— Дружище! Весь этот цирк только награда тебе за энтузиазм. Самое главное заключается в том, что сейчас не время учеников, сейчас время учителей.
— Что же побудило вас к такому поступку? — спросил у него господин Л.
— Все очень просто, — ответил господин X., — просто я решил вопрос бытийности Гамлета положительно.
— Ну я понимаю, что вначале был Большой Взрыв, из которого произошла Вселенная, но что было до этого?
— До этого, чадо, — ответил отец Савва, — Господь создал твою дурную башку.
— Значит, Большого Взрыва не было, — понял по-своему любознательный посетитель.
— Теперь уже был, — пояснил отец Савва и повел молодого человека пить чай.
— Отче! За рекой живут очень богатые люди, пойдите и поговорите с ними, у нас не на что купить на зиму муки.
— Не могу, — вздохнул отец Савва, — они не говорят со мной.
— А что они делают? — изумился настоятель.
— Лают, — просто ответил отец Савва.
— Бог в мелочах, — любил говаривать один великий немец.
— А дьявол в крайностях, — любил добавлять отец Савва.
— Задыхаюсь без молитвы, но очень рассчитываю к венцу жизни превратить свой труд в молитву, — как-то признался отец Савва одному монастырскому скептику.
— В чем же твой труд, отче? — ехидно уточнил тот.
— Я пастырь, как и ты, правда, по призванию, — ответил преподобный и добавил: — А ты, брат мой возлюбленный — по своей молитве. Я восхищаюсь твоим подвигом, но и Господа не забываю благодарить.
— Не могу, чада, насильственно вас к спасению призывать, — отказался тот. — Не имею пристрастия к насилию.
— А что, отче, если вы однажды поймете, что Бога-то и нет?
— Я не позволю себе этого понять, у меня с этим железная, армейская дисциплина, — ответил преподобный, но добавил: — Если, конечно, на это не будет Божьей воли.
— А как вы это поймете? — очень заинтересовались скептики.
— Я же говорил уже — я не позволю себе этого понять, — терпеливо повторил отец Савва.
— Конечно, не дерзаю фантазировать на эту тему, — вздыхал он за чаепитием в монастырском саду, — но представляется мне, что лукавый — не творец и сам вряд ли иные миры замыслил.
— Как же так! — восклицал его извечный оппонент отец Георгий. — Совершенно очевидно, маленькие зеленые человечки суть бесы. Их надо просто осенить крестным знамением, и они немедленно испарятся.
— Дай бы Бог! — кивал отец Савва, но добавлял: — А вдруг не испарятся? Что же мне тогда на старости лет, кроме латыни, еще и марсианский постигать?!
— Ишь самопоры! — возмущался он. — На уме только: «все пропало»! Прямо секс духовный!
— Монашеское дело — частное, друг мой, — говорил он, — а венчание — таинство.
— Но ведь сам апостол Павел говорил!.. — не соглашался отец Георгий.
— Говорил… — перебивал его отец Савва. — Говорил — «выше», но подразумевал выбор естественный, свыше предначертанный, а если рядом с тобой уж бьется родное сердце, то неприлично за чужой счет ангелоподобиться. Сам любил. Знаю.
— По оси, отец, надо космической, — подсказывал космонавт.
— Где же, чадо, эту ось обретешь, если через гиперпространство перескочишь? — недоумевал монах.
— Тогда просто в ту сторону! — махал рукой космонавт.
— Да, наверное, в «ту сторону», — вздыхал отец Савва и добавлял: — Искушение, однако. Синхронизация.
— Вот видите! — радовался отец Савва. — Не смотри, что патриот. Воистину — «Всякое дыхание да хвалит Господа!».
— Куда мне, — говорит, — такую благодать принять?! Не ровен час надорвусь.
— Нечеловеческая харизма!
— Что же здесь экспонируется? Земля? — И добавил задумчиво: — Видать, они ее в микроскопы разглядывают! — А братии дополнительно пояснил: — Микроскопы — это приборы, типа как трубочки, в которые дорожные инспектора заставляют дуть.
— Вот таблеток попили, больше наркотиками не увлекаемся, но уже месяц прошел, а жизнь как уголь черна и безвкусна, хоть опять на иглу, чтобы чувства вернуть.
— Отлично, — отвечал им отец. — На угле ладан возжигают. Одно без другого пустые вещи. Важно взаимодействие.
— Нечего, — согласились наркоманы.
— Тогда будем считать, что есть надежда на святость, — сказал отец Савва и повел их на монастырский огород репу окучивать.
— Но это ведь так очевидно! — не согласились они.
— Очевидна только жизнь, все остальное опытно, — смиренно возразил отец Савва и больше слов не говорил, опасаясь обвинений в обновленчестве.
— Но католики-то, — крикнули ему из-за соседнего стола, — тоже христиане!
— Бомба — тоже машина, но на ней на дачу не съездишь, — ответил отец Савва.
— Что есть богословие? — говорил он. — Сосуд с драгоценными камнями. Так их размести или так — все одно сосуд с драгоценными камнями, где сам сосуд Священное Писание, а камни — опыты Святого Предания. На момент перекладки камней в сосуд часть камней остается на руках. Секунды. Но их вполне хватает на ереси. Лучше и не ворошить без особой надобности.
— Брат мой возлюбленный, — ответил ему отец Савва. — Есть только одна истинно христианская партия — оное же — Православная Церковь, все остальное повод случайных людей получать зарплату за чужой труд.
— Вы не патриот! Родина гибнет! — возмутился поэт.
— Моя — нет, — крякнул монах, — а твоя давно в руинах, если ей еще одна партия нужна. Устроился бы ты, брат, на работу и в водке ограничился.
— На что же вас благословить, ваше преосвященство? — спросил отец Савва, упаковывая в багажник архиерейского автомобиля баночки варенья собственной консервации.
— На что благословишь, на то и благословляй, отче честный, — припал к его руке тот.
— Не носи белые носки под фасонную обувь, — благословил отец Савва, заплакал и как-то совсем по-отечески поцеловал архиерея в обе щеки.
— Скажите, — вопросил отца Савву молодой послушник, — можно ли спастись?
— Практически невозможно, — ответил тот, — но стоит попробовать.
— С чего же начать? — продолжил расспросы тот.
— Позвони маме, — посоветовал отец Савва и признался: — К сожалению, такая возможность мне самому представляется нечасто.
— Помилуйте! — даже не взглянув на список, вздохнул преподобный. — Я не могу понять, что именно вас тревожит в родном народе? Пастыри они хорошие, люди солидные.
— В каком родном народе? — попытался возмутиться поэт.
— Так ваша настоящая фамилия, если я не ошибаюсь, Рабинович? Я ведь лично крестил вашего покойного папу Исаака Абрамовича, — уточнил отец Савва. — Отличный был портной.
— Матушка Магдалина, — обратился он на архиерейской трапезе к своей соседке по столу, экономке местного женского монастыря и даме яркой еврейской наружности, — ума не приложу, чем же я ему насолил?
— Что вы, что вы! — улыбнулась она. — Не обращайте внимания. Мой народ прожил такую сложную, насыщенную историю, что ему просто на месте не сидится. Восток все-таки!