Секция справа была всегда безлюдна, но в один из дней, когда Данус отсутствовал, я, прогуливаясь по веранде, увидел там среди цветов девушку. Меня она не заметила. И хотя не успел ее толком разглядеть, думы о ней заполнили душу. В ней было что-то необычное, заставлявшее нетерпеливо желать увидеть ее снова. С этого времени я стал реже встречаться с молодыми офицерами.

Хотя в последующие несколько дней я часто выходил на конец веранды, прилегающий к саду, но ни разу не видел девушку. То место казалось необитаемым, пока однажды не заметил среди густых кустов человека. Он двигался очень осторожно, тайком прокрадываясь куда-то, а вскоре я обнаружил еще одного, и еще, и еще, пока не насчитал пятерых.

Люди походили на вепайцев, но немного отличались от них. Они более низкорослы, с грубыми чертами лица. Было что-то угрожающее и зловещее в их таком абсолютном молчании и крадущейся походке.

Я недоумевал, что они здесь делают, затем подумал о девушке, и у меня появилось убеждение: они намерены причинить ей зло. Значит, все виденное мной сулит ей беду. Каким образом они могли это сделать, не понимал, ибо очень мало знал о людях, к которым забросила меня судьба, и их взаимоотношениях. Но впечатление было вполне определенным. Это настолько взволновало меня, что я решился кое-что предпринять.

Не думая о последствиях, стараясь не шуметь, перепрыгнул через ограду и пошел за ними. Они не видели меня — между нами был густой куст, росший рядом с оградой, отделяющей сад от моей веранды. Через ветки куста Наблюдал я за ними, оставаясь незамеченным.

Осторожно подкрадываясь, я скоро догнал последнего. Все пятеро направились к открытой двери, за которой в богато обставленной комнате скрывалась девушка, прекрасное лицо которой толкнуло меня на эту сумасшедшую авантюру. Она подняла голову и, увидев первого человека в двери, вскрикнула.

Не останавливаясь, я бросился на человека перед собой, громко вскрикнув, надеясь таким путем привлечь к себе внимание остальных, в чем полностью преуспел. Четверо немедленно повернулись. Для пятого мое появление было таким сюрпризом, что я смог вырвать его меч из ножен, прежде чем тот пришел в себя. И когда он обнажил кинжал и попытался ударить меня, его сердце пронзил меч. В этот момент на меня бросились остальные.

Лица их исказились от ярости. Узкое пространство между кустами уменьшало преимущество четверых против одного, потому что атаковать меня они могли только поодиночке. Но я знал, каким будет исход, если не придет помощь, и так как единственным моим намерением было отвлечь их внимание от девушки, начал медленно отступать к ограде своей веранды, убедившись, что они не намерены отставать.

Мой крик и крик девушки вызвали тревогу, и скоро стало слышно, как в комнате, где находилась девушка, громко топают люди, а ее голос направляет их в сад. Оставалось надеяться, что помощь придет прежде, чем нападающие прижмут меня к стенке, где под ударами четырех мечей мне придется плохо. Нападавшие владели мечами несравненно лучше меня. Я благодарил судьбу, давшую мне возможность позаниматься фехтованием. Это помогло, хотя продержаться против четверых с новым для меня оружием — венерианским мечом — долго не удалось бы.

Наконец, отступая, я достиг ограды и уперся в нее спиной. Человек передо мной, злобно усмехаясь, взмахнул мечом. Я слышал, как из комнаты девушки выбежали спешащие на помощь. Смогу ли продержаться еще немного? Мой противник замахнулся со страшной силой, целясь мечом в голову, но вместо того, чтобы парировать удар, я прыгнул в сторону, затем вперед, и сам нанес удар! Но из-за спины упавшего противника на меня бросился еще один.

Спасение близилось… Девушка в безопасности… Не стоило больше испытывать судьбу, оставаясь на поле боя и рискуя быть изрубленным на куски. Поэтому, вонзив меч в наступавшего венерианца, рывком повернулся и перепрыгнул через ограду своей веранды.

Оглянувшись, увидел дюжину венерианских воинов, которые прикончили двух оставшихся в живых незваных гостей. Не было слышно никаких звуков и криков, кроме лязга мечей, когда эти двое тщетно пытались защитить себя. Обреченные не вымолвили ни слова!.. Казалось, они были потрясены и скованы ужасом, хотя их страх, по-видимому, не был вызван превосходящими их в силе противниками. Это было что-то такое, чего я не понимал, — какая-то таинственность в их молчании, поведении, действиях…

Воины быстро подобрали тела пятерых пришельцев, потащили к внешней стене сада и сбросили в бездонную пропасть. Затем так же молча они удалились из сада тем же путем, каким вошли в него.

Видимо, солдаты меня не видели, и девушка — тоже. Как они объяснили смерть убитых до их прихода трех пришельцев, я никогда не узнал. Вся история вообще была окутана тайной и прояснилась только через некоторое время.

Я подумал, что Данус упомянет об этом случае, и тогда задам ему вопрос, но он не сказал ни слова о происшедшем, и я, в свою очередь тоже промолчал, так как что-то удерживало меня. Скромность, наверное. Хотя в других случаях любопытство мое, касающееся этих людей, было ненасытным. Даже боялся, что надоем Данусу до крайности непрерывными вопросами. Оправданием мне было, что могу изучить язык, только разговаривая на нем и слушая живую речь, а Данус, наиболее замечательный из венериан, настаивал, что учить меня не только удовольствие, но и его обязанность, поскольку об этом допросил сам джонг, посоветовавший рассказать мне все, касающееся жизни, обычаев и истории вепайцев.

Один из многих вопросов, ставивших меня в тупик, — почему разумные и культурные люди живут на деревьях, по-видимому, без слуг или рабов и, как я понял, практически без связи с другими народами. Как-то вечером я решил расспросить Дануса.

— Это долгая история, — ответил он. — Многое ты сможешь найти вот на тех полках, но, если хочешь, я постараюсь кратко ответить на твой вопрос.

Столетие назад короли Вепайи правили огромной страной — не лесным островом, где ты нашел нас, а огромной империей с тысячами островов, простиравшейся от Карбола до Страбола. В нее входили громадные пространства суши и великие океаны, она была украшена могучими городами и гордилась своими богатствами и торговлей, не превзойденными в веках ни до, ни после.

Население Вепайи в те дни измерялось многими миллионами: миллионы купцов, миллионы наемных рабочих, миллионы рабов. Немного меньше было работников умственного труда, к каким причисляют людей науки и искусства. Военные руководители отбирались из всех классов. Страной правил джонг, трон передавался по наследству.

Границы между классами не были жестко определенными. Раб мог стать свободным человеком, свободный человек — кем угодно в пределах своих способностей, только, конечно, не джонгом. Правда, четыре основных класса мало общались друг с другом, каждый класс имел так мало общего с другим. Тем не менее никто не чувствовал свое превосходство или, наоборот, неполноценность. Когда человек из низшего класса достигал уровня культуры, свойственной более высокому классу, он получал равные с его членами права.

Вепайя процветала и благоденствовала, но недовольные все-таки были: лентяи и бездарности, преступные элементы. Они завидовали тем, кто добился высокого положения в обществе, ведь им самим достичь того же не позволяли умственное убожество и нежелание трудиться. В течение долгого времени они творили мелкие беспорядки и безобразия. Но основное население не обращало на них внимания, или просто высмеивало. Тогда нашелся лидер из их числа. Это был чернорабочий по имени Тор, человек с преступным прошлым.

Тор создал тайную организацию, члены которой именовали себя «тористами». Он проповедовал учение о классовой ненависти, получившее название торизм. При помощи активной пропаганды Тор привлек к себе много последователей и, поскольку его деятельность направлялась лишь против одного класса образованных, заручился поддержкой миллионов людей других классов. Правда, многих сторонников он нашел и среди торговцев, предпринимателей, землевладельцев.

Единственной целью тористских лидеров была личная власть и обогащение за счет грабежей и насилия. Но так как агитация велась исключительно среди темных, невежественных масс, для них не составляло труда обмануть не искушенных в политике людей, которые в конце концов под руководством своих фанатичных лидеров подняли массы на восстание, ставшее приговором культуре и цивилизации многих народов.

Целью восстания было уничтожение культурных классов. Люди других классов, если они не были с ними заодно, порабощались или уничтожались. Они хотели убить джонга и его семью. Совершив это, восставшие наслаждались бы абсолютной свободой: ни хозяев, ни налогов, ни законов!

Они уничтожили большую часть культурного класса, а также многих торговцев и предпринимателей. Затем выяснилось, что кто-то все же должен править, и лидеры торизма уже оказались готовы натянуть на совершившую восстание массу жесткую узду ограничений и создать свое правительство. И народ отверг правление образованных и культурных классов, выбрав тористов, алчных и невежественных.

Теперь участники восстания попали в фактическое рабство. Армия шпионов строго следила за ними, а армия охранников удерживала от восстания против новых хозяев и возвращения к старым порядкам. Жизнь стала нищенской и безрадостной, и помощи искать было негде.

Те, кто бежал с нашим джонгом, отыскали удаленный незаселенный остров. Здесь построили древесные города, высоко над землей, где нас не смогут обнаружить. С собой мы принесли свои знания, культуру и кое-что из материальных ценностей, но наши желания скромны — и мы счастливы! Мы уже не вернемся к старой общественной системе. Жестокий урок истории усвоен: люди, разделявшиеся между собой на какие-то жестко разграниченные группы, не могут быть счастливыми. Даже мелкие классовые различия вызывают зависть и ревность. У нас этого нет. Мы все принадлежим к одному классу. У нас нет слуг: любую работу мы делаем лучше их. Даже те, кто служит джонгу, не слуги в прямом понимании; служба у джонга считается делом чести, которой удостаиваются лучшие.

— Но почему вы выбрали жизнь на деревьях, высоко над землей?

— Много лет тористы охотились за нами и уничтожали, — объяснил Данус. — И мы были вынуждены жить в скрытых и недоступных местах. Такой тип городов, где мы живем сейчас, оказался решением проблемы. Тористы все еще преследуют нас и иногда совершают набеги, но теперь у них иная задача. Теперь они решили ловить наших людей. Когда они убили и изгнали из своего общества лучшие умы нации, их цивилизация начала быстро деградировать: эпидемии, не встречая сопротивления, совершали опустошительные набеги; появились старики и начались заупокойные службы. И тогда они принялись охотиться за умными людьми, которых уже нет среди них и которые остались только у нас.

— Появились старики. Что это значит? — спросил я.

— Разве ты не заметил, что среди нас нет ни одного старого человека? — осведомился он.

— Конечно, — ответил я, — и нет детей. Почему же?

— Дело не в явлении природы. Просто великое достижение нашей медицинской науки. Тысячи лет назад была создана сыворотка долговечности. Она вводилась каждому человеку и давала не только иммунитет против болезней, но и обеспечивала полную регенерацию стареющих органов и тканей.

Но даже в хорошем всегда есть зло. Никто не старел, никто не умирал (исключая насильственную смерть), и мы столкнулись с печальной опасностью перенаселения. Поэтому был введен обязательный контроль за рождаемостью. Иметь детей разрешается только для возмещения потерь населения. Если кто-то в семье умирает, женщине из этой семьи разрешается родить ребенка, если она способна. Но после целых поколений, искусственно ограниченных в возможности деторождения, число женщин, способных рожать, постоянно падает. Эту ситуацию мы ожидали и встретили ее подготовленными.

За тысячи лет наши статистики вывели среднее значение смертей на тысячу человек: они установили, что только пятьдесят процентов наших женщин могут рожать, следовательно, именно они должны восполнять недостаток потомства. Ежегодно желающим иметь детей разрешается подавать прошения.

— До сих пор я ни разу не видел детей на Амторе.

— Здесь есть дети, но немного.

— И нет старых людей, — задумался я. — Могу ли я тоже получить эту сыворотку, Данус?

Он улыбнулся.

— Думаю, с разрешения Минтепа получить ее будет несложно. Пойдем, — добавил он, — я возьму анализ твоей крови, чтобы определить тип и дозу сыворотки долголетия, наиболее подходящие для тебя.

И он провел меня в лабораторию. Когда взяли анализ, Данус был поражен разнообразием болезнетворных микробов, которые обнаружились в моей крови.

— Ты угрожаешь существованию человечества на Амторе! — воскликнул он со смехом.

— Но я считался очень здоровым человеком в своем мире.

— Сколько тебе лет, мой друг?

— Двадцать семь.

— Ты не будешь столь здоров через сотню лет, позволив этим бактериям остаться в организме.

— Сколько же я проживу, если их уничтожить?

Данус пожал плечами:

— Мы не знаем. Сыворотка создана тысячи лет назад. Среди нас есть люди, которые первыми получили ее. Мне пятьсот лет, Минтепу — семьсот. Мы верим, что, если исключить несчастные случаи, будем жить вечно, — но практических подтверждений мы не имеем. Уже давно у нас не умирали естественной смертью.

В этот момент его вызвали, и я вышел на веранду, чтобы сделать зарядку. Она была необходима, чтобы поддерживать форму. Плавание, бокс и борьба развили и укрепили мускулатуру с тех пор, как в возрасте одиннадцати лет я вернулся с матерью в Америку. Уже после смерти матери я усердно занимался фехтованием. Продолжил занятия фехтованием и любительским боксом в колледже в Калифорнии и даже выступал в среднем весе, а на соревнованиях по плаванию получил несколько медалей. Вынужденный пассивный образ жизни двух последних месяцев огорчал меня. К концу обучения в колледже я перешел в тяжелый вес, но в результате развития мускулатуры; теперь же оказался по крайней мере на двадцать фунтов тяжелее, весь избыток был ненужным жиром.

На своей веранде я делал все доступное. Пробегал целые мили, боксировал с тенью, прыгал со скакалкой и часами занимался по привычному, собранному из семнадцати упражнений комплексу. В правом конце веранды усердно боксировал с тенью и внезапно обнаружил, что девушка в саду наблюдает за мной. Когда наши глаза встретились, я остановился и улыбнулся ей. Испуганное выражение появилось на ее лице, она тут же повернулась и упорхнула.

Недоумевая, побрел в свою комнату, забыв про упражнения. На этот раз лицо девушки оказалось совсем близко, и я был поражен ее красотой. Все мужчины и женщины, которые попадались мне с момента спуска на Венеру, были красивы. Но не ожидал увидеть в этом мире, да и ни в каком другом, такого совершенного творения, такой поразительной индивидуальности, таких черт лица и в то же время такого характера и разума, — все это олицетворяла девушка в саду за низенькой оградой. Но почему она убежала, когда я улыбнулся?

Возможно, потому, что обнаружила мой интерес к ней. Ведь человеческая натура везде одна и та же. Даже за двадцать шесть миллионов миль от Земли у человеческих существ такая же психология, как и у нас, и девушка, обладающая нормальным человеческим любопытством, скрылась, как только заметила, что на нее смотрят. Я не удивлюсь, если она и в других отношениях окажется похожей на земных девушек, но она слишком красива, чтобы ее можно было сравнивать с кем-либо хоть на Земле, хоть на небесах. А сколько ей лет? А что, если семь сотен?!

Вошел к себе в комнату и приготовился принять ванну и сменить одежду. К одежде амторцев привыкал долго. Когда взглянул в зеркало, которое висело в ванной комнате, то внезапно понял, почему девушка испугалась и исчезла — моя борода! Ей был уже месяц, и она легко могла испугать любого, кто никогда не видел бороды.

Когда вернулся Данус, я сразу спросил его, что можно сделать с моей бородой. Он вышел в другую комнату, вернулся и подал мне бутылочку с мазью.

— Вотри ее в корни волос на лице. Но будь осторожен, чтобы мазь не попала на брови, ресницы или волосы на голове. Оставь ее на минуту, а потом смой.

В ванной я открыл сосуд; мазь напоминала вазелин и ужасна пахла, но я все же втер ее, как велел Данус. Умывшись, я увидел, что борода исчезла. Тогда вернулся в комнату, где оставил Дануса.

— Теперь ты такой же, как мы, — улыбаясь, заметил он. — Неужели у всех людей твоего мира, о котором ты рассказывал, растут волосы на лице?

— Нет, не у всех. В моей стране большинство мужчин сбривают бороду и усы.

— А женщины тоже должны бриться? — поинтересовался Данус. — Женщина с волосами на лице показалась бы амторцам омерзительной.

— У наших женщин волосы на лице не растут, — заверял я.

— А у мужчин растут? В самом деле, невероятный мир!

— Но если у амторцев не растут бороды, какая же нужда в мази, которую ты мне дал?

— Она была создана как медицинское средство, — объяснил он. — При лечении ран черепа необходимо убрать волосы с области раны. Мазь для таких целей лучше, чем бритье. К тому же она препятствует росту новых волос в течение длительного времени.

— А волосы отрастут снова?

— Да, если не применять мазь слишком часто.

— Как часто? — поинтересовался я.

— Если мазаться шесть дней подряд, то волосы никогда больше не вырастут. Мы используем ее для уничтожения волос с голов осужденных преступников.

— Когда в моей стране видят бритого наголо человека, — улыбнулся я, — увидевший его крепче сторожит свою девушку. Да, кстати, кто та прекрасная девушка, которую я видел справа от нас?

— Одна из тех, кого тебе не полагается видеть. Будь я на твоем месте, никому бы не говорил, что видел ее. Она тебя заметила?

— Да, — подтвердил я.

— Что она сделала? — тон его был серьезен.

— Испугалась и убежала.

— Тебе лучше держаться подальше от того конца веранды, — посоветовал он. Что-то в его голосе исключало мои дальнейшие расспросы, и больше мы этого предмета не касались. Такова была первая тайна, встреченная мной в Вепайе. Естественно, мое любопытство разгорелось. Почему нельзя больше видеть девушку? На других женщин я смотрел без риска вызвать раздражение и их, и окружающих. Была ли девушка единственной, на кого я не имел права смотреть, или все остальные тоже неприкасаемы для меня? Может быть, она жрица какого-нибудь свирепого божества? Но такое предположение тут же отбросил, ибо амторцы были нерелигиозны — по крайней мере, так свидетельствовали разговоры с Данусом. Я попытался описать некоторые земные религии, но он просто не понимал их цель или значение, как и в случае с Солнечной системой и Вселенной.

Увидев девушку один раз, я страстно захотел увидеть ее снова; теперь, когда это оказалось запретным, желание увидеть ее божественную красоту и просто поговорить с ней стало еще сильнее. Я ничего не обещал Данусу и решил поступать, когда представится удобный случай, по своему усмотрению.

Я начал уставать от содержания фактически в заключении, которое оказалось мои уделом с момента прибытия на Амтор. Ведь даже добрый тюремщик и мягкий тюремный режим — недостаточные заменители подлинной свободы. Поинтересовался у Дануса, какова моя дальнейшая судьба и что собираются со мной делать, но он уклонился от прямого ответа, сказав, что я гость джонга Минтепа и моя судьба будет обсуждаться после аудиенции у джонга.

Теперь сильнее, чем раньше, я вдруг почувствовал ограничения своего положения, угнетавшие меня. Я не совершил никакого преступления. Я мирный гость Вепайи, никогда не желал ни властвовать, ни причинять кому-либо вред. Взвесив все обстоятельства, решил форсировать ход событий.

И хотя несколько минут назад я было смирился с судьбой и намеревался подождать решения своих хозяев, острые ощущения несправедливости заточения внезапно изменили меня. Тайная ли алхимия моей психики превратила свинец безразличия в золото честолюбивых желаний? Или дуновение женской красоты?

Я повернулся к Данусу:

— Ты очень добр, и дни мои здесь полны счастья. Но я из породы людей, которые жаждут свободы больше всего остального! Я попал сюда случайно, но, очутившись здесь, вправе ожидать такого приема, какой оказали бы тебе в моей стране при подобных обстоятельствах.

— Какой же это прием?

— Право на жизнь, на свободу и борьбу за собственное счастье.

Я подумал, что не следовало упоминать о парадных обедах и ленчах, триумфальных парадах и репортажах по радио, ключах от городов, пресс-конференциях и фотографированиях, о кинорепортерах — цене, которую ему, несомненно, пришлось бы платить за жизнь, свободу и борьбу за счастье.

— Дорогой друг, неужели ты считаешь себя пленником здесь! — воскликнул он.

— Несомненно, Данус, — ответил я, — и никто не знает этого лучше тебя.

Он пожал плечами:

— Извини, но что делать, если ты ощущаешь себя так, Карсон?

— Как долго это еще продлится? — потребовал я конкретного ответа.

— Джонг есть джонг. Он пошлет за тобой, когда ему будет угодно. Пока давай дружески относиться друг к другу, как раньше.

— Надеюсь, они никогда не изменятся, Данус, — ответил я, — но попробуй объяснить Минтепу, что я не могу принимать его гостеприимство слишком долго, пойду своим путем.

— Не надо пытаться, друг мой.

— Почему?

— Ты не пройдешь больше чем дюжину шагов от комнат, которые отведены тебе.

— Кто меня остановит?

— Воины, дежурящие в коридоре, — объяснил он. — Они имеют приказ от джонга.

— И ты все еще утверждаешь, что я не пленник?! — воскликнул я с горьким смехом.

— Извини, но ты сам поднял этот вопрос, — произнес он. Иначе ты никак не мог бы об этом узнать.

Итак, здесь действительно чувствовалась стальная рука, но в мягких перчатках. Оставалось надеяться, что она не принадлежит волку в овечьей шкуре. Положение было незавидным. Побег был бессмысленным — на Венере нет места, куда можно отправиться. Но я и не собирался покидать Вепайю — мне бы хотелось видеть девушку из сада. Казалось, что я уже не могу жить, не любуясь ее чудесным лицом и фигурой.

Глава 6

СБОРЩИКИ ТАРЕЛЛА

Проходила неделя за неделей, за которые я успел полностью избавиться от своей красновато-рыжей бороды и получить инъекцию сыворотки вечной жизни. Последнее как будто сулило надежду, что Минтеп в конце концов освободит меня: к чему даровать бессмертие потенциальному врагу или заключенному? Но вскоре выяснилось, что сыворотка отнюдь не гарантирует мне абсолютного бессмертия: Минтеп может убить меня, если захочет.

Когда Данус впрыскивал мне сыворотку долголетия, я спросил его, много ли врачей в Вепайе.

— Не так много по отношению ко всему населению, как было тысячу лет назад, — ответил он. — Теперь все люди заботятся о своем теле и учатся наиболее полезному для здоровья и долгой жизни.

Даже без сыворотки наши люди жили бы долго, ибо мы постоянно поддерживаем в своих организмах иммунитет против болезней. Санитария, диета, упражнения могут творить чудеса.

Но нам все-таки необходимы врачи. В настоящее время у нас один врач на пять тысяч граждан, и, кроме инъекций сыворотки долголетия, доктора лечат пострадавших на охоте, дуэлях, на войне.

Первоначально врачей было намного больше, чем требовалось. Но десять лет учебы, долгая учебная практика, трудные выпускные экзамены после окончания практики, которые необходимо сдать всем кандидатам данной профессии, быстро ограничило число действующих врачей.

Был издан закон, предписывающий всем терапевтам и хирургам представлять полную историю болезни каждого из пациентов главному медицинскому офицеру своего района. Все — от постановки диагноза до констатации полного выздоровления или смерти — должно быть зафиксировано и доступно для оценки обществу. Когда кому-либо понадобятся услуги хирурга или терапевта, он легко сможет определить, чьи действия были наиболее успешными. Закон оказался полезным.

Это было очень интересно, поскольку я на Земле общался со многими врачами.

— Сколько же врачей удовлетворили требования этого закона? — спросил я.

— Около двух процентов от общего числа.

— Должно быть, на Амторе очень хорошие врачи, — заметил я.

Время текло монотонно, как вода сквозь пальцы. Очень много читал, но молодому активному человеку трудно ограничить свои жизненные интересы лишь чтением книг. А справа находился сад… Мне посоветовали избегать этого конца веранды, но выполнять совет, по крайней мере, в отсутствие Дануса, не хотелось. Когда он уходил, я часто посещал то место, где впервые увидел девушку; однако сад казался необитаемым.

Однажды за цветущими кустами мелькнула ее фигура. Мою площадку и ее сад разделяла ограда — невысокая решетка, всего около пяти футов. На этот раз девушка не убежала, а стояла, глядя прямо на меня, возможно, думая, что ее не заметно за густой листвой. Но она ошибалась, на самом деле я видел ее, и только Бог знает, как хотел ее видеть!

Какую же необъяснимую и коварную приманку представляет женщина для мужчины! Для одних существует одна-единственная женщина в мире, с такой силой влекущая к себе. Для других имеется несколько привлекающих женщин, а для некоторых — ни одной. Для меня такой стала девушка иной расы на чужой планете. Возможно, существовали и другие. Но на Земле я их не встречал. Ни разу до того у меня не возникало такого неодолимого влечения. Все поступки диктовались внутренними импульсами, столь же непреложными, как силы природы; а может, это и было желанием природы?

Не задумываясь, перескочил через ограду.

Раньше, чем девушка успела убежать, я уже стоял рядом. В глазах ее — ужас и смятение.

— Не бойся. Я не причиню тебе вреда, и только хочу поговорить с тобой.

Она подняла голову.

— Я не боюсь, — произнесла она. — Я… — она заколебалась, затем продолжила: — Если тебя здесь увидят, ты будешь убит. Возвращайся к себе сейчас же и никогда не отваживайся больше на такие опрометчивые шаги.

Сердце мое затрепетало от радости при мысли, что страх, мелькнувший в ее глазах, был страхом за мою жизнь.

— Когда я могу увидеть тебя еще?

— Никогда, — резко ответила она.

— Но я смотрю на тебя и хочу делать это снова и снова. Хочу видеть тебя постоянно или умереть, пытаясь увидеть тебя.

— Или ты не понимаешь, что творишь, или сошел с ума, — гневно сказала она и, повернувшись, пошла прочь.

— Подожди! — я схватил ее за руку. Она встрепенулась, как тигрица, и дала мне пощечину, а затем выхватила кинжал из ножен на поясе.

— Как ты отважился дотронуться до меня!

— Почему к тебе нельзя прикасаться?

— Я ненавижу тебя, — был ответ, прозвучавший вполне серьезно.

— А я люблю тебя, и знай, что говорю правду.

При этих словах в ее глазах отразился ужас. Она так сильно рванулась, что легко вырвалась и исчезла. Броситься за ней или нет? Но во мне проснулась крупица благоразумия, оградившая от безумной выходки.

Минутой позже я снова перемахнул через забор. Не знаю, видел нас кто-нибудь или нет; по правде говоря, меня это не волновало.

Через некоторое время вошел Данус. Он объявил, что Минтеп приглашает меня к себе. Может быть, это связано с приключением в саду? Спрашивать не стал, сочтя лишним: узнаю в свое время. По выражению лица Дануса ничего не было видно, что теперь отнюдь не успокаивало меня. У меня зародилось подозрение, что амторцы мастера лицемерия.

Два молодых офицера проводили меня в комнату, где джонг желал поговорить со мной. Сопровождали ли они меня, чтобы предотвратить бегство, или по другой причине, не могу сказать. Пока мы шли по коридору и по лестнице вверх на следующий этаж, они по-приятельски болтали со мной, но охранники всегда дружески разговаривают с осужденным, если он поддерживает разговор. Меня привели в комнату, где находился джонг. Он был не один: вокруг него собралось много народа. Среди собравшихся я узнал Дурана, Олсара и Камлота. Почему-то джонг и его окружение напомнили мне суд присяжных, и ничего удивительного, если бы они удалились и вернулись с приговором.

Я поклонился джонгу, встретившему меня достаточно вежливо, улыбнулся и кивнул троим, в чьем доме провел первую ночь на Венере. Минтеп молча смотрел на меня. Это длилось минуту-другую. Когда он увидел меня в первый раз, я был облачен в земную одежду, теперь же был одет (точнее, раздет), как венерианин.

— Твоя кожа не такая светлая, как я думал, — наконец заметил он.

— Свет на веранде сделал ее более темной. — Я не мог сказать «солнечный свет», потому что у вепайцев нет слова для обозначения светила, о существовании которого они даже не догадывались. Тем не менее ультрафиолетовые лучи Солнца явно проникали сквозь окружающую планету слой облаков, и я так загорел, как если бы провел время под прямыми лучами на пляже.

— Я уверен, что здесь ты счастлив, — произнес джонг.

— Со мной обращались с мягкостью и предупредительностью. И я счастлив… как заключенный.

Тень улыбки тронула его губы.

— Ты искренен.

— Искренность— характерная черта людей той страны, откуда я пришел.

— Мне не нравится слово «заключенный».

— Мне тоже, джонг, но я люблю правду. Я заключенный и ждал возможности, чтобы спросить, почему, и потребовать освобождения.

Он поднял брови, затем улыбнулся совсем открыто.

— Думаю, что полюблю тебя, — произнес он. — Ты честен и мужествен, или я не умею судить о людях.

Я наклонил голову в знак признательности за комплимент. Трудно было ждать, что он встретит мое настойчивое требование с таким благородным пониманием, но полное облегчение не пришло: опыт подсказывал, что эти люди обходительны, но в тоже время бескомпромиссны.

— Есть несколько вещей, которые я хочу тебе сообщить, и несколько вопросов, на которые хочу получить ответ, — помолчав, продолжил джонг. — Мы окружены врагами, они иногда посылают вооруженные отряды против нас и пытаются завербовать шпионов. У нас имеются три вещи, в которых они нуждаются, если не хотят полностью деградировать: ум, знания, умение применять знания… Вот почему они ни перед чем не останавливаются, чтобы похитить наших людей, а похищенных насильно превратить в рабов и заставить делиться знаниями, которых сами не имеют. Они также похищают наших женщин в надежде, что те дадут им потомство, обладающее большими умственными способностями, чем их собственные дети.

История, которую ты рассказал нам— о преодолении миллионов миль в пространстве при полете из другого мира, — разумеется, нелепа и возбудила подозрение. Мы приняли тебя за еще одного тористского шпиона, умно замаскированного. Вот почему ты много дней находился под тщательным и разумным наблюдением Дануса. Он заверяет, что ты совершенно не знал амторского языка, когда явился к нам, а это— единственный язык, на котором разговаривают все известные нам народы мира. Мы пришли к выводу, что твой рассказ может быть частично верен. То, что твоя кожа, волосы, глаза иные по цвету, чем у любых известных нам людей, — еще одно подтверждение такого заключения. Следовательно, мы должны признать, что ты не торист, но остаются два вопроса: кто ты? И каким образом сюда попал?

— Я говорил вам только правду. Мне нечего добавить, кроме предложения обсудить тот факт, что облачные слои, постоянно окружающие Амтор, мешают вам узнать, что находится за ними.

Он покачал головой.

— Давай прекратим обсуждение: бесполезно пытаться опровергнуть собранные за тысячи лет научные знания. Мы склонны допустить, что ты принадлежишь к другой расе. По одежде, бывшей на тебе, можно предположить, что ты из холодного и мрачного Карбола.

Ты волен идти куда пожелаешь. Если хочешь остаться у нас, тебе необходимо придерживаться законов и обычаев Вепайи. И ты должен стать самостоятельным человеком. Что ты умеешь делать?

— Сомневаюсь, что смогу конкурировать с вепайцами в их ремеслах и профессиях, но дайте мне время, чтобы чему-нибудь научиться!

— Возможно, мы найдем кого-нибудь, кто займется твоим обучением, — согласился джонг, — а пока можешь оставаться в моем доме, помогая Данусу.

— Мы возьмем его к себе и обучим, — предложил Дуран, — если он захочет помочь нам в охоте и сборе тарелла.

Тарелл— это прочное шелковистое волокно, из которого вепайцы делают ткани и веревки. Я решил, что сбор его— однообразная и монотонная ручная работа, но мысль об охоте привлекла меня. Разумеется, нельзя было пренебречь приглашением Дурана, сделанным с самыми добрыми намерениями. Мне не хотелось обидеть его отказом, и к тому же необходимо что-то делать, чтобы стать независимым!

Итак я принял предложение Дурана. Когда аудиенция окончилась, я попрощался с Данусом, доброжелательно пригласившим меня почаще приходить к нему в гости, и ушел с Дураном, Камлотом и Олсаром.

Поскольку никто не упомянул о встрече с девушкой в саду, мне стало ясно, что свидетелей не было. Единственное, о чем стоило сожалеть, — необходимость покинуть дом джонга, где оставалась девушка, безраздельно воцарившаяся в моем сердце…

Так я снова попал в дом Дурана. Камлот принял на себя заботы обо мне. Младший из братьев, он был спокойный, молчаливый человек с мускулистой фигурой атлета. Показав мою комнату, повел в другую, которая напоминала миниатюрный арсенал, битком набитый оружием.

Здесь хранилось большое количество мечей, дротиков, луков, щитов, множество копий и стрел. Около окна стояли стеллажи с разнообразным инструментом, висели полки со всем необходимым материалом для изготовления луков, стрел и древков для копий. Тут же стоял молот с наковальней, а рядом были свалены металлические листы, прутья и целые слитки.

— Ты когда-нибудь пользовался мечом? — спросил он, выбрав один из них для меня.

— Только для упражнений. У нас в стране более совершенное оружие, которое делает меч бесполезным в бою.

Он расспросил меня о этом и очень заинтересовался описанием огнестрельного оружия.

— Здесь, на Амторе, тоже было нечто похожее на ваше. Но у вепайцев его нет, потому что единственное местонахождение вещества, которым оно заряжается, находится в центре страны тористов. Наше оружие заряжалось химическим элементом, испускающим лучи предельно короткой длины, которые разрушают органические ткани, но это происходит только под действием другого, тоже редкого элемента. Некоторые металлы непроницаемы для лучей. Вот те щиты, которые висят на стенах, покрыты одним из подобных металлов. В оружии, которое мы изобрели, два элемента разделены перегородкой из металла, непроницаемого для излучения. Достаточно убрать перегородку, нажав на спусковой крючок, как возникает поток губительных лучей, который проходит сквозь ствол к цели.

— Мой народ создал и усовершенствовал это оружие, — добавил он печально, — а теперь оно направлено против нас — В дополнение к мечу и кинжалу тебе нужны лук, стрелы и копье.

Он выбрал все для меня, в том числе и короткое тяжелое копье, к концу древка которого была прикреплена маленькая катушка, похожая на спиннинговую, с длинным тонким шнурком, заканчивающимся петлей. Камлот смотал шнур каким-то особым способом и вложил в маленькую выемку на конце древка.

— Для чего служит шнурок? — спросил я, осматривая копье.

— Мы охотимся высоко на деревьях, и если бы не шнурок, то терялось бы много копий.

— Разве такой тонкий шнур годится?

— Он из тарелла и может выдержать вес десяти человек. Ты скоро узнаешь о качестве тарелла и его ценности. Завтра мы пойдем на сбор, а то у нас кончаются его запасы.

В тот же день за ужином я снова встретил Зуро и Алзо, очень доброжелательных ко мне. Вечером они стали обучать меня любимой вепайской игре торку, в которую играют при помощи картинок-листов, очень напоминающих земные игральные карты. Торк оказался поразительно похож на земной покер.

В эту ночь я великолепно спал в своей новой квартире. Когда же стало светать, быстро поднялся, в экспедицию мы должны были выйти рано. Не могу сказать, что я чувствовал какой-то энтузиазм от мысли провести день, собирая тарелл. Климат Вепайи жаркий, и я рисовал себе это занятие таким же нудным и неприятным, как сбор хлопка в Имперской долине Индии.

После легкого завтрака, который я помог приготовить Камлоту, он напомнил, чтобы я захватил оружие.

— Ты должен всегда иметь при себе меч и кинжал, — добавил он.

— Даже дома? — удивился я.

— Всегда и везде! Это не только обычай, это— закон! Неизвестно, в какой момент понадобится защищать свои жизни, свои дома, своего джонга, и потому необходимо быть всегда наготове.

— Это все, что нужно? — поинтересовался я, выходя из комнаты, обвешанный оружием.

— Обязательно возьми копье: мы идем собирать тарелл, — попросил он.

Зачем нужно копье при сборе тарелла, было непонятно, но я взял все, что указал Камлот. Когда я вернулся, он вручил мне сумку на ремне, которая надевалась на шею.

— Это для тарелла? — спросил я, и, получив утвердительный ответ, снова задал вопрос:-Ты не надеешься собрать его много?

— Мы можем вообще ничего не найти, — ответил Камлот— Если наберем вместе полный мешок, то по возвращении нам будут завидовать.

Я больше ничего не спрашивал, решив, что лучше узнать кое-что на собственном опыте, чем все время проявлять прискорбное невежество. Если тарелл так редок, как он говорил, много его не наберешь, а это вполне устраивало. Я не лентяй, но люблю работу, которая держит в напряжении ум, а не мускулы.

Когда мы были готовы, Камлот направился вверх, что немало озадачило меня, но не соблазнило на новые расспросы. Мы поднялись на два этажа дома и вошли в темный спиральный коридор с лестницей, ведущей вверх по дереву. Пройдя футов полтораста, Камлот остановился, и я услышал, как он шарит у себя над головой. Вскоре в коридор хлынул свет, льющийся через небольшое круглое отверстие, обычно закрытое прочной крышкой. Через отверстие я пополз вслед за Камлотом и очутился на ветке гигантского дерева.

Тут оказалось, что снаружи люк прикрыт корой, так что отыскать его, когда он закрыт, было нелегко.

С почти обезьяньим проворством Камлот карабкался вверх, и я едва поспевал за ним. Ведь мне не приходилось жить на деревьях, и нет такой практики, как у моих хозяев. Лишь благодаря меньшей силе тяжести на Венере удавалось не отставать от Камлота.

Поднявшись на сотню футов, Камлот перебрался на соседнее дерево, ветви которого смыкались с нашим, и снова начался подъем по веткам. Иногда, после перехода с одного дерева на другое или подъема на следующий уровень, вепайец останавливался и прислушивался. После часового путешествия он снова остановился и подождал, пока его не догнали. Палец на губах побуждал к молчанию.

— Тарелл, — прошептал он, указывая на листву соседнего дерева.

Я удивился, к чему этот шепот, и посмотрел, куда он указывал. В двадцати футах от меня висела гигантская паутина, частично прикрытая листвой.

— Готовь копье, — прошептал Камлот — Продень руку сквозь кольцо на шнурке. Иди за мной, но не слишком близко: тебе нужно пространство, чтобы бросить копье. Видишь его?

— Нет, — признался я. Я не видел ничего, кроме сети из паутины; на что еще нужно смотреть, оставалось неясно.

— Не будь я собой, он, наверное, спрятался! Посматривай вверх, он наверняка способен напасть неожиданно.

Это оказалось увлекательнее, чем сбор хлопка в Имперской долине, хотя я не понимал, что заставляет меня волноваться. Камлот же был абсолютно невозмутим, однако проявлял крайнюю осторожность. Медленно пополз к паутине с копьем наизготовку; за ним я. Вблизи мы увидели, что паутина пуста. Камлот опустил копье и повернулся ко мне:

— Начинай обрезать ее. Режь ближе к веткам и продвигайся по окружности. Я начну с другого конца, пока не встретимся. Будь осторожен, не запутайся в паутине, особенно если его угораздит вернуться.

— А разве нельзя просто обойти вокруг нее? — поинтересовался я.

Камлот недоуменно посмотрел на меня.

— Зачем же нам обходить?

— Собирать тарелл.

— Как ты полагаешь, что это такое? — он указал на паутину.

— Паутина.

— Это тарелл!

Я умолк, считая, что тарелл спрятан за паутиной, хотя ничего там не видел; просто не знал, что такое тарелл и как он выглядит. Мы начали осторожно разрезать паутину и проработали несколько минут, но тут послышался шум на ближайшем дереве. Камлот услышал его одновременно со мной.

— Идет сюда! — произнес он. — Будь готов.

Он сунул кинжал в ножны и взял в руки копье. Я последовал его примеру.

Звук прекратился, а сквозь листву ничего не было видно. Вскоре опять что-то зашуршало, и в листве в пятидесяти ярдах от нас показалась морда. Ужасная морда колоссально увеличенного в размерах паука. Когда тварь ощутила, что ее заметили, она издала самое страшное рычание, какое я когда-либо слышал.

Вот тогда я узнал и рычание, и морду. Это существо, которое догоняло преследовавшую меня тварь той ночью, когда я свалился на настил перед домом Дурана.

— Приготовься! — предупредил еще раз Камлот — Сейчас он бросится.

Только эти слова слетели с губ вепайца, как страшное существо обрушилось на нас. Тело его и ноги покрыты длинными черными волосами, а в каждом большом круглом глазе светилась желтая точка. Животное устрашающе рычало, явно стремясь парализовать ужасом.

Рука Камлота подалась назад, затем рванулась вперед, и тяжелое копье полетело в нападавшее страшилище, глубоко погрузившись в тело, но не остановив бешеную тварь.

Она бросилась прямо на Камлота. Я метнул копье, и оно попало ей в бок, но опять же не задержало. К моему ужасу, я увидел, что чудовише схватило моего товарища. Он упал на широкую ветку, на которой стоял, и паук подмял его под себя.

И для Камлота, и для паука опора была достаточно надежной, потому что они к ней привыкли, мне же казалась очень непрочной. Конечно, ветви были прочными и тесно переплетались между собой, но уверенности не было. Однако раздумывать некогда. Камлоту грозила смерть. Обнажив меч, я прыгнул в сторону гигантского паука и в ярости ударил его по голове. Паук бросил Камлота и повернулся ко мне. Но он уже был сильно изранен и двигался с трудом.

Ударив в страшную морду, я с ужасом заметил, что Камлот лежит как мертвый, не двигаясь. У меня хватило времени лишь на мимолетный взгляд. Забуду об осторожности— поплачусь жизнью!.. По-прежнему грозная тварь казалась наделенной неиссякаемой жизненной силой. Она истекала липкой кровью из нескольких ран, из которых по крайней мере две были смертельными, и тем не менее упорно пыталась достать меня мощными клешнями, чтобы подтащить к челюстям.

Лезвие вепайского меча обоюдоострое, хорошо заточенное, более широкое и толстое у острия, нежели у рукоятки. И хотя меч дрожал у меня в руке, все-таки он был серьезным оружием. Когда огромная клешня протянулась ко мне, я отсек ее одним ударом. Чудовище зарычало еще страшнее и из последних сил прыгнуло на меня (наверное вы видели, как прыгают пауки на жертву). Выставив меч, я отступил, и когда паук приблизился ко мне, направил острие прямо между глаз.

В момент, когда чудовище обрушилось на меня, я поскользнулся и почувствовал, что падаю. К счастью, мне удалось задержаться на следующем слое веток и схватиться за них. Очутившись на широкой ветке пятнадцатью футами ниже, держа в руке меч, целый и невредимый, я поспешил как можно быстрее, чтобы спасти Камлота. Но Камлот уже не нуждался в защите: огромный тарго (так именовалось чудовище) был мертв.

Камлот тоже был мертв. Пульс не ощущался. Мое сердце замерло: я потерял друга, которых имел здесь так мало, и потерялся сам…

Невозможно самому отыскать обратный путь в город вепайцев, даже если от этого зависела моя жизнь (как сейчас и было)! Я мог спуститься вниз, но попаду ли я в город — неизвестно. Сомнения терзали меня.

Значит, вот что такое сбор тарелла, занятие, которое, как я опасался, будет тяготить своей монотонностью!

Глава 7

С МЕРТВЫМ КАМЛОТОМ

Продолжив сбор тарелла, я закончил работу, начатую нами и прерванную нападением тарго; если сумею найти город, нужно принести что-то, хотя бы частично оправдывающее наши усилия. Но как быть с Камлотом? Бросить тело казалось недостойным. Даже при недолгом знакомстве я полюбил Камлота и считал своим другом. Его народ принял меня дружески; единственное, что можно сделать— это принести его труп. И хотя от меня требуется немало усилий, я должен это сделать. К счастью, у меня хорошая мускулатура, а сила тяжести на Венере слабее земной и облегчит мне ношу примерно на двадцать фунтов.

С меньшим трудом, чем ожидал, я поднял тело Камлота на спину и привязал шнуром от копья. Предварительно прикрутил нитями тарелла к трупу оружие Камлота, что значительно утяжелило ношу (не зная обычаев Вепайи, старался обезопасить себя во всех отношениях).

Пережитое за следующие десять — двенадцать часов напоминало кошмары, которые хотелось бы навсегда забыть. Тело мертвого товарища рядом, чувство растерянности и ощущение тщетности усилий подавляли меня. Часы шли, спуск продолжался, изредка с короткими передышками, а вес ноши, казалось, постоянно возрастал. При жизни Камлот тянул на сто восемьдесят земных фунтов (около ста шестидесяти на Венере), но во мраке, обволакивающем хмурый лес, и в духоте, характерной для Венеры, можно было бы поклясться, что он весит тонну.

Усталость вынуждала двигаться медленно, тщательно ощупывая каждую новую опору для рук и ног. Мои тренированные мышцы удержали бы ношу, но ненадежная опора или неосторожно сделанный шаг могли низвергнуть в загробный мир. Смерть была рядом.

Пожалуй, я спустился на несколько футов, но не обнаружил ни единого признака города. Слышал, как по далеким деревьям пробираются невидимые мне звери, дважды меня заставил вздрогнуть рев тарго. Надо было не думать о возможном нападении какого-нибудь чудовища, пытаясь занять мозг воспоминаниями о земных друзьях, детских годах в Индии, уроках старого Чандра Каби. Думать о дорогом друге Джимми Уэлше, о тех женщинах, которых любил, причем почти всерьез. Последнее воспоминание вызвало в памяти прекрасную девушку в саду джонга, и все прочее сразу куда-то отошло. Кто она? Что за странный запрет видеть ее и разговаривать с ней? Она заявила, что ненавидит меня, и вместе с тем позволила, чтобы я признался ей в любви. Теперь мой поступок выглядел скорее глупостью, нежели наглостью. Разве можно полюбить девушку с первого взгляда, девушку, о которой абсолютно ничего не знаешь — ни ее возраста, ни даже имени! Но сомнений не было: я полюбил безымянную красавицу из маленького сада.

Возможно, эти мысли отвлекли меня, и в лесном мраке нога соскочила с опоры. Пытался схватиться за ветку, но мой вес с ношей сделал это невозможным, и вместе с телом Камлота я полетел вниз, в темноту. Лицо овеяло холодное дыхание смерти…

Но падение оказалось недолгим, нас задержало что-то мягкое, оно выдержало наш вес, затем подбросило снова и снова, как на сетке батута. В слабом, но заполняющем всю амторскую ночь свете я разглядел то, о чем уже догадался: мы упали на сеть одного из страшных амторских пауков.

Я попытался подползти к ее краю, где смог бы схватиться за ветку и освободиться, но каждое движение запутывало меня все больше и больше. Ситуация, и так достаточно ужасная, через минуту стала еще хуже: в дальнем углу паутины притаился громадный тарго.

Вытащив меч, принялся кромсать опутывающую меня паутину, а грозное чудовище медленно ползло вперед. Мои попытки освободиться из смертельной ловушки перед лицом приближающегося, чтобы сожрать меня, монстра были тщетны. Теперь я понял, что испытывает муха, попавшая в сети паука. Но по крайней мере перед мухой у меня были кое-какие преимущества: меч и разум.

Тарго подползал все ближе и ближе. Без единого звука. Почему-то он не пытался парализовать меня своим ревом. На расстоянии десяти футов от меня он приготовился к прыжку, двигаясь с неправдоподобной медлительностью на восьми волосатых ногах. Я встретил его прыжок острием меча! Чудесным подарком судьбы было то, что на пути острия не встретилось никаких препятствий: меч попал прямо в нервный узел. Я едва верил своим глазам: чудовище бездыханным завалилось на бок. Спасен!

Теперь за работу. Осторожно разрезал нити и, освободившись, через четыре-пять минут спустился на ветку дерева чуть ниже. Сердце бешено колотилось, наваливалась изматывающая усталость. Четверть часа я отдыхал, затем снова продолжил казавшийся бесконечным спуск в недра страшного леса.

Какие еще опасности поджидают меня? Какие иные чудовища обитают на гигантских деревьях? Мощные сети паутины, способные удержать вес быка, не могли быть рассчитаны только на человека. За предыдущий день не раз мелькали огромные птицы: если они плотоядны, то не менее опасны, чем тарго; но не их боялся я сейчас, а разных ночных бродяг, всегда населяющих леса.

Медленно спускался все ниже и ниже, чувствуя, что в каждый следующий момент моей выносливости не хватит. Встреча с тарго отняла остатки энергии, растраченной и дневной охотой, и ночным спуском, но останавливаться было нельзя. Как долго еще выдержу? Я почти изнемог, когда ноги наконец коснулись твердой почвы. Сначала не поверил своим чувствам, потом, оглядевшись, увидел, что в самом деле достиг дна леса; после месяца пребывания на Венере мои ноги в первый раз коснулись поверхности планеты. Гигантские стволы огромных деревьев были видны везде, куда не посмотришь. Под ногами — толстая подстилка опавших листьев, побелевших и высохших. Я разрезал нити, которыми труп Камлота был привязан к моей спине, и положил своего бедного товарища на землю, затем прилег рядом и сразу уснул. Когда проснулся, уже снова был день. Вокруг ничего не видно, кроме толстого слоя белых листьев, разбросанных между гигантскими стволами. Но они и должны были быть огромными, чтобы выдержать такой вес: ведь многие из деревьев возвышались более чем на шесть тысяч футов над поверхностью планеты, а их вершины скрывались в вечном тумане внутреннего облачного слоя. Чтобы вы могли как-то представить размеры здешних деревьев, скажу, что, обойдя вокруг одного, я насчитал тысячу шагов, — диаметр дерева достигал тысячи футов-, а таких стволов было много. Дерево десяти футов в диаметре показалось бы тростинкой или даже низенькой травинкой по сравнению с венерианскими гигантами. Знания, приобретенные в школе и колледже, убеждали что деревья таких размеров просто не могут существовать. Наверное, на Венере действуют какие-то особые силы, делающие невозможное возможным. Я попытался так объяснить удивительное явление. Поскольку на Венере сила тяжести меньше, это должно благоприятствовать росту более высоких деревьев. Тот факт, что их вершины всегда в облаках, открывает им постоянный доступ к углекислоте и влаге, необходимым для роста и развития. Признаюсь, впрочем, что тогда не слишком долго размышлял: нужно было подумать о себе и бедном Камлоте. Что делать? Конечно, лучше всего вернуться с ним к его народу, но моя попытка оказалась неудачной. Сомнительно, что мне когда-нибудь удастся найти вепайцев. Оставалось одно — похоронить Камлота.

Приняв такое решение, начал разгребать листья рядом с телом, чтобы добраться до земли и вырыть могилу. Листьев и лиственной трухи было около фута, а ниже — мягкая почва, легко поддающаяся острию копья. Я выгребал ее руками, предварительно разрыхлив копьем. Чтобы вырыть хорошую могилу, много времени не потребовалось. Она получилась шесть футов длины, два ширины и три глубины. Собрав немного свежих листьев, устлал ими дно и обложил стенки.

Работая, пытался вспомнить погребальную службу. Я хотел похоронить Камлота самым лучшим способом, который я смогу осуществить. Не знаю, как отнесутся здешние боги к тому, чтобы принять первую амторскую душу, отпущенную в мир иной по христианскому обычаю со скрещенными руками на груди. Когда я кончил работу и сложил руки на груди, чтобы опустить в могилу, то с изумлением заметил, что оно теплое. Этого не могло быть. Человек мертв уже восемнадцать часов и должен остыть. А может быть, Камлот не мертв? Приложил ухо к его груди и услышал слабое биение сердца. Какое облегчение! Во мне возрождалось желание новой жизни, новых надежд, новых устремлений. Прочь мрачные глубины одиночества!..

Но почему Камлот остался жить? Сначала нужно было ответить на этот вопрос. Снова осмотрел раны — два небольших, но глубоких отверстия на груди, чуть ниже сосков. Они кровоточили, но немного, и имели заметный зеленоватый оттенок. Как ни странно, но именно это помогло мне! Ведь некоторые разновидности пауков впрыскивают своим жертвам яд, парализуя их и сохраняя в таком состоянии, пока не появится надобность сожрать жертву. Тарго не убил, а парализовал Камлота!

Первой мыслью было стимулировать кровообращение и дыхание, и я стал, чередуя, массировать его тело и делать искусственное дыхание. Что именно дало результат, не знаю, но долгие усилия были вознаграждены явными признаками возвращения к жизни. Камлот вздохнул, и ресницы его задрожали. Через довольно долгое время, за которое я, что называется, высунул язык, он открыл глаза и взглянул на меня.

Сначала его взгляд был бессмысленным и ничего не выражал; возможно, на него подействовал яд. Затем недоуменно-вопросительное выражение появилось в его глазах, и, видимо, он начал вспоминать, что произошло. Я стал свидетелем воскрешения.

— Что случилось? — прошептал он через полминуты. — О, конечно, я вспомнил: тарго достал меня.

Он приподнялся с моей помощью и оглянулся — Где мы?

— На поверхности, — ответил я, — но в каком месте, не знаю!

— Ты спас меня от тарго, — пробормотал он. — Ты его убил? Да, тебе удалось это, иначе ты никогда не смог бы утащить меня. Расскажи!

Коротко рассказал ему и добавил:

— Я старался перенести тебя в город, но заблудился и потерял направление. Не представляю, куда идти.

— Что это? — спросил он, бросив взгляд на яму рядом.

— Твоя могила. Я думал, ты мертв.

— И ты нес труп полдня и полночи?

— Но я не знаю обычаев вашей страны. Твоя семья так добра ко мне, и единственное, что я мог сделать, — принести твое тело; и потом— нельзя же оставить друга на съедение птицам и зверям!

— Я не забуду, — произнес он тихо. Затем попытался подняться с моей помощью. — Скоро буду в порядке, — уверил он, — но после того, как немного поупражняюсь. Действие яда тарго без лечения проходит через двадцать четыре часа. То, что ты сделал, помогло быстрее нейтрализовать яд, а небольшая разминка окончательно уничтожит последние следы. — Он стоял, озираясь, как бы желая сориентироваться, и тут его взгляд упал на оружие, которое я намеревался похоронить с ним. — Ты даже это унес! — воскликнул он. — Ты джонг среди друзей!

Он застегнул ремень с мечом, подобрал копье, и мы двинулись через лес, рассчитывая натолкнуться на какие-либо признаки, указывающие на то, что город над нами. Камлот объяснил, что деревья вдоль важнейших троп, ведущих к городу, помечены секретным способом, как и деревья, по которым пробираются вверх, в город.

— Мы спускаемся на поверхность Амтора, но редко, — пояснил он. — Иногда торговые отряды отправляются к побережью, чтобы встретить корабли из стран, с которыми ведется тайная торговля. Руки тористов простираются далеко, однако мы знаем несколько народов, над которыми они пока не властны. Временами мы спускаемся, чтобы поохотиться на басто из-за шкуры и мяса.

— Что такое басто? — поинтересовался я.

— Это большой всеядный зверь с мощными челюстями, вооруженными четырьмя клыками. На голове у него два тяжелых рога. Ростом он с высокого человека. Я добывал таких, которые весили три тысячи шестьсот тобов.

Тоб — это амторская единица веса, равная трети английского фунта; любой вес вычисляется в тобах или десятичных производных от тобов, это здесь общеупотребительная десятичная система измерения. Она показалась мне куда практичней, чем запутанный набор гранов, граммов, унций, фунтов и других единиц, применяемых на Земле.

По рассказам Камлота я представил себе басто в виде огромного кабана с рогами или бизона с челюстями и зубами хищника и подумал, что двенадцать сотен фунтов мускулов должны сделать его весьма опасным животным. Я спросил Камлота, с каким оружием охотятся на басто.

— Некоторые готовят луки, другие — копья, — пояснил он. — И всегда полезно иметь рядом дерево с низкими ветвями, — добавил он с усмешкой.

— Они агрессивны? — поинтересовался я.

— Очень. При встрече басто человек может оказаться и охотником, и дичью. Но сейчас речь не о басто. Нужно определить, где мы находимся.

Мы шли по лесу, пытаясь найти секретные путевые знаки вепайцев. Камлот описал их мне так же хорошо, как и места, где они обычно ставятся. Знак — это длинный острый гвоздь с плоской головкой, на которой имеется номер; гвозди вбиты в дерево на определенной высоте над землей. Их трудно найти (мера вынужденная, чтобы враги вепайцев не нашли и не выдернули их или же не использовали в поисках лесных городов).

Вепайцы применяют знаки с умом, превращая деревья с тайными знаками в целую картографическую сеть: они кратко информируют посвященного, где он находится на острове, на котором расположено королевство джонга Минтепа. Каждый гвоздь устанавливается специальными людьми, и его местонахождение наносится на карту острова вместе с номером на головке. Прежде чем вепайцу разрешат спуститься на землю одному или с группой, он должен хорошенько знать положение каждого сигнального гвоздя в Вепайе. Камлот пояснил, что если мы найдем хоть один гвоздь, сразу же станут ясны расстояния до соседних гвоздей и направление к ним, точное наше расположение на острове и местонахождение города. Правда, можно блуждать, прежде чем мы обнаружим первый гвоздь, довольно долго.

Лес казался удивительно однообразным. Здесь росли деревья всего нескольких видов: некоторые с ветвями, подметающими землю, у других ветви начинались за сотню футов от корней. Были стволы гладкие, как стекло, и прямые, как корабельные мачты. Камлот рассказал, что ветви с листьями у этих деревьев объединены в один огромный пучок далеко в облаках. Я спросил, забирался ли он когда-нибудь на них, и Камлот ответил, что поднимался на верхушку самого высокого дерева, но чуть не замерз.

— Мы из деревьев добываем воду. Они поглощают водяной пар в облаках, и вода течет сверху вниз, к корням. Они не похожи на прочие деревья. Пористая сердцевина передает воду из облаков к корням, оттуда она поднимается снова вверх в виде соков, питающих дерево. Вставив кран в такое дерево, можно получить обильный источник чистой прохладной воды — счастливый подарок…

— Кто-то идет, Камлот, — прервал я, — слышишь?

Он вслушался.

— Да, — согласился он. — Спрячемся на дереве, пока не увидим, что это.

Он вскарабкался на ветку ближайшего дерева, я— за ним; притаившись, мы стали поджидать. Было слышно, как кто-то продирается через лес, приближаясь к нам. Мягкий ковер листьев под ногами заглушал шаги— слышался лишь шелест сухих листьев. Звук приближался медленно и неторопливо, и вдруг из-за ствола рядом появилась огромная морда.

— Басто, — прошептал Камлот, но по его описанию я уже понял, что это именно он.

Морда басто напоминала кабанью, только шире; выделялись тяжелые кривые клыки и острые зубы хищника. Голова и лоб, за исключением пролысины на затылке, поросли густыми вьющимися волосами. Глаза маленькие, с красными ободками. Короткие мощные рога американского бизона. Шкура голубая, примерно той же толщины, что и у слона, с редкими волосами.

— Идет наш будущий обед, — произнес Камлот будничным тоном. Басто остановился и посмотрел туда, откуда слышался голос моего товарища — Из него выйдет вкусный обед, — добавил Камлот, — а мы не ели очень давно. Нет ничего лучше бифштекса из басто, зажаренного на хорошем огне.

У меня потекли слюнки.

— Давай, — произнес я и начал слезать с дерева с копьем в руке.

— Вернись, — крикнул Камлот, — ты не представляешь, что делаешь!