Рекс Стаут
Игра в бары
Глава 1
В старом особняке Ниро Вульфа на Тридцать пятой улице атмосфера в этот июльский понедельник была сильно накалена.
Я упоминаю об этом совсем не для того, чтобы рассказать о дурных привычках своего патрона. Нет. Просто это имело непосредственное отношение к появлению жильца в нашем доме.
Начало всему положило замечание Вульфа, сделанное им тремя днями раньше. Каждую пятницу, в одиннадцать утра, спускаясь, по обыкновению, из оранжереи в свой кабинет, Вульф подписывал чеки для Фрица, Теодора и меня. Я получал чек лично, а два других Вульф оставлял у себя, поскольку любил вручать их сам.
В то утро, положив мой чек на письменный стол, он сделал легкую гримасу и сказал:
– Спасибо, что ты меня дождался.
Мои брови поднялись вверх.
– В чем дело? На орхидеи напала тля?
– Нет, но я видел в прихожей твою сумку и отметил твой пышный наряд. С твоей стороны очень любезно вот так спокойно сидеть и ждать жалкого, ничтожного вознаграждения за твой чрезмерный труд почти до самого конца недели. Тем более что на банковском счету у нас не было такой мизерной суммы за последние два года. И при этом ты всей душой рвешься из дома.
Я сдержал себя и ответил спокойно:
– Такая тирада, несомненно, требует ответа. Пожалуйста, я отвечу. Что же касается пышного, как вы сказали, наряда, то я уезжаю на уик-энд за город и поэтому оделся соответствующим образом. Что касается того, что я спешу вас покинуть, то это совсем и не так. – Я посмотрел на часы. – У меня вполне достаточно времени на то, чтобы взять машину и заехать на Шестьдесят третью улицу за мисс Роуэн. Что же касается жалкого вознаграждения – это вы заметили верно. – Ну, а насчет вашей иронии о чрезмерном труде отвечу, что вынужден проводить большую часть времени, сидя на собственной заднице. И это только потому, что вы решили отказаться от четырех предложений подряд. Что же касается выражения «почти до самого конца недели», то я его понимаю. Вы имеете в виду, что я ретируюсь раньше, чем истекло время, за которое мне платят. Об этом факте вам известно вот уже месяц. И потом, что может меня удерживать? Что же касается банковского счета, то тут я с вами полностью согласен. У вас есть все основания это утверждать.
Я веду бухгалтерию и прекрасно знаю положение дел.
И готов помочь. Обидно только, что мой вклад так жалок.
С этими словами я взял чек большим и указательным пальцами, разорвал его поперек, потом сложил вместе обе половинки, еще раз порвал, бросил обрывки в корзину для бумаг и повернулся к двери:
– Арчи!
Я замер на месте и посмотрел на него. Вульф метнул на меня свирепый взгляд.
– Пф! – сказал он.
Я не ответил, молча выразив ему свое презрение.
Вот эта история и накалила атмосферу, когда я вернулся из-за города поздно вечером в воскресенье. В это время Вульф был уже в постели. К утру понедельника все, может быть, и улеглось бы, если бы не этот разорванный мною чек. Оба мы прекрасно понимали, что корешок чека должен быть аннулирован и выписан новый чек, но он не собирался делать это. Ждал, что я сам попрошу его. Но я и не собирался выписывать чек по собственной инициативе.
Поскольку этот вопрос так и оставался нерешенным, мрачная обстановка в доме царила с утра до самого обеда и не разрядилась во второй половине дня.
Около четырех тридцати я сидел за письменным столом, просматривая старые счета, когда в дверь позвонили. Обычно, кроме случаев, требовавших особых распоряжений, дверь открывал Фриц. Но в тот день мои ноги жаждали разминки, и я, не задумываясь, сам пошел к двери. Открыв ее, я увидел нечто, что возбудило во мне приятные чувства.
Чемодан и шляпная коробка могли бы, конечно, быть куплены у кого угодно, но молодая женщина, в легком, персикового цвета платье и отлично сшитом жакете, без сомнения, выглядела нестандартно. Поскольку она пришла к Ниро Вульфу с багажом, можно было предположить, что это перспективная клиентка, прибывшая из другого города. Я сразу понял, что она приехала к нам прямо с вокзала или из аэропорта и явно куда-то торопилась. Я решил, что такая особа требует сердечной встречи.
– Вы – Арчи Гудвин? Вы внесете мой чемодан? Я прошу вас, будьте так любезны.
Я затащил чемодан и, закрыв дверь, поставил его у стены. Незнакомка тут же прислонила к нему шляпную картонку, выпрямилась и сказала:
– Я хочу… То есть мне необходимо видеть Ниро Вульфа, но, как мне известно, он с четырех до шести там наверху, в оранжерее. Вот почему я выбрала именно это время для прихода сюда. Но я хотела прежде встретиться с вами. – Она огляделась по сторонам. – Эта дверь – в гостиную? – Ее взгляд заскользил еще дальше, постепенно обегая всю комнату. – А эта лестница справа – ведет в столовую, слева – в кабинет? Прихожая значительно больше, чем я ожидала. Пройдемте в кабинет?
Я никогда еще не видел таких глаз. Они были то ли коричневато-серые с коричневато-желтым оттенком в крапинку, то ли коричневато-желтые с серыми крапинками. Но, во всяком случае, очень глубокие, большие и зоркие.
– В чем дело? – спросила она, с удивлением посмотрев на меня.
Это уже было явным жульничеством. Она прекрасно знала о том, что любой, увидевший ее глаза в первый раз, непременно уставится на них с нескрываемым удивлением. Возможно, она даже и ждала этого. Я сказал, что проблем никаких нет, проводил ее в кабинет, предложил кресло, а сам уселся за письменный стол.
– Итак, вы определенно бывали здесь раньше?
Она покачала головой:
– Несколько лет назад здесь был мой друг, и потом я, конечно, читала о Ниро Вульфе. – Она оглянулась. – Я ни за что бы не пришла сюда, если бы не знала так много об этом доме, о Вульфе и… о вас. – Посетительница подняла на меня свои прекрасные глаза и продолжала: – Я подумала, что мне лучше будет прежде поговорить с вами. Я совсем не уверена, что сразу найду общий язык с Ниро Вульфом. Видите ли, я пытаюсь кое-что установить. Интересно… вы знаете, что мне от вас нужно?
– Конечно нет, откуда я могу знать?
– Вы не дадите мне чего-нибудь выпить? Кока-колу, рома с лимоном и побольше льда. «Мейерса», я думаю, у вас нет?
Мне показалось, что она немного торопится, но я заверил ее, что у нас, конечно же, есть все, что нужно.
Потом я встал, подошел к письменному столу Вульфа и позвонил Фрицу. Когда он пришел и принял заказ, я вернулся назад к своему вращающемуся стулу.
– Фриц выглядит моложе, чем я ожидала, – заметила незнакомка.
Я откинулся на спинку стула и скрестил ноги.
– Вы можете пить все, что вам угодно, даже кока-колу и ром, – сказал я ей. – И ваше общество мне очень приятно, так что с этой стороны все в порядке.
Но если вы хотите, чтобы я научил вас, как говорить с Вульфом, то приступайте к своему рассказу.
– Не раньше, чем я выпью, – твердо сказала она.
Она не только решила ждать напитков, но и устроилась по-домашнему. После того как Фриц принес все, что она хотела, посетительница сделала пару глотков, пробормотала что-то о жаре, сняла жакет и повесила его на спинку красного кожаного кресла. Но и на этом она не остановилась: сняла ту соломенную вещицу, которая была у нее на голове, откинула назад волосы, вытащила из сумочки зеркальце и бросила на себя быстрый взгляд. Затем, продолжая держать перед собой стакан и отпивая из него время от времени по глотку, встала, подошла к моему столу, взглянула на разложенные на нем бумаги, потом перешла к большому глобусу и крутанула его пальцем. После чего она прошла к книжным полкам и бегло осмотрела заголовки расставленных на них книг. Когда ее стакан опустел, она поставила его на стол, села и посмотрела мне прямо в глаза.
– О, я начинаю понемногу приходить в себя, – сказала она.
– Ну и отлично.
– Только не торопите меня.
– Не буду. Я не из породы нетерпеливых.
– Я очень осторожная девушка… поверьте мне. За всю свою жизнь я поспешила лишь однажды, и этого мне хватило с лихвой. – Посетительница помолчала и добавила: – Я не уверена, что мне не помешала бы еще порция рома.
Я был решительно против этого. Я не мог отрицать, что кока-кола и ром пошли ей на пользу: они подняли ее тонус и подчеркнули привлекательность, которая, правда, и не нуждалась в дополнительных стимулах.
Но время было рабочее, и я хотел знать, стоит ли она чего-нибудь как клиентка. Поэтому я поднялся и решительно покончил с проблемой выпивки вежливым отказом. Однако прежде чем я успел приступить к делу, она спросила:
– Дверь Южной комнаты на третьем этаже запирается изнутри?
Я нахмурился. Во мне начало зарождаться подозрение, что она совсем не та, за кого себя выдает. Возможно, это корреспондентка, желающая заполучить для своего журнала или газеты материал о доме знаменитого детектива. Но даже и в этом случае она была совсем не из тех, кого следовало и можно было бы взять попросту за ухо и вытолкнуть на улицу вниз по ступенькам лестницы. Я не видел пока причин осуществить это намерение, принимая, в частности, во внимание ее глаза, взглянув на которые нельзя было бы не пойти ей навстречу. До известных, конечно, пределов.
– Нет, – твердо ответил я. – Неужели вы думаете, что внутренний замок вам так необходим?
– Может быть, он и не нужен, – согласилась она. – Но я все же чувствовала бы себя значительно лучше, если бы замок там был. Видите ли, именно в этой комнате я хочу сегодня переночевать.
– Да? Вот как? И долго вы собираетесь пробыть там?
– Неделю. Возможно, на день-другой дольше. Но никак не меньше недели. Я предпочла бы Южную комнату, чем ту, другую, на втором этаже, потому что она удобнее и в ней есть ванная. Мне известно, как Ниро Вульф относится к женщинам, потому я и решила повидаться сначала с вами, а потом уж с ним.
– Ну что ж, весьма разумное решение. Я сам люблю пошутить и держу пари – вы тоже умеете это делать неплохо. Как это вам пришло в голову?
– О, это же совсем не шутка. – Она выглядела раздраженной. И видно было, что это искреннее чувство. – Я вам должна прежде все объяснить. По некоторым причинам я вынуждена хоть куда-нибудь уехать и остаться там до 30 июня. Уехать в такое место, где меня никто не знает и не может обнаружить. Я не думаю, что мне может подойти отель или еще что-нибудь в этом роде. Я очень долго думала и решила, что самым безопасным во всех отношениях для меня был бы дом Ниро Вульфа. Никому не известно, что я пришла сюда. Никто за мной не следил, я в этом уверена.
Она встала и прошла к красному кожаному креслу за своей сумочкой, которую оставила на нем вместе с жакетом. Вернувшись на свое место, посетительница открыла сумочку, достала из нее кошелек и снова дала мне возможность полюбоваться ее глазами.
– Одну вещь вы можете мне сказать, – произнесла она таким тоном, как будто я не только мог, но и должен был это сделать. – Это касается денег. Мне известно, какие он берет гонорары только лишь за то, что шевельнет пальцем. Мне лучше предложить деньги ему самому или действовать через вас? Я могу прямо сейчас вручить их вам? Будет ли достаточно пятидесяти долларов? Я согласна на любые условия. К тому же вы получите наличными вместо чека и вам не придется платить с них налога.
Кроме того, мне пришлось бы выписать чек на свою фамилию, а я совсем не хочу, чтобы вы ее знали. Я сейчас же отдам вам деньги. Так сколько?
– Нет, так дело не пойдет, – заметил я.
– Но меня именно это и устраивает, так как в отелях и меблированных комнатах необходимо сообщать свое имя. Для вас же я могу какое-нибудь сочинить.
Устроит вас Лизи Верден?
Я отреагировал на эту шутку как на порцию кока-колы с ромом. Она слегка покраснела. Я был тверд.
– Пока все это напоминает мне какую-то невероятную комедию. И вы не собираетесь назвать свое настоящее имя?
– Нет.
– И не скажете, где живете? Вообще ничего?
– Да.
– Вы что, совершили какое-нибудь преступление или замешаны в нем? Скрываетесь от полиции?
– Нет.
– Ну и чем же вы можете это подтвердить?
– Но это же просто нелепо! Я и не собираюсь вам ничего доказывать. Это было бы по меньшей мере глупо.
– Придется, если хотите получить в этом доме крышу над головой и кровать. Имейте в виду, что мы весьма разборчивы. Бывали времена, когда в Южной комнате спали четыре убийцы. Последней из них была миссис Флейд Уайтен, года три тому назад. А я, было бы вам известно, лицо весьма заинтересованное, поскольку эта комната находится на том же этаже, что и моя. – Я посмотрел на нее и покачал головой. – При данных обстоятельствах я не вижу смысла в продолжении этого разговора, что очень жаль, поскольку у меня нет никаких срочных дел в настоящее время, а вас ни в коем случае не назовешь пугалом. Но пока вы не решитесь открыть…
Я замолчал, потому что мне в голову внезапно пришла мысль, что в любом случае я смогу придумать нечто лучшее, чем просто прогнать ее прочь. Даже если она окажется нестоящей как клиентка, я все равно смог бы найти ей применение.
– Итак, – решил я продолжить, – назовите свое имя.
– Нет, – твердо ответила она.
– Почему же?
– Потому что… Это ведь ничего вам не даст, пока вы не наведете обо мне справки. И я вообще не желаю, чтобы вы что-нибудь проверяли. Я не хочу, чтобы у кого-нибудь зародилось даже малейшее подозрение, что я могу находиться здесь до 30 июня.
– А что должно случиться 30 июня?
Она покачала головой и улыбнулась:
– О, вы очень ловко задаете вопросы, и это мне хорошо известно, поэтому-то я и не собираюсь отвечать ни на один из них. Я не хочу информировать вас о том, что должен знать только Ниро Вульф. От вас я хочу одного: чтобы вы позволили мне остаться хоть на неделю здесь, и лучше всего именно в той комнате.
Питанием, надеюсь, вы меня обеспечите. А теперь я считаю, что и так уже слишком много сказала. Думаю, мне лучше было… нет, это, пожалуй, не сработало бы. – Она засмеялась. Смех у нее был мелодичным и журчащим. – Если бы я сказала, что читала о вас или видела вашу фотографию и вы меня очаровали и что я хочу побыть некоторое время возле вас и провести с вами восхитительную неделю, вы все равно мне не поверили бы.
– Ну, как сказать. Многие женщины именно такие чувства и испытывают ко мне, но они, к сожалению, не имеют возможности тратить с этой целью пятьдесят долларов в день.
– Но вы же слышали, я могу заплатить и больше. Столько, сколько вы сами скажете.
– Теперь я понимаю это. Итак, подведем итоги. Продолжаете ли вы упорно скрывать свое имя?
– Да.
– Тогда вам лучше говорить с мистером Вульфом, поменяв меня на него. – Я взглянул на часы. – Он спустится вниз через сорок пять минут. Я проведу вас наверх в вашу комнату и оставлю там. Как только я его увижу, то за него возьмусь. Поскольку никаких сведений о себе вы не желаете сообщать, мое вмешательство, возможно, будет и безнадежно. Но, может быть, мне все же удастся убедить его выслушать вас. Особенно если он увидит наличные. Иногда вид денег оказывает на людей нужное действие. Ну, скажем, триста пятьдесят долларов в неделю. Устраивает вас это? Конечно, сделка не считается заключенной, пока Вульф не даст на нее согласия.
Ее пальцы действовали быстро и аккуратно, когда отсчитывали семь новеньких пятидесятидолларовых банкнотов из пачки, которую она достала из своей сумочки.
Я видел, что там осталось их немало. Взяв у нее деньги, я положил их в карман, прошел в прихожую за чемоданом и шляпной картонкой и провел посетительницу наверх, двумя этажами выше. Дверь в комнату была открыта.
Я опустил на пол багаж, подошел к окну, поднял шторы и раскрыл окно настежь. Незнакомка вошла вслед за мной и немного постояла, оглядываясь.
– О, комната довольно большая, – сказала она с одобрением. – Я очень вам признательна за любезность, мистер Гудвин.
Я хмыкнул, так как совсем не был готов к тому, чтобы перейти с ней на откровенность. Поставив чемодан на подставку возле одной из сдвоенных кроватей, а картонку на стул, я сказал:
– Я должен проследить за тем, как вы распакуете свои вещи.
Ее глаза расширились.
– Проследить за мной? Чем же это вызвано?
– Знакомства ради, – ответил я не очень любезно, так как был немного сердит на нее. – Мне известно, что в самой столице и ее окрестностях имеется немало людей, которые считают, что Ниро Вульф слишком зажился. Некоторые из них могут решить, что пора уже приступить к делу. А комната Вульфа, как вы, очевидно, знаете, находится как раз под вами. Так что я ожидаю найти в вашем чемодане бур и распорки, а в шляпной коробке – динамит. Ваш чемодан заперт на ключ?
Она посмотрела на меня, чтобы удостовериться, не шучу ли я. Но потом, видимо все же решив, что не шучу, открыла чемодан. Я поспешно подошел. Сверху лежал голубой шелковый пеньюар, который она тут же положила на кровать.
– Это только ради нашего знакомства, – с упреком сказала она.
– Считайте, что меня здесь нет, – сказал я, – и продолжайте распаковывать вещи. Я, конечно, не эксперт по дамскому белью, но твердо знаю, что мне нравится.
У нее в чемодане был целый набор различных принадлежностей дамского туалета. Одно белое одеяние было прозрачное, как паутина, с самой прекрасной отделкой, какую я когда-либо видел. Когда она положила его на кровать, я вежливо спросил:
– Это блузка?
– Нет, пижама.
– О, такая одежда для жаркой погоды великолепна!
Когда чемодан был уже опустошен, я внимательно осмотрел его и ощупал все стенки, как внутренние, так и наружные. И при этом совсем не переигрывал. Среди нежелательных предметов, оставленных как-то в этом доме в некоем подобии контейнера, находились острога, бомба со слезоточивым газом, баллон с цианидом. Но в данном случае в конструкции чемодана и шляпной картонки не было ничего хитроумного. Что же касается содержимого, то трудно было бы обнаружить более красивую и полную коллекцию дамских вещей, приготовленных для спокойной, безоблачной недели, которую необходимо провести в частном доме у частного детектива, каковым и являлся Ниро Вульф.
Я выпрямился и милостиво заметил:
– Думаю, что такого осмотра достаточно. Я, конечно, не стану обыскивать вас лично и вашу сумочку, поэтому надеюсь, что вы не станете возражать, если я запру дверь. Ведь стоит вам проскользнуть вниз, в комнату Вульфа, и подложить цианид в бутылочку с аспирином, – а он примет его и умрет, – и я останусь без работы.
– Конечно. – Она буквально прошипела эти слова сквозь зубы. – Да, да, заприте ее получше.
– Именно этим я каждый день и занимаюсь. Теперь вы видите, что вам необходим сторож, а я именно его и представляю. Ну а как теперь насчет выпивки?
– Не откажусь, – ответила она с живостью, – если это не сложно.
Я удовлетворенно кивнул и оставил ее, все же заперев дверь на ключ, который принес из кабинета. Пройдя на кухню, я предупредил Фрица о том, что у нас гостья, которая сидит сейчас взаперти в Южной комнате. Я попросил его отнести ей наверх напитки и передал ему ключ, после чего прошел в кабинет, вытащил из кармана семь пятидесятидолларовых банкнотов, сложил их и положил под пресс-папье на столе Вульфа.
Глава 2
Часы пробили шесть, когда послышался шум опускающегося лифта. Я сделал вид, что так занят разборкой письменного стола, что даже не повернулся при появлении Вульфа. Но все его действия я безошибочно определял на слух. Вот он идет к своему креслу за огромным письменным столом, вот он старается поудобнее разместить в нем свои четыре тысячи унций, потом нажимает на кнопку, вызывая Фрица с пивом, ворчит, потянувшись за книгой, которую оставил двумя часами раньше с фальшивой десятидолларовой бумажкой вместо закладки.
Я даже ухватил краем уха разговор Вульфа с Фрицем, когда тот принес пиво.
– Это ты положил сюда деньги, Фриц?
Но тут я, конечно, вынужден был вмешаться:
– Нет, сэр, это я.
– Разумеется. Спасибо, Фриц, – сказал Вульф, открыл бутылку и наполнил стакан.
Он дал пене осесть, но не слишком, поднял стакан и сделал два солидных глотка. Поставив его обратно на стол, постучал пальцем по пачке новеньких пятидесяток, все еще лежавших под пресс-папье, и спросил:
– Ну? Опять какой-нибудь вздор?
– Нет, сэр.
– Тогда что?
Я заговорил, и речь моя потекла плавно, с проникновенной искренностью:
– Я вспоминаю, сэр, наш разговор в пятницу о моих чрезмерных трудах и вашем банковском счете. Конечно, все это верно, но в то же время очень обидно. Я почувствовал, что, видимо, не вношу, как того следует, своей доли в общее дело, в то время как вы полностью отрабатываете свой хлеб в поте лица в оранжерее по четыре часа в день. Вот я и сидел сегодня здесь, переваривая все это, причем моему пищеварению никогда еще так не доставалось. И как раз когда я был погружен в глубокие размышления, позвонили во входную дверь.
Он прореагировал на мои откровения именно так, как я и ожидал. Нашел в книге нужное ему место и с невозмутимым видом принялся за чтение, как будто я ничего и не говорил. Я продолжал:
– Это была особа женского пола, лет двадцати с небольшим, с не имеющими себе равных глазами, прекрасной фигурой, очень блестящим, довольно внушительных размеров чемоданом и шляпной картонкой.
Она похвасталась прекрасной осведомленностью относительно расположения комнат вашего дома и нас с вами. Впрочем, мне кажется, она почерпнула эти сведения из газет. Я провел ее сюда, и мы некоторое время поболтали. Она не пожелала сообщить мне свое имя и вообще что-нибудь о себе. Она не желает ни совета, ни какой-либо информации, ни даже детективных услуг – вообще ничего. Все, чего она хочет, это крова в нашем доме, а конкретнее – комнату с южной стороны, на неделю с питанием. Эта комната, как вы знаете, находится на том же этаже, что и моя. Вы, с вашим тренированным умом, конечно же, уже пришли к выводу, с которым я всегда вынужден смиряться под давлением вашей неоспоримой логики. Как оказалось, она не только читала обо мне, но также видела и мою фотографию и, естественно, не могла побороть непреодолимого желания провести вблизи меня, как она выразилась, «хоть одну восхитительную неделю». К счастью, монета у нее водится, и она оплатила свое недельное пребывание у нас вперед, по пятидесяти долларов за день. Я, конечно, сказал, что беру эти деньги условно, в ожидании вашего согласия. И только после этого провел ее в предназначенную для гостей комнату. Я помог ей распаковаться, просмотрел все ее вещи, после чего запер. Сейчас она там.
Вульф повернулся в своем кресле так, чтобы на его книгу падало как можно больше света, то есть практически спиной ко мне.
Но я спокойно продолжал:
– Она мне сказала, что ей необходимо куда-нибудь уехать и задержаться там до 30 июня. Но это должно быть такое место, где никто не сможет найти ее. Короче, ей понадобилось солидное прикрытие. Я, конечно, не стал давать ей никаких обязательств, но и не возражал против того, чтобы пожертвовать своим временем и удобствами, отказаться от привычки к восьмичасовому сну. Эта женщина показалась мне в достаточной степени образованной и воспитанной, и я подумал, что она, возможно, захочет, чтобы я читал ей вслух, так что мне придется просить вас одолжить мне несколько книг. Ну, например, «Странствующие пилигримы» или «Евангелие от Ильи». Кроме того, она выглядит довольно неиспорченной и милой и к тому же обладает отличными ногами, так что, если она нам понравится во всех отношениях и окажется полезной, один из нас может на ней жениться. Как бы там ни было, поскольку за появление этой небольшой суммы денег ответствен я, вы можете теперь считать меня вполне достойным чека в оплату за мой скромный труд, первый вариант которого я разорвал в пятницу.
Я достал чековую книжку из ящика письменного стола, где она уже лежала у меня наготове, и положил ее перед Вульфом. Он опустил книгу, взял с подставки ручку, подписал чек и протянул мне. Его взгляд должен был означать дружеское одобрение и расположение.
– Арчи, – сказал он, – все, что ты сказал, выглядело весьма впечатляющим. В пятницу я, конечно, был несколько опрометчив в своих словах, но должен сказать, что и ты бываешь опрометчив в своих поступках…
Этот разорванный чек поставил меня в довольно затруднительное положение. Проблема была крайне щекотливой, но ты блестяще разрешил ее. Применив одну из своих многочисленных остроумных и, я бы сказал, даже ребячьих выдумок, ты сделал абсурдной саму проблему и тем самым блестяще решил ее. Я в высшей степени удовлетворен всем этим. – Он снял пресс-папье с пачки банкнотов, взял ее в руки, выровнял и, держа в протянутой руке, сказал мне: – Я и предположить не мог, что в нашем резервном фонде есть несколько банкнотов достоинством в пятьдесят долларов. Но я считаю, что тебе лучше будет убрать их назад. Ты же прекрасно знаешь, что я не люблю, когда деньги валяются не там, где им положено быть. Я не беру их потому, что мы находимся под прицелом, и…
– Под каким прицелом? Ведь эти деньги взяты не из сейфа, а достались мне от той самой гостьи, которую я вам только что так красочно описал и которая все еще находится взаперти в Южной комнате. Я ведь и на самом деле ничего не выдумал. Эта девушка у нас останется квартиранткой на неделю, конечно, если вы согласитесь с этим… Привести ее сюда, чтобы вы сами взглянули на нее и могли решить, как нам поступить дальше?
Он вытаращил на меня глаза, потом потянулся за книгой и сказал:
– Ну что ж…
– О\'кей, в таком случае я пойду за ней и приведу ее сюда.
Я направился к двери, ожидая, что он остановит меня своим ворчанием, но этого, как ни странно, не случилось.
Я понял: он ничуть не поверил мне и решил, что все это розыгрыш.
Я сначала пошел на кухню, чтобы попросить Фрица зайти на минутку в кабинет Вульфа, и составил ему почетный эскорт.
Но Вульф не оторвал взгляда от своей книги и даже не взглянул на нас.
– Мне необходимо кое-что прояснить с твоей помощью, – сказал я Фрицу. – Вульф считает, что у меня отсутствует чувство меры. Наша гостья, которой ты относил наверх напитки, в Южную комнату, она что – стара, измучена болезнями, бесформенна, уродлива, а может быть, даже и прихрамывает?
Сказав это, я посмотрел не на Фрица, а на Вульфа, чтобы увидеть, какое это произведет на него впечатление.
– О, что вы, Арчи, – с некоторым упреком сказал Фриц. – Совсем наоборот. Ничего похожего.
– Я с тобой полностью согласен. И ты оставил ее там запертой, не так ли?
– Совершенно верно. Вот ваш ключ. Вы ведь мне сказали, что она, возможно, будет и обедать у нас.
– Да, да, мы тебе сообщим об этом, когда примем окончательное решение.
Фриц метнул в сторону Вульфа быстрый взгляд и, не получив ничего в ответ, резко повернулся на каблуках и вышел из кабинета.
Вульф дождался, пока не закрылась дверь в кабинет и не хлопнула затем на кухне. И только после этого отложил книгу в сторону.
– Так это все правда? – сказал он тоном, который был бы вполне уместен, если бы он узнал, что я напустил паразитов в его оранжерею. – Ты действительно поселил женщину в Южной комнате моего дома?
– Я ведь уже сказал вам, что поселил. Конечно, это не совсем точное выражение, – заметил я. – Слишком уж оно сильное и, потом, таит в себе намек на мой личный…
– Где же ты ее подобрал?
– А я и не подбирал. Как я уже имел честь вам доложить, она пришла к нам совершенно самостоятельно. Рассказывая вам все это, я ничего не выдумывал, а просто отчитывался за то, что произошло в ваше отсутствие, пока вы находились в своей оранжерее.
– Раз так, то отчитывайся подробно и передай мне дословно, о чем шла речь.
В сравнении с тем, что я уже сказал, давать пояснения было совсем несложно.
Я передал ему в мельчайших подробностях все обстоятельства, связанные с появлением в нашем доме женщины, начиная с того момента, когда я услышал звонок, отпер входную дверь и впустил ее в дом, и кончая тем, как осмотрел ее вещи и запер в Южной комнате.
Вульф откинулся назад в своем кресле и закрыл глаза, как это он делал всегда, когда мои отчеты были пространными и долгими. Когда я закончил, он не задал мне ни единого вопроса, а только пошире раскрыл глаза и рявкнул:
– Иди сейчас же наверх и верни ей деньги. – Он посмотрел на стенные часы. – Через двадцать минут у нас обед. Выведи ее из дома не позже, чем через десять минут, только помоги ей упаковаться.
И тут вдруг вышла заминка. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что самым естественным и нормальным для меня было бы беспрекословно подчиниться его приказу. Тогда моя двойная миссия была бы полностью выполнена: я получил бы первоклассное подтверждение разборчивости патрона в клиентах и в то же время дубликат чека. Эта женщина хорошо послужила моей цели, так что самым разумным было бы отделаться от нее.
Но, очевидно, что-то в ней произвело на меня неизгладимое впечатление. Может быть, манера разбирать чемодан, поскольку я поймал себя именно на этой мысли.
Я сказал Вульфу, что, действуя в качестве его агента, уже обещал даме свидание с ним, и теперь мне крайне неудобно нарушить свое слово. Однако мои слова не произвели на него никакого впечатления, и он только хмыкнул. Я сказал, что он смог бы убедить ее раскрыть свою тайну, назвать имя и рассказать о случившихся с нею неприятностях. В этом случае полученный нами от нее гонорар окупил бы, может быть, мое годовое жалованье. Послышалось снова неопределенное хмыканье.
Мне ничего не оставалось, как сдаться.
– О\'кей, – сказал я. – Ну что ж, ей в таком случае придется искать убежища где-нибудь в другом месте. Может быть, в восточном Гарлеме удастся найти что-нибудь подходящее. Но там слишком много разного сброда. Не стоило бы ей давать такого совета.
– Убежища? – переспросил Вульф.
– Да, при этом я совершенно случайно упомянул, что у нас будут подавать за обедом. Ее это очень устроило, и она твердо решила, что останется у нас. Ваш отказ ее конечно же очень огорчит. – Я пожал плечами, покачал головой и продолжил: – Ну что ж, ладно, ничего не поделаешь. Как-никак, а она ведь может быть и убийцей. Что с того, что мы выставим ее из нашего дома перед самым обедом? Что с того, что я уговорил ее на соленую треску, которую обещал к обеду, а теперь вынужден выгнать голодной? Кто я такой, чтобы мог поступать по своему усмотрению?
Я поднялся со стула, подошел к столу и взял с него семь пятидесятидолларовых банкнотов.
– Это, – с сожалением заметил я, – возвращает нас к исходному моменту. Поскольку деньги будут ей возвращены, мне теперь ничего не удастся добавить к банковскому счету. Так что положение с моим чеком снова становится точно таким же, каким было в прошлую пятницу, а потому выбора у меня нет.
Я решительно шагнул к своему столу, чтобы взять чек, который он только что подписал, поднял его за середину верхнего краешка большим и указательным пальцами и…
– Арчи! – громовым голосом проревел Вульф. – Не смей! Я не разрешаю тебе делать это!
Но я все еще не знал, каково будет его решение насчет нашей постоялицы. Все висело в воздухе. Но так как Вульфу была ненавистна мысль, что кто-то уйдет из его дома голодным, так как он, видимо, во что бы то ни стало захотел развеять свои сомнения относительно несъедобности соленой трески и так как существовала угроза уничтожения мною второго чека, он вовремя спохватился. Наша посетительница не была выдворена из дома до обеда.
Поднос, уже приготовленный для отправки в Южную комнату, был обследован лично Вульфом, прежде чем Фриц отнес его наверх. Но это было все. Ничего более определенного не было сказано. Вопрос о незнакомке полностью игнорировался Вульфом и пока остался открытым.
Мы с патроном, как обычно, пообедали в столовой.
Когда с кофе было покончено, я последовал за Вульфом обратно в кабинет и тут же твердо решил, что первым вопросом повестки дня будет мисс или миссис Икс. Но он даже и не заикнулся об этом. После, как обычно у нас принято, плотной еды у Вульфа всегда оставалось четыре-пять минут для того, чтобы с удобствами разместиться в своем кресле. Завершив этот труд, он, как будто меня и не было в кабинете, взял книгу, открыл ее и принялся за чтение.
Мне, конечно, не на что было жаловаться, так как я прекрасно понимал, что первый шаг должен был сделать он. А женщина все еще гостила в нашем доме, наверху, запертая, хотя и накормленная, и теперь все целиком и полностью зависело только от Вульфа. Он мог просто промолчать и тем самым позволить ей остаться, что было крайне маловероятным. Но он также мог и приказать привести ее вниз, в его кабинет, для беседы. Последнее, как я понимал, было ему крайне противно. Или же, наконец, он мог сказать мне, чтобы я вывел ее из дома. Правда, я не собирался выполнять это приказание немедленно.
В любом случае он должен был все это проделать самостоятельно. Я вовсе не хотел давать ему зацепку еще и потому, что, когда он начинал читать, мне даже не приходило в голову нарушать этот процесс.
Посидев молча минут пять и поглядев на него, я поднялся со стула и направился к двери. Но вдруг за своей спиной услышал его голос:
– Ты не собираешься выходить из дома?
Я повернулся и вежливо сказал:
– А почему бы и нет?
– И это все из-за женщины, которую ты протащил сюда просто контрабандным путем! Но ведь мы же условились, что после обеда ты от нее избавишься.
Это было совершенно неприкрытой ложью, поскольку подобного приказания я от него не получал, и он сам прекрасно знал об этом. Но я видел, что он явно приготовился к нападению и сделал первый выпад, так что теперь была моя очередь. Судьба нашей гостьи, вероятно, была бы решена очень быстро и бесповоротно, если бы нас вдруг не прервали. Неожиданно раздался звонок в дверь. С того места, где я стоял, до прихожей было только два шага, и я их решительно сделал. После наступления темноты я никогда не открываю дверь на звонок, прежде чем не включу свет над входом и не посмотрю сквозь прозрачное с одной стороны стекло.
На этот раз было вполне достаточно одного взгляда, чтобы определить, что человек, стоявший за дверью, был примерно вдвое старше меня. Он был высок и костляв, с квадратным, выступающим вперед подбородком, в темно-серой, плотно сидящей на его голове шляпе, с портфелем под мышкой.
Я открыл дверь и спросил посетителя, как у него обстоят дела со здоровьем и что ему, собственно, здесь нужно.
Он, не задумываясь, ответил, что зовут его Перри Холмер и он срочно хочет видеть Ниро Вульфа.
Обычно, когда Вульф находился у себя в кабинете и являлся какой-нибудь незнакомец, я оставлял его подождать у двери, пока не схожу за соответствующими инструкциями. Но на этот раз, получив возможность направить течение мыслей Вульфа в другое русло, а также предотвратить выдворение нашей гостьи до наступления ночи, я пригласил этого человека войти, повесил его шляпу на вешалку и проводил в кабинет к Вульфу.
Сначала я подумал, что Вульф собирается подняться со своего кресла и выйти из комнаты, не сказав ни слова. Я наблюдал подобное не раз. Причем это проделывалось с таким видом, будто бы в комнате никого и не было. Я прекрасно видел, что именно такое желание промелькнуло в глазах патрона. Однако оно, видимо, было все же недостаточно сильным, и он остался сидеть в своем кресле, только с возмущением переводя свой взгляд с посетителя на меня.
– Мне необходимо вам объяснить, – начал Холмер, – почему я сразу же, и в такое время, обратился к вам. Ну, во-первых, я кое-что знаю о ваших потрясающих успехах и отличной репутации, но, кроме того, мне известно мнение о вас Дика Вильямса, вернее, Ричарда А. Вильямсона, торговца хлопком. Он сказал мне, что однажды вы сотворили для него чудо. – Холмер некоторое время вежливо помолчал, предоставив Вульфу возможность согласиться с этим лестным для него утверждением.
Вульф так и сделал, наклонив свою огромную голову на целую восьмую дюйма.
– Я, конечно, не прошу для себя чуда, – продолжал Холмер, – но мне необходима быстрота, смелость и необычайная проницательность.
Он устроился в кожаном кресле, стоящем около письменного стола Вульфа, придерживая свой портфель у локтя на подлокотнике. У него был хорошо поставленный баритон, такой же жесткий, как и он сам.
– И особенно секретность. Мне очень хорошо известно, что все это у вас имеется. Что же касается меня, то я – старший партнер юридической фирмы с самой надежной репутацией, офис которой размещается на Уолл-стрит. Дело заключается в том, что молодая женщина, интересы которой я представляю, внезапно исчезла, и есть основания опасаться, что она может совершить нечто опрометчивое и даже подвергнуться крайней опасности. Ее необходимо немедленно отыскать и сделать это так быстро, как только возможно.
Я открыл ящик стола, чтобы вытащить записную книжку, и потянулся за ручкой. Что может быть приятнее такого дела? Исчезнувшая молодая особа и старший партнер уолл-стритовской юридической фирмы с самой надежной репутацией, настолько обеспокоенный, что даже на ночь глядя пришел к нам за помощью, предварительно не позвонив. Я смотрел на Вульфа и с трудом удерживал улыбку.
Его губы были плотно сжаты, выдавая тем самым недовольство перед неизбежной работой. Когда на Вульфа надвигалась работа, он становился мрачен. Чаще всего он никак не мог найти причин для благовидного отказа, не мог изложить в убедительной форме своих извинений. Все это он ненавидел.
– У меня есть определенное предложение, – продолжал Холмер. – Я заплачу вам пять тысяч долларов, если вы обнаружите ее и позволите мне связаться с ней до 29 июня, то есть в течение шести дней, считая с сегодняшнего дня. Я заплачу и вдвое больше: десять тысяч, если вы доставите ее в Нью-Йорк, живую и невредимую, к утру 30 июня.
Я смотрел на него с живым интересом, когда он говорил о пяти тысячах долларов, а потом о десяти, но когда я услышал о дате – 30 июня, я тотчас же опустил глаза. Это все, конечно, могло быть и простым совпадением, но у меня появилось внезапно предчувствие того, что здесь что-то не так. А мой опыт уже давно научил меня не пренебрегать подобными предчувствиями. Я поднял глаза настолько, чтобы видеть лицо Вульфа, но на нем не проскользнуло и тени того, что произнесенная дата поразила его так же, как меня.
– А не лучше ли вам обратиться в полицию? – спросил он.
Холмер покачал головой:
– Как я уже имел честь сказать вам, здесь необходимо полнейшее соблюдение секретности.
– Это понятно, раз вы решили обратиться за помощью к частным детективам. Расскажите мне о вашем деле, только кратко и ясно. Поскольку вы, как сами изволили сказать, юрист, то должны знать, что мне необходимо решить, возьмусь ли я за эту работу.
– А почему бы вам не взяться за нее?
– Не знаю, не знаю… Вы лучше расскажите мне все подробности дела.
Холмер выпрямился в кресле. Я решил, что его манера сжимать и разжимать пальцы – не установившаяся привычка, просто он был на пределе.
– В любом случае, – начал он, – это конфиденциально. Имя молодой женщины, которая исчезла, – Присцилла Идз. Мне известна вся ее жизнь до малейших подробностей. Я – ее опекун. Кроме того, я управляю ее собственностью, согласно завещанию отца Присциллы, умершего десять лет назад. Она проживает в квартире на Восточной Семьдесят четвертой улице. Я должен был приехать туда сегодня вечером, чтобы обсудить с ней кое-какие деловые вопросы. Войдя в квартиру немногим позже восьми, я ее не нашел. Горничная была крайне встревожена, поскольку ожидала свою хозяйку домой к обеду, а от нее до сих пор не было никаких известий…
– Таких подробностей мне не нужно рассказывать, – нетерпеливо перебил его Вульф.
– Хорошо, я постараюсь изложить все короче, – согласился Холмер. – Я обнаружил на ее письменном столе адресованный мне конверт. Там лежала записка, написанная ее рукой.
Он потянулся за своим портфелем, открыл его и извлек оттуда небольшой, сложенный вдвое листок голубой бумаги, но снова опустил его обратно, чтобы достать из футляра очки и надеть их на нос. Потом опять взялся за листок.
– Вот, послушайте, что здесь написано: «Дорогой Перри…» – Он замолчал и, подняв подбородок, посмотрел сначала на меня, потом перевел взгляд на Вульфа. – Она называет меня по имени, – объяснил он, – с того времени, как ей исполнилось двадцать лет, а мне сорок девять. Это было предложение ее отца.
Он явно жаждал комментариев, и Вульф вынужден был пробормотать:
– Но ведь это же не имеет существенного значения для дела.
Холмер кивнул:
– Я просто упомянул об этом, но будем читать дальше.
Дорогой Перри!
Надеюсь, вы не будете на меня слишком сердиться за то, что я вас так подвела. Я не собираюсь делать никаких глупостей. Я просто хочу побыть одна там, где я сейчас есть. Я сомневаюсь, что вы хоть что-нибудь услышите обо мне до 30 июня, но после этой даты узнаете все обязательно. Пожалуйста, не волнуйтесь, и не пытайтесь меня найти.
Любящая Прис.
Холмер медленно сложил записку и снова убрал ее в портфель.
– Возможно, мне следует объяснить вам смысл этой даты – 30 июня. В этот день моей подопечной исполняется двадцать пять лет и, согласно условиям ее отца, опекунство над ней заканчивается. Она войдет в полное владение своей собственностью. Таково было завещание. Но есть и некоторые осложнения, как это почти всегда бывает при назначении опекунства. Основной капитал Присциллы составляют девяносто процентов акций крупной и весьма процветающей корпорации. Среди части управляющих и директоров бытует мнение о том, что моя подопечная нуждается в контроле. Это-то и есть первое, и очень важное, осложнение. Второе – бывший муж моей подопечной.
Вульф нахмурился:
– Он жив?
Патрон никогда не вел дела, связанные с супружескими скандалами.
– Да, – коротко ответил Холмер и тоже нахмурился. – Это было непростительной ошибкой со стороны Присциллы. Она убежала с ним в Южную Америку, когда ей было всего девятнадцать лет, оставила его тремя месяцами позже и развелась в 1948 году. Правда, дальнейших осложнений между ними не было. Но две недели назад я получил письмо, присланное на мое имя, как управляющему ее собственностью, в котором, видите ли, утверждается, что, согласно подписанному моей подопечной вскоре после замужества документу, половина ее состояния законным порядком переходит к нему. Я сомневаюсь в этом…
Тут я решил вмешаться, так как уже достаточно томился в неизвестности.
– Вы говорите, – выпалил я, – ее зовут Присцилла Идз?
– Да, она вернула свою девичью фамилию после развода. А имя ее мужа – Эрик Хаф. Я сомневаюсь…
– О, мне кажется, что я где-то ее встречал. Я думаю, вы настолько предусмотрительны, что захватили с собой ее фотографию? – Я встал и подошел к нему. – Мне хотелось бы взглянуть на нее.
– Конечно, конечно, – торопливо сказал он, хотя ему и не нравилась роль допрашиваемого. Он вынужден был покорно протянуть мне фотографию, которую извлек из своего портфеля. – Я захватил ее из квартиры. У меня три отличные фотографии. Смотрите…
Он передал мне еще две. Я взял их и стал внимательно рассматривать. Тем временем Холмер продолжал:
– Я очень сомневаюсь, чтобы его притязания имели под собой законную почву, но в нравственном отношении здесь, несомненно, могут возникнуть серьезные затруднения. Для моей подопечной они весьма нежелательны. Письмо я получил из Венесуэлы, и она, я думаю, могла отправиться туда, чтобы повидаться с ним. Присцилла, видимо, имела намерения вернуться сюда до 30 июня. Сколько же ей понадобится времени, чтобы добраться до Каракаса самолетом? Я думаю, что не более двенадцати часов. Вы должны знать, что она очень упорна в своих намерениях. Я считаю, что в первую очередь необходимо будет проверить всех пассажиров, летящих в Венесуэлу, и сделать все, чтобы дать мне возможность связаться с нею прежде, чем она увидится с этим Хафом.
Я передал Вульфу фотографии молодой женщины.
– На нее стоит взглянуть, – сказал я ему. – Я как будто уже видел ее, и не только на фотографии. И, как мне кажется, совсем недавно. Я, конечно, не помню, где и когда, но именно в тот день у нас на обед была треска. Я не…
– О чем, черт возьми, ты там бормочешь? – сердито сказал Вульф.
Я посмотрел ему в глаза.
– Вы слышали, – сказал я и сел.
Глава 3
Вульф ловко управился с Перри Холмером после того, как я дал ему понять, что Присцилла Идз находится у нас в доме, наверху, в Южной комнате. Это был один из лучших его трюков. Проблема состояла в том, чтобы удалить Холмера из дома в наиболее короткий срок.
При этом он должен был быть убежден в необходимости услуг Вульфа, но без конкретных обязательств с нашей стороны.
Вульф разрешил эту проблему блестяще, сказав, что все обдумает и если решит взяться за это дело, то я немедленно позвоню Холмеру в его офис в десять утра и встречусь с ним для дальнейших переговоров. Холмер, конечно, вышел из себя, услышав это, так как жаждал немедленных действий с нашей стороны.
– Но позвольте, что бы вы обо мне подумали сами, – сказал Вульф, – если бы я, основываясь только на полученной от вас информации, согласился заняться этим делом. Без достаточной проверки всех возможностей сразу же приступить к работе над ним?
– Что бы я подумал? Да я и хочу только одного: чтобы вы немедленно приступили к делу!
– А я совершенно уверен в обратном, – возразил Вульф. – Я уверен, что вы никогда не стали бы нанимать дурака. Я ведь никогда не видел вас раньше. Может быть, ваше имя Перри Холмер, а может быть, и Эрик Хаф. Ведь я пока располагаю только вашими показаниями. Все, что вы мне рассказали сейчас, еще не основание, чтобы доверять вашим словам. Я бы хотел, чтобы Арчи Гудвин предварительно посетил квартиру вашей подопечной и побеседовал обстоятельно с горничной и со всеми теми, с кем сочтет необходимым, и только после этого позвонил бы в ваш офис. Я способен на смелые поступки, но не на опрометчивые. Если вам нужны детективы, способные не раздумывая откликнуться на предложение неизвестного лица, то Гудвин сейчас же даст вам их имена и адреса.
Холмер был, однако, упрям и засыпал нас всевозможными возражениями и предложениями. Он сказал, что удостоверить его личность очень легко. Достаточно позвонить Ричарду А. Вильямсону. А для посещения квартиры его подопечной сегодняшний вечер более подходит, чем завтрашнее утро.
Но, выполняя желание Вульфа, я никак не мог заняться этим вопросом ранее завтрашнего утра. Нам ведь еще предстояло решить вместе с ним очень важную проблему. Мы оба пришли к такому выводу, что чем скорее Холмер оставит нас и позволит приступить к ее решению, тем лучше. Наконец, после долгих пререкательств, он все же ушел. Но прежде чем сунуть портфель под мышку, убрал в него фотографии. В прихожей он позволил подать себе шляпу и открыть перед ним дверь.
Едва я переступил порог кабинета Вульфа, как тот взревел:
– Приведи ее немедленно сюда, слышишь!
Я остановился:
– О\'кей. Но ведь вы просили ее выставить?
– Нет, – уже более спокойно сказал он. – Не надо этого делать, приведи ее сюда.
Я на мгновение заколебался, решая, как наилучшим образом воспользоваться этим обстоятельством.
– Но, как вы знаете, это моя добыча, – сказал я, глядя на него. – То, что я отвел ее наверх и там запер, – моя инициатива. Если бы не я, вы уже давно бы выставили ее за дверь. Вы же велели вернуть ей деньги и поскорее избавиться от нее. После того, что вам так любезно поведал Холмер, вы, возможно, будете с ней еще суровее. А потому я предоставляю вам право самому подняться за ее багажом и позволить ей уйти, когда я сочту это нужным.
Он громко хихикнул. За те годы, что мы провели с ним, работая бок о бок, мне ни разу не удалось видеть ничего подобного. Этим хихиканьем он, должно быть, выражал радость и разрешение привести Присциллу.
Я постоял секунды три, глядя на него пристальным взглядом и тем самым давая ему возможность сходить наверх самому, но, как я понял, он совсем не желал этого. Поэтому я повернулся и направился к лестнице.
Я поднялся на второй этаж, повернул ключ в замочной скважине и постучал в дверь комнаты, назвав при этом свое имя. Она любезно пригласила меня войти, что я и не замедлил сделать. Я увидел, что ей удалось очень уютно устроиться. Одна из кроватей была разобрана, а аккуратно сложенное покрывало лежало на другой. Сидя за столом, у окна, она при свете настольной лампы что-то проделывала с ногтями. Присцилла была без туфель, в накинутом на голое тело голубом неглиже. Выглядела она меньше ростом и даже моложе, чем утром в своем платье персикового цвета.
– Должна вас предупредить, – сразу же сказала она, – что через десять минут я уже буду в постели.
– О, я очень сомневаюсь в этом. К сожалению, вам сейчас придется одеться. Вульф хочет, чтобы вы спустились вниз, в его кабинет.
– Сейчас?
– Вот именно.
– Почему он сам не может подняться сюда?
Я посмотрел на нее. При таком обороте дела она становилась для меня своеобразной угрозой. Такое отношение к Ниро Вульфу в его собственном доме явилось бы для него образцом бесстыдства.
– Потому что на этом этаже для него нет достаточно вместительного кресла, – отрезал я. – Одевайтесь поскорее. Я подожду вас в коридоре.
Я вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Я, конечно, не прыгал от восторга и не задирал нос. Хотя мне было очень лестно, что именно я затеял это дело, которое так кстати обернулось обещанием десяти тысяч долларов. Но пока я не видел ни одного из возможных путей их получения и понятия не имел о том, какую линию поведения изберет Вульф. Я ведь уже сообщил ему о своей позиции, а он только хихикнул.
Одевание не заняло у дамы много времени, и это было одним очком в ее пользу. Когда она снова появилась в своем персиковом платье, ее первый вопрос был:
– Он очень сердит?
Я не сказал ничего, что могло бы испугать ее.
Лестница не была достаточно широка для нас двоих, и мы спустились вниз, прижавшись друг к другу, причем ее пальцы лежали на моей руке. Она как бы хотела показать, что я теперь для нее «свой». Я сказал Вульфу, что это «моя добыча», с тем, чтобы подчеркнуть перед ним значимость своих деловых качеств и заявить о своей привилегии. Поэтому, когда мы вдвоем входили в кабинет, я нарочно выпятил как можно больше грудь, чтобы придать себе независимый вид. Она прошла к письменному столу, протянула руку и с сердечной простотой сказала:
– Вы именно такой, каким я вас и представляла. Я бы… – И сразу же замолчала, потому что, как я понял, ее обдало холодом от его взгляда.
Он не шевельнул и мускулом. Выражение его лица было не враждебным, но и далеко не сердечным. Присцилла даже отступила несколько назад.
– Я не стану пожимать вам руку, – сразу же сказал Вульф, – потому что в дальнейшем вы можете посчитать, что я вас обманул. Посмотрим, что мы можем сделать для вас. Садитесь, мисс Идз.
Она, как мне показалось, держалась просто молодцом. Конечно, мало приятного, когда протянутую тобой руку отказались пожать, какими бы объяснениями при этом ни сопровождался отказ. Шагнув назад, она вся вспыхнула, открыла рот, но тут же сразу его закрыла. Она посмотрела на меня, потом снова на Вульфа и, видимо, решив, что ей следует, несмотря ни на что, все же быть сдержанной, решительно шагнула к красному кожаному креслу. Но не успела она сесть, как сразу же резко подалась вперед и спросила, подозрительно глядя на Вульфа:
– Как вы меня назвали?
– Вашей настоящей фамилией, мисс Идз.
Пораженная, она молча смотрела на него, потом перевела свой растерянный взгляд на меня и снова спросила: