— Повторите еще раз, — сказал он.

И на этот раз Ли не расстался со своей серой рубашкой, хотя большая ее часть была скрыта пиджаком.

Жилы на его шее, торчавшей над распахнутым воротом рубашки, казались твердыми, как стальные трубы; он сидел, выпрямив сильную спину, готовый к действию, пусть не сию минуту и не в эту ночь, а к действию вообще. Кисти рук, лежавшие у него на коленях, не сопротивлялись наручникам, но и не мирились с ними; они тоже олицетворяли готовность к борьбе.

В голосе Ли звучали презрение и уверенность.

— Вы спросили меня, каковы мои личные устремления. Я ответил: у меня их нет. По крайней мере, я лишен мелкого тщеславия такого бюрократа, как вы. Я не преследую личные цели, я следую предначертаниям судьбы. Единственное, что мне нужно, — это заявить о себе и получить признание. Если президент был похищен по политическим мотивам, те, кто сделал это, — политические недоросли, они — слабаки, которыми руководит отчаяние. Если они убьют президента, ответная реакция уничтожит их, если же они вернут его в Белый дом, удар нанесет сам президент.

— Однако вы сказали, что убьете его.

— Конечно. Если то, что мне предначертано, приведет меня к этому, тогда конечно. Это детский вопрос.

Но моя судьба не связана с Вашингтоном, во всяком случае сейчас. Она зовет меня в поселки, городки и города Америки. Когда моя судьба приведет меня сюда и я начну действовать, мне не потребуется скрывать, кто стоит за моей спиной.

— Но, как мне кажется, вы и сейчас находитесь в Вашингтоне.

— Очередной тур по вербовке новых членов. Это только прелюдия к действию.

— Но тогда почему в понедельник вечером вы с тремя своими помощниками в течение двух часов просидели за столом, изучая карту Вашингтона?

Только по едва различимому подрагиванию уголка сведенного гримасой рта Линкольна Ли можно было догадаться, что вопрос попал в цель.

— Для того чтобы объяснить это, — ответил он, — мне придется вспомнить, случалось ли что-либо подобное.

— А я помогу вам вспомнить. — В голосе Уорделла появились стальные нотки. — Кстати, является ли это совпадением, что грузовики компании «Каллахен» по доставке продовольствия стоят в гараже на Мэриленд-авеню?

— Не знаю. Ведь я не вожу их.

— Так-таки и не водите? Даже утром во вторник вы никуда не выезжали?

— Так-таки и не вожу. Вы говорите ерунду, господин министр.

— Такую же, как и вы, о цели своего приезда в Вашингтон. Один из наших сотрудников присутствовал на том собрании, которое вечером в понедельник вы проводили в гараже на Мэриленд-авеню, в комнате, обшитой пробковыми панелями.

— Может быть, и присутствовал. Если он американец, конечно. Я хочу, чтобы в наши ряды вступили все американцы, и добьюсь этого.

— Вполне возможно, но только не в данном случае.

Наш человек был на вашем собрании. К сожалению, он не мог слышать, что говорилось за столом, когда вы изучали карту. Но если бы ему было известно, насколько это важно, наверное, он ухитрился бы подслушать. — С этими словами Уорделл подался вперед, словно хотел взглядом испепелить Ли. — И вот к этому-то мы сейчас и подойдем. И вот это-то вы мне и расскажете. Зачем вам нужна была карта?

Казалось, на Ли эти слова не произвели никакого впечатления. Он только покачал головой:

— Нет, я не считаю возможным говорить на эту тему.

Это внутреннее дело, касающееся только моей организации. Так что еще раз нет.

— Повторяю: где сейчас эта карта? — прорычал Уорделл. — Она нужна мне; она и те бумаги, что были вместе с ней.

Ли снова покачал головой:

— Говорю вам: вы попусту тратите время. Если вы хотите отыскать своего трусливого президента, вам нужно рыть землю совсем в другом месте.

— Быть может, это поможет делу, если я нарисую вам следующую картину: в двух помещениях цокольного этажа этого здания и в это же самое время находятся двое мужчин; одного из них зовут Грир, другого — Фэллон. Каждый сидит в отдельной камере. С ними работают несколько следователей из Нью-Йорка. Мне неизвестно точно, что они там делают с допрашиваемыми, и я бы предпочел оставаться по данному вопросу в неведении, но, как я понимаю, те парни ответят на любые заданные им вопросы раньше, чем утратят способность говорить.

Здесь Уорделл сделал паузу, но Ли молчал, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Уорделл продолжил:

— У них было намерение предложить вам те же методы убеждения, однако я сделал вам комплимент, предположив, что с вами подобное не сработает. Суть плана заключается в том, что они получат показания ваших помощников, а у меня будут ваши показания. После этого мы их сравним и сделаем выводы. Я знаю, вам очень не хочется отвечать на вопросы, однако придется. И не стройте иллюзий. Можете мне поверить: я говорю дело и не могу больше разбрасываться своим временем. Если вы откажетесь сказать мне то, что, как я полагаю, знаете, или же если сказанное вами не будет совпадать с показаниями Грира и Фэллона, я немедленно прикажу запереть вас там, где вам и место — в доме для умалишенных, — и вас будут держать там…

Тут Уорделл осекся и невольно вжался в спинку своего кресла. Линкольн Ли вскочил со стула и надвинулся на Уорделла, дрожа всем телом. В глазах его горело безумие, он хрипло выкрикнул:

— Ты, лживый ублюдок!

Не вставая с кресла, Уорделл выпрямился и заговорил, стараясь, чтобы голос его не дрожал и чтобы в нем звучали повелительные интонации:

— Сидеть! Если будете молчать, именно туда вы и отправитесь — в дом для умалишенных…

Ни один из них не заметил, как открылась дверь, ведущая в кабинет, и, уж конечно, им было недосуг отметить появление на пороге человека, открывшего ее, потому что Линкольн Ли, сверкая глазами, в которых полыхали молнии безумия, оскалившись, занес скованные наручниками руки и прыгнул вперед. В это же время бессильный что-либо сделать и неспособный подняться Уорделл в тщетной попытке защитить голову поднял согнутые в локтях руки и попытался, уклоняясь от удара, откинуться в сторону. Вошедший одним прыжком оказался возле стола — и вовремя. Ему некогда было изготовиться и встать в стойку, поэтому он нанес Ли всего лишь один удар левой. Но этот удар оказался вполне добротным. Ли рухнул на пол. Стопа Уорделла уперлась в тумбу письменного стола, он оттолкнулся, откатился вместе с креслом и поднялся. А вошедший стоял, покачивая /свой рукой и разминая ее. Потом он поднял кулак, посмотрел на него и охнул:

— Господи Иисусе!

Уорделл сделал шаг вперед, взглянул на распростертого на полу Линкольна Ли и прошептал дрогнувшим голосом:

— Черт возьми, это уж слишком.

Вошедший кивнул:

— Он без сознания. Падая, парень ударился головой об угол стола. Может быть, мне вытащить его отсюда?

Уорделл перевел взгляд на своего спасителя.

— Кто вы? — спросил он. — Мне кажется, я уже встречался с вами. Скажите, вы не из охраны Белого дома?

— Так точно. Агент Моффет. Я звонил вам минут двадцать назад: мы отыскали некоего Кемпнера, управляющего компанией «Каллахен», и вы приказали привести его. Сейчас он находится в приемной. А когда я услышал, как этот ваш приятель повышает тут голос, я на всякий случай приоткрыл дверь.

— Я вам весьма признателен. — С этими словами Уорделл еще раз посмотрел на Ли, который лежал неподвижно на полу, вытянув ноги и закинув скованные наручниками руки за голову, и спросил: — А скоро он придет в себя?

— Трудно сказать, — усмехнулся Чик Моффет, — в той позе, в какой он стоял, он не мог сохранять равновесие, да и к столу он приложился весьма основательно.

Так я его вытащу отсюда?

— Нет.

К этому времени сердцебиение Уорделла пришло в норму. Нет, он совсем не был трусом, однако Линкольн Ли с безумным оскалом, высящийся над столом, занесший для удара закованные руки, — подобное зрелище кого угодно могло выбить из колеи.

— Оттащите его в угол, — гораздо спокойнее продолжил он, — вон туда. И введите Кемпнера. И еще: скажите, чтобы кто-нибудь принес мне пистолет. Не думаю, что мне придется стрелять, но лучше, чтобы он был у меня. Скажите, вы задавали какие-нибудь вопросы Кемпнеру?

Чик Моффет взялся за щиколотки Линкольна Ли и потащил его, словно мешок с отрубями, в дальний угол по крытому линолеумом полу. Затем он наклонился, чтобы проверить пульс поверженного, и лишь после этого ответил:

— Нет. Мне было приказано только доставить его.

— Хорошо. Введите задержанного.

Моффет вышел. Через минуту он возвратился с Кемпнером — невысокого роста, лысым, голубоглазым мужчиной, на круглом приветливом лице которого одновременно присутствовали и явно боролись изумление, тревога и сонливость.

Моффет толкнул мужчину на стул, где незадолго до этого сидел Ли, затем повернулся и вышел. Снова заняв свое кресло, Уорделл внимательно оглядел круглое лицо с голубыми глазами и подумал, что, если за ним скрывается коварство, оно никогда не могло бы найти более неожиданного убежища.

— Ваше имя?

— Адольф Кемпнер, Кем-п…

Таким же четким и осторожным голосом бухгалтеры бормочут цифры, выискивая ошибки в составленном балансе. Уорделл прервал его:

— Да-да. Вы — управляющий компании «Каллахен»?

— Да. Вице-президент корпорации, к вашим услугам.

Могу ли я спросить…

— Не можете. Отвечайте на мои вопросы коротко и ясно. В течение какого времени вы ставите свои грузовики, занятые доставкой продовольствия, на стоянку в гараж, расположенный на Мэриленд-авеню?

— Довольно долго, сэр. Более трех лет, точнее, в августе будет четыре года.

— А каким количеством машин вы располагаете?

— Ну… у нас шесть грузовиков марки «Рено» и два небольших «форда».

— А где вы были начиная с восьми часов вечера?

— Сегодняшнего?

— Вчерашнего.

— Я находился в доме одного своего приятеля, мистера Л.А. Диппела.

— Что вы там делали?

— Мы играли в безик.

Дверь открылась. В кабинет вошел Чик Моффет. Приблизившись к письменному столу, он положил на стекло столешницы черно-синий револьвер 38-го калибра и коробку с патронами, сказав при этом:

— Он заряжен. Чем еще могу служить?

— Садитесь. Вы можете быть полезны. — С этими словами Уорделл вновь обратился к Адольфу Кемпнеру: — Играли в безик до трех часов утра?

— Да, сэр. Стоит нам начать… ну, мы очень любим эту игру. Я возвратился к себе домой в меблированные комнаты, ведь я — холостяк, в половине четвертого и встретил там этого джентльмена, ожидавшего меня.

Уорделл повернулся к Чику Моффету:

— Разве никто не знал, где его можно было найти?

— Нет, — ответил Моффет. — Когда в десять часов поступило сообщение, что найден грузовик, и когда все работники и служащие компании, которых только удалось разыскать, поклялись, что они ни сном ни духом не ведают ничего об этом деле, десяток агентов принялись разыскивать Кемпнера. Еще несколько агентов разыскивали пропавшего водителя. Поэтому я остался ждать Кемпнера по месту жительства и торчал там до тех пор, пока он не вставил ключ в замочную скважину.

Уорделл вновь заговорил с Кемпнером:

— Известно, что доставку продуктов вашей компании в Белый дом осуществляет молодой человек по имени Вэл Оркатт. Почему?

— Почему? — переспросил Кемпнер.

В этот момент выражение сонливости окончательно покинуло его круглое лицо — тревога возобладала над остальными чувствами.

— Почему? Да потому, что я велел ему делать это.

— А почему вы выбрали именно его? Потому что он является членом вашей организации?

— Конечно он член нашей организации, естественно…

— Я имею в виду не компанию «Каллахен», я хочу сказать, потому что он — серорубашечник?

При этих словах Адольф Кемпнер часто заморгал и открыл рот. Но по мере того, как до него стал доходить смысл сказанного, он закрыл его снова, и на лице его появилось, казалось бы, совершенно неожиданное выражение — смесь оскорбленного чувства собственного достоинства и сдерживаемой обиды.

— Это ложь, — сказал он спокойно, — ни один из наших ребят не принадлежит к «Серым рубашкам». И я тоже. Что вы хотите этим сказать?

— Да мне просто хотелось узнать, — ответил Уорделл, пристально глядя на допрашиваемого. — А где сейчас Вэл Оркатт?

— Не знаю. Думаю, что он спит у себя дома.

— Дома его нет. Он не приходил домой, с тех пор как утром ушел на работу. Когда вы видели его в последний раз?

— Когда я видел его в последний раз…

Управляющий внезапно замолчал, потом так же внезапно воскликнул: «Боже мой!» — и уставился на Уорделла расширенными от ужаса глазами.

— Ну? — произнес Уорделл. А потом с еще большим нетерпением добавил: — Ну же!

— Подождите минуточку, — взмолился Уорделл, — ради бога, подождите минуточку, — повторил он, а потом судорожно сглотнул и начал рассказывать: — Вот как это было. Вэл поехал в Белый дом в двадцать минут девятого. Я всегда лично проверяю исполнение этого заказа, дабы не возникло никакой ошибки. Для доставки продуктов по этому адресу наша компания всегда выделяет отдельный грузовик, поскольку мы не хотим рисковать своей репутацией, если этот заказ будет спутан с другими. Но при этом мы всегда выделяем большой грузовик, вы же понимаете, что это выглядело бы как-то несолидно — маленький «форд», доставляющий провизию в Белый дом. Мы понимаем, какое впечатление производим на людей, когда они видят, как наши великолепные большие грузовики ежедневно отправляются по этому маршруту. В пятнадцать минут десятого я снова был в своем кабинете, а потом, в то время когда приходит почта, мне позвонил Вэл. Он сказал, что, выпрыгивая из грузовика, неудачно приземлился и подвернул ногу в щиколотке и что хотел бы отлежаться дома пару дней.

Уорделл кивнул:

— Да, ваша стенографистка рассказала мне об этом звонке. Значит, именно это и сказал вам Вэл Оркатт?

— Да. Да, сэр. Но боже мой, ведь тогда он должен быть дома…

— Он не возвращался на склад?

— Нет. Я предложил ему послать кого-нибудь за грузовиком, однако он сказал, что сам отгонит его в гараж, поскольку на складе в нем нет нужды… Во второй половине дня я хотел позвонить Вэлу домой и узнать, как он себя чувствует, но руки у меня так и не дошли до этого.

— Вы не звонили в гараж и не наводили справок о грузовике?

— Нет, да и зачем мне это? Вэл — надежный парень, так что мне и в голову не могло прийти подобное. Я считал это само собой разумеющимся.

— А каким был его голос, когда он говорил по телефону? Не было ли в нем какого-либо волнения?

— Нет. — Управляющий нахмурился, вспоминая. — Взволнованным он не был. Но голос его звучал как-то странно, я решил, что это из-за того, что у него болит щиколотка. Голос звучал непохоже, он был слишком высоким.

— Тогда почему же вы решили, что это был он, если голос говорившего не был похож на голос Вэла Оркатта?

— Да нет, это был он. — Кемпнер не сводил глаз с Уорделла. — Конечно это был он.

— А вы знали, что гараж на Мэриленд-авеню является штаб-квартирой вашингтонского отделения «Серых рубашек»?

— Нет. Я… я просто не могу в это поверить!

— Однако это так.

— Завтра же мы выведем свои грузовики оттуда, — быстро сказал Кемпнер.

— Вряд ли, — мрачно усмехнулся Уорделл. — Ваши грузовики останутся стоять там, где стоят, и ваш склад не откроется завтра. Все ваши служащие задержаны, и вы тоже.

Лицо управляющего побагровело. Какое-то время он молчал, а потом заговорил быстро и сбивчиво:

— Как это, склад не откроется? Что значит — задержаны? Сэр… сэр… в принципе я человек выдержанный, но это переходит всякие границы… По какому праву… — Видно было, что он пытается совладать с собой. — Ведь мы же — учреждение с самой надежной репутацией во всем городе… не открыть склад — это же невозможно… это просто катастрофа.

— Да не скулите вы, — огрызнулся Уорделл, — черт с ним, с вашим складом. Исчез один из ваших водителей, Вэл Оркатт, который вчера в девять часов утра привел к Белому дому грузовик вашей компании. Сам грузовик был найден в десять часов вечера того же дня припаркованным у пустующего дома на Пятнадцатой улице северо-восточного района. Он простоял там весь день. И на полу в кабине грузовика за спинкой сиденья лежал перочинный нож, принадлежащий президенту Стэнли, тот, который он всегда носит в левом кармане жилета.

У Кемпнера глаза полезли на лоб.

— Боже мой, — пробормотал он, — в нашем грузовике… я просто не могу поверить… в нашем грузовике!

— Именно в вашем. Может быть, теперь вы скажете, сколько ваших людей состоит в организации «Серые рубашки» и кто именно. Давайте выкладывайте.

— Да как я смогу выкладывать? — дрожащим голосом воскликнул управляющий и стиснул руки. — Сэр, как я смогу? Нет серорубашечников в компании «Каллахен», я в этом уверен. Нет, это просто невозможно — в нашем грузовике! Это катастрофа. Если бы кто-то из наших парней был членом «Серых рубашек», я бы знал об этом, я бы не допустил такого…

— А как же Вэл Оркатт? Где он находится?

— Я не… разве я не говорил вам, что не знаю? Вэл Оркатт — исключительно хороший парень, это я знаю.

И кроме того, сэр, разрешите сказать вам, что не позволить нам открыть склад будет просто преступлением. Видит бог, мне очень жаль, что все так получилось с ножом президента, однако остановить работу компании «Каллахен» — это антиконституционно! Позволю себе сказать вам…

— Да замолчите вы! — не выдержал Уорделл. — Я превращу ваш чертов склад в руины, если сочту это необходимым.

С этими словами министр повернулся к своему столу, налил из термоса еще одну чашку черного горячего кофе и сделал несколько глотков. Минутой позже он поставил чашку, вытащил револьвер и патроны, осмотрел их и снова положил в ящик стола. Затем он отпил еще немного кофе и, наконец, заговорил, но уже обращаясь к Моффету:

— Моффет, вы опытный сыщик? Как по-вашему, этот человек знает хоть что-нибудь?

Чик Моффет покачал головой.

— Только как торговать бакалеей. Готов биться об заклад, я достаточно разбираюсь в этих делах, — ответил он.

Уорделл еще раз посмотрел на лысую голову, круглое лицо и голубые глаза управляющего, затем снова повернулся к своему столу, нажал кнопку звонка и отпил еще кофе. Мгновение спустя дверь открылась и в комнату вошел охранник. Уорделл посмотрел на него и ткнул большим пальцем в сторону Кемпнера:

— Отправьте этого человека в камеру. Сомневаюсь, что от него может быть хоть какой-то прок.

Охранник кивнул и направился к управляющему, который с негодованием вскочил, и было видно, что грудь его теснили выражения протеста, готовые вырваться все разом. Уорделл стал допивать кофе, а охранник схватил Кемпнера за руку и вывел из кабинета, не обращая никакого внимания на выкрики о правомочиях, грубых нарушениях закона и Конституции Соединенных Штатов. А Уорделл тем временем спросил у Моффета:

— Ну что там с нашим буяном?

— Да все в порядке. Он пришел в себя уже довольно давно.

— А я не видел, чтобы он шевелился.

Чик усмехнулся:

— Конечно. Ведь он же хитрый. Вот и лежит там неподвижно, размышляя, какие добрые дела должен сегодня совершить.

Дверь в кабинет отворилась снова. Вошел еще один незнакомец. Уорделл оглядел его.

— Кто вы и что вам нужно? — спросил он.

С лица мужчины стекали крупные капли пота, он выглядел обескураженным и заговорил прямо с порога:

— Я с цокольного этажа. Следователь Хит из нью-йоркского отдела по расследованию убийств. Должно быть, у тех двух малышей, с которыми нам пришлось работать, случился паралич языка или что-то в этом роде. Мы не смогли вытянуть из них ни единого слова, и теперь они потеряли сознание. Нам подумалось, может, вам следует спуститься и посмотреть…

— Нет! Я ничего не хочу видеть. Нет! Черт возьми!

Мало того что… — При этих словах Уорделл резко откинулся на спинку кресла и закрыл лицо руками. — Извините меня, — продолжил он, — посмотрю я на них или нет — это мало что даст. Заприте их в камере и всем составом поступайте в распоряжение начальника секретной службы Скиннера. Скажите ему, что было бы неплохо направить вас на Пятнадцатую улицу — поискать возможные следы, ведущие от того грузовика. Там уже работает много людей.

Хит из Нью-Йорка кивнул и вышел.

Уорделл посмотрел в дальний угол комнаты и крикнул:

— Эй, Ли! Вставайте и идите сюда.

Однако Ли не двигался. Уорделл позвал его снова и после этого обратился к Моффету:

— Он все еще без сознания.

Усмехаясь, Чик поднялся со стула, подошел к лежавшему в углу человеку и несильно пнул носком ботинка.

— Давай, Ли, шевели ногами, — сказал он при этом.

Однако Ли по-прежнему не двигался, и Чик, наклонившись, уже гораздо настойчивее дернул его за руку:

— Слышишь, ты, кончай притворяться!

— Убери лапы, ты! Не смей касаться меня!

Чик выпрямился и невольно отступил на шаг — такая лютая ненависть прозвучала в этих словах.

Линкольн Ли без всякой спешки и даже с некоторым достоинством принял сидячее положение, потом подтянул под себя стопы и встал на ноги, не прибегая к помощи скованных рук. После этого, в сопровождении Моффета, он пересек комнату и остановился перед Уорделлом. Было в осанке арестованного, в глазах и в чем-то, что скрывалось за внешним хладнокровием, нечто такое, от чего Уорделлу стало не по себе.

— Итак, вы не в силах сопоставить даже показания Грира и Фэллона, не так ли? — сказал Ли с презрением. — Это мои люди. Человек перерождается, как только он становится моим. Скажу вам только одно: я не имею ничего общего с этой ребячьей выходкой — похищением президента Стэнли. Говоря это, я оказываю вам услугу, мне не чужда щедрость.

— Благодарю, — ответил Уорделл, глядя на Ли снизу вверх, — в порядке ответа услугой на услугу я помещу вас туда, где находится масса подобных вам смутьянов.

Там вы будете чувствовать себя как дома.

— Вы — мерзавец. — Говоря это, Ли был по-прежнему невозмутим. — Вы трус и подлец, поэтому нелепо даже предполагать, что вы как-то можете повлиять на то, что мне предначертано. Рискните, попробуйте.

Уорделл по-прежнему смотрел на Ли снизу вверх. Не отводя от него взгляда, он протянул руку, нашарил на столе панель внутренней связи и надавил пальцем на кнопку. В отношении Линкольна Ли он был уверен в одном: с человеком, у которого такое выражение лица, говорить о чем-либо бесполезно. Поэтому он сидел и молчал, а Ли стоял и молчал. Когда в ответ на вызов в кабинет вошел кто-то из служащих, Уорделл подозвал его и сказал:

— Этого человека зовут Линкольн Ли, он возглавляет движение «Серые рубашки». Люди, которые доставили его сюда, находятся в противоположном конце вестибюля. Передайте им Ли и скажите, чтобы его посадили под замок.

— Слушаюсь, сэр. Где его запереть, в этом здании?

— Если здесь есть достаточно надежное место. В любом случае где-нибудь поблизости. Позже он может мне понадобиться.

— Понял. — С этими словами детектив повернулся к Ли: — Пойдемте, генерал, прогуляемся!

И они направились к выходу. Возле дверей они отступили в сторону, чтобы пропустить двоих мужчин, а затем вышли.

Вошедшие прибыли из группы, занятой самой важной оперативной работой. Один из них прикус отчеты по результатам поисков Вэла Оркатта и поставщика хлороформа, а также по итогам других разыскных работ и планы дальнейших действий. Это была целая гора бумаг, для которой не хватило бы и корзины. Второй сотрудник принес телеграммы и телефонограммы, отобранные из целого вихря звонков и вызовов, что в течение часа пронесся над головами операторов. Эти сообщения тоже нельзя было оставить без внимания. В это время проснулся телефон на письменном столе, и Уорделл снял трубку. Звонил Оливер, министр обороны. Совещание, которое он только что покинул, привело его к мысли, что нужно без промедления заняться финансистом Джорджем Милтоном. Нет, он не имеет представления, с какой стороны следует взяться за Милтона, ведь тот считается самым скрытным человеком во всей Америке. Поэтому допрос Милтона ничего не даст, все равно нужно искать какой-то подход и следует что-то предпринять в данном направлении.

Когда Уорделл положил телефонную трубку, в его кабинет вошел третий человек. Один из оперативников привел сюда свидетеля — женщину, которая видела, как грузовик компании «Каллахен» выезжал с территории Белого дома. Еще пришло известие с гауптвахты от начальника секретной службы Скиннера. Последний сообщал, что часовой, который стоял на посту у задних ворот, изменил свои показания и теперь утверждает, что видел водителя грузовика компании «Каллахен», когда тот въезжал на территорию Белого дома, однако, когда грузовик выезжал, часовой не заметил, кто сидел за рулем.

Поставив локти на колени и опустив голову на сжатые кулаки, Льюис Уорделл ссутулился в своем кресле.

Все покинули кабинет, остался только Моффет. Просидев некоторое время неподвижно, Уорделл поднял голову и, часто моргая красными от недосыпания глазами, посмотрел на агента, который в это время встал со стула и направился к двери.

— Подождите минуточку, — сказал Уорделл, — сами видите, как все получается. Как вы смотрите на то, чтобы расположиться здесь и помочь мне разобраться во всей этой мешанине?

Чик колебался. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но, видно, сомнение взяло верх, и он промолчал. Наконец, он решился и отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал он, — я не гожусь для этой работы, у меня не так устроена голова. Вы буквально завалены делами, и вам лучше бы иметь при себе нашего начальника и, может быть, кое-кого еще, кого-нибудь вроде Сэмпсона из отдела внутренней налоговой службы. Он будет здесь на своем месте.

— Я выбрал вас.

Чик снова покачал головой.

— В любом случае, — продолжил он, — я должен немного поспать. Не выспавшись, я ни на что не гожусь.

— Я тоже не спал. И не собираюсь спать, пока все не закончится.

— Временами генерал может делать то, что не по силам целой армии. Прошу меня извинить, сэр, но у меня… Одним словом, я не могу.

Уорделл недовольно хмыкнул и пристально посмотрел на Моффета. Так продолжалось довольно долго, затем он хмыкнул снова и бросил коротко:

— Ладно. После того как вы немного поспите, поступайте в распоряжение Скиннера.

— Слушаюсь, сэр.

Чик вышел, а Льюис Уорделл остался сидеть, глядя на груды отчетов, сообщений, телеграмм и телефонограмм, лежавших на столе. Протянув руку к первой стопке бумаг, он сказал самому себе:

— У этого агента что-то на уме, и это что-то может быть чем угодно.

Чарльз Моффет шел по тротуару к тому месту, где он поставил свой скромный черный седан, который купил всего два месяца назад в расчете на то, что время от времени Альма Кронин может захотеть поехать на прогулку.

Уже светало, но солнце еще не поднялось из-за горизонта, и жизнь на улицах едва теплилась. Когда Чик остановился у своего седана, мигнув, погасли уличные фонари. Легкий ветерок с запада нес с собой аромат молодой зелени от Потомак-парка и запах речной воды.

Поставив ногу на подножку своего автомобиля, Чик огляделся; по площадке там и сям были разбросаны машины, и не было видно практически никаких признаков жизни. Садясь за баранку, он пробормотал:

— Если этот старый филин посадил кого-нибудь мне на хвост… Чтоб его подбросило и прихлопнуло.

Глава 5

Начальник секретной службы Скиннер и шесть его агентов явились в Белый дом в среду в восемь часов утра. Миссис Стэнли приняла их на первом этаже; глаза у нее были красными и усталыми, губы побледнели, и она прикладывала немалые усилия, чтобы владеть собой. Начальник секретной службы спросил у миссис Стэнли, не будет ли с ее стороны каких-то особых рекомендаций или предложений.

Она только покачала головой:

— Мне кажется, будет лучше, если вы станете проводить расследование, как если бы речь шла об обычном похищении с целью выкупа. Не пропускайте ничего. Я высказала по телефону это соображение мистеру Уорделлу, и он согласился со мной. Нам с мистером Браунеллом казалось, что мы тщательно осмотрели все вокруг, но ведь осмотр был проведен непрофессионально, и, кроме того, мы были слишком взволнованы, чтобы полностью отдавать себе отчет в том, что делаем.

Как я понимаю, вы ничего не должны забирать отсюда, не проконсультировавшись со мной, и мистер Браунелл будет сопровождать вас во время осмотра кабинета президента.

— Да, мадам, несомненно.

Миссис Стэнли повернулась, чтобы уйти, но передумала и снова обратилась к Скиннеру:

— Когда вы закончите, пожалуйста, дайте мне знать.

— Конечно, мадам.

Начальник секретной службы заранее проинструктировал своих людей, они разделились на группы, и обыск в Белом доме начался.

Глава 6

Девять часов.
Горничная весила не больше ста фунтов, но недостаток в весе ей удавалось компенсировать избытком гнева. Она была черноволосой, с высокими скулами и острым подбородком, и ее форма казалась не слишком чистой, поскольку, подав завтрак, девушка переоделась для уборки и не ждала никаких посетителей. Невзирая на давление снаружи, она крепко держала дверь, не давая ей раскрыться более чем на десять дюймов, и монотонно бормотала:

— Миссис Браунелл тоже нет. Я не знаю, когда она вернется. Вам придется подождать ее внизу. Лифтеру не следовало поднимать вас на этаж.

Мужчина в вестибюле горой высился над горничной, разглядывая ее в дверную щель, и, теряя терпение, увещевал:

— Но я не могу ждать! Есть одна вещь, которую я должен взять в комнате мистера Браунелла. Позвольте мне войти, и я все объясню.

Горничная покачала головой и решила закончить разговор, но внезапно дверь распахнулась под мощным напором и отбросила девушку в глубину прихожей. Та восстановила равновесие и, презирая любые попытки к бегству, встала у незнакомца на пути и пронзительно закричала. Однако он, очевидно, был столь же проворен, сколь и силен, поскольку едва успел прозвучать первый вскрик девушки, как на ее рот легла широкая ладонь, а ее руки были крепко прижаты к бокам, сама же она оказалась в воздухе, поднятая неведомой силой. Пройдя через прихожую, мужчина принес горничную в столовую, сел на стул и опустил ее к себе на колени. При этом одна рука мужчины закрывала рот девушки плотнее, чем пружина прижимает крышку на банке с вареньем, а другая рука лишала ее возможности пошевелиться.

— Если ты прекратишь брыкаться, мы сможем поговорить, — сказал мужчина.

Девушка брыкаться не прекратила.

— Ну хорошо. В любом случае слушай. Я — агент секретной службы. Если бы ты предоставила мне такую возможность, я бы показал тебе свой значок. Мы ищем президента, полагаю, ты слышала об этом деле, и у нас есть надежда, что одна-две вещички, оставленные мистером Браунеллом в своей комнате, могут помочь нам.

Я не хочу причинять тебе вреда, не стану воровать ваше столовое серебро, деньги или бриллианты и выносить ковры из квартиры. Если ты обещаешь вести себя разумно, я отпущу тебя, и мы постараемся достичь взаимопонимания. Ты можешь следить за каждым моим движением и сама убедишься, что я не сделаю ничего такого, что заставит тебя вновь проводить уборку. Просто обещай мне, что будешь благоразумна, вот и все. Я вижу, что ты из тех, кто привык выполнять обещания.

Если ты обещаешь вести себя хорошо, в знак согласия выпрями в колене правую ногу.

Слушая его, горничная прекратила сопротивление.

Когда он закончил говорить, ее правая нога выпрямилась, приняла горизонтальное положение и замерла.

Агент оглядел ножку — она была миниатюрной, но весьма приятных очертаний, — затем та его рука, что ограничивала движения девушки, несколько ослабила хватку, а другая оставила в покое ее рот. Не было никакого сомнения, что, если бы не необходимость подготовиться к воплю и набрать в легкие как можно больше воздуха, девушка тут же завопила бы, и уж она постаралась бы, чтобы этот вопль оказался самым пронзительным в ее жизни. Но получилось так, что, хотя ей и удалось, сделав конвульсивный вдох, набрать в легкие воздуха и одновременно с этим дернуться в сторону в попытке освободиться, реакция агента была достаточно быстрой, чтобы подавить все попытки кричать и вырываться. Горничная вновь оказалась в его руках.

— Ну, это совсем нехорошо, — пожурил агент. — Но будем считать, что ты просто спутала свою правую ногу с левой, поэтому я не обижусь. А теперь извини меня.

Сказав это, он наклонился и стал сползать со стула, пока не сел на корточки. После этого агент уложил горничную на пол, сам встал на колени, свободной рукой достал из кармана платок и, скатав его, затолкал горничной в рот. Мужчина делал это быстро и не особенно деликатно, о чем можно было судить по изрядному шуму, который производила горничная, стуча пятками по ковру. После этого агент отнес свою жертву на кухню и связал ей руки и ноги с помощью кухонных полотенец, найденных им в комоде. Еще одно такое же полотенце он обмотал вокруг головы горничной, чтобы она не могла вытолкнуть кляп изо рта. С помощью других полотенец руки и ноги девушки были крепко-накрепко привязаны к табуретке. Закончив дело, агент выпрямился и посмотрел на пленницу.

— Теперь, — сказал он, — у тебя будет масса времени, чтобы узнать, где у тебя правая нога, а где левая.

С этими словами он вернулся в столовую, огляделся и покачал головой. Затем он пересек комнату, прошел через небольшой холл и определил, где находится спальня. Здесь он начал поиски «одной-двух вещичек».

Глава 7

Десять часов.
В своей библиотеке в Питтсбурге Бен Килборн стоял возле массивного письменного стола розового дерева и говорил по телефону. Было слышно, как он сказал: «Нет! Тогда заставьте его. Я говорю вам, мы не можем… О, прошу прощения. Одну минуту, сенатор Аллен, передаю трубку мистеру Каллену».

С этими словами он протянул ее человеку, который сидел во вращающемся кресле, а сам отошел в сторону.

Каллен вступил в разговор:

— Аллен? Это Каллен. Что нового?

Двести пятьдесят миль телефонного провода донесли подчеркнуто осторожный ответ сенатора:

— Его еще не нашли.

— Это я и сам знаю. — Чувствовалось, что стальной магнат был настроен саркастически и что терпение его вот-вот лопнет. — Я же не на острове живу. А что конгресс? Вы собираетесь сегодня?

— Заседание конгресса было открыто и прервано.

— То есть вы хотите сказать, что оно было сразу же прервано?

— Отнюдь! Мы приняли совместную резолюцию с выражением озабоченности, встревоженности и соболезнования. А затем прервали работу совещания.

— Боже правый! — Осмысливая случившееся, Каллен сделал паузу. — Тогда это значит, что вы потерпели поражение.

— Не знаю, потерпели мы поражение или нет. Я бы сказал, что нет. Минут десять назад Рейд заметил, что единственное, что нам сейчас остается, — это встать под дерево и ждать, когда кончится ливень.

— Тогда, значит, потерпели. Да и Рейд тоже, а? Вас-то я знаю, вы слишком умны для таких штучек, но я-то думал, что хотя бы Рейд окажется бойцом. Послушайте, Аллен… Нет, вы послушайте меня. Мне надоело ждать, и всей стране надоело. Я вел себя тихо, в течение двух месяцев лежал без движения, как купон южноамериканской облигации, но больше не буду. Ситуация становится опасной. Нам нужно действие. Мы либо найдем президента, либо подберем какого-нибудь другого, для нас разница невелика. Главное — настало время действовать. Вот что я вам скажу. Это вы со всеми вашими совещаниями, торгами и увещеваниями дали себя завлечь в подобную неразбериху, и сегодня, именно сегодня, сейчас, вы должны сделать то, что вам следовало бы сделать месяц назад. Поднимайтесь на трибуну и сражайтесь. Предлагайте свою резолюцию — прямую, без экивоков, декларацию войны — и проталкивайте ее. Парламентарии дрогнут — большинство из них; на остальных вы можете не обращать внимания.

Соберите вокруг себя Рейда, Уилкокса, Коркорана и кого-нибудь еще, на кого вы можете положиться, и, как только они расстанутся со своей озабоченностью и нерешительностью, действуйте.

— Но послушайте, Каллен…

— Я не буду ничего слушать. Давайте действуйте. Действуйте! Прямо сейчас.

— И все же вам придется меня выслушать. Мне жаль, что так вышло, Каллен. Вы сами знаете, насколько мне жаль, но вы не можете знать, что происходит здесь.

Уилкокс напуган, он заикается от страха. Он не позволит, чтобы его видели рядом со сторонником военных действий даже на улице. Коркоран не боится, но он не только не поддержит предлагаемую вами резолюцию, а, наоборот, открыто и недвусмысленно выступит против нее. Я уже сказал вам, что говорит по этому поводу Рейд. В случае голосования военная резолюция получит только один голос — мой. После чего следующим событием в моей карьере будут мои похороны.

— Вот как, — проговорил Каллен, — вы тоже испуганы. Чего вы боитесь? Ведь вы же — группа блестящих государственных деятелей. Нет, нам нужно обновлять состав у вас в Вашингтоне. Почему все разбегаются?

— Потому что сторонники военных действий похитили президента, — ответил Аллен.

— Уже установлено, что это они похитили?

— Нет. Это предполагается. Вернее, даже не предполагается, а считается. Поэтому под подозрением находятся все. Подозревают и вас. Меня не удивит, если окажется, что эта линия находится под контролем и наш разговор прослушивается.

— Черт возьми!

— Вам, конечно, известно, что кабинет министров поручил Уорделлу руководство поисками президента.

Это осложняет ситуацию, а в сущности, совсем лишает нас возможности действовать. За все нужно благодарить Браунелла. Вы не можете себе представить, какая здесь атмосфера, и не только в Вашингтоне. Этим утром в Филадельфии толпа забросала камнями автомобиль Альберта Кортни. Они бы и его вытащили из машины, если бы не подоспела полиция. По чьему-то доброму совету Вормен здесь, в Вашингтоне, не высовывает носа из дому. У меня есть сведения из достоверных источников, что сейчас, в этот самый момент, кабинет проводит заседание, составляя список лиц, которых предполагается вызвать, допросить и, возможно, задержать.

Первым в этом списке фигурирует Джордж Милтон, второй — вы.

— Вот как, — пробормотал Каллен, — эти люди просто сошли с ума.

— Именно об этом я и хочу вам рассказать. Если вы получите вызов в Вашингтон, я бы настоятельно рекомендовал вам ехать сюда только поездом и не пользоваться для этой цели своим автомобилем, это было бы слишком вызывающе.

— А чего это ради я должен ехать в Вашингтон? Да пошли они к черту!

— Конечно, вы вправе поступать так, как вам будет угодно.

— Так я и сделаю.

Стальной барон бросил трубку на рычаг. Он сидел, положив на стол перед собой два плотно сжатых кулака, два сильных, опасных и ловких в драке кулака, которыми, однако, не во что было ударить.

Он сказал:

— Боже ты мой, и этим людям мы платим деньги за то, что они управляют нашей страной! Один позволяет себя похитить, а у остальных в жилах течет не кровь, а вода. — И совершенно неожиданно он заорал на Бена Килборна: — А вы какого черта ржете? Трясете тут своими розовыми щеками? Вы что, выпить успели?

— Да, сэр, тоник, — хихикнул Килборн.

Глава 8

Льюис Уорделл и начальник секретной службы Скиннер сидели друг напротив друга в кабинете в Управлении секретной службы. Было двадцать минут двенадцатого. Уорделл выглядел усталым, напряженным и вместе с тем решительным, лицо начальника секретной службы выражало крайнюю степень озабоченности вместе с известной долей скепсиса. Последний говорил следующее:

— Все это мне известно, но я бы все равно обратился в кабинет министров.

— Кабинет министров и так наделил меня полномочиями, — буркнул Уорделл. — Зачем начинать какие-то дебаты и терять массу времени? Я думаю, будет лучше, если вы пойдете и приведете его.

— Ну, раз вы так считаете… Однако было бы лучше, если бы вы изложили приказ в письменной форме.

Какой-то момент Уорделл сидел неподвижно, сложив руки и сжав губы; неожиданно он решительно повернулся к столу, взял перо, лист бумаги и написал на нем несколько слов.

С тех пор как Чик Моффет покинул на рассвете этот кабинет, произошло несколько событий. В округе Колумбия было объявлено военное положение, генерал-майор Фрэнсис Каннингем получил неограниченную власть, правда с обязанностью ежечасно докладывать обстановку министру обороны, который, в свою очередь, докладывал о ней кабинету министров. Обыск помещений, проводимый в частном порядке инициативными гражданами на территории площадью более чем в миллион квадратных миль, продолжался — бестолковый, плохо организованный, какой угодно, только не тщательный, но продиктованный главным образом самыми лучшими намерениями и проводившийся со всей серьезностью. Еще одна попытка Уорделла получить хоть какие-нибудь сведения от Линкольна Ли не принесла совершенно никакого результата, и предводителя «Серых рубашек» отправили в окружную тюрьму. Государственный секретарь Лигетт и министр сельского хозяйства Биллингс доставили Уорделлу коммюнике кабинета министров; в этом документе предлагалось немедленно занять жесткую позицию по отношению к некоторым финансовым и промышленным олигархам страны, имена которых перечислялись ниже. Уорделл поблагодарил их, однако к немедленным действиям приступать не стал.

Дело в том, что к этому времени, точнее, после десяти часов, он получил два сообщения, которые указывали на два совершенно неожиданных и невероятных направления расследования. После проведения обыска в Белом доме возвратился Скиннер; там не было найдено ничего такого, что можно было бы отнести к данным, способствующим решению проблемы. Однако назвать эту операцию безуспешной в целом тоже было нельзя: изучая содержимое мусорного контейнера, что стоял в уходящем от заднего фасада Белого дома крытом проходе, один из агентов примерно на половине его глубины нашел интересный объект — на две трети полную бутылку с хлороформом. Контейнер простоял там двадцать четыре часа; служитель, которому было поручено следить за его чистотой, показал, что во вторник утром контейнер был заполнен только наполовину, а остальной мусор высыпали в него сегодня утром. Служитель не смог припомнить, видел ли он вчера эту бутылку в контейнере или нет, а также сказать определенно, могла ли она попасть сюда из мусороприемников Белого дома.

Сообщив это, начальник секретной службы достал бутылку, о которой шла речь, из кармана и передал ее Уорделлу:

— Нам пришлось вымыть ее. Она вся была в грязи и в мусоре. Надежды найти какие-либо отпечатки пальцев нет и не было.

Уорделл взял бутылку и вышел из-за стола.

— Подождите меня, — сказал он, — я на минутку. Хочу кое-кому это показать.

С этими словами он вышел. А после того, как вернулся, разгорелась полемика, которая спустя полчаса закончилась очередным советом Скиннера — правда снова отвергнутым — обратиться в кабинет министров, прежде чем предпринимать какие-либо действия.

Глава 9

В одиннадцать часов тридцать минут Гарри Браунелл сидел за письменным столом в своем личном кабинете Государственного департамента. Часом раньше он ушел с заседания кабинета министров, не дожидаясь его конца, — для остальных оно продолжалось, — чтобы встретиться с представителями средств массовой информации, и с этим трудным делом было только что покончено.

Журналисты, донимавшие его вопросами, были сродни дикарям. Стоило Браунеллу кинуть им один-два крошечных кусочка последних новостей и сказать, что это все, как они зафыркали и зарычали от ярости. Один из них, солидный и представительный в своем деловом костюме, выступил с протестом, и голос его от волнения сорвался на визг:

— Мистер Браунелл, вы отдаете себе отчет, что наша обязанность и основная задача — дать возможность ста двадцати миллионам американских граждан узнать, что делается для того, чтобы найти их президента?

Хор голосов поддержал его выступление; кто-то с негодованием выкрикнул, что он в течение восьми часов сшивался в Управлении секретной службы, а на заре его вывели на улицу и велели держаться подальше. Браунеллу пришлось угрожать пишушей братии, предупреждать и даже улещать. Наконец он выдал журналистам еще одну порцию новостей и избавился от их присутствия.

С тех пор как ушли представители средств массовой информации, прошло всего несколько минут, и Браунелл едва начал приводить свои мысли в порядок, с тем чтобы продумать ряд предложений для представления их кабинету министров во второй половине дня, когда вошел секретарь и доложил, что начальник секретной службы Скиннер просит принять его. Браунелл кивнул.

Держа шляпу в руке, начальник секретной службы прошел через весь кабинет, остановился прямо перед столом Браунелла и так и остался стоять, глядя на своего визави и немного наклонив голову набок.

— Доброе утро, Скиннер, — произнес Браунелл. Поскольку тот молчал, хозяин кабинета, в свою очередь, тоже уставился на него. Наконец он поднял брови от удивления и повторил приветствие, но уже с вопросительной интонацией: — Доброе утро?

Скиннер вздохнул и сказал:

— Мистер Уорделл хочет видеть вас у себя в кабинете.