ЗАКЛЯТЬЕ КРАСНЫХ СВЕЧЕЙ (= Дом на Холме)
Глава 1. «Прибытие»
— Теперь я понимаю, отчего этот дом отдали за такую смешную цену! Ведь до него так просто не доедешь!
— Да ладно тебе…
— А если что-нибудь в машине сломается?
— У нас есть запасные детали.
— Откуда ты знаешь, что именно сломается? Может, у тебя не найдётся нужной детали.
— Найдётся.
— Так я и поверила! В случае такой поломки придётся оставить машину, и топать на своих двоих до шоссе. И ведь за день не дойдём, придётся ночевать в этом ужасном лесу.
— Лес вовсе не ужасный. Просто он старый.
Такой диалог происходил в салоне машины: стареньких «Жигули», которые действительно вполне могли сломаться. Разговаривали муж и жена.
Примерно за месяц до описываемых событий мужу попалось на глаза объявление в областной газете, где за смехотворную сумму продавался дом на холме. Единственное, что смущало — это удалённость от Москвы: 200 километров к югу. Но состоялся семейный совет, и было решено, что дом покупать надо немедленно. Ведь туда можно выбираться хотя бы раз в году, летом, во время отпуска.
Да и для детей отдых на природе, на свежем воздухе, куда лучше, чем часы, потраченные на компьютерные игры, в душной московской квартире.
Что касается детей, то их было двое: девочка и мальчик. Девочку звали Таней, а мальчика — Мишей. Они сидели на заднем сиденье, и не принимали никакого участия в перебранке родителей. И меж собой они не разговаривали. Таня смотрела в одно окно, Миша — в другое.
Таня была тоненькой, двенадцатилетней девочкой, с очень бледным лицом. Её волосы отличались вороньей чернотой. На ней было длинное чёрное платье: она любила чёрный цвет.
Мише недавно исполнилось тринадцать. Он, как и сестра был худым. Но если Таня пошла в мать, то Миша — в отца, и волосы у него были светлыми. Из одежды на нём была рубашка-безрукавка, и шорты.
И вот Миша воскликнул:
— Стойте! Смотрите! Там колонна!
Отец нажал на тормоз. Машина резко остановилась.
— Где? — напряжённым голосом спросила мать.
— Да вон же! — Миша ткнул пальцем в окно.
Несмотря на то, что это был солнечный, летний день, колонну едва можно было различить. Таким густым был кустарник, так плотно стояли деревья, такой глубокой была тень от их крон. Колонна вся заросла лишаём, и была она перекошенной, а в верхней части — расщепленной. Но всё же видны были оскаленные демонические лики, высеченные в тёмном камне.
— Если днём здесь так темно, то как же должно быть ночью? — спросила Таня.
Но её вопрос остался без ответа.
— На меня кто-то смотрит, — напряжённым голосом сказала мать.
— Я на тебя смотрю, — ответил отец.
— Ты смотришь не на меня, а на колонну.
— Да, я чувствую, на меня тоже кто-то смотрит… — прошептала Таня, и на белой её коже отчётливо выделились мурашки.
Мама сказала:
— Слушай, Олег (так звали отца), давай повернём обратно. Откажемся от этого дома. Продадим его. Не нравится мне здесь. Жуткие какие-то места. Вот и сейчас чувствую: смотрит на меня кто-то. Так и давит взглядом. Нечеловеческий это взгляд.
— Мама, мне страшно, — прошептала Таня.
— Сами на себя страх нагоняете, — рассудил Миша, которому не терпелось увидеть дом.
Отец его поддержал:
— Я по карте сверялся: здесь до дома совсем немного осталось. Сейчас увидите, красотища какая…
Он повернул ключ зажигания. Двигатель заурчал, машина вздрогнула, но осталась на месте. Ещё одна попытка — результат тот же.
С пронзительным воплем сорвалась с ветви какая-то крупная, тёмная птица. Полетела вверх, и уселась у самой кроны дерева, взирая оттуда вниз, на дорогу.
Напряжение нарастало. Уже и Миша, и отец чувствовали страх. И особенно жутко было оттого, что не понимали они, в чём же причина этого напряжения.
Отец ещё раз повернул ключ. Двигатель заурчал более уверено, чем в прошлые разы, машина слегка вздрогнула, но всё равно осталась на месте.
— Почти завелась… — пробормотал отец, по его лицу прокатилась крупная капля пота.
Через некоторое время отец сказал:
— Надо бы выйти, подтолкнуть…
И он уже собирался выходить, когда Таня обернулась, взглянула в заднее окно, и сказала низким, страшным голосом:
— Вы только посмотрите…
Все обернулись и вот что увидели. Метрах в десяти за ними стояла огромная, изогнутая ель. Ветви её доставали до самой земли. И вот ветви эти раздвинулись, и быстро пропустили что-то невидимое. Затем ветви заняли прежнее место.
— Что там? — совсем тихо прошептала мать.
— Я ничего не вижу, — дрожащим голосом ответила Таня.
— Не было ничего, — рассудил отец.
И тут задняя часть машины начала подниматься в воздух. По-прежнему никого не было видно.
Мать громко вскрикнула. Таня промолчала, но побледнела ещё больше прежнего.
Задняя часть машины продолжала подниматься.
— Что за чертовщина? — пробормотал отец, и уже во весь голос крикнул: — Эй, кто здесь?!
И вместо ответа: сильнейший толчок. Отец в кровь разбил губы об руль. Мать расцарапала щёку. Миша и Таня ударились лбами об переднее сиденье. Но, к счастью, обошлось без серьёзных повреждений.
А потом все они поняли, что заработал двигатель. Правда, работал он прерывисто: трещал, гудел, шлёпал, и в любое мгновенье мог окончательно сломаться.
Отец судорожно вцепился в руль, и пытался не пропустить очередной поворот лесной дороги. Мать закрыла ладонями лицо, но всё равно было слышно, как она плачет. Она всхлипывала:
— Теперь ты понимаешь, что надо было поворачивать?
— Чертовщина какая-то… — бормотал отец.
— Поворачивай! Поворачивай! — кричала мать.
— Папа, лучше не поворачивай, — сказала Таня. — Там нас ждёт это… невидимое…
И только она это сказала, как позади машины рухнуло и перегородило дорогу старое дерево.
— Теперь так просто и не вернёшься, — пробормотал Миша.
— Мы его потом распилим, дорогу расчистим, — заявил отец. — К счастью, в этом доме имеются и топоры и пилы.
Отец вытер с губ кровь и попытался улыбнуться. Но через чур уж вымученной вышла у него улыбка.
* * *
А ещё через пару минут они увидели дом, в котором им предстояло поселиться.
Как и было объявлено, дом стоял на холме. Точнее: в средней части от подножья холма и до его вершины. Но, чтобы вы лучше себе это представить, надо описать и сам холм, и его окружение.
Итак, с южной стороны имелся к холму единственный подъезд. С севера же на его крутых склонах рос густой ельник. С запада и с востока склоны были голыми, но такими отвесными, что взобраться по ним без скалолазного оборудования представлялось делом невозможным.
Но самой колоритной была именно южная сторона. Подножье холма прикрывала ржавая ограда, слишком напоминающая ограды на старых кладбищах. За оградой росло нечто напоминающее давно заброшенный мрачный сад. Сад взбирался по нижней, не слишком отвесной части холма. И, примерно на двадцатиметровой высоте стоял, собственно, дом.
Первое впечатление о доме было: тёмное, уродливое, сгнившее, но всё равно живое, очень злобное чудовище. Дом был двухэтажным, также и чердак имелся. Но, если на первых этажах всё-таки имелись окна, то единственное окно на чердаке было выбитым. И чернело это выбитое окно, словно выколотый глаз циклопа.
Дом располагался на относительно гладкой площадке, сразу за которой начинался отвесный, неприступный склон холма, который поднимался ещё метров на пятнадцать. Причём, если между первым этажом и склоном имелся затенённый проём, то между вторым этажом и склоном такого проёма уже не было. Второй этаж выпирал, словно выдвинутый ящик в шкафу и упирался прямо в холм.
От этого дома хотелось бежать, но, когда они выбрались из машины, они только и думали, как бы поскорее в дом попасть. Ведь за их спинами был лес, и в этом лесу обитало нечто невидимое, наделённое огромной силой.
Отец подбежал к калитке, и начал возиться с ключом. Он бормотал:
— У-у, чёрт, не поддаётся…
Мать страшно выпучила на него полные слёз глаза, и шипела:
— Нет, ну ты думал, что покупаешь?! Ведь ты ездил сюда! Проверял!
— Проверял, — подтвердил отец. — Но тогда мне всё иным показалось…
А в действительности было так. За неделю до описываемых событий он встретился с внуком покойного владельца этого дома. Этот внук так зарос волосами, что трудно было определить его возраст. Внук почти не разговаривал, а когда, всё-таки раскрывал рот, то издавал гулкие, невразумительные звуки. Общался внук посредством жестикуляции. И это заросшее волосами существо напоило отца каким-то зеленоватым пойлом. И от этого пойла отец всё видел тогда в радушном свете. Так ему показалось, что дом — это настоящий дворец, и окружает его королевский сад. Сделка состоялась: волосатый получил деньги, а отец ступил во владение.
Но, конечно, отец ничего не рассказывал об пойле жене. Ведь тогда не миновать обвинений в алкоголизме. Вот и теперь он не сознался.
Отец продолжал возиться с замком, и тут громко и пронзительно, словно живое существо, скрипнуло в лесу дерево.
— Прошу тебя, быстрее! — жена даже вцепилась своему супругу в плечи.
И тогда отец с такой силой дёрнул ключ, что ключ переломился. Но и в замке что-то хрустнуло, и дверь открылся. Все они вбежали в сад, и по невысоким, вытянутым ступеням поспешили вверх, к дому.
— Смотрите, там памятник, — сказал Миша.
В нескольких метрах от дорожки, среди кустов действительно стоял памятник. Это было высеченное из чёрного камня изваяние демона, с исключительно злобной мордой. Возле демона на холмике лежала плита, на которой ещё можно было различить рунические знаки. Но самым поразительным было то, что плита раскололась, и из трещин вырвались ярко-алые розы. В окружающем зловещем сумраке их лепестки казались пятнами крови.
И мать ещё раз возопила:
— И на что же ты смотрел?! Как здесь жить можно! Это же кладбище!
— Да, ладно тебе… — отец так больше ничего и не смог сказать.
А им не оставалось ничего иного, как идти дальше.
Глава 2. «Первая ночь в доме на холме»
Внутри дом оказался чрезвычайно запылённым, а в углах накопилось много тёмной паутины. Но никакого мусора, наподобие пустых консервных банок или же бутылок — не было. Когда они переступили порог, то им показалось, что они сразу попали в какую-то далёкую, мрачную эпоху. Внутри дома нависла тишина, и им страшно было нарушать эту тишину. Казалось, что, если произнесёшь хоть слово, как сразу же проснётся нечто жуткое.
Но нельзя было век стоять у порога, и напряжённо вслушиваться. И первым решился нарушить тишину отец. Он сказал громко:
— Ну, вот мы и дома!
Голос его пронёсся по пустынным комнатам, и отразился искажённым, гулким эхом. И тут же резко распахнулись створки в массивных часах, которые висели над камином. Мать пронзительно вскрикнула.
Вовсе не кукушка выскочила из часов, а маленький череп, на пружине. Череп начал щёлкать зубами, и каждый щелчок обозначал час. У черепа имелись глаза, и это было в нём самым жутким. Выпученные, красные и живые глаза. Эти глаза смотрели на пришедших, и в них читалась жгучая ненависть.
— Убери их! Убери! — взмолилась мать, и, всхлипывая, уткнулась своему супругу в плечо.
— Обязательно уберу, — пообещал отец.
* * *
Довольно много времени отец потратил на попытки отвинтить часы от стены. За это время ещё два раза вырывался из их чёрных недр череп, и отщёлкивал челюстями всё более позднее время. Но, оказалось, что часы были буквально влиты внутрь стены. Единственное, чего добился отец: это пробуравил в стене под часами небольшое отверстие. Из отверстия этого посыпалась красноватая пыль, и продолжала сыпаться до тех пор, пока отверстие не залепили скотчем.
И тогда отец сказал матери:
— Когда в следующий раз этот череп выскочит, я его просто молотком прихлопну.
— Нет, пожалуйста, не надо, — взмолилась она.
— Почему это?
— Если ты это сделаешь, что-то страшное случится.
И отец, как ни странно, сразу согласился.
Уже темнело. Небо затянуло тучами, так что ночь обещала быть беззвёздной, чёрной.
На их счастье электричество работало, так что мать без особых проблем приготовила ужин. Но готовила она, конечно, в привезённой из города посуде. Ведь никак нельзя было доверять тем ржавым посудинам, которые нашлись на кухоньке. Также и ели из Московских, свеженьких тарелок.
И вот ужин закончен. Отец сказал:
— Что же: время уже позднее. Дети, пора вам спать.
И, как только он это сказал, мутная электрическая лампа под потолком замигала и потухла. И сразу стало черным-черно. Даже поднесённой к лицу руки не было видно.
И стали слышны шорохи. Они доносились снаружи, из подступавшего к дому сада. Совсем негромкими они были, но было их так много, что сливались они в единую, жуткую симфонию. От симфонии этой, несмотря на духоту, дрожь пробирала. Казалось, что — это чуждые человеку существа переговариваются, и приближаются к ним.
— Мне страшно, — прошептала Таня, и, по голосу можно было определить, что ей действительно страшно.
Впрочем, и всем остальным тоже было страшно.
Миша полез в карман за зажигалкой, и почувствовал, что рука его дрожит, и почти не слушается его. С большим трудом он всё-таки достал зажигалку, щёлкнул ей.
Робкий, жёлтовато-синий огонёк высветил сидящих за столом.
— Господи, а это кто?! — страшным голосом взвизгнула мать, и из всех сил впилась в руку своего супруга.
Во главе стола, там, где прежде никого не было, сидела некая тёмная фигура. Густые седые волосы закрывали лицо, волосы ниспадали до самого стола. Одежда у этого существа была бесформенной, и шевелилась. А ещё все они увидели запястья. Это был очень худые и вытянутые запястья. Черные узлы вздувались и пульсировали на них. Длинные, жёлтые когти изгибались сабельными дугами.
Мишина рука задрожала больше прежнего, и он выронил зажигалку. Последнее, что он успел заметить — это то, что фигура начинает подниматься. А потом стало черно.
— Я выронил зажигалку! — крикнул Миша. — Я ничего не вижу! Где вы?! Где вы?!
— Подними зажигалку! — услышал он Танин голос.
Но голос его сестры пришёл издали, словно бы теперь их разделяла стена. Мальчик испугался, что теперь между ними действительно появилась стена. И вот он выставил перед собой руки, и врезался в нечто горячее.
Это нечто сразу крепко схватило его.
— А! — громко вскрикнул Миша.
— Не бойся, это я, — раздался Танин голос.
И Миша понял, что сестра тоже протянула навстречу ему руки, и они встретились над столом.
Тогда Миша сказал:
— Отпусти одну мою руку, но вторую — держи крепко-накрепко, я сейчас под стол нагнусь, попытаюсь зажигалку на полу нашарить…
Он нагнулся, начал шарить по шершавому полу рукой, и тут услышал шаги. Это были размеренные, тяжёлые шаги. Кто-то или что-то приближалось к нему. На Мишином лбу выступила испарина, он не мог себя заставить пошевелить ногой. Не своим голосом выкрикнул:
— Кто здесь?!
И сразу же раздался голос отца:
— Это я. Взял свечи, и, если ты найдёшь зажигалку, то мы сможем их зажечь.
Всё бы хорошо, да вот только шаги, которые слышал Миша, приближались к нему с противоположной от голоса его отца стороны. Он ухватился за последнюю надежду: может, это мама идёт. И он выдохнул:
— А мама где?
Но надежда не оправдалась. Отец ответил:
— Здесь, рядом со мной. Вцепилась в меня. А вот ты где? Никак найти тебя не могу…
Миша хотел что-то ответить, но язык уже не слушался его. Шаги неведомого существа прекратились буквально на расстоянии вытянутой руки от него. Мальчик почувствовал, как волосы на его голове дыбом встают.
Его рука очень сильно задрожала и дёрнулась. И тут Миша нашарил зажигалку. Схватил её, резко выпрямился, и громко выкрикнул:
— Есть!
Когда он кричал «есть!», то широко раскрыл рот. И тут нечто рыхлое и массивное впихнулось ему в глотку. Повеяло смрадом. Он даже кричать не мог: его рот был забит этой массой.
— Ай! — вскрикнула Таня. — Что же ты мне так руку то сжал?! Ай! Сейчас раздавишь!
Мишины пальцы дернулись, и от этого непроизвольного движения загорелась зажигалка. И тут сказал отец:
— А, так вот где ты…
Отец шагнул к Мише и ловко зажёг три свечи, которые крепились в готическом канделябре. Свечи источали зловещий, алый свет, но всё же они смогли высветить всё это помещение. Никого кроме отца, матери, Миши, и Тани там не было.
— Что это у тебя во рту?! — воскликнула мать, и бросилась к своему сыну.
Миша сидел с перекошенным лицом, и пытался выплюнуть то, что было набито у него в рот. Не без труда ему это удалось. И как только он выплюнул, вновь замигал и зажёгся электрический свет.
И тогда все они увидели, что Миша выплюнул нечто похожее на хлеб. Только хлеб этот был серым, да заплесневелым. Но самым отталкивающим в этом месиве были тёмно-бурые комья. Часть этих комьев уже растворилось у Миши во рту; он невольно проглотил это, и почувствовал кровяной вкус.
— Отпусти, пожалуйста, мою руку. Иначе, ты её раздавишь, — попросила Таня.
Только тут Миша понял, что всё это время из всех сил сжимал руку своей сестры. Он отпустил её, и взмолился:
— Пожалуйста, дайте мне попить…
Мать протянула ему двухлитровую, ещё не начатую бутылку «фанты». Мальчик отвинтил крышку, глотнул, тщательно прополоскал во рту, сплюнул в чёрный проём камина. Потом ещё раз прополоскал, и ещё раз сплюнул. А потом его стошнило.
И тут же по дому прокатился леденящий хохот. Все замерли. Хохот оборвался также неожиданно, как и начался.
Минуты три все молчали, и не двигались. Несмотря на то, что горела электрическая лампочка, отец по-прежнему держал в руке канделябр с горящими алыми свечами. Капли расплавленного тёмно-алого воска медленно стекали по медным змеям, которые создавали композицию канделябра. Эти капли были очень похожи на капли крови.
На этот раз первой нарушила тишину мать. Она сказала:
— Это место проклято…
— А-а, глупости всё! — сразу же прервал её отец. — Все мы очень утомились. Спать пора…
И тогда все они почувствовали, что действительно очень, очень устали. Веки наливались прямо-таки свинцовой тяжестью, а глаза слипались. Невозможно было бороться с зевотой…
— Спа-ать, спа-ать, спа-ать… — несколько раз протянул отец.
— Как же хочется спать, — вздохнула Таня, и очень тихо спросила. — Но ведь вы не оставите нас? Будете поблизости спать?
— Да… да… — рассеяно пробормотал отец.
И вот они поднялись на второй этаж.
Там было несколько комнат. Одну, которая отличалась большими размерами, ещё когда было светло присмотрели себе родители. Две иные комнаты отличались небольшими размерами, и большой захламлённостью. Одну из этих комнат выбрала себе Таня; другую — Миша.
Сонливость усилилась. Им казалось, что они уже спят. Таня прошептала, обращаясь к родителям:
— Сейчас мы перенесём свои кровати в вашу спальню…
И ей вовсе не казалось, что это невыполнимая задача, ведь она почти уже спала, а во сне, как известно, не бывает ничего невозможного. То же самое касалось и её брату, и их родителям. Они ещё раз зевнули и разошлись по своим комнатам. Там, не раздеваясь, повалились на кровати, и сразу же заснули.
А если бы они пригляделись, то обратили бы внимание, на желтоватый дым, который выплывал из камина и расползался по всему дому. Впрочем, как только они заснули, дым этот втянулся обратно в камин…
* * *
Неожиданно Миша понял, что просыпается. А просыпаться ему вовсе не хотелось. Во сне он чувствовал себя в безопасности, реальность же несла ужас. Поэтому мальчик попытался ухватиться за ускользающий сон, но ничего у него не получалось: сон уже ускользнул безвозвратно.
Тогда он вспомнил, всё, что было, и ему стало так жутко, что он задрожал. А когда он вспомнил, что находится один в тёмной комнате, то холодный пот выступил по всему его телу.
Дрожащими руками нашарил мальчик одеяло, и натянул его на себя. В доме и так то было нестерпимо душно, а под одеялом так и вовсе дышать было нечем. Но всё же он поклялся себе, что до тех пор, пока не услышит голоса проснувшихся родителей и сестры, ни за что из-под одеяла не выглянет. Он чувствовал, что нечто неведомое и злое совсем близко. И единственной защитой против этого зла было его одеяло.
Он лежал под одеялом с закрытыми глазами. Было черным-черно, но потом появился багровый свет. Сначала свет этот был совсем слабым, и Миша даже подумал, что он ему привиделся, но свет усиливался.
Тогда Миша раскрыл глаза, и понял, что свет пробивается под одеяло из комнаты. Он попытался уверить себя, что — это свет зари. Но, конечно, заря не могла сиять так. Казалось, что — это кровь пылает.
Свет усиливался: мальчик уже видел свои худые, дрожащие ноги (ведь он был в шортах). А потом он услышал девичий голос:
— Не бойся…
Голос был мелодичным, он музыкально звенел в его голове. Голос успокаивал; казалось, он не мог принадлежать злому существу. И так хотелось этому голосу поверить.
Всё же Миша пробормотал:
— Пожалуйста, оставьте меня в покое…
— Тебя зовут, — отвечал голос.
— Кто? — дрожащим голосом спросил Миша.
— Вылезай, узнаешь.
— Нет. Оставьте меня, — молил мальчик.
И тут некая сила стала поднимать одеяло вверх. Миша из всех сил вцепился в одеяло, но оно стало липким, и выскользнуло из его рук. Мальчик зажал глаза ладонями, и взмолился:
— Пожалуйста, оставьте меня!
— Тебе нечего бояться…
А затем руки, гораздо более холодные, чем лёд схватили его за запястья. Миша громко вскрикнул, и вынужден был открыть глаза.
И вот что он увидел:
В шаге от него находилась молодая девушка. У девушки были облачно-белые волосы, и кожа бледная, как воск. На девушке было длинное платье цвета венозной крови. Она не касалась ногам пола, она парила в воздухе.
Стена Мишиной комнаты примыкала к склону холма. Теперь в стене открылась дверь, которую при первом осмотре никто не заметил. И именно из-за этой двери выплёскивалось сильное багровое свеченье. Свет этот слепил, и поэтому Миша не мог разглядеть, что находится по другую сторону проёма.
— Пойдём… — девушка потянула Мишу в сторону проёма.
— Что там? — спросил мальчик.
— О, что же ты так дрожишь? Тебе нечего бояться. Там тебя ждут друзья…
И тут Миша услышал звуки мелодичной средневековой музыки, которая доносилась из глубин холма. А также он услышал приветливые голоса, и тогда страх отступил. Миша попытался уверить себя, что он по-прежнему спит, и это ему удалось…
Он поднялся с кровати. Девушка одобряюще ему улыбнулась, и потянула в сторону прохода. И вот Миша переступил через порог…
Одновременно с этим он услышал крик Тани. Ему показалось, что она зовёт его по имени. Но голос был таким далёким, таким слабым. Зато то, что он увидел за порогом, поразило его, и он совсем позабыл про свою сестру…
Мальчик оказался в просторной зале. Из-под высоких сводов свешивались массивные круги из красного дерева. В кругах этих были укреплены тысячи и тысячи свечей. Мощные багровые блики прокатывались по стенам, выложенным из массивных каменных глыб.
В зале находилось множество фигур: господ и дам, облачённых в роскошные, старинные костюмы. Все они были бледны, и никто из них не касался пола. И Миша понял, что попал на собрание призраков.
Многие призраки оборачивались к нему, улыбались и говорили:
— Здравствуй, друг…
Помимо людей попадались и цапли и бегемоты, и какие-то совсем непонятные существа. Но все они были облачены в средневековые костюмы.
И вновь Миша услышал Танин голос. Теперь он явственно понял, что она кричит его имя. Он становился, хотел обернуться, но его провожатая, потащила его дальше. Она приговаривала:
— Не обращай внимания. Ведь ты знаешь, что это просто сон. А зато в следующей зале тебя ждут ещё более изумительные чудеса.
И Миша повиновался этой девушке, и пошёл следом за ней. И чем дальше он шёл, тем более лёгким становилось его тело. И вот, наконец, он понял, что совсем не касается пола, а парит, точно также как и иные, окружающие его существа.
— Нравиться? — мягким, приветливым голосом спросила девушка.
— О да, очень! — улыбнулся Миша.
— Вот и хорошо… вот и хорошо… — шептали окружавшие их фигуры.
И мальчик совсем позабыл о недавних страхах. Теперь он был уверен, что спит…
Первая зала осталась позади, и они влетели в длинную галерею. Вздымались изящные колонны; а над головами медленно плыл густой туман. Теперь их окутывал густой тёмно-изумрудный свет. Приятнейшие благовония ласкали ноздри…
— Она ждёт встречи с тобой… — молвила провожатая.
— Кто? — выдохнул Миша.
— О, сейчас ты узнаешь…
В окончании галереи медленно начали открываться высокие, створчатые двери…
— Миша!!
Неожиданно громкий Танин голос заставил мальчика остановиться. Его провожатая нахмурилась, и он отчётливо расслышал, как заскрипели её клыки.
— Ну что же ты? — спросила она раздражённо.
— Сестра… — неуверенно пробормотал Миша.
— Оставь всякие мысли о сестре и родителях, — властным голосом воскликнула девушка. — Полетели скорее. Ведь ОНА не привыкла ждать…
И провожатая с ещё большей силой потащила Мишу.
И вновь воскликнула Таня:
— Миша! Очнись же!..
Нечто холодное плеснулось Мише на лицо, он закашлялся и очнулся.
Оказывается, он находился в той комнате, в которой заснул. На столе горела свеча, а над ним склонилась Таня. Его сестра была такой же бледной, как и призрачная девушка-провожатая. А чёрная Танина одежда только подчёркивала эту бледность.
Миша почувствовал, что лицо его мокрое, слизнул — это оказалась «Фанта».
Таня заговорила быстрым, прерывистым голосом:
— На нас всех какая-то одурь нашла, и мы заснули. Но прямо посреди ночи я была разбужена твоим криком. Ты страшно так вскрикнул…
— А-а, понятно. Это когда она до меня своими леденящими ладонями дотронулась.
— Кто «она»?
— Призрак…
Миша опасливо покосился на стену, к которой примыкал холм. Но теперь в стене не было видно никакой двери…
Таня проследила за его взглядом, вздрогнула и прошептала:
— Стало быть то, что я видела, было правдой.
— А что ты видела?
— Как ты в эту стену влетал.
— Что?!
— Да. Когда я вбежала в комнату, то увидела, что из-за стены этой выбивается багровое свечение. И в это свечение летел ты… Точнее не ты, а твой призрак, потому что свет прямо сквозь тебя пробивался. А держал тебя за руку скелет…
— Это была девушка! — возмущённо воскликнул Миша.
— Именно скелет, Миша, — по-прежнему шёпотом говорила Таня. — Одежда на скелете этом была совершенно истлевшей, клочьями свисала. Но волосы остались: это были длинные, седые волосы. Я ещё успела разглядеть, какое жуткое, злобное выражение у этого скелета. А потом вы пролетели через стену, и я вас больше не видела. И багровое свечение тоже померкло. Тогда я бросилась к твоей кровати. Ты лежал холодный, как лёд. Я выкрикнула твоё имя…
— Я слышал.
— Что же тогда не отозвался?
— Я думал, что это всего лишь сон…
— Понятно. А я ещё несколько раз выкрикивала твоё имя, трясла за плечи, но ты был как мёртвый. Знал бы ты, как я перепугалась. Я даже заплакала. Потом заметила, что на столе стоит бутылка «Фанты». По-видимому, ты прихватил её с кухни, и сам не заметил, так как был слишком сонным. Ну, плеснула я на тебя этой газировкой, и опять за плечи стала трясти, и имя тебе прямо в ухо кричала. Вот тогда ты и очнулся.
— Спасибо тебе, — пробормотал Миша. — Если бы не твоя помощь, так, может быть, и остался бы там навсегда.
И мальчик вновь покосился на стену, которая примыкала к холму.
— А что там? — спросила Таня.
— Я видел, будто там зала заполненная призраками в старинных одеждах. Они показались мне совсем не страшным, и даже приветливыми. Но теперь я понимаю, что эта приветливость — обман. И я совсем не знаю, что там на самом деле.
И только он это сказал, как стена заскрипела. Раздалось злобное шипение. Казалось, что какой-то нечеловеческий голос читает заклятье. Вот только ни одного слова не возможно было понять.
— Мне страшно, — сознался Миша.
— А мне, думаешь, не страшно? — дрожащим голосом спросила Таня.
Скрип усилился. В дрожащем пламени свечи было видно, как содрогаются составляющие стену доски.
— Долго ещё до утра? — спросил Миша.
Таня включила подсветку на своих электронных часах и отозвалась:
— Сейчас три часа после полуночи. Часа через четыре рассвет… может быть…
— Как нескоро! — вздохнул Миша. — И я точно не смогу заснуть.
— Пойдём к родителям…
Таня взяла со стола свечу, бережно прижала её к груди.
И вот они покинули жуткую комнату и вышли в коридор. Из-за прилегающей к холму стены раздался пронзительный яростный вопль.
— Главное соблюдать спокойствие, — молвила Таня.
И вот они дошли до спальни родителей. Отец и мать лежали в дневной одежде, поверх одеяла, и громко храпели.
— Раз они так крепко спят, наверное, не стоит их будить, — неуверенным тоном предположил Миша.
— Да, действительно не стоит, — отозвалась Таня. — Пускай спят, набираются сил. Ну, а мы тут устроимся.
И она указала на истлевшую от времени подстилку возле кровати. На подстилке этой были вышиты усеянные шипами стебли неведомых цветов. Брат и сестра взялись за руки и уселись на подстилку.
И тут же уже настоящий, а не колдовской сон сморил их. И они крепко заснули, и проспали до самого утра.
Глава 3. «Во мраке…»
Когда на следующее утро родители проснулись, то обнаружили, что Миша и Таня сидят, взявшись за руки, возле их кровати, и мирно спят. Пришлось их трясти за плечи, будить.
И вот все проснулись, спустились на первый этаж, в гостиную. Раскрыли окна, уселись за столом завтракать.
Наступивший день выдался солнечным, жарким. На небе не было ни облачка. Вообще, вчерашние страхи почти отступили, казались просто дурным сном. Но всё же мать была мрачна, и ворчала на отца:
— Поди-ка, разберись с машиной. Надо отсюда выбираться…
Отец вздохнул, но спорить не стал, и направился к «Жигулям». Мать же обратилась к Мише и Тане:
— Ну а вы почему без дела сидите? Что в тарелки глядите? Тарелки мыть надо, а водопровода здесь нет. Так что потрудитесь, принесите воду из колодца…
Мать прошла в кухоньку, и тут же вернулась, неся большой кувшин.
— Вот сюда воду наберите, — сказала мать.
Миша и Таня вышли из дома, обогнули его, и за углом, в зарослях крапивы действительно приметили перекошенный, покрытый мхом колодец.
Когда открыли колодезную крышку, то навстречу им рванулся поток ледяного, затхлого воздуха. Таня даже закашлялась.
Миша бросил ведро вниз. Стремительно начала разматываться верёвка. Всё быстрее и быстрее вращалась ручка.
— Ничего себе! — молвил Миша. — Под нами, настоящие подземелья!