Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Спиллейн Микки

Я умру завтра

Микки Спиллейн

Я умру завтра

перевод И. Полоцка

Предисловие

Микки Спиллейн представляет собой загадку, и ему нравится пребывать в этом качестве. Хотя он может сделать вид, что не знает смысла слова \"загадка\", или, по крайней мере, утверждать, что не знает, как оно произносится.

В числе многих двусмысленных саморазоблачительных анекдотов, которые рассказывает Спиллейн, выступая на телевизионных ток-шоу или в газетных интервью, есть и такой: \"В моих книгах вы никогда не найдете мужика с усами или типа, который пьет коньяк\", потому что Спиллейн никогда не мог правильно произнести слова \"усы\" и \"коньяк\"*.

______________

* В английском языке в этих словах (\"mustache\" и \"cognac\") действительно есть непроизносимые гласные и согласные. (Примеч. перев.)

Куда больше Микки Спиллейн любит изображать себя этаким любителем пива, работягой писателем, который в поте лица своего клепает детективные романы, таким же простым и скромным, как его \"покупатели\" (он терпеть не может слова \"поклонники\"), писателем (еще он не выносит слова \"автор\"), которого совершенно не волнует мнение критиков, пока массы людей продолжают считать его одним из своих самых любимых рассказчиков - каковым он и является вот уже в течение тридцати пяти лет. В число его номеров входит исполнение роли своего любимого частного сыщика Майка Хаммера в одной из киноверсий его романа, появление в шоу вместе со своей женой Шерри (что он довольно часто делал в семидесятых годах) и участие в серии рекламных роликов пива \"Lite Beer\", которая была названа самой успешной телевизионной кампанией в истории, - имя Спиллейна стало широко известно в обществе, и это обеспечило его книгам в скромных бумажных обложках устойчивый сбыт. Что само по себе было просто прекрасно, ибо его карьера писателя-детективщика, которая началась в 1947 году романом \"Я сам - суд\", пока не приносила ему больших доходов.

Те, кто знаком со Спиллейном главным образом по его репутации - или по тому персонажу, который он старательно культивирует в глазах публики, удивятся, узнав, что список его романов довольно невелик: всего двадцать (не считая произведений для молодежи, которые он писал в последние годы; но и с ними в списке будет всего двадцать два названия). Если Эрл Стенли Гарднер \"испек\" почти сто романов о похождениях Перри Мейсона, Спиллейн выпустил всего одиннадцать книг о Майке Хаммере (правда, ходят слухи, что есть еще несколько рукописей его приключений, но Спиллейн придерживает их, пока у него не появится соответствующее настроение их выпустить - если вообще появится).

Подобно двум другим известным писателям в жанре \"частного детектива\" Дэшилу Хэммету и Раймонду Чандлеру, Спиллейн дорожит своей творческой репутацией, помимо всего прочего привлекая внимание и тем, что он не стремится к головокружительным доходам и не заваливает рынок своими произведениями, хотя он способен в приливе вдохновения написать книгу за несколько дней (роман \"Я сам - суд\" занял у него чуть больше недели). К сожалению, среди тех, кто не обращал на него внимания, было много критиков по крайней мере, еще недавно. Лет десять назад творчество Спиллейна постепенно стало подвергаться переоценке; но даже и сейчас ряд критиков отказывает Спиллейну в признании, продолжая считать его откровенным подражателем Хэммету и Чандлеру (и в то же время превознося откровенных эпигонов Чандлера, группу самоупоенных литераторов, самым ярким представителем которой можно считать Росса Макдональда); его часто обвиняют в искажении и даже уничтожении атмосферы подлинного детектива, ибо он якобы привносит в него элементы фашизма, уделяет излишне большое внимание сексу и насилию - да, и то и другое есть и у Хэммета и у Чандлера, но в границах художественного вкуса, чего, конечно, Спиллейну не хватает.

Чушь собачья. Спиллейн был - и остается - одним из самых выдающихся художников слова, пробовавших свои силы в столь популярном жанре. Его шедевр \"Ночь одиночества\" (1951 г.), который до сих пор можно считать произведением, созданным писателем крайне правых взглядов, ибо все злодеи носят ярлычки \"комми\", - это мрачное зловещее зрелище городских джунглей послевоенного мира. В этом романе частный детектив Майк Хаммер предстает откровенным психопатом, мстителем, убежденным в том, что не кто иной, как Бог, избрал его своим орудием для истребления зла. Спиллейн рискнул изобразить мир куда более опасным и страшным, чем Хэммет и Чандлер, и не будь Спиллейн столь \"естественен\", не будь он \"драчливой бабушкой Мозес американской литературы\" (как я его всегда называю), он вряд ли пошел бы на такой риск.

В своих более поздних произведениях, отмеченных возросшим мастерством, Спиллейн уже не столь яростен и неукротим, как в первых семи романах (вышли в свет в 1947 - 1953 гг.). Но в них отнюдь не звучат нотки умиротворения так, например, в своей самой длинной книге \"Строительный комплекс\" (1972 г.) Спиллейн совершенно спокойно нарушает все правила детективного жанра - не утруждаясь объяснениями, он переходит от первого лица к третьему, - и в середине запутанного фантастического повествования, которое включает в себя ни мало ни много даже описание устройства на гравитационной тяге, он довольно убедительно изображает своего героя, смахивающего на Хаммера, пользуясь реалистическими приемами, которых у него раньше почти не встречалось.

В своих последних книгах, отсчет которых можно начать с \"Дипа\" (1961 г.), Спиллейн доказывает, что он - зрелый мастер; но это одна из многих странностей его творческого пути: кажется, что поздний Спиллейн, овладевший писательским мастерством куда лучше, чем начинающий литератор, написавший \"Ночь одиночества\", что-то потерял в творческом осмыслении действительности.

Может быть, \"Ночь одиночества\" - первая из книг \"хаммеровского цикла\", которую Спиллейн написал после того, как его стали задевать нападки критиков - и таких рецензентов, как Энтони Буше (который впоследствии все же стал с восхищением отдавать дань произведениям Спиллейна), и таких публицистов, как Малколм Коули в \"Новой республике\". Подобное отношение было совершенно естественно со стороны таких вульгарных социологов, как печально известный д-р Фридрих Уэртхем (его нелогичное, но бурное обличение комиксов \"Совращение невинности\" вызвало бурю запретов и привело к появлению \"Закона о комиксах\", следствием чего явилось выхолащивание этого жанра), - он утверждал, что рост преступности несовершеннолетних в пятидесятых годах связан с появлением \"массовой макулатуры\", к которой он относил и книги Микки Спиллейна.

На критику такого рода Спиллейн и тогда и сейчас отвечал лишь пожатием плеч, хотя рядом с его рабочим столом висел стенд, заполненный отрицательными рецензиями; их присутствие давало понять, как мало он на них обращает внимания, пусть даже они бросали тень на его пишущую машинку, когда Спиллейн садился работать.

Но в начале романа \"Ночь одиночества\" Хаммер под дождем стоит на мосту, стараясь избавиться от чувства вины, которое вызвал у него судья-либерал. Осуждая насилие, к которому приходится прибегать Хаммеру, он публично обрушивается на него с обвинениями, о которых сам Спиллейн пишет: \"Он хлестал меня... и каждую секунду я чувствовал удар его бича со стальным наконечником\". Образ этого судьи олицетворял те жестокие нападки, которым подвергались писатель Спиллейн и Хаммер как созданный им персонаж; но в течение всей книги Спиллейн пытается оправдать Хаммера: \"Я жил, дабы убивать, чтобы могли жить другие... Я был злом, противостоящим другому злу; я прикрывал собой добрых и нежных, чтобы они могли унаследовать землю\" - и вряд ли такие его воззрения заслуживали подобной критики. Но разъяренный Хаммер, который, борясь со злом, считал, что его десницей руководит сам Господь Бог, лишь раздувал огонь критических обвинений. Тем не менее библейский тон обличении Хаммера был типичен для Спиллейна; и именно художественное чутье Спиллейна подсказало ему не обсуждать с критиками свое творчество.

Встретился я со Спиллейном лишь в 1981 году, в Бучерконе, где собрались поклонники детективного жанра и писатели, названные вышеупомянутыми критиками, которые столь часто трепали Спиллейна, не уступая в своем разоблачительном раже описанному им судье в \"Ночи одиночества\", - и наконец, поговорив с ним, я понял, что есть ряд вопросов по поводу самого Спиллейна и его произведений, на которые я так и не смог получить от него ответ. С другой стороны, были вопросы, на которые я и сам мог бы ответить...

Самый интересный вопрос, который задавали чаще всего, касался того, почему Спиллейн \"бросил писать\" в 1953 году, после выхода в свет самой популярной его книги из \"хаммеровского\" цикла \"Поцелуй меня страстно\"; почему на пике успеха он ушел в частную жизнь, где нашлось место интересу к \"Свидетелям Иеговы\", консервативной религиозной секте, которая, по всей видимости, не принимала всего того, что олицетворяли Спиллейн и его Хаммер.

Меня не интересовали тонкости учения \"Свидетелей Иеговы\", тем более в связи со Спиллейном, ибо религия была той темой, на которую Спиллейн отказывался дискутировать и тем более шутить, - все же остальное, от рекламы пива до пребывания в Бучерконе, было для него делом, а делами Спиллейн занимается не покладая рук. В течение всех трех дней в Бучерконе я видел, что Спиллейн пил только пиво, да и то по глотку, да и то из уважения к своим поклонникам и рекламодателям, которые угощали его. Когда известного потребителя пива спросили, почему он пренебрегает этим напитком (а это было ни больше ни меньше как в Милуоки), он коротко ответил: \"Я работаю\". В ходе дальнейших расспросов Спиллейн - а в телерекламе он предстает за пишущей машинкой, в окружении пистолета, блондинки и бутылки пива \"Lite\" - сообщил, что никогда не пьет, когда работает, особенно если пишет. И эти и другие признания он охотно делает достоянием общества - порой они носят столь личный характер, что даже шокируют аудиторию. Такие откровения являются его фирменной маркой, но вот религию он не хочет опошлять, включая ее в рекламные тексты. Забудьте о ней. Следующий вопрос.

Но я бы сказал вот что: библейский тон пассажей, которые проходят через всю \"Ночь одиночества\", характерен для Спиллейна; в романе \"Шанс выжить ноль!\" убежденность \"Свидетелей Иеговы\", сознательная или нет, в неизбежности Армагеддона является подтекстом истории о глобальной катастрофе. И стоит только взглянуть на заголовки лучших и наиболее известных книг Спиллейна - например, \"Месть - мое личное дело\", - как становится ясно, что и произведения Спиллейна, и задачи, которые выполняет Майк Хаммер, пронизаны религиозным отношением к действительности.

Что же до основного вопроса - почему Спиллейн бросил писать? - ответ, как вы увидите дальше, таков: он этого не делал.

Он перестал писать романы, которые, переиздаваясь, попадали на книжный рынок в твердых и мягких обложках; он, так сказать, уменьшил выход продукции. Но Спиллейн вообще никогда не был особенно плодовит, разве что когда писал комиксы. Даже первое собрание книг - семь - он написал за шесть лет. Наверно, более точная формулировка вопроса была бы такова: почему столь популярный писатель, как Спиллейн, предпочел перейти к коротким рассказам и новеллам, публикуя их в таких малотиражных изданиях, как \"Cavalier\" и \"Male\". Ведь за другие издания он получал бы гораздо больше, да и в конце концов, он мог бы направить свою энергию на создание больших романов-бестселлеров. Частично ответ заключается в том, что некоторые из издателей этих журналов для мужчин - например, Мартин Гудмен - были друзьями Спиллейна в те времена, когда он занимался комиксами. Но почему Спиллейн бросил Майка Хаммера и романный жанр ради коротких новелл и рассказов, которые он никогда не предполагал издать отдельным сборником, остается тайной. Он пожимает плечами и говорит, что просто устал от крупных произведений, что не нуждается в деньгах от продажи книг (не говоря уж о суете, связанной с изданием и рекламными кампаниями) и присаживается к столу лишь чтобы не терять форму, пока занят другими делами - от продажи гоночных машин до охраны лицензионных прав на Майка Хаммера в кино, ТВ и на радио.

Однако Спиллейна явно не устраивало исполнение роли Майка Хам-мера на экране, да и сами фильмы, которые выпускал британский продюсер Виктор Севиль. Может быть, Хаммер ему самому приелся - так же, как Конан Дойл устал от своего Шерлока Холмса? Известен факт, что Спиллейн угрожал прикончить Хаммера в одной из последующих книг, если Севиль не добьется исполнения роли, которое устраивало бы его, Спиллейна.

Готов автор согласиться со мной или нет, но я лично считаю, что критические нападки наконец \"достали\" Спиллейна; он скрылся на страницах \"Manhunt\" и \"Cavalier\" и стал писать небольшие рассказы, продолжая оттачивать свое профессиональное мастерство. В ряде коротких новелл, которые он создал за это время (1953 - 1960 гг.), Спиллейн экспериментировал: не вводя в повествование Майка Хам-мера, он занимался совсем другими героями, полицейскими и преступниками, а не частными детективами. Словно бы Спиллейн решил заново пройти школьный курс, и бурная энергия художника, уже написавшего первые семь книг, преобразовалась в совершенствование профессиональных навыков.

Как уже говорилось, Спиллейн никогда не предполагал издавать эти произведения в виде отдельной книги. И лишь попав в тиски финансового кризиса во время съемок в Англии собственного фильма о Хаммере \"Охотник за девушками\" (1963 г.), Спиллейн, которому срочно потребовались деньги, поддался на уговоры своего британского издателя и собрал часть коротких рассказов в сборник, который вышел в тонкой бумажной обложке. Спиллейн согласился на издание лишь при условии, что гонорар ему выплатят наличными, и сотрудники издательства запомнили, как, покидая офис, он распихивал по карманам пачки банкнотов.

Эти вышедшие в Англии сборники - \"Я - гангстер!\", \"Возвращение гангстера\", \"Мой убийца\" и \"Пилот\" - послужили основанием для нескольких сходных книг новелл, выпущенных его американскими издателями - фирмой NAL. Но только \"Мой убийца\" идентичен в английском и в американском вариантах; \" Я - гангстер!\", выпущенный NAL, отличается по содержанию от английского сборника под тем же названием, а часть оставшихся новелл из британского издания была собрана в отдельную книгу под названием \"Крутые парни\". Часть рассказов, увидевших свет в Англии, никогда не выходила в Соединенных Штатах.

Такое произведение Спиллейна, как \"Я умру завтра\", включалось в антологии дважды - в 1977-м и 1981 годах.

Теперь можно обратиться к этой книге.

Я предпринял попытку собрать под одной обложкой все небольшие по объему произведения Спиллейна, остросюжетные, с напряженным повествованием, которые прежде никогда не публиковались в виде отдельной книги. (Выражение \"небольшие по объему\" я использую в условном смысле, ибо размеры этих произведений варьируются от очень короткого рассказа до повести). Позднее три из вышеупомянутых произведений вышли отдельным изданием, так же и некоторые из произведений Спиллейна недетективного жанра, например, достаточно неоднозначная \"Женщина под вуалью\" - научно-фантастический рассказ ужасов 1952 года, который порой относят к жанру \"о привидениях\". Тем не менее льщу себя надеждой, что я первым собрал под одной обложкой произведения Спиллейна в жанре \"тайны и детективы\", которые раньше никогда не выходили в таком виде.

Надо сказать, что еще до выхода в свет романа \"Я сам - суд\" Спиллейн публиковал, чаще всего под псевдонимами, немало рассказов, которые печатались и в самых дешевых, и в достаточно респектабельных изданиях; кроме того, на его счету немало книжек комиксов. За небольшим исключением тех, которые выходили в свет за его подписью, след остальных утерян. Не исключено, что в пятидесятых - шестидесятых годах были написаны рассказы, которые мне пока не удалось разыскать.

А теперь о произведениях этого сборника...

\"Смерть придет завтра\" (пусть вас не смущает упоминавшееся название \"Я умру завтра\", которое дважды встречалось в антологиях) первоначально появилось в журнале \"Cavalier\" в феврале 1956 года. Напряженное повествование дает все основания назвать его спиллейновской версией \"Каменного леса\". Детективное произведение в стиле В.-Р. Барнетта, в котором Спиллейн отказался от своей стилистики \"кто это сделал\", \"Смерть придет завтра\" предлагает неожиданный финал - и, как во многих произведениях Спиллейна \"нехаммеровского\" цикла, эта внезапная развязка имеет прямое отношение к главному герою.

\"Девушка за изгородью\" - короткий рассказ с парадоксальным сюжетом, который позволяет назвать Спиллейна О\'Генри наших дней. Кроме того, что для Спиллейна достаточно редко, в нем он прибегает к повествованию от третьего лица (хотя первоначально рассказ был написан от первого лица). Впервые рассказ появился в журнале \"Manhunt\" в октябре 1953 года.

\"Встань и умри!\" - это мое любимое произведение в этой книге. Рассказ, в котором подчеркнуто мужественный герой, столь типичный для писателя (летчик, как и сам Спиллейн), попадает в заброшенную \"эрс-кинколдуэлловскую\" горную местность какого-то загадочного южного штата. Не исключено, что Спиллейн - для разнообразия - решил перенести действие из городских джунглей в другое место (житель Южной Каролины, сам он уроженец Нью-Йорка). Но те очаровательные полевые цветочки, на фоне которых действует герой, лишь подчеркивают типичность спиллейновских персонажей в необычной обстановке. Построение сюжета также типично для Спиллейна. Он сразу же вводит своего героя in media res, в центр событий, и только потом возвращается к началу; сцены жестокого насилия подаются с черным юмором, а завершение истории, пусть и ожидаемое, носит взрывной характер. Впервые опубликовано в \"Cavalier\" в июне 1958 года.

\"Карманник\" тоже появился в \"Manhunt\" (декабрь 1954 г.), и сюжет этого короткого рассказа напоминает комиксы, которые когда-то создавал писатель. Это рассказ в стиле О\'Генри и интересен тем, что его главный герой - полная противоположность Хаммеру: уголовник-карманник, вставший на путь исправления.

\"Кинопроба на Майка Хаммера\" напечатана в \"Male\" в июле 1955 года. Это плод усилий и надежд Спиллейна в поисках подходящего актера на роль Майка Хаммера в тот период, когда Виктор Севиль собирался снимать фильм по его \"Поцелуй меня страстно\". Спиллейн написал текст кинопробы, сам отрежиссировал и поставил ее. Майка Хаммера сыграл приятель писателя Джек Стенг (хотя в фильме эта роль досталась Ральфу Микеру, Стенг все же предстал в роли, напоминающей Хаммера, в ленте \"Круг страха\" - фильме о цирке, сделанном Спиллейном, в котором он и сам появился на экране). Бетти Аккерман была \"роковой женщиной\" (позже она постоянно играла в телевизионном сериале \"Бен Кейси\"), а подвыпившего бродягу изобразил комик Джонатан Уинтерс. Спиллейн постарался, чтобы текст кинопробы в максимальной степени напоминал рассказы о Майке Хаммере. В этом микросценарии, по которому можно было поставить пятиминутный микрофильм (Спиллейн говорит, что отснятая кинолента еще существует), есть все, что характерно для мини-эпоса о Хаммере, - месть, секс и насилие.

Рукопись рассказа \"Моя месть - секс\", написанного приблизительно в 1954 году, хранилась в архиве Спиллейна (у него нет оригинальной публикации); как он сам говорит, основой сюжета послужила подлинная история. Сострадание, которое Спиллейн испытывает к проститутке, рассказывающей свою историю, не может не удивить тех, кто все еще считает его прозу олицетворением секса и садизма. Манера повествования позволяет Спиллейну предстать в виде рассказчика, стереть грань между писателем и его главным героем.

Из представленных тут комиксов \"Внимание... соберись и действуй!\" входит в набор историй Спиллейна о частном детективе, написанных приблизительно в 1941 году. Трудно назвать эту короткую новеллу классной вещью, но она свидетельствует о том, что еще до романа \"Я сам - суд\" Спиллейна уже можно было считать профессиональным писателем.

Из последних рассказов в сборник включены только \"Записи о \"золотой лихорадке\" (1973 г.). Похоже, что написана эта вещь несколько небрежно: замысел о контрабанде золота был слишком хорош, чтобы его терять, но все же он не смог вдохновить писателя в достаточной мере. (Спиллейн порой говорил, что им овладевает усталость, - хотя в этот период он мог создавать новые произведения о приключениях Майка Хаммера, - и он садится писать рассказ, лишь когда не в силах сопротивляться одолевшей его идее). Тем не менее круто закрученный и стремительно развивающийся сюжет держит читателя в напряжении, и можно предположить, что герой повествования Фаллон - тот самый Кот Фаллон, герой одного из ранних произведений Спиллейна. И своеобразный язык, и чувственные ощущения тут представлены более ярко, чем в других рассказах данного сборника, и напоминают Спиллейна семидесятых годов (\"Строительный комплекс\", \"Коп выбыл из игры\"), который стремился оправдать свою репутацию как \"грязного\" писателя - хотя в случае со Спиллейном писательская репутация была, скорее, рекламным трюком. Просто Спиллейн менялся вместе со временем.

\"Все следят за мной\" - произведение, которое впервые публиковалось в четырех номерах журнала \"Manhunt\", с января по апрель 1953 года; фактически эта вещь с продолжением печаталась в первом номере журнала, и участие Спиллейна - его имя была напечатано на обложке почти таким же крупным шрифтом, как само название издания, - дало понять, что журнал остается верен традициям \"Черной маски\", хотя произведение и не писалось специально для \"Manhunt\". Первоначально оно предназначалось для \"Collier\", но тот приказал долго жить и перепродал произведение \"Manhunt\". Вещь достаточно необычна для Спиллейна. Ее главный герой - \"мальчишка\", помощник старьевщика, в котором нет ничего от Майка Хаммера; хотя действие разворачивается в городской обстановке, это явно не Нью-Йорк, а сцены, где господствует насилие или где проявляется нежность героев друг к другу (они тактично построены на полутонах), принадлежат к лучшим страницам прозы Спиллейна. Введя в действие таинственного мстителя Веттера, от одного имени которого у всех бегут мурашки по коже и которого он раскрывает лишь в финале повествования, Спиллейн в некотором роде продолжил традиции своего романа \"Глубина\" (1961 г.), ознаменовавшего переход Спиллейна от комиксов и журналов для мужчин к полкам солидных книжных магазинов и спискам бестселлеров.

Эти произведения, столь разные по объему и тематике, представляют многогранное творчество писателя, который, экспериментируя, совершенствует свое мастерство. Но, как и Раймонд Чандлер и Дэшил Хэммет, он без особой охоты соглашается, чтобы его произведения \"малых жанров\" были изданы отдельным сборником. И тем не менее соглашается. А \"потребители\" прозы Спиллейна - так же, как Чандлера и Хэммета, - испытывают к автору только благодарность за выход в свет этого сборника.

Макс Аллан Коллинз

Смерть придет завтра

Полуденный поезд, опоздав на час, подошел к Кларксдейлу в самое жаркое время дня. Дважды в сутки этот особый скорый останавливался тут на тридцать минут, давая репортерам возможность сфотографировать и проинтервьюировать проезжающих знаменитостей. Здание вокзала располагалось достаточно далеко, и можно было поговорить с любым, кто испытывал желание поразмяться, отдать должное местной кухне и купить сувениры.

На беду, стояла невыносимая жара. И пассажиры предпочитали кондиционированный воздух купе палящему солнцу на перроне. Так что вышли только трое из нас.

Одного встретила плотная женщина в новом \"бьюике\". Мы с другим парнем пересекли улицу, влекомые единой целью - крепко жахнуть по кружке пенистого пива.

Мы едва ли не бегом добрались до перекрестка, одновременно очутившись у дверей, и чуть замешкались, предлагая друг другу войти первым. И нас овеяло холодом. Он был так пронзителен, что даже резанул по телу, но все равно восхитителен.

Стоящий у бара шериф ухмыльнулся и спросил:

- Никак слишком жарко для вас, джентльмены?

Наконец появилось пиво; я дал осесть пене и принялся смаковать по глоточку.

Мой попутчик взял кружку побольше, и, когда я предложил ему пропустить еще по одной за мой счет, он грустно покачал головой:

- Спасибо, больше не могу. Жена терпеть не может, когда от меня пахнет пивом. - Он бросил на стойку квотер и вышел.

- Просто позор, до чего женщина может довести мужика, - возмутился шериф.

- Ужасно. Похоже, он так и не вырос.

- Ну, дело не только в этом.

Прежде чем я успел ответить, я услышал низкий грудной смех.

- Тебе лучше знать, папочка.

На ее загорелом лице ярко выделялись серые глаза. Светлые волосы выгорели на солнце до белизны, а из-за долгих часов в седле живот у нее стал подтянутым и плоским. Юбка не могла скрыть очертаний ее бедер, а под рубашкой виднелись соблазнительные округлости.

- Моя дочь Кэрол, - представил ее шериф. - Откуда-то я тебя знаю, сынок.

- Рич Тербер, - ухмыльнулся я.

Красотка уставилась на меня, и ее лицо расплылось в улыбке.

- Ну конечно. Голливуд, послевоенные годы. Один из тех напористых молодых людей. Я вас помню.

- Благодарю, - сказал я.

- Что с вами случилось?

Я неопределенно повел плечом в сторону Голливуда.

- Страна слов и снов. Вернулись домой толковые парни, и пришлось уступить им место. Всем нам было свойственно нечто общее. Отсутствие таланта.

Тычком пальца шериф сдвинул шляпу на затылок. У него была густая серебряная шевелюра.

- Откуда же я тебя знаю? Отроду в кино не ходил, сынок. Кэрол возмущенно глянула на папашу.

- А тебе и не надо было ходить. Он был на всех журнальных обложках. Она снова улыбнулась мне. - Но вы здорово изменились.

Я поставил кружку с пивом.

- Радость моя, как ни больно, но должен вам кое-что напомнить. Война кончилась десять лет назад. И я уже далеко не тот самый киношный юноша.

Она разразилась смехом, который был мелодичен, как музыка. Откинув голову, она буквально затанцевала на месте.

- Мне тогда исполнилось всего пятнадцать лет. И вы были одним из моих кумиров. - Тут она увидела мою физиономию и перестала смеяться. - Нет, честно-пречестно. Вы вернулись с войны, и все такое... Я была маленькой девочкой и втрескалась в вас по уши.

- Я люблю больших девочек.

- Ага. - Взгляд ее приковался к моему головному убору. - Эта шляпа... Сегодня их никто не носит.

- Наш мэр, - поправил ее отец.

- Разве что мэр, - согласилась она.

Я поднялся и стащил шляпу с головы.

- Мне всегда хотелось иметь такую. Шляпу носил мой старик, и я считал, что он выглядит на миллион долларов. Вот и обзавелся ею. - Я с улыбкой аккуратно водрузил шляпу на голову и прикончил пиво.

Повторив заказ, я залпом выпил и взял еще кружку. Бармен мгновенно поставил ее передо мной. Похоже, его что-то волновало, и он то и дело поглядывал на часы. После очередной порции я почувствовал, что настало время расплаты.

Желудок начал давать о себе знать, но поскольку времени заняться им еще хватало, я добрался до туалета позади бара и попытался привести себя в порядок. Вошел бармен.

- Парень, до отправления поезда две минуты, - сказал он.

- Да черт с ним!..

- О\'кей...

Я приводил себя в чувство, когда поезд тронулся с места. Я услышал свисток и перестукивание колес, а когда снова посмотрел на себя в зеркало, за стенами бара стояла глубокая тишина, которую нарушало лишь шуршание ветра на крыше. Я подошел к раковине, плеснул в лицо холодной водой и обозвал себя так, как того заслуживал.

Болван! Я был сущим болваном. Нет, я не напился. Во всяком случае, не с четырех наспех пропущенных кружек пива. Просто я поплыл от жары и жажды. Напряжение понемногу отпускало, и я подумал, что пора бы бармену еще раз заглянуть ко мне, и тут дверь снова открылась, и я увидел его.

Вернее, часть его корпуса. Бармена колотило.

- Выбирайтесь оттуда, проезжий. Выходите. - У него неудержимо дрожала нижняя губа, ткань брюк вздымалась, и было видно, как конвульсивно сокращаются мышцы, словно массирующие бедренную кость.

- Что?

- Вы это... выходите. Тут человек...

Человек не стал ждать, пока его мне представят. Он отпихнул бармена и протиснулся мимо него, появившись передо мной сам, и мое внимание сразу привлекла пушка, зажатая у него в кулаке. Она была большой и черной, с сероватыми головками пуль в барабане и со взведенным бойком курка. За поясом торчал еще один револьвер, и по выражению его лица было видно, что он только ищет повода пристрелить кого-то.

Он был явный псих. Чокнутый, как лунатик. И он был убийцей.

- Так вы не собираетесь выходить, мистер? - У него был высокий визгливый голос.

Я торопливо кивнул.

- Иду. Минуту.

Он отступил в сторону и дал мне пройти. Бармен следовал за мной по пятам.

Я так и не увидел, что там произошло, отчего он слетел с катушек. За спиной я услышал, как он что-то буркнул, а потом резко выругался. Рукоятка револьвера с отвратительным хрустом врезалась в череп бармена. Тот рухнул мне на спину, едва не сбив с ног, и с мясистым чмоканьем приложился физиономией об пол. Когда я обернулся, то увидел у себя под носом дуло револьвера. Толчком в спину меня двинули вперед. И я зашагал. Никуда не отклоняясь.

После моего ухода бар успел наполниться людьми. За одним из столиков в безмолвном ожидании сидели два человека, не обмениваясь ни словом. Они просто сидели. Еще один стоял у дверей с дробовиком в руках, то и дело поглядывая в окно.

Шериф сидел за другим столом. Под глазом у него набухал приличный синяк. Кэрол, закусив губу и с трудом сдерживая слезы, прижимала к его голове мокрую тряпку.

Я услышал, как парень с револьвером сказал:

- Он был в сортире, мистер Огер.

Огер был маленький и толстый. Улыбнувшись, он похвалил его:

- Ты толковый мальчик, Джейсон.

- Пожалуйста, не называйте меня Джейсоном, мистер Огер, - то ли пролепетал, то ли пропел он странным высоким голосом, и я так и не понял, просит он или просто говорит, этот парень с револьвером.

Улыбка на лице толстячка стала еще шире, и он, исполненный величия, наклонил голову.

- Прошу прощения, Курок. Я не должен был забывать.

- Все в порядке, мистер Огер.

Затем толстяк внимательно уставился на меня, и улыбка медленно сползла с его физиономии.

- А ты кто такой?

- Да просто проезжал мимо, приятель. Вот и все.

- Дайте мне его разговорить, мистер Огер, - суетился у меня за спиной любитель поиграть пушкой, и я напрягся, прикидывая, в какую сторону мне нырять в нужный момент.

Но прежде, чем до этого дошло дело, Огер сказал:

- Он говорит правду. Курок. Прислушайся к его акценту. Он не местный. Огер снова уставился на меня: - У тебя есть машина?

- Нет. Я приехал на скором.

- Так почему ты не уехал на нем?

- Мне стало плохо, и я отстал от поезда.

- Ага.

Где-то громко тикали настенные часы, и было слышно, как похрустывает лед в морозильнике. Мимо бара прошли два человека, но никто не зашел внутрь, никто даже не заглянул.

Так прошло минут пять. Шериф открыл опухшие глаза. В них стояло какое-то скорбное выражение. Застонав, он приложил руку к синяку, наливающемуся густым синим цветом.

- Могу я еще раз намочить тряпку? - спросила Кэрол.

Огер просиял отеческим благоволением.

- Без сомнения, детка. Но всего лишь намочить тряпку - и ничего больше. - Теперь он улыбался кому-то, кто стоял у меня за спиной. - Если она вытащит пистолет... или вообще что-то опасное, пристрели ее... Курок.

- Будьте уверены, мистер Огер.

Я услышал, как он отступил в сторону и сделал пару шагов. Кэрол прошла через зал. Стражник держался у нее за спиной, и я понимал, что он ждет только повода, чтобы всадить ей пулю в затылок. В глазах шерифа, когда он смотрел, как его дочь провожают под дулом револьвера, застыла ярость, а на лице - ненависть бессилия.

Я не мог себе позволить никаких эмоций. Я понимал, что мне придется действовать в одиночку. Вдруг мышцы плеч стали подрагивать. Начав, я уже не смогу остановиться, если до этого дойдет дело, но до чего неудачно все складывается. Как не ко времени! Я подобрался так, что с меня чуть не падали брюки, и, чтобы заговорить, мне пришлось сглотнуть. Я должен выпутаться из чертовой истории, должен выпутаться!

- Поскольку вы так любезны... - сказал я, - не позволите ли вы мне присесть?

Огер одарил меня медлительно-спокойной улыбкой.

- Нервничаешь?

- Очень.

- Хорошо. Просто прекрасно, когда человек нервничает. Это удержит тебя от ошибок.

Огер даже не представлял, насколько он был прав. Он и не догадывался, какая серьезная тут произошла ошибка. Где-то за дверью зажурчала и смолкла вода. Вернулась Кэрол с мокрой тряпкой в руках и приложила ее к голове отца. Огер показал на их столик.

- Можешь сесть с ними. Просто сесть и сидеть. Я думаю, ты все понял?

- Яснее ясного, мистер.

Когда я встал, мне сразу полегчало. Плечи расслабились, и я снова ощутил давление ремня на брюках. А ведь оставалось всего лишь несколько секунд... Я посмотрел на Кэрол, и в первый раз за долгое время осознал, как глубоко во мне живет страх. Нет, он не давал о себе знать. Просто я знал, что он есть.

Когда я подошел к столику, Кэрол подняла на меня глаза и улыбнулась. Мы оба в беде, словно говорил ее взгляд, но мы вместе. Два человека, оказавшиеся в невообразимо кошмарной ситуации.

Шериф сидел с закрытыми глазами, но лежащие на столе руки то сжимались в кулаки, то разжимались. Грудь вздымалась короткими сильными толчками, как будто он удерживался от рыданий. Кэрол легонько погладила отца по руке и прижала к своему плечу его голову.

Стояла тягостная тишина.

Вы знаете, как это бывает, когда кто-то настойчиво смотрит вам в спину? Кожа покрывается пупырышками, или по ней ползут, как от холода, мурашки, а в грудной клетке так жжет, будто бы ее опалило огнем. Волоски на запястьях встают дыбом, и вы никак не решите, повернуться вам резко и стремительно или неторопливо.

Голос был таким басовитым, что прозвучал едва ли не как рычание.

- Эй, ты, - прикрикнул он, - развернись-ка!

Я медленно повернулся и взглянул на темнокожего, что стоял рядом с Огером. Его лицо было искажено гримасой гнева, и я понял, что он-то и представляет основную опасность: тот самый, кто срывает банк, когда кости брошены. Курок был всего лишь убийцей, а он палачом.

- Я знаю этого типа, Огер, - сказал он.

Огер лишь улыбнулся.

- Откуда я тебя знаю, парень?

Я пожал плечами, чтобы расслабить сведенные спазмой плечевые мышцы. Меня снова охватила предстартовая лихорадка, но на этот раз все было не так уж плохо.

- Я снимался в фильмах, - объяснил я ему.

- В каких?

Я назвал три. Повезло, что хотя бы вспомнил, как они называются.

На лице типа проступила брезгливость.

- Не помню их. Как тебя зовут?

Прежде чем я успел ответить, меня опередил Огер:

- Тербер. Ричард Тербер. - Он глянул на темнокожего, и по его лицу скользнуло хитрое выражение. - Оставь подробности мне, Аллен.

С лица Аллена гнев мгновенно исчез. Он сделал вид, что улыбается, обнажив зубы, и, когда он замер с этим оскалом, я понял, что, если он и дальше будет так улыбаться, кому-то придется распроститься с жизнью.

- Прошу прощения, мистер Огер. Просто мне не нравится, когда я встречаюсь со знакомыми. Во всяком случае, на деле. Если я знаю их, то, значит, и они знают меня. Точно?

- Хорошая мысль, Аллен. Но какая тебе разница в данной ситуации?

Кэрол сидела неподвижно, не поднимая глаз. Душа ее заледенела, по щеке катились слезинки, но плакала она не по себе. Она плакала из-за старика, который прижимался к ней щекой. Всем нам предстояло умереть, и никто был не в силах предотвратить такой исход. Многое можно остановить - но только не это.

Огер повернулся, и стул под ним скрипнул. Парень у дверей чуть отодвинулся и бросил из-за плеча:

- Сюда идет Берни, мистер Огер.

- Кто с ним еще, Лео?

- Какой-то коротышка. С револьвером. Они говорят.

- Спокойно?

- Вроде да. Что-то про рыбалку. Про улов рассуждают.

- Что там Кармен?

- Не вижу его, мистер Огер.

Огер откинулся на спинку стула.

- Когда они войдут, я на тебя рассчитываю, Лео. Веди себя вежливо.

Лео был высок и массивен. Хотя во рту не хватало трех зубов, он не переставал улыбаться. Что производило забавное впечатление, потому что в проеме, на месте выбитых зубов, вываливался толстый язык.

- Я буду сама любезность, мистер Огер, - пообещал он.

Едва Лео отошел к бару и облокотился на стойку, изображая из себя обыкновенного посетителя, как в дверях показались двое мужчин. Все произошло быстро и четко. Парень, которого он назвал Берни, вошел первым и тут же остановился как вкопанный, так что второй наткнулся на него, и, как только Лео выхватил пистолет из кобуры за поясом, он тоже попытался запустить руку в карман.

Он едва ли успел понять, что происходит. Кэрол сдавленно выдохнула \"Джордж!\", и Лео врезал ему рукояткой револьвера за ухом. Джордж все понял, лишь когда повалился лицом на посыпанный опилками пол.

Джордж был помощником шерифа.

Огер, застыв на стуле, наклонился и уставился на него.

- Подтащи его к остальным, Берни. Он скоро очнется. Все идет по намеченному?

Берни, оттаскивавший помощника шерифа, буркнул:

- Конечно. Он обедает один в задней комнате.

- Нашел его машину?

- Она за углом. - Он усадил помощника шерифа на стул. - Но у него нет ключей.

- Ключи у нас есть. - Огер кивнул в сторону шерифа.

Часы на стене зашипели, и молоточек стал тихо отбивать время. Три раза. На мгновение все было уставились на часы, и тут Лео сказал от дверей:

- Я вижу Кармена, мистер Огер. Он один.

Аллен что-то презрительно буркнул, и меня опять поразил его басистый голос.

- Ты уверен, Лео?

- Абсолютно, мистер Огер. Он идет медленно. Спокоен. Совершенно один.

На пухлой физиономии Огера вновь вспыхнула отеческая улыбка. Он неторопливо, как и подобает толстякам, повернулся и уставился на нас. Сначала я подумал, что он собирается обратиться ко мне. Но тут я заметил, что Кэрол дернулась; рот у нее обметало чем-то белым.

- Это мэр, мисс Уэйлен. Каждый день, в одно и то же время он идет к себе в офис, чтобы заняться частной практикой. Каждый день, регулярно.

Он сделал долгую паузу, которая была словно беременна ожиданием.

- Ну? - бросил он, продолжая улыбаться, но теперь у него были влажные глаза убийцы.

Меня удивил ее спокойный голос.

- Его нет в городе. Он уехал в пятницу вечером на конференцию юристов штата. Утром ему выступать, так что он вернется домой не раньше полуночи.

- Хотите, чтобы я выбил из нее правду, мистер Огер? - спросил Курок.

- Нет, Курок. Она не лжет. Люди просто не могут выдумывать так быстро и уверенно. - Он поднялся на ноги, и остальные двое присоединились к нему. Аллен был примерно на фут выше его, и слышать, как Огер дает ему приказания, было довольно смешно.

- Черт побери, - сказал я, - да удастся ли, в конце концов, узнать, что тут происходит?

- А я все ждал, когда ты спросишь, - засмеялся Огер. - Мы собираемся ограбить банк. Понятно? Вы все - заложники. Если за нами будет погоня, убьем кого-нибудь из вас и выкинем на дорогу из машины. Тогда погоня остановится. Если она вообще будет. Мы поедем в машине шерифа с мигалкой, сиренами и рацией. Так что, как мы предполагаем, погони не последует.

- А потом?

- А потом всех пристрелим. Все очень просто.

- При подобной раскладке такой парень, как я, может слегка поломать ваше расписание.

Он еще больше расплылся в улыбке.

- Ни в коем случае. Каждому свойственно до последней минуты цепляться за жизнь. Это самое драгоценное, что у человека есть. Стоит дернуться - и ты труп. Все очень ясно и доходчиво, а?

- Уже минуло три часа, - напомнил я.

- Знаю. Шериф проведет нас. Туда, где ждут два миллиона долларов. Приятная мыслишка, а?

- С вашей точки зрения. Вас схватят, - сказал я. - Стоит появиться трупу, и все изменится.

- Вот как? Ты знаком с криминалистикой?

- Я читаю детективы.

Он улыбнулся моей шутке. И даже позволил всем остальным посмеяться над ней. Затем он взглянул на часы, и снова воцарилось мрачное напряженное молчание, когда он велел:

- Пойди глянь на бармена, Курок.

Курок обогнул стойку бара и наклонился. На несколько секунд он исчез из виду и опять выпрямился.

- Парень мертв, мистер Огер.

- Тогда мы закрываем бар. Ключи у тебя. Курок?

- Я их прибрал.

- Очень хорошо, - похвалил Огер. - Двинулись.

Валявшийся на полу помощник шерифа с трудом принял сидячее положение и застонал. Теперь он точно знал, что случилось, и эта мысль была для него непереносима.

Даже Курок стал зыркать взглядом по углам, старательно делая вид, что все нормально, а гигант, высившийся над Огером, скорчил гримасу, которую трудно было назвать улыбкой.

- Мне нужна моя шляпа, - заявил я.

Напряжение уступило место удивленному молчанию. Курок выхватил револьвер, и голова у него склонилась набок, как у попугая.

- Что? - переспросил Огер.

- Моя шляпа. Без нее я никуда не пойду.

- Пристрелить его, мистер Огер?

У меня опять свело плечевые мышцы. Я понимал, что рано или поздно эти снова начнется, но на сей раз я быстро справился с собой, и все прошло.

- Лучше кинь в меня фруктовым тортом, - мрачно пошутил я, - а когда мы выйдем, я нахлобучу его тебе на голову. И как говорят на съемочной площадке, кончаем игру. Понял?

Я думаю, Огер в первый раз улыбнулся по-настоящему.

- Пусть он поищет свою шляпу. Курок, - разрешил он, блеснув безукоризненно белыми зубами. - Просто присмотри за ним, чтобы он взял только ее.

- Не сомневайтесь, мистер Огер.

Встав, я направился в туалет. Курок придержал дверь, я вошел и вышел со шляпой. Вернувшись к Кэрол, я отряхнул шляпу, водрузил на макушку и сказал:

- О\'кей, парни, заседание суда начинается.

Такой реакции я не ожидал! Физиономия Аллена застыла мрачной маской, и все молча уставились на Огера. У нашего толстенького приятеля был вид карманника, которого самого только что обчистили, и он передернулся, колыхнувшись животиком.

- Идиотничает, - бросил он на меня колючий взгляд. - А у тебя крепкие нервы, наш... новый приятель.

- Он тебя морочит, Огер, - тихо сказал Аллен.

- Нет... не морочит... только пытается. Хотя ваша честь - человек чертовски умный.

У меня чуть глаза не вылезли на лоб, когда я, как бы со стороны, представил эту картину, которая возникла целиком и сразу и, черт возьми, была настолько смешна, что я чуть не расхохотался.

Огер покачал головой.

- Тут нет ничего смешного. Непредусмотренная ситуация. Мне приходилось ошибаться и раньше, и я знаю, что всего предусмотреть невозможно. - Лицо Огера разгладилось, и на нем опять засияла улыбка. - Хотя я могу оценить юмор его ситуации, Аллен. О вашей чести, которого нам никогда не доводилось видеть в лицо, известно, что вы - единственный человек в городе, который предпочитает стетсону соломенную шляпу. И он - явно не местный. Хочет он признаваться или нет, но он у нас в руках... и ему предстоит, как говорится, умереть со шляпой на голове.

Но Аллен продолжал стоять на своем:

- А эта баба, Огер. Она же соврала.

Он вскинул голову.

- Нашим источникам удалось кое-что выяснить. Они любят друг друга. А любовники соображают куда как быстро, когда вторая половина в беде.

- Так он киноактер или нет, Огер?

Улыбка была готова смениться смехом.

- Нет... но так смахивает на него, что стоило бы ему захотеть - и он смог бы зарабатывать на этом.

Тут уж я стал играть на всю катушку.

- Достоин ли я осуждения? - вмешался я. - Да, я притворялся. Останься я в живых, может, и признался бы.

- Очень тонко. Как жаль, что вашей чести придется умереть.

- В самом деле?

Теперь-то я видел, что он не лжет.

- В самом деле, - подтвердил он. - А ну, пошли.

- Я тоже?

- Именно. И ты и шериф. Вместе с нами войдете и вместе выйдете. - Он помолчал, мягко улыбнулся и добавил: - Нужно напоминать, что стоит кому-то не по делу открыть рот - и он тут же получит пулю в затылок? Мы играем по-крупному. Выбор можете делать сами. Шериф... хочу предупредить, пикнете и вашу дочь прикончат. Ясно?

Шериф кивнул, и морщины на его лице углубились.

Казалось, что загар Кэрол совершенно выцвел. Я широко, от всей души улыбнулся ей, словно мы присутствовали на интересном представлении, и, как бы она ни восприняла мою улыбку, на ее лицо вернулся загар, и глаза снова обрели серый цвет. Она криво усмехнулась мне и чуть вздернула одну бровь, словно мучительно стараясь понять смысл всего этого бреда, которому тут никак не могло быть места.

Она удивленно озиралась по сторонам, и было видно, что Кэрол прощалась со всем, что попадалось ей на глаза. Я попытался отвести от нее взгляд, но у меня ничего не получилось; в моей груди словно набухал плотный горячий ком.

Я перестал улыбаться. Я просто смотрел на нее, пытаясь беззвучно крикнуть \"нет!\" тому, что удушающей спазмой копилось в нас, прежде чем оно вырвется наружу.

Огер, стоящий у дверей, сказал:

- Кармен, подгони машину шерифа. Аллен... ты готов грузить пассажиров?

- Готов.

Держа руку в кармане с револьвером, Кармен подошел к помощнику шерифа. Он поднял его со словами:

- Вставай, парень. И держись как подобает служителю закона.

Тот безмолвно пошел к дверям. Мне показалось, что его сейчас вырвет. Оставив нас в ожидании, Аллен последовал за ними.

За все это время в баре никто так и не показался. Никто даже не прошел мимо. Словно все было специально организовано и приготовлено, как первоклассное кремовое пирожное.

Машины притерлись к обочине - темно-синий \"олдсмобил\"-седан и черный \"форд\" с высокой антенной и кронштейном на крыше с сиреной и мигалкой. Шериф сел за руль, а я пристроился рядом. Огер и киллер расположились на заднем сиденье. Помощник шерифа снова отключился и сполз на пол. Все остальные разместились в \"олдсе\" за нами - и деваться было некуда. Ну просто абсолютно некуда. Все разыгрывалось как по нотам.

В банке все прошло точно так же.

Ограбление состоялось в 3 часа 22 минуты - без малейших осложнений, ибо шериф понял, что от условий договора с налетчиками отступить не удастся, и возглавил процессию едва ли не с воодушевлением. Охранник открыл перед ним двери и, казалось, испытал скорее удивление, чем страх, когда очутился под прицелом оружия.

Огер, доставив нас к конторке управляющего, ткнул в нашу сторону дулом.

- Это налет. Стоит вам нажать кнопку - и вы и заложники будете убиты. Все остальные - тоже. Вы застрахованы, так что не пытайтесь изображать из себя героя.

Управляющий банком ответил ему с обезоруживающей откровенностью:

- Нет... не буду.

Больше от него ничего и не требовалось. И служащие сами все сделали. Кассир и два бухгалтера собрали и упаковали пачки банкнотов под присмотром киллера, который жадно облизывал губы, надеясь, что они допустят оплошность. Огер с видом умиротворенного клиента благодушно кивал и делал знаки киллеру, чтобы тот был терпеливее. В материнском кудахтанье крылся намек, что его час еще придет, и киллер перестал судорожно сжимать рукоятку револьвера.

- В чем дело, шериф? - тихо спросил я.

- Она обручена с мэром, - так же тихо ответил шериф. - И он нас вытащит.