Рекс Стаут

Сочиняйте сами

1

Книги, которые читает Ниро Вульф, я делю на четыре категории – А, Б, В и Г. Если, спустившись в шесть часов вечера из оранжереи, он, прежде чем попросить Фрица принести пива, раскрывает книгу, заложенную тонкой золотой пластинкой длиной в пять дюймов и шириной в один, которую несколько лет назад ему преподнес благодарный клиент, – эта книга относится к категории А. Если он берется за книгу, прежде чем попросит пива, но она заложена простой бумажной полоской – эта книга категории Б. Если он сперва просит у Фрица пива, а уж затем берет книгу с загнутым на нужной странице уголком – эта книга принадлежит к категории В. Последняя категория, это когда он принимается за чтение только после того, как нальет и пригубит принесенное ему Фрицем пиво.

Я не подсчитывал, но приблизительно из двухсот или около того книг, которые Вульф прочитывает за год, не более пяти или шести относятся к первой категории.

В понедельник, одиннадцатого мая я сидел за своим рабочим столом, проверяя список расходов, который должен был сопровождать счет, направляемый в Корпорацию Спуннера за работу, которую мы только что завершили, когда в шесть часов в прихожей послышался шум лифта и затем шаги Ниро Вульфа. Он вошел в кабинет, сел в огромное, сделанное на заказ кресло, стоявшее за его столом, взял роман Филиппа Харвея «Почему боги смеются», открыл на странице, заложенной золотой пластинкой, и принялся за чтение. Затем, не отрываясь от книги, потянулся к кнопке, находившейся на краю стола, чтобы велеть Фрицу принести пиво.

В этот самый момент раздался телефонный звонок. Я поднял трубку.

– Арчи Гудвин слушает.

– Мне нужно поговорить с мистером Вульфом, – произнес усталый баритон. – Это Филипп Харвей.

– Мистер Вульф захочет узнать, по какому вопросу, если вы не возражаете.

– Об этом я скажу ему сам. Я звоню по поручению Национальной Ассоциации писателей и драматургов.

– Это вы написали «Почему боги смеются»?

– Да.

– Минутку. – Я прикрыл трубку рукой и обернулся к шефу. – Если в этой книжке имеются недостатки, вам предоставляется удобный случай. Парень, который сочинил ее, просит вас к телефону.

Ниро Вульф поднял голову.

– Филипп Харвей?

– Он самый.

– Что ему нужно?

– Желает говорить только с вами. Возможно, интересуется, на какой вы странице.

Он заложил пальцем книгу и взял трубку.

– Я слушаю, мистер Харвей.

– Мистер Вульф?

– Да.

– Возможно, вам известно мое имя?

– Да.

– Я говорю от имени Объединенной комиссии по вопросам плагиата, созданной Национальной Ассоциацией писателей и драматургов и Ассоциацией книгоиздателей Америки, председателем которой являюсь. Нам нужно встретиться с вами для консультации. Можете ли вы принять нас завтра утром?

– Но я ничего не смыслю в вопросах плагиата, мистер Харвей.

– Мы вам все разъясним. Перед нами возникла одна проблема, и мы хотим, чтобы вы нам помогли. Как относительно завтрашнего утра?

– Но я не адвокат, мистер Харвей, я детектив.

– Знаю. Предположим, в десять утра?

Даже автор книги первой категории не мог нарушить распорядок дня Вульфа. С девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести дня он проводил со своими орхидеями. В конце концов Харвей убедил Вульфа принять их в четверть двенадцатого. Когда они кончили разговаривать, я спросил Вульфа, следует ли мне навести справки? Он кивнул и вновь углубится в чтение. Я позвонил Лону Коэну в редакцию «Газетт» и выяснил, что есть такая Ассоциация писателей и драматургов. Все более или менее известные драматурги являлись ее членами, так же как и большинство писателей, за редким исключением тех особей, которые никак не могли решить, стоит ли им иметь дело с простыми смертными, или тех, которые твердо решили никаких дел с ними не иметь. Существовала и Ассоциация книгоиздателей Америки. Она объединяла все основные книгоиздательские фирмы и много второстепенных. Я сообщил эти сведения Вульфу, но не был уверен, слышал ли он меня. Он читал.

В тот вечер, около полуночи, когда я вернулся домой после спектакля «Сорок бочек любви» Мортимера Ошина, на котором я был со своей приятельницей, Вульф ставил на книжную полку позади огромного глобуса только что законченный им роман Харвея. Проверив, хорошо ли заперт сейф, я спросил:

– Почему бы не оставить книгу на столе?

Вульф хмыкнул.

– Самоуверенность мистера Харвея не нуждается в поощрении. Не будь он таким искусным писателем, он был бы несносен. Лесть ему не нужна.

Я не доживу до того дня, когда Вульф польстит кому-нибудь, включая меня, думал я, подымаясь в свою комнату на втором этаже.

2

На следующее утро, в среду, в одиннадцать часов двадцать минут, Ниро Вульф, восседая в своем кресле в кабинете, оглядел поочередно всех собравшихся, остановил взор на Филиппе Харвее и спросил:

– Вы будете говорить от имени всех?

Так как эту встречу организовал Харвей и он же являлся председателем комиссии, я усадил его в красное кожаное кресло, рядом со столом Вульфа. Это был коротышка средних лет с круглым лицом, покатыми плечами и брюшком. Остальные пятеро уселись полукругом в желтых креслах, которые я для них расставил. Их имена и фамилии мне сообщил Харвей, и, я занес их для памяти в блокнот. Ближе других ко мне сидел высокий светловолосый мужчина в коричневом полосатом костюме – Джеральд Кнапп, глава издательской фирмы «Кнапп и Боуэн». Рядом с ним устроился жилистый петушок с большими ушами и гладкими черными волосами – Рубен Имхоф из издательства «Виктори пресс». Женщина, приблизительно моих лет, к которой стоило бы приглядеться, если бы она беспрестанно не дергала носом, была Эми Винн. Я прочел несколько рецензий на ее роман «Постучи в мою дверь», но самой книжки на полках Вульфа не оказалось. Высокий седовласый человек с длинным, сухим лицом был Томас Декстер из издательской фирмы «Тайтл хауз». Последним был Мортимер Ошин, человек с толстыми губами и глубоко посаженными темными глазами, автор пьесы «Сорок бочек любви», на представлении которой я имел удовольствие присутствовать вчера вечером. За восемь минут он выкурил три сигареты и бросил на ковер мимо пепельницы, стоявшей рядом с ним, две спички.

Филипп Харвей прокашлялся.

– Вам понадобятся подробности, – начал он, – но сперва я опишу в общих чертах всю ситуацию. Вы сказали, что ничего не смыслите в проблемах плагиата, но что это такое, вы, конечно, знаете. Как правило, все казусы, связанные с литературной кражей книги или пьесы, разбираются автором и издателем или автором и продюсером, но при ситуации, которая привела нас сюда, обычного разбирательства недостаточно. Именно поэтому Национальная Ассоциация писателей и драматургов и Ассоциация книгоиздателей Америки образовали эту объединенную комиссию. От имени НАПИД должен заявить, что мы высоко ценим сотрудничество с АКА. В делах о плагиате страдающей стороной является автор, а не издатель. При подписании договора на автора налагаются обязательства в возмещении всех убытков издателя, расходов и затрат в случае, если…

– Договор договором, – перебил Рубен Имхоф, – а в действительности пострадавшей стороной зачастую оказывается издатель…

– Пострадавший издатель! – фыркнула Эми Винн, дергая носом.

Вставил свое замечание и Мортимер Ошин, и все четверо принялись говорить одновременно. Я даже не пытался записывать, что они говорили.

– Прошу тишины! – возвысил голос Вульф. – Продолжайте, мистер Харвей. Если интересы автора и издателя противоречат друг другу, почему же тогда создана объединенная комиссия?

– О, авторы и издатели не всегда конфликтуют между собой, – усмехнулся Харвей. – Интересы раба и рабовладельца зачастую совпадают, как, например, в данном случае. Я только между прочим заметил, что страдающей стороной, как правило, является автор. Итак, мы высоко ценим сотрудничество с АКА. Это чертовски благородно с их стороны.

– Вы хотели вкратце охарактеризовать ситуацию.

– Да. В течение последних четырех лет имели место пять важных случаев обвинения в плагиате. – Харвей вынул из кармана сложенные листы бумаги, развернул и взглянул на первый лист. – В феврале тысяча девятьсот пятьдесят пятого года издательство «Макмюррей и компания» выпустило в свет роман Эллен Стюрдевант «Цвета страсти». К середине апреля этот роман возглавил список бестселлеров. В июне издатели получили письмо от некоей Алисы Портер, утверждавшей, что фабула романа, образы действующих лиц, а также все основные сюжетные линии заимствованы из ее неопубликованного рассказа «Только любовь». Изменены лишь место действия и имена персонажей. По ее словам, свой рассказ, двадцать четыре страницы машинописного текста, она послала Эллен Стюрдевант в ноябре тысяча девятьсот пятьдесят второго года, желая узнать мнение писательницы. Рассказ ей возвращен не был. Она не знала также, поучила ли Эллен Стюрдевант ее письмо и рукопись. Миссис Стюрдевант категорически заявляет, что никогда не видела этого рассказа. Однажды, это было в августе, когда она находилась на своей вилле в Вермонте, служанка принесла ей пакет, обнаруженный в ящике письменного стола. Пакет содержал двадцать четыре странички, отпечатанные на машинке, и на первой стояли заглавие «Только любовь» и фамилия автора – Алиса Портер. Сюжетные линии, характеры и многие детали совпадали с романом Эллен Стюрдевант. Служанка призналась, что Алиса Портер уговорила ее поискать в доме эту рукопись, посулив сто долларов. Найдя пакет, она принесла его хозяйке, так как в ней заговорила совесть. Первой мыслью миссис Стюрдевант было сжечь рукопись, но, поразмыслив, она поняла, что это ничего не даст, так как служанка в случае судебного разбирательства побоится быть осужденной за ложные показания. И тогда миссис Стюрдевант позвонила своему адвокату в Нью-Йорк.

– Таковы обстоятельства дела – Харвей поднял руку ладонью кверху. – Убежден, как, впрочем, и все, кто знает Эллен Стюрдевант, что до того дня она эту рукопись не видела. Рукопись была ей подброшена. До суда дело не дошло. Стороны пришли к соглашению. Миссис Стюрдевант выплатила Алисе Портер восемьдесят пять тысяч долларов.

– Теперь я уже ничего не могу поделать, – хрюкнул Вульф.

– Естественно. Однако это лишь начало. – Харвей взглянул на вторую страничку – В 1956 году издательство «Тайтл хауз» выпустило в свет роман Ричарда Экклза «Берите все, что вам дают». Прошу вас рассказать об этом, мистер Декстер.

– Попытаюсь, – произнес Томас Декстер, приглаживая рукой седую шевелюру, – хотя это долгая история. Роман поступил в продажу девятнадцатого января тысяча девятьсот пятьдесят шестого года. В течение первого месяца мы печатали его по пять тысяч экземпляров в неделю. К концу апреля уже по десять тысяч в неделю. Шестого мая мы получили письмо от некоего Саймона Джекобса. Он писал, что в феврале 1954 года послал рукопись своей повести под названием «Все мое – твое» в литературное агентство Норриса и Баума. (Они являлись агентами Экклза в течение многих лет). Джекобс приложил фотокопию ответа, полученного им из агентства двадцать шестого марта тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года. Возвращая рукопись, Норрис и Баум сообщали, что не могут взять на себя обслуживание нового клиента. В своем ответе они упоминали название повести – «Все мое – твое». Копия ответа хранится в архиве агентства, но больше об этом деле никто ничего не помнит. За два года через агентство прошло великое множество рукописей.

Декстер перевел дыхание и продолжал:

– Джекобс утверждал, что роман «Берите все, что вам дают» написан по его повести. Он сообщал, что готов ознакомить нас со своим произведением. По его предположению, кто-то в агентстве Норриса и Баума рассказал о его повести Экклзу или дал ему прочесть рукопись. Сотрудники агентства единодушно отвергли это предположение так же, как и сам Экклз, и наше издательство полностью доверяет им. Но обвинение в плагиате штука очень тонкая. Сама мысль о том, что удачливый автор обокрал своего неудачливого коллегу, вызывает у простых людей симпатию к «пострадавшему», а присяжные выбираются именно из таких простых людей. Переговоры затянулись почти на год. Окончательное решение было предоставлено Экклзу и его адвокату, а наше издательство «Тайтл хауз» положилось на их решение. Они решили не рисковать судебным разбирательством, и Джекобсу было выплачено девяносто тысяч долларов отступного. Хотя издательство не было обязано, мы все же взяли на себя четверть этой суммы, а именно двадцать две с половиной тысячи долларов.

– Могли бы заплатить и больше, – заметил Харвей, не вступая в спор, просто констатируя факт.

– Вы получили копию рукописи Джекобса? – спросил Вульф.

– Конечно, – кивнул Декстер. – Она подтверждала его притязания. Сюжет и образы были почти идентичны.

– Так, так. И вновь, мистер Харвей, могу повторить, что слишком поздно браться и за это дело.

– Выслушайте все до конца – отозвался Харвей. – Итак, продолжаю. В ноябре тысяча девятьсот пятьдесят шестого года «Нэм и сын» издали роман Марджори Липпин «Святой или нечестивец». Как и все ее предыдущие произведения, книга пользовалась большим успехом. Издатели сразу же тиснули сорок тысяч экземпляров. – Он взглянул в свои бумаги. – Двадцать первого марта тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года Марджори Липпин скончалась от инфаркта. Девятого апреля «Нэм и сын» получили письмо от некоей Джейн Огильви. Ее притязания были почти идентичны притязаниям Алисы Портер по поводу романа «Цвета страсти». Она писала, что девятнадцатого июня тысяча девятьсот пятьдесят пятого года послала Марджори Липпин рукопись своего рассказа «На земле, не на небесах», но не получила ответа, рукопись возвращена не была, и что сюжет и образы действующих лиц романа «Святой или нечестивец» целиком заимствованы у нее. Через пять дней после получения письма Джейн Огильви, а именно четырнадцатого апреля, душеприказчик миссис Липпин обнаружил рукопись рассказа «На земле, не на небесах» в сундуке, стоявшем на чердаке дома Марджори Липпин. Он счел своим долгом известить об этом издателей и переслал им рукопись. Сын и дочь миссис Липпин, не желая, чтобы имя их матери было запятнано, отказались даже вступить в переговоры с Джейн Огильви, однако в октябре прошлого года дело разбиралось в суде и присяжные присудили уплатить истице сто тридцать пять тысяч долларов, которые и были выплачены из оставшегося после смерти писательницы наследства. «Нэм и сын» не пожелали принять в этом долевого участия.

– А почему, черт побери, они должны были это делать? – вопросил Джеральд Кнапп.

– НАПИД высоко ценит ваше сотрудничество, мистер Кнапп. Я только излагаю факты, – улыбнулся Харвей.

– Лучше помолчите, – обернулся к Кнаппу Декстер. – Общеизвестно, что Харвей язва. Вот почему боги смеются.

Харвей перенес свою улыбку с Кнаппа на представителя «Тайтл хауз».

– Благодарю вас за рекламу, мистер Декстер. Надеюсь, она поможет распродаже вашей книги. – Он снова обернулся к Вульфу. – Следующее дело касается пьесы Мортимера Ошина «Сорок бочек любви». Может быть, вы сами расскажете, мистер Ошин?

Драматург размял сигарету в пепельнице, пятую или шестую, я сбился со счета.

– Все это очень тягостно, – тоненьким голоском пропищал он. – Просто отвратительно. Премьера прошла на Бродвее двадцать пятого февраля прошлого года, и если я скажу вам, что спектакль имел бешеный успех, то поверьте, что, как и мистер Харвей, я всего лишь придерживаюсь фактов. Приблизительно в середине мая мой продюсер Эл Френд получил письмо от человека по имени Кеннет Реннерт. Все было точно, как и в других случаях. В августе тысяча девятьсот пятьдесят шестого года он якобы послал мне разработку своей пьесы «Бушель любви», предлагая написать пьесу в соавторстве с ним. Теперь он потребовал с меня миллион долларов, что само по себе льстит мне. Мой адвокат ответил Реннерту, обвиняя его во лжи. Однако, памятуя о трех случаях, о которых вам только что рассказали, он посоветовал мне принять меры предосторожности. Вместе с адвокатом я тщательно обшарил дюйм за дюймом мою квартиру на Шестьдесят шестой улице, а также дачу в Сильвермайне, штат Коннектикут, и принял меры, чтобы воспрепятствовать кому-либо подбросить мне рукопись.

Ошин раскурил сигарету и опять швырнул спичку мимо пепельницы.

– Однако все наши усилия оказалась напрасны. Вы, конечно, знаете, что драматургу необходимо иметь своего агента. В течение некоторого времени моим агентом был Джек Сандлер, но я не сработался с ним, и через месяц после того, как «Сорок бочек любви» пошли на сцене, мы с ним расстались, и я подписал контракт с другим агентством. Однажды во время уик-энда, это было в июле, Сандлер позвонил мне на дачу и сказал, что обнаружил кое-что в своем офисе и хочет приехать и показать находку. Так он и сделал. Это оказалась машинописная рукопись Кеннета Реннерта на шести страницах под названием «Бушель любви». Сандлер сказал, что рукопись нашла его секретарша, роясь в архиве.

Он размял, сигарету и продолжал:

– Как я уже говорил, все это отвратительно. Сандлер предложил сжечь рукопись в моем присутствии, но я не мог довериться ему. Он сказал, что и они, и его секретарша подпишут бумагу о том, что никогда не видели эту рукопись прежде и что, должно быть, она была кем-то подброшена в его офис. Я обратился к своему адвокату. Тот встретился с Сандлером, которого довольно хорошо знал, и с его секретаршей. Мой адвокат считает, что они не имеют отношения к этому шантажу, и я согласен с ним. Но полагаться на Сандлера, быть уверенным в том, что он не свяжется с Реннертом, мы не могли. И, представьте, мерзавец так и сделал, потому что в сентябре Реннерт предъявил иск, требуя компенсацию за причиненный ему материальный ущерб. Он не пошел бы на это, не будучи уверен, что может обосновать свой иск. По совету адвоката я за три месяца уплатил одному сыскному агентству шесть тысяч долларов, просто выбросил деньги на ветер. Мой адвокат считает, что мне придется уступить.

– Я не люблю ходить хожеными тропами, – заметил Вульф. – Однако вы опустили одну деталь. Сценарий оказался схожим с вашей пьесой?

– Не только схожим, просто это была моя пьеса, только без диалогов.

Вульф обернулся к Харвею.

– Итого четыре случая. Вы упоминали о пяти.

– Последний самый свежий, – кивнул Харвей, – но одно из действующих в нем лиц было замешано в первом случае. Алиса Портер. Та самая, которая получила восемьдесят пять тысяч долларов у Эллен Стюрдевант. Ей захотелось сорвать новый куш.

– Вот как!

– Да. Три месяца назад «Виктори пресс» выпустило в свет роман Эми Винн «Постучи в мою дверь». Эми?

– Я не очень красноречива, – задергала носом Эми Винн и обернулась к Имхофу. – Расскажите вы, Рубен.

– Не скромничайте, Эми. – Он потрепал ее по плечу и взглянул на Вульфа. – Да, это самый свежий случай, прямо, как говорится, из печки. Мы выпустили книгу мисс Винн четвертого февраля и как раз вчера заказали четвертый тираж, двадцать тысяч экземпляров. Всего мы уже продали сто тридцать тысяч. Десять дней назад мы получили письмо, подписанное Алисой Портер и датированное седьмым мая, в котором утверждается, что роман «Постучи в мою дверь» написан на основе ее неопубликованного рассказа «Счастье стучит в дверь», сочиненного три года назад. Она якобы послала рукопись мисс Эми Винн в июне тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. Мы, конечно, показали письмо мисс Винн. Она сказала, что не получала никакого рассказа, и не знала, как ей немедленно удостовериться, что рукописи нет у нее дома, и предпринять все возможное, чтобы воспрепятствовать тому, чтобы ей подкинули рукопись. Наш поверенный написал короткое письмо Алисе Портер, отвергая ее домогательства, и, наведя справки, узнал, что это та самая Алиса Портер, которая в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году учинила иск Эллен Стюрдевант. Я позвонил секретарю Национальной Ассоциации писателей и драматургов и предложил включить мисс Винн в Объединенную комиссию по вопросам плагиата, созданную всего за месяц до этого. Я уже являлся членом комиссии. Никаких последующих известий от Алисы Портер получено не было.

– Вы проделали то, что вам советовали, мисс Винн? – поглядел в ее сторону Вульф.

– Конечно. – Она была вовсе не дурна, когда не дергала носом. – Мне помогала секретарша мистера Имхофа. Мы все перерыли, но не обнаружили никаких следов рукописи.

– Где вы живете?

– У меня небольшая квартира в районе Вилледж, на Арбор-стрит.

– Кто живет вместе с вами?

– Никто. – Она покраснела, что сделало ее почти красивой. – Я незамужем.

– Как долго вы там проживаете?

– Немногим больше года. Я переехала туда в марте прошлого года. Четырнадцать месяцев.

– Где вы жили до этого?

– На Перри-стрит. Снимала квартиру вместе с двумя подругами.

– Как долго вы прожили там?

– Около трех лет. – Носик у нее дернулся. – Не понимаю, какое может иметь отношение…

– Самое непосредственное. Вы жили там в июне тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года, когда, по утверждению Алисы Портер, она послала вам свой рассказ. Вполне вероятно, что рукопись может находиться на вашей прежней квартире. Вы не заглядывали туда с секретаршей мистера Имхофа?

– Нет… – Она широко раскрыла глаза. – Боже мой! Конечно? Я немедленно это сделаю!

– Надо было подумать об этом, – погрозил пальцем Вульф. – Немедленно следует организовать, чтобы нынешняя квартира и та, в которой вы жили прежде, были тщательно осмотрены двумя людьми, которым можно довериться и которые никак не связаны ни с вами, ни с «Виктори пресс». Вы не должны присутствовать при этом. Осмотреть все нужно очень тщательно, чтобы те, кто проведет обыск, могли присягнуть, что такой рукописи в обеих квартирах нет. Конечно, если только она не будет обнаружена ими. Если у вас нет на примете людей, которые сумеют выполнить такое поручение может быть, мистер Имхоф или его поверенный порекомендуют вам кого-нибудь?

Она взглянула на Имхофа.

– Конечно, это необходимо сделать, – подтвердил тот. – Совершенно очевидно. Мне следовало бы подумать об этом. Не можете ли вы предложить таких людей, мистер Вульф?

– Могу, если вы пожелаете. У вас есть литературный агент, мисс Винн?

– Нет.

– А был когда-нибудь?

– Нет. – Она вновь покраснела. – «Постучи в мою дверь» – мой первый роман, первый опубликованный. До этого я напечатала в журналах несколько рассказов, и ни одни агент не соглашался вести мои дела, во всяком случае, ни один хороший агент… Это большое потрясение для меня, мистер Вульф, первая книга, такой успех, я витала в облаках, и вдруг это ужасное обвинение.

– Понимаю, понимаю, – кивнул Вульф. – У вас есть машина?

– Да. Купила месяц назад.

– Ее тоже следует обыскать. Что еще?.. Вы абонируете шкафчик на теннисном корте?

– Нет. Ничего такого у меня нет.

– Часто ли вы проводите ночи вне дома?

Я думал, что она покраснеет, но, очевидно, ее мысли были чище моих. Она покачала головой.

– Почти никогда. Я не очень общительный человек, мистер Вульф. Близких друзей у меня нет. Родители живут в Монтане, и я не была там уже десять лет. Я вообще нигде не бываю.

– Я уже говорил вам по телефону, мистер Харвей, – обернулся к нему Вульф, – что ничего не смыслю в проблемах плагиата, но предполагаю, что плагиат связан с нарушением авторского права. Поскольку все пять претензий основываются на неопубликованных произведениях, которые тем самым не охраняются законом об авторском праве, почему нельзя было просто-напросто игнорировать их?

– Это невозможно, – отозвался Харвей. – Не так все просто. Я не юрист, и если вы желаете ознакомиться с существующими по этому вопросу законами, можете получить консультацию у адвоката НАПИД. Однако право собственности, так, кажется, это называется, распространяется и на неопубликованные произведения, на которые не распространяется авторское право. Ведь иск Джейн Огильви рассматривался в суде, и решение было в ее пользу. Хотите, я сейчас же свяжу вас по телефону с нашим адвокатом?

– Не к спеху. Сначала я хочу знать, с какой целью вы обратились ко мне. Первые три дела уже ушли в область преданий, и, очевидно, четвертое, мистера Ошина, вскоре присоединится к ним. Вы хотите, чтобы я действовал в пользу мисс Винн?

– Не совсем. Я бы сказал и да, и нет. Наша комиссия была создана шесть недель назад, до того, как мисс Винн обвинили в плагиате. Комиссии совершенно ясно, что произошло. Успех первого вымогательства Алисы Портер послужил началом для лавины притязаний. Метод, которым она воспользовалась, был совершенно точно скопирован Саймоном Джекобсом, если не считать способа, которым он установил приоритет своей рукописи и то, каким образом Экклз получил ее. Дело в том, что Джекобс действительно посылал рукопись в литературное агентство Норриса и Баума, и она была возвращена ему. Он этим воспользовался. Понятно, что рукопись, которая легла в основу его претензий – предъявленная им издательству и мистеру Экклзу для рассмотрения, – была вовсе не той, которую он послал Норрису и Бауму за два года до этого, в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году. Он «сочинил» ее после того, как роман Экклза вышел в свет, и дал то же самое название, что и рукописи, присланной в первый раз. – «Все мое – твое»

– Можете опускать очевидные вещи, – буркнул Вульф. – Следовательно, вы считаете, что все пять случаев можно назвать… как бы это сказать… плагиатом вверх тормашками? Рукопись, на которой основывалась претензия, создавалась после выхода в свет романа, после постановки пьесы на сцене, и шантажисты добивались успеха.

– Вот именно, – подтвердил Харвей. – Такова общая схема. Третий случай с Джейн Огильви в точности повторит первый. В случае с Кеннетом Реннертом единственное отличие заключалось в том, как была обнаружена его рукопись. Так обстояли дела, когда наша комиссия провела свое первое заседание. Один видный романист сказал на совете НАПИД, что осенью у него выходит в свет новая книга и он молит бога, чтобы она потерпела неудачу. Никто даже не рассмеялся. На заседании Джеральд Кнапп, глава издательской фирмы «Кнапп и Боуэн»… Как вы тогда выразились, мистер Кнапп?

Кнапп облизал губы.

– Я сказал, что это несчастье еще не задело нас, но издательство выпустило три романа, которые попали в список бестселлеров, и мы со страхом распечатываем приходящую к нам корреспонденцию.

– Таково положение дел, – продолжал Харвей, обращаясь к Вульфу. – А теперь вновь возникла Алиса Портер. Этому пора положить конец. Мы консультировались не меньше чем с десятью юристами, адвокатами писателей и издательств, знатоками авторского права, и никто из них не знает, что предпринять. За исключением, пожалуй, одного, который посоветовал обратиться к вам. Можете ли вы прекратить эти вымогательства?

Вульф покачал головой.

– Если вы ожидаете, что я отвечу вам «нет», вы бы не приходили сюда. Если ожидаете, что я скажу «да», значит, вы считаете меня хвастуном, и в этом случае вам тоже не следовало бы приходить. Я, конечно, не могу гарантировать, что кто-нибудь впредь не станет вымогать денег у писателя по той схеме, которую вы нарисовали.

– Мы и не ждем от вас гарантий на будущее.

– Тогда чего же вы хотите?

– Мы хотим, чтобы вы приняли какие-либо меры в создавшейся ситуации, которые дадут нам возможность оплатить ваш счет не только потому, что мы обязаны это сделать, но также и потому, что вы заслужили свой гонорар, а мы за свои деньги получили то, что желали.

– Так больше похоже на дело, – кивнул Вульф. – И облечено это в форму, достойную автора «Почему боги смеются». Я было думал, что вы пишете лучше, чем говорите, но вы выразили свою мысль так хорошо, что я меняю свое мнение. Итак, вы согласны пригласить меня на этих условиях?

Харвей посмотрел на Джеральда Кнаппа, затем на Декстера. Те, в свою очередь, обменялись взглядами.

– Можете ли высказать нам, каким образом вы рассчитываете действовать и каков ваш гонорар? – спросил Рубен Имхоф.

– Нет, сэр, не могу, – ответил Вульф.

– Какого черта, – раздавливая в пепельнице очередную сигарету, сказал Мортимер Ошин, – разве можно требовать каких-либо гарантий!

– Я предлагаю согласиться при условии, что мы оставляем за собой право в любой момент прервать наше соглашение, – произнес Джеральд Кнапп.

– Это похоже на пункт издательского договора, – заметил Харвей. – Вы принимаете такие условия, мистер Вульф?

– Конечно.

– Вы удовлетворены, мистер Кнапп?

– Да. Ведь это наш поверенный в делах посоветовал обратиться к Ниро Вульфу.

– Мисс Винн?

– Согласна, если согласны остальные. Это была хорошая мысль – обыскать мои квартиры, нынешнюю и прежнюю, на Перри-стрит.

– Мистер Ошин?

– Безусловно, согласен.

– Мистер Декстер?

– При условии, что мы можем в любой момент прервать нашу договоренность.

– Мистер Имхоф?

Мистер Имхоф склонил голова набок.

– Я готов присоединиться к большинству, но у меня есть несколько замечаний. Мистер Вульф не может сказать, как он будет действовать, и, естественно, мы не вправе ожидать, что он, подобно фокусника, вытащит на наших глазах кролика из шляпы, но, как он сам заметил, первые три дела ушли в область преданий, а четвертое вскоре последует за ними. Однако дело мисс Винн остается животрепещущим. Алиса Портер, которая заварила всю эту кашу, только что предъявила ей претензию. Я считаю поэтому, что следует сконцентрировать все внимание на деле мисс Винн. Второе мое замечание заключается в том, что если мистеру Вульфу удастся заставить Алису Портер отказаться от своих претензий, то, я думаю, мисс Винн сочтет правильным и справедливым взять на себя оплату части гонорара мистера Вульфа. Вы не считаете, что я прав, Эми?

– Конечно, конечно, – задергала она носом.

– Было бы также правильно и справедливо, – вставил Харвей, – чтобы часть гонорара была оплачена издательством «Виктори пресс». Как вы думаете?

– Мы готовы, – Имхоф улыбнулся. – Мы войдем в долю вместе с АКА. Мы даже готовы понести большую часть расходов. – Он подошел к столу Вульфа. – Что вы скажете о том, чтобы сосредоточить внимание на Алисе Портер?

– Я не могу ответить на это, сэр, пока не обдумаю все обстоятельства дела. – Вульф обратил свой взор на председателя. – Кто мой клиент? Комиссия или кто?

– Как вам сказать… – Харвей взглянул на Джеральда Кнаппа.

Кнапп улыбнулся.

– Достигнута договоренность, мистер Вульф, что Ассоциация книгоиздателей и Ассоциация писателей и драматургов в равных долях разделят расходы, которые наша комиссия сочтет необходимыми. Они и являются вашими клиентами. Вы будете иметь дело с мистером Харвеем, председателем комиссии, как с уполномоченным обеих Ассоциаций. Надеюсь, вас это удовлетворяет?

– Да. Но учтите, что операция может оказаться трудоемкой и дорогостоящей, и я прошу выдать мне аванс. Скажем, пять тысяч долларов.

Кнапп посмотрел на Харвея.

– Хорошо, – сказал Харвей. – Вы их получите.

Вульф выпрямился и глубоко вздохнул, словно собирался проделать какую-то работу и нуждался в дополнительной порции кислорода.

– Естественно, – произнес он, – что я должен получить все данные и документы, касающиеся этих дел, в подлиннике или копии. Все. Включая рапорты детективов из сыскного агентства, нанятого мистером Ошином. Я не могу планировать свои действия, пока не буду полностью информирован, а эти данные могут помочь мне разобраться в некоторых вопросах. Мистер Харвей, предпринимались ли попытки обнаружить связь между Алисой Портер, Саймоном Джекобсом, Джейн Огильви и Кеннетом Реннертом или между любыми двумя из них?

Харвей кивнул.

– Конечно, предпринимались, но безрезультатно.

– Где находятся четыре рукописи, на которых основывались притязания? Не копии, а оригиналы. Можно ли их посмотреть?

– В нашем распоряжении две рукописи – Алисы Портер «Только любовь» и Саймона Джекобса «Все мое – твое». Рукопись «На земле, не на небесах» Джейн Огильви фигурировала в качестве вещественного доказательства на суде, но после того, как она выиграла дело, была возвращена ей. У нас имеется лишь копия этого произведения. Сценарий пьесы Кеннета Реннерта «Бушель любви» находится у адвоката мистера Ошина. Копии он нам не дал. Конечно, мы…

Мортимер Ошин перестал чиркать спичкой и пробормотал:

– Он даже мне не дал…

– Мы ничего не знаем относительно рукописи рассказа «Счастье стучит в дверь» Алисы Портер, который лег в основу ее иска против Эми Винн. Подозреваю, что рукопись найдется в старой квартире мисс Винн, на Перри-стрит. Что делать тогда? – заключил Харвей.

– Не имею ни малейшего представления, – развел руками Вульф. – Черт возьми, вы показали мне только скелет, а я не кудесник. Я должен знать, что было предпринято в связи с каждым отдельным случаем, что было упущено, на какой бумаге перепечатаны рукописи… Давала ли показания и какие Джейн Огильви во время судебного разбирательства? Была ли она подвергнута компетентному перекрестному допросу? Каким образом рукопись Алисы Портер оказалась в ящике стола Эллен Стюрдевант? Как попала рукопись Джейн Огильви на чердак дома миссис Марджори Липпин? Как сценарий Кеннета Реннерта очутился в конторе бывшего литературного агента мистера Ошина?.. Был ли найден ответ хоть на один из этих вопросов? – Он пожал плечами. – И еще одно, относительно вашего утверждения, будто все эти претензии мошеннические. Я могу принять ваше утверждение в качестве рабочей гипотезы, но не вправе отбросить вероятность того, что предполагаемая жертва действительно является плагиатором. «Большинство писателей крадут чужие идеи, когда им предоставляется возможность сделать это при бесспорном условии, что…»

– Чушь! – взорвался Мортимер Ошин.

– Я взял эти слова в кавычки, мистер Ошин. Они принадлежат английскому поэту и драматургу Барри Корнвеллу, жившему больше ста лет тому назад. Он написал «Мирандолу», трагедию, которую исполняли в «КовентГардене» с участием Макреди и Кембла. Его слова, бесспорно, преувеличение, но вовсе не «чушь». Нельзя сбрасывать их со счетов.

Он обратил взор налево.

– Мисс Винн, не следует откладывать осмотр ваших квартир. Вы сами организуете это или поручите мне?

Эми Винн взглянула на Имхофа.

– Поручите мистеру Вульфу, – сказал Имхоф.

Мисс Винн обернулась к Вульфу и согласно закивала.

– Очень хорошо. Заручитесь согласием жильцов вашей бывшей квартиры на Перри-стрит и впустите моих людей в вашу нынешнюю квартиру, а сами удалитесь. Арчи, вызови Сола Пензера и мисс Боннер.

Я повернулся к телефону и набрал номер.

3

Тридцать четыре часа спустя, в одиннадцать часов вечера, в среду, Вульф вдруг выпрямился в своем кресле.

– Арчи!

Я перестал стучать на машинке.

– Да, сэр?

– Есть ответ еще на один вопрос.

– Очень хорошо. На какой?

– Относительно искренности пострадавших. Их добросовестность очевидна. Они действительно явились жертвой надувательства. Взгляни.

Я встал и подошел к нему. Для этого нужно было обогнуть стол, специально принесенный сюда из соседней комнаты и заваленный тонной всякой всячины. Тут были папки с корреспонденцией, вырезки из газет, фотографии, записи телефонных разговоров, справки, фотокопии различных документов, списки фамилий и адресов, стенограммы показаний и много всего другого. В течение тридцати четырех часов с перерывами на еду, сон и обязательное радение об орхидеях Вульф разбирался во всех этих материалах. Так же, впрочем, как и я. Мы прочитали все без исключения, кроме четырех книг: «Цвета страсти» Эллен Стюрдевант, «Берите все, что вам дают» Ричарда Экклза, «Святой или нечестивец» Марджори Липпин и «Постучи в мою дверь» Эми Винн. Браться за эти произведения не имело смысла – было известно, что их сюжеты и действующие лица идентичны сюжетам и персонажам рассказов, на которых основывались притязания шантажистов.

Вульф прервал меня, когда я печатал отчет, который должны были подписать Сол Пензер и Долли Боннер, посетившие нас сегодня. Во вторник они провели семь часов в квартире на Перри-стрит, а в среду шесть часов – в нынешней квартире Эми Винн на Арбор-стрит. Они был готовы поклясться на кипе бестселлеров, что рукописи рассказа Алисы Портер под названием «Счастье стучит в дверь» нет ни в одной из квартир. На Перри-стрит вообще не было ни единой рукописи, а на Арбор-стрит их полный ящик – два романа, двадцать восемь рассказов и девять очерков, принадлежащих перу Эми Винн и носящих следы неоднократных путешествий по почте. Сол представил подробную опись с указанием названий и количества страниц. Я позвонил Филиппу Харвею, чтобы доложить о результатах поисков, но его не оказалось дома, и я связался с Рубеном Имхофом. Услышав добрые вести, Имхоф обрадовался и обещал передать их Эми Винн.

Обойдя заваленный бумагами стол, я остановился у стола Вульфа. Перед ним были разложены три экспоната из нашей коллекции: оригиналы рассказов «Только любовь» Алисы Портер, «Все мое – твое» Саймона Джекобса и копия рассказа «На земле, не на небесах» Джейн Огильви. В руке у Вульфа было несколько листков, вырванных из блокнота. Он опирался на подлокотник кресла, держа руку с бумажками прямо перпендикулярно в воздухе. Это требовало усилий и случалось только тогда, когда шеф бывал особенно доволен собой.

– Что же вы обнаружили? – спросил я. – Отпечатки пальцев?

– Лучше, чем отпечатки. Все три рассказа написаны одним лицом.

– Вот как? Но не на одной машинке. Я сравнивал шрифты.

– Я тоже. – Он помахал в воздухе листками. – Это куда важнее машинки! На машинке можно сменить шрифт. – Он взглянул на первую страничку. – В повести Алисы Портер герой «изрекает» шесть раз. В рассказе Саймона Джекобса – восемь раз. У Джейн Огильви – семь раз. Ты, конечно, знаешь, что почти у каждого писателя имеется свой излюбленный заменитель сюда «сказал». В поисках вариаций для «он сказал» или «она сказала» автор заставляет своих героев «заявлять», «утверждать», «выпаливать», «произносить», «молвить», «изрекать», «оповещать», «заметить», «бросить», «обронить», «буркнуть», «ввернуть», «шепнуть» – синонимов десятки. Как правило, у каждого автора свои излюбленные словечки. Ты согласен, что это не простое совпадение – привязанность одного мужчины и двух женщин к одному и тому же «изрекать»?

Я неуверенно кивнул.

– Я обнаружил и другие примечательные совпадения, – продолжал Вульф и взглянул на второй листок. – Два из них буквальные. Алиса Портер пишет: «Ни за какие блага мира не согласится она унизить собственное достоинство». Саймон Джекобс пишет так: «Неужели он потеряет свое доброе имя? Ни за какие блага мира!» И еще: «Ни за какие блага мира не согласится она вновь на муки, которые не вынесла бы никакая другая женщина». У Джейн Огильви герой рассказа отвечает на вопрос так: «Ни за что, дорогая, ни за какие блага мира».

Я потер щеку.

– А какие блага мира сулит все это вам?

Он отмахнулся от меня и перешел к третьей страничке.

– Еще одно буквальное совпадение. У Алисы Портер: «Едва лишь она тронула его за руку, как сердце у него учащенно забилось». И еще: «Едва лишь наступили сумерки, когда она подошла к своей двери и достала из сумочки ключи». И еще: «Оставался едва лишь один шанс». Саймон Джекобс при аналогичных построениях фразы использует «едва лишь» четыре раза, а Джейн Огильви – три.

– Сдаюсь, – изрек я. – Случайность исключается.

– Есть еще два момента. Первый – пунктуация. Авторы всех трех рассказов без ума от точки с запятой, и пользуются этим знаком препинания в тех случаях, когда большинство людей избрали бы точку или тире. Второй момент для меня, пожалуй, самый решающий… Ловкий хитрец может умышленно преобразить все элементы своей манеры письма, кроме одного – разделения на абзацы. Отбор слов, синтаксис могут сознательно быть подвергнуты изменению, но деление на абзацы делается инстинктивно, подсознательно. Я допускаю возможность, что буквальные совпадения и даже пунктуация могут быть случайными, хотя это маловероятно, но деление на абзацы – никогда. И я утверждаю, что тексты этих трех рассказов делились на абзацы одним и тем же лицом!

– Один вопрос, почему никто не обратил внимания на все это?

– Возможно, потому, что ни у кого не было под рукой всех трех рукописей сразу и никто не имел возможности сравнить их. До создания этой комиссии рукописи находились в разных местах.

Я взглянул на часы.

– Четверть двенадцатого. Харвей должен быть дома. Хотите похвастать?

– Нет. Я устал и хочу спать. Спешить некуда. – Он отодвинул кресло и поднялся.

Иногда он сам несет свою тушу, весом в одну седьмую тонны, на второй этаж, но в этот вечер он воспользовался лифтом. После его ухода я взял все три рассказа и не менее получаса потратил на их изучение. И хотя Лили Роуэн однажды сказала, что я туп, как кувалда (в тот момент она не владела собой и не сознавала, что говорит) – понял, что имел в виду Вульф.

Заперев рассказы в сейф, я задумался над проблемой уборки заваленного бумагами стола. Права и обязанности обитателей старого каменного особняка на Тридцать пятой Западной лице четко разграничены. Вульф является владельцем дома и главнокомандующим. Фриц Бреннер, шеф и домоправитель, отвечает за состояние всего замка за исключением оранжереи, кабинета и моей спальни. Теодор Хорстман ведает орхидеями и не вмешивается ни во что на нижних этажах; обедает он на кухне вместе с Фрицем. Я питаюсь в столовой с Вульфом, за исключением тех дней, когда мы не разговариваем. Тогда я присоединяюсь к Фрицу и Теодору или иду обедать к кому-нибудь в гости, приглашаю кого-нибудь в ресторан или отправляюсь в харчевню Берта на Десятой авеню и уплетаю там бобы со свининой. Мои права и обязанности зависят от возникшей обстановки, и решение вопроса, что именно эта обстановка от нас требует, создает иногда атмосферу, при которой мы с Вульфом перестаем разговаривать. Следующая фраза должна выглядеть так: «Однако уборка заваленного бумагами стола, который находится в кабинете, является моей прямой обязанностью» – и я должен решить, оставить ли эту фразу здесь или начать с нее новый абзац. Видите, как это тонко? Так что делите на абзацы сами.

Я остановился и принялся разглядывать груду бумаг. Среди них были разбросаны сведения относительно четырех истцов. Допустим, что все эти рассказы написал один из них, но кто именно? Я перебрал в уме всех четырех.

Алиса Портер. Тридцать с небольшим лет. Незамужняя. Имеется фотография. Упитанная. Весит фунтов сто пятьдесят. Круглолицая, небольшой носик, близко посаженные глаза. В тысяча девятьсот пятьдесят пятом году жила в «Колландер хауз» на Восемьдесят второй Западной улице, в пансионе, населенном девушками и одинокими женщинами, которые не в состоянии позволить себе никаких излишеств. Теперь живет неподалеку от Кармела, в шестидесяти милях к северу от Нью-Йорка, в коттедже, купленном, по-видимому на деньги, выуженные у Эллен Стюрдевант. С тысяча девятьсот сорок девятого по тысяча девятьсот пятьдесят пятый год опубликовала в журналах четырнадцать рассказов для детей и выпустила детскую книжку «Мотылек, которой питался земляными орехами», опубликованную издательством «Бест и Грин» в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году и не имевшую успеха. В тысяча девятьсот пятьдесят первом году вступила в Национальную Ассоциацию писателей и драматургов, но была исключена в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году за неуплату членских взносов. Восстановилась в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году.

Саймон Джекобс. Описание и фотографии. Шестьдесят два года, сухощав, шевелюра, как у Марка Твена (по словам адвоката «Тайтл хауз»), заикается. Женился в тысяча девятьсот сорок восьмом году, в возрасте пятидесяти одного года. В тысяча девятьсот пятьдесят шестом году с женой и тремя детьми поселился в квартире на Двадцать первой и Западной улице, где проживает до сих пор. Во время первой мировой войны находился за океаном в составе Американской экспедиционной армии. Дважды ранен. С Тысяча девятьсот двадцать второго по тысяча девятьсот сороковой год написал сотни рассказов для желтых журнальчиков под четырьмя псевдонимами. Во время второй мировой войны служил в Информационном отделе вооруженных сил США, писал тексты для радио по-немецки и по-польски. После войны вновь принялся сочинять рассказы, но покупали их плохо, не больше восьми-девяти в год, по три цента за слово, В тысяча девятьсот сорок седьмом году издательство «Оул пресс» выпустило его книгу «Огневой вал на рассвете», разошедшуюся в количестве 34 тысяч экземпляров. Больше его книг не выходило. Рассказы публиковались все реже и реже. Член НАПИД с тысяча девятьсот тридцать первого года, членские взносы платит аккуратно, платил даже во время войны, хотя не был обязан этого делать.

Джейн Огильви. Описание по трем источникам и нескольким фотографиям. Чуть меньше или чуть больше тридцати лет, в зависимости от источника информации. Небольшого роста, хорошая фигура, миловидное личико, задумчивые глаза. В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году проживала со своими родителями в их доме в Ривердейле, где проживает и в настоящее время. Сразу после получения денег от наследников Марджори Липпин совершила путешествие в Европу, ездила одна, пробыла в Европе всего месяц. Зажиточный отец, занимается оптовой торговлей скобяными товарами. На суде показывала, что ею опубликовано в различных журналах семнадцать стихотворений; три из них прочла со свидетельской скамьи по настоянию ее адвоката. Член НАПИД с тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, больше года не платила членские взносы.

Кеннет Реннерт. Могу исписать о нем десятки страниц, основываясь на докладах сыскного агентства, нанятого Мортимером Ошином. Тридцать четыре года, холост. Выглядит моложе своих лет. Мужественный (не мое слово, детективов), хорошо развит физически, красив. Пронзительные карие глаза, и так далее. Живет на Тридцать седьмой Восточной улице в просторной однокомнатной квартире с ванной и кухней. Детективы дважды обыскивали ее. Мать и сестры живут в Оттамуа, штате Айова. Отец умер. В тысяча девятьсот пятидесятом году окончил Принстонский университет. Служил в маклерской конторе «Орнетт и компания», в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году был уволен, причины увольнения не ясны, но что-то связанное с надувательством клиентов. Несудим. Начал писать для телевидения. Насколько известно, в течение четырех лет продал всего лишь девять короткометражных сценариев, другие источники существования неизвестны. Одалживает деньги у всех подряд; долги достигают тридцати или сорока тысяч. Не член НАПИД. Никогда не пользовался услугами литературных агентов или продюсеров.

Вот и вся четверка, весь квартет. Чисто интуитивно, без всяких на то оснований, я лично подозревал Алису Портер. Еще в 1955 году она впервые начала это грязное дело и теперь вновь взялась за него. Ее сочинение про «Мотылька, который питался земляными орехами» доказывало, что она ни перед чем не остановится. К тому же я не верю близко посаженным глазам. Утром, если Вульф поинтересуется моим мнением, что он часто делает просто из вежливости, я дам совет объединить ее с Саймоном Джекобсом в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году, с Джейн Огильви в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году и, возможно, с Кеннетом Реннертом в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году. Если это Алиса Портер написала рассказы, которыми они воспользовались, то, конечно, между ней и ими должны быть контакты. Правда, сыскное агентство Ошина и адвокат, ведший наследственные дела Марджори Липпин, не обнаружили никакой связи между ними, но это уж зависит от квалификации того, кто занимается поисками.

Освободив место на полке одного из шкафов, я в семь приемов запихал туда все бумаги со стола, запер шкаф, вытащил стол в переднюю комнату и отправился спать.

4

Я так и не дал ему этого совета, потому что придумал кое-что получше. В 8.16 утра в четверг я спустился в кухню, обменялся «добрым утром» с Фрицем, взял стакан апельсинового сока, от первого глотка которого рассеивается в голове туман, оставшийся после сна, и спросил:

– Омлета нет?

Фриц закрыл холодильник.

– Арчи, ты же знаешь, если яйца еще не разбиты, значит…

– Знать-то знаю, но я голоден.

«Если яйца еще не разбиты…» означало, что, когда Фриц отнес Вульфу поднос с завтраком, шеф велел вызвать меня; Фриц не станет готовить омлет, пока не услышит моих шагов на лестнице и не поймет, что я направляюсь на кухню. Что ж, тогда не буду пить сок залпом, а продлю удовольствие. Сделав второй глоток, я со стаканом в руке поднялся в спальню Вульфа. Похожий в своей желтой пижаме на огромную гору, шеф босой восседал во втором по счету любимом кресле за столом возле окна, намазывая малиновое варенье на лепешку.

Я ответил на его приветствие и, не давая ему вставить словечко, продолжил:

– Вероятно, экземпляры «Мотылька, который питался земляными орехами» и «Огневого вала на рассвете» можно достать у издателей, а вот копаться в журналах в поисках стихов Джейн Огильви – дело трудное. Может быть, вам хватит книг Алисы Портер и Саймона Джекобса? Или понадобятся еще и их рассказы?

Он хмыкнул.

– Перестань хвастаться своей прозорливостью!

– Я вовсе не хвастаюсь, сэр. Просто я голоден и хотел сэкономить время.

– Тебе это удалось. Достань книги. Рассказы могут не потребоваться. Стихи Джейн Огильви не понадобятся наверняка. Я прочел три ее стихотворения. Чепуха. Набор слов. К тому же там нет разбивки на абзацы.

Я отпил еще глоток апельсинового сока.

– Что ответить, если они спросят, зачем нам нужны эти книги?

– Уклонись от ответа. – Он зацепил вилкой кусок лепешки с вареньем.

– А если позвонит Харвей?

– Нам нечего рассказать ему. Возможно позднее. Мне нужны эти книги.

– Что еще?

– Все.

Когда я вернулся на кухню, Фриц уже взбалтывал яйца для омлета. Я сел к столу, взял утренний выпуск «Таймс» и допил апельсиновый сок.

– Интересное дело? – спросил Фриц.

С точки зрения Фрица, интересное дело должно было отвечать трем условиям: не мешать распорядку дня в столовой, не продолжаться слишком долго (что всегда раздражало Вульфа) и, по возможности, принести куш пожирнее.

– Так себе, – отозвался я. – Придется прочесть несколько книг, вот и все. Пожалуй, так.

– Мисс Боннер помогает вам? – спросил он, ставя сковороду на плиту.

Я улыбнулся. Фриц рассматривает каждую женщину, которая появляется в доме, как потенциальную угрозу его кухне, не говоря уж об остальных его владениях, и особенно подозрительно относился к Дол Боннер. Дол, сокращенно от Теодолинда, являлась единственной в Нью-Йорке женщиной-детективом, владелицей сыскного агентства.

– Нет, – сказал я. – Вчера она приходила по личному делу. Вульф пристает к ней с приглашениями отобедать с ним, и она просила, чтобы я убедил шефа не надоедать ей.

Фриц ткнул в мою сторону ложкой.

– Послушай, Арчи, если бы я мог врать с таким апломбом, как ты, я уже давно был бы послом США в каком-нибудь государстве. Ты дамский угодник и хорошо знаешь, что женщины с такими глазами, как у мисс Боннер, и с ресницами такой длины, да еще собственными, а не подклеенными, очень опасны.

К девяти часам, благодаря омлету с абрикосовым вареньем, лепешке с беконом и медом и двумя чашками кофе, туман в голове рассеялся окончательно. Я отправился в кабинет и набрал номер телефона Харвея. По его тону можно было подумать, что я звоню ему на рассвете. Извинившись и пообещав никогда не звонить ему раньше полудня (только в самых исключительных случаях), я попросил назвать людей в издательствах «Бест и Грин» и «Оул пресс», которые могли бы помочь мне. Он ответил, что не знает там никакого, посоветовал обратиться к секретарю в НАПИД и повесил трубку. Черт, а не председатель! Ничего не поделаешь – позвонил в НАПИД. Секретарша начала допытываться, что мне нужно от этих издательств. Я объяснил. Тогда она захотела узнать, зачем Ниро Вульфу понадобились книги. На это я сказал, что ни один уважающий себя детектив никогда не говорит, зачем ему то или иное, и если я отвечу на ее вопрос, то скажу заведомую неправду. В конце концов я уговорил ее назвать мне несколько фамилий в нужных мне издательствах.

Мистер Арнольд Грин из издательства «Бест и Грин» оказался человеком чрезвычайно недоверчивым. Хотя он прямо не сказал этого, но я понял, что он подозревает, будто Объединенная комиссия по вопросам плагиата является секретной организацией, созданной его конкурентами для того, чтобы натянуть нос «Бесту и Грину», для чего и понадобились какие-то материалы, связанные с автором книги, вышедшей пять лет назад, во всяком случае, «Мотылек, который питался земляными орехами» не был распродан и голодал на складе. И вообще, какое отношение имеет эта книга к расследованию, проводимому Ниро Вульфом? Когда он слегка поостыл, я сказал, что целиком и полностью разделяю его точку зрения и передам мистеру Кнаппу, мистеру Декстеру и мистеру Имхофу, что по каким-то, по-видимому, вполне уважительным причинам он отказался предоставить один экземпляр книги мистеру Вульфу. На это он ответил, что я его неправильно понял, он не отказывает мне, что, возможно, в конторе и завалялся один экземпляр. Если так, то он немедленно пришлет книгу с посыльным, а если нет, то велит разыскать ее на складе.

Мистер У.Р. Пратт из «Оул пресс» оказался весьма деловым человеком. Когда я рассказал ему, что мистер Ниро Вульф проводит расследование по поручению Объединенной комиссии по вопросам плагиата, он прервал меня, заявив, что ему известно об этом, а когда я сказал, что мистеру Вульфу срочно нужна книга «Огневой вал на рассвете» и мистер Вульф будет весьма признателен, если… – он снова перебил меня, сказав, чтобы я оставил адрес секретарю, – книга будет прислана с курьером. Он не задавал никаких вопросов, однако за него это сделала секретарша. Она сразу спросила: «На чье имя выписывать счет?»

Первой прибыла книга «Огневой вал на рассвете» (что ничуть не удивило меня) с приложением счета на полтора доллара за курьера. Вульф уже спустился из оранжереи и просматривал утреннюю почту. Когда я протянул ему книгу, его передернуло при виде суперобложки, и он бросил книгу на стол, но через несколько минут взял ее в руки и раскрыл. Он был углублен в чтение, когда прилетел «Мотылек, который питался земляными орехами», и так как (я уже говорил об этом) мои обязанности зависели от возникающей ситуации, я принялся за чтение, ища «изрекла» и «ни за какие блага мира» или что-нибудь вроде: «Едва лишь мотылек проглотил десятитысячный земляной орех, как у него начались рези в желудке», а также, конечно, обращал внимание на точки с запятыми и систему разбивки на абзацы. Я просмотрел почти половину книжки, когда Вульф попросил ее у меня, и я поднялся с места и обменял «Мотылька» на «Огневой вал».

В начале второго, незадолго до ленча, Вульф отшвырнул «Мотылька» и буркнул:

– Фу! Ни одна не подходит, будь они прокляты!

Я закрыл «Огневой вал на рассвете».

– Книгу Саймона Джекобса, конечно, можно вычеркнуть, – заметил я. – А «Мотылек» Алисы Портер написан для детей. Нельзя ожидать, чтобы мотылек чего-то изрек, даже если он и без ума от земляных орехов. Но мысль о том, чтобы исключить Алису Портер из списка подозреваемых, претит мне. Она начала всю эту катавасию, она же и продолжила ее.

Вульф обернулся ко мне.

– Она не писала этих рассказов.

– Что ж, если вы так утверждаете… Но зачем так смотреть на меня? Я тоже их не писал. Ваше решение окончательное, или вы просто не в духе из-за того, что кто-то оказался достаточно предусмотрительным, чтобы надеть перчатки?

– Окончательное. Эти двое исключаются.

– Следовательно, остаются только Джейн Огильви и Кеннет Реннерт.

– Не похоже, чтобы это была Огильви. Женщина, которая сочинила так называемые стихотворения и в своих показаниях на процессе (я читал стенограмму) использовала такие выражения и обороты речи, почти наверняка не могла написать эти три рассказа, включая и тот, который, как она утверждает, написан ею. Кеннет Реннерт – возможно. Он остался единственным из четырех. Но его иск основан на сюжете пьесы, а не на рассказе, и у нас нет текста. Вполне вероятно, что он действовал самостоятельно. Можно ли достать копии сценариев, которые он написал для телевидения?

– Узнать?

– Успеется. Согласно отчету, они состояли исключительно из диалогов и вряд ли окажется полезными для нас. Хочу выслушать твое мнение. Наша задача заключается в отыскании человека, который в пятьдесят пятом году прочел «Цвета страсти» Эллен Стюрдевант, написал рассказ под названием «Только любовь» (использовав сюжетную канву и персонажи романа), склонив Алису Портер поставить под рассказом ее имя и обвинить Эллен Стюрдевант в плагиате, пообещав, по-видимому определенную долю от полученной суммы, затем проник в загородный дом Эллен Стюрдевант и подбросил рукопись в ящик ее письменного стола; человека, который год спустя при помощи другого сообщника повторил то же самое с «Берите все, что вам дают» Ричарда Экклза, воспользовавшись для установления своего приоритета тем обстоятельством, что Джекобс когда-то посылал свою рукопись литературному агенту Экклза и получил ее обратно; человека, который в пятьдесят седьмом году снова повторил тот же трюк с романом «Святой или нечестивец» Марджори Липпин, использовав другого сообщника – Джейн Огильви. Как твое мнение, может ли Кеннет Реннерт быть этим человеком?

– Недостаточно хорошо знаю его, – покачал я головой.

– Ты знаком с отчетом?

– Да. – Я задумался. – По первому впечатлению я бы ответил «нет». Десять против одного, что нет. Сомневаюсь, чтобы Реннерт возился с сообщниками. Отмечу особо: нет доказательств, что у него вообще было что-нибудь общее с сочинительством или сочинителями до пятьдесят пятого года, пока он случайно не связался с телевидением. Отсюда возникает вопрос: как мог он связаться с Алисой Портер, Джекобсом или Джейн Огильви? И еще: если он воспользовался их помощью в первых трех случаях, делясь с ними добычей, почему же в четвертый раз он совершает это самостоятельно и затем в пятом случае вновь прибегает к содействию Алисы Портер?

– Согласен, – кивнул Вульф. – Мы запутались в собственных силках. Выяснив, что эти три рассказа написаны одним и тем же лицом, мы решили, что облегчили задачу. На деле оказывается, что мы усложнили ее. Если эти четверо – съеденное кошкой мясо, то где же сама кошка?.. Очевидно только одно: человек этот американец. Но их сто семьдесят миллионов.

– Не так уж плохо, – резюмировал я. – Возможно, что он находится в штате Нью-Йорк, а это всего пятнадцать миллионов, да еще надо исключить детей, неграмотных, малограмотных, миллионеров, людей, отбывающих наказание в тюрьмах…

В дверях появился Фриц.

– Ленч готов, сэр.

– У меня нет аппетита, – пробурчал Вульф.

Это была правда. За ленчем он съел всего лишь четыре куска мяса, жаренного по-креольски, вместо обычных пяти.

5

Итак, он поднял бунт впервые за последние три года. Его бунты не похожи на бунты других людей. Другие бунтуют против армии, или флота; или властей, но он бунтует против самого себя. Это был его дом и его офис, и он взялся за определенное дело, но вдруг повернулся к нему спиной. Открытие, что все три рассказа написаны одним лицом (за что я отдаю ему должное), ударило по нему же, и он ретировался. Вернувшись после ленча в кабинет, я учтиво спросил, есть ли какие-либо задания для меня.

– Нет, – буркнул он. – Хотя, пожалуй, повидай мисс Портер, мисс Огильви, мистера Джекобса и мистера Реннерта. В любом порядке, который тебе покажется приемлемым. Познакомься с ними.

Я оставался учтивым по-прежнему.

– Для меня будет истинным удовольствием познакомиться с этими людьми. О чем я должен с ними говорить?

– О чем угодно. Я никогда не считал тебя молчальником.

– Может быть, привести их сюда, чтобы вы побеседовали с каждым из них в отдельности?

– Нет.

– Понимаю. – Я встал и взглянул на него сверху вниз. Это всегда раздражает его, потому что ему приходится задирать голову. – Должно быть, замечательно быть гением! Как та певичка, Дория Рикоо, которая просто уходит со сцены, если что-нибудь не по ней, а затем созывает пресс-конференцию. Может быть, и нам созвать пресс-конференцию, скажем, на шесть часов? Вы получили бы возможность поведать миру, что от такого титана мысли, как вы, нельзя ожидать того же, что и от рядового детектива, который…