Жаклин Сьюзан

Машина любви

Аманда

Глава 1

В девять часов утра Аманда дрожала в полотняном платьице на ступеньках отеля «Плаза». Одна из булавок, которой было застегнуто платье на спине, упала на землю. Костюмерша бросилась заменять ее, и фотограф воспользовался моментом, чтобы перезарядить аппарат. Парикмахерша быстро опрыскала лаком выбившиеся пряди Аманды, и съемки возобновились.

Собравшиеся прохожие с восторгом смотрели на одну из модных красавиц — знаменитую манекенщицу, стоявшую в легком летнем платье под порывами ледяного мартовского ветра.

Фотограф закончил съемку, и ассистент бросился к Аманде с теплым пальто и термосом. Она вернулась в холл отеля и без сил опустилась в большое кресло, чтобы выпить кофе. Ничего, она выдержит. К счастью, следующие съемки в помещении.

Допив кофе, Аманда с помощью костюмерши сменила полотняное платье на удобные летние брюки. Затем поправила искусственную грудь в бюстгальтере, проверила макияж. Расческа затрещала в ее густых, отливающих золотом волосах.

Слава Богу, природа наделила ее высоким ростом, красивыми зубами, волосами, лицом. У нее стройные ноги и узкие бедра. Господь милостив к ней. Он упустил только одно: грудь Аманды была плоской, как у мальчика.

Удивительно, но в ее профессии это был скорее козырь, а вот в личной жизни… Аманда вспомнила стыд, который испытывала в двенадцать лет, когда грудь ее школьных подружек начала набухать. Она бросилась тогда к тетушке Розе, которая лишь рассмеялась: «Это придет, мое солнышко. Надеюсь только, что они не будут у тебя такими большими, как у твоей старой тетки».

Все это было прекрасно, пока Аманда сидела на кухне у тети Розы, и они еще не подозревали, что однажды она поедет в Нью-Йорк и встретит там таких людей, с которыми общалась теперь. Или как, например, певца Билли…

Аманде было восемнадцать лет, и она только начинала карьеру манекенщицы, когда произошла их встреча. Как сообщил Билли в печати, это была любовь с первого взгляда.

С того момента Аманда стала частью его свиты. Она открывала для себя незнакомый мир: премьеры в ночных клубах, личный шофер, компания, которую он повсюду таскал за собою — авторы, импресарио, представители прессы.

На пятый день знакомства они неожиданно оказались наедине в гостиничном номере Билли. Стоя посреди комнаты, она смотрела на цветы и ряды бутылок. Билли поцеловал ее, развязал галстук и пошел в спальню. Она послушно последовала за ним. Он снял рубашку и небрежным жестом расстегнул молнию брюк.

— О\'кей, лапочка, снимай свои наряды.

Аманда была в панике, пока медленно стаскивала с себя одежду. Оставив плавки и бюстгальтер, она замерла. Он подошел и стал целовать ее в губы, шею, плечи, неловко расстегивая застежки лифчика, который соскользнул на пол. Явно разочарованный ее маленькой грудью, Билли отступил назад.

— Черт побери! Быстро надень свой лифчик, куколка! — Его взгляд скользнул по собственному телу, и он рассмеялся: — Птичка улетела от изумления.

Аманда надела бюстгальтер, одежду и бросилась из отеля.

На следующий день он прислал ей цветы, без конца звонил, донимал, и она в конце концов уступила. Они провели вдвоем три чудесных недели. Спали вместе, но лифчика Аманда больше не снимала.

Через три недели певец уехал на юг. Больше она о нем никогда не слышала. В качестве прощального подарка Билли подарил ей норковое манто. Аманда до сих пор помнила его изумление, когда он обнаружил, что она девственница.

Шум, который их идиллия наделала в прессе, стал Аманде своеобразным приглашением в агентство Ника Лонгуорта. Она успешно стала делать карьеру, начав с двадцати долларов в час. А сегодня, пять лет спустя, Аманда была одной из десяти ведущих манекенщиц страны и зарабатывала в час шестьдесят долларов.

Ник Лонгуорт заставил ее изучать журналы мод, научил одеваться и ходить. Аманда уехала из Бар-бизона и поселилась в милой квартирке в Ист-Сайде, где в одиночестве проводила все вечера. Купив телевизор и сиамского кота, она погрузилась в работу и изучение иллюстрированных журналов для женщин.



Робин Стоун ворвался в жизнь Аманды во время благотворительного бала.

Ее выбрали с пятью ведущими манекенщицами для демонстрации моды в «Уолдорфе». После обеда Аманда с другими девушками пошла в раздевалку. Камеры компании Ай-Би-Си были уже установлены. Парад мод должен был напрямую транслироваться в двадцать три часа. Аманда ждала в раздевалке с остальными манекенщицами, когда раздался тихий стук в дверь и вошел Робин Стоун.

Девушки представились ему. «Аманда, — сказала она, когда очередь дошла до нее, и так как он ждал продолжения, добавила: — Просто Аманда». Их взгляды встретились, и он улыбнулся. Он ходил по комнате, записывая их имена, а Аманда смотрела на него.

Робин был очень высок, и ей нравились его непринужденные жесты. Она несколько раз видела его на экране и смутно помнила, что когда-то он получил Пулитцеровскую премию по журналистике.

У него были черные жесткие волосы, слегка седеющие на висках. Аманду поразили его глаза, когда он настойчиво, словно оценивая, внезапно посмотрел на нее. Затем улыбнулся и вышел из комнаты.

В конце вечера, когда Аманда уже переоделась, в дверь тихонько постучали.

— Хэлло, мисс Аманда! — сказал, улыбаясь, Робин. — У вас есть муж, который ждет дома, или я могу пригласить вас выпить?

Они спустились в бар, и Аманда, сидя со стаканом кока-колы, изумилась, увидев, как Робин, не поморщившись, заглотнул одним махом пять рюмок водки. Она пошла к нему, хотя он не сказал ни слова. Простого пожатия руки оказалось достаточно, чтобы она поняла его желание.

Аманда была словно загипнотизированная. Она вошла к Робину без малейшего опасения и, стоя перед ним, начала раздеваться, не думая о своей груди. Заметив, что она медлит снимать бюстгальтер, он подошел и снял его сам.

— Вы не слишком разочарованы? — спросила она, — Только коровам нужно вымя, — ответил Робин.

Он притянул ее к себе и нежно поцеловал обе груди. Ничего подобного с Амандой еще не случалось. Она обхватила его голову руками и задрожала…

В эту первую ночь Робин взял ее молча и нежно. Потом, когда они отдыхали, он спросил:

— Хочешь быть моей подружкой?

Вместо ответа Аманда еще сильнее прижалась к нему. Он отодвинулся, и его ярко-голубые глаза испытующе посмотрели на нее. Губы Робина улыбались, но взгляд оставался серьезным.

— Никаких связей, обещаний, вопросов ни с одной, ни с другой стороны. Согласна?

Она молча кивнула, и он снова овладел ею со странной смесью страсти и нежности. Когда они лежали, удовлетворенные и измученные, Аманда бросила взгляд на часы. Три часа утра! Она выскользнула из постели. Робин приподнялся и схватил ее за запястье.

— Куда ты?

— Домой.

Он сжал ей запястье так грубо, что она вскрикнула.

— Когда ты спишь со мной, то остаешься здесь на всю ночь. Поняла?

— Но мне нужно возвратиться. Я в вечернем платье!

Он молча отпустил ее, встал, начал одеваться.

Они пошли к Аманде, и он снова любил ее. И когда она засыпала в его объятиях, то чувствовала себя настолько счастливой, что жалела всех женщин мира, потому что они не знали Робина Стоуна.

С тех пор прошло три месяца, и даже Слаггер, ее сиамский кот, так привык к Робину, что спал, свернувшись клубочком у его ног.

Робин зарабатывал немного, и чтобы было на что жить в конце месяца, часто ездил по выходным читать лекции.

Аманда обожала слушать его рассуждения и, безуспешно пытаясь понять разницу между республиканцами и демократами, могла часами сидеть в «Лансере», пока Робин говорил о политике с Джерри Моссом. Джерри жил в Гринвиче и работал в агентстве, занимающемся рекламой продукции фирмы «Алвэйзо». Благодаря дружбе Робина и Джерри Аманда стала рекламировать товары фирмы.

Аманда надела трикотажное платье перед зеркалом ванной комнаты в отеле «Плаза» и снова вышла в маленькую гостиную. Поднос с едой уже унесли. Фотограф разбирал свой аппарат. Его звали Айвэн Гринберг, и он был хорошим приятелем Аманды. Дружески улыбнувшись ему и помахав рукой костюмершам, которые укладывали платья, она вышла из комнаты — стройная, высокая, с рассыпанными по плечам золотистыми волосами.

Аманда остановилась у стойки администратора, чтобы позвонить. Никаких известий от Робина. Набрала его номер: на другом конце провода, в пустой квартире, долго звучали гудки. Аманда повесила трубку. Где же он мог быть?

Глава 2

В это время Робин Стоун был в «Бельвю Статфорд Отеле» в Филадельфии. Он медленно просыпался, чувствуя, что утро уже почти кончилось. Сквозь дрему услышал воркование голубей на подоконнике. Открыл глаза и сразу же вспомнил, где он.

Иногда, просыпаясь по утрам, Робин с большим трудом вспоминал город, в котором находился, мотель, где ночевал. Приходилось даже делать усилие, чтобы вспомнить имя девушки, которая ночью спала рядом с ним.

Но этим утром Робин был один.

Он поискал сигареты на столике у кровати. Пачка была пуста. И ни одного более-менее приличного окурка. С другой стороны кровати Робин заметил пепельницу, переполненную длинными окурками в пятнах оранжевой губной помады. Но к ним он не прикоснулся. По телефону заказал себе кофе, большой стакан апельсинового сока и две пачки сигарет. Ожидая заказ, он все же расправил один из окурков, вытряс из него пепел, закурил. Окурки в другой пепельнице были получше, но Робин встал и выбросил их в туалет. Он смотрел, как их смывает водой, с ощущением, будто избавляется от девицы, курившей эти сигареты.

Черт побери! Робин был абсолютно уверен, что она незамужняя. Обычно он нюхом чувствовал замужних женщин, этих искательниц приключений. Но вчера он ошибся. Может, потому, что эта девушка была не похожа на остальных? Ну да черт с ней! Это приключение, как и многие в его жизни, не будет иметь продолжения. Робин улыбнулся, посмотрел на часы. Почти полдень. Он еще может успеть на двухчасовой поезд, уходящий в Нью-Йорк.

Сегодня вечером они с Амандой отпразднуют новость и выпьют за здоровье Грегори Остина, человека, который вытащит Робина из этой рутины.

Он все еще не мог поверить в такую удачу, как не сразу поверил и в то, что это действительно Остин звонит ему в субботу в девять часов утра. Президент, генеральный директор Ай-Би-Си вызывает скромного провинциального журналиста! Робин думал, что это розыгрыш. Смеясь, Грегори посоветовал ему перезвонить в Ай-Би-Си и проверить. Робин перезвонил, и Остин снял трубку после первого звонка. Может ли Робин Стоун прийти к нему в кабинет сейчас же? Через десять минут Робин был у Грегори.

Остин был один в своем шикарном кабинете и сразу же перешел к делу. Что скажет Робин, если ему предложат место директора отдела информации? Остину также хотелось бы, чтобы Робин занялся реорганизацией службы и набрал команду, способную лучше всех осветить предвыборную кампанию этим летом.

Идея, очень понравилась Робину, но сама должность наводила на размышления. Морган Уайт был директором отдела новостей, Рэндольф Лестер — его заместителем. Что в таком случае означает должность «директор отдела информации»? Ну да Бог с ним, с названием. Главное — это пятьдесят тысяч в год, вдвое больше его нынешней зарплаты. А что касается остального, то, как сказал Остин: «Для начала пока воздержимся».

В следующий понедельник Робин должен был приступить к своим обязанностям. Грегори взялся сам сообщить эту новость в Ай-Би-Си.



Робин налил кофе и закурил. В окна отеля проникали лучи зимнего солнца. Через восемь дней он займет свое место на Ай-Би-Си. Робин глубоко затянулся. Хорошее настроение словно улетучилось вместе с дымом. Он раздавил сигарету на полу, как бы окончательно изгоняя из своих мыслей образ девушки с оранжевой помадой на губах.

Однажды в Нью-Йорке, когда Робин был еще студентом Гарварда, он видел пьесу «Дама в тени», в которой девушка без конца напевала запавшие ей в память первые такты какой-то мелодии. Вот и с ним иногда происходило то же самое. Только речь шла не о мелодии, а о воспоминании или образе… Это было нечто неопределенное, словно он вот-вот вспомнит что-то важное, что оставило в его памяти ощущение тепла, нежности и любви. А потом его охватила ужасная паника.

Такие моменты случались редко, но именно это произошло прошлой ночью. Словно короткая вспышка. И даже не одна, а две. Вначале это случилось, когда девушка скользнула к нему в постель и Робин прикоснулся к ее нежному, дрожащему, горячему телу. У нее была великолепная грудь. Обычно Робин не придавал большого значения груди. Для него целовать полную женскую грудь означало как бы возвращение в детство. Какое сексуальное удовольствие могли получать от этого мужчины? Только слабаки, считал Робин, испытывали необходимость зарыться в лоно женщины с пышным бюстом. Сам он питал слабость к ухоженным и свежим блондинкам, худеньким и достаточно крепким.

Однако накануне Робин провел ночь с брюнеткой, у которой была великолепная грудь. Удивительно, но он был очень возбужден. Сейчас он даже вспоминал, что закричал в момент экстаза. Но что? Обычно он не кричал никогда: ни с Амандой, ни с какой-либо другой женщиной. И однако он знал, что это с ним уже было, хотя впоследствии он никогда не мог вспомнить слов, которые произносил.

Робин зажег новую сигарету и усилием воли заставил себя переключиться на будущее, которое открывалось перед ним.



Отец оставил матери Робина — Китти — большое наследство: что-то около четырех миллионов долларов. Впоследствии деньги должны были перейти Робину и его сестре Лизе. А пока он довольствовался своими двадцатью тысячами в год.

Прекрасная Китти весело проводила время. Она была восхитительна: маленькая, светловолосая. Хотя, кто знает, какого цвета она теперь. Последний раз Робин видел ее два года назад в Риме, и тогда она была, что называется, «тигровой блондинкой».

Вспомнив мать, Робин с умилением улыбнулся. Для своих пятидесяти девяти она была еще чертовски хороша.

У Робина было счастливое детство и счастливая пора учебы в колледже. Отец прожил достаточно долго, чтобы оплатить Лизе самую шикарную свадьбу, которую когда-либо видели в Бостоне. Теперь она жила в Сан-Франциско со своим мужем-кретином, который стриг волосы бобриком и был самым крупным агентом по продаже недвижимости на всем побережье. У них было два прекрасных сына. Боже! Он не видел их уже пять лет.

Когда родилась Лиза, Робину было семь. Значит, теперь ей должно быть тридцать. Мать семейства и все такое. А он так и не определился. Возможно, из-за того замечания, которое двенадцатилетнему Робину сделал отец, когда впервые повел его на гольф.

— Отнесись к гольфу, как к школьному предмету. Как к алгебре, например. Ты должен научиться защищать себя, сынок. Ведь большинство дел вершится на площадке для гольфа.

— Разве все, чему учишься, должно приносить деньги? — спросил Робин.

— Разумеется, если ты хочешь иметь жену и детей. Когда я был таким, как ты, то мечтал стать новым Кларенсом Дэрроу. А потом влюбился в твою мать и принялся зубрить гражданское право. Мне нечего жаловаться, я нажил состояние.

Робин научился играть в гольф. По окончании Гарварда он хотел поступить на филологический факультет, а затем специализироваться в журналистике, но этому воспротивился отец.

Когда в 1944 году Робин получил диплом, у него была возможность поступить на юридический, но в это время шла война, а ему уже исполнился двадцать один год, и он пошел добровольцем в военно-воздушные силы, пообещав сразу же по возвращении заняться правом.

Все обернулось иначе.

Робин сражался на фронте получил звание капитана, был ранен, о чем написали в заметке на второй странице газеты в Бостоне. Да, теперь отцу было чем гордиться! Ранение Робина не было серьезным, но неожиданно открылась старая рана, которую он получил, играя в футбол. Его госпитализировали. Чтобы как-то убить время, Робин начал писать рассказ о своей жизни в госпитале и о товарищах по оружию. Потом послал рукопись приятелю, который работал в Эн-Пи-Эй. Рассказ опубликовали. Так началась его журналистская деятельность.

Война окончилась, и Робин стал работать в Эн-Пи-Эй постоянным корреспондентом. Естественно, что родители снова завели старую песню: его долг — заняться юриспруденцией. Но как раз в это время Лиза встретила своего стриженного бобриком, и весь дом занялся приготовлениями к свадьбе. Спустя пять дней отец умер во время партии в скетч. Это была та смерть, о которой он мечтал: уйти из жизни с твердыми мускулами и в полной уверенности, что его долг выполнен.

Робин встал и оттолкнул столик на колесиках. Теперь он свободен и никому ничего не должен. И он был полон решимости преуспеть на выбранном пути.

Глава 3

Для всех в Ай-Би-Си этот понедельник начался как обычно. Цифры, как фамильярно называли ежедневный рейтинг популярности передач, лежали на каждом столе.

Первый признак грозы появился в десять часов утра в виде простой служебной записки: «Грегори Остин ожидает Дантона Миллера в своем кабинете в десять тридцать».

Записка была передана секретаршей Остина секретарше Дантона Миллера — Сьюзи Морган. Сьюзи прикрепила ее к стопке бумаг, которую положила на стол Миллера, после чего направилась в туалет.

Проходя мимо «клетки» секретариата, она заметила, что там уже царила активность: пишущие машинки трещали с половины десятого. Секретарши более высокого уровня — личные секретари важных шишек — приходили к десяти часам в черных очках и без макияжа. Они отмечались, докладывали своим уважаемым шефам, что явились, и исчезали в туалете. Через двадцать минут они выходили оттуда, похожие на манекенщиц.

Все уже были в сборе, когда вошла Сьюзи. Намочив слюной тушь для ресниц, она непринужденно вклинилась в общий разговор. Грегори Остин вызвал Дантона Миллера! Первая же девушка, вышедшая из туалета, передала информацию подруге, которая работала в юридической службе. Через пять минут новость распространилась по всем этажам.

Этель Эванс сидела за машинкой, когда известие достигло отдела рекламы. Этель так хотела расспросить Сьюзи поподробнее, что она, не дожидаясь лифта, перескакивая через ступеньки, помчалась в туалет на шестнадцатый этаж. Задыхаясь, ворвалась в него. Сьюзи была одна.

— Кажется, твой шеф скоро собирается поменять работу, — бросила Этель.

Сьюзи закончила красить губы, вытащила расческу и поправила несколько завитков, прекрасно понимая, что Этель с нетерпением ждет ответа. Она бросила с наигранным безразличием:

— Как всегда, утренние сплетни по понедельникам. У Этель сузились зрачки.

— Мне кажется, на сей раз это не пустые слова. Грегори проводит еженедельные совещания с директорами отделов по четвергам. Всем хорошо известно, что пригласить Дантона Миллера в понедельник — значит выставить его за дверь. Внезапно Сьюзи охватило беспокойство.

— Так говорят наверху?

Этель почувствовала облегчение: наконец-то хоть какая-то реакция. Она прислонилась к стене и с удовольствием закурила.

— Все это прекрасно понимают. Ты ведь видела «цифры»?

Сьюзи принялась взбивать волосы. В этом не было необходимости, просто она ненавидела Этель Эванс. Но если Дантон Миллер вылетит, вылетит и она. Нужно выведать, что за всем этим кроется. Сьюзи не могла не знать, что положение Дантона напрямую зависит от рейтинга передач. И однако нужно взять себя в руки. Этель Эванс всего лишь мелкая сошка в отделе рекламы.

Сьюзи ответила как можно более непринужденно:

— Конечно, я видела «цифры», но они в основном касаются отдела новостей. Вот пусть Морган Уайт и беспокоится.

Этель довольно громко рассмеялась:

— Морган Уайт — родственник Остинов. Он неуязвим. А вот твой дружок попал в переплет.

Сьюзи слегка покраснела. Они с Даном иногда встречались, но их отношения ограничивались или обедом в «21» или премьерой на Бродвее. Сьюзи знала, что ее считали подружкой Дана, и гордилась этим. Это возвышало ее над другими секретаршами.

Она улыбнулась Этель.

— Не беспокойся за Дана. Я уверена, что если он и потеряет место, у него будет достаточно других предложений.

Этель лишь усмехнулась.

— Моя дорогая, не надо обольщаться. В жизни человеку дается не так много шансов выкарабкаться наверх. Дан свой шанс упустил.



Дан, увидев записку, сразу почувствовал опасность. Он обожал свою работу и страшно боялся ее потерять. А работая на такого сумасшедшего, как Грегори Остин, можно было вылететь с работы в два счета. Дан знал об этом и поэтому никогда не рисковал, в отличие от других директоров программ. И вот теперь над ним нависла смертельная опасность.

В десять двадцать семь Дан вышел из своего кабинета и направился к лифту. Он весело поздоровался с лифтером, быстро доставившим его на последний этаж, спокойно поприветствовал секретаршу Остина, которая тут же доложила о его приходе шефу.

Дантон вошел в большую комнату, где Грегори обычно принимал гостей. Это была шикарная гостиная с роскошной мебелью. Самого Остина в ней не было. «Странно, — подумал Дантон, — если Грегори действительно хочет меня выставить, то должен быть уже здесь, чтобы покончить с этим делом как можно быстрее. Может, еще не все потеряно?»

Дантон уселся на один из кожаных диванов и с хмурым видом вытащил портсигар: прелестную вещицу из крокодиловой кожи в золотой оправе. Дантон — был щеголем. Он мог бы купить себе портсигар из чистого золота, но это не соответствовало бы его стилю: скромность и утонченная элегантность.

Внезапно Дан понял, что чувствует приговоренный k смерти, идущий к электрическому стулу, и хотя был не очень набожным, начал молиться молча и горячо. Если его не выставят, он изменится. Днем будет работать, как зверь, и во что бы то ни стало повысит рейтинг своих программ. Вечером будет смотреть телевизор и — никаких девочек, никаких выпивок.

Тяжелая дверь внезапно открылась, и вошел Грегори Остин, при виде которого Дан вскочил. Грегори Остин был невысок, но, несмотря на это, в нем чувствовалась настоящая мужская сила. У него были рыжие волосы, сильные загорелые руки с пятнами веснушек, плоский живот и обезоруживающая улыбка. Весь его облик излучал оптимизм и жизненную силу. Рассказывали, что Грегори производил настоящий фурор среди голливудских красавиц, но с тех пор, как встретил свою будущую жену Юдифь, совершенно перестал интересоваться другими женщинами.

Грегори дал знак Дантону сесть и молча протянул листок с результатами опроса телезрителей, который Дан сразу же начал просматривать, делая вид, что видит его впервые.

— Ну, что скажете?

Дан поморщился и для того, чтобы выиграть время, вытащил портсигар. Он закурил, медленно выпустил дым и пообещал Богу, что если не потеряет работу, больше никогда не прикоснется к сигаретам.

Грегори ткнул пальцем, покрытым рыжими волосками, в показатели отдела новостей.

— Да, не блестяще, — произнес Дан, словно только что об этом узнал. Он не мог оторвать глаз от двух развлекательных программ, которые фигурировали в последней десятке. Это он их рекомендовал. И, однако, Дан все-таки заставил себя непринужденно взглянуть на Грегори.

Остин нетерпеливо постукивал пальцем по листку.

— Обратите внимание на местные новости, мистер Миллер. Они не только сохраняют позиции, но временами даже берут верх над Си-Би-Си, Эй-Би-Си и Эн-Би-Си. И знаете, благодаря кому? Благодаря некоему Робину Стоуну!

— О, это прекрасный парень, я его видел несколько раз, — солгал Дан.

На самом деле он ни разу в жизни не видал этого типа и никогда не смотрел новости в двадцать три часа. В это время он уже обычно бывал пьян.

— Я смотрю его вечерами в течение месяца, — заявил Грегори. — Миссис Остин находит этого Стоуна потрясающим, а у нас женщины выбирают, по какому каналу смотреть информационную программу. Новости везде одинаковы. Все зависит от ведущего. И поэтому я предложил Робину Стоуну вести новости в семь часов вечера вместе с Джимом Боултом.

— Почему с Джимом?

— У нас с ним контракт. Кроме того, я не хочу, чтобы Стоун ограничивался только этой программой. У меня насчет него другие планы. У этого парня чертовски привлекательная внешность. Мы сделаем из него звезду. Он будет нашим постоянным корреспондентом в сенате. Его лицо будет знать вся страна. Нам нужны звезды, и такой звездой станет Робин Стоун.

— Да, возможно, — задумчиво произнес Дан.

Он ждал продолжения. Грегори вторгался во владения Моргана Уайта. Словно читая его мысли, Грегори спокойно добавил:

— Морган Уайт должен уйти.

Дан промолчал. Дело принимало совершенно неожиданный оборот. Но почему Грегори решил довериться ему, Дантону?

— Робин Стоун станет во главе службы информации.

— По-моему, прекрасная мысль, — поддакнул Дан.

— Но я не могу уволить Моргана. Необходимо, чтобы он ушел сам. У Моргана совершенно нет таланта, но зато огромное самомнение. Это фамильная черта. Вот на нее я и рассчитываю. Возвратившись к себе, вы пошлете Моргану служебную записку, в которой сообщите, что назначаете Робина Стоуна директором отдела информации.

— Директором отдела информации?

— Такого поста нет. Я учреждаю его временно. Вы скажете Моргану, что придумали этот пост специально для Стоуна, чтобы поднять рейтинг передач.

Дан задумчиво покачал головой.

— Морган скажет, что я вторгаюсь в его владения.

— Вы ни во что не вторгаетесь. Будучи директором канала, вы имеете полное право производить любые необходимые изменения. После этого Морган прибежит ко мне. Я разыграю удивление, но скажу, что вы действуете в полном соответствии со своими функциями.

— А если Морган не уйдет?

— Он уйдет. Я гарантирую это.



Рука Дантона дрожала, пока он писал и переписывал служебную записку Моргану. Испортив несколько черновиков, он продиктовал ее Сьюзи. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы на всех этажах узнали сногсшибательную новость?

Стоя у окна, Дантон медленно обернулся, когда Морган Уайт ворвался в его кабинет, — Что происходит?

— Садитесь, Морган.

Дан вытащил портсигар, поколебался, затем одним щелчком открыл его. Если есть Бог, он поймет, что в такую минуту человек не может без сигарет.

Глава 4

На следующий День о назначении Робина было объявлено официально, и жизнь в Ай-Би-Си пошла своим чередом.

В службе новостей его прихода ожидали с некоторым опасением. Робин всегда держался особняком, и поэтому каждый задавался вопросом: что это за человек? Было известно, что он мог осушить три рюмки мартини с водкой так, словно это апельсиновый сок. Несколько женщин встречали его в сопровождении красивой девушки, иногда с ними был и Джерри Мосс, по-видимому, его единственный друг. Попробовали подкараулить его в ресторане «Лансер», но напрасно: Робин не появлялся. Наконец в пятницу, в конце рабочего дня, все, кто работал в службе информации, нашли на своих столах записку:


В ПОНЕДЕЛЬНИК В ДЕСЯТЬ ТРИДЦАТЬ СОСТОИТСЯ СОБРАНИЕ В КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛЕ НА ВОСЕМНАДЦАТОМ ЭТАЖЕ. РОБИН СТОУН.


В десять двадцать первые участники собрания начали собираться в конференц-зале. Пришла даже Этель Эванс. Джимми Боулт бросил на нее удивленный взгляд. Ей здесь нечего было делать. В десять тридцать в зал вошел Рэндольф Лестер — заместитель директора службы информации во времена Моргана. Он отечески улыбнулся и сказал:

— Здравствуйте, друзья. Я знаю, что вы с радостью восприняли назначение мистера Стоуна директором службы информации. У нас будут изменения и, конечно же, большие перестановки. Но я уверен, вы поймете, что никто не ставит под сомнение талант каждого из вас.

В это время открылась дверь, и в зал вошел Робин. Несколько человек зааплодировали, но что-то во взгляде Робина мгновенно остановило их. Тогда он улыбнулся, и все в зале почувствовали себя провинившимися, но быстро прощенными детьми.

Этель заметила, что его улыбка действует на присутствующих, словно электрический разряд. Для Этель он стал внезапно более желанным, чем любой киноактер. Господи! Разбить бы этот стальной панцирь, заставить такого мужчину дрожать в своих руках… Внезапно она обнаружила, что он улыбается одними губами, в то время как его глаза остаются холодными.

— Я ознакомился с деятельностью службы, — спокойно начал Робин. — Каждый из вас в отдельности прекрасный работник. А баллы плохие.

Пока он говорил, Этель не спускала с него глаз. Красив, но холоден. Рост где-то под метр девяносто и ни капельки жира. Ей нужно срочно подумать о диете. Он снова улыбнулся. Только одной своей улыбкой он выиграет любую битву.

— Я не собираюсь работать по-старому. Этим летом я намерен создать сплоченную команду, которая будет освещать предвыборную борьбу в сенате. А теперь, — Робин повернулся к Рэндольфу Лестеру, — не представишь ли ты мне присутствующих?

Они встали и, обходя зал, Робин каждому пожимал руку. Он по-прежнему дружески улыбался, но его взгляд оставался холодным, а слова бесстрастными.

Когда Лестер заметил Этель, он вначале удивился, на мгновение заколебался и пошел дальше. Все произошло так быстро, что Этель даже не сообразила, что ее умышленно проигнорировали. Она увидела, как они дошли до конца стола, но Робин не сел. Он обвел глазами всех собравшихся, и его, взгляд остановился на Этель.

— Нас, кажется, не представили. Она встала.

— Я — Этель Эванс.

— Чем вы занимаетесь?

Она почувствовала, что краснеет.

— Я из службы рекламы.

— В таком случае, что вы здесь делаете? Он все еще улыбался, говорил спокойно, но от его взгляда Этель пробрал холод.

— Я… я думала… Я хочу сказать, что кто-то должен заниматься рекламой ваших новых программ. И решила, что могу вам понадобиться.

Она быстро села.

— Когда мне кто-нибудь понадобится, я дам знать службе рекламы, — сказал Робин, не меняя тона. — А теперь прошу вас вернуться к себе.

Все следили за Этель, когда она выходила из зала. Очутившись в коридоре, она прислонилась к двери. Этель казалось, что ее сейчас вытошнит, так ей было плохо. Она услышала, как Лестер спросил у Робина, будут ли по-прежнему еженедельные собрания проводиться по понедельникам.

— Нет, еженедельных собраний больше не будет, — ответил Робин. — Я буду приглашать вас к себе, когда сочту нужным. И еще одну вещь следует изменить… Избавьте меня от этого стола и поставьте круглый.

— Круглый? — переспросил Лестер.

— Ну да! Большой, красивый круглый стол. Если мы должны работать вместе, то и сидеть должны рядом друг с другом. Ты не возражаешь?

Наступила тишина, потом все заговорили одновременно, и Этель поняла, что Робин покинул зал. Через минуту все начнут выходить! Не дожидаясь лифта, она выскочила на лестницу и, желая спрятаться, побежала в туалет этажом ниже. Слезы, вызванные унижением, струились по ее щекам. «Негодяй! Негодяй, я его ненавижу!» Она разрыдалась. «Я его ненавижу, ненавижу!» Она вытерла глаза, посмотрелась в зеркало и тут же разрыдалась снова. «О Господи! Ну, почему я некрасивая?!»

Глава 5

Выставленная с позором из конференц-зала, Этель до вечера просидела в своем кабинете, не имея ни малейшего желания столкнуться с кем-нибудь нос к носу в коридоре. Она была уверена, что после всего случившегося стала объектом насмешек.

Этель принялась печатать все оперативные сводки, скопившиеся на ее столе. В восемнадцать тридцать этаж опустел. Исступленно работая, она на время забыла о своем унижении, но сейчас почувствовала себя измученной и опустошенной.

Она вынула зеркальце и попыталась привести в порядок макияж, с тоской глядя на свое отражение. Потом закрыла пишущую машинку и встала из-за стола. Слишком тесная юбка морщила со всех сторон. Этель вздохнула. Все, что она съедала, откладывалось на бедрах. Нужно всерьез сесть на диету.

Этель вошла в лифт и спустилась на первый этаж. В холле никого не было, но кафетерий еще работал. Она заказала черный кофе. Вынув пудреницу, подкрасила губы. Конечно, она некрасива, но защитить себя сумеет. Если бы только у нее не было этой щели между зубами! Но кретин дантист потребовал триста долларов за фарфоровую коронку! Она предложила ему переспать с ней, если он согласится лечить ее бесплатно, а он решил, что она шутит. Когда же она дала ему понять, что говорит серьезно, он сделал вид, что не верит ей. И тогда она поняла, что он не хотел ее! Ничтожный дантист Ирвинг Штейн не хотел ее, Этель Эванс, — девушку, которая имела дело только с кинозвездами и которую прозвали на Ай-Би-Си «трахальщицей знаменитостей»!

Выйдя из кафетерия, Этель направилась в бар. Там она принялась болтать с несколькими агентами по рекламе и более часа обменивалась с ними салонными шутками, попивая пиво. Краешком глаза Этель следила за входной дверью на тот случай, если появится кто-нибудь, кто мог бы сегодня пригласить ее поужинать.

Прошел час. Вдруг, как по сигналу, рекламные агенты быстро допили свои рюмки и устремились к выходу, торопясь на последний пригородный поезд. И ни один из этих мерзавцев не предложил расплатиться за нее!

Этель села за столик и заказала гамбургер. Чувствуя волчий аппетит, она все же заставила себя отказаться от половины хлеба. Она весила уже семьдесят килограммов. К счастью, у нее была тонкая талия и сногсшибательная грудь! Настоящей проблемой были ягодицы и бедра. Если она сейчас не похудеет, потом будет поздно. В следующем месяце ей исполнится тридцать, а она все еще не замужем.

Этель могла бы выйти замуж, пожелай она довольствоваться каким-нибудь ничтожеством. Например, оператором Ай-Би-Си или барменом из ресторана «Виллидж». Но ее мечтой было более шикарное замужество. Лучше одна ночь со знаменитым человеком, чем серые будни с посредственностью.

Прекрасно зная, что ее репутация известна всем, Этель гордилась ею, как гордилась и своим прозвищем. Широко известной стала переписка Этель с одной из ее подруг, работавшей в Голливуде. В письмах к ней Этель детально описывала каждое из своих приключений, проставляя оценку партнеру и уточняя даже размер его инструмента. У нее был забавный стиль, и Ивонна, ее корреспондентка, перепечатывала эти письма, которые затем свободно передавались из кабинета в кабинет.

Узнав об этом, Этель еще тщательнее стала следить за своими описаниями. Это послужило ей неплохой рекламой. Теперь многие знаменитости, приезжая в Нью-Йорк, звонили ей. Внезапно она подняла голову. Перед ней стоял Дантон Миллер. Он был уже заметно пьян.

— Привет, куколка! — игриво произнес он. Она рассеянно улыбнулась.

— А, вот и «Огни большого города».

— Что это значит? — спросил он.

— Как в одноименном фильме. Вы меня узнаете только тогда, когда пьяны. Дан, посмеиваясь, сел на стул.

— А ты, однако, смешная девчонка. — Он сделал знак бармену, чтобы ему наполнили бокал, потом с любопытством посмотрел на Этель: — Я слышал, ты великолепна в своем деле. Как ты считаешь, мне стоит переспать с тобой?

— Я сама выбираю себе партнеров, господин директор. Но не волнуйтесь, вы внесены в мой список. Как только у меня будет свободный вечерок…

— А сегодня он свободен?

— Пока да.

Он обнял ее за плечи.

— Ты действительно некрасива. В сущности, ты просто шлюха. Но я слышал, что с тобой это потрясающе!

— А с вами это так романтично! Дан внимательно посмотрел на нее.

— Кажется, ты за словом в карман не лезешь. Говорят, что ты слишком много болтаешь и ставишь оценки типам, с которыми спишь.

Этель пожала плечами.

— Почему бы и нет? Это иногда помогает моим приятельницам избегать ничтожеств.

— Наверное, я возьму тебя с собой.

— Вы забываете, господин директор, что это решаю я. Дан заискивающе посмотрел на нее.

— Ты не хочешь пойти со мной? Этель охватило чувство победы. Он уже умолял ее.

— Я соглашусь при одном условии: ваш шофер отвезет меня домой в любое время ночи.

— Ты вернешься к себе на «роллс-ройсе», если только будешь действительно так хороша, как говорят.

Дан с трудом встал и подозвал официанта. Этель с облегчением вздохнула, увидев, что он взял и ее счет.

На улице она внимательно взглянула на Дана:

— Забудьте про все. Я вовсе не собираюсь возиться с пьяным. Он схватил ее за руку.

— Боишься?! Может, твоя репутация преувеличена? Вполне вероятно. Не понимаю, чем ты можешь быть лучше других, если только не исполняешь в конце государственный гимн своим задом!

— Погоди, я тебе покажу, на что способна!

Этель остановила такси и впихнула в него Дана.

У Дана была симпатичная квартирка в Восточном квартале. Он сразу же потащил ее в спальню и неловко стал снимать с себя одежду. Этель увидела на его лице изумление, когда разделась.

— Ах ты, моя курочка! Да ты хорошо сложена!

Он бросил ее на кровать и попытался овладеть ею, но для этого оказался слишком пьян. Этель высвободилась и перевернула его на спину.

— Не перенапрягайся, дружок, — сказала она. — Может, ты и директор канала, но для меня ты всего лишь мальчик из хора. А теперь расслабься. Крошка Этель покажет тебе, что такое любовь!

Она начала ласкать его, и по мере того, как его возбуждение нарастало, он, дрожа, застонал:

— О, малышка! Ну ты и сильна!

Этель забыла, что назавтра он встретит ее в коридоре и сделает вид, что не узнает. В этот момент она любила директора первого канала Ай-Би-Си и чувствовала себя красивой…

Глава 6

Дантон Миллер отодвинул в сторону стопку бумаг. Ему никак не удавалось собраться с мыслями. Через час ему предстояло завтракать с Грегори Остином, и он не мог представить, о чем пойдет речь.

До сих пор рейтинг программ все еще был низким. Новости по-прежнему плелись в хвосте, правда, Энди Парино приступил к работе всего неделю назад, и следовало признать, что его приход существенно изменил передачу. Но, в конце концов, это их проблемы. У Дана хватало своих: сняли его развлекательную передачу, заменив ее вестерном, который выбрал сам Грегори. Дан решил спасти сезон какой-нибудь сенсационной программой. Ради этого он провел все вечера на прошлой неделе с пижонистым певцом, которого звали Кристи Лэйн.

Неделю назад Дан специально пошел в «Копа», чтобы посмотреть выступление комика Кристи, игравшего там выходные роли. Вначале он не обратил внимание на этого бесцветного сорокалетнего актера, напоминавшего мальчиков из кафе, которые когда-то пели песенки в Кони-Айленд. Но когда Дан наблюдал за ним, его внезапно осенила идея. Он резко повернулся к Сигу Хайману и Харви Хэррису, сопровождавшим его авторам, и сказал:

— Вот тот, кто мне нужен!

Дан знал: оба автора решили, что он сказал это, находясь под воздействием виски, но на следующий день, вызвав их, он официально сообщил, что намерен сделать пробы с Лэйном.

— Кристи Лэйн! Да это же чокнутый! Он не стоит и ломаного гроша, — сказал Сиг.

— В Нью-Йорке им затыкают дыры, когда в афише стоит суперзвезда. И к тому же его ирландские баллады… — Харви закатил глаза.

— Кроме всего прочего, он похож на моего дядюшку Чарли, который живет в «Астории», — добавил Сиг.

— Именно это мне и нужно, — продолжал настаивать Дан. — У каждого человека есть обожаемый дядюшка Чарли.

— Но я ненавижу своего дядюшку, — возразил Сиг.

Сиг был абсолютно прав, говоря о внешнем виде Кристи. Он действительно выглядел слишком обычно. Но постепенно Сиг и Харви поняли, что задумал Дан.

— Возьмем Кристи руководителем, — объяснил Дан. — Соберем труппу из певицы и ведущего, вы напишете скетчи. Кристи Лэйн, конечно, второразрядный актер, но на телевидении его не знают. Это будет новое лицо. И каждую неделю мы будем приглашать какую-нибудь звезду, чтобы привлечь публику. Уверяю вас, что это пойдет.

Как и многие артисты, Кристи Лэйн начал с ревю. Он умел танцевать, петь, рассказывать смешные истории, произносить текст. Это был довольно полный блондин среднего роста с редкими волосами и широким добродушным лицом. Он носил кричащие галстуки, широкий пиджак, запонки на его рубашке были величиной с полдоллара, а на мизинце сиял слишком большой бриллиант. И тем не менее Дан чувствовал, что может сделать симпатичный персонаж из этого любопытного сочетания предельно вульгарного и истинно талантливого.

К концу первой недели идея Дана начала развиваться. Даже авторы поняли суть замысла и больше не настаивали, чтобы Лэйн сменил свои ужасные галстуки и слишком широкий пиджак. Сам Кристи был убежден, что одет прекрасно.

На прошлой неделе Дан вкратце обрисовал литературный сценарий своей новой передачи Грегори Остину. Возможно, это и было причиной приглашения на завтрак, хотя Грегори был не тот человек, который тратит два часа на обсуждение замысла.

В двенадцать двадцать пять Дан вошел в лифт и поднялся на последний этаж. Он прямиком направился в личную столовую Грегори. Войдя туда, увидел стол, накрытый на три персоны. Дан вытаскивал сигарету, когда вошел Робин Стоун. Сразу же за ним появился Грегори Остин и дал им знак сесть.

Вначале они поговорили о том о сем. Обсудили шансы янки по сравнению с другими командами, порассуждали о влиянии погоды на счет во время игры в гольф.

Дан молча проглотил свой грейпфрутовый сок, съел две телячьи котлеты с зеленой фасолью и тремя кружочками помидора. Потом набросился на фруктовое желе.

Когда Грегори зажал в зубах незажженную сигарету, Дан понял, что сейчас тот перейдет к настоящей цели завтрака.

— У Робина много увлекательных планов, — сказал Грегори с теплотой в голосе. — Они касаются организации наших программ. Именно поэтому я и пригласил вас сегодня сюда, Дан.

Потом он повернулся к Робину и бросил на него отеческий взгляд. Робин, наклонившись через стол, посмотрел Дану прямо в глаза.

— Я хочу сделать передачу, которая будет называться «Мысли вслух», — решительно произнес он.

Дан вытащил портсигар. Тон Робина не оставлял никаких сомнений. Он не советовался, а информировал. Дан стряхнул пепел с сигареты. Вот, оказывается, в чем дело! Грегори уже дал зеленый свет Робину. Оставался только чисто формальный вопрос, и сейчас оба притворялись, что решают его. А он должен склонить голову и зааплодировать. Ну уж нет! Он не позволит так легко обвести себя.

Дан глубоко затянулся, а когда выдохнул дым, на его губах была неизменная улыбка.

— Хорошее название, — спокойно сказал он. — И что это будет? Информационная передача на четверть часа?

— На полчаса, — ответил Робин. — По понедельникам в одиннадцать вечера.

«Мерзавцы! Они уже и время выбрали!» — подумал Дан и повернулся к Грегори.

— Мне кажется, на это время у нас запланирован вестерн.

— Мистер Остин считает, — резко возразил Робин, — что «Мысли вслух» должны идти в это время. Совершенно новая информационная программа должна транслироваться тогда, когда ее сможет посмотреть наибольшее число зрителей. И потом, всегда можно найти способ снять вестерн.

— Вы представляете, во сколько нам это обойдется? После такой передачи, как ваша, мы будем вынуждены за бесценок уступить последующее эфирное время.

Дан обращался к Робину, но на самом деле он говорил все это только для Грегори.

— Если «Мысли вслух» пойдут, цена не упадет, — возразил Робин.

— Вот тут-то вы и ошибаетесь, — холодно сказал Дан. — Я уж не говорю о том, что мы никогда не найдем покупателя, заинтересованного в получасовых новостях.

Робин вышел из себя.

— Я ничего не понимаю в рыночной стоимости передачи! Этот вопрос вы можете обсуждать с коммерческой службой. Я здесь, чтобы сделать информационную программу более интересной, более познавательной, и думаю, что «Мысли вслух» будут очень увлекательной передачей.

Дан не верил своим ушам. Он надеялся, что его поддержит Грегори, но тот лишь уклончиво улыбался.

— Когда же вы собираетесь выйти в эфир? — спросил Дан.

— В октябре.

— И до этого ничего не планируете?

— Этим летом я буду освещать работу сената.

— Дан, я за то, чтобы дать Робину свободу действий, — вступил в разговор Грегори. — Рейтинг — это, конечно, хорошо, но нам нужна престижная передача. И если Робин сделает себе имя, отражая избирательную кампанию, передача «Мысли вслух» может иметь огромный коммерческий успех. — Он похлопал Робина по плечу: — Идите вперед, Робин, дерзайте. А я замолвлю словечко перед бухгалтерской службой, чтобы вам открыли необходимые кредиты.

Робин улыбнулся и направился к выходу.

— Я тотчас же принимаюсь за работу. Буду постоянно держать вас в курсе событий, мистер Остин.

Дан неловко встал. Грегори продолжал с нескрываемым восхищением смотреть на закрывшуюся за Робином дверь.

— Вот это личность! — сказал он.

— Если ему удастся осуществить то, что он задумал, — возразил Дан.

— Ему удастся. И даже если он потерпит поражение, не беда. По крайней мере, он действует. Знаете, Дан, я думаю, что взял на работу самого энергичного человека в нашей профессии.



Дан вернулся к себе в кабинет. Проект передачи с Кристи Лэйном лежал на столе. Внезапно он показался Дану совершенно бессмысленным. Высокомерие Робина Стоуна окончательно выбило его из колеи, однако он снял трубку и позвонил Сигу и Харви, назначив им на четыре часа встречу. Грегори хочет динамичной работы? Отлично. Дан начнет действовать.

Он продержал Сига и Харви в своем кабинете до семи вечера и на прощание попросил их принести через два дня не проект, а уже готовый набросок сценария.

После ухода авторов у Дана внезапно появилось желание напиться. В конце концов, он это заслужил. Дан направился в «21» и устроился в баре, где уже было полно завсегдатаев. Он заказал двойной скотч.

Что-то беспокоило его после стычки с Робином. Что-то нехорошее произошло в столовой. Но что? Дан чувствовал, что если вспомнит все, о чем шла речь, то будет знать, с какой стороны ожидать опасности и против чего бороться. Он подумал об Этель. Может быть, стоило развлечься с ней? Пригласить к себе, чтобы она снова сыграла с ним в свою игру? С Этель не нужно было тратить сил, чтобы удовлетворить ее. Ему даже показалось, что она предпочитала такой секс, при котором не нужно раздеваться. Дан почувствовал себя лучше. Только в глубине сознания оставалось беспокойство, имеющее отношение к Робину Стоуну. Он еще и еще раз перебирал все моменты завтрака вплоть до ухода Робина из кабинета. «Я тотчас же принимаюсь за работу…»

Дан с такой силой опустил стакан на стойку бара, что он разбился. Услужливый официант сразу же бросился убирать осколки, а бармен протянул другой двойной скотч. Боже мой! Он вспомнил! Это же последняя фраза Робина: «Я буду держать вас в курсе дела, мистер Остин».