиционные установки, естественно, превращаются в пыльный хлам. Пардон, в культурный раритет. Наблюдая этот процесс разрушения отлаженной системы взаимодействия с окружающей средой, человек входит в состояние тотальной деформации характера. То бишь психопатии. Проще говоря, пугаются до сумасшествия. Не веришь? Пожалуйста. Критерии Ганушкина-Кербикова помнишь? Два признака указывают на то, что характер человека может и должен меняться. А третий — на то, что верным симптомом патологии является социальная дезадаптация. У обладателя психологических отклонений постоянно возникают трудности, которые он и сам испытывает, и на других перекладывает. А почему? Да потому, что не старается контролировать и менять свое поведение ради решения поставленных жизнью задач. Страшно ему. Гораздо легче создать у окружающих чувство вины и комплекс неполноценности — а потом средствами манипуляции заставить делать что прикажет «майн либен фюрер». Увы. От страха люди могут говорит и делать поистине ужасные вещи. Даже если они, на самом деле, боятся не за себя, а за своих любимых «ангелочков».
Откуда вообще берется весьма распространенная, но оттого не менее мучительная боязнь, что «дитя-ангелочек» спустится с небес в большой мир и наберется там плохого? Скорее всего, страхи такого рода связаны еще с одной индивидуальной особенностью «опекуна»: представитель старшего поколения и сам не очень-то верит в «позитивные ценности». Потому и считает: в реальном мире долго оставаться «положительным и невинным существом» нельзя. То есть сохранить столь достойные черты возможно, лишь пребывая на цепи. К тому же «наставник» в своих силах абсолютно не уверен и полагает — часто не без оснований, — что донести до сознания ребенка положительные ценности у него нипочем не получится. Во-первых, убежденности в голосе не хватит. Ведь наставник и сам думает: словеса все это. Трепотня про непомерное благородство души и святую девственность ума. Да кого, спрашивается, подобное сочетание добродетелей до смерти не угробит? А для долгой и счастливой жизни совсем другое надо. «Но это, но это, но это секрет для ребят!», как поется в песенке из фильма «Король-олень». А во-вторых, просто-напросто не существует на свете объективных причин, благодаря которым ребенок — и тем более подросток — захочет хранить верность «норме и догме». Особенно вероятность, что так оно и есть, велика, если (когда) «нормы и догмы» всего-навсего реквизит, бутафория, гипс под мрамор и марля под шелк. Не столь уж редкое явление.
«Бутафорская мораль» сама компрометирует свое содержание: ребенок еще не знает вкус «плохого», но уже мечтает к оному «присуседиться» — по крайней мере, «плохое» является оппозицией тому тошнотворно-приторному «хорошему», которое без конца (не без фальши в голосе) проповедуют мамочка-папочка. Получается, что «проповедники» выступают в роли «провокаторов». Хороший получается эффект от нравоучительных бесед с подрастающим поколением! Разочарование во многих глубоко положительных свойствах натуры — это раз; катастрофическое падение значимости и авторитетности родных и близких, принявших на себя роль многомудрых наставников — это два; неплодотворная ориентация характера, как называл это состояние известный психолог Эрих Фромм (то есть такая целостная психологическая структура, в которой проявляются условия жизни, оказавшие больше влияния на развитие индивида, чем его собственные волевые и эмоциональные особенности) — когда молодой человек готов «ломать себя» под обстоятельства, но не готов реализовать собственный потенциал, чтобы изменить условия существования — это три! А там, глядишь, подоспеет какая-никакая акцентуация… «Эт-то еще что за зверь?» — спросишь ты. Это количественное выражение определенной черты характера — например, жгучая ревность или болезненное самолюбие. То есть болезни-то как таковой пока не наблюдается, патологий не замечено. Но личность уже, словно весы, упорно склоняется в сторону «заострения» той или иной темы. Например, постоянно задирает родителей и вообще старших, намекая на их полную неспособность сориентироваться в окружающем мире. Следовательно, эти недотепы и права никакого не имеют давать ценные указания, как жить, кому и сколько. Пусть себе молчат в тряпочку.
Лучше бы «недотепы» вовремя изменили тактику: как-нибудь сели, подумали, разобрались в себе, в окружающем мире, в потребностях собственных чад — потом свели всю полученную информацию воедино, проанализировали и сделали выводы. И напоследок все честно объяснили: вот, гляди, дитятко — такие и такие результаты у нашего исследовательского мероприятия. А если что-то осталось невыясненным, можно честно в том сознаться. Между прочим, ничего нет ужасного в том, что родитель говорит своему наследнику и преемнику: я не всемогущ, я многого не понимаю, тебе придется самому разобраться, что к чему и зачем. Сделай усилие — ты ведь не орден, чтобы вечно на мне висеть. Ты самостоятельная личность. Попробуй оправдать оказанное судьбой доверие. Я помогу как могу. Эффект от аналогичных высказываний бывает ужасен, если в доме имел место быть культ мамы или папы. Тогда «Мне отмщение, и аз воздам!» — заявляет разочарованный потомок и воздает так, что мало не покажется. Родитель может всю оставшуюся жизнь оправдываться за содеянную глупость и за проявленную слабость — но прощения не получить. А нечего было возлагать на себя тогу непогрешимости! Нечего было изображать из себя супермена (супервумен) — существо, способное спасти весь мир и наставить на путь истинный даже собственного ребенка! Миру, может, все равно — но ребенок обос… обмишулившегося супермена не простит.
Мы знали одну семью, в которой мама считалась чрезвычайно умной женщиной. Кстати сказать, умной она никогда не была. Разве что напористой, категоричной и очень, очень голосистой. В смысле, крикливой. К тому же она страстно любила давать советы — и делала это самозабвенно. Подобная манера общения действовала, будто фильтр: только самые стойкие и малоподвижные знакомцы не растворялись бесследно через весьма краткое время. Впрочем, «умнице» кое в чем повезло: муж этой дамы был еще глупее жены. Поэтому не только людям посторонним, но и родной дочери он так прямо и говорил: «Будь ты процентов на шестьдесят такой умной, как наша мама — ты будешь очень счастлива!» Девочка выросла, как ни странно, весьма неглупой особой. Но не настолько, насколько была «умна» ее мать — а действительно умной. И хотя она прекрасно разбиралась в психологии, находила разумные объяснения для людских проблем и даже для патологических случаев — а это все равно, что оправдание, — но она все-таки не смогла извинить родным и близким культивирование материнского авторитета. С годами родственные связи прервались, причем наша знакомая никогда больше не пыталась наладить общение с родителями. Ей казались неприятными и добродушно-туповатый папаша, и визгливо-самовлюбленная мамаша. Она их стыдилась — так, как не стыдилась общества патологических лжецов, рассказывающих невероятные истории про свои родовые замки, про способность к телекинезу, про целый выводок белых мышей, по ночам беседующих с хозяином на суахили… Потому что когда перед тобой предстают не пациенты, а родственники, в дело вмешиваются эмоции. Очень мощные раздражители. Рациональная обработка информации отказывает, ты поддаешься нахлынувшему возмущению, отвращению, отчуждению… Не стоит обманывать детей. Если они тебя «накроют», отмазаться будет ох как трудно.
«Да-а!», — скажешь ты, — «Вам хорошо давать советы! А как быть родителям, которым приходится конкурировать с Терминаторами и Барби? У сверхгероев, небось, никаких изъянов ни в телесном, ни в интеллектуальном плане не наблюдается? Как соперничать с образом совершенства?» Ошибочка вышла. Даже у самого-самого неуязвимого Ахиллеса есть пята, в которую можно ткнуть стрелой и ждать, пока герой не откинет копыта. «И последнее, что слышал — запредельный вой тетив. И последнее, что видел — пальцы склеивает кровь». Криптонит какой-нибудь, микрочип, растворяющийся в расплавленном металле. Даже если завести речь о героях жанра фэнтези — совсем уже волшебных персонажах, — то и у них найдутся слабости. Гарри Поттер, например, добрый, но чрезвычайно нервный и непоседливый ребенок. А храбрые хоббиты Толкиена — обжоры, разгильдяи и ксенофобы. И то, что на их плечах — на плечах недоучившихся малолетних магов и героических настроенных полуросликов — держится все благополучие мира, указывает на важную-преважную тенденцию: эти сказки учат снисходительно и неоднозначно относиться к слабости и не преклоняться перед грубой силой. Поэтому не стоит давить на детей — они этого не одобрят.
А вообще, детское воображение — очень конкретный мир с развитой предметной сферой. Родителей могут раздражать атрибуты вроде летающих метел и самозаряжающихся лазерных установок. Родители, видите ли, считают, что подобные штуки провоцируют в ребенке агрессию. Отнюдь! Агрессию провоцирует категоричность и бессмысленность «распоряжений сверху» типа «Я кому сказала!» И неча на Поттера пенять, коли рожа крива. Будь человечнее — и твои отпрыски вырастут людьми, а не отморозками. Внимание к чьим-то потребностям, пристрастиям, интересам вызывают уважение и симпатию со стороны «обласканного вниманием». Что и требовалось доказать, как говорится в конце задачки по геометрии. «Мы же родные люди!»
Семейные дрязги — дело тонкое. Если работу можно поменять, или не обращать внимания на «гадюк и подлюк», или примириться с окружающей средой — налопаться шоколада «Нестле» и смотреть на все с нежностью, то с «родными людьми» этот номер не пройдет. Близкие могут достать «страшнее пистолета». Им известны наши болевые точки, а вот насчет снисхождения и всепрощения у них, как правило, слабовато… Сатирик Леонид Леонидов признавал, что «близкие люди всегда кажутся недалекими». Но приходится терпеть, хотя зачастую становится невмоготу. К тому же «нормы морали и нравственности» предписывают любить родственников просто потому, что кровь, видите ли, не вода.
Стерва советует отрешиться от «кровнородственного подхода» и присмотреться к ближнему своему с той же точки зрения, с которой мы оцениваем дальнего своего. Требуя от родных выдающейся доброты, прозорливости, самопожертвования, мы сами провоцируем их на вспышки гнева и на «родственные гадости». С другой стороны, среди близких непременно имеются… посторонние. Люди, которые не испытывают в наш адрес никаких теплых чувств. И обижаться на них не стоит. Будем разумны: тогда нас не тронет негативное отношение чужого человека, связанного с нами кровными узами. Всякое в жизни бывает. И сходный набор генов не является гарантом дружественных и теплых чувств. Если ты хочешь сохранить свое «я» в комфорте и равновесии, проанализируй ваши отношения и реши — стоит ли их продолжать. Может быть, и нет. Как это не прискорбно, разрыв уже произошел, и глупо делать вид, что «мы же родные люди!», стоя над пропастью и глядя вниз с угрюмого утеса.