Когда тот поднял тяжелую крышку, Гарион услышал прерывистый вздох Сенедры.

Сундук доверху был наполнен ярко-красными золотыми монетами.

— Возьми столько, сколько тебе надобно, Усса, — безразлично произнес Джахарб. Тут в его глазах блеснул насмешливый огонек. — Но не больше, чем сможешь захватить в ладони!

Сади широко раскрытыми глазами уставился на сундук — его распирало от жадности, а лицо и бритый череп блестели от внезапно выступившего пота. Он поглядел сперва на красное золото, затем на свои маленькие и нежные ручки. Тут его осенило, и он с хитроватой гримасой заговорил:

— Золото очень тяжелое, великий старец, а руки мои ослабели после недавней хворобы. Нельзя ли одному из моих слуг воспользоваться твоим любезным предложением?

— Ну что ж, вполне разумно, Усса, — теперь Джахарб откровенно потешался над жадностью евнуха, — но помни: он должен взять не больше, чем сможет зачерпнуть двумя руками!

— Естественно, — откликнулся Сади. — Я вовсе не желаю, чтобы вы мне переплачивали. — Он обернулся к спутникам. — Эй, ты, — обратился он к Тофу, — подойди к сундуку и возьми оттуда столько монет, сколько сможешь захватить в обе руки — но ни единой монетой больше!

Равнодушный Тоф подошел к сундуку и выгреб оттуда огромными ручищами чуть ли не половину его драгоценного содержимого.

Джахарб долго смотрел на взмокшего евнуха. Изборожденное глубокими морщинами лицо старца оставалось бесстрастным. Внезапно он запрокинул голову и сухо рассмеялся.

— Великолепно, Усса! — тихо пропел он. — Ты сметлив. А это качество в тех, кто служит мне, я ценю высоко. Возможно, ты даже проживешь достаточно долго, чтобы суметь истратить все, что сейчас столь хитроумно приобрел.

— Это была всего лишь демонстрация моей сообразительности, великий Джахарб, — поспешно ответил Сади. — Я хотел доказать вам, что вы не ошиблись, выбрав именно меня. Но я велю моему слуге положить монеты назад в сундук, если вы так пожелаете, — ну, по крайней мере, хотя бы часть.

— Нет, Усса. Оставь все себе. К тому времени, как ты достигнешь Рэк-Хагги, ты выслужишь все монетки до единой.

— Для меня великая честь служить доблестным дагашам. И даже если бы не ваша бесконечная щедрость, я все равно обогатился бы — одним вашим расположением. — Сади помешкал, бросив быстрый взгляд на Белгарата. — Слыхал я, великий старец, что дагаши многое знают.

— В этой части вселенной для нас почти нет тайн.

— Осмелюсь задать вам один вопрос. Так, пустячок, но меня это давно интересует.

— Спрашивай, Усса. А отвечать тебе или нет, я решу после того, как услышу вопрос.

— У меня есть один чрезвычайно богатый покупатель в Тол-Хонете, великий Джахарб, — заговорил Сади. — У него непреоборимая страсть к старинным книгам, и он заплатит мне целое состояние за копию Ашабских пророчеств. Не знаете ли вы случайно, где мог бы я раздобыть эту книгу?

Джахарб слегка нахмурился и поскреб морщинистую щеку.

— Дагаши не слишком-то интересуются книгами, — ответил он. — Этот фолиант наверняка хранился прежде в библиотеке Ктучика в Рэк-Хтоле, но я уверен, что она погибла, когда волшебник Белгарат разрушил город. — Старик немного помолчал, затем продолжил:

— Впрочем, можешь спросить Агахака, когда будешь в Рэк-Урге. Библиотека замка весьма обширна, а поскольку Пророчества имеют прямое отношение к религии, у Агахака наверняка есть копия. Если она вообще где-то существует, то именно там.

— Я бесконечно благодарен вам за ценную информацию, великий старец, — с поклоном ответил Сади.

Джахарб выпрямился.

— А теперь тебе и твоим слугам надо отдохнуть. Вы отправитесь в Рэк-Ургу завтра с первыми лучами солнца. Для вас уже приготовлена комната. — И старик снова потянулся к блюду с виноградом.

Комната, в которую их привели, оказалась очень просторной. Выбеленные каменные стены отражали скупой свет, озарявший этот город убийц. Из мебели здесь был лишь низкий каменный стол да еще груды подушек.

Как только облаченный в черное Таджак вышел, оставив своих пленников одних, Гарион стянул с себя зеленую одежду работорговца.

— Дедушка, что нам теперь делать? Нельзя ехать в Рэк-Ургу! Если мы собираемся догнать Зандрамас, нам надо спешить в Веркат!

Старик растянулся на подушках.

— На самом деле, Гарион, ситуация складывается для нас как нельзя лучше. Теперь, когда у Агахака и Ургита для нас наготове корабль, мы сможем отплыть прямиком в Веркат. Это избавит нас от изматывающего многомесячного путешествия.

— Но разве дагаши — ну, этот Кабах, который дожидается нас в Рэк-Урге, — разве они не будут возражать, если мы высадимся совсем не там, где приказал Джахарб?

Сади тем временем раскрыл свой кожаный короб.

— Не беспокойся, Белгарион. — Евнух достал маленький сосуд с густой голубой жидкостью. — Две капли вот этого в любой пище или питье — и он станет таким счастливым, что ему будет наплевать, куда мы направляемся.

— Ты незаменимый человек, Сади, — сказал Белгарат. — А как ты узнал, что я разыскиваю Ашабские пророчества?

Сади пожал плечами.

— К такому выводу нетрудно было прийти, о древнейший. Соглашение между Сарисом и Нарадасом предусматривает, что единственная копия этой книги, хранящаяся в библиотеке Стисс-Тора, будет предана огню. Если Зандрамас хотела ее уничтожить, то, совершенно очевидно, именно для того, чтобы книга не попала в твои руки.

— Знаешь, мое мнение о тебе начинает меняться, Сади. Я все еще не вполне доверяю тебе, но очевидно, что ты с твоей сметливостью можешь быть весьма и весьма полезен.

— Премного благодарен вам, великий Белгарат. — Евнух вынул из короба маленький глиняный кувшинчик.

— Собираешься кормить свою змею? — опасливо спросил Шелк.

— Она сильно проголодалась, Хелдар.

— Тогда я подожду снаружи.

— Ответь мне, принц Хелдар, — удивленно спросила Бархотка, — откуда у тебя такое отвращение к рептилиям?

— Большинство нормальных людей терпеть не могут змей.

— Да, но не до такой же степени!

— Ты что, хочешь поиздеваться надо мной?

Карие глаза девушки широко распахнулись, полные невинного изумления.

— Разве я на такое способна?

Шелк вышел в коридор, что-то бормоча себе под нос. А Бархотка рассмеялась и направилась к груде подушек у окна, где уже расположилась Сенедра. Гарион заметил, что эти две женщины успели сдружиться с тех пор, как покинули Тол-Хонет. Поскольку Полгара всегда отличалась самостоятельностью, он даже и не подозревал, насколько сильна у большинства женщин потребность в подруге.

Покуда Сади кормил свою зеленую змейку, женщины сидели бок о бок на подушках и тщательно расчесывали волосы, удаляя из них пыль и грязь.

— Зачем ты дразнишь его, Лизелль? — спросила Сенедра, проводя расческой по своим огненным кудрям.

— Я просто рассчитываюсь с ним, — ответила Бархотка с озорной улыбкой. — В детстве он изводил меня насмешками. А вот теперь моя очередь.

— Похоже, ты всегда знаешь, что сказать, чтобы уязвить его в самое сердце.

— Я прекрасно его изучила, Сенедра. Наблюдаю за ним вот уже много лет. Знаю его маленькие и большие слабости и все уязвимые места наперечет. — Глаза светловолосой Бархотки стали мечтательными. — В Драснии он — человек-легенда. В академии его исследованиям посвящены целые семинары. Мы все пытались с ним соперничать, но нам недоставало его потрясающего чутья и интуиции.

Сенедра даже перестала причесываться и поглядела на подругу долгим внимательным взглядом.

— Что такое? — спросила Бархотка, заметив этот взгляд.

— Нет, ничего, — ответила Сенедра, возвращаясь к прерванному занятию.

Ночь в пустыне оказалась на удивление холодной. Безжалостное солнце за день выпивало из воздуха всю влагу, поэтому невыносимый жар спадал тотчас же, как только оно скрывалось за горизонтом. Когда они тронулись в путь из Кахши в неверной предрассветной полумгле, Гарион тотчас же продрог до костей. Но вскоре жгучее солнце вновь превратило пустыню в пекло. Был почти полдень, когда они достигли подножия горного хребта у западной оконечности пустыни и начали подниматься по склону.

— Скоро ли мы доберемся до Рэк-Урги, добрый господин? — спросил Сади у Таджака, который вновь сопровождал их.

— Через неделю или около того.

— До чего же в этой части Хтол-Мургоса далеко от города до города!

— Это огромная страна.

— И такая пустынная.

— Это если не глядеть вокруг.

Сади вопросительно посмотрел на Таджака.

— Например, если не смотреть в сторону гор. — И Таджак указал на каменную гряду, отчетливо вырисовывающуюся на фоне неба, — конный мург в черной одежде бесстрастно наблюдал за путешественниками.

— И долго он так смотрит на нас? — спросил Сади.

— Уже целый час. Ты ни разу не огляделся вокруг?

— В Найсе мы привыкли все время глядеть себе под ноги. Змеи, понимаете ли.

— Это многое объясняет.

— А что он там делает?

— Следит за нами. Король Ургит не оставляет чужеземцев без присмотра.

— А не возникнут ли у нас неприятности?

— Мы дагаши, найсанец. Мурги бессильны против нас.

— Как отрадно, что нас сопровождает такой влиятельный человек, как вы, добрый Таджак.

Земли, через которые путники ехали всю следующую неделю, были каменисты — лишь кое-где пробивалась чахлая растительность. Гариону было нелегко свыкнуться с тем, что в этих южных широтах уже позднее лето. Он так привык к естественной смене времен года, что ему становилось слегка не по себе оттого, что здесь, на противоположном полушарии, все перевернуто с ног на голову.

В какой-то момент их долгого путешествия на юг Гарион почувствовал, что тщательно укрытый Шар на рукояти меча, который он вез за спиной, переместился влево. Гарион подъехал к Белгарату.

— Зандрамас отсюда направилась на восток, — вполголоса сказал он.

Старик кивнул.

— Мне так не хочется сворачивать, — сказал Гарион. — Если Сади ошибся и она едет в другом направлении, мы можем потерять месяцы, вновь отыскивая ее след.

— Мы потеряли много времени на то, чтобы разобраться с Медвежьим культом, Гарион, — ответил старик. — Нам необходимо наверстать упущенное, а ради этого придется рискнуть.

— Видимо, ты прав, дедушка, и все равно мне это не по нраву.

— Мне тоже, однако не приходится выбирать.

С Великого Западного моря через горы, за которыми находился полуостров Урга, задул шквалистый ветер — предвестник наступающей осени. Но дождь лишь слегка покапал, и путешествие продолжалось без особых осложнений. Теперь на пути все чаще попадались конные патрули мургов — фигуры всадников на горном хребте отчетливо вырисовывались на фоне грязно-серого неба. Но мурги, похоже, и впрямь предоставляли дагашам полную свободу перемещений.

И вот, в середине одного из ветреных дней, когда по небу со стороны океана плыли тяжелые темные тучи, путешественники, въехав на вершину холма, внезапно увидели внизу водную гладь, обрамленную острыми скалами.

— Залив Урга, — кратко бросил Таджак, указывая на свинцовое море.

Полуостров выдавался далеко в море, загораживая вход в залив и гавань, заполненную черными судами, а прямо от гавани в гору взбирался довольно большой город.

— Так это и есть?.. — начал было Сади.

— Рэк-Урга, — закончил за него Таджак.

У берега их уже ожидал паром, покачиваясь на ленивых волнах. Им правили два устрашающего вида раба под присмотром перевозчика-мурга, вооруженного длинным кнутом. Таджак и его воины проводили путешественников к самому берегу, а затем, ни слова не говоря, поворотили коней и двинулись в обратный путь.

Пролив, соединяющий Великое Западное море с заливом Урга, был неширок, и Гарион хорошо различал низкие каменные строения Рэк-Урги на той стороне. Сади перекинулся парой слов с мургом, несколько монет перекочевало из рук в руки — и путешественники, спешившись, повели лошадей в поводу на борт парома. Мург отрывисто скомандовал что-то своим рабам, для верности подкрепив свои слова взмахом кнута над их головами, и рабы с усилием начали толкать паром при помощи шестов, боязливо косясь на жестокого хозяина и его страшный кнут. Оттолкнувшись от берега, рабы тотчас же начали грести, направляя паром к городу на той стороне пролива. Мург же расхаживал взад-вперед, не сводя глаз с рабов. Когда они достигли середины пролива, он вновь взмахнул кнутом — просто так, ради забавы.

— Прости меня, благородный паромщик, — сказал Шелк, подходя к мургу, — известно ли вам, что в вашей лодке течь?

— Течь? — отрывисто переспросил мург, опуская кнут. — Где?

— Я точно не знаю, но на дне лодки вода.

Мург подозвал рулевого, и они вдвоем приподняли тяжелый люк, заглядывая в трюм.

— Это трюмная вода, — с презрением сказал мург, мановением руки отсылая рулевого на место. — Ты вообще смыслишь что-нибудь в лодках?

— Не слишком, — признался Шелк. — Просто я заметил воду и решил, что вам надо об этом знать. Простите, что побеспокоил вас напрасно. — И драсниец отошел к своим.

— Для чего все это тебе понадобилось, ну, этот спектакль? — спросил у Шелка Белгарат.

— Я заметил на лице Дарника опасное выражение, — объяснил тот. — Нельзя было допустить, чтобы его обостренное чувство справедливости взяло верх над здравым смыслом.

Белгарат поглядел на кузнеца.

— Я не собираюсь вот так стоять и смотреть, когда этот тип начнет хлестать кнутом своих рабов, — объявил Дарник с каменным лицом. — Как только он замахнется, тотчас же окажется за бортом.

— Теперь понимаешь, зачем я это сделал? — спросил Шелк у Белгарата.

Старик открыл было рот, но тут вперед выступила Полгара.

— Оставь его, отец. Дарник таков, каков он есть, и ничто на свете не заставит его перемениться.

Приблизившись к Рэк-Урге, они обнаружили, что в гавани куда больше кораблей, чем казалось издали. Рулевой осторожно вел паром между судами, стоящими на якоре, направляясь к каменным сваям причала. Десяток или больше мургских кораблей покачивались на мутной воде, привязанные к причалу толстыми канатами, а вереницы рабов разгружали трюмы.

Паром причалил к свободному месту, и лошадей осторожно свели на берег по сходням, скользким от налипших водорослей. Сенедра, взглянув вниз, на мутную воду, на которой покачивались осклизлые сгустки отбросов, с отвращением фыркнула.

— Ну, почему все порты мира выглядят и даже пахнут одинаково?

— Возможно, потому, что люди, живущие в портовых городах, испытывают непреодолимую тягу к воде, — ответила Бархотка.

Сенедра озадаченно поглядела на нее.

— Это сулит слишком обманчивые удобства, — пояснила драснийка. — Только вот об одном они забывают: весь мусор, который они вышвыривают в гавань поутру, приплывет их навестить вместе с вечерним приливом.

Наверху, на причале, важного вида мург уже поджидал их. Его черные одежды колыхались на морском ветру.

— Эй, вы! — окликнул он путешественников. — Сообщите, по какому делу прибыли.

Вперед выступил Сади и отвесил мургу почтительный поклон.

— Я Усса, — ответил он, — работорговец из Стисс-Тора. У меня есть все необходимые бумаги.

— В Рэк-Урге нет невольничьего рынка. — Мург подозрительно прищурился. — Бумаги сюда!

— Разумеется.

Сади пошарил за пазухой и достал пачку аккуратно сложенных бумаг.

— Если ты приехал не по делам работорговли, тогда что ты здесь делаешь? — спросил мург, беря бумаги.

— Просто оказываю услугу своему доброму другу Джахарбу, верховному вождю дагашей.

Рука мурга, разворачивающего бумаги, замерла.

— Джахарб? — с опаской в голосе переспросил он.

Сади кивнул.

— Поскольку мой путь все равно пролегает через этот город, он попросил меня немного задержаться здесь и передать от него послание Агахаку, иерарху Рэк-Урги.

Мург судорожно сглотнул и сунул бумаги в руки Сади так стремительно, словно они жгли ему ладони.

— Тогда отправляйтесь.

— Примите мою благодарность, благородный господин. — Сади снова поклонился. — Простите, но вы не могли бы указать мне дорогу к храму Торака? Я ведь впервые в Рэк-Урге.

— Он расположен в дальнем конце улицы, которая идет вверх прямо от этого причала, — ответил мург.

— Благодарность моя безгранична, добрый господин. Если вы назовете мне ваше имя, я уведомлю Агахака о том, сколь бесценной была ваша помощь.

Краска сбежала с лица мурга.

— В этом нет необходимости, — поспешно сказал он и быстро пошел прочь.

— Похоже, имена Агахака и Джахарба производят здесь действие поистине магическое, — заметил Шелк.

Сади улыбнулся.

— Думаю, если назвать два этих имени, то в этом городе для нас раскроется любая дверь.

Рэк-Урга оказался малопривлекательным городом с узкими улочками и домами, сложенными из грубо обтесанных каменных глыб. Плоские шиферные крыши нависали над улицами, создавая вечный полумрак. Но не эта полумгла делала город столь мрачным — самый воздух здесь был пропитан холодным безразличием к людским судьбам и чувствам, а еще вечным страхом. Мрачные мурги в своих черных одеждах бродили по улицам, не только не разговаривая, но даже, казалось, и не замечая друг друга.

— Почему люди здесь столь недружелюбны? — спросил у Полгары Эрионд.

— Такова традиция, — ответила она. — Мурги были аристократами в Хтол-Мишраке прежде, чем Торак отдал им приказ эмигрировать на этот континент. Все они абсолютно уверены в том, что мурги — венец творения во вселенной, а каждый из них, кроме всего прочего, считает себя куда умнее и лучше всех остальных. Придерживаясь подобных взглядов, трудно отыскать общие темы для разговора.

Над городом висело густое облако дыма и явственно ощущался тошнотворный смрад.

— Что это за ужасный запах? — Бархотка сморщила носик.

— Думаю, не стоит вам знать об этом, — с мрачным выражением лица откликнулся Сади.

— Что же они, все еще… — Гарион запнулся.

— Похоже, что именно так оно и есть, — ответил маленький человечек.

— Но ведь Торак мертв. Какой в этом смысл?

— Гролимов никогда особенно не заботило, чтобы их поступки имели смысл, Гарион, — сказал Белгарат. — Источником их власти всегда был ужас. Если они хотят сохранить власть, ужас должен продолжаться.

За углом их взорам предстало огромное темное здание. Столб черного дыма поднимался в небо из высоченной трубы на его крыше.

— Это и есть храм? — спросил Дарник.

— Да, — ответила Полгара.

Она указала на две массивные двери — единственное, что было на огромной, совершенно безликой стене. Прямо над этими дверями висела огромная стальная маска Торака. При виде лица заклятого врага по жилам Гариона пробежал холодок.

Даже теперь, после всего того, что произошло в Городе Ночи, один вид лица Торака внушал ему ужас, и он не удивился, когда почувствовал, что весь дрожит, приближаясь ко входу в храм безумного бога Ангарака.

Глава 11

Сади соскользнул с седла, подошел к дверям и постучал заржавленным дверным молотком — где-то внутри храма откликнулось гулкое эхо.

— Кто явился в дом Торака? — раздался из-за дверей глухой голос.

— Я принес послание от Джахарба, великого вождя из Кахша, предназначенное для ушей Агахака, иерарха Рэк-Урги.

Внутри помолчали с минуту, и тяжелая дверь, надсадно скрипнув, открылась.

На них подозрительно глядел рябой гролим.

— Но вы же не дагаши! — заявил он Сади тоном обвинителя.

— Увы, это так. Но между Джахарбом и Агахаком существует договоренность, и я — часть ее.

— Ничего не слышал ни о какой договоренности.

Сади пристально поглядел на гладкий, без отделки капюшон балахона гролима — неопровержимое доказательство того, что перед ним жрец низкого ранга.

— Прости меня, слуга Торака, — холодно сказал евнух, — но неужели твой иерарх привык поверять свои тайны привратнику?

Лицо гролима потемнело, он кинул на евнуха недобрый взгляд.

— Прикрой голову, найсанец! — наконец произнес он. — Это святое место.

— Разумеется. — Сади натянул капюшон своего зеленого одеяния на бритый череп. — Не попросите ли кого-нибудь приглядеть за лошадьми?

— О них позаботятся. Это твои слуги?

Гролим взглянул через плечо Сади на его спутников, сидевших на лошадях.

— Да, благородный жрец.

— Скажи им, чтобы следовали за нами. Я отведу вас всех туда, где принимает Хабат.

— Простите, благородный жрец бога-дракона, но мое послание — лично для Агахака.

— Никто не предстает перед Агахаком, прежде не поговорив с Хабат! Возьми слуг и следуй за мной!

Все спешились и вошли через мрачные двери в коридор, освещенный факелами.

Тошнотворный запах паленой плоти, пропитавший весь город, здесь был в десять раз сильнее. Ужас охватил Гариона, когда он шел вслед за гролимом и Сади по дымным залам храма, где все дышало древним злом, а жрецы со впалыми щеками глядели на пришельцев с недоверием и почти нескрываемой угрозой.

И тут где-то в глубине храма раздался отчаянный вопль и следом — громкий лязг железа. Гарион содрогнулся, поняв, что означают эти звуки.

— Неужели здесь все еще совершается древний ритуал жертвоприношения? — изумленно спросил у гролима Сади. — Я полагал, что все это уже в прошлом — ввиду определенных обстоятельств.

— Не произошло ничего, что могло бы заставить нас пренебречь выполнением нашего священного долга, найсанец, — холодно ответил гролим. — Каждый час мы приносим человеческое сердце на алтарь великого бога Торака.

— Но Торака больше нет.

Гролим остановился. Лицо его сделалось злым.

— Никогда не говори больше таких слов! — отрывисто бросил он. — Негоже чужеземцу богохульствовать в стенах храма. Дух Торака живет, и однажды великий бог возродится, чтобы править миром. Он сам взмахнет ножом, когда его враг, Белгарион из Ривы, будет кричать, лежа распростертым на алтаре!

— Вот радость-то! — шепнул Шелк Белгарату. — Нам тогда придется начинать все сначала.

— Помолчи-ка, Шелк, — шепнул Белгарат в ответ.

Просторный покой, в который ввел их жрец-гролим, слабо освещали масляные светильники. Стены сплошь покрывала черная ткань, в воздухе стоял густой аромат благовоний. За столом, на котором стояла мерцающая свеча и лежала тяжелая черная книга, виднелась чья-то худощавая согбенная фигура. По коже Гариона пробежал холодок — он физически ощутил силу, исходящую от этой фигуры. Он бросил взгляд на Полгару — та мрачно кивнула.

— Простите меня, святая Хабат, — дрожащим голосом заговорил рябой гролим, — но тут послание от Джахарба-убийцы.

Фигура выпрямилась, и Гарион до глубины души изумился. Это была женщина, притом безусловно красивая женщина, но вовсе не это поразило Гариона. На бледных щеках ее устрашающе алели глубокие шрамы — они сбегали от висков к подбородку, и рисунок их явственно напоминал языки пламени. Темные глаза женщины пылали огнем, а на полных губах блуждала злобная усмешка. Край ее черного капюшона был окантован пурпуром.

— Ну? — хрипловато спросила она. — С каких это пор дагаши присылают с поручениями чужеземцев?

— Я… я счел за лучшее не спрашивать, святая Хабат, — затрепетал гролим. — Но этот утверждает, что он друг Джахарба.

— И ты предпочел на этом прекратить расспросы? — Хрипловатый голос превратился в угрожающий шепот, а пылающие глаза пронизывали дрожащего жреца. Затем ее взгляд устремился на Сади. — Назови свое имя, — приказала она.

— Я Усса из Стисс-Тора, святая жрица, — ответил Сади. — Джахарб повелел мне предстать перед правителем и на словах передать ему его просьбу.

— А что это за просьба?

— О, простите, святая жрица, но то, что я должен передать, предназначено только для ушей самого Агахака.

— Уши Агахака — это я, — произнесла жрица устрашающе тихим голосом. — Ничто не достигает его ушей прежде, чем это услышу я.

И тон, которым это было сказано, открыл Гариону больше, чем сами слова.

Хотя этой изуродованной шрамами женщине каким-то непостижимым образом удалось достичь здесь, в храме, определенной власти, она все еще не уверена в себе и своей силе. Эта ее неуверенность — словно открытая рана, и стоит кому-то подвергнуть сомнению ее могущество, как из глубины ее существа поднимается темная волна ненависти к этому человеку. Гарион горячо надеялся, что Сади отдавал себе отчет в том, насколько она опасна.

— О, я не вполне представлял себе положение дел здесь, в храме, — вежливо поклонился Сади. — Мне сказали, что Джахарб, Агахак и король Ургит по некоторым причинам хотят, чтобы некто Кабах беспрепятственно попал в Рэк-Хаггу. И я призван обеспечить его безопасность во время путешествия.

Глаза жрицы сузились.

— Уверена, это далеко не все, что тебе приказано передать, — обличительным тоном произнесла она.

— Боюсь, что все, благородная жрица. Полагаю, Агахак все поймет.

— А больше ничего тебе Джахарб не говорил?

— Ничего, кроме того, что этот Кабах находится здесь, в храме, под защитой Агахака.

— Этого не может быть, — отрезала жрица. — Я бы знала об этом, если бы он здесь находился. Агахак ничего от меня не скрывает.

Сади беспомощно развел руками.

— Могу лишь повторить все то, что говорил мне Джахарб, святая жрица.

Глаза жрицы вдруг сверкнули.

— Если ты лжешь мне, Усса, или пытаешься что-то утаить, из твоей груди вырвут сердце, — пригрозила она.

— И тем не менее это все, святая жрица. Могу ли я теперь поговорить с самим иерархом?

— Иерарх сейчас во дворце Дроим, на совете у короля. Он не вернется раньше полуночи.

— А найдется ли тут место, где я и мои спутники могли бы дождаться его возвращения?

— Я еще не закончила, Усса из Стисс-Тора. Что надобно этому Кабаху в Рэк-Хагге?

— Джахарб не счел нужным ввести меня в курс дела.

— Полагаю, ты лжешь мне, Усса. — Кончиками пальцев жрица нервно барабанила по столешнице.

— Мне нет никакого резона лгать тебе, святая Хабат, — возразил евнух.

— Агахак рассказал бы мне об этом деле. Он ничего от меня не утаивает — ровным счетом ничего.

— Возможно, это дело просто показалось ему малозначительным.

Хабат тем временем пристально оглядывала каждого. Потом бросила взгляд на все еще трепещущего гролима.

— Скажи мне, — почти прошептала она, — как так случилось, что один из этих людей вошел в мои покои, имея при себе меч? — И она указала на Гариона.

Лицо жреца посерело.

— Прости меня, Хабат, — забормотал он, — но я… я не заметил никакого меча.

— Не заметил? Как можно не заметить оружия таких размеров? Объясни-ка мне!

Гролим затрясся с головы до ног.

— Может быть, этот меч невидимый? Или, возможно, моя безопасность тебя совершенно не заботит? — Ее изуродованное шрамами лицо стало еще более жестоким. — А вдруг ты затаил против меня зло и надеялся, что этот чужестранец умертвит меня?

Лицо гролима сделалось совсем серым.

— Полагаю, придется довести все происшедшее до сведения Агахака, когда он вернется. Вне всяких сомнений он возжелает побеседовать с тобою об этом мече-невидимке немного погодя.

Дверь в покои Хабат распахнулась, и на пороге возник худощавый гролим в черном одеянии, с капюшоном, откинутым назад и отороченным зеленым. Грязные черные волосы сальными сосульками свисали ему на плечи. От этого человека с выпученными глазами фанатика нестерпимо несло — то был тошнотворный кисловатый запах давным-давно немытого тела.

— Настало время, Хабат, — объявил он скрипучим голосом.

Мрачные глаза Хабат тотчас же смягчились.

— Благодарю, Сорхак, — ответила она, странно-кокетливо опуская ресницы.

Потом она поднялась и достала из ящика стола черный кожаный футляр. Раскрыв его, она почти любовным жестом извлекла оттуда длинный сверкающий нож и мрачно взглянула на гролима, которого только что отчитывала.

— Сейчас я пойду в святилище, чтобы совершить там жертвенный ритуал, — сказала она, рассеянно проводя пальцем по остро отточенному лезвию. — И если хотя бы единое слово о том, что произошло в этих покоях, сорвется с твоих губ, ты сам умрешь при следующем же ударе гонга. А пока отведи этих работорговцев в пристойные покои, где они смогли бы дождаться возвращения иерарха. — Она обратила взор к Сорхаку, и ее глаза внезапно сверкнули. — Ты проводишь меня в святилище, чтобы понаблюдать за тем, как я буду приносить священную жертву?

— Для меня это величайшая честь, Хабат, — коротко кивнув, ответил тот. Но стоило жрице отвернуться, как губы его скривила презрительная усмешка.

— Оставляю вас на попечение этого недотепы, — сказала она, проходя мимо Сади. — Мы еще не окончили разговора, но я должна идти — мне надо приготовиться к жертвоприношению. — И жрица удалилась, сопровождаемая Сорхаком.

Когда двери закрылись, рябой жрец с ожесточением плюнул на пол — на то самое место, где только что стояла Хабат.

— Никогда не подозревал, что женщина может достичь ранга Пурпурных в одном из храмов Торака, — сказал ему Сади.

— Хабат любимица Агахака, — мрачно пробормотал гролим. — Колдунья она никудышная, так что своим продвижением всецело обязана ему. Правителю по нраву все отвратительное. И только благодаря его заступничеству ей до сих пор не перерезали глотку.

— Политика, — вздохнул Сади. — Здесь все так же, как и везде в этом мире. Кстати, она, как мне кажется, весьма ревностно относится к исполнению религиозных ритуалов.

— Ее страсть к ритуалам имеет мало общего с религиозностью. Она обожает кровь. Я сам видел, как она пьет ее, когда кровавая струя хлещет из тела жертвы. И омывает в ней лицо, руки. — Жрец оглянулся, желая убедиться, что его никто не подслушивает, и продолжил:

— Однажды Агахак все же прознает, что она связана с нечистой силой, что они с Сорхаком справляют свои черные шабаши здесь, в священном храме, когда все остальные спят. И как только наш иерарх обнаружит предательство, она сама будет истошно вопить на алтаре, а все гролимы храма передерутся за право располосовать ее ножом. — Он выпрямился и приказал: — Пойдемте со мной.

Комнаты, куда он проводил путешественников, более всего напоминали мрачные застенки. В каждой келье была низенькая кровать, а на колышке, торчащем прямо из стены, висело черное одеяние гролима. Жрец, кивнув, удалился. Шелк оглядел центральную комнату, которая была чуть попросторнее. Ее освещала единственная лампа, а в самом центре стоял грубый стол и скамьи.

— Роскошью все это никак не назовешь, — презрительно произнес он.

— Можно подать жалобу, — предложила ему Бархотка.

— Что у нее с лицом? — дрожащим голосом спросила Сенедра. — Она просто ужасна.

— Таков был обычай в некоторых гролимских храмах в землях Хагги, — ответила Полгара. — Жрицы, владевшие искусством колдовства, покрывали свои лица такими вот шрамами в знак вечной преданности Тораку. Теперь так почти нигде не делают.

— Но ведь она могла бы быть такой красавицей! Почему же она так страшно себя изуродовала?

— Люди в состоянии религиозной истерии порой способны на странные вещи.

— А как получилось, что этот гролим не разглядел меча Гариона? — спросил Шелк у Белгарата.

— Шар обладает властью отводить глаза тех, кому не следует его видеть.

— Это ты велел ему?

— Нет. Порой он принимает решения самостоятельно.

— Ну что ж, дела наши идут неплохо, как вы считаете? — Сади довольно потирал руки. — Говорил же я, что буду вам весьма и весьма полезен.

— Ух, как ты нам полезен, Сади, — насмешливо сказал Шелк. — Сперва ты затащил нас в гущу битвы, потом в самое логово дагашей и вот теперь — прямо в пасть гролимов Хтол-Мургоса. Ну, что ты там дальше задумал для нас, если, разумеется, эта госпожа с экстравагантной внешностью не прирежет тебя до утра?

— Мы непременно сядем на корабль, — заверил его Сади. — Даже Хабат не посмеет оспаривать волю Агахака, как бы ни была уязвлена ее гордость. А путешествие по морю сэкономит нам несколько месяцев.

— Нам с Гарионом надо еще кое-чем здесь заняться, — сказал Белгарат. — Дарник, выгляни в коридор, погляди, не выставили ли стражу.

— Куда вы направляетесь? — спросил Шелк.

— Мне необходимо отыскать библиотеку. Хочу проверить, прав ли был Джахарб, когда утверждал, что книга именно здесь.

— Не лучше ли повременить до ночи — пусть все лягут спать, и тогда…

Старик покачал головой.

— Нам понадобится время, чтобы найти то, что нам надобно. Агахак будет во дворце около полуночи, поэтому именно сейчас самое подходящее время покопаться в его библиотеке. — Он улыбнулся маленькому драснийцу. — Кстати, — прибавил он, — возможно, это для тебя непривычно, но пора тебе знать, что зачастую днем много легче перемещаться, чем ночью, шныряя во тьме и пугливо выглядывая из-за каждого угла.

— Да, мне это более чем странно слышать, Белгарат.

— Коридор пуст, — сообщил возвратившийся Дарник.

— Прекрасно. — Белгарат ушел и вскоре возвратился с грудой черных балахонов. — Вот, — сказал он, протягивая один из них Гариону. — Надевай.

Они стянули зеленые одежды работорговцев и облачились в черные балахоны.

Дарник продолжал наблюдать за дверью.

— Все еще никого, Белгарат, — сказал он, — но вам лучше поторапливаться.

В дальнем конце коридора я слышу шаги.

Старик кивнул, натягивая на глаза капюшон.

— Пошли, — приказал он Гариону.

В коридорах было темно — их освещали лишь дымные факелы, торчащие в кольцах, укрепленных вдоль стен. Изредка им встречались одетые в черное жрецы-гролимы. Они ходили как-то странно, чуть покачиваясь на негнущихся в коленях ногах, спрятав руки в рукава и скрывая капюшонами лица. Гарион догадался, что эта странная походка имела какое-то значение, и пытался подражать гролимам, следуя за дедом вдоль бесконечных коридоров.

Белгарат уверенно шел к цели, ибо знал, где находится то, что ему нужно.

Они вышли в более широкий коридор, и старик остановился, глядя в дальний его конец, где виднелись раскрытые двери. За этими дверями мерцал свет.

— Не туда, — шепнул Гариону старик.

— А что это?

— Это святилище. Тут находится алтарь. — И старик быстро свернул в другой коридор.

— Мы можем потратить долгие часы на поиски, дедушка, — тихо сказал Гарион.

Белгарат покачал головой.

— Архитектура гролимов в высшей степени предсказуема, — возразил он, — мы в нужной нам части храма. Ты погляди, что вон за той дверью, а я пойду туда.

Они пошли по длинному коридору, осторожно заглядывая в каждую дверь.

— Гарион! — вдруг прошептал старик. — Это здесь!