1

Выходя из дома, – его дома, где был и его офис, – на Западной Тридцать пятой улице ближе к воде, – Ниро Вулф, который шел впереди, так внезапно остановился, что я чуть не ткнулся ему в спину. Он обернулся и, с неприязнью глянув на мой портфель, спросил:

– Ты взял эту штуку?

– Какую штуку? – прикинулся я непонимающим.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю. Эту проклятую гранату. Я не желаю, чтобы у меня в доме был адский механизм. Ты взял ее с собой?

Я решил настоять на своем.

– Мой непосредственный начальник полковник Райдер, – по-военному чеканя слова, произнес я, – сказал, что за мужество и преданность службе в раскрытии преступления я могу оставить ее у себя и качестве сувенира.

– Но не у меня в доме. Я не возражаю против наличия в нашем бизнесе пистолета и револьвера, однако такая штуковина нам не нужна. Если случайно запал сдвинется с места, то взрывом снесет крышу с дома, не говоря уже о шуме на всю округу. По-моему, ты понял, что дискуссии на эту тему нет места. Забери ее, пожалуйста.

Прежде я мог бы возразить ему, сказав, что моя комната на третьем этаже

– это мой замок, сданный мне в аренду как часть жалованья за то, что в качестве помощника и блюстителя порядка терплю его общество, но сейчас об этом не могло быть и речи, поскольку я нахожусь на службе у конгресса, который тратит десять миллиардов долларов в месяц на содержание армии. Поэтому я пожал плечами, давая ему понять, что лишь потакаю его прихоти, и зная, как его раздражает, когда ему приходится стоя пребывать в ожидании, не спеша направился к лестнице и, одолев два пролета, поднялся к себе в комнату. Бледно-розовая граната, семь дюймов длиной и три в диаметре, лежала на комоде, где я ее и положил, и выглядела совсем не такой грозной, какой была в действительности. Протянув руку, чтобы взять ее, я бросил взгляд на запал и, только убедившись, что он на месте, положил ее в портфель, снова не спеша двинулся вниз по лестнице и, не обратив внимания на замечание, которое он не преминул сделать, двинулся вслед за ним к стоявшему у тротуара автомобилю.

Единственное, чего Вулф потребовал от военного ведомства и незамедлительно получил столько, сколько нужно, был бензин. И совсем не потому, что старался что-либо урвать от страны, участвующей в войне. На самом деле он пожертвовал многим во имя победы. Во-первых, большей частью своих доходов как детектива, во-вторых, как только он требовался армии, ежедневным пребыванием среди орхидей в оранжерее, в-третьих, непременным правилом избегать опасностей от излишних передвижений, особенно вне дома. И, наконец, в-четвертых, едой. Я тщательно следил за этим в поисках повода подшутить над ним, но в ответ встречал лишь безучастный взгляд. Они с Фрицем творили чудеса, не выходя за пределы выдаваемых населению купонов, и это в Нью-Йорке, где процветал черный рынок. Кухня Вулфа была безупречной.

Истратив на поездку не более полугаллона бесценного бензина, даже принимая во внимание остановки и рывки из-за огромного скопления машин, я помог Вулфу выбраться на тротуар возле дома э 17 по Данкен-стрит, отыскал место для парковки и вошел в вестибюль, где он меня ждал. Выйдя из лифта на десятом этаже, Вулф рассердился в очередной раз. Будучи в форме, я лишь ответил на приветствие стоявшего на часах капрала, но Вулфа, хотя он побывал там уже не менее двадцати раз и запомнить его не составляло труда, поскольку он всегда был в штатском, капрал остановил – нью-йоркская штаб-квартира военной разведки была очень придирчивой по отношению к посетителям в цивильном. После того, как капрал дал ему зеленый свет, мы, миновав дверь, двинулись по длинному коридору с закрытыми по обе стороны дверями, одна из которых, между прочим, вела в мой кабинет, и очутились в приемной заместителя главы военной разведки.

За письменным столом сидела девица-сержант, печатавшая что-то одним-двумя пальцами.

Я поздоровался.

– Доброе утро, майор, – отозвалась сержант. – Сейчас доложу, что вы прибыли.

Вулф не сводил с нее глаз.

– Это что за чудеса? – удивился он.

– Женская вспомогательная служба, – объяснил я. – У нас тут кое-какие перемены с того времени, когда вы приезжали сюда в последний раз. Для украшения помещений.

Стиснув губы, он продолжал смотреть. Ничего личного. Его раздражало присутствие женщины в форме, да еще при службе.

– Все в порядке, – попытался успокоить его я. – Мы не поведаем ей самых важных из наших секретов. Например, что такой-то капитан носит корсет.

Она положила телефонную трубку на место.

– Полковник Райдер просит вас войти, сэр.

– Вы не отдали мне честь, – сурово попрекнул ее я.

Будь у нее чувство юмора, она бы встала и отсалютовала мне, но за те десять дней, которые она провела на службе, я ни разу не приметил в ней этого качества. Однако я вовсе не отказался от дальнейших попыток. Я решил, что она намеренно ведет себя строго. За серьезным взглядом ее умных глаз и прямым носом следовало бы видеть острый подбородок, но не тут-то было. Он прямо лег бы на мою ладонь, дойди дело до этого.

– Прошу прощения, майор Гудвин, – сказала она. – Я соблюдаю устав…

– Ладно, – отмахнулся я. – Это мистер Ниро Вулф. А это сержант армии Соединенных Штатов Дороти Брюс.

Оба наклонили голову. Подойдя к двери в противоположном конце приемной, я отворил ее, пропуская Вулфа, затем вошел сам и закрыл дверь за собой.

Это был просторный угловой кабинет с окнами на обе стороны, а вдоль двух других стен стояли металлические запирающиеся на ключ шкафчики для документов, высотой в две трети стены. Еще одна дверь вела прямо в коридор, минуя приемную.

Присутствующие в кабинете люди были настроены крайне серьезно, хотя и бодро, как болельщики бейсбольной команды, выполнявшей удачный маневр. Увидев, что атмосфера не требует соблюдения правил военного этикета, я не поднес руки к виску. С двумя полковниками и лейтенантом мы уже были знакомы и, хотя ни разу не видели человека в штатском, тоже знали, кто он такой. Каждый законопослушный гражданин города Нью-Йорка узнал бы в нем Джона Белла Шетука. Он оказался ниже ростом и, быть может, чуть полнее, чем я его себе представлял, но когда он встал, чтобы протянуть нам руку, сомневаться, что это он, не приходилось. Правда, мы были жителями Нью-Йорка, но любой депутат никогда не должен сомневаться, что вы обязательно переедете в его собственный штат и станете его избирателем.

– Встреча с Ниро Вулфом – это событие, – заявил он таким голосом, который звучал несколько ниже, чем его наградил господь.

Мне уже доводилось встречаться с подобным явлением. С тех пор, как Уинстон Черчилль произнес свою знаменитую речь на заседании конгресса, половина конгрессменов в Вашингтоне старалась ему подражать.

Вулф обошелся с ним достаточно вежливо и затем обратился к Райдеру:

– До сих пор, полковник, у меня не было возможности выразить вам свое соболезнование по поводу гибели вашего сына. Единственного, насколько мне известно.

Райдер стиснул челюсти. Прошла уже неделя, как об этом стало известно.

– Да, – подтвердил он – Благодарю вас.

– Ему довелось убить немцев?

– Он сбил четыре немецких самолета. Наверное, их пилоты погибли. Надеюсь, что это именно так.

– Не сомневаюсь, буркнул Вулф. – Не могу говорить о нем, ибо не был с ним знаком. Зато знаю вас. Мне нечем нас утешить. Чувствую, что вы не пали духом. – Он оглядел пустые стулья, убедился, что все они одного размера, направился к ближайшему и устроился на нем, но так, что половина его зада как всегда свисала с двух сторон. – Где это случилось?

– В Сицилии, – ответил Райдер.

– Он был отличным малым. Самым лучшим во всей Америке, – влез в разговор Джон Белл Шетук. – Я гордился им и горжусь по сей день. Я был его крестным.

Райдер закрыл глаза, открыл, взял трубку телефона, стоявшего на столе, и сказал:

– Генерала Файфа, пожалуйста. – Помолчал, потом снова сказал: – Мистер Вулф здесь, генерал. Мы все собрались. Подняться к вам? Очень хорошо, сэр. Все понятно. – Райдер положил трубку. – Он сам идет сюда.

Вулф поморщился, и я понял почему. Ему было известно, что в кабинете генерала есть большой стул, даже два. Я подошел к Райдеру, положил портфель на стол, расстегнул его и вынул гранату.

– Полковник, – обратился я к Райдеру, – пока мы ждем, разрешите вернуть вам гранату. Куда ее положить?

– Я сказал, что вы можете оставить ее себе, – нахмурился Райдер.

– Я помню, но мне негде ее хранить, кроме как у себя в комнате в доме мистера Вулфа, но этого делать нельзя. Вчера вечером я застал его за тем, что он ее рассматривал. Боюсь, он невзначай может устроить взрыв.

Все поглядели на Вулфа.

– Майор Гудвин вам известен, не так ли? – разозлился он. – Я бы ни за что не дотронулся до этой штуки. Но и хранить ее у себя в доме не желаю.

– Вот мне и пришлось принести ее обратно, – пожаловался я.

Райдер взял гранату в руки, посмотрел на запал, убедился, что он на месте, и вдруг вскочил и выпрямился, потому что дверь отворилась и до нас донесся по-военному четкий голос сержанта Дороти Брюс:

– Генерал Файф!

Когда генерал вошел, она, закрыв за ним дверь, удалилась в приемную. К тому времени, разумеется, мы все уже тоже были на ногах. Генерал в свою очередь поприветствовал нас, пожал протянутую ему руку Джона Белла Шетука и, оглядевшись, указал пальцем на левую руку Райдера.

– Откуда у вас, черт побери, эта штуковина? – требовательным тоном спросил он. – Вместо мяча в игре?

Райдер поднял руку.

– Майор Гудвин только что вернул ее, сэр.

– Это одна из тех Х-14?

– Так точно, сэр. Как вам известно, он их отыскал. Я разрешил ему оставить одну из них в качестве сувенира.

– Вот как? Разве я давал на это «добро»?

– Никак нет, сэр.

Райдер открыл ящик у себя в столе, положил туда гранату и снова его закрыл. Генерал Файф отодвинул стул, повернул к себе спинкой и, оседлав его, обхватил руками. По-видимому, пришло мне в голову, он обрел эту привычку, увидев фотографию Эйзенхауэра, сидящего таким образом. Ну и пусть, решил я. Он был единственным профессиональным военным среди нас всех. Полковник Райдер до войны был адвокатом и практиковал в Кливленде. Полковник Тинэм занимался лоббизмом для какого-то банка в Нью-Йорке. Лейтенант Лоусон только две недели назад приехал из Вашингтона и в своем нынешнем качестве оставался для меня загадкой. Это был Кеннет Лоусон-младший. Лоусон-старший, миллионер и владелец пищевой корпорации, верно служил своей родине в час нужды, урезав собственное жалованье на сто тысяч долларов. Еще я слышал про Лоусона-младшего, что он на второй же день появления на службе безуспешно принялся ухаживать за сержантом Брюс.

Единственный пустой стул стоял возле стальных шкафов, и на нем лежал небольшой чемодан из свиной кожи. Стараясь не шуметь и не привлекать чужого внимания, как и подобает майору в данных обстоятельствах, я поставил чемодан на пол и сел на этот стул.

– К какому же выводу вы пришли? – спрашивал меж тем генерал Файф – Где люди? Где пресса? Где фотографы?

Лейтенант Лоусон попытался было усмехнуться, но, поймав взгляд полковника Райдера, придал своему красивому лицу полную серьезность. Полковник Тинэм кончиком мизинца провел справа налево и обратно по своим усикам, что было привычным для него жестом, означавшим полное спокойствие.

– Мы пока не пришли к какому-либо выводу, сэр, – ответил Райдер. – Ничего еще не обсудили. Вулф только что появился. Что касается ваших других вопросов…

– Сейчас речь идет не об этом, – обрезал его Файф и обратился к Джону Беллу Шетуку. – Слуга народа, так где же народ? Ни микрофонов, ни кинокамер? Откуда же людям знать, что происходит?

Шетук, не моргнув и глазом, постарался ответить ударом на удар.

– Послушайте, – начал он, и в голосе у него чувствовался упрек, – мы не такие уж плохие, как вам представляется. Мы стараемся выполнить свой долг не меньше вас. Порой мне кажется, что нам следовало бы взять армию под контроль на срок, скажем, в месяц…

– Сохрани господь!

– … а генералы и адмиралы на то же время возьмут под контроль Капитолий. Что послужит всем нам хорошим уроком. Уверяю вас, я отлично понимаю всю секретность этого дела. Я ни словом не обмолвился о нем даже с членами моего комитета. Я счел необходимым посоветоваться с вами, и именно этим я и занимаюсь.

Взгляд Файфа по-прежнему оставался суровым.

– Вы получили письмо?

– Да, – кивнул Шетук. – Без подписи, напечатанное на машинке. Вполне возможно, что его написал какой-то сумасшедший, но я счел разумным показать это письмо вам.

– Разрешите взглянуть.

– Письмо у меня, – вмешался полковник Райдер.

Из-под пресс-папье у него на столе он вынул листок бумаги и, встав, попытался передать его своему начальнику. Но Файф, похлопав себя по карманам, заявил:

– Забыл взять очки. Прочитайте его вслух.

Что Райдер и сделал.

– «Дорогой сэр, обращаюсь к вам, потому что, насколько мне известно, именно вашему комитету поручено расследовать дела такого сорта. Как вы знаете, во время войны армии доверяются секреты различных промышленных процессов. Эта практика, вероятно, оправдана обстоятельствами, но ни в коем случае не должна быть использована во вред обществу. Отдельные секреты, еще не запатентованные или не охраняемые авторским правом, становятся достоянием тех, кто намеревается участвовать в послевоенном состязании тех же отраслей промышленности. Таким обратом многомиллионные ценности изымаются у их полноправных владельцев.

Доказательств этому отыскать трудно, ибо злоумышленников нет возможности обнаружить до тех пор, пока украденная ими идея не воплотится в жизнь по окончании войны. Улик я предоставить не могу, но честное и энергичное расследование, я надеюсь, сумеет их обнаружить. Точкой отсчета, полагаю, может служить смерть капитана Альберта Кросса из службы военной разведки. Считается, что он позавчера случайно или намеренно выбросился с двенадцатого этажа «Баскомб-отеля» в Нью-Йорке. Так ли? Какое расследование повлек за собой факт его смерти со стороны начальства? Что ему стало известно? Начните с этого.

Гражданин».

Тишина. Мертвая тишина.

Полковник Тинэм откашлялся.

– Отлично составленное письмо, – сказал он, как учитель, хвалящий ученика за хорошее сочинение.

– Разрешите взглянуть, – подал голос Ниро Вулф.

Райдер вручил ему письмо, и я подошел, чтобы посмотреть из-за плеча Вулфа. То же самое сообразили и сделали и Тинэм с Лоусоном. Вулф намеренно держал письмо так, чтобы нам всем было видно. Напечатанное на обычном листке почтовой бумаги с интервалом в одну строку, оно располагалось в середине страницы. Никаких ошибок и никаких помарок. По привычке и из опыта я заметил две механические особенности: буква «с» была чуть ниже строки, а «э» – чуть правее, чем следовало. Например, в слове «этого» оно задевало букву «т». Я еще приглядывался к листку, когда Тинэм и Лоусон завершили чтение и отошли. Вулф протянул мне письмо с тем, чтобы я отдал его Райдеру.

– Какая-то ерунда, – заметил, садясь, Лоусон. – Мог бы, наверное, кое-чего рассказать, но, помимо упреков в наш адрес, предпочитает отмалчиваться.

– Значит, по-вашему, лейтенант, нам следует не обращать на письмо внимания? – ядовито усмехнулся Файф.

– Сэр?

– Я спрашиваю, ваш приговор окончательной и обжалованию не подлежит? Или нам все-таки стоит продолжить разговор?

Лоусон покраснел.

– Извините, сэр. Я просто высказал свое мнение…

– Держите его при себе. А пока смотрите и слушайте.

– Так точно, сэр.

– Если мне будет позволено… – начал полковник Тинэм.

– Да?

– Письмо примечательно тем, что написано человеком категоричным и образованным, который к тому же хорошо печатает. Либо оно было продиктовано стенографистке, хотя это весьма сомнительно. Поля справа удивительно ровные. И пропуск в две строки между параграфами…

Вулф что-то промычал, и Файф обратился к нему:

– Хотите что-либо сказать, сэр?

– Нет, – ответил Вулф. – Хорошо бы этой стул был побольше и пошире. Я предлагаю, если дискуссия продлится на уровне детского сада, чтобы мы все уселись на полу.

– Недурная идея. Может, так и придется сделать. – Файф повернулся к Шетуку. – Когда вы получили это письмо?

– В субботу утром вместе с остальной почтой, ответил Шетук. – Разумеется, в самом обычном конверте, адрес напечатан на машинке, с указанием «лично». Штамп свидетельствует, что оно отправлено из почтового отделения в Нью-Йорке, в 7.30 вечера в пятницу. Сначала я было решил обратиться с ним в ФБР, но позвонил Хэролду… полковнику Райдеру. Мне все равно нужно было приехать в Нью-Йорк сегодня, выступить за ужином в Ассоциации промышленников, и мы пришли к выводу, что лучше показать письмо вам.

– Вы не обращались к генералу Карпентеру?

– Нет, – улыбнулся Шетук. – После того, как он месяца два назад давал показания на заседании у нас в комитете, я предпочитаю с ним не встречаться.

– Мы у него в подчинении.

– Я знаю, но он не курирует этот сектор в данный момент… – Шетук смотрел во все глаза. – Или курирует?

– Нет, – покачал головой Файф. – Он варит кашу в Вашингтоне. Или поджаривает кого-то. Либо делает и то и другое. Итак, вы обратились к нам, чтобы дать этому письму ход, верно?

– Не знаю, – помолчав, ответил Шетук. Он смотрел генералу в глаза. – Оно пришло ко мне как к председателю комитета конгресса. Я явился сюда, чтобы обсудить это письмо с вами.

– Знаете… – тоже замялся Файф. И продолжал, тщательно подбирая слова:

– Вам, разумеется, известно, что я могу только подтвердить, что вопрос действительно идет о государственной безопасности, а, значит, и не подлежит обсуждению.

– Понятно, – согласился Шетук. – У вас полное право так заявить. – Слова «полное право» он подчеркнул.

– Позвольте мне высказать собственную точку зрения, не подлежащую оглашению, – недобрым взглядом смотрел на него Файф. – В письме нет ничего, свидетельствующего о том, что его автор располагает какой-либо полезной информацией. Человек, умеющий мыслить, не может не знать, что в нашей военной промышленности, где заняты тысячи людей, которым мы должны доверять, и где задействованы самые разные интересы и миллиарды долларов, случается многое. В том числе, вполне возможно, и такие действия, на которые намекает автор письма. Одна из обязанностей военной разведки состоит в том, чтобы предотвратить подобные инциденты.

– Разумеется, – согласился Шетук. – Я понимаю, что это письмо явится для вас громом среди ясного неба.

– Благодарю. – В голосе Файфа не было и намека на благодарность. – Вы заметили ту розового цвета штуку, которую Райдер убрал к себе в стол? Заметили. Это граната нового типа, новая не только по конструкции, но и по начинке. Кто-то пожелал ознакомиться с ней и прихватил несколько образцов. Не вражеские агенты – по крайней мере, мы так не думаем. Этим делом занимался погибший на прошлой неделе капитан Кросс. Как, впрочем, и остальные из присутствующих здесь. Вот почему мы собрались сегодня. Никто на свете, кроме нас, не знал, чем занимается капитан Кросс. Кросс напал на след, не знаем как, потому что, начиная с понедельника, мы не получали от него сведений и уже, конечно, не получим. Майор Гудвин тщательно проглядел записную книжку капитана Кросса, но не обнаружил в ней ничего, представляющего для нас интерес, и нашел ящик с гранатами в камере хранения автовокзала, где Кросс их оставил. Я рассказываю вам об этом, потому что в вашем письме упоминается Кросс, а также есть намек на то, что, если автор письма и захочет сообщить нам что-либо существенное, мы не можем быть уверены, сумеет ли он снова выйти на связь.

– Боже мой, генерал, – запротестовал Шетук, – я прекрасно знаю, что вы родились не вчера. Обычно я тут же выбрасываю анонимные письма, которые получаю. Но, получив это, решил, что вам обязательно следует о нем знать именно по причине смерти Кросса. Расследование было задействовано?

– Да. Силами полиции.

– А вами? – не отступал Шетук. Но тут же поспешно добавил: – Я понимаю, что это непростой вопрос, но задаю его, так сказать, неофициально. По-моему, расследование, предпринятое полицией, не будет эффективным, если им не сообщить, чем именно занимался Кросс, и не назвать имена тех, кто… знал об этом. Думаю, вы не решитесь этого сделать?

– Мы сотрудничаем с полицией, но не до такой степени, – медленно отозвался Файф, снова тщательно подбирая слова. – Что же касается вашего вопроса, простой он или нет, то могу вам ответить, что в расследовании нет никакой секретности, поскольку в газетах было написано, что Ниро Вулф в качестве консультанта участвует в наших проектах. Вы что, считаете Вулфа недостаточно компетентным?

– Я политик, – улыбнулся Шетук. – Поэтому с моим мнением вам вовсе необязательно считаться.

– Вулф также ведет расследование по делу о смерти Кросса. Для нас. Если вам станет известно, кто автор письма, скажите ему. Это его обрадует.

– И меня тоже, – заявил Шетук. – Вы не будете возражать, если я задам мистеру Вулфу пару вопросов?

– Ни в коем случае. Если, разумеется, он захочет вам ответить. Приказать ему я не могу. Он не в армии.

Вулф что-то проворчал. Он проявлял давно знакомые мне признаки нетерпения, раздражения, неудобства и настойчивого желания вернуться домой, где стулья были сделаны на заказ, а пиво держали на льду.

– – Мистер Шетук, – брюзгливо начал он, – возможно, и сумею удовлетворить ваше любопытство еще до того, как услышу вопросы. Независимо от того будут ли они заданы просто из любопытства или из горящего в вашей душе чувства патриотизма. Капитана Кросса убили. Вы это хотели услышать?

Тишина. Никто не издал ни звука. Генерал Файф и полковник Райдер смотрели друг на друга. Полковник Тинэм снова погладил усы. Лейтенант Лоусон хмуро уставился на Вулфа. Шетук взглядом обежал всех присутствующих.

– О, господи! – проронил лейтенант Лоусон.

2

Вулф делал вид, что ничего необычного не происходит. В чем его не мог заподозрить никто из присутствующих, кроме меня. Я же знал его слишком хорошо. Они, наверное, даже не подозревали, что его полузакрытые веками глаза не упустили ни единого движения со стороны собеседников.

– Боюсь, – сухо продолжал он, – что ничем не могу помочь вам, мистер Шетук. Не будет лишних голосов, ни фанфар, ни аплодисментов в вашу честь. Я раскрыл тайну о смерти капитана в вашем присутствии, потому что возможности доказать это не существует и, быть может, не появится и в будущем. Ни единого доказательства. Любой человек, никем не замеченный, мог подняться на лифте в номер, занимаемый капитаном Кроссом на двенадцатом этаже. Гора полицейского расследования сработала, но не родила и мыши. Окно было распахнуто, и его нашли на тротуаре мертвым. Вот и все.

– В таком случае, черт побери, – подал голос лейтенант, – почему вы утверждаете, что его убили?

– Потому. Он мог случайно выпасть из окна с таким же успехом, с каким я смогу баллотироваться в конгресс. Он не выпрыгнул и не выполз. В восемь часов вечера он позвонил полковнику Райдеру и сказал, что явится в офис утром и сам обо всем доложит, что он не спал уже две ночи и ему следует отдохнуть. Своей невесте в Бостоне он телеграфировал, что увидится с ней в субботу. И потом покончил с собой? Глупости.

– Вот как? – Генерал снова обхватил руками спинку стула. – А я-то надеялся… что вы разузнали нечто существенное.

– Разузнал, – поднял палец Вулф. – Разузнал, что его убили. Разумеется, у него на теле не нашлось никаких улик, как, впрочем, и в номере. Полиция тщательным образом все осмотрела, но ничего не нашла. Оттолкнуться следует от чего-то другого. Если причиной убийства было нечто личное, что-то из его прошлого как человека, а не как офицера, возможно, мы отыщем это в процессе дальнейшего расследования. То есть, если вы считаете, что нам стоит продолжать наши действия по мере развития событий и с теми же действующими лицами.

Файф не отрывал взгляда от стола полковника Райдера.

– Я задал вопрос, генерал, – бесцеремонно буркнул Вулф.

Файф резко повернул голову.

– Обязательно. Продолжать? Разумеется.

– Я понял, что мне не о чем вас расспрашивать, мистер Вулф, – удовлетворенно отозвался Шетук.

– Позвольте мне высказать замечание, – обратился к генералу полковник Тинэм.

– Прошу, – откликнулся Файф.

– Насчет тех же лиц, как выразился мистер Вулф. Дело это сложное и запутанное, насколько нам известно, если, разумеется, от нас ничего не скрывают. И судя по тому, что случилось с Кроссом, если мистер Вулф прав, в некотором роде опасное. Его нельзя доверить детскому саду, как изволил выразиться мистер Вулф, и если он такого мнения о нас… в частности, обо мне…

– Обиделись? – спросил Файф. – Считайте, что приказ исходит от меня.

– Я стараюсь объяснить вам существующее положение, полковник, – заявил Вулф, – а вовсе не унизить вас.

– Меня не терзает чувство обиды. – В голосе Тинэма слышалось волнение, которого я раньше у него не замечал. – Мне бы хотелось остаться в комиссии. Я просто желаю удостовериться, как следует понимать слова мистера Вулфа о «тех же лицах».

– Чтобы получить ответ, – во все глаза смотрел на него Вулф. – И получил его.

– Тем не менее, – вмешался Лоусон, обращаясь к генералу Файфу, – в вопросе полковника Тинэма есть резон. Например, сэр, вы упомянули только что, что приказы идут от вас. Оказывается, нет. По крайней мере, в течение последних двух недель моего пребывания здесь. Они идут либо от полковника Райдера, либо от Ниро Вулфа, что нас весьма смущает. Что же касается самого Вулфа, то согласно тону, которым он с нами разговаривает, ему положено иметь четыре звезды на погонах, а не щеголять в цивильном костюме.

– Боже мой! – скривился Файф. – И вы туда же. Обиделись на тон, которым Вулф с вами разговаривает! Он прав. Наша комиссия, черт бы ее побрал, действительно похожа на детский сад. Но если я отправлю вас обратно в Вашингтон или отошлю в действующую армию, то получу кого-нибудь еще хуже. Он обратился к Вулфу. – Что насчет вас и Райдера? С ним вы тоже расходитесь во мнениях?

– Нет, насколько мне известно, – терпеливо отозвался Вулф.

Файф повернулся к Райдеру.

– А вы как думаете, полковник?

– Тоже нет, сэр, – не ответил, а, скорей, отмахнулся Райдер, словно этот вопрос был для него неинтересным и не имеющим значения. – Мистер Вулф принимает активное участие в наших делах и очень нам помогает. Только человек неумный может неправильно истолковать его поведение. Но вынужден признать… Обстоятельства… Вам должно быть известно, что нашу комиссию ждут перемены. Убедительно прошу разрешения для поездки в Вашингтон, чтобы увидеться с генералом Карпентером. Сегодня.

В третий раз воцарилась тишина. Поскольку все остальные тоже не были кадровыми военными, мы не сразу уловили значение просьбы, выраженной в такой манере. Нас поразило лицо генерала Файфа. Оно словно застыло. Мне ни разу не приходилось видеть генерала глупым, но сейчас он наверняка ощущал себя в дураках и не сводил глаз с Райдера.

– Возможно, сэр, – сказал Райдер, в свою очередь не отводя глаз, – мне следовало бы добавить, что дело это не личного характера. Я хочу обсудить с генералом Карпентером вопрос, касающийся армии. И уже заказал билет на пятичасовой самолет.

Снова молчание. На щеках у Файфа выпятились желваки.

– Странно вы себя ведете, полковник, – холодно произнес он, не повышая голоса. – Могу объяснить это только вашим незнанием уставных правил. Подобные просьбы, хотя им не место, излагаются обычно наедине. У меня есть к вам неофициальное предложение. Если угодно, можем обсудить вашу просьбу с глазу на глаз. Сейчас. Или после обеда, когда вы ее как следует обдумаете.

– Прощу меня простить. – Райдер ничуть не обрадовался, и, голос его звучал твердо. – Но это ничего не изменит, сэр. Я знаю, что делаю.

– Надеюсь.

– Я тоже, сэр. Значит, вы не возражаете?

– Нет. – Лицо Файфа отвердело еще больше и, каралось, никогда не смягчится, но он прежде всего был офицером и джентльменом да еще в присутствии свидетелей.

Справедливость требует отметить, что он сумел сдержаться. Он встал, велел Тинэму и Лоусону идти, что они и сделали, пригласил Джона Белла Шетука пообедать с ним, и, когда Шетук согласился, Файф повернулся к Вулфу с предложением присоединиться к ним, но Вулф отказался, объяснив, что ему предстоит кое с кем встретиться, что было абсолютной ложью. Он ненавидел рестораны и заявил, что там, где обычно обедает генерал Файф, в плов вместо карри добавляют серу. Файф и Шетук вышли вместе, не сказав ни слова Райдеру.

Вулф подошел к столу Райдера и, нахмурившись, ждал, когда тот поднимет глаза. Наконец Райдер не выдержал.

– Я считаю, – произнес Вулф, – что вы человек бесхарактерный. На своем мнении я не настаиваю.

– Оставьте его для некролога, – отозвался Райдер.

– Я так и сделаю. Вы плохо соображаете. Ваш сын погиб. Капитана Кросса, одного из ваших подчиненных, убили. Вы не в состоянии принимать твердые решения. Если у вас есть приятель из людей умных, проконсультируйтесь с ним. Или с адвокатам, а то и просто со мной.

– С вами? – переспросил Райдер. – Это было бы очень хорошо. Просто замечательно.

Вулф чуть заметно пожал плечами и, сказав: «Пошли, Арчи», – направился к двери. Я поставил чемодан обратно на стул, с которого его в свое время снял, и последовал за ним. Когда мы проходили приемную, сержант Брюс подняла взгляд, но Вулф не обратил на нее внимания. Я, задержавшись у ее стола, заметил:

– Мне что-то попало в глаз.

– Плохо дело, – отозвалась она и встала. – В левый или в правый?

– Сейчас соображу. «Господи, – подумал я, где она была все годы, чтобы отозваться на такой банальный трюк?» Я наклонился, чтобы всмотреться в ее глаза, которые были в десяти дюймах от меня, а она всмотрелась в мои.

– Я вижу, – сказала она.

– Да? Что же это?

– Я. В обоих глазах. И вытащить меня нельзя.

Даже не улыбнувшись, она села и снова принялась печатать. Я явно ее недооценил.

– Ладно, – произнес я, сдаваясь. – Очко в вашу пользу. – Побежав за Вулфом, я настиг его возле лифта.

Я собирался задать ему кучу самых разных вопросов в надежде получить ответ, хотя бы на некоторые, но случая так и не представилось. Он с мрачным видом уселся на заднее сиденье, и, разумеется, мне было не до разговора. Как только мы вошли в дом, он тотчас отправился на кухню помочь Фрицу с обедом. Они разрабатывали какое-то новое блюдо, куда входил куриный жир и баклажаны. За обедом у нас категорически запрещалось говорить о делах, поэтому мне пришлось слушать его объяснения, почему игра в шахматы недоступна рядовым генералам. Затем из-за того, что ему не удалось с утра побывать в оранжерее, он отправился туда, а я знал, что и там не место затевать разговор. Я спросил его, не стоит ли мне снова вернуться на Данкен-стрит, на что он ответил отрицательно, заявив, что я ему, может, еще понадоблюсь, а поскольку мне было приказано потрафлять всем его прихотям, я отправился в наш офис на первом этаже, кое-чем там позанимался и послушал последние известия по радио.

В 3.25 зазвонил телефон. Говорил генерал Файф. Начальственным тоном он приказал мне в четыре часа доставить к нему Ниро Вулфа. Я ответил, что вряд ли это получится. Он велел мне выполнить распоряжение и положил трубку.

Тогда я позвонил ему.

– Прошу вас, сэр, решите, нужен он вам или нет. Почтительно напоминаю, что на свете нет такой силы за исключением лично вас или, по крайней мере, полковника, которая заставила бы его взять трубку и выслушать, что вам угодно.

– Черт бы его побрал! Соедините меня с ним.

Я позвонил в оранжерею, Вулф велел мне слушать их беседу, что я и сделал. Ничего нового Файф не сообщил, потребовав только неотложного разговора с Вулфом, на котором будут присутствовать, кроме меня, Тинэм и Лоусон. Вулф, наконец, согласился приехать. Когда он через десять минут спустился сверху, я, направляясь к машине, заметил:

– По-моему, вам следует обратить внимание на тот факт, что нынче утром было сказано нечто такое, что заставило Райдера решиться на поездку в Вашингтон к Карпентеру, Хотя чемодан у него уже был приготовлен заранее.

– Я заметил. Будь прокляты эти немцы! Не трогай с места рывком. Мне это действует на нервы.

Мы очутились в вестибюле дома э 17 по Данкен-стрит в 3.55, то есть на пять минут раньше, чем нам приказали. Рассеянно, по привычке я назвал лифтеру «десятый этаж», где мы и вышли и где я понял, что ошибся. Офис Файфа располагался на одиннадцатом. Вулфу пришлось снова объясняться с часовым.

– Я ошибся, – сказал я. – Мы находимся на…

Мне так и не довелось окончить фразы. Произошло это сравнительно бесшумно, во всяком случае без грохота, но какой-то пинок в спину я получил. Может, даже не пинок, а просто дрогнуло здание. Потом с этим согласились все. Я, правда, сомневаюсь. Может, так отреагировал воздух. Тем не менее, весь мой организм на секунду замер, и, судя по выражению лица часового, у него тоже. Что же касается Вулфа, то он устремился к двери, ведущей в коридор, на ходу бросив мне:

– Это та штука! Говорил же я тебе!

Одним прыжком опередив его, я отворил дверь, прикрыв его, когда мы очутились в коридоре. Из-за дверей выглядывали и выходили служащие, по большей части в форме. Некоторые устремились в конец коридора, даже побежали. Сверху доносились голоса, и навстречу нам поплыла завеса из дыма или пыли, а может, того и другого вместе, вызвав запах гари. Мы очутились внутри нее, а затем свернули направо.

Тут творилось черт знает что. Мне оно напомнило расплывчатый снимок в газете с подписью: «Наши войска берут огневую точку противника в сицилийской деревне». Куски штукатурки, дверь, висящая на одной петле, почти целиком рухнувшая стена и военные, взирающие на все это недобрым взглядом. В проеме двери или того, что от нее осталось, стоял полковник Тинэм. Когда какие-то двое попытались пройти мимо него в то, что было офисом Райдера, полковник Тинэм, загородив им дорогу, рявкнул: «Стоять! Вернуться за угол!» Они попятились, но лишь шагов на пять, где столкнулись с Вулфом и со мной. Остальные оказались позади и вокруг нас.

В этой суматохе раздался чей-то голос:

– Генерал Файф!

Толпа расступилась, и появился генерал Файф. При виде его Тинэм сделал шаг вперед, а из-за его спины вынырнул и лейтенант Лоусон. Они оба отсалютовали генералу, что может показаться ерундой, но в тот момент оно вовсе так не выглядело. Генерал в ответ тоже отдал честь и спросил:

– Кто там?

– Полковник Райдер, сэр, – ответил Лоусон.

– Погиб?

– Да. Его разнесло на куски.

– Кого-нибудь ранило?

– Насколько нам известно, нет, сэр.

– Я сам посмотрю. Тинэм, освободите коридор от людей. Пусть все разойдутся по своим местам. Не выпускать никого из здания.

– Эта проклятая пыль! И запах! Пойдем, Арчи! – проронил мне на ухо Ниро Вулф.

Первый и последний раз мне довелось видеть, как охотно он пошел вверх по лестнице. Не зная, какие распоряжения будут отданы стоявшему у лифта капралу, он, по-видимому, решил действовать на свой страх и риск. Никто нас не остановил, потому что подъем на одиннадцатый этаж не считался выходом из помещения. Он прошел через приемную прямо в офис генерала Файфа, – я следовал за ним – направился к большому кожаному креслу, которое стояло спиной к окну, сел, устроился поудобнее и распорядился:

– Позвони туда, не знаю, как это место называется, и скажи, чтобы мне принесли пива.

3

Наш старый друг и враг инспектор Кремер из уголовной полиции, передвинув во рту сигару, еще раз пробежал глазами листок бумаги, который держал в руках. Текст был напечатан мною под диктовку генерала Файфа.

«Полковник армии США Хэролд Райдер был убит в четыре часа дня, когда в его офисе на Данкен-стрит, 17 взорвалась граната. Точными сведениями о том, как это произошло, мы не располагаем. Граната была нового типа, огромной взрывной силы и находилась при полковнике Райдере по долгу службы. Полковник Райдер был откомандирован в Нью-Йорк в отделение военной разведки, возглавляемое бригадным генералом Мортимером Файфом».

– Это нам пока ни о чем не говорит, – прорычал Кремер.

Вулф сидел в том же кожаном кресле с бутылками из-под пива на подоконнике за его спиной. Файф устроился у себя за столом. Мне пришлось пересечь кабинет, чтобы вручить Кремеру эту бумагу, а потом, расслабившись, опуститься на один из стульев, стоящих вдоль стены.

– Можете уточнить детали, как нам покажется нужным, – без особого восторга предложил Файф. Он утратил былую уверенность.

– Каким образом? – Кремер вынул сигару изо рта и взмахнул ею. – Вы служите в армии, я – в полиции. Нью-Йорк платит мне за расследование внезапной или подозрительной кончины своего гражданина. Для расследования нужны факты. Такие, например, как откуда взялась эта граната и как она попала в ящик стола погибшего? Могла ли она взорваться случайно? Можете ли вы показать мне точно такую же? Контрразведка наверняка откажет. То, чего я не знаю, меня не касается. Но раз уж полицию поставили в известность, я хотел бы знать все детали.

– Я дам вашим людям допуск в наше помещение и разрешу осмотреть все, что они захотят.

– Очень любезно с вашей стороны. – Кремер явно разозлился. – Эго здание не принадлежит Нью-Йорку, хотя и стоит на моем участке, а это значит, что я целиком буду зависеть от ваших желаний. – Он помахал листком бумаги. – Послушайте, генерал, вам не хуже меня известно, как это делается. Если взрыву ничто не предшествовало, я бы взялся за его расследование без звука. Но у Райдера служил капитан Кросс – факт номер один, – который тоже был убит. И как раз в том здании, именно когда случился взрыв, присутствовал Ниро Вулф, который и сейчас сидит передо мной. Я знаю Вулфа около двадцати лет и вот что я вам скажу: покажите мне труп человека, погибшего при самых безобидных обстоятельствах, со свидетельством, подписанным врачом, практикующим в Нью-Йорке, в том числе и военным, а рядом Ниро Вулфа, проявившего хоть малейший интерес к событию, и я тотчас прикажу целому взводу полицейских приступить к работе.

– Глупости! – приоткрыл глаза Вулф. – Разве я когда-нибудь мешал вам, мистер Кремер.

– Что? – вытаращил на него глаза Кремер. – Вы ничем другим никогда и не занимались!

– Чепуха! Во всяком случае, сейчас я вам не мешаю. И мы только теряем время. Вы хорошо знаете, что не сможете копаться в армейских делах, особенно в делах армейской разведки, – вздохнул Вулф. – Сделаю вам одолжение. Надеюсь, что ниже этажом не так уж все разрушено. Пойду туда и посмотрю. Я полагаю, что вам не по силам разобраться в подобной ситуации. Завтра я позвоню и изложу свое мнение. Вас это устраивает?

– А тем временем? – спросил Кремер.

– Тем временем заберите отсюда своих людей и сидите у себя. Напоминаю вам о моем мнении относительно капитана Кросса.

Кремер снова сунул сигару в рот, прикусил ее, положил листок бумаги и карман и, откинувшись на спинку кресла, заложил большие пальцы обеих рук в проймы жилетки, намекая, что уже и так потратил время даром.

– Позвоните мне еще сегодня, – свирепо глядя на Вулфа, прорычал он.

– Нет, – стоял на своем Вулф. – Завтра.

Кремер еще секунды три не спускал с него взгляда, потом встал и обратился к генералу Файфу:

– У меня нет никаких предубеждений к армии. Армия есть армия. Без армии мы не могли бы воевать. Но мне пришлось бы очень по душе, если бы ваших людей выкурили из здания, расположенного на моем участке, погрузили на корабль и отправили на фронт. – Он повернулся и вышел.

Вулф снова вздохнул.

– Винить его нельзя, – поджав губы, констатировал Файф.

– Да, – согласился Вулф. – Мистер Кремер хочет одним прыжком ухватить зло за горло, но обычно у него в руках остается только кончик хвоста.

– Что? – прищурился Файф. – Пожалуй, да. – Он вытащил из кармана носовой платок, вытер им лоб, лицо и шею, но тотчас же снова вспотел. Глянув на меня, он обратился к Вулфу: – Я хотел бы поговорить с вами наедине о Райдере.

– Без майора Гудвина я разговаривать не буду. Я пользуюсь его памятью. В течение многих лет его присутствие меня раздражает, заставляя работать клетки моего мозга. Что насчет Райдера? Не был ли это несчастный случай?

– Вполне возможно. А вы как думаете?

– Я об этом пока не размышлял. Не знаю, с чего начать. Могло ли это быть несчастным случаем? Например, если он вынул гранату из ящика и уронил ее на пол?

– Нет, – твердо ответил Файф – Об этом не может быть и речи. Тем не менее граната, когда взорвалась, была у него на столе, потому что крышку стола разнесло вдребезги сверху вниз. Кроме того, запал сам по себе не действует. Его надо поднять.

– Значит, несчастный случай отпадает, – констатировал Вулф. – Остается самоубийство и… Между прочим, что насчет этой женщины в его приемной? Женщины в военной форме? Где была она?

– Уходила обедать.

– Вот как? – поднял брови Вулф. – В четыре часа?

– Так она доложила Тинэму. Он разговаривал с ней, когда она вернулась. Она ждет у меня в приемной. Я послал за ней.

– Пусть войдет. Можно мне…

– Разумеется – Файф взял трубку телефона и отдал распоряжение.

Через секунду дверь отворилась, и в кабинет вошла сержант Брюс. Сделав три шага, она одним взглядом охватила нас троих, остановилась, по-военному держа пятки вместе, а носки врозь, и отсалютовала. У нее был невозмутимо торжественный вид. Файф подозвал ее к столу.

– Это – Ниро Вулф, – сказал ей Файф. – Он задаст вам несколько вопросов, на которые вы должны ответить так, как ответили бы мне.

– Слушаюсь, сэр.

– Садитесь, – предложил Вулф. – Арчи, подвинь стул. Извините меня, генерал, если я нарушаю устав, заставляя майора обслуживать сержанта, но я не в силах смотреть на женщину, как на солдата. – Он обратился к ней. – Мисс Брюс, так ваша фамилия?

– Да, сэр. Дороти Брюс.

– Вы уходили обедать, когда взорвалась граната?

– Да, сэр, – так же четко и спокойно ответила она, как в тот раз, когда сказала, что видит себя в моих глазах.

– Вы обычно обедаете так поздно? В четыре?

– Нет, сэр. Разрешите объяснить?

– Пожалуйста. И не надо всякий раз прибавлять слово «сэр». Я не фельдмаршал в штатском. Слушаю вас.

– Да, сэр. Извините, это получилось машинально. Час обеда у меня не определен. По просьбе полковника Райдера, я хотела сказать по его приказу, я обычно обедаю, когда обедает он, с тем, чтобы быть в приемной, если он у себя в кабинете. Сегодня он, по-моему, не обедал, по крайней мере, не проходил через приемною, как делал обычно, чтобы я об этом знала. Когда он позвонил мне без четверти четыре дать очередные распоряжения, он спросил, обедала ли я, сказав, что совершенно забыл об этом, и велел сейчас же пойти. Я пошла в аптеку, что на углу, где взяла сандвич и кофе, и вернулась в двадцать минут пятого.

Вулф не спускал с нее полузакрытых глаз.

– В аптеку, что на углу, – терпеливо повторил он. – И не слышали взрыва и не видели толпы любопытствующих?

– Нет, сэр. Аптека находится на углу следующего квартала, за Митчелл-стрит.

– Вы утверждаете, что полковник Райдер не уходил обедать? Был ли он у себя в кабинете до без четверти четыре?

– Думаю, да. Я сказала, что он не проходил через приемную. Конечно, он мог выйти и через другую дверь, которая ведет непосредственно в коридор, и через нее же вернуться. Он часто пользовался той дверью.

– Та дверь запирается на замок?

– Обычно да, сэр. – Она помолчала. – Следует ли мне продолжить объяснение?

– Нам нужна информация, мисс Брюс. Если у вас таковая имеется, нам бы хотелось ее услышать.

– Только насчет той двери. У полковника Райдера был ключ от нее. Но дважды мне довелось видеть, как он, выходя из нее и, по-видимому, намереваясь тотчас вернуться, нажимал кнопку, которая не давала замку захлопнуться, чтобы не возиться с ключом. Если вам нужны подобные подробности…

– Нужны. Есть ли еще?

– Нет, сэр, – покачала она головой. – Я упомянула об этом только потому, что вы спросили, запирается ли эта дверь.

– Есть ли у вас представление, почему произошел взрыв?

Она захлопала ресницами.

– Я решила… Насколько я поняла, взорвалась граната, которая была в столе у полковника Райдера.

– Откуда вам известно о гранате? – немедленно вмешался Файф.

Она повернулась к нему.

– Об этом говорят все, сэр. Если это секрет, то сейчас он известен каждому из сотрудников.

– Разумеется, нет, – разозлился Вулф. – С вашего разрешения, генерал, я продолжу. Есть ли у вас, мисс Брюс, представление о том, почему граната взорвалась?

– Конечно, нет. То есть, нет, сэр.

– Можно было остановиться и на «конечно, нет», – пробормотал Вулф. – Значит, вам ничего не известно про эту гранату?

– Нет, сэр.

– А какие поручения дал вам полковник Райдер, когда позвонил без четверти четыре?

– Самые обычные, сэр. Сказал, что уходит, и велел мне подписать письма. А также добавил, что, поскольку его не будет и завтра, то следует отменить все назначенные им встречи.

– И это все?

– Да, сэр.

– Он вам доверял?