Дмитрий Щеглов

«Златник» князя Владимира.

Глава I

 Вещий сон

Макс, ты где Макс? Просыпайся, есть дело на миллион, – за окном я слышу не устоявшийся, ломающийся, петушиный голос своего приятеля. Если мое имя «Макс» произносится басовито и доносится как из Иерихонской трубы, то на слове «миллион» он сбивается на фальцет, и мне кажется что на каменную мостовую просыпались тысячи серебряных монет. Принесет же нелегкая так рано…

Вообще-то если с утра не идти на рыбалку, я люблю поваляться в постели. Бабушка в этих случаях всегда защищает меня перед дедом:

– Пусть понежится внучок, справнее будет.

А дед, будь его власть вечной, воспитывал бы меня в спартанском духе, по суворовски, с обливанием по утрам холодной водой, с пятичасовым ночным сном на жестком ложе и ежедневной, обязательной гимнастикой. Первые две недели моих летних каникул, так и было, но потом дед проштрафился перед бабкой. Выпив с утра лишние сто грамм с помешавшимся от радости соседом, у которого родился сын, вернувшись, уже у себя на кухне, он уронил курящуюся трубку в квашню для блинов, и тут власть сменилась. А начинался разговор сравнительно безобидно:

– Нализался старый, с утра…, стыдобища то какая, что люди подумают? – напала на него бабушка. Она терпеть не могла когда дед выпивал на стороне, а не под ее приглядом.

– У человека сын родился, угостил, – оправдывался дед, отмахиваясь от бабушки, как от назойливой осы.

– Да ты то здесь при чем?

– Как при чем? Если бы не я, Клавка сроду не родила, так нетелая и ходила бы!

– А ты ей помог?

– А то кто же?

Бабушка зыркнула на меня гневными глазами, чего, мол, слушаешь чужой разговор и повернулась к деду.

– Ну, выкладывай все, как есть, коли выпил.

Дед нисколько не смущаясь двусмысленности заявления стал набивать табаком трубку. Затем неторопливо зажег спичку, затянулся и выпустил кольца душистого дыма.

– Помнишь, в прошлом году я заказал лафет навоза, чтобы удобрить огород?

– Помню, – бабушка нехорошо сузила глаза.

– Вот тогда это и случилось. Ровно девять месяцев прошло. Можешь поздравить меня.

Бабушка начала перебирать сковородки и выбрала самую тяжелую, чугунную. Уж если чествовать, то так, чтобы на всю жизнь запомнилось. Она держала ее в руке, но газ не зажигала. А дед, как будто не видя, что его собрались поздравлять, продолжал рассказывать:

– Навоз то, гусь лапчатый Николай, сосед наш нонешний высыпал, а когда стал трактор с лафетом разворачивать, забор у Клавки и повалил. Я сразу не заметил, а когда кинулся, он уже уехал.

– И ты пошел забор чинить?

– Зачем? – дед удивился. – Я сказал Клавдии, кто его повалил.

Бабушка видно передумала печь блины на чугунной сковородке, потому что она ее сменила на алюминиевую, более легкую.

– А в тот день, – дед продолжал рассказ, – если помнишь, я на всю ночь ушел на рыбалку, – дед молодцевато повел плечом и даже поправил ус.

Я глянул на бабушку. Она сегодня, какая то необычная, не может с утра определиться на какой сковородке ей печь блины, вот снова взяла в руки чугунную. Дед искурил уже пол трубки, ему бы пепел вытряхнуть, а он никак не закончит рассказ.

– Поймал в ту ночь, я двух судаков, помнишь?… один был большой, килограмма на три, а второй поменьше, на килограмм. … Ну, вот, иду я домой,… солнце уже засветило, клев закончился… глядь, … а от Клавдии, через огород, через дыру в заборе, которую он сам и проделал, Николай, как кот выходит. Знать она его в тот же вечер нашла, достала, отремонтировать предложила. Вот и подумай сама, не скажи я тогда Клавке, кто ей забор повалил, родила бы она сегодня сына?

Бабушка в конце его рассказа, наконец, облегченно вздохнула, и стала снова менять сковородку, чугунную на алюминиевую. Но так как ни фокусником, ни жонглером она не была, а дед все время толокся под ногами, она то ли нечаянно, то ли нет, но легкой, алюминиевой сковородкой все-таки его задела. Мне кажется, нечаянно.

– Вот лиходей на мою голову навязался.

Я где-то читал, как погибла Атлантида. Крупный астероид поперечником несколько километров врезался в землю. Он пробил тонкую океаническую кору и дошел до центра земли. А вверх, выплеснулась раскаленная магма. Магмы было столько, что пыль и пар закрыли все небо, случился великий потоп. Дедова трубка тоже, как астероид нырнула в квашню и скрылась на дне кастрюли. Выбросов больших не было, так жиденький хлопок, небольшое облачко пепла пыхнуло наверх и на этом катаклизмы закончились. Но, также как никто не видел Атлантиду, в тот день мы с дедом не увидели блинов, хотя трубка-астероид была.

Легкая артиллерия бабушкиного негодования, была подкреплена тяжелой артиллерией радостного собачьего лая соседского пса Балбеса. Когда пес, кавказская овчарка, вымахавшая ростом со среднего лося, увидел, что я ему несу полную кастрюлю несостоявшихся блинов, он восторженно натянул железную цепь, привстав на задние лапы. У пса в то утро был отменный завтрак, а у нас произошел государственный переворот. Бабушка установила диктатуру. Дед был позорно изгнан из-за стола, получив на завтрак вместо сытных блинов, пару стаканов зеленого чая с сахаром вприкуску, а я второй день после переворота ловлю кайф, дрыхну на перине почти до обеда.

Вот и сегодня, хоть щелкнуло временное реле утренней побудки и я, повинуясь выработанному за две недели рефлексу, проснулся рано, но вставать, не торопился, а тянул резину, принюхиваясь к запахам доносящимся из кухни. По-моему, бабушка готовит, что-то вкусненькое. И тут я снова услышал крики из-за забора.

– Макс!.. Ты где, Максим?

Орал конечно, мой приятель Данила. Где я еще могу быть, как не дома. На рыбалку мы с ним сегодня не договаривались идти, червей я не копал, купаться еще рано, а других дел у нас с ним не было намечено на сегодня. Я выглянул в окошко. Мой приятель стоял с холщовым мешком и лопатой в руках. Значит, Данила в очередной раз что-то придумал, и куда-нибудь меня сегодня снова потащит.

Я мысленно перекрестился, только бы это не было связано с кладами. После того, как мы нашли неделю назад подземный ход в монастыре, и эта история выплыла наружу, у нас в городке все мальчишки как с ума посходили. Как кроты, они нарыли кучу ходов вокруг монастыря. Слава богу, постепенно ажиотаж спал, мотыги были заброшены в дальние углы, а мы как герои поблекли в глазах окружающих, и снова в городке установилась сонная тишина. Пацаны снова сидели с удочками по берегам реки или исследовали ее глубину на стремнине.

Так было с остальными, но не с Данилой. Золотой блеск кладоискательской лихорадки до сих пор туманил его взор. Каждый день он изобретал новую причину, чтобы заставить меня взять в руки лопату. Я откровенно увиливал. Вот и сегодня, не успел он войти в дом, как огорошил меня:

– Вставай, чего спишь, сейчас расскажу, упадешь и не встанешь.

– Что случилось? – спросил я его, думая, что мой приятель видел на ночном небе как минимум НЛО, или даже заходил в летающую тарелку. Таким возбужденным я его давно не видел. Данила прикрыл дверь, чтобы не дай бог, моя бабушка нас не подслушала.

– Я старинную карту нашел, вот. Сегодня нам обязательно откроется золотой клад. Я всю ночь не спал, мечтал, а под утро все-таки прикорнул и увидел вещий сон.

Я как шимпанзе скорчил недовольную гримасу. Надоело, старая песня в новой аранжировке. Бабушка собравшаяся меня будить, услышала краем уха про чудесные видения моего приятеля. Пока я одевался, она пригласила Данилу за стол, и стала выяснять подробности.

– А ты сон под утро увидел, или глубокой ночью? Вещий, он только утренний.

Со знанием дела, как специалист потустороннего мира, Данила с полным ртом, набитым варениками с вишнями стал рассказывать о виденном сне.

– Карта мне ночью приснилась, старинная, на ней наш монастырь нарисован, и крестиками помечены места кладов. Что ни клад, то сундук, что ни сундук, то обязательно клад. А в воздухе стрелка нарисована, куда мне идти. Я не будь дураком и побежал за ней. А стрелка довела меня до монастыря и растаяла в тумане. Стою я, и смотрю, где же нахожусь? Кругом темень, впереди меня какая-то черная яма, и ничего и никого в округе больше нет. Стало мне страшно, ночь все-таки, вот я Максиму и говорю: «Заглянь-ка в яму, а я тебя за ноги подержу, чтобы ты не свалился».

Бабушка, поставившая перед Данилой вторую тарелку с варениками, неожиданно его перебила:

– То туман у тебя, то темень. Ты же вроде бы один за стрелкой бежал, откуда Максимка рядом появился?

Мне стало интересно, как Данила ни из чего сумеет материализовать меня рядом с собой. А Данила как скользкий ужак выкрутился из нештатной ситуации.

– Я то же глянул на него и подумал, откуда он появился вдруг рядом со мною, если я один бежал за стрелкой, и говорю ему: «Ты Макс не лезь вперед, мало ли, неровен час, вдруг в яму свалишься, лучше за ноги ты меня подержи, я сам погляжу, я ночью лучше вижу, почти как кот».

Бабушка что-то буркнула и, покачав головой, недовольная, скрылась на кухне. А Данила продолжал рассказ, взяв тоном повыше, чтобы и бабушке было слышно.

– Смотрю вниз в яму, а там старинный кованый сундук полный золота и всякой рухляди, и никак его не вытащить. Не сон был, а один кошмар. Мы сундук тянем, а он в землю уходит, и нас за собою тащит. Хорошо я догадался ему в ручку черенок лопаты сунуть.

Бабушка, выглянув из кухни, снова его перебила:

– Данила, ты про лопату ничего не говорил, откуда она проявилась?

– Да? – удивился мой друг. – Значит, это Максим грабли приволок. Сунули мы черенок в ручку сундука, он над могилою и завис. Вовремя сунули, а то бы и нас с Максом, он туда к покойникам, в могилу, утащил.

– В какую могилу, какие покойники, простая яма же перед вами была? – удивилась бабушка, слушая сон-брехню моего друга.

А Данила, уплетая за обе щеки вареники с медом, забыл уже с чего начал. Он самозабвенно врал.

– Гм-м-м. Ночь же, ничего не разберешь. Но я все равно доглядел, та яма была могилой, что рядом с церковью, в монастыре. На ней еще крест такой большой, деревянный. Там лежит сборщик дани татаро-монгольский, он замерз в наших лесах, и его похоронили вместе с сундуком, с данью, на монастырском подворье.

Бабушка поразилась религиозному невежеству моего друга.

– Да, он же монгол, нехристь был, как же его могли захоронить в православном монастыре?

Данилу мало интересовали различные конфессиональные тонкости и, он невозмутимо изрек:

– Главное сундук был при нем. Так с сундуком его и зарыли.

Бабушке не понравился вещий сон моего друга, в котором не стыковался ни один конец, и она не стала дальше его расспрашивать. Выпив на дорожку, еще чаю, Данила и мне предложил прихватить с собою лопату. Я отказался. Если копать везде, где по предположениям Данилы могли быть зарыты клады, лопату давно надо было заменить на роторные экскаваторы.

Глава II

Старинная карта

Вот так я и провожу все лето в заштатном городишке во Владимирской области. У городишка, от города одно только название, а так если вблизи посмотреть – большая деревня. Ни один завод и фабрика не работает. А безработный народ; гоняет коз взад, вперед, растит картошку, да приторговывает мелочишкой. Проводящему здесь летние каникулы – рай, а остальным – тихо помирай. Я отношусь к той половине, или вернее у меня тот возраст, когда горизонт виден сквозь розовые перья фламинго, а жизнь кажется прекрасной и вечной. Жизнь моя – жизнь без проблем. Не нужны мне Данилины дурацкие приключения. Когда мы вышли на улицу, я так и сказал Даниле.

– Ври, но знай меру, бабушка ни одному твоему слову не поверила.

– А я этого и хотел, – сказал мой дружок. – Я специально врал, чтобы отвести следы. А то если потом выплывет наружу, что это я испортил книгу и мы ничего не нашли, мне знаешь, как достанется.

– За что? – удивился я.

– Макс, я нашел старинную карту. Совершенно случайно нашел. На ней что-то обозначено, но что я понять не могу. Я думаю, если ее так сильно запрятывали, там обязательно клады должны быть.

– Да где ты ее нашел?

– Говорю же тебе в старинной книге. У нас она из поколения в поколение передавалась, от отца к сыну, не один век, а моей бабке, передал книгу ее дед старовер, и наказал ее беречь пуще глаза. В тот день, когда дед умирал, в доме никого не было, только внучка, моя теперешняя бабушка была. Она рассказала мне, как было дело. Дед подозвал ее и попросил принести книгу в кожаном переплете. Потом положил на нее руку и сказал: «Прощай внученька, ухожу в мир иной. Береги книгу, она тебя в тяжкую годину выручит. В ней нарисовано два с-с …» дед прошипел, как змей в кустах, а досказать не успел, что в ней нарисовано.

– А ты откуда об этом знаешь?

– Да, бабке моей на той неделе плохо было, «скорую» я ей вызывал, вот пока врачи не приехали, она мне и рассказала.

– А где сейчас твоя бабка.

– В больнице, говорю же тебе, послезавтра выписывается.

– А при чем здесь карта?

– Ты Макс, бестолковый какой то. Пока бабка в больнице лежала, я эту чертову книгу, как только не рассматривал, как только не перелистывал, и так и эдак, все бесполезно. Ни черта не поймешь, не разберешь. Одни только церковные тексты, а про золото ничего. Но так ведь быть не может, раз ее передают из поколения в поколение, должна быть в ней какая то тайна, должен быть указан адрес золотого клада, иначе кому она нужна? Я всю неделю голову ломал, пока догадался, что там должна быть тайнопись. Тот, кто писал ее был не дурак. Он так эту карту запрятал, что сразу и не догадаешься где она?

– И ты нашел?

– А то?

– Саму карту?

– Ага!

– И тайнопись расшифровал?

– Сначала тайнопись расшифровал, потом карту нашел. Вот приглашаю идти клады копать. Только сначала надо нам с тобой найти старый хромовый или сафьяновый сапог.

Такой его просьбе я очень удивился.

– Сапог то зачем?

Данила замялся.

– Понимаешь Макс, книга ведь не простая, а я в ней тайнопись искал и немного того…

– Чего того?

– Раньше ведь как тайнописью писали, знаешь?

Я стал ворошить в памяти свои скудные знания по криптографии. Оказывается, у меня и скудных знаний не было. Потом я вспомнил один из рассказов Эдгара По и самоуверенно заявил:

– О, да читал, знаю! Спросил бы меня, я б тебе сразу подсказал, с какого краю искать.

– Чего уж теперь, – вздохнул мой приятель, поражаясь моей эрудиции и энциклопедическим знаниям. – Дело сделано.

Своим заявлением он меня заинтриговал вконец. Я потихоньку начинал верить, что он что-то нашел, но не хотел торопить ход событий. Пусть сам расскажет, тем более ему сапог нужен. Я быстро прикинул. Раз он карту нашел, а на ней обозначены места кладов, стало быть, ему сапог нужен для того, чтобы удобнее было копать. Конечно, штыковой лопатой порежешь и кроссовки и кеды, пока перекидаешь слежавшийся за столетия грунт, а босиком неудобно и больно. Молодец у меня дружок, хоть и собрался за золотом, а обувку бережет. Я был несказанно восхищен собственной проницательностью и спросил Данилу:

– Тебе сапог на какую ногу, на правую или левую?

– Мне без разницы.

Я стал вспоминать, правша, он или левша? И вспомнил, что Данила всегда играл в футбол на левом краю и в защите и в нападении. Значит ему нужен левый сапог, если он левша, чего он мне лапшу на уши вешает? Оденет на левую и будет, как человек копать, потому и просит хромовый, чтобы мягче был, что б ноги не посбивать. Молодец, понимает своею выгоду.

– Я бы тебе все-таки левый посоветовал, – безапелляционно заявил я Даниле. Несмотря, на мою горячую заботу, о его здоровье, он как-то странно посмотрел на меня.

– Говорю же тебе, мне без разницы, на какую он ногу, главное был бы хромовый. Голенище нужно.

Не сработал мой дедуктивный метод. Пришлось задать вопрос:

– Зачем оно тебе, голенище?

Данила удивленно смотрел на меня.

– Ты же сказал, знаешь?

– Я?

– Хотя…, – мой приятель, понял, что я никак не врублюсь в логику его рассуждений, и решил сделать небольшой экскурс в историю своего открытия Америки. – Извини, я же забыл, что ты не в курсе, как я разобрался с тайнописью и нашел карту.

Данила даже приостановился на минуту. Воодушевленный моим вниманием он продолжал:

– Я где-то читал, что если между строк в книжке писать молоком, то пока это место не нагреешь на лампе или не прогладишь утюгом, ничего не сможешь прочесть. Макс, я целый день вчера утюгом гладил книгу, ни одной страницы не пропустил, но так между строчек ничего и не проступило. Уже под самый конец глажки, мне неожиданно позвонила из больницы бабка и сказала, что послезавтра ее выписывают, чтобы пришел встретить. В общем, пока мы с ней болтали, я книгу утюгом спалил.

– Да, ты что?

– Вот тебе и что.

– И как же теперь быть?

– А никак, сапогом заделаем. Главное я карту нашел.

Из сумбурного рассказа своего приятеля, я восстановил картину вчерашних его поисков тайнописи. Сначала он прогладил все страницы, а потом после телефонного звонка запамятовал, что оставил включенным утюг на обложке книги. Когда телефонная трубка легла на место, из кухни запахло паленой кожей.

– Вовремя еще я успел, – похвастался Данила. – Хорошо, что это задняя обложка книжки была. Стал я смотреть, что сделать можно и вспомнил Макс, что у вас в сарае видел такого же цвета, старые хромовые сапоги.

– Да подожди ты с сапогами, ты про тайнопись расскажи, – невежливо я его перебил.

– А чего тайнопись? Расшифровал я ее.

– Как?

– А так. Оторвал я обложку, все равно думаю, новую придется ставить, а там гляжу… карта!

– Не может быть! – Я не знал, верить мне или не верить. У Данилы была богатая фантазия. Соврет и глазом не моргнет. Он начал божиться.

– Макс, еще как может быть. Я ее внутри книжки, на страницах искал, а она с внутренней стороны обложки была нарисована. А сама обложка обтягивает тоненькую дощечку. Их там две, одна с лицевой стороны, а вторая с оборотной. Хорошо, что я название у книжки не спалил.

– И что на ней? – теперь я сам, так проникся рассказом Данилы, что хотел только счастливого исхода.

Данила горестно покачал головой.

– Половина карты только осталась. Я как увидел, что сотворил, чуть сам себя как змей за хвост не укусил.

– А где теперь она?

Но вместо ответа Данила тревожно меня спросил:

– Ты дедов сапог принесешь? Я из голенища вырежу такой же кусок кожи, и закреплю его металлическими защепами, они по краям обложки идут, бабка ничего и не узнает.

Легко просить Даниле. Ему кажется это простой сапог, а это воинская реликвия. Не пойдет же в следующий раз дед в одном сапоге. Дед их одевает один раз в году, в день Победы. И я должен его отдать Даниле. А с другой стороны, он мне открыл вон какую тайну, а я жалею старое голенище. Что же делать? Как быть? Почти гамлетовский вопрос встал передо мною. Пока я нашел соломоново решение.

– С обложкой успеется, до вечера еще далеко, пошли на карту взглянем.

Глава III

 Дедовы сапоги

Разувшись, мы поднялись по ступенькам в дом. Бабка у Данилы лежала в больнице, дома никого не было.

– Ну, показывай, где карта, что ты там нашел?

Данила полез в старый комод и вытащил оттуда толстую старинную книгу застегнутую на металлические застежки. Мы с трудом прочли ее название «История о Варлааме и Иоасафе». Я перевернул ее обратной стороной. На деревянной дощечке обтянутой кожей остался четкий след от утюга. Опоздай Данила на несколько минут, и начала бы дымиться вся книга, а так выгорела только часть обложки. Видно было, что Данила пробовал ее привести в порядок, но у него ничего не получилось. Кусок кожи был выжжен посередине, по контуру утюга. Я стал его рассматривать. На нем действительно едва просматривался сделанный в далекие годы рисунок. Похоже было на чертеж какой-то крепости, на рисунке осталась крепостная стена, а там где должны были располагаться внутренние постройки зияла выжженная дырка.

– Видишь, а я что говорил? – навис надо мною Данила.

Ничего, честно говоря, похожего на отметки с кладами я не видел.

– Ну, вот же смотри, – Данила тыкал пальцем в край карты, – вот одно обозначение, а вот второе.

С ума с ним сойдешь, да и только. Я тоже вроде бы что-то разглядел.

– Давай Насте позвоним, не морочь мне голову.

– А сапог принесешь?

– Принесу, – пообещал я и тут же пожалел. Что теперь деду одевать в день Победы?

Как только Настя появилась в нашей кампании, она тут же взяла бразды правления в свои руки. Мы посвятили ее в историю, рассказанную приболевшей бабкой Даниле. Настя разволновалась не на шутку и стала ругать моего приятеля.

– Не мог нас с Максом позвать?

– А я что сделал? – обиделся Данила.

Я постарался его успокоить:

– Ладно, ладно не дуйся, на обиженных воду возят. Надо еще раз книгу просмотреть.

Мы ее перелистали от корки до корки. Молодец Данила хорошо он листы прогладил. Они теперь были глянцевые и легко переворачивались. Среди старинного текста нам нигде не попалось ничего похожего на чертеж изображенный на обратной стороне обложки.

– Копия чертежа должна быть, и на лицевой стороне! – неожиданно высказала гениальную догадку Настя. У Данилы вспотел лоб.

– Что и верхнюю обложку будем курочить? – жалобно спросил он.

– А что делать? – не пожалел я приятеля. Я не столько переживал из-за его церковной книги, сколько из-за обещанного сапога. – Неси плоскогубцы.

Данила нехотя сходил за инструментом.

– Макс ты только, осторожней, кожа к деревяшке насмерть прилипла. Она не хочет отрываться.

Я взял плоскогубцы и отогнул металлические защепы крепившие кожу по краям дощечки.

– Не боись, не впервой.

Схватившись с уголка я попробовал оторвать кожу от дощечки. Она видно чем-то была приклеена. Раздался сухой треск. Обложка была разорвана прямо посередине.

– Господи, бабка убьет, – запричитал Данила. – Макс, принесешь теперь оба сапога.

Дело было сделано. Обратного хода нет. С двух сторон книга была изуродована.

– Принесу. Ладно не волнуйся. У нас еще завтра целый день есть, чтобы ее восстановить, – постарался я успокоить приятеля. Я отогнул кожу. В три головы стукаясь лбами, мы склонились над изувеченной книжкой. На нас смотрела…

Послышались разочарованные голоса:

– Ничего!

– Пусто!

– Как же так?

Если у нас с Настей в глазах сквозило разочарование, то Данила весь исчесался. Разглядывая изувеченную книгу со всех сторон, он бормотал:

– Ох, обратную сторону я еще с помощью сапога как-нибудь бы заделал, а сейчас?

– Ничего страшного, – увещевала его Настя. – Мы такую надпись сделаем, она лучше старой будет смотреться. Данила, твоя бабушка и не отличит.

Но успокоить нашего дружка уже было невозможно. Он бегал по комнате, волновался, чесался и охал.

– Макс вся надежда, на тебя, на сапоги. Макс ты слышишь?

– Слышу. Слышу.

А Настя, перевернув книгу начала внимательно рассматривать остатки рисунка с крепостной стеной. Она осадила Данилу.

– Успокойся, отреставрируем тебе книгу, давай лучше поглядим, что тут нарисовано.

А смотреть особенно то было нечего. Четко была видна зубчатая стена нарисованная в виде прямоугольника и ворота. Все остальное было съедено утюгом. И вдруг Настя воскликнула:

– Смотрите!

Мы склонили голову над картой.

– Где?

– Вот за оградой, смотрите что-то помечено.

Мы вынесли книгу к окну, к свету. Почти в том месте, где шел излом и кожа на краю обхватывала дощечку, едва был виден какой-то знак, отметина.

– Вот первый клад! – закричала Настя. Я более прозаически смотрел на находку.

– По-моему от зажимов отметка осталась.

В два голоса на меня набросились Настя и Данила.

– Макс, разуй глаза, вот и линия идет от стены. Ее почти не видно, но здесь что-то нарисовано.

– И вот еще! – снова закричала Настя. Палец ее остановился на следующей вмятине. – Видишь?

– Не вижу, – я, правда, ничего не видел. Слишком смутный был рисунок. От времени он поблек и ничего мне не говорил.

– Правда не видишь?

– Правда.

– Данила, он дальтоник, – вдруг обрадовано заявила Настя.

– Что с головой у него не в порядке? – Данила обеспокоено посмотрел на меня.

– У тебя у самого с головой не в порядке, – поставила его на место Настя, – он красный цвет не различает.

– А-а-а.

И тут они набросились на меня, тыча книгу мне под нос.

– Видишь?

– Смотри!

– Сюда!

– Балда слепой!

Я долго всматривался в то место где лежал Настин палец, но кроме вмятины от зажима ничего не мог рассмотреть.

– Отстаньте, я за сапогами пошел.

Но Настя не захотела меня отпускать. Она знала, что в мое отсутствие они обязательно поругаются с Данилой или даже подерутся. Незаслуженно приравненный к подслеповатому пенсионеру, я привел казалось бы неотразимый довод, сводящий на нет их орлиное зрение.

– Даже если вы там, что и доглядели, какое отношение имеет эта карта к нашему монастырю? Их на Руси было натыкано, как сейчас торговых палаток.

Уел я их здорово. Такая простая мысль им в голову не приходила. Они, собравшиеся уже делить несуществующий клад, озадаченно посмотрели друг на друга.

– Ну, я пошел за сапогами, а вы пока тут покумекайте на досуге.

Я хлопнул входной дверью. «Дальтоник», придумает же Настя. Попадись только на желчный язык Данилы, прилепится как кличка, и не отлепишь ее. Через пару минут я был у себя дома. Слава богу, во дворе никого не было. Я шмыгнул в сарай и схватил сапоги. Только бы мне дед по дороге не встретился, тогда пиши, пропало. Но мне на этот раз повезло. Воровато оглядываясь, я выскользнул в калитку. Фу, пронесло. Оставшийся путь до Данилиного дома я пробежал бегом.

– На, принес! – кинул я сапоги на пол. Данила даже не повернул в мою сторону голову. Они вдвоем с Настей, как примерные ученики склонились над картой, и что-то вымеряли линейкой.

– Сейчас узнаем, наш монастырь или нет, – сказала Настя. – Смотри Макс, длина стены, относится к ширине, как десять – к семи.

– Ну что?

– А ничего, мы сейчас сходим, измерим монастырскую стену в длину и в ширину, и если соотношение будет совпадать, значит, наш монастырь.

Данила победно посмотрел на меня.

– Принес?

– Не видишь разве?

Не успел я воскликнуть, что он делает, как в руках Данилы появились огромные ножницы, которыми стригут овец, и дедовы сапоги превратились в ботинки. Ножницы он видимо, заранее приготовил. Голенища он разрезал по шву и стал примерять разрезанные куски к обложке. Хрома хватало с запасом. Данила умиротворенно улыбался.

– Не переживай Макс, найдем клад, мы ему еще не такие справим.

А Настя, не переставая, колдовала с линейкой и черкала на бумажке какие-то цифры.

– Смотрите ребята, если длину монастырской стены взять за сто, то места наших кладов будут соответственно в десяти и пяти единицах от стены. Мы сейчас пойдем измерим стену в шагах и выведем коэффициент. Потом умножим на этот коэффициент пять, это будет место первого клада, второго надо умножить на десять. Это одна координата, а вторая от угла в тридцати и пятидесяти единицах. Понятно?

– Понятно, – сразу поддакнул Данила. – Чего ждем?

Настя развеселилась.

– Смотри Макс, как на уроках, так не может решить простую задачку, а тут все схватывает на лету. Берите лопаты, пошли.

Данила закрыл дом и спрятал ключ на притолоку. Сбегав в сарай, он вынес мне вторую лопату и мешок.

– Держи Макс.

Я был слишком расстроен, чтобы поддержать их радужное настроение. Во-первых я обидел деда, а во вторых, они мало того, что оскорбляют меня, но и считают за идиота. Я же ясно видел, что никакого знака, никакой закорючки, не говоря уже о надписи или крестике в том месте не было, куда они меня носом тыкали. Там была обычная вмятина от зажима, если что и было на карте, Данила выжег то место утюгом.

– Никто не будет закапывать клады за монастырской стеной, – заявил я им. – Копать надо внутри, а на карте в этом месте дырка. Ты Данила, похож на Ходжу Насреддина, который потерял деньги в темноте, а ищет их под фонарем.

– Ну, как знаешь, была бы честь оказана, – похоже, мой дружок совсем не расстроился. Ему что, сегодня вечером он срежет с книги остатки кожи и вставит на ее место голенища с дедовых сапог. Книга вообще износу не будет знать. Настя с Данилой, как два метеора маячили впереди. А я не взял ни лопату, ни мешок.

– Догоняй, – крикнули они мне.

Глава IV

 Дальтоник

Оказывается, Данила не первый раз с лопатой подступал к монастырю. Я вслушивался в то, что он рассказывал Насте.

– Боюсь только, как бы нас поп не погнал. Он вредный, не даст толком яму вырыть. Прошлый раз я, начал копать яму прямо перед ступеньками крыльца, на выходе из церкви, так поп целый час ругался, пока я засыпал ее и еще грозился меня в милицию сдать. Можно подумать ногу сломал, подвернул всего лишь ногу, а шуму было, а шуму, и бабка тоже хороша, нет, чтобы заступиться, еще хворостиной меня отодрала. Но ничего на этот раз мы ему мешать не будем. Главное, точно место вычислить.

Когда мы подошли к монастырю, приближалось время воскресной службы. На его территории сейчас обосновалась женская обитель с настоятельницей монахиней, но службу в церкви нес как обычно дородный батюшка, священник. Как назло, с лопатой мы ему попались на глаза, когда он, прихрамывая, из трапезной, перебегал в церковь. На минуту он остановился напротив нас.

– Копать на территории монастыря, я вам категорически запрещаю, – сказал он. – Идите, вон за ограду и копайте себе на здоровье, хоть до центра земли. Может быть, что и найдете, кладоискатели. А лучше шли бы загорать.

Поп отвернулся от нас и поспешил к себе на службу. А мы пошли к пролому в стене, и вышли за пределы монастыря.

– Меряйте стену в шагах, – приказала нам Настя. – Коэффициент, я на бумажке вывела, посмотрю, как сейчас на месте определитесь.

Я рассмеялся и предложил распределить роли следующим образом:

– Я буду землемером, а Данила землекопом.

С этой стороны монастырь выходил на Кручу, внизу бежала спокойная река, никто здесь не ходил. Я зашагал вдоль стены. В длину она равнялась двумстам шагам. Я завернул за угол и стал считать по новой. Сто сорок шагов. Этот результат я и доложил Насте.

– Двести – в длину, сто сорок – в ширину.

Она обрадовалась.

– Во, а я что, говорила, десять к семи. Наш монастырь нарисован на карте!

Торжеству Насти и Данилы не было предела. Обозревая окрестности, Данила вслух восторженно рассуждал:

– Монастырь, когда построили? В 1358 году он уже стоял. Представляете, сколько за это время здесь золота можно было зарыть. Тонны! Но основной вопрос даже не в этом, а в другом, – объяснял он Насте, – интересно в каком столетии клады были золотые, а в каком серебряные?

– Если взять за основу, мою предпосылку, – не отставала от него в научных изысканиях Настя, – а она теоретически безупречна, то мы могли бы сейчас, одновременно, раскапывать два клада, возьми Макс еще одну лопату, – она с осуждением посмотрела на меня.

– Главное, точно определить место, где надо копать, – перебил ее Данила.

Настя стала отмерять шаги от стены. Наконец она остановилась над какой-то небольшой ямкой, метрах в десяти от стены.

– Клад здесь, – категорично заявила она и очертила ногой небольшой круг.

Брать в руки лопату я не собирался, а согласился лишь побыть рядом, понаблюдать, как у них помаленьку, с глубиной ямы начнет исчезать зуд золотой лихорадки.

Настя прошла еще метров шестьдесят вдоль стены и снова остановилась. Справа была бучилка, огромная лужа больше похожая на отстойник, залитая водой. Настя остановила взгляд посередине лужи.

– Второй клад здесь, – воскликнула Настя.

Данила недоверчиво покосился на нее.

– А ты не ошиблась?

– Мы же с тобой вместе считали, – призвала она его в свидетели.

Я смотрел на огромную бучилку и думал: «Какой же глубокой верой надо обладать, чтобы так смело предсказывать местонахождение клада по небольшой вмятине на карте, но самое главное, не предсказывать, а иметь терпение и охоту раскапывать то, чего нет в природе. Как психиатр в сумасшедшем доме смотрит на своих пациентов, так и я смотрел на своих друзей.

Данила вернулся к первой отметке, к кружку очерченному на сухой земле. Он плюнул на руки и, схватив лопату, воткнул ее в землю. Я усмехнулся. Лопата сама не копала.

Отсюда с Кручи, сверху открывался великолепный вид, на текущую внизу реку. Она подковой изгибалась под стенами монастыря и серебристой лентой терялась вдали. Я повернулся в сторону кладокопателя. Комья земли так и летели из-под лопаты Данилы. Он постепенно как крот зарывался в землю.

– А глубоко зарыт твой клад, сколько копать надо? – с явной издевкой спросил я приятеля, на минуту остановившегося передохнуть.

Данила стоял в яме уже по пояс, но охотку еще не сбил. Настя с укоризной посмотрела на меня бездельника и успокоила Данилу:

– Сверху как всегда идет культурный слой. Каждый век земля нарастает приблизительно по метру. Если ты, Данила, сейчас выкопал ямку глубиной в метр, значит, достиг девятнадцатого века.

Я со смеху распластался по траве.

– Получается, по-твоему, если клад зарыли в пятнадцатом веке, он должен выкопать колодец глубиной в пять метров, чтобы найти его?

Данила внимательно прислушивался к нашему разговору. Яма такой глубины, по всей вероятности его не устроила, и он задал встречный вопрос.

– Что, еще за культурный слой? Откуда он здесь, собственно говоря? Тут только козы и коровы могли пастись. Кроме навоза ничего не должно быть.

– А это и есть культурный слой, – разочаровала его Настя. – Вся грязь и навоз, что собирается за столетия и нарастает толстым слоем и называется культурной. Я видела на экскурсии в Вологде, раскопки двенадцатого века велись на глубине шести метров. Так, что если клад зарыли в четырнадцатом веке, ты Данила должен выкопать еще несколько метров.

Данила, опершись о лопату, стоял и что-то прикидывал. Ему явно не нравились Настины расчеты. С местом, где копать, я так понял, он был согласен, а вот глубина ямы сразила его, независимо оттого, что Настя не назвала количество метров. И так было ясно, что цифра колебалась у пятиметровой отметки.

– Не может такого быть, – успокоил он сам себя, – монахи, не такие дурни были, чтобы его закапывать, на такую глубину. Закопать, положим, закопаешь, а потом попробуй ночью выкопай. А если ошибешься местом, или забудешь? Нет, клад должен быть на глубине человеческого роста и не более. Притом, здесь место такое, что выдувается ветрами.

И вдруг он совсем успокоился и рассмеялся.

– Смотрите, если бы здесь был культурный слой, и он нарастал бы каждые сто лет по метру, то монастырская стена давно бы была под землей. А она, вот стоит. Ее, между прочим, в четырнадцатом веке возвели, на моей карте стена была… Ничего, – успокоил он сам себя, – немного осталось, еще пол метра и все, клад наш.

Мне бы его уверенность. Я сунул в рот травинку. Хорошо лежать напротив и наблюдать, как кто-то другой роет яму. Но половить кайф мне не удалось. На меня взъелась Настя.

– Друг называется. Нет, чтобы помочь, он лежит и зубоскалит, издевается. Было бы сейчас две лопаты, мы и второй клад заодно раскопали.

Она подлетела ко мне и стала поднимать с земли.

– Данила, уступи ему лопату, пусть немного пороет, а то все бока отлежал.

Я заартачился.

– Не понимаю, почему надо копать здесь, а не на территории монастыря, – Я нехотя встал. – Черт с вами, выкопаю на один штык, но не больше. Найдем сундук, хорошо. Не найдем, не обеднеем.

Глава V

Уже горячо

Но спуститься сразу в яму мне не удалось. По тропинке вьющейся по Круче шел в нашу сторону Фитиль, нагловатый, хитрый и жадный до невозможности местный хулиган. Вечно он путается у нас под ногами. У него нюх, что ли особенный. Не успеем мы начать какое-нибудь дело, как Фитиль тут как тут. С последней нашей встречи прошло не более недели. Фитиль, мне показалось, вытянулся еще больше, и стал походить на пожарную каланчу. В двадцать лет он умудрился вымахать ростом за два с лишним метра. К нам он имел, я так думаю претензии, но время стерло их остроту. Он мог бы конечно затеять с нами сейчас ссору, но лопата в руках Данилы лучше всякого аргумента свидетельствовала о соотношении сил. На хитрой физиономии Фитиля появилось недоуменное выражение, когда он увидел в яме моего приятеля.

– Ты чего тут роешь?

Не успели, никто из наших открыть рот как я выпалил:

– Да вот клад раскапываем, думаем, к вечеру доберемся до него. Покопать не хочешь? При твоем росте, самый раз помахать лопатой.

Фитиль остановился и внимательно на нас посмотрел. Мои слова он принял за розыгрыш.