Алистер Маклин

Атабаска

Сабрине и Тони.
Пролог

Эта книга, главным образом, не о нефти, но именно нефть и оборудование, используемое для ее добычи, послужили основой. Поэтому, предварительное описание этих феноменов кажется интересным и полезным.

Что такое нефть и как началось ее образование, похоже, никто не знает наверняка. На эту тему написано множество технических и научных трудов — я в глаза не видел ни одного — но меня убедили, что, в основном, они согласуются во всем, пока не касаются того, что и представляет основной интерес, а именно: как нефть становится нефтью. На этом этапе теории множатся аналогично тем, что касаются происхождения жизни. Дилетант, встречаясь с трудностями, идет путем упрощений, что я и намерен сделать, так как не могу действовать иначе.

Для образования нефти нужны всего две составляющие: горная порода и абсолютно вымершие растительность и примитивные живые организмы, населявшие реки, озера и моря примерно за миллиард лет до нашего появления. Отсюда и термин — ископаемое топливо.

Библейские ссылки на горы, как символы вечности, ведут к неправильным представлениям о природе и неизменности гор. Горная порода — материал, из которого состоит земная кора, не является ни вечным, ни неразрушимым. Он не является даже неизменным. Напротив, он постоянно претерпевает изменения, находится в постоянном движении и превращении, поэтому полезно напоминать себе, что было время, когда не было ни одной горы. Даже в наши дни среди геологов, геофизиков и астрономов нет полного согласия относительно того, как образовалась земля. Общепринято считать, что началось с раскаленного газообразного состояния, перешедшего в состояние расплава, но ни одно из них не привело к формированию чего бы то ни было, включая и горы. Поэтому ошибочно полагать, что горы всегда были, есть и будут.

Мы, в данном случае, не будем вникать в теорию первичного возникновения гор, нас интересуют горы в том виде, какой они приняли в наши дни. Следует признать, что процесс изменений отслеживать затруднительно, так как даже незначительные изменения могут занять миллион лет, а значительные — сотни миллионов. Главным фактором в процессе разрушения гор является погода, а в процессе образования основная роль принадлежит гравитации.

На горы влияют пять основных погодных факторов. Мороз и обледенение разрушают горную породу, и она подвергается постепенному выветриванию. Морские волны в своем постоянном движении и во время приливов, а еще больше при сильных штормах, безжалостно размывают береговые линии. Но особенно грандиозной разрушительной силой обладают реки — достаточно вспомнить Гранд Каньон, чтобы получить представление о той мощи, которая вложена в его создание. Те горы, которые не подвергаются воздействиям этих факторов, по крупицам смываются дождями.

Что бы ни являлось причиной эрозии, результат одинаков: гора распадается на мельчайшие составляющие, частицы породы, или просто, пыль. Дожди или талые воды несут эту пыль в крошечные ручьи и могучие реки, которые, в свою очередь, доставляют ее в озера, внутренние моря и к береговой линии океанов. Пыль, хоть и мелкая, порошковая, однако все же тяжелее воды, и когда вода становится достаточно спокойной, постепенно опускается в виде ила на дно не только в озерах и морях, но также в устьях рек, а при наводнениях и на суше.

По прошествии невообразимо долгого времени, целые горные массивы уносятся в моря, и вследствие эффекта гравитации на пути к морю рождаются новые горы, образуемые наслоениями пыли, которые вырастают на десятки, сотни и даже тысячи футов. Нижние слои этих новых образований уплотняются вследствие постоянно возрастающего давления сверху, пока частицы не сплавляются и не формируют снова горную породу.

На этом последнем этапе перед формированием горной породы и появляется нефть. Те озера и моря, что существовали миллионы лет назад, были практически забиты водной растительностью и самыми примитивными формами водных существ. Умирая, они опускались на дно озер и морей вместе с оседающей пылью и были погребены под новыми и новыми бесчисленными слоями пыли и останков водной растительности и простейших. Миллионы лет, и непрерывно возрастающее давление верхних слоев превратили разложившиеся растения и простейших в нефть.

Описанный кратко, этот процесс кажется вполне достоверным, но тут-то и возникает почва для разногласий. Известны необходимые условия для образования нефти, но неизвестны причины метаморфозы. Кажется вероятным, что требуется некий химический катализатор, но таковой не удалось обнаружить. Первую синтетическую нефть, в отличие от вторичных синтетических масел, таких как те, что получены из угля, еще предстоит создать. Нам остается просто принять, что нефть — это нефть, она залегает в пластах горной породы, но всегда только в тех частях планеты, где в доисторические времена существовали моря или озера, на месте которых теперь где-то новые континенты, а где-то новые океанские глубины.

Оставайся сама нефть скрытой в глубине горной породы, да будь земля стабильным образованием, нефть никогда не была бы открыта. Но наша планета — место крайне нестабильное. Не существует такого понятия как стабильный континент, надежно пришвартованный к земной оси. Континенты покоятся на, так называемых, тектонических платформах, которые, в свою очередь, плавают по раскаленной магме без якоря и радара, и вольны двигаться в любом направлении. Так это и происходит, никаких сомнений: они бьются и трутся друг о друга, наползают и подныривают совершенно непредсказуемым образом, демонстрируя, аналогично горам, свою совершенную нестабильность. Хотя это тесное взаимодействие длится уже десятки или сотни миллионов лет, для нас оно становится очевидным только при землетрясениях, которые происходят при «разборках» между двумя тектоническими плитами.

При столкновении двух таких плит возникает невероятно сильное давление, обуславливающее известные эффекты, среди которых два представляют интерес для нашего повествования. Во-первых, громадные сдавливающие силы приводят к отжиму нефти из тех слоев горной породы, в которых она залегает, и распространению ее по всем направлениям, куда позволяет давление — вверх, вниз, в стороны. Во-вторых, при столкновении сами горные пласты сцепляются, складываются и выталкиваются вверх, образуя горные массивы, — так Гималаи рождены движением на север индийской тектонической плиты. Сцеплением нижних слоев создаются фактически подземные горы, массивные купола и арки.

Что касается возможности обнаружения нефти, то здесь важна структура самой горной породы. Горная порода может быть пористой и непористой; пористая порода, такая как гипс, позволяет жидкостям подобным нефти проходить сквозь себя, а непористая порода, вроде гранита, жидкостей не пропускает. В случае пористой породы, нефть под воздействием сжимающих сил будет подниматься вверх, пока не ослабнет распределительное давление, и заляжет на, или вблизи поверхности земли. В случае непористой породы, нефть окажется запертой под сводами и арками и, несмотря на огромное давление снизу, не сможет ни подняться наверх, ни уйти в сторону.

В этом последнем случае для обнаружения нефти используется так называемый традиционный метод. Геологи, обнаружив купол, сверлят в нем дырку. Если им повезет, он будет заполнен нефтью, а не окажется сплошным, тогда конец заботам, мощное подземное давление само доставит нефть на поверхность.

Добыча нефти, профильтровавшейся сквозь пористую горную породу, представляет совершенно иную и гораздо более сложную проблему, которая не имела решения вплоть до 1967 года. И даже тогда она была решена только частично. Беда в том, что эта профильтровавшаяся нефть не собирается в виде озер, а неразделимо смешана с инородными материалами, такими как песок и глина, из которых ее нужно извлечь и очистить.

Она является твердой и должна добываться как таковая, и хотя эта отвердевшая нефть может залегать на глубину до шести тысяч футов, современной науке и технике доступны только первые двести футов, и это только разработка открытым способом. Традиционные способы добычи — бурение вертикальных шахт и прокладка горизонтальных галерей — были бы безнадежно нерентабельными, поскольку они не смогут обеспечить сырьем коммерчески выгодный процесс. Новейшая экстракционная установка, запущенная летом 1976 года, требует 10 тысяч тон сырья в час.

Два превосходных примера двух различных способов добычи нефти можно наблюдать на дальнем северо-западе Северной Америки. Традиционный метод глубокого бурения нашел свое применение на нефтяных месторождениях арктического побережья северной Аляски, в заливе Прудхо. Второй — метод открытой добычи — еще предстоит внедрить, и единственное место в мире, где он может быть применён, — это битумоносные пески Атабаски.

1

— Нет, это место не для нас, — сказал Джордж Демотт. Он расправил мощную спину и отстранился от обеденного стола, неодобрительно взирая на останки огромных бараньих отбивных. — Джим Брэди хочет, чтобы его полевые игроки были стройными, здоровыми и сильными. Стройны ли мы, здоровы ли, сильны ли?

— Есть еще десерты, — сказал Дональд Маккензи. Подобно Демотту, и он был крупным спокойным человеком с обветренным морщинистым лицом, пожалуй, немного более крупным и немного менее спокойным. Посторонние часто принимали их за пару ушедших на покой боксеров тяжеловесов. — Я вижу кексы, печенье и большой выбор пирожков, — продолжал он. — Ты читал их памятку о питании? Там сказано, что среднему человеку, чтобы выжить в условиях Арктики, необходимо в день пять тысяч калорий. Но мы, Джордж, не вправе отнести себя к середнячкам. Шесть тысяч — это верняк. Я бы сказал, для надежности лучше даже поближе к семи. Как насчет шоколадного мусса с двойной порцией сливок?

— Он даже поместил эти свои требования на служебную доску объявлений, — устало сказал Демотт. — Почему-то в жирной черной рамке. За личной подписью.

— Старому оперативнику не пристало топтаться у доски объявлений, — фыркнул Маккензи. Он перевел в вертикальное положение все свои 220 фунтов и целенаправленно двинулся к буфетной стойке. Не возникало сомнений, что BP/SOHIO очень заботится о своих служащих. Здесь, в Прудхо-Бейе, на суровом берегу Арктического океана в середине зимы, в просторной светлой хорошо проветренной столовой со стенами пастельных тонов, с помощью центральной системы кондиционирования поддерживалась комфортная температура 72 градуса. Разница с наружной температурой составляла 105 градусов Фаренгейта. Выбор первоклассно приготовленных блюд поражал воображение.

— Они здесь, точно, не голодают, — сказал Маккензи, вернувшись с двумя порциями мусса и сливочником. — Интересно, как бы это воспринял старый абориген Аляски.

Сначала старатель или охотник прежних дней решил бы, что у него галлюцинации. Трудно предсказать, что именно вызвало бы наибольшее удивление. Восемьдесят процентов блюд, перечисленных в меню, ему были бы совершенно неизвестны. Но еще больше его изумил бы сорокафутовый плавательный бассейн и застекленный сад с соснами, березами, травой и цветами, в который можно было пройти через столовую.

— Бог его знает, что подумал бы старик, — сказал Демотт, — но можешь спросить вон у того, — он кивнул на человека, направляющегося к ним. — Джек Лондон сразу бы его узнал.

— Я бы сказал, скорее типаж Роберта Сервиса.[1]

Новоприбывший определенно не принадлежал к широко распространенному типу. На нем были толстые валенки, молескиновые штаны, сильно выгоревшее индейское шерстяное одеяло — макинау, которое дополнялось одинаково выгоревшими заплатами на рукавах. На шее висели рукавицы из меха нерпы, а в правой руке он держал шапку из енота. Длинные белые волосы были расчесаны на прямой пробор. Его слегка крючковатый нос и ясные голубые глаза прятались в глубоких морщинах, которые могли быть следствием обилия солнца или снега, а может быть, и сильно развитого чувства юмора. Остальные черты лица скрывала роскошная седая борода и усы, покрытые ледяными катышками. Он остановился около них, и по мгновенной вспышке белых зубов можно было догадаться, что он улыбнулся.

— Мистер Демотт? Мистер Маккензи? — Он протянул руку. — Финлэйсон. Джон Финлэйсон.

— Мистер Финлэйсон, — сказал Демотт. — Офис управляющего полевыми работами?

— Я и есть управляющий, — он взял стул, сел, вздохнул, стряхнул частично лед с бороды. — Да. Да. Знаю. В это трудно поверить. Он снова улыбнулся, указав на свою одежду. — Большинство людей думают, что я бродяга. Вы знаете, безработный, странствующий на товарняках. Бог знает, почему. Ближайшая железная дорога бесконечно далеко от Прудхо-Бейя. Почти также как Таити и зеленые лужайки. Знаете, постепенно становишься похожим на местных. Слишком давно в Заполярье. — Необычно отрывистая манера речи позволяла предположить, что контакты с цивилизацией у этого человека были, в лучшем случае, с перебоями. — Простите, что не смог. Я имею в виду не смог вас встретить. Мертвое дело.

— Мертвое дело? — удивился Маккензи.

— Взлетная полоса. Небольшие проблемы на одном из сборных пунктов. Случается постоянно. Мороз черт знает что вытворяет с молекулярной структурой стали. Надеюсь, о вас позаботились?

— Жалоб нет, — улыбнулся Демотт. — Нам много не надо. Буфет функционирует. Маккензи при деле. Верблюд и колодец, — Демотт поймал себя на том, что говорит как Финлэйсон. — Может одна маленькая жалоба имеется: меню слишком разнообразно, а порции слишком велики. Талия моего компаньона…

— Талия твоего компаньона не твоя забота, — сказал Маккензи спокойно. — Но у меня, действительно, есть жалоба, мистер Финлэйсон.

— Догадываюсь, — зубы блеснули снова, и Финлэйсон встал. — Давайте выслушаем ее в моем кабинете. Это рядом, — он пересек столовую и остановился у входной двери, указав на другую дверь, слева. — Главный центр управления работами. Сердце залива Прудхо, по крайней мере, его западной половины. Компьютерная система управления всеми полевыми работами.

— Предприимчивый парень со связкой гранат мог бы здесь неплохо поразвлечься, — сказал Демотт.

— Пяти секунд хватило бы, чтобы загубить все месторождение. Вы проделали весь путь от Хьюстона, чтобы подбодрить меня? Сюда, пожалуйста.

Они прошли через одну дверь, затем еще через одну, внутреннюю, и оказались в маленьком кабинете. Столы, стулья, шкафы, все металлическое, серое, цвета военно-морского флота. Финлэйсон пригласил их садиться и улыбнулся Маккензи.

— Французы говорят, что еда без вина, как день без солнца.

— Беда в этой техасской пыли, — сказал Маккензи. — Напрочь забивает горло, как никакая другая. Над водой просто смеется.

Финлэйсон поднял руки, как бы защищаясь.

— Там, за этими стенами, работают большие буровые установки. Чертовски дорогие и очень сложные в управлении. Там абсолютно темно, сорок градусов ниже нуля, и вы устали — здесь вы постоянно испытываете усталость. Не забывайте, что мы работаем по двенадцать часов в день, семь дней в неделю. Пара глотков виски поверх всего этого, и придется списывать на миллион долларов оборудования. Или вы повредите трубопровод. Или сами убьетесь. Или, что уж совсем плохо, убьете других. Во времена сухого закона было проще — массовая контрабанда из Канады, самогонный джин, там были тысячи подпольных перегонных кубов. Но теперь здесь, на Северном Склоне, совсем иначе — поймали с чайной ложкой контрабандного алкоголя, до свиданья. Никаких оправданий. Вон. Но здесь такого не случается. Кто будет рисковать восьмьюстами долларами в неделю, ради порции «бурбона» ценой в десять центов.

— Когда ближайший рейс на Анкоридж? — спросил Маккензи.

Финлэйсон улыбнулся.

— Еще не все потеряно, мистер Маккензи, — он отпер шкаф, достал бутылку виски и пару стаканов и плеснул в них щедрой рукой. — Добро пожаловать на Норт-Слоуп, джентльмены.

— Меня посетило видение, — сказал Маккензи. — Путешественники, захваченные непогодой в Альпах, и святой Бернард, бегущий к ним вприпрыжку…с чаем. Вы что же, совсем не пьете?

— Пью. Неделю из пяти, когда живу с семьей в Анкоридже. А это держу только для очень важных посетителей. Следует ли думать, что вы подпадете под эту квалификацию? — Он в задумчивости стряхивал лед с бороды. — Должен признаться, что впервые услышал о вашей организации пару дней назад.

— Думайте о нас как о розах пустыни, — сказал Маккензи. — Рождены, чтобы цвести и отцветать никем не увиденными. Ну не совсем так, но пустыня имеет место. Именно там мы большей частью и проводим наши дни. — Кивком головы он указал на окно. — Пустыне не обязательно быть песчаной. Полагаю, это вполне может быть квалифицировано как арктическая пустыня.

— Я и сам порой так думаю. Но что вы делаете в тех пустынях? Я имею в виду, какова ваша функция?

— Наша функция? — Демотт задумался. — Как это ни странно, я бы сказал, что наша функция состоит в том, чтобы довести нашего почтенного работодателя Джима Брэди до состояния банкротства.

— Джим Брэди? Мне казалось, его имя начинается с А.

— Его мать была англичанкой. Назвала его Алжернон. Вас бы это устроило? Его все знают как Джима. Ну, это не суть важно, но в мире есть всего три человека, действительно способных ликвидировать пожары на нефтяных полях, особенно пожар на нефтяной скважине, и все трое из Техаса. Джим Брэди — один из этих трех.

— Принято считать, что существуют три возможных причины возгорания нефти: самопроизвольное возгорание, которого не должно быть, но случается; так называемый человеческий фактор, иначе говоря — простая неосторожность; и технические неполадки. Двадцатилетний опыт работы позволил Брэди распознать четвертый и наиболее зловещий фактор, который широко известен как промышленный саботаж.

— Кому здесь заниматься саботажем? Ради чего?

— Наиболее очевидная причина — конкуренция между большими нефтяными кампаниями — может быть исключена. Мнение о беспощадной конкуренции бытует только в прессе, охочей до сенсаций, да среди наиболее невежественной части публики. Один раз послушать вашингтонских лоббистов нефтяных кампаний на их закрытых совещаниях, и станет навсегда понятно выражение: две головы на одной шее, два сердца, бьющиеся в унисон. Помножьте на двадцать. Стоит «Exxon» поднять цену на газ сегодня на один цент, «Gulf», «Shell», «BP», «Elf», «Agip» и все остальные сделают то же самое завтра. Классический пример кооперации — множество кампаний работают рука об руку ради взаимной выгоды. Ради выгоды всех нефтяных кампаний. Штат Аляска и простые обыватели, конечно, могут придерживаться иной, более предвзятой точки зрения.

— Если мы исключаем конкуренцию, тогда следующей в списке оказывается власть. Международная силовая политика. Скажем, страна Х может значительно ослабить враждебную страну Y, поспособствовав уменьшению ее доходов от нефти. Это один возможный сценарий. Возможна и внутренняя силовая политика. Допустим, существование недовольных элементов при диктаторском правлении в нефтедобывающей стране, которые выбрали поджег, как способ демонстрации недовольства режимом, который, получая прибыль от неправедного бизнеса, в лучшем случае, оказывает благодеяния своим родственникам и приближенным, в то время, как простые крестьяне продолжают жить в средневековой нищете. Голод является великой движущей силой, и здесь появляется простор и для личной мести и сведения старых счетов, и для удовлетворения накопившейся ненависти.

— Нельзя забывать и о маньяках — поджигателях, для которых нефть смехотворно легкая цель и источник красивого огня. Короче, возможно все, и чем причудливей и невообразимей, тем вероятней. Наш недавний случай, к примеру, — он кивнул на Маккензи. — Мы с Дональдом только что вернулись с Залива. Там местные охрана и полиция были сбиты с толку множеством малых пожаров. Это так говорится, малых, но общий ущерб от них составил два миллиона долларов. Никаких сомнений, что действовал поджигатель. Мы его выследили, задержали и наказали. Подарили ему лук со стрелами.

Финлэйсон подумал, что виски подействовало слишком быстро.

— Одиннадцатилетний сын британского консула. У него был мощный пневматический пистолет Уэбли. Уэбли традиционно делает для таких пистолетов специальные патроны — полые, свинцовые шарики. Они не производят патронов из закаленной стали, дающих при попадании в железо великолепную вспышку. Но наш мальчуган располагал боезапасом своего приятеля — араба, имевшего такой же пистолет, но с нелегальными патронами для охоты на хищников в пустыне. Просто случайность, что отец того арабского мальчишки, кстати, принц крови, оказался владельцем того самого нефтяного поля. Маленький англичанин теперь имеет стрелы с наконечниками из резины.

— Уверен, что должна последовать мораль.

— Разумеется. Урок. Непредсказуемое — всегда рядом. Нашему подразделению производственного саботажа, как называет его Джим Брэди, шесть лет. Нас в нем четырнадцать человек. Сначала это было просто бюро расследования. Мы приходили на место, когда дело было сделано, и огонь вырвался на свободу, — бывало, что сам Джим инициировал пожар — и пытались выяснить, кто это сделал, как и почему. Честно говоря, успеха добивались редко: обычно оказывалось, что ворота настежь, а коней уже и след простыл, нам оставалось только закрыть ворота пустой конюшни.

— Мы изменили тактику. Теперь мы запираем ворота конюшни таким образом, чтобы их никто не смог отпереть. Иначе говоря, предупреждаем попытку, максимально ужесточая контроль и за производством, и за персоналом. Теперь мы нарасхват, мы стали наиболее доходным подразделением «Брэди Энтепрайзиз». Бесспорно. Каптаж скважин, вышедших из-под контроля, ликвидация пожаров; да всего и не перечислить, что мы делаем для обеспечения безопасности. Наши услуги пользуются таким спросом, что мы могли бы втрое увеличить наше подразделение и всем хватило бы дела.

— Что же вас останавливает? Я имею в виду, расширение бизнеса.

— Недостаток квалифицированных кадров, — сказал Маккензи. — Их просто нет. Более точно, есть оперативники, но почти не имеющие опыта, и тотальная нехватка людей, годных к обучению. Немногие удовлетворяют всему спектру требований. Нужно обладать пытливым умом, который, в свою очередь, основывался бы на врожденном инстинкте сыщика — иметь ген Шерлока Холмса, я бы сказал. Это или есть, или нет, внедрить невозможно. Нужно обладать глазами и носом, настроенными на опасность, — почти одержимостью, а это приходит только с опытом работы в поле; необходимо располагать довольно подробным знанием нефтяной индустрии по всему миру, и плюс ко всему, нужно быть нефтяником.

— И вы, джентльмены, — нефтяники. Это было утверждением, не вопросом.

— Всю нашу сознательную жизнь, — сказал Демотт. — Мы оба руководили полевыми работами.

— Если ваши услуги пользуются таким спросом, каким образом нам повезло оказаться во главе очереди?

— Насколько нам известно, нефтяная кампания впервые получает предупреждение о намерении организовать диверсию. Впервые, у нас есть шанс испытать наш механизм предотвращения. Нас несколько удивляет тот факт, мистер Финлэйсон, что вы узнали о нас только пару дней назад. Как же так случилось, что мы уже здесь? Нам-то стало о вас известно три дня назад, как только мы вернулись с Ближнего Востока. Мы позволили себе один день отдыха, еще один день ушел на изучение местонахождения и мер безопасности на аляскинском трубопроводе и…

— Как вы могли это изучить? Разве подобная информация не является закрытой?

— Мы могли бы затребовать ее сразу, как только получили просьбу о помощи, — терпеливо объяснял Демотт, — но этого не требовалось. Эта информация, мистер Финлэйсон, не является закрытой. Она доступна публике. Большие кампании, как правило, поразительно беспечны в этом отношении. Возможно, чтобы убедить публику или чтобы придать блеска облику кампании, описывая ее систему безопасности, они не просто публикуют информацию о ее работе, но фактически бомбардируют ею обывателей. Информация эта, разумеется, ненадежна и отрывочна, но даже человек средних способностей может составить из кусков целое.

— Собственно, большим кампаниям, вроде «Аляски», которая построила ваш трубопровод не в чем себя особенно упрекать. Им далеко до опрометчивости чемпиона всех времен — правительства Соединенных Штатов. Рассекречивание атомной бомбы является тому классическим примером. Когда русские тоже сделали бомбу, правительство решило, что теперь нет никакого резона хранить информацию о ней под грифом «секретно». Хотите знать, как сделать атомную бомбу? Пошлите запрос в АЕС[2] в Вашингтоне, и с обратной почтой получите всю необходимую информацию. Мысль, что такая информация может быть использована американцами против американцев, никогда не посещала голов высоких интеллектуалов Капитолийского Холма и Пентагона, которые, похоже, пребывают под впечатлением, что американские преступники массово удалились на покой в тот день, когда эту информацию рассекретили.

— Подождите. Достаточно, — Финлэйсон взмахнул рукой, защищаясь. — Верю, что вы не засылали в Прудхо-Бей армии шпионов. Ответ прост. Когда я получил это письмо, — оно было послано мне, а не в главное управление кампании в Анкоридже — я позвонил генеральному директору. Мы оба решили, что почти наверняка это просто розыгрыш, шутка. Однако, с сожалением должен признать, что многие жители Аляски не испытывают к нам добрых чувств. Поэтому мы решили, что если это не шутка, то положение может стать очень серьезным. Люди, подобные нам, хотя и поднялись на достаточно высокие позиции в своей области, не принимают окончательных решений, касающихся безопасности и будущего десятимиллиардного капитала. Поэтому мы решили поставить в известность великих «пенджэндрамов».[3] Вы получили директивы из Лондона. Мне сообщили о принятом решении уже после этого.

— Дирекции везде одинаковы, — сказал Демотт. — У вас при себе эта записка с угрозами?

Финлэйсон достал из стола маленький листок и протянул его Демотту.

— «Дорогой мистер Финлэйсон,»- читал Демотт. — Вежливый, однако. «Хочу вас проинформировать, что в ближайшем будущем вас ждет небольшая потеря нефти. Уверяю вас, совсем небольшая, только, чтобы продемонстрировать вам, что мы можем перекрыть подачу нефти, когда и где захотим. Будьте любезны, оповестить об этом ARCO».

Демотт передал записку Маккензи.

— Естественно, не подписана. Никаких требований. Если это не шутка, то задумана смягченная демонстрация, чтобы подготовить к большой угрозе и большим требованиям, которые за ней последуют. Сапер-моралист, если позволите, решил напугать вас до колик в желудке.

— Мне кажется, он уже достиг этого, — сказал Финлэйсон, глядя перед собой.

— Вы оповестили ARCO?

— Конечно. Месторождение разделено почти поровну. Мы ведем буровые работы в западном секторе, а их кампания — в восточном. Они вообще-то называются Atlantic Richfield, Exxon.

— Какова была их реакция?

— Как у меня: надеяться на лучшее, ожидать наихудшего.

— Как воспринял угрозу глава службы безопасности?

— Более, чем пессимистически. Это же его детище. Если бы я был на его месте, то воспринимал бы это так же. Он убежден, что угроза существует.

— Я тоже, — сказал Демотт. — Записка была в конверте? Спасибо, — он прочитал адрес: «Джону Финлэйсону, B.Sc., A.M.I.M.E.». — Не просто педантичность, свидетельство проделанной работы. «B.P./SOHIO, Прудхо-Бей, Аляска», почтовый штамп Эдмонтона, Альберта.

— Никаких ассоциаций. У меня там ни друзей, ни просто знакомых, и, определенно, никаких деловых контактов.

— А у главы службы безопасности?

— Аналогично. Никаких контактов.

— Его имя?

— Броновский. Сэм Броновский.

— Не пора ли ему к нам присоединиться?

— Боюсь, придется подождать. Он в Фэрбенксе. Если погода не помешает, сегодня вечером будет здесь. Зависит от видимости.

— Сезон снежных бурь?

— Здесь их нет. На Норт-Слоуп выпадает мало осадков, не больше шести дюймов за всю зиму. Бякой работает высокий ветер. Он поднимает снег с поверхности в воздух, и слой в тридцать — сорок футов над землей становится совершенно непрозрачным. Несколько лет назад перед Рождеством «Геркулес», считающийся самым надежным авиасредством, пытался совершить посадку в таких условиях и потерпел аварию. Двое из четырех членов экипажа погибли. С тех пор пилоты осторожничают; если такое могло случиться с «Геркулесом», никто не застрахован. Эти высокие ветры и снежные вихри, ими созданные, достигают скорости семидесяти миль в час и отравляют нам жизнь. Из-за них центр управления построен на сваях высотой в семь футов, чтобы дать возможность снегу проноситься над землей. В противном случае в конце зимы, мы бы оказались погребенными под огромным сугробом. Сваи, конечно, уменьшают отток тепла в вечную мерзлоту, но это не главное.

— Что делает Броновский в Фэрбенксе?

— Пытается укрепить там, где тонко. Нанимает дополнительную охрану для Фэрбенкса.

— Как он это делает?

— Полагаю, подход бывает разным. Это подразделение Броновского, мистер Демотт. В этих делах у него carte blanche. Лучше вам спросить у него, когда он вернется.

— Да перестаньте. Вы же его босс. Он подчиненный. Боссы всегда подсматривают за подчиненными. Просто ориентировочно. Каким образом он набирает людей?

— Ну, так и быть. Вероятно, у него есть список людей, с которыми он персонально знаком, и к которым может обратиться в случае срочной необходимости. Но, честно говоря, я совсем не уверен, что это так. Возможно, я его босс, но когда я передаю полномочия, я их действительно передаю. Мне известно, что он в контакте с начальником полиции и полагается на его рекомендации. Возможно, он помещает объявления в еженедельник «Вся Аляска», который издается в Фэрбенксе, но, может, он и не делает ничего подобного, — Финлэйсон задумался ненадолго. — Я бы не сказал, что он сознательно помалкивает об этом. Полагаю, если всю жизнь работаешь агентом службы безопасности, то уже и своей левой руке не позволишь знать, что делает правая.

— Что за народ он нанимает?

— В основном, бывших полицейских или бывших десантников.

— Но не специально тренированных охранников?

— Как таковых, нет, но я думал, что для десантников ощущение присутствия опасности становится частью натуры, — Финлэсон улыбнулся. — Я думаю, для Сэма главным критерием является способность метко стрелять.

— Агент безопасности — это особая ментальность, а не физические качества. Вы сказали: «в основном».

— Он нанял двух первоклассных агентов безопасности. Один находится в Фэрбенксе, а другой в Вальдезе.

— Кто сказал, что они первоклассные?

— Сэм. Он их тщательно выбирал, — Финлэйсон потрогал свою подсыхающую бороду, что могло свидетельствовать о раздражении. — Знаете, мистер Демотт, возможно, вы даже добродушны, но у меня такое ощущение, словно меня допрашивают.

— Чепуха. Если бы это было так, вы бы знали наверняка, потому что я бы расспрашивал о вас. Но я не намерен этого делать ни сейчас, ни потом.

— Что так? Нет ли у вас на меня досье, а?

— Во вторник, 5 сентября 1939 года вы поступили в среднюю школу в Данди, Шотландия.

— Бог мой!

— Что такого особого в районе Фэрбенкса? Почему именно там потребовалось усиление системы безопасности?

— Никаких важных или неотложных причин, поверьте.

— Не имеет значения важность их и неотложность, но каковы причины?

Финлэйсон затаил дыхание, словно собираясь глубоко вздохнуть, но раздумал.

— Глупо, наверное, все это. Знаете, слухи могут накликать беду. Народ опасается за этот сектор. Трубопровод на всей своей протяженности в восемьсот миль до Вальдеза пересекает три горных хребта. Всего на нем двенадцать насосных станций. Вблизи Фэрбенкса находится насосная станция номер восемь. Летом 1977 на ней произошел взрыв. Станция была полностью разрушена.

— Авария?

— Да.

— Причины взрыва установлены?

— Конечно.

— Удовлетворительные доказательства?

— Кампания, построившая трубопровод, «Аляска», была удовлетворена.

— Но не все были удовлетворены?

— Некоторые отнеслись скептически. Штат и федеральное агентство воздержались от комментариев.

— Какие объяснения дала «Аляска»?

— Техническая неисправность и сбой в электроснабжении.

— Вы сами этому верите?

— Меня там не было.

— Большинство было удовлетворено объяснениями?

— Очень многие им не поверили.

— Мог быть саботаж?

— Может быть. В тот момент я был здесь. Я никогда не видел восьмой станции. Она уже отстроена вновь, разумеется.

Демотт вздохнул.

— Здесь мне следовало бы продемонстрировать некоторые признаки раздражения. Не доверяете себе, мистер Финлэйсон, не так ли? А из вас мог бы получиться хороший агент службы безопасности. Не думаю, что вы рискнули бы высказать свое мнение, относительно того, не имело ли места укрывательство.

— Мое мнение не имеет значения. Имеет значение то, что пресса Аляски была абсолютно в этом уверена, и широко и открыто об этом писала. Тот факт, что газеты, казалось, совершенно не опасались обвинения в клевете, можно бы рассматривать как существенный. Они были бы рады общественному запросу, а «Аляска» отмалчивалась.

— Что так возбудило прессу? Или это лишний вопрос?

— Прессу взбесило, что ее не допускали на место аварии в течение многих часов. Но еще больше взбесил тот факт, что не пускали их не мирные служивые штата, а частная охрана, которая, что невероятно, сама перекрыла государственные дороги. Даже их собственный представитель по связям с общественностью признал, что их действия являются незаконными.

— Кто-нибудь подал жалобу в суд?

— Суда не было.

— Почему? — Финлэйсон пожал плечами, и Демотт продолжал: — Могло это случиться потому что «Аляска» — крупнейший работодатель штата, и выживание многих кампаний зависит от их контрактов с «Аляской»?

— Возможно.

— С этой минуты я буду стараться вас расколоть ради Джима Брэди. К каким выводам пришла пресса?

— Поскольку в течение целого дня их не допускали на место происшествия, они были уверены, что за это время работники кампании лихорадочно работали над уничтожением следов основного пролива и сокрытия факта, что отказоустойчивость системы дала опасный сбой. Кроме того, пресса утверждала, что «Аляска» скрыла ущерб, нанесенный пожаром.

— Может быть они скрыли улики, свидетельствующие о саботаже?

— Не хочу строить домыслов.

— Будь, по-вашему. Известны ли вам или Броновскому какие-нибудь подозрительные личности в Фэрбенксе?

— Зависит от того, кто, по-вашему, попадает под это определение. Если вы имеете в виду защитников окружающей среды, которые были против строительства трубопровода, то да. Сотни.

— Но они, я полагаю, всегда действуют открыто и дают свои имена и адреса, когда обращаются в газеты.

— Да.

— К тому же, это люди чувствительные и неагрессивные, всегда остающиеся в рамках закона.

— Других подозрительных я не знаю. В Фэрбенксе пятнадцать тысяч жителей, наивно думать, что все они чисты, как свежевыпавший снег.

— Что об аварии думает Броновский?

— Его там не было.

— Я спрашиваю не об этом.

— Но он тогда был в Нью-Йорке. Он еще не работал у нас.

— Следовательно, он новичок в кампании.

— Да. По вашим меркам, он автоматически попадает под подозрение, я полагаю. Если вы собираетесь напрасно тратить время, копаясь в его прошлом, вы вольны делать это, но мы его проверяли и перепроверяли трижды. Полицейское управление Нью-Йорка подтвердило его непорочность. И он, и его кампания имеют — имели — безупречную репутацию.

— Не сомневаюсь. Какова квалификация у него самого и у его кампании?

— Одинаковая. Он руководил одним из крупнейших и бесспорно лучших агентств безопасности Нью-Йорка. До этого, он был полицейским.

— На чем специализировалась его кампания?

— На самом лучшем. Главным образом, на охране. Дополнительная охрана для горстки крупнейших банков, когда их собственная служба безопасности страдает от дефицита кадров из-за отпусков или болезней. Патрулирование жилья богатейших людей Манхаттана и Лонг-Айленда во время больших светских раутов, чтобы предотвратить бесстыдное улепетывание с драгоценностями гостей. И третье, обеспечение сохранности на выставках драгоценных камней и живописи. Если бы вам удалось уговорить голландцев дать на пару месяцев для выставки «Ночной дозор» Рембрандта, Броновский был бы тем человеком, которого вы послали бы за картиной.

— Что могло побудить такого человека все бросить и перебраться сюда, на край света?

— Он не говорит. Да этого и не требуется. Ностальгия. Более точно, ностальгия его жены. Она живет в Анкоридже. Он летает туда на выходные.

— Я считал, что полагается четыре полных недели отработать прежде, чем получишь выходной.

— К Броновскому это не относится, только к тем, кто работает постоянно здесь. Номинально его рабочее место здесь, но он отвечает за весь трубопровод. К примеру, если что-то случается в Вальдезе, он оказывается гораздо ближе, если находится в квартире жены, чем, если бы находился здесь. Он очень легок на подъем, наш Сэм. Владеет и сам управляет самолетом. Мы оплачиваем только топливо, это все.

— Нельзя сказать, что он без гроша за душой.

— Не могу не согласиться. Ему нет необходимости работать, но он не может без дела. Что до денег, так он владеет контрольным пакетом своей кампании.

— Не было ли злоупотребления служебным положением?

— Как он мог злоупотребить там служебным положением, если он даже не выезжал из штата с тех пор, как приехал сюда год назад.

— Надежный парень, кажется. Такие наперечет. Дональд? — Демотт посмотрел на Маккензи.

— Да. — Маккензи взял в руки неподписанное письмо. — ФБР это видело?

— Нет, конечно. Какое отношение имеет к этому ФБР?

— Это может иметь к ним самое непосредственное отношение и очень скоро. Я знаю, что аляскинцы считают, что они отдельная нация, что здесь частное феодальное владение, и что вы относитесь к нам, несчастным, как к низшим сорока восьми, но вы являетесь, тем не менее, частью Соединенных Штатов. Когда нефть отсюда достигает Вальдеза, она транспортируется оттуда в один из штатов западного побережья. Любые перебои в поставке нефти между Прудхо-Бейем и Калифорнией рассматривались бы как противозаконное вмешательство в торговые отношения между двумя штатами, и ФБР было бы вовлечено автоматически.

— Но пока такого не произошло. Кроме того, что может сделать ФБР? Они и о себе-то не смогут позаботиться. Нам придется спасать их от замерзания до смерти уже в первые десять минут их пребывания здесь. Они смогут выжить только под крышей, и что они смогут сделать? Оккупировать наши компьютерные терминалы и основные линии связи и поднять тревогу на станциях в Прудхо-Бейе, Фэрбенксе и Вальдезе? У нас есть высококвалифицированные специалисты, способные отслеживать более трех тысяч источников тревожной информации. Приставить к этому делу фэбээровцев, все равно, что заставить слепого читать Санскрит. И внутри, и снаружи они будут только мешаться под ногами у тех, кто занят делом.

— Патрульные Аляски могли бы выжить. Я полагаю, они выживают там, где вашим собственным людям не выжить. Вы обращались к ним? Вы поставили в известность администрацию штата в Джуно?

— Нет.

— Почему?

— Они нас не любят. Разумеется, если бы была физическая угроза, беспорядки, они бы незамедлительно вмешались, но до тех пор, они предпочитают делать вид, что ничего не знают. Не могу сказать, что я их виню за это. Прежде, чем вы спросите, почему, я вам скажу. Худо ли, хорошо ли, но мы наследовали «Аляске». Они построили трубопровод и следят за ним, а мы его используем. Боюсь, здесь существует широкая серая зона неразличимости. В глазах большинства людей они были трубопроводом, а мы им стали.

Финлэйсон обдумал свои дальнейшие слова.

— Иногда «Аляску» хочется даже пожалеть. Они были жестоко ошельмованы. Нет сомнения, они несут ответственность за горы отходов и огромные издержки, но они завершили немыслимо трудную работу в немыслимо тяжелых условиях, и, более того, они уложились в срок. Лучшая строительная кампания в Северной Америке в настоящее время. Блестящие инженерные решения и блестящие инженерные кадры, но среди тех, кто отвечает за связи с общественностью, толковых мало: может они были бы на месте на Манхаттане, но не на Аляске. Их задачей было продать народу нефтепровод, а они преуспели в обращении огромной части населения в ярых противников строительства нефтепровода и самой строительной кампании.

Он покачал головой.

— Нужно было обладать особым даром, чтобы так навредить своей кампании. Стараясь защитить доброе имя «Аляски», они не нашли ничего лучшего, чем явное сокрытие улик и ложь, что было подтверждено. Так доброе имя превратилось в сомнительную репутацию.

Финлэйсон достал из ящика пару листков и передал их Демотту и Маккензи.

— Фотокопии классического примера того, как они общались с контрактниками. Можно подумать, что навыки работы были ими получены в каком-то полицейском государстве. Прочтите это. Весьма поучительно. Становится понятно, как молва привела к тому, что нас не любят.

Двое мужчин начали читать.


«Аляска»
Дополнение № 20
Эксплуатация трубопровода. Ревизия № 1
Трубопровод и дороги. 1 апреля 1974 г.
Спецификация. Стр. 2004

В. Ни при каких обстоятельствах ни Фирма-Контрактор, ни ее служащие не сообщают об утечке или разливе нефти каким-либо государственным службам. Сообщение о таких явлениях лежит полностью на ответственности «Аляски».
Контрактор должен обязать своих служащих исполнять это постановление.

Г. В дальнейшем, ни при каких обстоятельствах ни Контрактор, ни ее персонал не должны обсуждать, сообщать или связываться любым способом со средствами массовой информации, будь то радио, телевидение, газеты или периодические издания.
Любые подобные контакты Контрактора будут рассматриваться как существенное нарушение КОНТРАКТА Контрактором. Все контакты с прессой, касающиеся выбросов и разливов нефти, осуществляются только и исключительно «Аляской». Если представители прессы вступают в контакт с Контрактором или его сотрудниками, им следует воздерживаться от каких-либо дискуссий, сообщений и взаимодействий, рекомендуя обратиться за разъяснениями в кампанию «Аляска».
Все вышеизложенное Контрактор обязан довести до сведения управляющего звена и рядовых сотрудников.


Демотт опустил листок на колени.

— И это написано американцем?

— Американцем иностранного происхождения, — сказал Маккензи. — Очевидно, прошедшим выучку у Геббельса.

— Потрясающая инструкция, — сказал Демотт. — Помалкивай и скрывай или потеряешь контракт. Не переступай черты, иначе — вон с работы. Блестящий пример американской демократии в лучшем виде. Ну и ну! — Он взглянул на лист, затем на Финлэйсона:

— Как вам удалось раздобыть это? Наверняка документ засекречен.

— Вы будете смеяться, но вы ошибаетесь. Так сказать, достояние общественности.

Редакционная статья из еженедельника «Вся Аляска» от 22 июля 1977 года. Никаких сомнений, что инструкция была засекречена. Как газете удалось ее получить, не имею представления.

— Приятно узнать, что маленькая газета не побоялась выступить против гигантской кампании, и ей это сошло с рук.

Финлэйсон достал еще одну фотокопию.

— В этой же редакционной статье содержится упоминание «ужасного отрицательного воздействия трубопровода на всех нас». Это и теперь так же верно, как тогда. Мы унаследовали это ужасное отрицательное воздействие и до сих пор страдаем от него. Такие дела. Не могу сказать, что у нас совершенно нет сторонников, или, что власти не вмешаются немедленно, если будут замечены откровенные противозаконные действия. Но, поскольку важны голоса избирателей, те, кто правит, делают это из прикрытия. Они пробуют, куда дует ветер, затем задействуют приемлемое законодательство и занимают соответствующую безопасную позицию. Что бы ни случилось, они не пойдут на конфликт с теми, кто наделяет их властью. Они не рискнут под пристальным наблюдением публики, как за ними, так и за нами, придти и подать нам руку из-за какой-то анонимной угрозы какого-то анонимного сумасшедшего.

— Таким образом, это означает, что пока диверсия не произошла, вы не можете рассчитывать на помощь извне, — сказал Маккензи. — Во всем, что касается превентивных мер, вы целиком зависите от Броновского и его команды охранников. В результате, вы сами по себе.

— Неприятно об этом думать, но это так.

Демотт поднялся и стал ходить взад-вперед по кабинету.

— Будем считать, что угроза реальна, кто за ней стоит и чего добивается? Уверен, что он не сумасшедший. Если бы это был одержимый защитник окружающей среды, он бы действовал без всяких предупреждений. Некто мог бы иметь в виду вымогательство или шантаж, которые не обязательно однозначны; вымогают деньги, а шантаж служит множеству различных целей. Маловероятно, что основной целью является прекращение перекачки нефти; прекращение должно служить какой-то другой более важной цели. Деньги, политика, — внутренняя и международная — власть, ложный идеализм и истинный, или просто безответственный сумасшедший. Боюсь, придется ждать развития событий, прежде, чем делать предположения. Тем временем, я бы хотел как можно скорее встретиться с Броновским.

— Я же уже сказал, он должен закончить дело. Он будет здесь через несколько часов.

— Попросите его вылететь прямо сейчас, пожалуйста.

— Сожалею, но Броновский сам принимает решения. Номинально, он под моим началом, но не в полевых операциях. Он просто уйдет, если я попытаюсь узурпировать его власть. Зачем заводить собаку, а лаять самому.

— Я не уверен, что вы правильно оцениваете положение. Нам с Маккензи не только было гарантировано полное сотрудничество, но мы наделены полномочиями принять срочные меры безопасности, если по нашему мнению, такие срочные меры диктуются сложившимися условиями.

Юконская борода скрывала выражение лица Финлэйсона, но в голосе безошибочно распознавалось изумление.

— Вы имеете в виду отстранение Броновского?

— Если, опять же по нашему мнению, он достаточно хорош, мы просто удовольствуемся ролью советников, если нет, мы применим власть, которой наделены.

— Кем наделены? Это абсурд. Я не позволю. Я не могу этого позволить. Вы только появились здесь и напридумывали всякого; нет, я не получал подобных инструкций.

— В таком случае, я бы посоветовал вам запросить такие указания, или подтвердить их, немедленно.

— От кого?

— От великих пенджэндрамов, как вы их называете.

— В Лондоне? — Демотт молчал. — Это дело мистера Блэка.

Демотт продолжал молчать.

— Генерального директора, здесь на Аляске.

Демотт указал на три телефона на столе Финлэйсона:

— Он не дальше, чем один из этих аппаратов.

— Его нет на Аляске. Он посещает наши офисы в Сиэтле, Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. Когда и в каком порядке, я не знаю. Но мне известно, что он возвращается в Анкоридж завтра в полдень.

— Вы хотите сказать, что это самое раннее, когда вы сможете с ним связаться?

— Да.

— Вы могли бы позвонить в те офисы.

— Я же сказал, что не знаю, в каком из них он сейчас. Он может быть в тысяче других мест и, вообще, в полете.

— Вы могли бы попытаться, разве нет? — Финлэсон ничего не сказал, и Демотт продолжал: — Вы могли бы позвонить прямо в Лондон.

— Вы не очень осведомлены об иерархии в нефтяных кампаниях, не так ли?

— Так. Но зато я знаю, — привычная мягкость Демотта исчезла без следа, — что вас, Финлэйсон, ждет разочарование. Вы уже сейчас в беде, а ждет вас еще худшее. В подобных обстоятельствах менеджеру высшего звена управления не время думать об ущемленной гордости и соблюдении субординации. Вы ложно толкуете приоритеты, мой друг. В первую очередь, следует думать о благополучии кампании, а уже потом о своих чувствах и прикрытии своей задницы.

Глаза Финлэйсона не изменили выражения. Маккензи что-то сосредоточенно рассматривал на потолке. За годы совместной работы он убедился, что Демотт умеет загонять соперника угол. Жертва или сдается, или ставит себя в условия, когда Демотт безжалостно использует свои преимущества. Если ему не удается добиться сотрудничества, он добивается полного подчинения.

— Я сделал три предложения, — продолжал Демотт, — каждое из которых было, по моему мнению, вполне разумным, вы отвергли все три. Вы продолжаете настаивать на своем отказе?

— Да. Именно так.

— Отлично. Дональд, как, по-твоему, у меня есть выбор?

— Абсолютно никакого, — голос Маккензи звучал печально, — кроме неизбежного.

— Да, — Демотт холодно посмотрел на Фенлэйсона. — У вас есть микроволновая радиосвязь с Вальдезом, для связи с континентальными биржами, — он протянул Финлэйсону через стол карточку. — Или вы не дадите мне разрешения поговорить с моим офисом в Хьюстоне?

Финлэйсон ничего не сказал, но карточку взял, снял трубку и связался с коммутатором. После трех минут молчания, в течение которых только Финлэйсон, казалось, чувствовал себя некомфортно, раздался звонок. Финлэйсон послушал несколько мгновений и передал трубку Демотту.

— Брэди Энтепрайзиз? Мистера Брэди, пожалуйста, — последовала пауза. — Добрый день, Джим.

— Добрый, добрый, Джордж, — сильный звучный голос Брэди был хорошо слышен в комнате. — Ты в Прудхо-Бейе, да? Какое совпадение. Я как раз собирался тебе звонить.

— Я просто хочу отчитаться. Собственно сообщить, что отчитываться мне не в чем.

— У меня тоже для тебя сообщение. Мое — важнее, так что начнем с него. Линия открытая?

— Минутку, — Демотт взглянул на Финлэйсона. — Оператор на коммутаторе имеет допуск?

— Нет у нее никакого допуска. Господи, боже мой, она же просто телефонистка.

— Вы обращаетесь в нужную инстанцию. Действительно, Господи, спаси аляскинский нефтепровод. — Он вынул блокнот и карандаш и сказал в трубку: — Сожалею, Джим. Открытая. Диктуйте.

Четко и ясно в комнате зазвучал, казалось бессмысленный набор из букв и цифр, которые Демотт очень мелко и аккуратно записывал в свой блокнот. Спустя пару минут, Брэди сказал:

— Повторить?

— Спасибо, не нужно.

— Ты имеешь что-нибудь сказать?

— Только то, что управляющий работами неконтактен, неблагоразумен и создает препятствия. Не думаю, что нам выгодно здесь оставаться. Прошу разрешения отбыть.

После очень короткой паузы, Брэди произнес:

— Разрешение даю. — Демотт положил трубку и встал.

Финлэйсон был уже на ногах.

— Мистер Демотт….

— Передавайте привет Лондону, если вам случится там быть, мистер Финлэйсон, — сказал Демотт ледяным тоном.

2

В десять вечера сотрудники Джима Брэди в баре отеля «Питер Понд» форта Мак-Мюррей, что за тысячу триста миль на юго-запад от Прудхо-Бейя, встретились с Джейем Шуром. Те, кому принадлежало право высказывать суждения по таким вопросам, с готовностью соглашались, что в Канаде, как управляющему инженерными сооружениями, Шуру нет равных. Его темное мрачноватое, почти пиратское лицо, являлось несправедливой насмешкой природы, так как по натуре своей он был веселым, дружелюбным компанейским человеком, легко сходившимся с людьми, и очень отзывчивым.

Справедливости ради нужно сказать, что в данный момент он не испытывал ни веселья, ни добродушия, как, впрочем, и сидевший рядом с ним Билл Рейнольдс, начальник производства кампании «Санмобиль», румяный и постоянно улыбающийся человек, которого природа наградила действительно дьявольским умом, казалось присущим Шуру, но такового не имевшему.

Билл Рейнольдс посмотрел через стол на Демотта и Маккензи, с которыми они с Шуром познакомились всего минуту назад, и сказал:

— Вы опережаете время, джентльмены. Замечательное обслуживание, если можно так сказать.

— Стараемся, — сказал Демотт удовлетворенно. — Делаем все возможное.

— Виски? — спросил Маккензи.

— Спасибо, — кивнул Рейнольдс. — Похоже, двойная доза?

— Точно.

— Дороговато, пожалуй.

— Сделает вас сговорчивее, — улыбнулся Демотт.