Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Стаут Рекс

Источник вдохновения

Рекс Стаут

ИСТОЧНИК ВДОХНОВЕНИЯ

Уильям Фредерик Марстон стряхнул пепел с кончика сигареты, затянулся, испустил вздох отчаяния, сопровождаемый облачком дыма, и уже в третий раз перечитал телеграмму:

\"Иди домой пешком устал от твоей глупости нет ни цента. Джонатан Марстон\".

- Полагаю, - произнес вслух Уильям Фредерик, - он думает, что это смешно. Первые три слова здесь совершенно ни к чему. Они настолько бессмысленны, что кажутся злой насмешкой, и к тому же стоили ему целых полдоллара. Отец довольно эксцентричен.

Он затушил окурок в фарфоровой пепельнице, стоявшей на столе, снова закурил, прошел в другой конец комнаты, уселся в кресло у окна и принялся внимательно смотреть вниз на улицу.

Было половина четвертого дня, улица Руайяль в Париже пользовалась успехом: элегантные такси с напускной важностью скользили вдоль широкого тротуара, то здесь, то там пытались маневрировать старомодные кабриолеты и двухколесные экипажи, беспомощные рядом с быстрыми современными автомобилями. Пешеходы прогуливались, фланировали, дефилировали и рысили словом, убивали время. Шоферы и возницы беззлобно обменивались непристойностями, на перекрестке неистово свистел блюститель порядка, размахивая руками во всех мыслимых направлениях, в толпе шныряли босоногие беспризорники, выкрикивая заголовки вечерних газет. Все кругом было залито мягким светом сентябрьского солнца.

Но осенний колорит города и живописные уличные сценки не производили особого впечатления на Уильяма Фредерика Марстона. Он страдал под гнетом ужасной дилеммы, предпринимая бесплодные попытки снова твердо встать на ноги.

Около получаса он так и сидел у окна, куря сигареты одну за другой и пытаясь активизировать мыслительный процесс. Но ситуация по-прежнему казалась ему фантастической, беспрецедентной и настолько ужасающей, что он находил невозможным спокойно размышлять. Почва окончательно ушла из-под его ног.

Ну как в таком состоянии можно прийти к логически обоснованным выводам?

Внезапно Уильям Фредерик вскочил, сунул руку в карман жилета и выудил оттуда три франка и два су.

Несколько секунд он таращился на свое богатство, потом сунул деньги обратно в карман, подошел к гардеробу, взял шляпу, натянул перчатки и торопливо вышел из комнаты.

Через пятнадцать минут он вернулся и выглядел при этом еще более угнетенным, чем раньше. Медленно, неверными шагами он вошел в комнату и излишне аккуратно закрыл за собой дверь. Бросил на стол шляпу и перчатки, уселся на подоконнике, опять сунул руку в карман жилета, вытащил ее - на ладони лежали три су. Открыв окно, он выбросил их на улицу и трагически улыбнулся, увидев, как компания беспризорников со всех ног бросилась к монеткам. Потом, душераздирающе вздохнув, он опустился в кресло, бормоча себе под нос:

- Я, Билли Марстон, умудрился проиграть в рулетку три франка! Это ужасно!

Даже более того, это было просто немыслимо. Но - увы! Это было правдой. Теперь, когда последние три франка были безвозвратно потеряны, Уильям Фредерик Марстон начал усердно думать.

Как такое могло с ним случиться, он вряд ли смог бы внятно объяснить. Его воспоминания о событиях прошедших трех месяцев в общей сложности представляли собой нечто смутное, туман, в котором кружился стремительный хоровод множества незнакомых личностей. Он слабо помнил о каких-то делах а-ля Байрон в Милане, позорный, но забавный опыт общения с бездельниками в Марселе и гибельный час безрассудства в Монте-Карло. А началось все с того, что отец отправил Уильяма Фредерика, целый год дремавшего над учебниками в Гарварде, на летние каникулы в круиз по Средиземноморью - мир посмотреть и себя показать.

Увлекательное путешествие было грубо прервано ужасным невезением, постигшим его в Монте-Карло.

Уильям Фредерик передал отцу в Нью-Йорк сигнал \"SOS\" и в ожидании материальной помощи отправился в Париж. Очарованный и пораженный красотой этого романтического города, он немедленно решил покорить его и, к сожалению, слишком поздно обнаружил, что промотал последнее су.

Осенний семестр в Гарварде должен был начаться через две недели. Молодой человек телеграфировал отцу:

\"Выезжаю в Нью-Йорк завтра вышли денег. Уильям\".

Ответная телеграмма гласила:

\"Высылаю пятьсот тебе нужен опекун. Отец\".

К тому времени восхищение Уильяма Фредерика городом на Сене достигло апогея. Три дня спустя он послал другую телеграмму:

\"Деньги потерялись высылай быстрей отплываю завтра. Уильям\".

Через несколько часов пришел ответ:

\"Альвония отплывает из Шербура десятого рейс оплачен высылаю двадцать долларов на проезд до Шербура. Отец\".

Уильям Фредерик, раздраженно сетуя на несправедливость и глупость родительских подозрений, получил двадцать долларов и оплаченный билет до Шербура, куда он решил отправиться следующим утром. Билет, однако, стоил тридцать франков. Тем же вечером Уильям Фредерик вошел в одно веселое шумное заведение на Монпарнасе с пятьюдесятью франками в кармане, а вышел оттуда с двумя тысячами. На следующий день в тот час, когда \"Альвония\" отплывала из Шербура, он прогуливался по Елисейским полям, мечтательно глядя вслед экипажам аристократов и решая для себя чрезвычайно важный вопрос: где провести вечер - на Монмартре или в \"Фоли-Бержер\"?

Три дня спустя он отправил телеграмму следующего содержания:

\"Опоздал на пароход вышли денег или оплати проезд. Уильям\".

В ответ на это он получил от отца бесчувственный и полный сарказма совет отправляться домой пешком.

И Уильям Фредерик, будучи благоразумным сыном и отлично зная своего отца, был чрезвычайно обеспокоен этим ответом, потому что обычно его отец очень четко формулировал свои мысли и говорил именно то, что имел в виду.

Честно говоря, Париж ему уже наскучил. Он очень хотел домой. Отец должен об этом знать. К тому же через три дня начинается осенний семестр. На него внезапно нахлынула тоска по учебному процессу. Неужели отец настолько бесчувственный человек, что не окажет ему помощи в получении приличного образования?

Разве он не понимает, как это важно - посещать лекции и семинары? Если не понимает, очередная телеграмма должна все ему разъяснить.

Но нет. В блудном сыне заговорила гордость. С тех пор как отец гневно отклонил его справедливое требование денег на дорогу домой, он не может больше взывать к нему о помощи. Уильям Фредерик с горечью сказал себе, что такие призывы все равно были бы совершенно бесполезными. Надо найти какой-то другой выход.

У него, конечно, есть друзья - не меньше дюжины.

А среди них - двое-трое таких, которым можно полностью довериться, Саквилл Дю Монт, например, или Том Дрисколл из Филадельфии. Но они, бедняги, в финансовых делах не подмога. А другие... Вот уж отец обрадуется, когда весь Нью-Йорк узнает, что сын Джонатана Марстона бесславно закончил свой вояж по Европе и вынужден клянчить деньги у друзей, поскольку ему не к кому больше обратиться. Но если отцу наплевать на репутацию семьи, то почему это должно заботить его, Уильяма Фредерика?

Однако гордость не умолкала. А гордые юноши способны на невероятные жертвы и запредельные идиотства, так что Уильям Фредерик с презрением отверг идею просить деньги у знакомых. Это заставило его в конце концов принять грандиозное решение: он доберется до дома без посторонней помощи. Совершенно самостоятельно. Так и не иначе!

Он немедленно начал обдумывать и взвешивать все возможности. Обычные и очевидные способы тут решительно не годились. Все это хорошо для рядовых людишек - рубить дрова или кормить коров, чтобы на заработанные гроши переплыть Атлантику. Том Дрисколл на его месте давно бы уже засучил рукава и вскопал кому-нибудь огород, но он, Уильям Фредерик Марстон, выше этого. Ему совершенно необходимо путешествие со всеми привилегиями первого класса. Это, конечно, увеличивало трудность выполнения задачи.

Пора включать мозги на полную мощность.

И он их включил. Он прокрутил в голове тысячи вариантов, но все они были отброшены. Зарабатывать деньги непосредственно в пути через Атлантику - чушь, никуда не годится. Продать абсолютно нечего, несмотря на то что Париж сам по себе огромный и величайший из всех рынков.

Но ведь должен же быть какой-то путь. Уильям Фредерик расширил рамки своих умозрительных построений. Ехать зайцем? Ох! Попытаться пройти на лайнер, притворившись, что потерял билет, положась на удачу и на славное имя Марстонов? Но это все равно что снова просить помощи у отца - ведь пароходная компания обязательно пошлет ему официальный запрос. А как добраться до Шербура? Что делать с мелкими дорожными расходами?.. Обратиться к американскому послу Халлеку? Но это же друг отца...

Ах, если бы здесь был Том Дрисколл, непременно бы что-нибудь придумал! А он разве хуже Тома Дрисколла?

Ха! Его гордость все росла и раздувалась, вознося Уильяма Фредерика в высшие сферы, пока, наконец, он не пришел к поистине артистическому решению. Власть морали здесь заканчивалась, оставались только чистый разум, отринувший вопросы этики и законности, и всепоглощающее желание добиться своего.

Лицо молодого джентльмена внезапно осветилось торжествующей улыбкой. Потом ее вдруг сменило хмурое выражение, после чего на губах заиграла зловещая ухмылка. Он подошел к столу за сигаретой, обнаружил, что пачка пуста, достал окурок из фарфоровой пепельницы и с удовольствием затянулся, ощущая себя гением у мольберта.

- Все-таки, - пробормотал он, - мне придется попросить помощи у Тома, но не деньгами. Вопрос в том, сделает ли он то, о чем я попрошу? Нужно во что бы то ни стало убедить его. И тогда фамилия Марстон войдет в анналы истории...

Уильям Фредерик Марстон исполнил свой бессмертный замысел.

В этом месте наше повествование достигает кульминации, так что позволим хроникам говорить самим за себя.

Из \"Филадельфия кларион\" от 21 сентября:

\"ОСКВЕРНЕН КОЛОКОЛ СВОБОДЫ {американская реликвия. Был отлит в Лондоне в 1752 г. и перевезен в Пенсильванию, где его звон вместе со звоном других колоколов Филадельфии возвестил о первом публичном прочтении Декларации независимости}

На его поверхности появилось написанное красной краской имя французского хироманта.

Вчера поздно вечером или сегодня рано утром какой-то человек проник через окно во Дворец Независимости и большими красными буквами написал на Колоколе Свободы следующее:

ЖЮЛЬ МЕРКАД

Хиромант 37, улица Ренн, Париж Безобразие первым обнаружил Г.П. Сойер, вошедший в помещение в восемь утра, чтобы приступить к дежурству по охране колокола. Заметив сначала, что окно, выходящее в парк, приоткрыто, испуганный, он поспешил к колоколу убедиться, что реликвия не повреждена, и тогда обнаружил хулиганскую надпись.

Охранник, дежуривший в здании накануне, утверждает, что собственноручно закрыл окно в девять вечера, впрочем, это не так уж важно замок давно заржавел, и его легко открыть даже без помощи инструментов. Не нашлось пока ни одного человека, видевшего кого-нибудь в парке неподалеку от этого окна. Вандал безошибочно выбрал время, чтобы обезопасить себя от случайных свидетелей. Полиция не может сказать ничего о том, кто мог совершить этот акт вандализма. Власти молчат также о возможных мотивах.

Наносить механические повреждения преступник, по всей видимости, не пытался - была использована обыкновенная краска, которую легко смыть скипидаром. Если все было так, как изложено в отчете полиции, то содеянное можно считать не более чем рекламной акцией французского хироманта, который спровоцировал кого-то из наших соотечественников на этот возмутительный поступок. Сам он надеется избежать наказания, поскольку его резиденция находится на значительном удалении от места происшествия, но скоро иллюзии месье Меркада относительно собственной неуязвимости рассеятся. Государственный департамент уже связался с соответствующими органами в Париже и попросил арестовать Меркада. Решение по этому вопросу будет принято не позднее чем сегодня во второй половине дня.

Это прискорбное событие лишний раз доказало, что власти не уделяют должного внимания охране публичных музеев и исторических памятников. Теперь это можно смело утверждать, не боясь обоснованных возражений...\"

22 сентября

\"Каждый уважающий себя и свою родину гражданин может с удовлетворением узнать о том, что Жюль Меркад, чье имя было написано красной краской на Колоколе Свободы, был арестован вчера во второй половине дня в своих апартаментах по адресу: Париж, улица Ренн, дом 37.

Меркад не высказал удивления по поводу вынесенного парижскими властями решения об экстрадиции и пока сохраняет молчание, на что имеет полное право.

Он даже отказался подтвердить свою личность, известно только, что в квартиру на улице Ренн Меркад въехал всего за несколько дней до ареста. Подозреваемый, кажется, находит свое положение довольно забавным и, по мнению французских властей, все еще надеется избежать наказания на основании отсутствия доказательств его вины.

Меркад согласился быть депортированным со всеми необходимыми формальностями при условии, что на пароходе ему отведут каюту первого класса, а его статус арестованного будут держать в тайне от других пассажиров. Французские власти пошли на это, получив одобрение посла Халлека.

Завтра Меркад отплывет на пароходе \"Дакония\" из Шербура в сопровождении представителя французской полиции\".

29 сентября

\"Если существует человек, именуемый \"Жюль Меркад\", и если он действительно несет ответственность за акт вандализма, совершенный над Колоколом Свободы 21 сентября сего года, то, по всей вероятности, преступник избежит наказания вследствие ошибки парижской полиции.

\"Жюль Меркад\" под конвоем жандарма прибыл вчера в Нью-Йорк на пароходе \"Дакония\" и оказался не кем иным, как Уильямом Фредериком Марстоном, сыном Джонатана Марстона, нью-йоркского финансиста.

Марстон-младший, кажется, рассматривает происшедшее как увеселительную эскападу и совершенно не может или не желает дать вразумительного объяснения по поводу того, каким образом его могли принять за некоего Жюля Меркада. Молодой человек отказывается обсуждать это досадное недоразумение и, очевидно, вполне доволен тем, что расходы на его путешествие невольно взяла на себя парижская полиция, от эскорта которой он, конечно, был немедленно избавлен по прибытии в Нью-Йорк.

Как заявил мистер Марстон, во время ареста его попытки идентифицировать себя провалились, однако он рад, что справедливость в конце концов восторжествовала, и не намерен предъявлять претензии французским властям. Без сомнения, он хорошо повеселился и воспринял все происшедшее как забавное приключение.

Но осквернение Колокола Свободы - пощечина всем американским патриотам и честным гражданам. Мы должны...\" и т. д.

Около восьми часов вечера того самого дня, когда \"Дакония\" прибыла в Нью-Йорк, двое мужчин сидели за обеденным столом в доме Марстонов на Пятой авеню. Леди изволили покинуть столовую минут пятнадцать назад. Старший из джентльменов смаковал толстую черную сигару, выпуская густые клубы дыма, молодой уже успел выкурить две сигареты и принялся за третью.

- Этот мост через Тибр в Афинах просто великолепен, - вдруг заметил молодой, прервав затянувшееся и ставшее тягостным молчание. - И мне бы не хотелось, чтобы ты думал, будто я его не видел. - Он продолжал болтать в течение нескольких минут, потом сбился и умолк.

- Уильям, - начал старший глубоким, сочным, очень музыкальным голосом. - Ты настоящий осел.

Не старайся разыгрывать передо мной невинного младенца - я тебя слишком хорошо знаю. И в то же время я сделал важное открытие: в мире есть один еще больший идиот, чем ты.

Судя по невозмутимости и безмятежности, с которой молодой человек воспринял эти нелицеприятные откровения, он выслушивал нечто подобное и раньше.

- Занятно, - сказал он, налив себе в бокал немного коньяку и нюхая напиток с видом ценителя, - ты возбудил мое любопытство. Кто же он, этот беспримерный идиот?

Пожилой мужчина неторопливо и аккуратно выпустил очередной клуб дыма, прежде чем ответить.

- Человек, который по твоей просьбе намалевал красной краской эти дурацкие слова на Колоколе Свободы нашей великой страны. - Великий и ужасный Джонатан Марстон улыбнулся - довольной улыбкой, полной мудрости и понимания. - И кстати, - продолжил он некоторое время спустя, единственная твоя ошибка состоит в том, что в процессе розыгрыша этой маленькой интриги ты сменил адрес.

Именно поэтому ты и не получил мою последнюю телеграмму. Совет топать домой пешком я дал тебе в воспитательных целях, а на следующий день выслал пятьсот долларов.