Шарлота Мари Йонж
Маленький герцог (в пересказе Елены Чудиновой)
Глава I. Нужна ли принцу грамота?
Замок Байё в Нормандии, опоясанный серыми хижинами прильнувшего к его стенам селения, приземистый и хмурый, в далекий осенний день 943 года готовился принимать гостей.
Если бы нам удалось, сделавшись невидимыми, миновать часовых и пройти через подъемный мост в ворота, а затем в башню, замок изнутри показался бы нам еще более мрачен, нежели снаружи.
Сводчатый потолок просторного зала подпирали толстые колонны, словно в подземной крипте, а маленькие оконца без стекол глубоко уходили в стены. Ни снег, ни дождь не смогли бы проникнуть сквозь них, а если бы и проникли, то все равно ничего бы не испортили: стены и пол в зале были сложены из грубого камня.
В каждом из четырех углов пылало по камину, но труб не было, и дым белыми кольцами поднимался вверх, стлался вдоль стен и потолка, покрывая их жирной черной копотью.
В дальнем углу находился самый большой камин, и потому огонь в нем горел жарче. Над пламенем висел огромный котел, вокруг которого суетились слуги. Пар из котла валил вовсю, клокочущее варево пахло свежими огородными травами. Две молоденькие девушки меж тем устилали пол камышом. Несколько мужчин сколачивали на помосте длинный стол из неструганых досок. Серебряные чаши, роговые кубки для вина и дощечки для резки хлеба лежали грудой - их следовало расставить вдоль столешницы.
Для гостей были приготовлены скамьи, а в середине, на почетном месте, стоял высокий стул с витыми ножками. На его подлокотниках были вырезаны львиные головы и когтистые лапы, а внизу помещалась подставка для ног.
Тому, кто должен был усесться в это кресло, предназначалась глубокая серебряная чаша, работы куда более тонкой, чем вся прочая посуда. Ее украшали рельефные изображения виноградных листьев и гроздьев, деревьев, меж которыми танцевали козлоногие сатиры. Если бы эта чаша умела говорить, то поведала бы историю весьма занимательную. Ее отлили еще во времена Римской империи, а сюда ее привез какой-то северный морской разбойник.
Величественная пожилая женщина ходила по залу, проверяя, как спорится работа. Ее густые золотые волосы, едва тронутые сединой, были уложены двумя косами вокруг головы, которую покрывал высокий белый чепец, подвязанный лентами под подбородком.
На ней было длинное темное некроеное платье с пришнурованными к плечам широкими рукавами, в ушах красовались массивные золотые серьги, а на груди такое же ожерелье. Возможно, эти украшения попали сюда тем же путем, что и чаша.
Женщина отдавала приказы слугам, следила, как готовят пищу и накрывают на стол, советовалась со стариком-управляющим и время от времени беспокойно поглядывала в окно.
_ Из-за этих неумех оленина не поспеет вовремя к ужину герцога Вильгельма! - тревожилась она.
Но вот послышался звук охотничьего рога. Звонко топоча, в зал вбежал мальчик лет восьми. Его большие голубые глаза сияли, щеки раскраснелись от свежего воздуха. Длинные льняные волосы развевались за спиной. Мальчик размахивал стрелой.
- Я попал в него, я попал в него, госпожа Астрида! - кричал он. - Слышите? У него было по десять ветвей на каждом роге! Вот какой олень! И я попал ему прямо в шею!
- О, милорд Ричард, Вы убили его?
- Нет, только ранил! Но копье Осмонда угодило оленю прямо в глаз! Послушайте, госпожа Астрида! Олень бежал через лес, а я стоял под большим вязом, а мой лук…
Ричард начал было разыгрывать в лицах сцену оленьей охоты, но госпожа Астрида прервала его.
- Они разделали оленя?
- Да, Вальтер разделал. У меня была такая длинная стрела…
Тут в залу вошел высокий и широкоплечий лесничий, легко несший на плече изрядную часть оленьей туши. Госпожа Астрида поспешила ему навстречу, чтобы обо всем распорядиться.
Маленький Ричард следовал за ней по пятам и продолжал говорить с таким упоением, словно она слушала его. Мальчик жестами показывал, как стрелял он сам, как стрелял Осмонд, как олень был ранен, как упал, как они все считали, сколько веток на каждом роге.
- Будет что порассказать отцу! - продолжал Ричард. - Как он долго сюда скачет! Я так соскучился!
Тем временем в залу вошли двое мужчин. Одному было около пятидесяти, другому лет двадцать с небольшим. Оба были одеты в кожаные охотничьи костюмы с широкими вышитыми поясами, на которых висели ножи и охотничьи рога. Старший, широкоплечий, с обветренным лицом, выглядел суровым. Младший располагал к себе веселой улыбкой и ясным взглядом внимательных серых глаз. Это были сын госпожи Астриды сэр Эрик де Сентвиль и ее внук Осмонд. Их заботам и поручил герцог Вильгельм Нормандский своего единственного ребенка и наследника.
Здесь, на севере, наследников знатных семей обычно не растили дома, а препоручали верным вассалам. Одна из причин, побудивших герцога отдать мальчика в семью госпожи Астриды, заключалась в том, что Сентвили говорили лишь на старом норманнском языке, а герцог Вильгельм желал, чтобы его сын хорошо владел им. Но большинство его подданных уже успело позабыть язык предков и говорило теперь на диалекте, представлявшем собой нечто среднее между германскими языками и латынью - том самом, что и положил начало будущему французскому языку.
В этот день в замке Байё ждали самого герцога Вильгельма. Он собирался отправиться в неблизкое странствие, дабы уладить спор между герцогами Фландрии и Монтрейля. И перед этим желал повидать сына. Именно поэтому так суетились слуги, и так тревожилась хозяйка замка. Проследив за тем, как мальчик-слуга насадил на вертел мясо оленя, она отправилась в одну из комнат наверху - переодевать маленького Ричарда. Он продолжал без умолку болтать, пока госпожа Астрида сама расчесывала его длинные спутанные волосы, затем надела на него короткую - едва до колен - красную тунику. Мальчику очень хотелось прикрепить к поясу свой небольшой, но самый настоящий кинжал. Но воспитательница не разрешила.
- Всю жизнь Вам еще предстоит носить меч и кинжал, не стоит начинать слишком рано.
- Да, мне очень хочется носить оружие! Обещаю Вам, госпожа Астрида, что меня будут называть Ричард Острый Клинок или Ричард Храброе Сердце. В нашем роду все такие же смелые, как Сигурд или Рагнар, о которых поется в песнях. Я хочу сражаться с драконами! Ведь и у нас, в Нормандии, водились драконы! Я помню, что наш святой Вигор справился с драконом! Вот только Нормандия тогда, кажется, еще не была Нормандией, потому, что мы еще ей не владели!
- Хорошо бы Вам помнить и то, милорд Ричард, что святой Вигор победил дракона не мечом, а молитвой. Но то были действительно давние времена. Драконов теперь не так много, как в древних песнях.
- Как бы я хотел повстречаться с таким огнедышащим чудовищем! - воскликнул Ричард, хотя и не все понял в словах госпожи Астриды.- Ах, если бы Вы позволили мне прицепить кинжал!
Внезапно мальчик метнулся к окну.
- О, вот они! Я вижу знамя Нормандии! - Ребенок радостно кинулся вниз по длинной крутой каменной лестнице, ведущей в крытую галерею: Там уже находился барон Сентвиль.
- Я хочу подержать отцу стремя! - взмолился Ричард, обращаясь к Осмонду.
В проеме ворот показалась вороная лошадь. На ней сидел Вильгельм, герцог Нормандский - высокий мужчина с величественной осанкой. Поверх пурпурной одежды, на кожаной перевязи, герцог носил оружие, благодаря которому и получил прозванье Вильгельм Длинный Меч. На ногах у него были стальные поножи, внизу сверкали золотые шпоры. Из-под ярко-красной герцогской шапочки, отделанной мехом, выбивались коротко стриженые волосы. На шапочке развевалось перо, прикрепленное пряжкой, украшенной драгоценными камнями. Лицо герцога было как обычно печальным и задумчивым. Вильгельм рано потерял свою супругу, герцогиню Эмму, и не стал брать себе второй жены, хотя по тем суровым временам наличие одного-единственного наследника не могло порадовать сторонников рода Ролло. Дети слишком слабы, любая хворь может свести их в могилу. Надо бы герцогу иметь не меньше пяти сыновей, толковали меж собой вассалы. Но для герцога Вильгельма память о дорогой жене была важнее подобных расчетов. Омрачали его чело и заботы сего дня: время было неспокойное. При взгляде на сына лицо герцога Нормандского изменилось: в глазах засияла доброта, линии сурового рта смягчились.
Мальчик меж тем прыгал и кричал от радости.
Герцог улыбнулся. Эта улыбка предназначалась маленькому Ричарду, впервые исполнявшему обязанности будущего рыцаря - он держал стремя, пока герцог соскакивал с коня. Затем мальчик преклонил колено, чтобы получить благословение: так делали в те времена все дети, встречая родителей. Герцог положил ладонь на голову Ричарда.
- Да будет милостив к тебе Господь, сын мой! - произнес он.
Потом он поднял мальчика на руки и прижал к груди. Ричард обхватил руками шею отца, а тот нежно поцеловал его. Сэр Эрик приблизился, преклонил колено и поцеловал руку своему сюзерену, затем пригласил его в замок.
Было бы слишком долго пересказывать все те учтивые приветствия, которыми обменивались благородные воители. Особенно почтительно герцог приветствовал госпожу Астриду. Ричард тоже должен был приветствовать всех, прибывших с отцом.
Среди гостей находился Бернард, граф Харкут, прозванный Датчанином. Его рыжая с проседью борода и косматые волосы производили жутковатое впечатление. Из-под густых бровей с дикой свирепостью сверкали глаза. Лицо было обезображено широким багровым шрамом, пересекавшим щеку. Был здесь и барон Райвульф из Феррьеры, облаченный в звенящую при каждом шаге кольчугу. Другие рыцари также были в полном вооружении, в шлемах и со щитами. Мальчику на миг почудилось, будто это доспехи сэра Эрика ожили, спрыгнули со стен и расхаживают по зале.
Гости расселись за столом. Госпожа Астрида села по правую руку от герцога, граф Харкут по левую. Осмонд нарезал герцогу мясо, а Ричард подал чашу и дощечку для хлеба. За едой герцог и остальные лорды серьезно обсуждали поездку, которую намеревались предпринять. Они собирались встретиться с графом Арнульфом из Фландрии. Встреча должна была произойти на небольшом островке реки Соммы. Во время этой встречи будет заключено соглашение, согласно которому Арнульф возместит убытки, причиненные им графу Херлуину из Монтрейля. Иные полагали, что это будет самый подходящий случай потребовать у графа несколько городов, находящихся у границы, на которые давно уже претендовала Нормандия. Но герцог покачал головой, сказав, что неприлично искать собственных выгод, если желаешь выступить в роли примирителя.
Маленький Ричард устал от этой серьезной беседы, ему казалось, что трапеза длится лишком долго. Наконец с едой покончили, прочли молитву, слуги убрали стол и разобрали помост, на котором он был установлен. Было еще достаточно светло, и некоторые гости отправились на конюшню проверить своих лошадей, другие пошли полюбоваться конями и охотничьими собаками сэра Эрика, остальные разбились на группы и продолжали беседовать.
Герцог наконец смог остаться с сыном. Ричард уселся к нему на колени и стал рассказывать о себе. Он говорил о своих забавах, о том, как его стрела попала в оленя, как сэр Эрик позволил ему поехать на охоту на маленькой лошади, как Осмонд взял его с собой купаться в реке, как он нашел воронье гнездо наверху, в старой башне.
Герцог Вильгельм улыбался. Казалось, он испытывает не меньшее удовольствие, нежели сам мальчик.
- А теперь, Ричард,- наконец отозвался он,- поговорим об уроках отца Лукаса. Есть ли тебе что рассказать мне об этом? Посмотри на меня, дорогой Ричард, и поведай, как ты учишься.
- Отец,- тихо ответил Ричард,- мне совсем не нравятся эти дурацкие буквы на старом желтом пергаменте.
Мальчик опустил голову и принялся играть застежкой отцовской перевязи.
- Но, я надеюсь, ты хотя бы пытаешься выучить их? - спросил герцог.
- Да, отец, пытаюсь. Но латинские слова такие длинные, а буквы все время путаются!… И почему-то отец Лукас всегда приходит в погожие дни, когда я хочу бежать в лес!
- Бедный малыш! - улыбнулся герцог Вильгельм.
- А Вы умеете читать, благородный отец? - полюбопытствовал Ричард, ободренный этой улыбкой.
- К сожалению, нет,- ответил герцог. - Я немного знаю латынь, и, конечно, понимаю молитвы, но буквы, а особенно цифры… Увы, сын мой, этой науки мне уже не одолеть.
- Вот и сэр Эрик не умеет читать, и Осмонд! - оживился Ричард. - Никто не умеет! Зачем мне этому учиться? Я не клирик, а молодой герцог!
Герцог не рассердился.
- Без сомнения, сейчас тебе трудно, мой мальчик, - с пониманием сказал он. - Но в конце концов это пойдет тебе на пользу. Теперь я многое бы отдал за то, чтобы уметь читать хотя бы молитвенник! Но когда у меня возникло желание учиться грамоте, я не имел столько времени, сколько ты имеешь сейчас.
- Но рыцари и дворяне никогда не учатся,- настаивал Ричард.
- Ты полагаешь это достаточной причиной для того, чтобы и самому не учиться? Впрочем, ты ошибаешься, мой мальчик. Короли Франции и Англии, графы Анжуйский, Прованский и Парижский, да и сам король Норвегии Хакон - все они умеют читать. Я помню, Ричард, что, когда после переговоров было составлено соглашение, согласно которому король Людовик получал трон, мне было стыдно, ибо я оказался одним из немногих вассалов, не сумевших подписать своего имени.
- Все равно Вы самый мудрый и самый лучший! - с гордостью воскликнул Ричард.- Вот и сэр Эрик так говорит!
- Сэр Эрик слишком любит своего господина и потому не видит его недостатков, - ответил герцог Вильгельм.- Но я был бы куда лучше и мудрее, если бы учился в свое время у таких наставников, какие сегодня в твоем распоряжении. Заметь, Ричард, не только принцы знают грамоту. В Англии в графстве Эйфильстоун обучается каждый дворянин. Занятия ведутся во дворце самого графа.
- Я ненавижу англичан! - вскинул голову мальчик, глаза его блеснули.
- Ненавидишь? За что же?
- За то, что они вероломно убили храброго короля Рагнара! Госпожа Астрида спела мне песню, которую он сложил, когда эти негодяи терзали его. Но Рагнар обещал, что его сыновья заставят воронов потрудиться в Саксонии! О, если бы я был его сыном, я бы славно отомстил за него! Я бы перерезал этих гадких разбойников и сжег их поместья!
Глаза Ричарда разгорелись. Его речь напоминала старонорманнские стихи и саги, которые он так часто слышал в замке. Мальчик неосознанно подражал их неистовому слогу.
Но герцог мрачно посмотрел на сына.
- Госпожа Астрида - пожилая дама, и ее песни принадлежат прошлому. Мысли о жестоком мщении годятся лишь для язычников. Рагнар не ведал ничего слаще кровавой мести, но мы, христиане, знаем, что надлежит прощать врагам нашим.
- Но англичане убили твоего отца! - с изумлением и некоторой досадой воскликнул мальчик.
- Да, Ричард, но я не хочу мстить им. Ведь сказано: прости, дабы самому быть прощенным. Послушай, сын мой, мы - христианский народ. Заповедь прощения часто нарушается, но в твоей жизни пусть будет иначе. Когда бы ты ни увидел крест, изображенный на нашем знамени или выбитый на камнях храма, помни, что он говорит нам о прощении. А сами мы никогда не будем прощены, если не простим своим врагам. Ты запомнил мои слова, сын мой?
- Да, отец. - после некоторого колебания ответил Ричард. - Но все же, будь я одним из сыновей Рагнара, я никогда не простил бы убийц.
- Возможно, так оно и было бы, окажись ты на их месте, Ричард. Но если я погибну, что может случиться, поскольку усобицы раздирают на части несчастное Франкское королевство, вспомни мои слова. А пока я прошу тебя исполнять свой долг по отношению к Богу и горячо надеюсь, что мысль о мести не овладеет твоим разумом. Знай, что лучший способ отомстить за меня - это простить своих врагов. Обещай мне, что ты так и сделаешь.
- Хорошо, отец, - покорно согласился Ричард, положив голову на отцовское плечо. Но тихо он сидел недолго. Вскоре мальчик начал теребить расшитый ворот отцовского одеяния.
Пальцы его задели серебряную цепочку. Он дернул и увидел серебряный ключик, висевший на ней.
- Что это? - нетерпеливо спросил он. - Что отпирает этот ключ?
- Мое самое дорогое сокровище,- ответил герцог и вновь заложил цепочку за ворот рубахи.
- Самое дорогое сокровище? Это Ваша герцогская корона?
- Когда-нибудь ты все узнаешь, - сказал отец и отвел маленькую руку.
В зал вернулись гости, и ему пришлось прервать беседу с сыном.
На следующий день, после службы в часовне и завтрака в зале, герцог вновь тронулся в путь. Он обещал Ричарду вернуться недели через две. В свой черед отец взял с мальчика обещание быть прилежным учеником отца Лукаса и слушаться сэра Эрика де Сентвиля.
Глава II. Ричард становится герцогом
Однажды вечером госпожа Астрида сидела на своем высоком стуле у самого жаркого камина в большой зале. Она пряла лен на деревянной прялке. Пальцы ее проворно сучили нить, и веретено плясало на полу. Напротив матери дремал в кресле сэр Эрик де Сентвиль. На маленькой скамеечке чуть поодаль пристроился Осмонд. Он ровнял и обстругивал острым ножом перья диких гусей - они нужны были для того, чтобы оперить стрелы.
Дальше на скамьях расположились слуги - женщины, тоже со своими веретенами, по одну сторону, мужчины - по другую. Зала освещалась алым пламенем камина и огромным светильником, свисающим с потолка. Поэтому, несмотря на то, что окна закрывались деревянными ставнями, было довольно светло. Маленький Ричард Нормандский играл с несколькими собаками. Он то поглаживал их большие шелковистые уши, то щекотал кончиком перышка, взятого у Осмонда, подушечки лап, то не давал большому добродушному псу прикрыть глаза, а терпеливое животное лишь тяжело вздыхало в ответ. Верно, оно понимало, что и человеческим детенышам нужна такая же возня, как и щенкам. В тихом малыше мало жизненной силы - что из него вырастет? Не отставая от пса, мальчик тем не менее то и дело поднимал голову и пристально смотрел на госпожу Астриду, боясь пропустить хоть одно ее слово. Она повествовала о том, как дед Ричарда ярл Ролло был крещен и в течение семи дней носил белые крестильные одежды. Помнила она, словно это было вчера, какие дары Ролло преподнес в ту неделю какому храму в своем герцогстве: в церковные стены пришли многие сокровища, прежде добытые норманнами в грабительских набегах. Быть может, у тех же храмов они некогда и были отняты! Как радовался благочестивый народ!
- А еще расскажите, как дед Ролло опрокинул короля Карла Простака! Вот уж я посмеюсь!
Старая дама нахмурилась. Верно, от кого-нибудь из слуг мальчик набирается подобных историй! Не таким уж простаком был король Карл Простоватый. У него не было военной силы на то, чтобы прогнать норманнов с низовий реки Сены. А норманны приходили грабить в те места так часто, что в конце концов просто начали там селиться. И вот король Карл предложил ярлу Ролло в жены свою дочь и законное право владеть этим благодатным краем в качестве вассала франкского короля. Конечно, король поставил условием христианское крещение ярла и его соратников. Ролло согласился на это и таким образом сделался из грабителя защитником местных жителей. Сколь важным был этот день для норманнов! Руанский архиепископ Франко встретил Ролло с ключами от города. Прибыл и король Карл, чтобы принять присягу нового вассала. Вот тут-то и вышел случай, о котором мальчику, строго говоря, незачем знать. Произнеся вассальную присягу, Ролло должен был по обычаю облобызать ногу своего сюзерена. Однако вместо того, чтоб склониться перед королем, ярл просто протянул руку и схватил того за ногу. Король потерял равновесие и стукнулся затылком об землю, а Ролло преспокойно подтащил его ступню к своим губам. Грубые его соратники меж тем громко хохотали над шуткою своего предводителя. А что, кто скажет, что Ролло нарушил уговор и не поцеловал ноги?
- Нет, нет, лорд Ричард! - наконец возразила старая дама. - О таких вещах я не люблю рассказывать. Это случилось, когда норманны еще не научились учтивому обращению, давно пора позабыть те грубые нравы. Мы поклонялись тогда жестоким богам - Одину и Тору, и сами сеяли кругом ужас и горе. Что о том вспоминать! С тех пор минуло больше трех десятков лет. Лучше я поведаю вам о том, как мы прибыли в Сентвиль. Я была тогда молодой девушкой. Как необычны показались мне эти тихие зеленые луга и широкие спокойные реки в сравнении с родными норвежскими фьордами, что вздымают копья темных скал в свинцовое небо! Право, эта перемена помогла мне почувствовать различье между языческим прошлым и христианским будущим. Ну да этого Вам не понять, мой лорд, Вы слишком юны. Я помню высокие сосны и глубокий снег. А как я любила девочкой проводить дни напролет в лодке, которую мне позволяли спускать в маленький залив…Я не боялась открытого моря, мне так хотелось помериться силой с волнами! Но в мое время дети были куда послушнее, чем теперь…
Но тут ей пришлось прервать свой рассказ. За воротами замка раздался звук охотничьего рога. Собаки вскочили и оглушительно залаяли. Осмонд поднялся и прикрикнул на них, пытаясь успокоить. Ричард подбежал к сэру Эрику.
- Проснитесь, сэр Эрик, проснитесь! - закричал он радостно. - Это прибыл мой отец! Надо поскорее открыть ворота и встретить его!
- Тихо! - приказал сэр Эрик собакам и медленно поднялся из своего кресла, когда рог протрубил снова. - Осмонд, сходи посмотри с привратником, кто это к нам так поздно: друг или враг. А Вы, лорд, - добавил он, обращаясь к Ричарду, кинувшемуся было за Осмондом, - оставайтесь здесь.
Мальчик послушался и остановился, хотя от нетерпения его била дрожь.
- Должно быть, посланные от герцога,- решила госпожа Астрида.- Вряд ли это он в столь поздний час!
- Нет, нет, дорогая госпожа Астрида, это должен быть он! Он обещал приехать! Вон лошади затопали. Это его черная кобыла. Я побегу, подержу ему стремя. О, сэр Эрик, пустите меня!
Сэр Эрик ничего не ответил. Послышались шаги, кто-то поднимался по каменным ступеням. Ричард хотел было кинуться навстречу отцу, но это оказался Осмонд. По выражению его лица уже можно было догадаться, что случилось нечто дурное.
- Граф Бернард Харкутский и сэр Райнульф де Феррьер! - Провозласил он, и отступил в сторону, чтобы пропустить их.
Разочарованный мальчик остановился посреди залы. Граф Харкут не стал приветствовать Эрика или его мать, он приблизился к Ричарду, опустился перед ним на колени, взял его руку и, тяжело переводя дыхание, произнес хриплым голосом:
- Ричард, герцог Нормандии, я Ваш преданный вассал!
Затем он поднялся с колен. То же самое проделал и Райнульф де Феррьер. Между тем старый вояка закрыл лицо ладонями и зарыдал в голос.
- Неужели это правда? - с ужасом спросил барон де Сентвиль.
Феррьер посмотрел на него и горестно вздохнул. Тогда барон также опустился перед мальчиком на колени.
- Я Ваш преданный вассал. Присягаю на верность и клянусь родовым замком и всеми владениями Сентвилей.
- Нет, нет! - в отчаянии закричал Ричард. Он весь дрожал. Мальчику казалось, что ему снится какой-то страшный сон, вот только пробудиться поскорее у него никак не получалось.
- Что это значит? Госпожа Астрида, скажите мне, что все это значит? Где мой отец?
- Увы, мой мальчик! - сказала старая дама, обняв его и крепко прижимая к себе. По щекам ее потекли слезы.
Мальчик немного успокоился в ее объятиях и теперь, широко раскрыв глаза и затаив дыхание, слушал беседу взрослых, уже не обращавших на него ни малейшего внимания.
- Герцог умер,- проговорил сэр Эрик де Сентвиль. Ошеломленный этой страшной вестью, он все никак не мог прийти в себя.
- Да, - печально подтвердил Райнульф. Наступившая тишина была нарушена хриплыми всхлипываниями старого графа Бернарда.
- Но как? Когда? Что произошло? - немного опомнившись, начал спрашивать сэр Эрик. - Ведь когда вы собирались туда, никто и подумать не мог… О, почему меня не было с ним!
- Не на поле битвы он погиб!- мрачно ответил сэр Райнульф.
- Неужели болезнь так быстро свела его в могилу?
- Нет, не болезнь, - ответил Феррьер.- Герцог пал жертвой вероломства предателей Флемингов! Все случилось на острове Пеквини.
- Изменник Флеминг жив? - вскричал барон де Сентвиль, выхватывая меч из ножен.
- Жив и торжествует, - сказал Феррьер. - Сейчас он находится в полной безопасности в одном из своих торговых городов.
- Вы не достойны уважения, господа, - заявил сэр Эрик. - Наш герцог погиб, его враг жив. А вы здесь и спокойно повествуете об этом.
- Я всегда верно служил своему господину, - промолвил граф Бернард. - Но во имя спасения Нормандии и этого бедного ребенка не следует мстить. Лучше бы мне ослепнуть, чем видеть то, что я видел. Ни один меч не поднялся в его защиту. Расскажите, как это произошло, Райнульф. Язык отказывается повиноваться мне.
Он опустился на скамью и прикрыл лицо полой плаща. Граф де Феррьер заговорил:
- Вы все знаете, что наш герцог договорился встретиться с этим негодяем графом Фландрии на острове Пеквини. Герцога и графа сопровождали по двенадцать человек приближенных, все без оружия. Герцог Алан Бретонский стоял по одну сторону, граф Бернард - по другую, старый граф Ботон - напротив меня. Мы честно явились без оружия, да иначе и быть не могло. Но презренные Флеминги поступили иначе. О горе! Никогда не забыть мне величественной осанки герцога Вильгельма, когда он ступил на берег и обнажил голову перед этим негодяем Арнульфом.
- Да,- вставил Бернард.- В начале мы не могли ничего заподозрить. Арнульф еще сказал, что герцог находится под его покровительством и защитой. Если бы я тогда мог проломить рукоятью своего меча голову этому изменнику и интригану!
- Итак, - продолжил Райнульф, - они пришли к соглашению. Поскольку слова ничего не стоили Арнульфу, он пообещал не только возместить убытки ничтожному Монтрейлю, но даже предложил присягнуть нашему герцогу от имени всей Фландрии. Вильгельм отказался, он сказал, что это было бы дурно по отношению к французскому королю и германскому правителю. Они учтиво распрощались, и мы направились к нашим кораблям. Герцог плыл один в маленькой лодке; мы, двенадцать человек, в большой. Но едва мы причалили к берегу, как со стороны Флемингов закричали, что граф хочет еще что-то сказать герцогу. Герцог запретил нам следовать за ним и повернул лодку обратно к острову. - Рассказчик сжал кулаки и стиснул зубы. - Мы увидели, как один из Флемингов ударил его веслом по голове, герцог упал без чувств. Остальные набросились на него и уже через мгновение показывали нам свои окровавленные кинжалы, издеваясь над нами. Мы принялись проклинать их, налегли на весла, словно безумные, пытаясь настичь их; но пока мы вновь причалили к острову, их лодки уже были на противоположном берегу, они вскочили на коней и трусливо поскакали прочь. Вскоре они были уже далеко, и мы, норманны, не могли им отомстить.
- Это будет исправлено! - маленький Ричард внезапно выступил вперед.
Его детское сознание воспринимало эту страшную историю скорее как легенды госпожи Астриды, нежели как реальное событие. Мальчик был возмущен мерзким предательством.
- Я накажу их! В один прекрасный день они узнают…
Тут он внезапно замолк, вспомнив слова отца о недопустимости мести. Но вассалы с удовольствием восприняли его слова. Кровную месть они почитали своим долгом, герцога Вильгельма, который всегда умел обуздать их природную свирепость, больше не было среди них.
- Что Вы сказали, юный лорд? - спросил, поднимаясь со скамьи, граф Бернард.- Блеск Ваших глаз говорит о том, что когда-нибудь Вы жестоко отомстите за гибель отца.
Ричард обернулся, и его сердце учащенно забилось, когда он услышал слова сэра Эрика:
- Нет сомнений, так оно и будет! Обыщите хоть всю Нормандию, хоть все наши северные края, вы не найдете другого такого храбреца, как этот малыш! Поверьте мне, граф Бернард, наш юный герцог не посрамит своих предков!
- Верю! - согласился граф.- Наверняка он унаследовал воинский дух от своего деда, герцога Ролло. Я вижу в нем и многие черты его благородного отца. Скажите, лорд Ричард, вы сможете встать во главе норманнов, когда мы пойдем на наших врагов?
- Да! - отвечал мальчик. Одобрение взрослых воодушевило его. - Я поведу вас этой же ночью, и мы накажем вероломных Флемингов!
- Мы выступим завтра, милорд,- предложил Бернард.- Но прежде Вы должны в Руане облачиться в герцогскую мантию, вооружиться и принять присягу Ваших вассалов.
Голова мальчика горестно опустилась. Казалось, он только сейчас понял, что отца больше нет, что он никогда не увидит его. Он вспомнил, как ждал приезда отца, считал часы, строил планы. Он так мечтал похвастаться тем, что священник Лукас им доволен! А теперь ему никогда больше не прижаться к отцовской груди, никогда не услышать доброго голоса, не увидеть лучезарной улыбки… На глаза невольно навернулись слезы. Мальчик не хотел, чтобы их заметили. Он опустился на скамеечку у ног госпожи Астриды и обхватил голову руками. Он пытался вспомнить в подробностях все, что отец делал и говорил в их последнюю встречу. Ему уже представлялось, что отец вернулся, что он приветствует отца, что вся эта ужасная история- не более, чем сон. Но, оглядевшись по сторонам, он вновь увидел вассалов покойного отца. С мрачными лицами они говорили о погребении. Герцог Алан Бретонский повез прах герцога Вильгельма в Руан, чтобы похоронить рядом со старым герцогом Ролло и герцогиней Эммой, матерью Ричарда. Мальчик попытался представить окровавленное тело, которое прежде было его отцом, нежно обнимавшим, любившим его. Он внезапно задался вопросом, знает ли душа отца о том, что сын думает о нем?
О ребенке снова забыли, и он уснул. Его едва разбудили к вечерней молитве. Госпожа Астрида отвела мальчика в постель.
Когда Ричард проснулся на другое утро, ему не верилось, что все случившееся вчера было на самом деле. Но очень скоро он понял, что да, это так и было. Все было готово к его отъезду в Руан. Госпожа Астрида очень огорчалась тем, что мальчик поедет с воинами. Но сэр Эрик заметил, что было бы странно, если бы герцог ехал со своей воспитательницей в носилках. Госпоже Астриде надлежало следовать позади всех под охраной егеря Вольтера.
Она попрощалась с Ричардом так грустно, будто им предстояла долгая разлука, и велела сэру Эрику и Осмонду хорошенько присматривать за мальчиком. Он простился со слугами, получил благословение отца Лукаса, взобрался на коня и поехал между сэром Эриком и графом Бернардом. Ричард был еще очень мал. И сейчас он почти не думал о своей потере, он вдыхал свежий утренний воздух и чувствовал себя настоящим господином, едущим со своими вассалами. Впереди скакал прапорщик с развевающимся знаменем. Люди выходили из домов посмотреть на юного герцога и благословить его. Райнульф де Феррьер раскрывал большой кошель, полный золотых и серебряных монет: Ричард доставал их и горстями бросал в толпу, особенно когда видел детей.
К полудню они остановились передохнуть в замке одного барона, который после трапезы оседлал коня и присоединился к ним. Последний раз Ричард был в Руане на Рождество. И сейчас, приблизившись к городу, мальчик узнал площадь и башни собора, он вспомнил, как в прошлый раз отец встречал его. Тогда он въехал в город рядом с отцом, а после отец за руку ввел его в большую парадную залу.
Тяжело стало на сердце у Ричарда! Теперь некому его встречать и приветствовать. Он сказал об этом своим вассалам. Но эти высокие угрюмые взрослые ничем не могли утешить юного сюзерена. Они обращались с ним учтиво, как того требовал этикет, но мальчик начал сторониться их, особенно мрачного Бернарда. Осмонд, его единственный друг, с которым он вместе играл в замке, должен был ехать далеко позади как самый младший из рыцарей.
Когда они въехали в город, уже темнело. Граф Бернард выстроил процессию для торжественного въезда. Сэр Эрик велел Ричарду сидеть прямо и скрывать свою усталость. Рыцари остановились, и маленький герцог один въехал в ворота. Послышался громкий возглас:
- Да здравствует юный герцог!
Толпа, собравшаяся для встречи герцога, оказалась так велика, что кошель с монетами вскоре опустел. Город походил на огромный замок, защищенный толстыми стенами и рвом. Впереди высилась башня Ролло. Ричард направился было туда, но граф Харкут остановил его.
- Нет, нет, милорд, Вам надо ехать к церкви Девы Марии.
Тогда существовал обычай, согласно которому родственники и друзья покойного почитали своим долгом, воздавая ему последнюю дань уважения, кропить тело святой водой. Это надлежало сделать и Ричарду.
Главный храм города Руана был в те дни совсем не таков, каким мы можем увидеть его сегодня. Стены были массивны и широки, а окна казались скорее окошечками и словно тонули в толще стен в своих тяжелых резных арках. Колонны были низкие, круглые и неуклюжие. Внутри же было так темно, что едва можно было различить дубовые потолочные балки.
Но когда Ричард вошел, он увидел ряды свечей вокруг алтаря. Они сияли ярко и ровно. Хорошо были видны серебряные и золотые алтарные украшения. В темном облачении, низко опустив головы, сложив ладони, стояли на коленях священники и пели псалмы. Ричард увидел открытый гроб.
Мальчик задрожал, охваченный благоговейным страхом, и чуть было не остановился, но усилием воли заставил себя подойти. Он опустил руки в чашу, нахмурил брови, медленно приблизился к гробу и окропил безжизненное тело. Затем замер на месте, растерянный.
Вильгельм Длинный Меч лежал в гробу как истинно христианский воитель. Он был облачен в сверкающие доспехи, рядом с ним лежал его меч, руки закрывал щит, оставляя открытым прижатый к груди крест. Видна была и герцогская мантия из темно-алого бархата, опушенного мехом горностая. На голове вместо шлема была надета корона. Со всем этим великолепием спорила грубая шерстяная рубаха, которую герцог, оказывается, носил под кольчугой.
Лицо герцога было спокойным и умиротворенным, словно он всего лишь уснул, и, окликнув, можно легко разбудить его. Не было заметно никаких следов насилия, за исключением красной ссадины, оставшегося на лбу после удара веслом.
Первым нарушил молчание граф Бернард, указывая на след удара.
- Вы видите это, милорд? - спросил он низким и суровым голосом.
В последнее время Ричард слышал вокруг себя одни лишь разговоры о жестокой мести. И сейчас, когда мальчик взглянул на своего мертвого отца и услышал вопрос старого вассала, в нем пробудился воинственный дух предков. Печаль уступила место воодушевлению.
- Да, вижу! - воскликнул он. - Изменники Флеминги дорого заплатят мне за это!
Он говорил, ощущая одобрительные взгляды дворян и чувствуя себя героем одной из песен госпожи Астриды. Его щеки разрумянились, глаза горели. Мальчик вскинул голову, отбросил волосы со лба, положил руку на рукоять отцовского меча и говорил, как в саге:
- Знай, Арнульф из Фландрии, что герцог Вильгельм Нормандский не останется неотомщенным. Я клянусь на этом мече, что только рука моя окрепнет…
Все, что он хотел произнести дальше, так и осталось непроизнесенным. Кто-то коснулся плеча мальчика. Это священник, до сих пор стоявший на коленях у изголовья гроба, поднялся и встал рядом с Ричардом. Взглянув на высокую темную фигуру, мальчик узнал бледное печальное лица Мартина, аббата Джумьежского, близкого друга и советника отца.
- Что ты говоришь, Ричард Нормандский? - строго спросил аббат.-Склони смиренно голову и не повторяй подобных слов. Неужели ты явился сюда нарушить покой усопшего клятвами о мести? На этом мече, который никогда не поднимался во имя нападения, а лишь для защиты бедных и униженных, ты даешь обет сеять раздоры. Твоя жизнь должна быть продолжением жизни твоего отца. А ты хочешь отринуть заветы его и посвятить жизнь мести и жестокости. Неужели этому учил тебя отец?
Ричард ничего не ответил. Он закрыл лицо ладонями, чтобы скрыть слезы.
- Но, Ваше Преподобие,- вмешался Бернард Датчанин, - разве наш юный лорд монах? Мы не собираемся гасить вспышки благородного рыцарского духа…
- Граф Харкут! - строго произнес аббат Мартин.- Я слышу слова дикого язычника или христианина, крестившегося вон в той священной купели? До тех пор, пока я имею какое-то влияние, вы не омрачите душу этого ребенка языческими страстями, не оскорбите память вашего господина преступлением, которое он так ненавидел, и не оскверните храм нашего Господа, пришедшего спасти нас от вражды. Бароны Нормандии, я знаю, что ни одна капля крови, которую вы так хотите пролить, не вернет вам вашего герцога и не защитит этого осиротевшего ребенка. Но если вы действительно любили своего господина, выполните его завет: оставьте проклятый дух ненависти и мести. Если вы любите этого мальчика, не старайтесь ранить его душу больнее, чем это сделали подлые враги. У Арнульфа достаточно силы, чтобы навредить юному герцогу.
Дворяне молчали. Аббат Мартин повернулся к Ричарду. Мальчик тихо плакал, он вспомнил слова отца, сказанные при их последней встрече. Теперь он все яснее осознал их смысл. Аббат возложил ладонь на голову юного герцога.
- Я верю, что это слезы доброго сердца, - ласково сказал он. - Думаю, Вы не совсем понимали, что говорили прежде.
- Простите меня, - запинаясь выговорил Ричард.
- Взгляните сюда.- Священник указал на большой крест над алтарем.- Ведаете ли Вы, что означает этот священный знак?
Ричард почтительно кивнул.
- Это знак прощения, - продолжил аббат. - А известно ли Вам, кто принес это прощение? Сын Божий простил своих убийц, и Отец простил тем, кто убил Сына. И Вы еще взываете к мести!
- Но; разве жестокий убийца и изменник,- мальчик смело глянул на священника, - должен гордиться безнаказанностью своего преступления, в то время как здесь… - Голос мальчика пресекся: слезы душили его.
- Возмездие настигнет грешника, - веско молвил Мартин. - Божие возмездие. Оно придет в свое время, но люди не должны его торопить. Нет, Ричард, твой долг - простить, Арнульфа Фландрского; даже когда его поразит карающая десница Господа в наказание за совершенное им преступление! Верь в Бога, и воля Его свершится. Но когда неминуемая кара приведет преступника к твоим ногам - гонимого всеми и презираемого - поклянись, что даже в час своего торжества ты не забудешь о том, что Христос учил прощать. Если ты поклянешься в этом на мече твоего благородного отца в храме нашего Спасителя, вот это будет настоящая христианская клятва.
Ричард не мог говорить от слез. Бернард Харкутский, взяв мальчика за руку, вывел из церкви.
Глава III. У Ричарда появляется друг
Над телом герцога Вильгельма по прозванию Длинный Меч отслужили на следующее утро мессу Requem.
- Dies irae, dies illa
Solvet saeculum in favilla:
Teste David cum Sibilla, - печально пели монахи на хорах.
Маленький Ричард печально стоял на коленях у гроба. Каким непривычным и зловещим казалось ему облачение из черной парчи, надетое священником! Половину слов гимна он не понимал, но ему было ясно, что все они говорят о горе и утрате.
- Quantum tremor est futurus,
Quando judex est venturus,
Cuncta scripte discussurus!
Tuba, mirum spargens sonum
Per sepulcra regionum,
Coget omnes ante thronum.
В нефе, посреди церкви, зияла приготовленная накануне яма. Наконец в нее бережно опустили гроб. Тяжелая плита со скромною надписью и крестом Нормандии легла сверху. Вот и снова пол сделался ровным. Причастники, шествуя к алтарю, будут теперь попирать ногами смиренное надгробие своего герцога.
После похорон Ричарда отвели в герцогские покои. Там с него сняли траурные одежды и снова облекли мальчика в короткую красную тунику, затем причесали. Теперь герцогу можно явиться перед вассалами, которые меж тем собрались в зале. Иные из них были в доспехах, иные, присутствовавшие на похоронах его отца, - в траурных мантиях. Появление Ричарда было встречено хором приветствий. В ответ Ричард, как учил его сэр Эрик, снял шапочку и поклонился. Спустившись по каменным ступеням, он прошел в залу.
Дворяне стояли перед ним торжественным строем, в соответствии со своими титулами, начиная от герцога Бретонского и кончая самым бедным рыцарем, получившим свое поместье от герцога Вильгельма незадолго до его гибели. Не нарушая строя, все медленно и торжественно прошествовали к церкви Девы Марии. Как все в ней изменилось за каких-то два или три часа! Храм был теперь убран цветами. Епископы в митрах и бело-золотом облачении стояли вокруг алтаря. Каждый из них держал в руке пастырский жезл.
Как только маленький герцог вошел, со всех сторон зазвучали сильные, громкие, чистые голоса, певшие «Te Deum laudamus». Голоса эхом отдавались под сводами церкви. Ричард подошел к большому тяжелому резному стулу с витыми ножками. Мальчик поднялся на две ступени перед алтарем и остановился. По одну сторону от него стоял Бернард Харкутский, по другую - сэр Эрик де Сентвиль. Остальные вассалы заняли место церковного хора.
После того, как был пропет гимн, началось таинство Святого Причастия. Когда настало время делать пожертвования, каждый дворянин дал золото или серебро. Наконец Райнульф Феррьерский поднялся на ступеньку алтаря, держа в руках подушку, на которой лежала герцогская корона в виде золотого венка. Следом за ним другой дворянин нес тяжелый меч с крестообразной рукоятью. Архиепископ города Руана принял корону и меч и возложил их на алтарь. Ричард торжественно преклонил колени перед архиепископом, и получил из его рук Святое Причастие сразу же после клириков.
После свершения Таинства граф Бернард и сэр Эрик подвели Ричарда к ступеням алтаря. Архиепископ возложил ладонь на сжатые ладони Ричарда и провозгласил от имени Господа и народа Нормандии, что отныне Ричард является их достойным правителем и предводителем в борьбе с врагами. Теперь ему предстоит отстаивать истину, карать зло и защищать Церковь.
- Обещаю! - произнес Ричард дрожащим детским голосом.- И да поможет мне Бог!
Он опустился на колени и поцеловал Святое Евангелие, протянутое ему архиепископом.
То была великая и страшная клятва. Мальчику даже не верилось, что это именно он произнес ее слова. Ему стало не по себе. Стоя на коленях, он закрыл лицо ладонями.
- Господи, помоги мне! - прошептал он тихо. - Помоги мне быть хорошим герцогом!
Архиепископ дождался, пока он встанет, обнял за плечи и развернул лицом к народу, собравшемуся в церкви.
- Ричард, милостию Божией я облачаю тебя в мантию герцога Нормандии! - провозгласил он.
Два епископа накинули мальчику на плечи алую бархатную мантию, опушенную горностаевым мехом. Сшитая на взрослого, она казалась слишком тяжелой для хрупких детских плеч и волочилась по полу. На длинные волосы Ричарда архиепископ возложил золотую корону. Обруч оказался слишком широк для его головы, и сэру Эрику пришлось поддерживать корону рукой, чтобы она не упала. Наконец в руки мальчику вложили длинный прямой обоюдоострый меч, и он торжественно поклялся, что обнажит оружие лишь во имя защиты правого дела. Меч полагалось носить на поясе, но он был таким большим, что маленький герцог стоял, опираясь на него, как на посох, и вытянув руку, чтобы ухватиться за рукоять.
После церемонии Ричард снова приблизился к трону, однако, обремененный символами герцогской власти - мантией и короной, он ступал с трудом. Сэр Эрик и Осмонд помогали ему: сэр Эрик поддерживал мантию, а Осмонд - корону. Граф Харкут хотел помочь герцогу нести меч, но Ричард твердо решил справиться сам, ведь это был меч его отца. Мальчик воссел на трон. Вассалы по очереди приветствовали его, выражая свое почтение.
Первым опустился на колени Алан, герцог Бретонский; он вложил свои руки в руки Ричарда и поклялся, что и он, и вся Бретань будут преданно служить Ричарду Нормандскому. В ответ Ричард пообещал быть добрым господином и защищать своих подданных от врагов.
Следом приблизился к трону Бернард Датчанин, за ним - прочие бароны. Каждый из них вкладывал свои большие грубые руки в ладони мальчика и повторял слова клятвы. Множество добрых и любящих глаз с жалостью смотрели на осиротевшего ребенка.
Громкие голоса мужчин дрожали от переполнявших их сердца искренних чувств, когда они произносили клятву. Храбрые стойкие сердца учащенно бились, исполненные печалью по убитому герцогу. По щекам людей, привычных к битвам и буйным штормам Северного океана, текли слезы. Вассалы опускались на колени перед мальчиком-сиротой, потому что любили его и чтили память его деда, храброго воина, и его смелого и благочестивого отца. Вкладывая свои грубые пальцы в ладони Ричарда, норманны чувствовали к нему воистину отеческую любовь.
Все это длилось очень долго. Сначала Ричарду было интересно. Преданность этих взрослых людей искренне тронула мальчика. Но он совсем устал. Корона и мантия были слишком тяжелы, сменяющиеся у подножья трона люди казались призраками из какого-то бесконечного сна, а постоянное повторение одних и тех же слов начало надоедать ему.
Ричарда вовсю клонило в сон, и в то же время ему очень хотелось подпрыгнуть, повернуться или произнести какие-нибудь простые слова, не похожие на тяжеловесные фразы клятвы. Не удержавшись, ребенок сладко зевнул, но Бернард так сурово нахмурил брови, что Ричард мгновенно стряхнул с себя дрёму, сел прямо и выслушал очередного вассала с тем же вниманием, с каким слушал тех, что клялись первыми. Но вскоре мальчик все-таки кинул умоляющий взгляд на сэра Эрика, словно спрашивал, когда же все это кончится. А церемониал все длился и длился! Но под самый конец случилось происшествие, несколько приободрившее Ричарда. У ступеней трона появился мальчик, разве что чуть-чуть постарше его самого! У этого мальчика было славное лицо, темные волосы, а взгляд черных быстрых глаз выражал не только почтение, но и желание подружиться. Он посмотрел прямо в лицо изумленному герцогу.
- Альберик де Монтемар,- звонко представился мальчик.- Ваш покорный слуга и вассал из замка Монтемар на Эпте.
Когда Альберик отходил от трона, Ричард внимательно проследил за ним взглядом, затем обратил лицо к очередному вассалу, склонившемуся перед ним.
Наконец все кончилось. Ричарду хотелось вприпрыжку побежать во дворец, чтобы хоть немного размяться. А вместо этого пришлось медленно шагать во главе процессии. Но этим обязанности Ричарда не ограничились. Во дворце был приготовлен роскошный пир. Пока бароны ели и вели важные беседы, мальчик вынужден был сидеть во главе стола на том самом высоком стуле, куда он забирался к отцу на колени в прошлое Рождество.
Мальчик пытался развлечься, разглядывая Осмонда де Сентвиля и Альберика де Монтемара. Вместе с другими, еще не посвященными в рыцари юношами, они стояли поодаль, потому что не имели права сидеть за пиршественным столом. В конце концов маленький герцог все-таки не выдержал и уснул, съежившись в уголке высокого кресла. Разбудил его громкий окрик Бернарда де Харкута. Граф сказал мальчику, что надо встать и попрощаться с герцогом Бретонским.
- Бедное дитя, - тепло произнес герцог Алан, когда Ричард вздрогнул и проснулся.- Он так устал, сегодня у него был трудный день. Позаботься о нем, граф Бернард. Я знаю, ты добр, но не будь чересчур суровым с мальчуганом. А Вы, мой юный господин, хоть Вас еще и называют ребенком, уже облачены в герцогскую мантию. Простите меня великодушно и выслушайте. Лорд Ричард Нормандский, видит Бог, у меня никогда не имелось причин питать привязанность к вашему роду. Когда-то король Карл Простоватый уступил грубой силе и признал вассальную зависимость гордых бретонцев от северных морских разбойников. Мой отец никогда не присягал герцогу Ролло, так же как и я не присягал герцогу Вильгельму по прозванию Длинный Меч, хотя всегда воздавал должное его великодушию, благородству и терпению. Но сейчас я присягаю Вам на верность, присягаю в память об этом благородном человеке и искренне желая поддержать Вас, пока Вы слабы. Я не сомневаюсь в том, что вероломный Людовик, которому Ваш отец вернул престол, не преминет воспользоваться Вашей неопытностью и беспомощностью в своих целях. И коли такое случиться, знайте, что у Вас нет более верного друга, чем Алан Бретонский. Всего доброго, прощайте, мой юный герцог.
- Прощайте, сэр, - проговорил Ричард, взволнованный до глубины души.
И пока герцог в сопровождении сэра Эрика шел к дверям, Ричард не сводил с него глаз.
- Все, что он говорил, верно и справедливо. Но я не доверяю бретонцам,- пробормотал Бернард.- Ненависть слишком глубоко засела в них.
- Он хорошо знает французского короля, - вмешался Райнульф де Феррьер. - Они когда-то вместе находились в ссылке при дворе английского короля Ательстана.
- Да, и лишь благодаря герцогу Вильгельму и Людовику Французскому Алан и до сих пор не остался в изгнании. Теперь мы увидим, чье благородство стоит дороже - французов или бретонцев. Я же полагаю, что лучше всего доверять нормандской доблести, - ответил Бернард.
- Но доблесть нуждается в поддержке, а кто знает, не опустела ли казна герцога.
Далее беседа продолжилась шепотом. Но все же Ричард заметил, что один из дворян показывал серебряную цепочку и ключик на ней. Мальчик расслышал, что это найдено на теле убитого герцога и что этим ключом несомненно открывается нечто важное.
- Да, да,- с готовностью подхватил Ричард.- Я знаю это. Отец говорил, что это ключ от его сокровища!
Норманны с большим интересом выслушали мальчика. Решено было, что несколько человек, наиболее близких герцогу, немедленно отправятся на поиски тайника. В их числе должны были находиться архиепископ Руанский, аббат Мартин и граф Харкут. Когда они все собрались, то взяли с собой и Ричарда.
По узким неровным каменным ступеням все поднялись в большую темную комнату, служившую покойному герцогу спальней. Трудно было поверить, что здесь жил знатный человек, так все было скромно и просто. Крест над изголовьем низкой кровати без полога, несколько стульев и два больших сундука.
Харкут попробовал открыть один из сундуков, ему это сразу удалось. Но внутри не оказалось ничего, кроме старых доспехов. Граф подошел к другому, чуть меньшему сундуку, искусно украшенному резьбой. Сундук был заперт, но ключ с цепочки легко отпер его. Норманны обступили Харкута, желая поскорее увидеть сокровище герцога.
На дне сундука лежали грубая шерстяная рубаха и пара сандалий, какие носили в то время монахи.
- И это все? - с досадой воскликнул Бернард Датчанин. - О каком же сокровище говорил мальчик?
- Отец сказал мне, что дороже этого сокровища у него нет! - повторил Ричард.
- Это правда, - вступил в разговор аббат Мартин. Тут он и поведал им историю самого дорогого сокровища герцога. Лет пять-шесть тому назад герцог Вилдьгельм, охотясь в глухом лесу, наткнулся на руины монастыря, почти полвека назад разоренного викингами. Оставшиеся в живых два престарелых монаха вышли навстречу герцогу, чтобы приветствовать его и оказать ему и его спутникам гостеприимство.
- О! - воскликнул Бернард, сопровождавший тогда герцога.- Я до сих пор не могу забыть вкус их хлеба. Мы еще спросили их, смолота ли мука из тех же злаков, какие растут у нас в Норвегии.
Вильгельм, тогда еще совсем молодой человек, с презрением отказался от этого жалкого угощения и, кинув старикам горсть золота, галопом поскакал дальше - наслаждаться охотой. Он отстал от своих спутников и, оказавшись в глухой чаще в полном одиночестве, наткнулся на свирепого медведя. Дикий зверь повалил его, сильно помял и оставил лежать без чувств. Спустя некоторое время спутники отыскали герцога, подняли и отвезли к развалинам аббатства.
Старые монахи охотно приняли герцога и оставили в своем бедном жилище. Едва очнувшись, Вильгельм искренне попросил у них прощения за свою гордыню и презрение к их нищете, смирению и страданиям.
Герцог всегда был привержен Добру и отвергал Зло. Но нападение зверя и последовавшая за этим длительная болезнь сделали его еще более вдумчивым и серьезным. Он уже приготовился умереть, и мысли о жизни вечной теперь занимали его более, чем все земные дела, войны и власть. Он отстроил монастырь, щедро одарил старых монахов и вызвал из Франции Мартина, чтобы тот стал настоятелем монастыря.
Герцог любил молиться в обители, беседовать с настоятелем и слушать, как тот читает Священное Писание. Вильгельм осознал, что его богатство, знатность и власть, которой он облечен, являются великим искушением. Поэтому однажды он пришел к настоятелю Мартину и умолял, чтобы аббат позволил ему сделаться одним из смиренных монахов. Но Мартин не велел ему давать обет. Он ответил Вильгельму, что тот не имеет права пренебрегать своими обязанностями, связанными с управлением герцогством, поскольку Бог призвал его именно к этому.
«Грех,- сказал монах,- великий грех уклоняться от бремени, возложенного Богом во имя защиты твоего народа. Нет лучшей возможности послужить Господу, нежели вершенье справедливости среди людей и защита их прав. Герцог сможет прервать свои труды, покинуть мирскую суету и искать отдохновения в монастыре только тогда, когда исполнит все, предначертанное ему свыше, и когда его сын настолько повзрослеет, чтобы самому править Нормандией».
Но Вильгельм продолжал мечтать о мирной жизни в монастырском уединении, потому и хранил, как сокровище, смиренную одежду послушника, надеясь, что рано или поздно наденет ее и обретет мир и покой.
- Ах! Мой бедный благородный герцог! - воскликнул аббат Мартин, завершив свое повествование, и зарыдал.- При мне лорд примерял эту одежду. Он хранил ее с надеждой.
Подавленные бароны медленно покинули комнату. Ричард уже выбрался на лестницу и спустился в галерею, пытаясь отыскать свою вчерашнюю спальню. Внезапно раздался голос Осмонда:
- Входите сюда, господин мой!
Ричард шагнул вперед, поднял глаза и увидел знакомый белый убор на седых волосах. Он кинулся вперед и очутился в объятиях своей воспитательницы.
Ах, как это было чудесно, сидя на коленях госпожи Астриды, положить усталую голову ей на грудь. Прижимаясь к ней, полусонный мальчик пробормотал:
- О, госпожа Астрида! Я так устал быть герцогом Нормандским!
Глава IV. Король Людовик
Ричарду Нормандскому очень хотелось побольше узнать о мальчике, которого он видел среди взрослых вассалов.
- Это молодой барон де Монтемар, - пояснил сэр Эрик.- Я хорошо знал его отца. Храбрый был человек, хотя и не с севера родом. Он стоял во главе войска, собравшегося в Эпте, и погиб в битве. Все это случилось во время нападения виконта де Котентина, как раз в год Вашего рождения, лорд Ричард.
- А где этот мальчик живет? Я еще увижу его?
- Его замок находится на берегу реки Эпт, в тех землях, которые франки незаконно отобрали у нас. Там он и живет вместе с матерью. Если он еще не уехал, Вы сможете его увидеть хоть сейчас. Осмонд, ступай, отыщи маленького Монтемара и передай ему, что герцог желает его видеть.
Ричард действительно очень хотел увидеть Альберика де Монтемара, ведь у юного герцога никогда еще не было друга-сверстника. Ричард нетерпеливо посматривал в окно. Вот и Осмонд с Монтемаром, сопровождаемые несколькими слугами барона.
Ричард подбежал к двери, чтобы встретить их. Альберик, откинув на спину длинные черные волосы, склонился перед герцогом в низком изящном поклоне, но затем, распрямившись, застыл в нерешительности, не зная, что же делать дальше. Ричард тоже внезапно смутился. Оба мальчика в замешательстве смотрели друг на друга. Тотчас бросалось в глаза, что в жилах их течет разная кровь. У маленького герцога были голубые глаза, соломенные волосы и скуластое лицо. В крови его вассала франка, похоже, текла также и кельтская кровь. Круглоголовый, с черными блестящими глазами, юный Монтемар был не намного выше Ричарда, хотя и двумя годами старше. Сразу можно было заметить, что это подвижный и ловкий мальчик. Хрупкий, хотя и пропорционально сложенный, он не обещал вырасти могучим воином Напротив, ширококостному, крепко сбитому Ричарду явно предстояло обогнать в силе и боевой мощи своего деда, Ролло Быстрого.
Несколько минут маленький герцог и юный барон молча разглядывали друг друга. Наконец умудренный жизненным опытом сэр Эрик решил вмешаться.
- Ну, господин герцог, вот и молодой Монтемар. Приветствуйте своего вассала.
- Как здоровье вашей матушки, сэр? - в свой черед попыталась вмешаться госпожа Астрида, обращаясь к гостю.
Альберик только покраснел.
- Я не знаю норманнского языка, - поклонившись старой даме, вымолвил он наконец.
Ричард обрадовался возможности помочь гостю. Он тотчас перевел ему вопрос госпожи Астриды. Альберик учтиво и с готовностью ответил, что его мать чувствует себя хорошо, и поблагодарил мадам де Сентвиль. В устах маленького франка родовое имя госпожи Астриды звучало для нее несколько непривычно. Снова наступила неловкая пауза.
- Лорд Ричард, покажите гостю лошадей и охотничьих собак, - предложила госпожа Астрида.
Мальчики вышли во двор башни Ролло. Когда они оказались под открытым небом, их смущение словно ветром сдуло. Ричард показал гостю своего коня. Альберик спросил, умеет ли Ричард вскакивать в седло, не опираясь ногой о стремя. Увы, Ричард не умел этого! Более того, он даже никогда не видел, чтобы так делали Осмонд или сэр Эрик. Это франкское рыцарское мастерство еще не распространилось в Нормандии.
- А ты можешь? - полюбопытствовал Ричард.- Покажи!
- На своего коня, разумеется, могу, Бертранд и не позволяет мне вскакивать иначе. Но если ты желаешь, господин, я попробую и с твоей лошадью.
Вывели коня. Альберик потрепал его по холке и уже через мгновение очутился в седле. И Осмонд, и Ричард были в полном восторге.
- Это еще что! Бертранд говорит, что это пустяки! - похвастался Альберик.- Когда он был помоложе и посильнее, то вскакивал в седло в полном вооружении. Но для того, чтобы и этому научиться, нужно хорошенько потрудиться.
Ричард попросил, чтобы Альберик снова показал ему, как вскакивать в седло, не пользуясь стременем, и Альберик повторил свой прыжок. Ричард и сам хотел было попробовать, но нельзя было так долго мучить лошадь. Альберик объяснил, что учился на связке бревен, потом вскакивал на своего огромного пса-волкодава.
Мальчики еще немного побродили по двору, а затем по винтовой каменной лестнице поднялись к зубчатой стене на самой вершине башни. Они разглядывали крыши домов раскинувшегося внизу города и реку Сену. С той стороны, где течение устремлялось к морю, река была широкой и полноводной; с другой - сужалась и превращалась в голубой ручей, исчезавший в зеленеющих плодородных полях Нормандии.
Мальчики кидали вниз мелкие камешки и кусочки штукатурки, пытаясь уловить звук падения. При этом они старались держаться как можно ближе к краям зубцов, лишь бы голова не закружилась. Ричард радовался, когда ему удалось подойти к краю зубца башни ближе, чем Альберику. Маленький герцог начал рассказывать одну из историй госпожи Астриды. Совсем маленькой девочкой она долгими летними днями пасла скот, вот тогда-то ей и пришлось без конца карабкаться по обрывам, которых так много в Норвегии.
Когда мальчики спустились к обеду в зал, им казалось, что они знают друг друга всю жизнь. К обеду снова были приглашены бароны, и Ричарду, как и в прошлый раз, пришлось усесться во главе стола в кресле, напоминающем трон. По левую руку от него сел граф Харкут, по правую поместилась госпожа Астрида, она помогала своему воспитаннику нарезать мясо и хлеб.
После обеда Альберик де Монтемар подошел проститься. За сегодняшний день он должен был проделать половину пути до дома. В течение всего обеда граф Бернард внимательно посматривал на него из-под косматых бровей. Затем он обратился к Ричарду.
- Послушайте, милорд, почему бы нам не оставить этого мальчика при Вашей особе?
- Оставить со мной? - радостно воскликнул Ричард.- А он захочет?
- Вы здесь господин и можете приказывать.
- О, Альберик! - Ричард спрыгнул со своего величественного кресла и подбежал к мальчику. - Ты согласишься остаться здесь у меня и быть моим братом и товарищем?
Альберик опустил глаза. Он явно колебался.
- Скажи, что ты останешься! Я дам тебе лошадей, соколов, собак! Я буду любить тебя, как Осмонда… О, останься, Альберик!
- Я должен подчиняться тебе, мой господин,- промолвил Альберик.- Но…
- Решайтесь, юный франк,- вмешался Бернард.- И никаких «но»! Отвечайте честно и откровенно, как норманн, если вы, конечно, способны на такой ответ.
Эта грубая речь задела самолюбие маленького барона. Сверкнув глазами, он посмотрел прямо в морщинистое лицо старого датчанина.
- Я не останусь здесь! - резко произнес он.
- Вы не желаете служить своему господину? - сердито спросил граф.
- Я всем сердцем предан ему, но я не хочу оставаться здесь. Я люблю замок Монтемар. Да и у моей матери нет никого, кроме меня.