Шеридан Ричард Бринсли
День св Патрика, или Предприимчивый лейтенант
Ричард Бринсли Шеридан
День св. Патрика или предприимчивый лейтенант
Фарс в двух действиях, шести картинах
Перевод Юрия Смирнова
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Лейтенант О\'Коннор.
Доктор Рози.
Судья Крэдьюлэс.
Сержант Траунс.
Капрал Флинт.
Лоретта.
Миссис Бриджет Крэдьюлэс.
Барабанщик, солдаты, крестьяне и слуга.
Место действия - город в Англии.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Комната лейтенанта О\'Коннора.
Входят сержант Траунс, капрал Флинт и четыре солдата.
Первый солдат. А я скажу, что ты не прав! Мы должны говорить все вместе, каждый за себя и все сразу, чтобы нас лучше было слышно.
Второй солдат. Верно, Джек! Давайте убеждать его повзводно.
Третий солдат. Да-да, пусть выслушает наши жалобы залпом, а если нам понадобится ходатай, то наш капрал лейтенанту земляк и знает его нрав.
Флинт. Уж это будьте покойны. Я без малого три года прослужил под командой его чести и никогда не встречал джентльмена более покладистого и щедрого. Сегодня утром я прицепил ему к шляпе огромный трилистник в честь святого Патрика, и, бьюсь об заклад, он так и будет таскать его, хотя бы он был величиной с городскую площадь.
Четвертый солдат. Вы рассуждаете, как дети, как молокососы из ополчения. Дисциплина прежде всего. Поэтому пусть сержант будет нашим ходатаем. Он человек речистый и понимает чужеземную тарабарщину, разные выражения и прочие падежи. Кто, как не он, проверяет за нас трактирные счета? Кто, я вас спрашиваю?
Флинт. Конечно, сержант - человек ученый и умеет читать даже по писаному.
Траунс. Боевые друзья и собутыльники, самое для вас лучшее - если вы изберете меня. Только предоставьте все мне. Я буду громок, как барабан, и ни на шаг не отступлю с позиции.
Все. Согласны, согласны!
Флинт. Клянусь богом, вот и лейтенант!.. Ну, сержант, готовься!
Траунс. Построиться! Сделайте недовольные лица. Ворчите себе под нос, а кто-нибудь пусть напевает \"Марш дезертиров\".
Входит лейтенант О\'Коннор.
О\'Коннор. Ну, молодцы, на что жалуетесь?
Солдаты. Гм... Гм...
Траунс. Дозвольте, ваша честь... Главная жалоба такова: с тех пор как вы рассорились с судьей Крэдьюлэсом, трактирщики обращаются с нами по-скотски. Клянусь своей алебардой, если душою с этим смиришься, то сама плоть взбунтуется. Поэтому мы покорнейше просим вашу честь скорее положить этому конец. Либо увозите дочь судьи, либо расквартируйте нас в других местах.
О\'Коннор. Вот как?! А в каких же трактирах с вами плохо обращаются?
Первый солдат. В \"Красном льве\" не осталось и половины прежнего обхождения...
Второй солдат. А хозяин \"Белой лошади\"!.. Не будь он такой бесчувственной скотиной, ему было бы стыдно в глаза смотреть людям.
О\'Коннор. Так-так, отлично. \"Лошадь\" и \"Лев\" ответят за это перед судом.
Траунс. Обе \"Сороки\" достаточно обходительны, а вот \"Ангел\" стал хуже черта... \"Восходящее солнце\" не дает нам свечей, и мы добираемся до постелей впотьмах.
О\'Коннор. Даю слово, \"Восходящее солнце\" станет на колени, а \"Ангела\" я заставлю просить прощения. Но, скажите начистоту, вы не даете им поводов для недовольства?
Флинт. Боже упаси, ваша честь! Разве что изредка швырнем патрон в очаг или сунем гетры в суп, а иногда ночью Нэд постучит немного на барабане, маршируя по лестнице.
О\'Коннор. Ну, это пустяки. Послушайте, ребята, чтобы в день святого Патрика все было тихо! Вот вам на всех. И глядите у меня - покажите, что вы люди выдержанные, и ни гроша из этих денег не тратьте на выпивку.
Траунс. Что вы, ваша честь! Солдаты никогда не таят злобу. Надо ж нам выпить за святого Патрика и за вас, ваша честь!
Все. К черту дрязги! За святого Патрика и за нашего лейтенанта!
Флинт. Ну, пошли, ребята, но сперва продефилируем вокруг рыночной площади во славу короля Георга!
Первый солдат. Премного благодарны, ваша честь! Пошли! Да здравствует святой Патрик, наш командир и крепкое пиво!..
Сержант Траунс, капрал Флинт и солдаты уходят.
О\'Коннор. Идите, идите, беззаботные бродяги! Горько подумать, что эти бедняги не имеют корки хлеба на той земле, за которую они готовы умереть...
Входит доктор Рози.
А, любезный доктор, мой маленький Гален! Есть какие-нибудь новости?
Рози. Нет, мой Александр Великий, никаких. Судья по-прежнему в ярости. Я снова пытался прощупать его пульс насчет нашего дела и, полагая, что его ярость пошла на убыль, хотел прописать ему добрый совет, но ничего не вышло. Он говорит, что вы с вашими головорезами замышляете покушение на его жизнь, и клянется, что предпочел бы увидеть свою дочь в горячке, чем в объятиях солдата.
О\'Коннор. Даю слово, армия ему это припомнит! Что ж, раз так, я сначала женюсь на дочке, а уж потом спрошу согласия отца на брак.
Рози. Значит, с приданым дело плохо, а?
О\'Коннор К черту приданое! Пропади оно пропадом! Лоретта так прелестна...
Рози. Правда, истинная правда. Я вижу, что вы за безыскусственные прелести, а? Никаких прикрас, никаких румян, никаких прихорашиваний в старости, а?
О\'Коннор. Ей-богу, доктор, вы угадали. Лондонские дамы слишком уж хороши для нашего брата. К тому же они так защищены, у них в кринолинах такие укрепления из обручей, такой бруствер из китового уса, что его не пробить и пистолетной пулей, не то что стрелой Купидона. На голове башня на башне; тайные склады оружия в виде черных булавок и шпилек, а сверх всего штандарт из перьев, достойный кавалера ордена Баня. Сказать правду, я скорее обнял бы вооруженную до зубов амазонку.
Рози. Истинно так, мой Александр! Точь-в-точь мой вкус!
О\'Коннор. Затем, доктор, я ценю в женщинах скромность, но пусть они не прячут лиц... под краской. Я за живые краски розы. А у этих знатных дам где уж быть румянцу после полуночных беспутств! Да ему и не проступить на лице сквозь слой румян. Румянец застенчивости прелестен, но нет ничего бесстыднее, чем румянец смывающийся.
Рози. Точь-в-точь мой вкус! Но Лоретта не из таких. Всякий раз, когда я вижу ее, она напоминает мне мою дорогую покойницу...
О\'Коннор (в сторону). Черт возьми, хуже этого она ничего не могла сделать... Теперь он заведет про свою старую каргу, которая вот уже шесть лет, как в могиле.
Рози. Увы, бедная Долли! Никогда мне не встретить никого похожего на нее. Какая была рука для перевязок! Какие вены, так сами и просились под ланцет... А кожа! Гладкая и белая, словно обливная аптечная банка. А ротик! Не больше горлышка маленького пузырька. А губки! Бальзам из роз... А зубки! Не какие-нибудь крепкие лошадиные зубища... Они часто болели, и стоило лишь слегка дернуть, как зуб тут же выскакивал из десен! Ах, мне кажется, я вырвал добрый десяток ее бедных жемчужинок. (Рыдает.) Но что толку в красоте? Смерть беспощадна... Все там будем...
О\'Коннор (в сторону). Боже! Не хватает, чтобы он начал философствовать! (Достает табакерку с нюхательным табаком.)
Рози. Все-все... Красивые и уроды, горбатые и стройные, богатые и бедные... Плоть - та же трава... Цветы увядают...
О\'Коннор. Послушайте, доктор, не угодно ли понюшку?.. Воспряньте духом...
Рози. Да-да, друг мой. К чему эти слезы? От судьбы не уйдешь... Но потерять такую женщину- это большая утрата, лейтенант...
О\'Коннор. Что и говорить! И ведь ее ум был под стать красоте.
Рози. Еще бы! Да она могла набить чучело крокодила или замариновать ящерицу лучше любой жены аптекаря в королевстве! Она умела разобрать рецепт не хуже меня и сама изобретала составные части лекарств... А какой неоценимой помощницей она была при изготовлении заграничных минеральных вод! Она не имела равных в приготовлении сельтерской воды, пирмонтской, ислингтонской или железистой. А ее батский и бристольский источники превосходили настоящие. Ах, бедная Долли... Несчастная жертва науки...
О\'Коннор. Каким образом?
Рози. Бедняжка! Причиной ее болезни было рвение, с которым она пыталась усовершенствовать воды источника Спа, добавляя туда ром и кислоту.
О\'Коннор. Да-да, спиртные напитки никогда не идут на пользу трезвенникам.
Рози. Нет-нет, вы ошибаетесь. Ром шел ей на пользу. Но не ром убил это бедное создание. Она умерла от водянки. Она ушла навеки и не оставила даже залога нашей любви... малютки, который висел бы на папиной шее, словно сигнатурка... Да-да, все там будем... Раньше или позже. Плоть - та же трава. Цветы увядают.
О\'Коннор (в сторону). Фу, черт! Опять начинается...
Рози. Жизнь есть сон. Мир - это сцена. Мы лишь часок повертимся на ней, и...
О\'Коннор (протягивая табакерку). Прошу вас, доктор!
Рози. Верно, верно, друг мой... Увы, слезами горю не поможешь... Чему быть, того не миновать, не так ли, мой маленький Александр?..
О\'Коннор. Да-да! Лекарь никогда не должен падать духом... Пойдем скорее. Честному Хэмфри пора начать службу у судьи Крэдьюлэса. Это будет нашей первой попыткой.
Рози. Правда, правда! Вам пора приготовиться. Ваша одежда у меня дома... Я так расписал вас судье, что ему не терпится поскорее вас нанять. Он клянется, что сделает вас своим телохранителем... Поверьте, я весьма почитаю армию, иначе я так не старался бы для вас.
О\'Коннор. Я ваш вечный должник, доктор. И как только добьюсь моей дорогой Лоретты, приложу все усилия, чтобы возможно быстрее доставить вам акушерскую практику.
Рози. Вы снова напомнили мне о моей бедной женушке...
О\'Коннор. Ах, умоляю, забудьте ее хоть ненадолго! Мы опоздаем.
Рози. Бедная Долли!
О\'Коннор. Уже первый час.
Рози. Безжалостная водянка...
О\'Коннор. Судья нас ждет.
Рози. Умереть в расцвете сил!..
О\'Коннор. Скорее, ради господа бога!
Рози. Плоть - та же трава...
О\'Коннор. О, черт побери!
Рози. Все мы смертны...
О\'Коннор. Доктор!
Рози. Что король, что лорд, что простая шлюха...
Уходят. О\'Коннор подталкивает доктора Рози.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Комната в доме судьи Крэдьюлэса.
Входят Лоретта и миссис Бриджет Крэдьюлэс.
Лоретта. Я еще раз повторяю, что офицеры - самые привлекательные мужчины на свете, а лейтенант О\'Коннор - самый привлекательный из всех офицеров, которых я когда-либо видела!
Миссис Бриджет. Стыдись, Лора! Как можно! Уж если ты хочешь выйти за военного, то чем плохи лейтенант Плоу, капитан Хэйкок или майор Дрэй, пивовар? Все они твои обожатели. Люди хорошие, мирные, а носят такие же большие кокарды и красные мундиры, как и прочие военные.
Лоретта. Вот еще! Вы же знаете, мама, что я терпеть не могу ополченских офицеров! Петухи со шпорами! Шуты, переодевшиеся военными, недостойные формы, которую они носят! Нет, я хочу в мужья смелого и прямодушного мужчину, который сегодня любит, а завтра падет бездыханным на поле брани. Бог мой! Подумать только, что эти бравые молодцы спят прямо на земле и сражаются в шелковых чулках и кружевных манжетах!
Миссис Бриджет. Чудовище! Желать мужа, который сегодня женится на тебе, а завтра может быть послан бог знает куда! А через год вернется этаким Колоссом - одна нога в Нью-Йорке, а другая в госпитале в Челси...
Лоретта. Тогда я заменю ему костыли.
Миссис Бриджет. А мне подавай такого мужа, который бы знал, где находятся все его конечности, хотя бы и не знал, что делать с ними. А если он возьмет тебя с собой и тебе придется спать в обозной телеге и, как цыганке, таскаться из лагеря в лагерь с вещевым мешком и двумя детишками за спиной... А по вечерам - единственное развлечение - распивать чай с женой сержанта и играть с ней в карты на барабане... Что и говорить, распрекрасная жизнь!..
Лоретта. Напрасно вы так ополчились против моего лейтенанта, мама. Я сама слышала, как он называл вас добрейшей и красивейшей женщиной на свете.
Миссис Бриджет. А разве я отрицаю, что лейтенант О\'Коннор очень воспитанный и обходительный молодой человек?.. Это твой отец слышать о нем не хочет.
Лоретта. Но почему? Ведь кузина Софи вышла замуж за офицера!
Миссис Бриджет. Да, Лора, за офицера ополчения.
Лоретта. Нет, он служил в пехотном полку.
Миссис Бриджет. Говорят тебе, он был майором ополчения.
Лоретта. Нет, мама, не был...
Входит судья Крэдьюлэс.
Судья. Душенька, я получил письмо...
Лоретта. Сама кузина Софи сказала мне об этом...
Судья. Я получил письмо, милая...
Миссис Бриджет. Не могла она этого сказать!
Судья. Письмо, говорю...
Лоретта. Какое же это ополчение, если его отправили за границу?
Миссис Бриджет. Замолчи, несносная! Я слушаю тебя, мой ангел!
Судья. Я получил письмо от доктора Рози...
Миссис Бриджет. Отправили за границу!.. Как быне так! Он поехал туда лечиться!
Судья. Да слушай же, Бриджет!
Миссис Бриджет. Что ты говоришь, мой друг? Да замолчи ты, слышишь!
Судья. Я получил письмо от доктора Рози. Доктор Рози пишет, что...
Лоретта. Я знаю, что говорю! Его полковая форма...
Судья. К черту его форму! Будете вы меня слушать, в конце концов?
Миссис Бриджет. Девчонка! Как ты смеешь прерыватьотца?!
Лоретта. Я слушаю...
Судья. Доктор Рози пишет, что он приведет...
Лоретта. Голубой мундир на красной подкладке.
Судья. Лора!.. Он пишет, что приведет молодого человека, которого...
Миссис Бриджет. На красной? На желтой, если хочешь знать!
Судья. Бриджет!.. Приведет молодого человека, которого я хочу взять в услужение, чтобы...
Миссис Бриджет. Весьма непристойно, моя милая, перечить родной матери. Пора бы тебе знать, что...
Судья. Проклятье!.. Будете вы меня слушать или нет?
Миссис Бриджет. Я слушаю, ангел мой, слушаю... Словечка не пророню... Но что в этом толку, если девчонка будет прерывать тебя ежеминутно и никому не даст вставить слово?.. Меня нисколько не удивляет твое нетерпение, душа моя. Я вижу, тебе не терпится что-то сказать, но уверена, что она снова начнет трещать и не даст тебе вымолвить ни словечка. У тебя есть все основания сердиться... Нет ничего хуже крикливой, болтливой...
Лоретта. Да ведь это вы не даете ему говорить!
Миссис Бриджет. Как ты смеешь, дерзкая!
Судья. Сейчас же убирайтесь обе вон отсюда! Чтобы духу вашего здесь не было!
Миссис Бриджет. Ах вот как! Идем, дочка...
Судья. Иди, Бриджет, иди! Ты еще хуже ее, старая ведьма... Посадить бы вас по горло в болото - спорьте себе там, пока вас не вытащат...
Входит слуга.
Слуга. Доктор Рози, сударь.
Судья. Проводи его сюда.
Слуга уходит.
Лоретта. Ну, вы признаете, мама, что это был пехотный полк?
Миссис Бриджет. Ты упрямая дура, вот и все! Если бы это был пехотный полк, то...
Судья. Уйдете вы или нет?!
Миссис Бриджет. Уходим, уходим, господин грубиян... Если бы это был пехотный полк, говорю, то...
Лоретта. Но, мама, достаточное доказательство...
Миссис Бриджет. Но как же мог майор...
Лоретта. Неопровержимое доказательство...
Судья (выталкивает их). Ушли, слава богу! Трезвонят целый день... Скатертью дорога! Матерям любо, чтобы дочери походили на них всем, лишь бы не длинным языком...
Входит доктор Рози.
Ну, доктор, где же этот ваш верный слуга?
Рози. Сейчас будет здесь. Большая редкость встретить такого в наше время - храбр, как лев, а нежен, словно мягчительное средство...
Судья. Найму его вместо этой собаки, мерзавца, которого подкупил лейтенант... Ведь он сильный парень, а, доктор?
Рози. Как Геркулес... Во всей Англии не сыщешь сильнее. Ей-богу, он заставит красные мундиры держаться от вас подальше.
Судья. Ох, уж эти мерзавцы! Сегодня день святого Патрика, и негодяи все утро маршировали у меня под окном... Я знаю, они что-то замыслили против меня, но я принял все меры предосторожности... У меня целый склад оружия, и если этот малый докажет свою преданность, я и вовсе буду спокоен.
Рози. Можете на него положиться.
Входит слуга.
Слуга. Какой-то человек спрашивает доктора Рози.
Рози. Проводи его сюда...
Судья. Постой! Небольшая предосторожность... Как он выглядит?
Слуга. Смахивает на деревенщину, ваша милость.
Судья. Очень хорошо. Эти мерзавцы готовы любыми путями проникнуть сюда.
Слуга. Вот именно, ваша милость... Один такой являлся сегодня утром, хотел видеть вас. Назвался капралом Костоломом.
Судья. Костоломом?!
Слуга. И барабанщик Головорез опять приходил...
Судья. Ну и шайка!.. Зови этого парня.
Слуга уходит.
Рози. М-да... Но, когда он будет вашим привратником, уж он задаст этим мошенникам!
Входит переодетый лейтенант О\'Коннор.
Судья. Вот это рост! Но что за черт - одноглазый?!
Рози. Пустяки, синяк, который он получил в схватке с дюжиной разбойников.
Судья. Но другим глазом он чертовски злобно косит...
Рози. Что вы, он так застенчив! Просто овечка...
Судья. Ну-с, приятель, как тебя зовут?
О\'Коннор. Хэмфри Хам.
Судья. Хам!.. Не нравится мне это имя...
О\'Коннор. Но чаще меня называют Честным Хэмфри.
Рози. Вот видите, я же говорил! Он славится своей честностью.
Судья. Скажи, Честный Хэмфри, доктор сообщил тебе о моих условиях? Ты согласен служить мне, а?
О\'Коннор. Мне бы только угодить вашей милости...
Судья. Тогда слушай, Честный Хэмфри... Ты уверен, что никогда не будешь мошенничать и брать взяток?
О\'Коннор. Взяток? А что это такое?
Судья. Видно, парень и в самом деле простоват!
Рози. Его милость надеется, что ты не расстанешься со своей честностью ради денег.
О\'Коннор. Упаси бог!
Судья. Хорошо сказано, Хэмфри. Твое главное дело - следить за каждым шагом одного проклятого повесы, лейтенанта О\'Коннора.
Рози. Ты ведь не очень жалуешь солдат, а, Хэмфри?
О\'Коннор. Это я-то?! Все они хвастуны. Вот увидите, они будут бояться меня не меньше, чем своего командира.
Судья. Я вижу, Хэмфри, у тебя здоровая дубина.
О\'Коннор. Конечно, этот прутик лучше, чем ничего. Но мне хотелось бы чего-нибудь поувесистее. Нет ли у вас старой оглобли или столбика от кроватного балдахина?
Судья. Ого! Вот так дракон! Пойдем со мной, Хэмфри. Я хочу показать его Бриджет, и мы столкуемся. Идем, Честный Хэмфри. (Уходит.)
О\'Коннор. Милый доктор, обязательно пойдите с ним прогуляться... Я придумал способ, как сразу же влезть к нему в доверие.
Рози. Сделаю, сделаю...
Пожимают друг другу руки.
Возвращается судья Крэдьюлэс.
Судья. Эй, Честный Хэмфри, какого черта ты здесь торчишь?!
Рози. Я давал ему советы на прощанье. Ну-с, мне пора. Мое почтение, ваша милость. Вам нечего бояться лейтенанта, пока он в вашем доме.
Судья. Идем, Хэмфри. Всего хорошего, доктор.
Доктор Рози уходит.
Идем же, Хэмфри. Теперь пусть только сунется сюда лейтенант со всей своей шайкой...
Уходят.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Гарри Гаррисон
КАРТИНА ПЕРВАЯ
50 х 50
Улица.
Появляются сержант Траунс, барабанщик и солдаты.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Траунс. Эй, приглуши свой барабан! Сегодня нам нечем хвастать... А я-то был уверен, что святой Патрик пошлет нам одного-двух новобранцев.
Говорят, что труднее всего даются первые пятьдесят лет, а дальше жизнь становится гораздо легче. Мне предстоит узнать, так ли это на самом деле.
Солдат. Сержант, внимание!
Входят два крестьянина.
Осенью 1950 года я продал журналу «Иные миры» свой первый научно-фантастический рассказ «Проникший в скалы». С тех пор и по настоящий момент я ни разу не оглядывался назад. Мне было более чем достаточно смотреть вперед. У меня имелась карьера, которую требовалось сделать, и много-много идей, нуждавшихся в литературном воплощении. Эти пятьдесят лет оказались очень насыщенными. За это время я издал сорок четыре романа, а сорок пятый сейчас находится в производстве. Мои книги переводились на тридцать три языка.
Траунс. Ого! Вот как раз подходящие парни. Они выглядят на славу. Вы не женаты, ребята?
Первый крестьянин. Нет, ваша честь, а я, можно сказать, совсем одинок. Вся родня перемерла, благодарение богу. Во всем свете у меня только мать-старуха.
Наступило новое столетие, новое тысячелетие — 2000 год. И пришла пора окинуть взглядом прошлое, начиная с тех лет, когда я только начал писать НФ, понять, что же все-таки сформировало мою жизнь и мою работу.
Траунс. Удивительное дело! Значит, ты сам себе хозяин? Вполне годен для службы его королевскому величеству. Читать умеешь?
Первый крестьянин. Нет. Я слишком непоседлив был для учения... Вот Джон в этом деле мастер.
Как и все писатели моего поколения, я занимался всем на свете, кроме академического обучения писательскому ремеслу. Сначала военная служба, а затем странные занятия, например оператор гидравлического пресса, художник-иллюстратор, художественный редактор, редактор, издатель. Но я был одним из представителей второго поколения писателей-фантастов — поколения, возникшего после Второй мировой войны. Еще продолжали трудиться старики, являвшиеся создателями и созданиями потока журнальной халтуры и сумевшие сохранить свое место и продолжать работу после того, как эта фантастическая халтура начала видоизменяться в то, что сделалось современной научной фантастикой. Послевоенные авторы, к числу которых принадлежу и я, выросли, читая эту макулатуру; она была неотъемлемой частью их жизней. Тот мир ушел и никогда не вернется. Но это был дружественный мир, в котором было тепло жить.
Траунс. Значит, ты грамотей, дружище?
Второй крестьянин. Сызмала, ваша честь. Мой отец содержал начальную школу.
Мы, будущие писатели, читали все, что попадало к нам в руки: книги, учебники, библиотечные книги и даже свежевыпущенные сборники комиксов. Но главным образом мы читали низкопробные журналы. До появления телевидения именно они являлись тем местом, где концентрировалось развлекательное искусство, наилучшим образом подходившее для молодежи, выросшей в годы Великой депрессии. Дети, родившиеся в период Депрессии, не знали лучшего времени. Как и дети пребывающих на стадии каменного века индейцев тропических джунглей, мы знали только один наш, немного жалкий обедневший мир. Это было время бедности и серости; и лишь журнальное чтиво ярко светилось во мгле той социальной ночи: многообещающие пестрые обложки, оглавления, в которых зачастую тоже подразумевалось нечто очень заманчивое. На этих неразрезанных страницах находились и ракетные корабли, и инопланетные пришельцы, и девушки, и приключения, и многое-многое другое. Купив за никель
[1] уже прочитанный кем-то журнал, вы могли попасть прямиком в рай.
Траунс. Счастливец! Прослужишь одну-две кампании и станешь полковым капелланом. Ручаюсь, что ты читал о воинах и героях?
Второй крестьянин. Приходилось. \"Джек - потрошитель великанов\", \"Уонтлейский дракон\" и еще о Ное - вот, к примеру, и все о героях, если не считать книжку о комете.
Несомненно, «Доктор Сэвидж» был великолепен, и такими же были и «Оператор № 5», и «G-8 и Его воздушные асы», и «Тень». Но ничто из этого не могло сравниться с «Удивительными историями» — до тех пор, пока на первый план не вырвалась «Поразительная научная фантастика». До начала Второй мировой войны мы, читатели, писали письма в научно-фантастические журналы и друг другу. Затем мы начали встречаться, создавать клубы и даже провели одну или две конференции любителей научной фантастики.
Траунс. Удивительные познания! Слушайте, храбрецы, о вашем желании я пошлю донесение королю, а вы ждите меня через полчаса в трактире \"Две сороки\".
Как раз в это время в наши дела вмешалась война, и мы все оказались призванными в армию. Мы провели в ней положенное время, по большей части уцелели и возвратились к гражданской жизни — и к научной фантастике.
Первый крестьянин. Обязательно, ваша честь, обязательно.
Армия подготовила меня к встрече с миром взрослых людей в качестве инструктора-артиллериста и инженера по аналоговым компьютерам. Благодаря закону о джи-ай,
[2] мне удалось после войны продолжить свое образование. В дневное время я посещал Хантер-колледж, где под руководством талантливого художника Джона Бломшилда обучался станковой живописи. По вечерам я при помощи не менее одаренного мастера Берна Хогарта овладевал тайнами юмористической иллюстрации. С таким багажом я начал свою карьеру иллюстратора, художника по комиксам, художественного редактора, редактора и издателя. Я уверен, что годы, которые я посвятил изобразительному искусству, оказали глубокое влияние на мое писательское творчество.
Траунс. Дождитесь меня в \"Сороках\", и я дам вам денег, поэтому прицепите вот эти ленточки к шапкам.
Первый крестьянин. Наши шапки не больно-то хороши...
Вначале я не делал между этими двумя занятиями никакого резкого разграничения. Я писал и продавал мои писания — в то же самое время, когда рисовал. Вообще-то первым проданным мною литературным произведением была статья в «Райтерз дайджест» под названием «Как писать тексты для комиксов». Текстовки, которые я иллюстрировал, были настолько плохими, что я разработал несложную инструкцию, следуя которой удавалось очень заметно улучшить конечный продукт. После этого я написал и продал много статей и рассказов, занимаясь ими параллельно с моей иллюстраторской работой.
Траунс. Дождетесь меня в \"Сороках\", и я дам вам денег на новые.
Второй крестьянин. Благослови бог вашу честь! Спасибо, ваша честь!
Для меня это оказалось, похоже, простым шагом вперед. Поскольку я занимался прикладным искусством, мне всегда говорили, что именно я должен рисовать, какую использовать технику, каким должен быть размер работы, ставили многие другие ограничения — и я самым естественным образом применил ограничения прикладной графики к коммерческой беллетристике. Правила, по которым строятся произведения в жанре «вестерн», изучить очень просто: вскоре у меня появились и шесть дымящихся пистолетов, и дико взбрыкивающие лошади. Я сумел добиться настоящего признания и выйти на очень хорошо оплачиваемый рынок, следуя нескольким очень строгим правилам. (Вовсе не обязательно каждый рассказ должен завершаться хеппи-эндом, но моральный урок преподать необходимо.) Рассказы о приключениях, в которых участвуют мужчины, гораздо короче, и их намного легче писать: все начинается с кульминации, затем нужно перепрыгнуть к: «Как я угодил в эту переделку?», а далее следуют объяснение и развязка.
Крестьяне уходят.
Траунс (подмигивая солдатам). Простофили!
Я написал немыслимое количество таких рассказов, поскольку после того, как принцип уляжется в мозгу, их создание не требует никакого труда. Они всегда поначалу вырывались на первые позиции рынка, попадая, скажем, в «Аргози», который платил до 500 долларов, если идея была по-настоящему хорошей. Но важнее были мелкие рынки, никчемные мелкие журнальчики, платившие долларов по 75. Да, приходилось немного потерпеть, пока предложенный приключенческий рассказ совершит путешествие по редакциям, но в итоге мне удавалось продать все, что я писал. Хотя некоторые из редакторов отличались, мягко говоря, некоторой эксцентричностью. Я помню, как поразился тому, насколько помятой оказалась одна возвращенная мне рукопись. Когда же я перевернул ее, то обнаружил, что каждый листок украшает большой грязный отпечаток ботинка. Редактор аккуратно разложил мой рассказ по полу, а потом прошелся по нему, старательно наступая на каждый листок. Критика может принимать множество обличий.
Солдаты уходят. Входит лейтенант О\'Коннор.
Ого, из этого детины выйдет славный гренадер! Стой, приятель! Хочешь записаться в армию?
Я любил добавлять к этим «правдивым» историям документы, которые должны были подтверждать их истинность. Хорошо помню один такой документ, подписанный Оги Улмером и озаглавленный «Я сам себе отрезал руку». Когда бедняга Оги занимался поисками урана, на него свалился здоровенный валун, намертво прижавший его руку к земле. (Несомненно, камень сломал геологоразведчику руку. Никто и ни при каких условиях не сможет перепилить карманным ножом свою собственную плечевую кость.) Нерастерявшийся Оги наложил жгут на придавленную руку, а потом отрезал ее ножом. Как доказательство того, что эта бредовая история случилась на самом деле, я заколол булавкой один рукав моей армейской полевой куртки. Мой друг, художник Рой Кренкель, завернул руку за спину, надел куртку с заколотым рукавом и скорчил мрачную физиономию. В таком виде я сфотографировал его. И фотография, и рассказ были куплены.
О\'Коннор. А под чьим начальством я буду служить?
Траунс. Под моим, конечно.
О\'Коннор. А разве у вас командиром не лейтенант О\'Коннор?
Выяснив, что «натуральные» фотографии помогают продавать рассказы, я стал повышать цену. И чем несуразнее она была — тем лучше. Как-то я прочел, что несколько столетий тому назад во время упадка одной из китайских средневековых династий большой популярностью в высшем свете пользовалось такое блюдо, как мозги живых обезьян. Обезьяне отпиливали верхушку черепа и устраивали его под столом, в котором специально для этой цели были прорезаны дыры. Сверху ставили тоже специальные золотые тарелки с отверстиями. Оставалось только взять ложку и насладиться лакомым блюдом. Я модернизировал историю и перенес действие во французскую Экваториальную Африку, где властвовали кошмарные садисты колониалисты. (Конечно же, у них был любимый тост, который в переводе с французского звучал следующим образом: «За наших лошадей, за наших женщин и за тех, кто ездит на них». Очаровательно.) Я не мог запечатлеть на фотографии мозги и поэтому решил обойтись банальным каннибализмом. Мой друг Хьюберт Притчард, ставший позднее студентом художественного колледжа, слепил из глины маленький кулачок, который теоретически мог бы принадлежать пигмею. Мы положили руку на тарелку, а потом для того, чтобы придать изображению подлинную реалистичность и замаскировать глину, вывалили туда же содержимое десятицентовой банки с рагу. Рагу мы собирались съесть по завершении съемок, но, увы, так и не смогли преодолеть отвращения — слишком уж натуралистично выглядело получившееся блюдо. Я сделал снимок, после чего натюрморт отправился на помойку. Статью — и фотографию к ней — купили очень даже неплохо. Таким образом, работая в жанре приключенческого рассказа, вестерна, детектива, очерка, я хорошо освоил писательское ремесло — задолго до того, как сделал попытку сотворить мой первый научно-фантастический рассказ.
Траунс. Он самый. А я командир над ним.
О\'Коннор. Что?! Выходит, сержанты у вас командуют лейтенантами?
Задним числом я понимаю, что написание — и продажа — разнообразных выдуманных и псевдодокументальных историй было наилучшим способом отточить писательское мастерство. У меня имелась возможность быть плохим. Товар на этих рынках ценился вовсе не за литературные достоинства, и потому я мог всецело отдаться своему ученичеству — учиться писать, а также продавать то, что выходило из-под моего пера. Я был сознательным художником и знал, что делаю. Я не смотрел свысока на поток макулатурных изданий и не смеялся над ними — нельзя лицемерно писать и продавать свои произведения. Если не редактор, то читатель обязательно унюхает разницу. Качество моих работ стало выше, а их продажа на рынке шла все более успешно. Настало время подумать о научной фантастике, которая продолжала питать мой энтузиазм и интересовала меня больше всего на свете.
Траунс. Конечно! В наши обязанности входит блюсти их как подобает. Вот, к примеру, пишет мне генерал: дорогой сержант, или дорогой Траунс, или дорогой сержант Траунс, смотря по тому, насколько он спешит, если ваш лейтенант дурно ведет себя, дайте мне знать. Уважающий вас генерал Делюдж.
О\'Коннор. А ты часто жалуешься на своего лейтенанта?
То, что писатель-фантаст находился в Нью-Йорке после войны, видимо, не было решающим условием, но, конечно же, не могло не дать ему изрядного выигрыша. Там находились журналы — как и большинство редакторов. И, что было еще важнее, там жили сами писатели. Каждый был знаком с каждым, а центром взаимоотношений был клуб «Гидра».
Траунс. Как сказать... По сути, он хороший малый, так что я прощаю ему разные мелочи. Вот только, скажу по секрету, бабник отчаянный.
Входит капрал Флинт.
К этому времени меня уже неплохо знали в этом мире, так как я делал суперобложки для изданий НФ книг и делал иллюстрации для многих НФ журналов. Нельзя было не понять, что я сделался ярым поклонником научной фантастики с тех пор, как в возрасте пяти лет впервые взял в руки НФ журнал. Профессионально заниматься научной фантастикой было моей целью и величайшим удовольствием. В то время я делал большую часть иллюстраций для редактора журнала «Иные миры» («Worlds Beyond») Дэймона Найта. И потому, когда я написал свой первый НФ рассказ со звучным названием «Я прохожу сквозь камни», то обратился к Дэймону с вопросом: что мне с ним делать. Он купил рассказ, заплатил мне за него сто долларов и первым делом поменял название на «Проникший в скалы». Из чего я сделал вывод, что способен писать и продать научно-фантастические произведения, но должен серьезнее относиться к их заглавиям.
Флинт. Дозвольте доложить, ваша честь. Доктор и судья вышли погулять... Мы все готовы и знаем свои роли. (Уходит.)
О\'Коннор. Ну-с, мой дорогой Траунс, или мой дорогой сержант, или мой дорогой сержант Траунс, убирайся-ка отсюда!
В те дни существовало великое множество НФ журналов — никак не менее тридцати. Некоторые из них мне довелось редактировать: такие, как «Ракетные истории» («Rocket stories») и «Научно-фантастические приключения» («Science Fiction Adventures»). Сейчас передо мной лежит выпуск последнего за май 1954 года. Какие таланты были рядом со мною в то время! Вот повесть Дэймона Найта «Золотое правило», а рядом рассказы Кэтрин Маклин и Джуди Меррилл. Дэймон Найт также писал рецензии на новые книги в своей колонке «Анатомический стол». Вот заголовок его колонки — здесь Дэймон выглядит много моложе. Я счастлив, что могу признаться, что этот рисунок создан моей рукой.
Траунс. Господи, спаси и помилуй!.. Лейтенант! Дело пахнет гауптвахтой... (Уходит.)
Входят судья Крэдьюлэс и доктор Рози.
Судья. Мне показалось, здесь только что были эти головорезы.
Рози. Должно быть, вы ошиблись, сударь. Здесь никого нет, кроме Честного Хэмфри. Ах! Вот они идут сюда... Легки на помине... Спрячемся за деревьями, пусть они пройдут...
Судья. О кровожадные звери! (Отходит в сторону вместе с доктором Рози.)
Так как мой бюджет в то время был совершенно нищенским, я иллюстрировал журнал в основном самостоятельно, делал рекламные вставки между рассказами и даже писал под чужими именами некоторые рассказы. Чтобы укрепить бюджет, я открыл колонку под названием «Журнал для фантастов-любителей», где издавались произведения читателей. Я платил полцента за слово, и поклонники выстраивались в очередь. Авторам рассказов я платил по два цента за слово — каждое даяние есть благо.
Появляются капрал Флинт и два солдата.
Особенно для колонки писем, которая не стоила ни цента. Вот заставка, украшавшая раздел писем. Да, это тоже моя работа.
Флинт. Здорово, приятель. Это ты служишь у судьи Крэдьюлэса?
О\'Коннор. Я.