Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Ганс Йонас

ГНОСТИЦИЗМ

(ГНОСТИЧЕСКАЯ РЕЛИГИЯ)

Примечание редактора HTML-версии


Исходник данного текста взят из сети, и поскольку сравнить его с бумажной версией
не было возможности, я не уверен, что именно этот вариант перевода издан \"Ланью\" в 1998 году.
Уловить авторскую мысль местами совершенно невозможно, так что это, по-видимому,
все-таки доредакционная болванка. О квалификации безымянного переводчика говорит
хотя бы то, что \"нечистые (impure) одежды\" превращаются у него в \"императорские\",
\"справедливый (just) Бог\" в \"просто Бога\", а общеизвестные формулы из Св.Писания -- в неизвестно
что. Как бы там ни было, 1) с помощью оглавления, найденного на \"Амазоне\", я восстановил
структуру книги (главы, разделы и подразделы в исходнике не пронумерованы и набраны одним
кеглем); 2) заменил седьмую главу вполне пристойным ее переводом, найденным на сайте
\"Точка Перехода\"; 3) восстановил отсутствующий раздел \"Основные гностические догматы
в кратком изложении\" (нашел его на сайте Упельсинки); 4) существенно повысил
\"концептуальную резкость\" ключевых на мой взгляд содержательных узлов и почистил
текст в терминологическом плане – насколько это можно было сделать за неделю, не имея
доступа к оригиналу.
В. Д.


Вступительное слово Е.Торчинова


В руках читателя -- книга выдающегося немецкого
ученого, специалиста по истории и религиозной философии
гностицизма Г.Йонаса \"Гностическая религия\". Эта
замечательная работа -- не специальное исследование,
понятное лишь узкому специалисту, но и не легкое
псевдонаучное чтиво. Книга Йонаса представляет собой
своеобразный жанр научно-популярного исследования. Она
написана живо, интересно и даже увлекательно. Ее адресат -
широкий читатель, однако усвоение ее содержания
требует серьезных интеллектуальных усилий, вдумчивости и, я
бы сказал, духовного сотрудничества с автором. Но если эти
условия выполнены, удовольствие читателю гарантировано.

Автор книги, Ганс Йонас, родился и получил образование в
Германии, которую, однако, покинул в 1933 г. после прихода
к власти Гитлера. В 1940 г. он вступил в части Британской
армии, дислоцированные на Ближнем Востоке, и с ними прошел
всю войну. После демобилизации Г.Йонас преподавал в
Еврейском университете в Иерусалиме и в Карлетонском
университете в Оттаве, Канада, после чего надолго
обосновался на факультете политологии и общественных наук в
Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке. Он автор
многочисленных научных трудов, неоднократно
переиздававшихся на Западе. Так, предлагаемая вниманию
читателя книга переиздавалась в 1957, 1962 и 1970 годах,
что, несомненно, свидетельствует о ее значимости и широкой
известности. Итак, книга Г.Йонаса посвящена гностицизму,
точнее, гностической религии. Но что же такое гностицизм?

Вероятно, не стоит и пытаться заранее дать ответ на этот
вопрос. Ведь, собственно, вся книга Йонаса посвящена ответу
на него, и поэтому было бы опрометчиво пытаться
опередить автора. Тем не менее, некоторые размышления на
тему гностицизма и гностической религии представляются
здесь совершенно уместными. Ведь должен же читатель иметь
самое общее представление о предмете, о котором ему
предстоит прочитать достаточно объемистую книгу. Поэтому
несколько суждений о гностицизме мы себе здесь позволим,
надеясь, что они будут нелишними.

Что такое гностицизм? Может быть, это определенное
конкретно-историческое явление, феномен истории религии в
эпоху поздней античности? Или же это некое вечное
умонастроение, вневременной настрой человеческого духа? И в
пользу первого, и в пользу второго подхода можно привести
определенные и вполне серьезные доводы.

Действительно, те тексты и учения, которые мы прежде
всего называем гностическими и которые впервые получили
название \"гностицизм\" от современников (иногда с
добавлением \"лжеименный\" или \"так называемый\", как в
текстах христианских апологетов и отцов церкви, не
признававших мудрость гностиков истинным \"гносисом\", то
есть знанием), появились и расцвели в I-II вв., постепенно
утрачивая свое значение и исчезая или маргинализируясь в
III-IV вв. Именно учения Василида, Валентина, офитов,
каинитов, наасенов и другие аналогичные им доктрины
называются гностицизмом в узком смысле этого слова.

Но, с другой стороны, мы видим чисто гностические учения
и в иные эпохи и в совершенно других условиях. Чистым
гностицизмом является лурианская каббала, мистическое
течение в иудаизме, созданное Ицхаком Лурией (Ари --
\"Святым Львом\") в XVI веке. Гностицизм, причем не только
типологически, но и в смысле прямых терминологических и
сюжетных заимствований, вдруг воскресает в русской
религиозной философии второй половины XIX начала XX
веков. Вл.Соловьев не только пишет о Софии-Премудрости, но
и имеет с ней мистические встречи; более того, она беседует
с ним и водит его рукой при написании философский текстов.
Философ говорил, что в гностицизме и каббале больше
мудрости, чем во всей новоевропейской философии и называл
гностика Валентина великим мыслителем за его учение о
материи как производном от ума.

Таинственный друг Вл.Соловьева, скромная нижегородская
журналистка и коллега А.М.Горького по этой работе, Анна
Шмит вдруг провозглашает себя воплощенной совокупной
Церковью и Софией. Последователь Вл.Соловьева, С.Н.Булгаков
создает целую религиозно-мистическую систему софиологии,
за что как ересеучитель и был лишен сана православного
священника. Можно говорить о гностицизме в широком смысле и
применительно к некоторым течениям индийской (например,
шиваистский тантризм) и китайской (поздний даосизм)
религиозно-философской мысли. И в этом отношении,
типологически, гностическое миросозерцание является
религиозной универсалией, некоей константой
религиозно-мистического мировоззрения, вновь и вновь
выплывающей на поверхность религиозной жизни разных эпох и
разных народов. Каковы же наиболее характерные черты
гностического учения, мировосприятия и гностических
религиозных образов?

1. Установка на принципиальный эзотеризм. Все люди
делятся гностиками на \"телесных\" (соматики, гилики),
\"душевных\" (психики) и \"духовных\" (пневматики). Из них
только последним доступны тайны гносиса -- высшего и
подлинного мистического знания.

2. Весь видимый материальный мир -- зло. Это
темница духа, порабощенных материей и аффектами частиц
божественного света, оказавшихся во власти небытия и хаоса.
Освобождение из темницы мира достигается через причастность
божественному знанию (гносису) и через постижение природы
собственного духа как частицы единственного истинного Бога
-- Абсолюта, Отца Нерожденного.

3. Чувственный мир есть результат трагической ошибки,
трагедии в Абсолюте, или вторжения сил мрака в миры света.
Отец Нерожденный, самообнаруживаясь, являет себя в особых
сущностях -- эонах (в еврейской каббале --
сефирот), зачастую образующих пары или четы (сизигии).
Завершенность этих теофаний, эонов или сефирот образует
божественную полноту (плерома). Гордыня или ошибка одного
из эонов (обычно Софии) приводит к нарушению этой полноты,
его отпаду от плеромы и началу космогенеза в результате
которого создается множество несовершенных миров (иногда
365) во главе с их владыками -- архонтами (в лурианской
каббале эта трагедия называется \"шевират гак келим\" --
\"Разбивание сосудов\"). Низший их этих миров -- наш
материальный мир.

4. Мифологизм языка описания. Гностики предпочитают
описывать как теософские таинства внутрибожественной жизни,
так и процессы миропорождения и спасения не понятийным, а
образным, мифо-поэтическим языком. В таком случае
абстрактные сущности (например, эоны) персонифицируются и
гипостазируются, превращаясь в некие божественные
существа-личности (даже сам Всевышний Бог может
персонифицироваться в мистической фигуре Божественного
Адама, космического Первовсечеловека; ср. с
каббалистическим Адамом Кадмоном). Понимая неописуемость
мистического опыта, гностики пошли не по пути апофатики,
чисто отрицательного описания Абсолюта, а по пути
метафоризации описания, превращающегося в миф-символ,
требующий не буквального понимания, но особой
герменевтической процедуры усмотрения обозначаемого и
невыразимого через обозначающее и фигуральное.

5. Представление о спасении как полном избавлении от
материальности и уходе из чувственного космоса. Плерома
стремится восстановить свою целостность, что приводит к
появлению нового эона Иисуса или иногда двух -- Иисуса
и Христа (в лурианской каббале речь идет просто о процессе
восстановления, тиккун, завершающемся с приходом Машиаха
-- Мессии), который и сходит в материальный мир, обучая
избранных носителей духа высшему гносису (интересно, что в
гностических апокрифических евангелиях очень часто
истинными учениками Христа, которым он открывает тайное
учение, оказываются женщины -- Мария Магдалина и др.).
После того, как все частицы мира покинут мир и вернутся в
плерому, материя вновь окажется в состоянии аморфного хаоса
и прекратит свое существование (у Василида, учение которого
Г.Йонасом в его книге не рассматривается, финал космической
драмы сложнее -- это апокатастасис, \"восстановление
всего\"). Телесность Христа обычно считается гностиками
призрачной (докетизм).

6. Спасение достигается через практику строжайшего
аскетизма (известны сообщения и о крайнем либертинизме,
например, у карпократиан, однако, скорее всего, они не
заслуживают серьезного к ним отношения), преодоление всех
привязанностей и влечений и достижение бесстрастия.
Гностики занимались практикой заклинаний (возможно, аналог
индийских мантр), участвовали в мистериальных ритуалах и
склонны были к смешению эллинистических и христианских
образов, ценя в них некое архетипическое единство.

7. Ведущее настроение гностицизма -- чувство
экзистенциальной разорванности человека, его затерянности в
злом и чужом ему материальном мире, отгороженном сотнями
небес и миров с их архонтами и демиургами от истинной
родины человека, того духовного пространства, где дух
человека в-себе-и-у-себя -- от плеромы Отца
Нерожденного. Этот экзистенциальный пессимизм, особенно
подчеркивающийся в монографии Г.Йонаса, преодолевает сам
себя в вере в окончательное освобождение и возвращение в
плерому божественной жизни.

Какой же из подходов, исторический или типологический,
избрал в своем исследовании Г.Йонас? Он предпочел (и в этом
ценность его книги) весьма сбалансированный подход. С одной
стороны, он подробно анализирует исторический
раннехристианский гностицизм, рассматривая его исторические
и идейные корни в культурах эллинистического Востока (а
точнее, на стыке восточных -- сиро-египетских и
иранских, и эллинских духовных и культурных начал), учения
отдельных школ и направлений, языческий герметизм,
манихейство, предоставляя читателю возможность судить о
последних археологических находках из области
источниковедения гностицизма. С другой стороны, Г.Йонас в
заключительной главе своей монографии предлагает
исключительно интересный анализ типологической близости
гностицизма и современных форм \"нигилизма\", по существу
сопоставляя гностическое и экзистенциалистское
умонастроения (Г.Йонас был учеником М.Хайдеггера). И здесь
он непосредственно выходит на тему универсальности
гностического мировосприятия, принимавшего в течение
столетий различные формы, адекватные соответствующей эпохе.
Так, средневековые ереси катаров и альбигойцев, павликиан и
богомилов не только генетически связаны с
гностическо-манихейским кругом идей, но прежде всего
обнаруживают тот же самый тип мышления и мировосприятия. В
современной культуре тот же тип жизнечувствования, если так
можно выразиться, представлен экзистенциализмом с его
переживанием трагедии экзистенциальной заброшенности и
тотального самоотчуждения. От себя добавим также, что
сильное влияние гностического мышления с его мифологизмом и
мистической устремленностью к восстановлению расколотого
единства бытия может быть прослежено в русской религиозной
философии рубежа веков (о гностической софиологии
Вл.Соловьева и С.Н.Булгакова уже говорилось выше; к ним
можно добавить еще Даниила Андреева, в своей \"Розе мира\"
давшего великолепный образец современного \"гносиса\").
Главным отличием \"классического\" гностицизма от \"нового\"
религиозного сознания русских мыслителей является
выраженный анти-космизм гностиков (мир как результат некой
трагической \"ошибки\" или тюрьма для частиц света духа) и
столь же яркий космизм (оптимистический взгляд на природу
творения, стремящегося к единению с Абсолютом и
\"обожению\") русской религиозной философии.

Книга Г.Йонаса, несомненно, вызовет интерес читателя,
ведь это подлинно научное исследование, предназначенное для
самых широких читательских кругов. Не снижая уровня
историко-философского и религиоведческого анализа, автор
как бы открывает двери своей творческой лаборатории для
публики, демонстрируя ей тайны своего ремесла и механизмы
применения исследовательских приемов и методик. Под его
пером оживает странный, таинственный и причудливый мир
гностических воззрений и философических мифологем, в
которых змий-искуситель Библии вдруг оказывается
божественным Логосом и Xристом-Спасителем, а человекоубийца
Каин и предатель Иуда превращаются в носителей божественных
тайн и обладателей высшего откровения. Этот мир влечет,
завораживает, порой отталкивает, но никого не оставляет равнодушным.

Хотя монография Г.Йонаса написана давно (ее первое
издание вышло в свет сорок лет тому назад, а последнее
англоязычное издание появилось в 1970 г.), тем не менее, её
никак нельзя считать устаревшей. Основные ее идеи свежи и
оригинальны, сохраняют свою научную актуальность. Полностью
эта великолепная научно-популярная книга выходит в свет
вовремя, тогда, когда она нужна и интересна читателям,
которых ждет увлекательное, но отнюдь не простое
путешествие в мир гностической духовности гностических
прозрений и заблуждений, гностического поиска и
гностической Веры-Премудрости.
Е. Торчинов


Предисловие

В тумане, окутывающем начало нашей эры, неясно
вырисовывается пышная процессия мифических фигур, чьи
огромные, сверхчеловеческие очертания могут перерасти стены
и потолок новой Сикстинской капеллы. Их лица и жесты,
назначенные им роли, драма, разыгрываемая ими, могли бы
дать образы, отличные от библейских, на которых было
взращено воображение современного зрителя, но все же
странно знакомые, вдруг появляющиеся из небытия. Сцена
могла бы быть такой же, -- тема же вышла за ее пределы:
творение мира, судьба человечества, грехопадение и
искупление, начало и конец. Но насколько более
многочисленны были бы оттенки, насколько причудливее
символика, насыщеннее эмоции!



Почти все деяния совершались в горнем мире, в
божественной, ангельской или демонической сферах, --
драма титанических личностей в сверхъестественном мире, по
отношению к которому драма человечества в земном мире
существовала бы, но лишь как отдаленное эхо. И еще эта
запредельная драма \"прежде всех век\", отображенная в
деяниях и страстях человекоподобных фигур, обладала бы и
сильной человеческой привлекательностью: Божественная
частица подвергалась испытаниям, в блаженной Вечности
зародилось беспокойство, заблудшая Божественная Мудрость,
София, пала жертвой собственной глупости, блуждая в пустоте
и темноте собственного становления, бесконечно познавая,
стеная, страдая, раскаиваясь, претворяя свою страсть в
материю, свою тоску -- в духовность; слепой и
самонадеянный Создатель, верящий в свою непогрешимость и
помыкающий своими творениями, такими же, как и он сам,
плодами ошибки и невежества; Дух, сбившийся с пути и
потерявшийся в лабиринте мира, ищущий спасения и напуганный
стражами космической тюрьмы, ужасными архонтами; Спаситель,
из Света иной жизни рискнувший сойти в нижний мир,
озаривший тьму, открывший путь, исцеливший божественный
пролом, -- повесть о свете и тьме, знании и невежестве,
безмятежности и страсти, гордыне и сострадании на чаше
весов не человеческого, но вечного бытия, столь же
несвободного от страдания и ошибок.



Не нашлось Микеланджело, не нашлось ни Данте, ни
Мильтона, чтобы по-новому рассказать эту повесть. Строгая
дисциплина библейского вероучения выдержала бурю тех дней,
а Ветхий и Новый Завет остались, чтобы наполнить ум и
воображение западного человека. Письменные свидетельства
тех учений, которые в лихорадке переходного периода
проверяли на прочность и пытались исказить новое
вероисповедание, были похоронены трудами их противников или
песками древних земель. Если бы идеи гностиков одержали
победу, наше искусство, литература и еще многое в нашем
мире было бы иным.



Там, где художник и поэт безмолвствуют, ученый должен,
хотя бы из фрагментов, воссоздать исчезнувший мир и своими
более слабыми средствами зримо представить его. Теперь он
может сделать это лучше чем когда-либо прежде, так как
пески начали извергать некоторые похороненные истины. Этот
воскрешенный мир представляет более чем антикварный интерес
даже при всей его странности, силе разума и суровости
наказания. У этого мира чувства, видения и мысли были свои
безмолвные глубины, свои озарения и свои ошибки; и без
осознания его человечности он будет неполон. Отвергая то,
что было, он показывает одну из возможностей,
существовавших тогда на перепутье верований. Его заря
бросила отблеск на истоки христианства и познание страдания
в нашем мире; и наследники решения, принятого давным-давно,
будут лучше понимать свое наследие, зная, что однажды уже
шла борьба за душу человечества.



Изучение гностицизма почти так же старо, как и сам
гностицизм. Это учение с самого начала бросало вызов одним
своим существованием и потому попало под испытующий взгляд
тех, кому грозило ниспровержением. И изучение гностицизма,
проведенное в разгар конфликта, обернулось обвинением.
Прокурорами в судебном процессе выступали отцы ранней
Церкви, излагавшие свое дело против ересей в многословных
трудах (у нас нет свидетельств защиты, если таковые
существовали); они расследовали духовную родословную
гностицизма с целью разоблачения его ошибок. И поэтому их
труды представляют не только основной, но и до недавнего
времени единственный источник знаний об учении гностиков
как таковом, а также самую раннюю теорию его природы и
происхождения. Для них открытие, что гностицизм или то в
нем, что отступает от христианской истины, уходит корнями в
эллинскую философию, было равносильно приговору; мы же
должны считать это одной из гипотез, уместным историческим
определением данного феномена, и мы должны рассмотреть
данное явление по существу.



Последний из значительных исследователей ереси,
занимавшийся исключительно гностическими сектами, Епифаний
из Саламы, жил в IV в. С того времени ожесточенная в
прошлом полемика больше не представляла интереса, забвению
был предан целый предмет до тех пор, пока в XIX столетии
исторический интерес не вернулся к нему в форме
беспристрастного исследования. В связи со своим содержанием
он все еще попадал в область теологии, как и все, связанное
с истоками христианства. Но богословы-протестанты (главным
образом немецкие), занимавшиеся новым \"расследованием\",
подошли к своей задаче как историки, отстраненно взирающие
на конфликт, хотя интеллектуальные тенденции их эпохи могли
влиять на их симпатии и суждения.



Это происходило тогда, когда начали возникать различные
школы, имевшие собственное мнение об исторической природе
гностицизма. Естественно, что эллинические и
\"платонические\" положения отцов церкви были возрождены к
жизни, и они не только послужили основанием для новых
толкований священных текстов, включая гностическое
истолкование философских терминов, но и предопределили
развитие мысли целого столетия.



В действительности, вряд ли существовал выбор, пока
исключительно иудео-христианское и греческое мышление
считалось авторитетным и могло оказывать влияние на умы. Но
благодаря этому факту некая альтернатива в виде гностицизма
оставила слишком большой след, и с начала XIX столетия
\"эллинской\" школе была противопоставлена \"восточная\",
которая доказывала, что гностицизм произошел от более
древней восточной философии. Хотя эта точка зрения и была
интуитивно правильной, она страдала от необоснованности
доказательств и понятий, которыми она оперировала с
неопределенной и поистине неизвестной величиной -- этой
\"восточной философией\", природа и развитие которой
полагались основанием гностицизма как такового в большей
степени, чем это было на самом деле. Эта позиция
утвердилась в представлении о более мифологическом, нежели
философском характере гностицизма, что было признано его
восточной чертой; и на том исследование этой мистической по
своей сути философии было прекращено.



В целом справедливо сказать, что \"греческий\" и
\"восточный\" акценты постоянно смещались, переходя от
философского к мифологическому, от рационального к
иррациональному аспектам этого явления, воспринимавшимся в
данный момент как имеющие решающее значение. Греческие,
рациональные, элементы достигли апогея в конце столетия,
воплотившись в известной формуле Адольфа ван Гарнака,
утверждавшего, что гностицизм -- это \"острая
эллинизация христианства\".



Тем временем, однако, с научной сцены сошли классические
ученые и ориенталисты, и наука вступила в область, где
прежде действовали одни богословы. Научное исследование
стало частью всестороннего исследования целого периода
поздней античности, где разнообразные дисциплины шли рука
об руку. К этим дисциплинам присоединилась более молодая
наука ориенталистика, которая многое могла добавить к тому,
что предлагали теология и классическая филология.
Неопределенное представление об \"ориентализме\" сменилось
конкретным знанием нескольких национальных традиций,
слившихся в культуре данного времени; и понятие \"эллинизм\"
было видоизменено привнесением отдельных разнородных
влияний в до сих пор доминировавшее представление об
исключительно греческом феномене.



Гностицизм, как можно заключить в результате знакомства
с таким массивом материала, как коптские и мандейские
тексты, сохранил лишь оттенок \"греко-философского\"
восприятия, от которого он никогда полностью не избавился,
да и не мог этого сделать. Оценка сделалась большей частью
делом генеалогии, и данная область стала объектом широкой
дискуссии: один за другим или в разнообразных вариациях
различные ориентальные отношения родства, предлагающие
радужные цвета материала -- вавилонского, египетского,
иранского, были разработаны, чтобы объяснить главное --
\"откуда\" и \"что такое\" гносис, с тем результатом, что его
картина стала все более синкретичной.



Самый последний поворот в доминантной линии представляет
собой отделение гностицизма от иудаизма: необходимое
исправление предыдущей небрежности, но в итоге возможно не
более адекватное всеобщему и интегральному явлению, чем
другие частичные и частично справедливые объяснения.



Действительно, следуя обнаруженным родословным
элементам, все исследования деталей во второй половине
столетия оказываются скорее расходящимися, чем сходящимися,
и оставляют нас с образом гностицизма, выдающаяся
особенность которого, по-видимому, это отсутствие
объединяющего фактора. Но эти самые исследования также
постепенно расширили границы феномена за пределы группы
христианских ересей, изначально включенных в нее благодаря
названию, и при этом большем размахе, так же, как и при
большей сложности, гностицизм постепенно открыл целую
цивилизацию, в которой он вырос и всеобъемлющей
особенностью которой был синкретизм.



И богатство исторических деталей, и распыление предмета
в мотивах из разделенных традиций хорошо отражены в работе
Вильгельма Буссе 1907 года Hauptprobleme der Gnosis
(\"Основные проблемы гностицизма\"), который олицетворял
целую школу и долгое время доминировал в этой области.



Настоящая работа не полностью отталкивается от этого
источника. Когда, много лет назад, под руководством
Рудольфа Бультмана я впервые приступил к изучению
гностицизма, данная область была богата пространными
плодами филологии и ставящим в тупик урожаем генетических
методов. Я никогда не осмеливался что-либо добавить к ним и
не стремился к этому. Моей целью, отличной от
предшествующих и все еще продолжающихся исследований, но
дополняющей их, была философия: понять дух, говорящий через
эти голоса, и в его свете восстановить разумное единство
множества его выражений, сбивающих с толку. То, что
существовал гностический дух и, следовательно, сущность
гностицизма в целом, было тем впечатлением, которое
потрясло меня при моей первой встрече с очевидностью этого,
и оно все больше углублялось.



Выразить и интерпретировать эту сущность стало предметом
не только исторического интереса, так как это в
значительной степени дополнило бы наше понимание решающего
периода западной цивилизации, но также и философского
интереса, поскольку здесь мы сталкиваемся лицом к лицу с
одним из наиболее полных ответов человека на его
затруднительное положение и с проницательностью, которую
может породить только эта радикальная позиция и которая
дополняет наше понимание человека вообще.



Результаты этих продолжительных исследований
опубликованы на немецком языке под заголовком Gnosis und
spatantiker Geist. Первый том этого труда появился
в 1934, второй -- в связи с условиями времени --
только в 1954, а третий и завершающий еще должен выйти.