Стаут Рекс

Охота за матерью

Рекс Стаут

Охота за матерью

1

Дверной звонок раздался сразу после одиннадцати, во вторник в начале июня, я вышел в холл, посмотрел сквозь стеклянную, прозрачную только с моей стороны панель и увидел то, а, скорее, ту, кого и ожидал увидеть: женщину с удлиненным лицом, с немного слишком большими серыми глазами, с чуть-чуть более тонкой фигурой, чем требовалось по самым высоким оценкам. Я знал, кто она, поскольку во второй половине дня понедельника она нам звонила, и мы условились о встрече. Мне была знакома ее внешность, потому что я несколько раз видел ее в театрах и ресторанах.

Кроме того, я достаточно много знал о ней, в чем мне, отчасти помогла печать, отчасти -- слухи. Поэтому я мог кратко проинформировать Ниро Вулфа, не прибегая ни к каким поискам. Это была вдова Ричарда Вэлдона, писателя, умершего около девяти месяцев назад -- он утонул в чьем-то плавательном бассейне в Винчестере -- после чего четыре его книги стали бестселлерами, а одна -- \"Никогда не мечтай снова\" -- вышла тиражом более одного миллиона экземпляров по цене пять долларов девяносто пять центов, и поэтому счет от частного детектива не должен был волновать нашу посетительницу.

Пять или шесть лет тому назад Ниро Вулф прочитал \"Никогда не мечтай снова\" и сразу же избавился от этой книги, отдав ее в библиотеку. Но захотел достать последнюю книгу Вэлдона \"Его собственный образ\", и вскоре она заняла место на книжной полке Ниро Вулфа. Это и послужило причиной того, что теперь он приподнял свою тушу со стула -- я ввел миссис Вэлдон в кабинет, а Вулф продолжал стоять, пока она не села в красное кожаное кресло, стоявшее у письменного стола. Я направился к своему столу и сел, не ожидая услышать ничего любопытного. Миссис Вэлдон сообщила по телефону, что хочет всего лишь проконсультироваться с Вулфом о чем-то сугубо личном, но сейчас по ее виду я бы не сказал, что ее ограбили или причинили какой-то вред. Скорее всего, речь пойдет о чем-то ординарном, вроде анонимного письма или исчезнувшего родственника. Поставив сумочку на подлокотник, она огляделась.

Взгляд ее больших серых глаз на мгновение остановился на мне, потом она повернулась к Вулфу и сказала:

-- Моему мужу понравилась бы эта комната.

-- Миссис, -- сказал Вулф, -- а мне понравилась одна из его книг, но с оговорками. Сколько ему было, когда он умер?

-- Сорок два.

-- А сколько лет вам?

Этот вопрос предназначался мне. Все дело в том, что у Вулфа есть три убеждения: а) враждебное отношение Вулфа к женщинам лишает его возможности что-нибудь понять даже в простеньких экземплярах; б) мне достаточно провести хотя бы час с любой из них, чтобы дать точное определение; и в) чтобы не затруднять себя, нужно задать женщине несколько резких и неуместных вопросов. А его любимый вопрос: \"Сколько вам лет?\" Как женщина на него прореагирует -- это и позволит верно судить о ней.

Люси Вэлдон выбрала наиболее верное решение. Она улыбнулась и сказала:

-- Достаточно много, даже слишком. Двадцать шесть. Это настолько много, что можно определить: ты нуждаешься в помощи... поэтому я и здесь. То, что я намереваюсь рассказать, сугубо... сугубо конфиденциально, -- она взглянула на меня. Вулф кивнул:

-- Так всегда говорят. Такова наша профессия. Но мои уши -- это уши мистера Гудвина, а его уши -- мои. А что касается конфиденциальности, то я не думаю, что преступление, которое вы совершили, было чересчур серьезным.

Она улыбнулась снова. Правда, улыбка лишь мелькнула и тут же исчезла, но все же это была улыбка.

-- Нет, речь идет не о преступлении. Я хочу, чтобы вы нашли для меня одного человека. Дело немного... как бы это сказать... необычно. В моем доме находится ребенок, а я хотела бы узнать, кто его мать. Как я уже говорила, все это строго конфиденциально. Но для некоторых это все-таки не тайна. Моя служанка и кухарка в курсе дела, кроме них -- мой адвокат и двое моих друзей. И это все, поскольку я не уверена что оставлю ребенка у себя.

Вулф нахмурился, что было неудивительно:

-- Я не специалист по детям, мадам.

-- Конечно, я понимаю. Дело не в том. Я хочу... но прежде я должна вам все рассказать. Я получила его две недели назад, в воскресенье, двадцатого мая. Позвонил телефон, я ответила, и голос в трубке сообщил, что в моем вестибюле кое-что лежит... И там на полу я нашла сверток из одеяла. Я взяла его, а в комнате обнаружила приколотый к одеялу листок бумаги, -- она открыла сумочку и вынула из нее листок.

К этому моменту я был уже рядом с ней, взял записку -- достаточно было одного взгляда, чтобы прочитать ее и протянуть Вулфу, но я обошел его письменный стол, изучая записку. Это был листок размером четыре на шесть обычной дешевой бумаги. Записка из пяти кривых строчек, напечатанных на детском гектографе, была кратка и лаконична:

Миссис Ричард Вэлдон

Этот ребенок для вас

Потому что мальчик должен

Жить в доме

Отца

В углу листка были две дырочки от булавки. Вулф положил записку на стол, повернулся к посетительнице и спросил:

-- Это правда?

-- Я не знаю. Разве я могу знать? Но, может быть, и правда.

-- Может быть, или маловероятно?

-- Думаю, что возможно, -- она закрыла сумочку и положила ее на прежнее место.-- Я считаю, что такое вполне могло случиться, -- она опустила руку с обручальным кольцом. Взгляд ее остановился на мне, потом возвратился к Вулфу. -- Но вы отдаете себе отчет в том, что все сказанное должно остаться между нами?

-- Конечно.

-- Хорошо... Я расскажу вам все, потому что хочу, чтобы вы все поняли. Мы с Диком поженились два года тому назад. Да, два года исполнится в следующем месяце. Мы были влюблены друг в друга, я все еще так думаю. Но для меня много значило и то, что он был знаменитостью, а я при нем -- миссис Ричард Вэлдон.

А для него много значило... то, кем я была. А я была из известной семьи Армстед. Я не знала, насколько это важно для него, пока мы не поженились, но он так и не понял, что мне до смерти надоело быть Армстед, -- она перевела дыхание. -- До нашей свадьбы у него была репутация Дон Жуана, но, как это часто бывает, все оказалось преувеличенным. В течение двух месяцев мы были полностью...

Она замолчала и закрыла глаза, но через секунду продолжила:

-- Для меня не существовало ничего, кроме нас двоих. И для него, я думаю, тоже. Я уверена в этом. Но потом... я не знаю, что произошло, но все изменилось. В течение последнего года его жизни, возможно, у него и была женщина, а может и две или дюжина... я ничего не знаю точно. Но я уверена, это могло быть. А ребенок... как вам сказать? Вполне мог быть. Понимаете?

-- Пока да, -- Вулф кивнул. -- Но что вас интересует больше всего?

-- Ребенок Я собиралась иметь одного или двух... в самом деле, и Дик хотел, но я решила подождать. Отложила это на потом. И вот... ребенок есть, он у меня, -- она показала на записку, лежащую на столе Вулфа. -- Я думаю, что в записке все совершенно верно. Мальчик должен жить в доме своего отца, должен носить его имя. Но вопрос в том, был ли Ричард его отцом? -- Она снова повернула руку с кольцом. -- Вот так.

Вулф вздохнул.

-- Такой вопрос разрешить не удастся, разве вы не знаете. Гомер говорил: \"Ни один человек не может быть уверенным, кто его отец\". И Шекспир подтверждал: \"Мудр тот отец, который знает своего ребенка\". Я не смогу помочь вам, мадам. Да и никто не сможет.

Она улыбнулась:

-- Конечно же, вы можете мне помочь. Не в ваших силах доказать, что именно Дик отец ребенка. Но вы ведь можете выяснить, кто положил младенца ко мне в вестибюль и, кто его мать. А потом... -- она открыла сумочку. -- Я вычислила сама... -- Из сумочки она достала листок иного размера и качества. -- Доктор сказал, что двадцатого мая ребенку было четыре месяца. Значит, он родился примерно двадцатого января, а был зачат примерно двадцатого апреля прошлого года. Когда вы узнаете, кто его мать, вы сможете выяснить все о ней и о Дике, чтобы удостовериться, были ли они тогда близки. Вы не установите, что младенец его сын, но этого будет достаточно. И если это все обман, Дик не отец, мне это поможет, не так ли? Первое -- узнать, кто подбросил ребенка, второе -- кто его мать. А я, возможно, захочу сама задать ей несколько вопросов, просто для себя. А там посмотрим.

Вулф, откинувшись в кресле, хмуро посмотрел на нее. Все это начинало походить на работу, от которой он отказался бы в том случае, если бы говорил с клиенткой по телефону. Вулф терпеть не мог такой работы, а его текущий счет в банке был вполне достаточен для приличного существования.

-- У вас богатое воображение, -- сказал он, -- а я не волшебник, миссис Вэлдон.

-- Конечно, нет, но вы -- лучший детектив на свете, не так ли?

-- Вряд ли. Лучшим детективом может оказаться грубый, почти первобытный человек с небольшим запасом слов. Вы сказали, что ваш адвокат знает о ребенке. Известно ли адвокату, что вы консультируетесь со мной?

-- Да, но он этого не одобряет. Он считает мое желание оставить ребенка у себя глупостью. Ведь о детях есть определенные законы и, согласно им, я могу держать у себя ребенка лишь временно. Но именно поэтому я настояла на своем. Найти мать -- мое дело. Его дело -- закон.

Не зная того, она попала в самую точку. Даже Вулф с его запасом слов не выразил бы лучше свое отношение к адвокатам. Выражение его лица стало более учтивым.

-- Мне кажется, -- сказал он, -- что вы не совсем учли все трудности. Расследование наверняка займет много времени, будет нелегким, дорогим и, возможно, безрезультатным.

-- Я ведь говорила, что понимаю -- вы не волшебник.

-- Мои услуги стоят дорого. Можете ли вы себе это позволить?

-- Я получила наследство от бабушки и имею доход от книг мужа. У меня собственный дом. -- Она усмехнулась. -- Если хотите взглянуть на сумму моих налогов с доходов, обратитесь к моему адвокату.

-- Не стоит. Дело может занять неделю, месяц, год.

-- Для меня это не имеет значения. Но мой адвокат утверждает, что временное содержание незаконнорожденных может продолжаться не более месяца.

Вулф взял листок, изучил и посмотрел на миссис Вэлдон.

-- Если уж вам вздумалось придти, вы должны были сделать это раньше.

-- Окончательно я решила только вчера.

-- Это, возможно, слишком поздно. С воскресенья двадцатого прошло шестнадцать дней. Звонок был днем?

-- Нет, вечером. Вскоре после десяти.

-- Голос был мужской или женский?

-- Трудно сказать. Думаю, это мог быть мужчина, подражавший голосу женщины, или женщина, старающаяся подражать мужчине.

-- У вас есть какие-нибудь предположения?

-- Никаких.

-- Что было сказано? Дословно.

-- Я была одна. Служанка ушла. Я сняла трубку сама и ответила: \"Дом миссис Вэлдон\". Голос спросил: \"Это миссис Вэлдон?\" Я ответила \"да\", и голос сказал: \"Посмотрите, в вашем вестибюле кое-что есть,\" и короткие гудки. Я спустилась, увидела сверток, в нем ребенка, поднялась с ним в комнату и позвонила доктору...

-- Вы были дома весь тот день и вечер?

-- Нет. Я провела уик-энд за городом и вернулась домой около восьми.

-- Где это \"за городом\"?

-- Около Вестпорта. В доме Юлиана Хафта -- он издает книги моего мужа.

-- Где находится Вестпорт?

Ее глаза расширились от удивления. Мои -- нисколько. Незнание Вулфом центрального района легко восполнялось атласом.

-- Это Коннектикут, -- сказала она. -- Округ Фэрфилд.

-- Когда вы оттуда уехали?

-- В начале седьмого.

-- На машине? На собственной?

-- Да.

-- С шофером?

-- Нет. У меня нет шофера.

-- Был ли кто-нибудь с вами в машине?

-- Нет. -- Она снова сделала характерный жест рукой с обручальным кольцом. -- Я понимаю, детектив вы, мистер Вулф. Но я не вижу смысла в ваших вопросах.

-- В таком случае вы все-таки не умеете мыслить логически, -- он повернулся ко мне. -- Объясни ей, Арчи.

Он хотел как-то задеть ее. И объяснять столь очевидное было ниже его достоинства. Он предоставлял это мне. И я подчинился.

-- Должно быть, вы были слишком заняты ребенком, чтобы вникнуть во все подробности, -- сказал я. -- Представим, что это я положил в вестибюле ребенка, прежде, чем позвонить вам. Ведь я не сделал бы этого, если бы не знал, что вы дома и подойдете к телефону. Я был бы где-нибудь поблизости от вашего дома, пока не увидел бы, что вы вернулись, а в доме зажегся свет. Но скорее всего, я заранее знал бы, что вы уехали и вернетесь к вечеру. Вспомним последний вопрос: был ли кто-нибудь с вами в машине? Самым простым способом узнать, когда вы вернетесь, было бы для меня находиться в вашей машине. Если бы вы ответили \"я ехала не одна\", то следующий вопрос был бы \"с кем?\".

-- Боже -- она смотрела на меня с удивлением. -- Конечно, есть кое-кто, кого я знаю достаточно... -- она помедлила и обратилась к Вулфу.-Спрашивайте, что хотите.

Он проворчал:

-- Не хочу, а должен, если я берусь за эту работу. У вас есть дом. Где он находится?

-- Одиннадцатая улица, возле Пятой авеню. Его построил мой прадед. Когда я сказала, что мне надоело быть Армстед, я не просто болтала, это действительно так. Но родовой дом я люблю и Дику он тоже нравился.

-- Вы единственная наследница? У вас есть жильцы?

-- Нет, но я могла бы... как вам сказать...

-- Служанка и кухарка живут в доме?

-- Да.

-- А еще кто?

-- Пять раз в неделю приходит одна женщина помогать по дому, но она не живет со мной.

-- Служанка или кухарка могли родить в январе?

-- Кухарка вряд ли, -- она улыбнулась, -- и служанка тоже.

-- А родственница одной из них? Скажем, сестра. Ведь это идеальное устройство судьбы никому не нужного крошки-племянника. Обычная история, -он постучал по записке пальцем. -- Булавка была английская?

-- Нет, обычная.

-- Вы сказали, что записка была приколота к одеялу. В каком месте? У ног?

-- Думаю, да, но я не уверена. Я достала ребенка из одеяла до того, как заметила записку. Вулф повернулся ко мне.

-- Арчи, сколько бы ты дал за то, что это была женщина, если учесть, что ребенок подвергался опасности уколоться булавкой?

Я думал три секунды.

-- Не хватает данных. Где именно была булавка? Во что был одет младенец? Насколько опасно местонахождение булавки? Грубо говоря -- десять к одному, что это была женщина. Вряд ли кто-то даст десять за мужчину. Но я только отвечаю, а не бьюсь об заклад.

-- Я тоже, -- он повернулся к миссис. -- Я не думаю, что ребенок лежал в одеяле голым.

-- О, нет. На нем было даже слишком много одежды: свитерок, плисовая шапочка, такой же комбинезончик, рубашка, нижняя рубашка, прорезиненные штанишки, пеленка. И еще ботиночки.

-- А булавки еще были?

-- В мокрой пеленке. По-моему, он был в ней несколько часов. Я сменила ее до прихода доктора -- мне пришлось для этого воспользоваться наволочкой.

Я прервал ее:

-- Готов держать пари, если вас интересует мое мнение. Могу дать двадцать за то, что булавку к одеялу прикалывала женщина, но одевала его не она.

Никаких комментариев со стороны Вулфа не было. Он повернул голову, чтобы взглянуть на часы. До ленча оставался час. Затем, по-моему, он втянул носом весь воздух, который был в комнате -- а воздуха тут было достаточно много -- выдохнул его ртом и сказал:

-- От вас потребуется получить больше информации, гораздо больше, и мистер Гудвин сделает это так же хорошо, как и я. Мое дело -- выяснить личность матери. Но не доказывать с максимальной долей вероятности, что ваш муж был отцом ребенка. Так?

-- Но... конечно, если вы... нет, я просто скажу \"да\".

-- Прекрасно. Есть еще одна формальность -- задаток.

-- Конечно, -- она протянула руку к сумочке. -- Сколько?

-- Не имеет значения, -- он отодвинул от стола стул и встал, -- доллар, сотня, тысяча. У мистера Гудвина будет к вам много вопросов. Прошу меня извинить.

Он миновал дверь, ведущую в холл, и повернул налево к кухне. На ленч предполагалось мясо косули, запеченное в горшочках -- одно из небольшого количества яств, из-за которого у него с нашим поваром Фрицем существовали постоянные разногласия. Они были едины в вопросе использования свиного сала, анчоусного масла, кервеля, петрушки, лаврового листа, майонеза и сливок, а спор разгорался из-за лука. Фриц был за него, а Вулф категорически против. Все шансы были за то, что их беседа пройдет на повышенных тонах и, прежде чем перейти к разговору с миссис Вэлдон, я закрыл и без того звуконепроницаемую дверь, а когда вернулся к моему письменному столу, Люси Вэлдон протянула мне тысячу долларов.

2

В тот же день без четверти пять я находился на совещании в кухне Люси Вэлдон на Западной Одиннадцатой улице. Я стоял, опираясь на холодильник, и держал стакан молока. Миссис Вера Доуд -- кухарка, которая, судя по ее габаритам, съедала все, что готовила, сидела на стуле. Это она снизошла к моей просьбе о молоке. Мисс Мэри Фолтц -- служанка в форменном платье -была, несомненно, весьма привлекательна лет десять назад, но и теперь еще не оскорбляла глаз. Она стояла напротив меня, спиной к раковине.

-- Нуждаюсь в помощи, -- сказал я и отпил молоко.

Я не пренебрег разговором с Люси Вэлдон перед ленчем, но нет необходимости вспоминать обо всем, что я записал -- приведу лишь некоторые записи, которые я сделал с ее слов: нет ни одного человека, который ненавидел бы ее или имел повод, чтобы подстроить грязную шутку -- обременить подкидышем. Ее отец и мать были на Гавайях -- остановились там во время кругосветного путешествия. Ее женатый брат жил в Бостоне, а замужняя сестра в Вашингтоне. Ее лучшая .подруга -- Лена Гютри, которой она показывала записку (двумя другими были доктор и адвокат) считала, что ребенок похож на Ричарда Вэлдона, но у Люси было свое мнение. Она не собиралась давать младенцу имя, пока окончательно не решится его оставить. Может быть, она назовет его Моисеем, ибо никто так и не ведал, кто был отцом Моисея -- при этом она улыбнулась. Ну и так далее. Я узнал имена пяти гостей, которые были на уик-энде в доме Хафта в Вестпорте двадцатого мая. Еще я вытянул из нее имена четырех женщин, с которыми ее муж мог иметь связь в апреле прошлого года. И еще дюжину мужчин, которые могли знать о развлечениях Дика больше, чем его вдова. Троих я отметил особо: Лео Бингхем -- продюсер на телевидении, владелец ТВ-компании, Вилли Крэг -- литературный агент и Юлиан Хафт -- издатель, глава \"Парфенон-Пресс\". Этого вполне достаточно для начала.

А сейчас я проводил совещание с миссис Доуд и мисс Фолтц на кухне, потому что с людьми гораздо легче говорить там, где они привыкли разговаривать. Когда я сказал, что нуждаюсь в помощи, миссис Доуд прищурилась, а мисс Фолтц взглянула на меня скептически.

-- Речь идет о ребенке, -- сказал я и сделал глоток молока. -- Миссис Вэлдон показала его мне наверху. Мне он показался слишком толстым, даже заплывшим жирком, а его нос, как пуговка. Правда, не забывайте, что я всего-навсего мужчина.

Мисс Фолтц скрестила руки на груди. Миссис Доуд сказала:

-- Ребенок вполне нормально развит.

-- Я полагаю, что так оно и есть. Скорее всего тот, кто его положил в вестибюле, рассчитывал, что миссис Вэлдон оставит его у себя. Неизвестно сделает она так или нет, но она ведь просто хочет знать, откуда он взялся, и для этого наняла детектива. Его зовут Ниро Вулф. Может, вы о нем слыхали?

-- Он с телевидения? -- спросила мисс Фолтц.

-- Не будь дурой, -- сказала миссис Доуд. -- Как же он может быть оттуда? Он настоящий сыщик. -- Она обратилась ко мне: -- Я слыхала о нем. И о вас. Ваша фотография была в газете около года назад. Я запамятовала ваше имя... нет, мне следовало бы сразу вспомнить, когда миссис Вэлдон объявила: \"Гудвин\". Вы -- Арчи Гудвин. У меня хорошая память на имена и лица.

-- Хорошо, -- сказал я и отпил молока. -- поэтому я нуждаюсь в вашей помощи. О чем я должен подумать в нашем случае? О том, что есть какая-то причина, по которой ребенок был подкинут в этот дом, а не в какой-нибудь иной. Какая же может быть причина? Первой может быть то, что некто живет в этом доме и хочет, чтобы ребенок был рядом. Поэтому Ниро Вулф спросил вашу хозяйку: не могла ли одна из женщин, что живет здесь, родить четыре месяца назад?

Они запротестовали, но я успокоил их:

-- Теперь вам понятно, -- сказал я, не повышая голоса, -- почему я нуждаюсь в вашей помощи. Я ведь рассказал вам, что детектив задал естественный вопрос. А вы сразу вспыхнули. Но попытайтесь на миг вообразить себя в роли детективов. Миссис Вэлдон ответила, что ни одна из вас не могла родить четыре месяца назад. Разумеется, детективы задают следующий вопрос: может у одной из вас есть родственница, скажем, сестра, которая родила малыша, но не имеет средств его воспитывать? Ответить на этот вопрос труднее. Нам, детективам, придется попотеть. Придется разыскивать ваших родственников и друзей, мучить их вопросами и это будет стоить кучи денег и времени, но я ответ получу, не сомневайтесь.

-- Вы можете его получить, не выходя отсюда, -- сказала миссис Доуд.

-- Уверен, -- я кивнул. -- Мне это и требуется. Суть в том, что вы не должны обижаться на миссис Вэлдон за то, что она попросила вас побеседовать со мной. Если вы наняли детектива, вы должны дать ему возможность поработать. Если одна из вас знает, откуда взялся ребенок, и хочет, чтобы он был обеспечен -- прямо скажите об этом. Если даже миссис Вэлдон не оставит его у себя, то она устроит его в хороший дом. И все, что не подлежит разглашению, останется между нами. В противном случае я начну трясти ваших родственников и знакомых...

-- Моих трясти не обязательно, -- заявила миссис Доуд.

-- И моих, -- присоединилась к ней мисс Фолтц.

Я и сам предполагал, что это не обязательно. Конечно, не всегда получишь правдивый ответ, глядя и оценивая выражение лица, но иногда можно, чем я и воспользовался. Так вот: выражение лиц этих особ ясно дало понять, что их не занимает проблема -- принять предложение миссис Вэлдон или позволить мне приступить к расследованию. Допив молоко, я обсудил с ними всех действующих лиц и сообщил им, что я удовлетворен.

Лифт в этом доме был более исправный и бесшумный, чем у Вулфа в старинном особняке на 35-ой Западной улице, но я поднялся пешком, поскольку всего один марш лестницы отделял меня от комнат, в которых меня поджидала миссис Вэлдон. Ее покои были больше нашего кабинета вместе с прихожей. Здесь не было ничего современного, кроме ковра и телевизора в дальнем углу. Остальная мебель, должно быть, относилась к прошлому веку -- впрочем, я не специалист. Хозяйка лежала на оттоманке, в руках журнал, рядом переносной бар -- час назад его не было. Она переоделась. При встрече с Вулфом она была в элегантном рыжеватом в коричневую полоску костюме. Она надела облегающее серое платье, короткое, без рукавов -- к началу моего визита. А теперь на ней было светло-голубое, шелковое платье. Как только я вошел, она отложила журнал в сторону.

-- Я выяснил, -- сказал я, -- их смело можно вычеркнуть из списка.

-- Вы уверены?

-- Абсолютно.

-- Вы затратили на это не так много времени. Как вы действовали?

-- Не могу раскрывать профессиональных тайн, пока не отчитаюсь перед мистером Вулфом. Скажу одно: они вели себя как надо, и у вас по-прежнему есть служанка и кухарка. Я позвоню вам утром, если у вас появятся идеи.

-- Сейчас я собиралась выпить мартини. Не хотите ли присоединиться? Или что-нибудь покрепче?

Уходя из кухни, я посмотрел на часы. Зная, что вечернее свидание Вулфа с орхидеями задержит его в оранжерее до шести часов, а так же помня, что одной из моих функций является понять женщину, с которой мы имеем дело и, кроме того, заметив джин марки Фоллансби, я подумал, что могу быть более общительным. Поэтому я согласился, сообщил, что предпочитаю пять к одному, на что она ответила: \"отлично\". Когда все было приготовлено и я сел на оттоманку, мы выпили понемногу, и она сказала:

-- Я хотела бы кое-что узнать...

-- Да? -- Она молчала. -- Вообще, вы зря переводите на меня этот прекрасный джин. Я только что выпил стакан молока.

Она меня не слышала! Она даже не заметила, что я заговорил. Она смотрела на меня, но меня не видела. Как следовало это понимать? Наконец, она сказала:

-- Давайте попробуем... Вы сделаете глоток из моего стакана, а я из вашего... Не возражаете?

Я не возражал. В мои намерения входило понять ее. Она протянула свой стакан мне, а я протянул ей мой. Чтобы не смотреть ей в лицо, я перевел взгляд на ее плечо и руку, которые были отнюдь не хуже.

-- Не знаю, почему я вдруг захотела сделать это, -- сказала она. -- Я никогда не делала этого ни с кем, кроме него... С тех пор, как Дика не стало... Теперь я вдруг почувствовала потребность в этом обычае.

Мне следовало держаться профессионально, а простейший путь к этому -ввести в игру Вулфа...

-- Мистер Вулф говорит, -- сказал я, -- что никто не в состоянии добраться до реальной причины чего-либо.

Она улыбнулась.

-- Но наверху, когда вы смотрели на ребенка, вы делали это так мило, что любая женщина назвала бы вас Арчи. Я не кокетничаю с вами. Вы не обладаете даром гипноза?

-- Нет, -- я глотнул мартини. -- Успокойтесь. Обмен глотками -- всего лишь старинный персидский обычай. Что же до того, что вам захотелось назвать меня Арчи -- так это мое имя. Что касается кокетства, флирта, ухаживания... Флиртуют мужчины и женщины. Кокетничают и лошади. Ухаживают и попугаи. Кокетничают даже устрицы, но у них это проходит как-то специфически.

Я замолчал. Она встала, поставила в бар наполовину пустой стакан и сказала:

-- Когда будете уходить, не забудьте о своем чемодане, -- и вышла.

Ну и ну! Я сидел, пока не закончил мартини. Поставил стакан в бар. И отбыл. Внизу в, холле я взял маленький чемодан, который она упаковала за пару часов до того.

Достать такси в этой части города в это время -- все равно, что вытащить десятку к восьмерке и валету, а мне нужно было пройти всего двадцать четыре коротких квартала и четыре длинных, да и чемодан был легкий, и я отправился пешком. Я рассчитывал прийти до того, как Вулф спустится в кабинет.

Было 5:54, когда я поднялся на крыльцо нашего старинного особняка, открыл ключом дверь, прошел в кабинет, поставил чемодан на мой стул и открыл его. Когда послышался шум лифта, все вещи были разложены на столе Вулфа и почти полностью заняли его поверхность. А когда Вулф вошел, я сидел за своим столом, занятый бумагами. Он остановился, что-то проворчал, я повернулся к нему на своем вращающемся стуле.

-- Какого черта ты здесь все это разложил?

Я встал и занялся демонстрацией:

-- Свитер, шапочка, комбинезон. Обе рубашки. Одеяло. Ботиночки. Пеленка и штанишки. Вам следует воздать должное клиентке, что она сохранила именно пеленку! Няню она нашла только на следующий день. Пеленку миссис Вэлдон, должно быть, выстирала сама! Меток прачечной и магазинных ярлыков нет. Свитер, шапочка, комбинезон и ботинки имеют фабричную марку, но я думаю, что это ничего не даст. На одном предмете есть то, что может пригодиться. Но если вы сами не обратите на это внимание, то не стоит и говорить.

Он сел за свой стол.

-- Служанка или кухарка?

-- Они вычеркнуты из списка. Хотите подробности?

-- Нет, если ты удовлетворен.

-- Я -- да. Но если мы потерпим неудачу в остальном, мы проверим и их.

-- Что еще?

-- Во-первых, есть живой ребенок. Так что она его не выдумала. В вестибюле ничего примечательного, на дверях нет замка, наверх ведут всего четыре ступеньки, любой мог зайти и выйти. Было бы напрасной тратой времени и денег клиентки пытаться найти свидетеля, который видел бы входящего туда человека семнадцать дней назад, вечером. Я не включил в нашу беседу женщину, убирающую в доме, так как если бы это был ее ребенок, у нас с вами был бы совсем другой разговор. И я не включил няню, поскольку ее наняли через агентство на следующий день. В детской, которая раньше служила спальней, на полу чудный текинский ковер. Как вы знаете, сведения о коврах я когда-то получил от вас, а о картинах от мисс Роуэн. В гостиной -- Ренуар и, возможно, Сезанн. Клиентка пьет джин Фоллансби. Я допустил небольшую оплошность.

-- Какую оплошность?

-- Она толкнула меня и я пролил джин на брюки.

Он внимательно посмотрел на меня.

-- Расскажи-ка поподробнее.

-- Зачем? Я на нее не в обиде.

-- Еще бы! У тебя есть какие-нибудь предложения?

-- Да, сэр. Дело выглядит довольно безнадежным. Если мы ничего не добьемся, то через пару недель вы можете сообщить ей, что это мой ребенок. В вестибюль положил его я. И если она сможет выйти за меня замуж, то оставит ребенка у себя. Что касается матери, то я могу...

-- Заткнись.

Одним словом, я так и не решил вопрос о матери. Он взял свитер и осмотрел его. Я откинулся на спинку стула, скрестил ноги и наблюдал. Он не вывернул свитер наизнанку, а это значит, что осмотр, был поверхностным, и он еще вернется к этой вещи. Он отложил свитер и взял шапку. Когда он дошел до комбинезона, я стал наблюдать за его лицом, но не нашел на нем никаких признаков того, что он что-то заметил. Я повернулся на стуле и достал с полки, где у нас стоят телефонные справочники, \"Манхеттенские желтые страницы\". То, что мне было нужно, я нашел в разделе \"Одежда для детей\", которая занимала четыре с половиной страницы. Я было потянулся к телефону, но тут же отдернул руку. Он мог обратить на это внимание, продолжая осмотр. Нужно было дать ему шанс без подсказки с моей стороны. Я поднялся, прошел в холл, а потом на третий этаж в свою комнату, где набрал нужный номер телефона. Я получил то, что предполагал в такое время дня -- никакого ответа. Я попытал счастья по номеру, принадлежащему знакомой мне женщине, матери троих детей, но она не смогла мне помочь, лишь сказала, что должна взглянуть на комбинезон. Итак, приходилось ждать утра. Я спустился в кабинет.

Вулф развернул свой стул и держал комбинезон так, чтобы на него падал яркий свет. В руке у него было самое сильное увеличительное стекло, какое нашлось в нашем доме. Я подошел и спросил:

-- Что-нибудь нашли?

-- Возможно, -- он отложил увеличительное стекло. -- Пуговицы. Четыре штуки.

-- Что вы о них скажете?

-- Не подходят к комбинезону. Подобная одежда выпускается миллионными партиями вместе с пуговицами. Но эти пуговицы не массового производства. Материал похож на конский волос, хотя, возможно, они из синтетического волокна. Они отличаются размером и формой и не могли быть сделаны машиной в большом количестве.

Я присел.

-- Поздравляю.

-- Я думал, ты уже рассмотрел их.

-- Да, но без лупы. Вы, конечно, видели на комбинезоне фабричную марку \"Херувим\". Это марка фирмы \"Резник и Спиро\", по адресу -- 37 Западная улица, 340. Я только что звонил им, но никто не ответил -- сейчас уже больше шести. Мне это будет стоить пятиминутной прогулки утром, если вы не хотите, чтобы я разыскал Резника и Спиро сейчас.

-- Сходишь утром. Должен ли я извиниться, что втянул тебя в эту историю?

-- Мы распутаем это дело, -- сказал я и встал, чтобы взять лупу и комбинезон.

3

В \"Манхеттенском торговом центре\" имеется все: от изысканных мраморных дворцов до дыр в стенах. Там нет только места для прогулок, потому что большую часть времени вы попадаете в закоулки без тротуаров, обегая мелочные лавки, но это прекрасная тренировочная площадка для прыжков и уверток, оживляющих наши рефлексы. Если в тридцать лет вам удалось выйти оттуда живым и невредимым после часового пребывания там, то вы можете считать себя в безопасности в любом месте земного шара. Во всяком случае я чувствовал себя весьма удовлетворенным, когда в десять утра в среду подошел к дому 340 на 30-ой улице.

Но начались сложности. Я пытался объяснить все как можно лучше молоденькой женщине в окошке, потом мужчине в приемной четвертого этажа, но они не могли понять, зачем я здесь нахожусь, не желая ничего купить, ничего продать и не нуждаясь ни в какой работе. Наконец, я объяснил все человеку за конторкой, имевшему отсутствующий вид. И он не мог понять: почему вопрос, пришиты ли пуговицы на комбинезоне Резником и Спиро, так для меня важен... После поверхностного осмотра комбинезона он лишь изрек, что Резник и Спиро никогда не пользовались подобными пуговицами и не воспользуются никогда.

-- Вы не знаете какую-нибудь фирму, выпускающую такие пуговицы? -спросил я.

-- Не имею понятия.

-- Но хоть когда-нибудь вы видели подобные пуговицы?

-- Слава богу, нет!

-- Может быть вы определите: из чего они сделаны? Он снова склонился над комбинезоном.

-- Какая-то синтетика... но из чего они -- может знать только дух святой. -- Он вдруг улыбнулся широко и по-человечески весело. -- Может звать и император Японии. Он скоро прибудет к нам. Спросите у него.

Я поблагодарил его, сунул комбинезон в бумажный пакет и ушел.

В моей записной книжке находились адреса еще пятнадцати фирм, так или иначе связанных с пуговичным делом. Одна из них была всего в шестидесяти шагах отсюда вниз по улице. С нее я и начал.

Спустя девяносто минут после посещения четырех фирм, о пуговицах вообще я знал немного больше, но о пуговицах на комбинезоне ничего... Но тут я поднялся на шестой этаж здания на 39-й улице к двери с надписью \"Исключительно пуговицы-новинки!\"

Мне следовало прийти сюда с самого начала, если бы я знал это место. Женщина в приемной сразу поняла, что мне нужно, хотя я не произнес и десятка слов. Она повела меня в кабинет, где не было ни полок, ни пуговиц. Маленький старичок с большими ушами и космами седых волос над ними сидел за столом, уткнувшись в бумаги. Он не взглянул на меня, пока я не остановился рядом с ним и не вытащил из бумажного мешка комбинезон, а его глаза увидели одну из пуговиц. После этого он вырвал комбинезон из моих рук, оглядел все пуговицы по очереди, поднял на меня глаза и спросил:

-- Откуда эти пуговицы?

Я засмеялся. Хотя в вопросе не было ничего смешного, но это был тот самый вопрос, над которым я бился около двух часов.

-- Я смеюсь над собой, а не над вами, -- сказал я. -- Точный ответ на этот вопрос стоит сотню долларов. Вы сможете ответить?

-- Вы занимаетесь пуговицами?

-- Нет.

-- Кто вы?

Я достал бумажник и предъявил ему карточку.

-- Значит, вы частный детектив. Где вы взяли такие пуговицы?

-- Послушайте, я...

-- Послушайте вы, молодой человек. Я знаю о пуговицах больше, чем любой человек в мире. Я получаю их отовсюду. У меня прекрасная и самая обширная коллекция когда-либо существовавших пуговиц. Я также продаю их. Я продал тысячу дюжин в одной партии по сорок центов за дюжину и четыре пуговицы за шесть тысяч долларов. Я продавал пуговицы герцогине Виндзорской, королеве Елизавете и мисс Бетти Дэвис. Я абсолютно точно знаю, что ни один человек не мог бы показать мне пуговицы, которых я не знаю, но вы это сделали. Где вы их достали?

-- Я вас выслушал, теперь моя очередь. Эти пуговицы наведут меня на след... И вы, кажется, не поможете мне в этом.

-- Признаюсь, не могу помочь.

-- И вы никогда не видели хотя бы похожих?

-- Нет.

-- Прекрасно, -- я полез в карман за бумажником, вытащил пять двадцаток и положил их на стол. -- Вы не ответили на мой вопрос, но оказали большую помощь. Есть хоть какой-то шанс, что эти пуговицы сделаны машиной?

-- Нет. Это невозможно. Кто-то потратил на них часы. Я никогда не видел подобной техники.

-- Из чего они сделаны?

-- Вопрос сложный. Возможно, я отвечу завтра.

-- Так долго ждать я не смогу.

Я потянул к себе комбинезон, но он не отпускал его.

-- Я предпочел бы эти пуговицы деньгам, -- сказал он.-- Или хоть одну из них. Вам ведь не нужны все четыре.

Мне пришлось бы применить силу, чтобы получить комбинезон обратно. Я убрал его в бумажный пакет и сказал:

-- Если я когда-нибудь покончу с этими пуговицами, то подарю одну-две для вашей .коллекции и расскажу вам, откуда они. Я надеюсь на это.

Вопрос о ленче крутился в моей голове, когда я выходил из здания. Рано или поздно завтракал Натан Хирш? Поскольку я мог дойти до него за двадцать минут, я не стал терять время на телефонный звонок. И мне повезло.

Когда я вошел в приемную \"Лаборатории Хирша\" на десятом этаже здания на 45-ой улице, сам Хирш тоже зашел туда по пути к выходу. Когда я рассказал ему, что у меня есть кое-что для него от Ниро Вулфа, не терпящее отлагательства, он повел меня вниз к себе. Несколько лет назад его показания в суде по одному из дел Вулфа совсем не причинили вреда его делам.

Я предъявил комбинезон и сказал:

-- Один простой и маленький вопрос: из чего сделаны эти пуговицы?

-- Не такой простой.

-- Сколько времени займет ответ?

-- От двадцати минут до пяти часов.

Я сказал, что чем скорее, тем лучше, а наш номер телефона он знал.

Я добрался до 35-ой улицы и вошел в наш дом как раз в тот момент, когда Вулф направлялся через холл к столовой. Поскольку за столом не разрешалось упоминать о делах, он остановился у порога и спросил:

-- Ну?

-- Все хорошо,-- ответил я и все рассказал.

Он выразил удовлетворение и направился к столу, а я пошел мыть руки перед тем, как к нему присоединиться.

В этот день после ленча в кабинете я раздражал Вулфа тем, что каждую минуту смотрел на часы, пока он диктовал длинное письмо собирателю орхидей в Гондурас. Затем он раздражал меня тем, что весьма удобно устроился с \"Путешествием с Чарли\" Джона Стейнбека. Черт побери, у него ведь была работа!

Было 3:43, когда позвонил Хирш. Я приготовил блокнот на случай, если слова, которые он мне скажет, будут сложные и научные, но они оказались обычными, и их было немного. Я положил трубку, а Вулф сразу поднял глаза от книги.

-- Конский волос, -- сказал я, -- ни лака, ни краски, только простой белый конский волос.

Он спросил:

-- Есть еще время для того, чтобы дать объявления в завтрашних газетах? \"Таймс\", \"Ньюс\", \"Газетт\"?

-- \"Таймс\" и \"Ньюс\" -- может быть. \"Газетт\" -- да.

-- Возьми записную книжку. Две колонки шириной четыре дюйма или около того. Наверху: \"сто долларов\" -- цифрами, жирным шрифтом в тридцать пунктов. Ниже тоже жирным в четырнадцать пунктов: \"Будет заплачено за информацию, имеющую отношение к создателю или исполнителю пуговиц, сделанных вручную из белого конского волоса.\" С красной строки: \"Пуговицы любого размера и формы, пригодные к использованию в одежде.\" С красной строки: \"Я хочу узнать не о том, кто мог бы делать такие пуговицы, а о том, кто такие уже сделал.\" С красной строки: \"Сто долларов будут заплачены только тому, запятая, кто первым доставит информацию.\" Внизу -- мое имя, адрес и номер телефона.

-- Жирно?

-- Нет. Стандартным шрифтом, сжато.

4

Поскольку вечер среды я провел в театре, а потом с приятелем во \"Фламинго\", то было уже больше часа, когда я вернулся домой и поставил будильник на 9.30.

Но то, что подняло меня с постели в четверг утром, не было ни часами, ни радио. Когда это случилось, я протер глаза, чтобы выяснить, что происходит. Дело не в телефоне, поскольку я его отключил и сигнал у него был громче. Это был шмель, но с какой стати шмель жужжит на 35-ой улице среди ночи? Я заставил себя открыть глаза и взглянул на часы: без шести девять... это, верно, домашний внутренний телефон. Я повернулся и дотянулся до трубки.

-- Комната Арчи Гудвина...

-- Прошу прощения,. Арчи... -- голос Фрица. -- Но она настаивает.

-- Кто?

-- Женщина по телефону. Что-то насчет пуговиц. Она...

-- О\'кей. Я поговорю, -- я включил городской телефон и снял трубку. -Да? Я Арчи Гудвин.

-- Мне нужен Ниро Вулф... я тороплюсь...

-- Его нет. Если вы насчет объявления...

-- Да. Я увидела его в \"Ньюс\". Я знаю о нескольких пуговицах, похожих на эти, и рассчитываю быть первой.

-- Вы первая. Как ваше имя?

-- Беатрис Эппс.

-- Вы будете первой, если ваше сообщение подойдет. Миссис Эппс?

-- Мисс Беатрис Эппс. Я не смогу вам рассказать всего сейчас...

-- Где вы находитесь?

-- В телефонной кабинке на Гранд Централь. Я по пути на работу. Я должна быть там в девять, поэтому сейчас не могу рассказать, но хочу быть первой.

-- Безусловно. Это разумно. Где вы работаете?

-- У \"Квина и Колллинза\" в Ченин Билдинг. Недвижимое имущество. Но не приходите туда, они этого не любят. Я позвоню вам в обеденный перерыв.

-- Во сколько обед?

-- В половине первого.

-- О\'кей. Я буду у газетного киоска в Ченин Билдинг в двенадцать тридцать и мы позавтракаем. У меня в петлице будет маленькая белая с зеленым орхидея, при мне будут сто долларов.

-- Я тороплюсь. Я буду там.