Рафаэль Сабатини

Суд герцога

Глава 1. ЧЕСТЬ ВАРАНО

Чезаре Борджа, герцог Валентино и Романьи, неторопливо поднялся из кресла и подошел к окну просторного зала замка правителя Имолы. Постоял, глядя за залитые осенним послеполуденным солнцем луг, уставленный палатками, реку за ним, длинную ленту дороги, древнюю Виа Эмилия, уходящую за прячущийся в мареве горизонт.

Дорога эта пересекала Северную Италию по диагонали, прямая стрела длиной в сотню миль, от древнего Рубикона до Пьясенцы, которой, должно быть, гордился Марк Эмилий Лепид, построивший ее полторы тысячи лет назад. Чезаре эта дорога, наоборот, раздражала. По ней с севера и юга могли подойти на помощь верные войска, которые он не решался призвать.

От дороги взгляд его вернулся к палаточному лагерю. Люди, лошади находились в непрерывном движении, словно трудолюбивые муравьи. Чуть дальше под руководством инженеров солдаты строили артиллерийскую позицию, чтобы мощными ядрами разворотить укрывающие герцога стены. Тут же в большом зеленом шатре расположился решительный Венанцио Варано. Толпа полуголых крестьян лопатами и кирками вели от реки глубокую траншею. Заполненная водой, она воспрепятствовала бы внезапному нападению.

Вся эта суета вызывала у Борджа презрение и злость. Презрение, ибо одно движение его мизинца разметает этих наглецов, вернее, они разлетятся сами, словно стайка воробьев при появлении в небе ястреба. Злость, потому что шевельнуть мизинцем он не мог из опасения нарушить далеко идущие планы, не предусматривающие демонстрации силы на столь ранней стадии их осуществления. Презрение к этому идиоту Варано, вообразившему, что Чезаре Борджа вконец обессилел и может стать легкой добычей горстки наемников, собранных Варано под свои знамена. И злость, ибо обстоятельства вынуждали его дозволить Варано хоть на день, на час вообразить себя победителем. С какой наглостью этот кретин из Камерино ведет осаду цитадели Имолы. Остается лишь довольствоваться тем, что каменные стены словно дремлют на осеннем солнце, не обращая внимания на тщетные потуги тех, кто собрался у них, а над башней развевается знамя с гербом Борджа.

Крадущиеся шаги за спиной герцога остались им незамеченными. Отсюда можно сделать вывод, сколь глубоко погрузился он в размышления, ибо не было на земле человека с более острым слухом или зрением. Благодаря матери-природе незаурядный ум сочетался в нем с органами чувств, сделавшими бы честь любому представителю животного мира. Одного взгляда хватало, чтобы понять, что это за человек. Двадцати семи лет от роду, в расцвете сил, высокий, стройный, гибкий, как лоза. Его отец, папа Александр VI, в молодости считался самым красивым мужчиной. Неотразимая внешность будущего папы оказывала на женщин то же действие, что магнит — на железо, и в немалой степени способствовала его продвижению к святому престолу. Но, помимо красоты отца, Чезаре унаследовал утонченность и благородство монны Ваноццы де Катаней, римлянки высокого рода, своей матери. И чувственность алых губ, чуть скрытых шелковистой рыжеватой бородой, дополнялась высоким лбом, орлиным носом и глазами… кто возьмется описать великолепие этих карих глаз? Кто прочтет ту весть, что они несли людям, кто сможет выразить словами лучащиеся из них волю, интеллект, мудрость?

В тот день герцог с ног до головы оделся в черное, но сквозь разрезы бархатного камзола проглядывала ярко-желтая материя рубашки. Талию его перетягивал пояс с рубиновой пряжкой, на котором в золоченых ножнах висел тяжелый кинжал с золотой рукоятью. Шапочки на рыжеватых волосах не было.

Вновь за спиной послышались крадущиеся шаги, но и на этот раз остались незамеченными. Не двинулся Чезаре, и когда заскрипели ступени лестницы, ведущей в зал. Он не отрывал взгляда от лагеря Варано.

Дверь открылась и закрылась. Кто-то вошел и направился к нему. Герцог не обернулся, но заговорил, обратившись к пришедшему по имени.

— Так что, Агабито, ты послал мой вызов Варано?

Кому-то, менее привычному к манерам герцога, чем его секретарь, Агабито Герарди, такая догадливость могла бы показаться сверхъестественной. Но Агабито знал, что слух у герцога не хуже, чем у слепого, и звука шагов хватало ему там, где другому требовалось взглянуть на лицо.

Секретарь поклонился, когда герцог таки обернулся к нему. Среднего роста, с небольшим брюшком, губами, всегда готовыми разойтись в улыбке, и темными, все замечающими глазами. Лет ему было под сорок, и, в соответствии с должностью, носил он черный сюртук чуть ли не до колен.

— Отправил, ваша светлость. Но я сомневаюсь, что этот господин из Камерино примет ваше приглашение.

Агабито отметил, что взгляд герцога устремлен куда-то за его спину. Глаза Борджа словно задернула туманная пелена, а секретарь, хотя и полагал себя знатоком характера своего господина, давно уже смирился с ее непроницаемостью. Ибо мозг, прячущийся за этой пеленой, приходил к ему только ведомым выводам. Гобелены за большим письменным столом слегка шевелились. Потому-то и задумался Чезаре: никакого сквозняка, объясняющего это явление, в комнате не ощущалось. Однако, заговорив, он никоим образом не дал знать о своих наблюдениях.

— Ты, как обычно, настроен пессимистически, Агабито.

— Скорее мне свойственно здравомыслие, мой господин, — Чезаре Борджа дозволял своим ближайшим помощникам некоторую фамильярность. — Да так ли и важно, придет он или нет? — Агабито улыбнулся, и кожа вокруг глаз собралась множеством морщинок. — Всегда же есть потайная дверь.

— В своем пессимизме ты уверяешь меня, что по-другому и быть не может.

Агабито развел руками, всем своим видом показывая, что у него и в мыслях такого не было.

— Кому охота открывать потайную дверь? — продолжил герцог. — Допустим, я дам знать моим союзникам о ее существовании. Так они разбегутся в испуге, едва заслышав скрежет отодвигаемого засова. А ты говоришь, потайная дверь! Стареешь ты, Агабито. Лучше предложи мне способ отделаться от этого жалкого кретина посредством того, чем мы располагаем.

— Увы! — обреченно вздохнул секретарь.

— Действительно, увы! — сердито бросил герцог и под взглядом Агабито закружил по залу.

К сожалению, Варано едва ли мог выбрать более неудобный момент. Заклятый враг герцога, Орсини, объединился с его восставшими капитанами, Вителли и Бальони. Под началом союзников находилось десять тысяч войска, и они поклялись уничтожить Борджа. И вот они уже расставили сеть в твердой уверенности, что герцог угодит в нее аккурат в тот момент, когда силы его будут на исходе. А он, со своей стороны, заманивал их в яму, которую они же и вырыли, утверждая в мысли, что он беспомощен и не готов к сопротивлению. Ради этого он распустил три отряда французских кавалеристов, ударную силу своей армии, представив все так, будто французы сами покинули его, ведомые командирами, с которыми он рассорился. И на первый взгляд действительно могло показаться, что положение у него аховое: противостоящие ему мятежники находились в полной боевой готовности и видели в нем легкую добычу, справедливо полагая, что без французской кавалерии его армия побежит после первого же натиска. Они же не знали, что Нальдо собирает для него пехоту в Романьи, а в Ломбардии ждут сигнала отряды швейцарских и гасконских наемников. Да и не полагалось им этого знать, еще не пришло время. Одно его слово вызвало бы появление такого войска, что союзники разом наложили бы в штаны. Но пока он желал иного: пусть они тешат себя иллюзией собственной безопасности, полагая, что он прямиком идет в расставленную сеть. Но шел-то Чезаре Борджа без малейшего сомнения в том, что запутается в ней не он, а те, кто ее расставлял.

Так тщательно он все спланировал, учел вроде бы каждую мелочь и осталось-то сказать: «Мат!» — но этот торопыга из Камерино, столь нагло появившийся в Имоле, спутал ему все карты.

Да, да, именно это и сделал Венанцио Варано, один из лишенных трона правителей Камерино, взбешенный нерешительностью союзников. Убедившись в невозможности подвинуть их на активные действия, он пошел в атаку один. Собрал с тысячу разношерстных наемников, изгнанных из других отрядов то ли за трусость, то ли за бесчестные поступки, и осадил цитадель Имолы, вызвав на свою голову проклятья как Чезаре Борджа, так и союзников, ибо рушил планы и первого, и вторых.

— Возможно, союзники присоединятся к Варано, — предположил Агабито, — если почувствуют, что успех на его стороне. Тогда и придет ваш шанс.

Но Чезаре нетерпеливо махнул рукой.

— Как я тут с ними разделаюсь? Армия их застрянет здесь надолго, но какой в этом смысл? Мне нужно раздавить зачинщиков заговора, и одним ударом. Нет, нет, — он покачал головой. — Лучше не будем гадать, а подождем ответа Варано и посмотрим, что из этого выйдет.

— А если ничего, вы нанесете ответный удар? — воодушевился Агабито.

Лицо Чезаре потемнело.

— Еще нет. Я буду ждать и надеяться на случай. А вернее — на удачу. Не забывай, что пока удача сопутствовала мне, — он повернулся к массивному письменному столу, взял пакет. — Это письмо для Совета Флоренции. Я подписал его. Проследи, чтобы оно попало по назначению.

Агабито взял пакет.

— Придется поломать над этим голову.

— Так не теряй времени, — и взмахом руки Борджа отпустил секретаря.

За ним закрылась дверь, шаги стихли. И только тогда Чезаре, стоявший посередине зала, посмотрел на гобелены, что шевелились при появлении Агабито.

— Можете выходить, господин шпион, — промолвил он.

Он полагал, что человек спокойно выйдет из-за гобелена, тем более что догадывался, кого он увидит, но произошло неожиданное: гобелен отлетел в сторону, а прятавшийся за ним мужчина, словно камень, выпущенный из пращи, метнулся к нему с занесенной для удара рукой. Рука опустилась. Кинжал ударил Чезаре в грудь и сломался пополам. Но не успело отломившееся лезвие упасть на пол, как пальцы герцога сжались на запястьях нападавшего.

Бедолага, конечно, не знал, что Чезаре Борджа без видимых усилий гнул подковы. Не доводилось ему и лицезреть, как он убивает быка одним ударом. Для таких подвигов требовалась немалая сила, в чем тут же и убедился убийца, мужчина крепкий, высокого роста, с широкими плечами, мощными мышцами. Но от хватки герцога сила его растаяла, как кусок льда на жарком солнце. Железные пальцы Чезаре заломили ему руки назад, и, закричав от боли, он рухнул на колени, а второй крик подавил, лишь вонзившись зубами в нижнюю губу. Правая рука раскрылась, и рукоять кинжала загрохотала по полу. Побледнев от страха и боли, убийца встретился взглядом с герцогом и не прочел в его глазах ни раздражения, ни злобы.

— Мессер Малипьеро, напрасно вы рискнули ударить в грудь, закрытую кольчугой, когда шею защищала только кожа, — и герцог насмешливо улыбнулся. Отпустил руки убийцы. — Поднимайся. Нам нужно поговорить.

— Мой господин! Мой господин! — заверещал Малипьеро, простирая к нему руки. — Простите! Простите!

— Простить? — Чезаре, отойдя уже на пару шагов, остановился. — Простить за что?

— За мою по… за то, что я только что сделал.

— О, за это! Да по сравнению со всем остальным это же сущий пустяк. Считай, что я о нем забыл. Но вот насчет остального, Малипьеро… обещания служить мне верой и правдой, лжи, которую я постоянно слышал от тебя, попыток завоевать мое доверие, да ты еще и соглядатай Варано… Все это я тоже должен простить?

— Мой господин! — запротестовал Малипьеро,

— И даже если я тебя прощу, простишь ли ты себя, ты — патриций, превратившийся в шпиона и убийцу?

— Нет, мой господи, не в убийцу. Я ничего против вас не замышлял. Я потерял голову, когда вы дали понять, что знаете о моем присутствии. О, я сошел с ума! Обезумел!

— Ладно, ладно, с этим покончено, — герцог взял со стола серебряный свисток, поднес ко рту, резко свистнул. Малипьеро побледнел как полотно, предчувствуя, что за этим последует, но герцог поспешил успокоить его. — Я не в обиде за то, что ты пытался сейчас сделать. И прощаю тебя.

— Вы меня прощаете? — Малипьеро не мог поверить собственным ушам.

— Почему бы и нет? Я добропорядочный христианин, а Иисус Христос наказывал нам прощать ближнего своего. Впрочем, последнее ни в коей мере не спасает тебя от виселицы.

Малипьеро раскинул руки, лицо его перекосилось от ужаса.

— А разве у меня есть выбор? — продолжил герцог. — Ты слишком много услышал. В этом тебе не повезло.

— Клянусь богом! — Малипьеро шагнул к Чезаре. — Я никому не скажу ни слова.

— Разумеется, не скажешь.

На лестнице послышались тяжелые шаги, открылась дверь, на пороге возник офицер охраны. По знаку Борджа подошел к Малипьеро.

— Посадить в одиночную камеру, — распорядился герцог. — А потом мы решим, что с ним делать.

Малипьеро в надежде глянул на герцога.

— Когда… когда вы примете решение? — прохрипел он.

— Завтра на заре. И упокой, Господи, твою душу!

Труба пропела у стен Имолы, и звук ее достиг ушей Борджа в его комнате в башне замка. Он отложил ручку и откинулся на спинку стула. Улыбнулся, разглядывая синий потолок, разрисованный золотыми звездами.

Наконец появился мессер Герарди с известием, что из лагеря Варано прибыл посол, и улыбка сползла с лица герцога.

— Посол? — брови Чезаре сошлись к переносице. — С каких это пор слуга приходит по приглашению, посланному господину?

Агабито широко улыбнулся в ответ.

— А стоит ли удивляться? Эти Варано — сплошь предатели и лжецы. Венанцио боится, что вы обойдетесь с ним точно так же, как поступил бы он сам, окажись на вашем месте. Он знает, что его наемники не будут мстить за него, наоборот, тут же разбегутся во все стороны. Вы примете посла, мой господин? Могу заверить, что выбор Варано покажется вам небезынтересным.

— В каком смысле? — осведомился Борджа.

Секретарь ушел от прямого ответа.

— Насколько я понял, после моего ухода здесь кого-то арестовали. Я никогда не доверял Густаво Малипьеро. Как он сюда попал, ваша светлость?

— Это неважно. Куда важнее, зачем он пришел. Он хотел меня убить, — и Чезаре указал на обломки кинжала, все еще валяющиеся на полу, там, где полчаса назад бросил их Малипьеро. — Забери их, Агабито.

Секретарь было нагнулся, но вновь выпрямился. Рот его изогнулся в улыбке.

— Возможно, в ближайшем будущем вы пожалеете о том, что я унес их с собой. Пусть они полежат еще несколько минут, мой господин.

Чезаре вопросительно глянул на секретаря.

— Могу я представить вам посла Варано? — невозмутимо осведомился тот.

— Но… какое отношение имеет он к кинжалу Малипьеро? — в том, что какая-то связь существует, герцог уже не сомневался.

— Может, и никакого, а может — и очень большое. Судить вашей светлости.

Чезаре махнул рукой, соглашаясь принять посла. Агабито вернулся к двери, открыл ее, что-то крикнул. На лестнице раздались шаги. Два воина Б латах и морионах встали у порога, а меж ними в комнату, клацая шпорами и гремя мечом, вошел пожилой мужчина среднего роста в великолепном лиловом камзоле. С присущей военным резкостью остановился посередине, поклонился герцогу, выпрямился, встретился с ним взглядом.

Чезаре выдержал долгую паузу. Спешить ему было некуда, особенно теперь, когда он понял, почему Герарди просил не убирать обломки кинжала.

Тишину нарушало лишь жужжание мухи, неожиданно влетевшей в окно. Наконец герцог обратился к послу Варано, отцу Густаво Малипьеро, чуть ранее покушавшегося на его жизнь.

— Так это вы, Малипьеро? — лицо герцога оставалось бесстрастным, хотя мозг лихорадочно просчитывал возможные варианты, благо теперь их хватало.

Мужчина вновь поклонился.

— Ваш покорный слуга, ваша светлость.

— Вернее, слуга правителя Камерино, — поправил его герцог. — Слуга лисицы, решившей поохотиться на волка. Я просил вашего хозяина прийти ко мне, чтобы мы могли обговорить условия, на которых он согласился бы снять осаду. Вместо себя он послал вас. Это оскорбление, так и передайте ему, а у меня и так достаточно поводов злиться на него. Пусть он глумится надо мной, раз уж подвернулся подходящий момент. Но и не след ему жаловаться, когда мы поменяемся ролями.

— Мой господин испугался прийти, ваша светлость.

Чезаре хохотнул.

— Я в этом не сомневался. Но вы, вы, Малипьеро? — герцог наклонился вперед, интонации его голоса стали угрожающими. — Вы не побоялись занять его место?

Малипьеро сжался, уголки рта задрожали, лицо еще более побледнело. Но прежде чем он успел ответить, Чезаре откинулся на спинку стула и спокойно спросил: «Почему вы пришли?»

— Чтобы вести переговоры от имени моего господина.

Герцог помолчал, словно обдумывая ответ.

— Только за этим?

— А разве могла быть другая причина, ваша светлость?

— Об этом я вас и спрашиваю.

— Мой господин, — негодующе вскинулся Малипьеро, — я пришел как посол.

— Да, конечно. Как я мог забыть. Так перейдем к делу. Вы знаете, что я готов купить. Назовите цену, которую просит этот торговец из Камерино.

Старший Малипьеро выпрямился, взгляд его случайно упал на обломки кинжала. Похоже, он не понял, кому принадлежало оружие, ибо голос его не дрогнул.

— Господин мой Варано согласен снять осаду в обмен на ваше письменное обещание вывести войска из Камерино, восстановить его на троне и в дальнейшем не вмешиваться в городские дела.

В изумлении от подобной наглости Чезаре воззрился на посла.

— Он был пьян, этот грабитель Камерино, когда направлял вас ко мне с таким посланием.

Малипьеро задрожал под суровым взглядом герцога.

— Ваша светлость, возможно, поведение моего господина кажется вам наглым. Но вы вскорости узнаете, что он готов идти до конца. Тем более потому, что, по его глубокому убеждению, он держит вас за горло.

— По его глубокому убеждению! Святой Боже! Тогда ему суждено узнать, что сделан я из пороха, и если взорвусь, его тоже разнесет на куски. Иди и передай ему эти слова.

— Так вы не принимаете его условия?

— Скорее я буду сидеть в Имоле до второго пришествия.

Малипьеро помялся. Взгляд его метнулся к чисто выбритой добродушной физиономии Агабито Герарди. Но выражение лица секретаря не придало ему смелости. Однако, как и должно настоящему послу, он досказал все, что ему поручали сказать.

— Вителлоццо, Орсини и Бальони объединились.

— Неужели это новость? А какой прок от этого Варано? Жители Камерино ненавидят его, кровавого тирана, и, избавившись от него, никогда не допустят, чтобы он вновь восседал на троне.

— Я не уверен… — начал Малипьеро.

— Разумеется, — покивал Борджа. — Но уж поверьте мне на слово, — он встал. — Агабито, проследи, чтобы посла Варано проводили с соответствующими почестями.

И, словно поставив на этом точку, герцог прошествовал к окну, по пути достав из кармана золотую, покрытую эмалью коробочку для засахаренных фруктов.

Лицо Агабито разочарованно вытянулось. Не таким представлял он себе завершение переговоров. Но, подумал он, возможно, что хитрый Чезаре все рассчитал. Оторвавшись от раздумий, Агабито заметил, что Малипьеро и не думает уходить. Стоит, переминаясь с ноги на ногу, да поглядывает то на секретаря, то на герцога.

— Ваша светлость, — прервал он наконец затянувшееся молчание. — Могу ли я поговорить с вами наедине?

— Мы и так одни, — бросил Борджа через плечо. — Что еще вы можете добавить?

— То, что я намерен сказать, послужит вашим интересам.

Чезаре развернулся спиной к окну, глаза его превратились в щелочки. На губах заиграла легкая улыбка. Он дал знак охранникам. Те отсалютовали и скрылись за дверью.

— Агабито останется. У меня нет секретов от моего секретаря. Говори.

— Ваша светлость… — посол запнулся, затем-таки продолжил под нетерпеливым взглядом Борджа:

— Мой господин Варано настроен серьезно.

Чезаре пожал плечами, снял крышку с коробочки.

— Это я уже понял. Больше вам нечего сказать?

— В самом начале нашего разговора вы не сочли за труд поправить меня, ваша светлость, когда я назвал себя вашим покорным слугой.

— Сколь кружным путем идете вы к поставленной цели. Ну да ладно. Когда-то вы служили у меня. Теперь служите ему. Хотите снова перейти ко мне? Речь пойдет об этом?

Малипьеро глубоко поклонился.

Герцог бросил короткий взгляд на Агабито, затем достал из коробочки ломтик засахаренного абрикоса.

— Значит, положение бывшего правителя Камерино не такое уж блестящее? — вопрос этот по интонации больше походил на утверждение, отчего Малипьеро сник еще больше.

Он-то ожидал, что Чезаре схватится за его предложение. А от спокойного безразличия герцога его бросило в дрожь. Но Малипьеро сумел взять себя в руки.

— Именно я запугал Варано до такой степени, что он не решился прийти к вам сам, а направил меня.

Крышка вернулась на коробочку для фруктов. Герцог, похоже, заинтересовался. И окрыленный Малипьеро продолжил:

— Я сделал это лишь для того, чтобы предложить свои услуги вашей светлости. Ибо в сердце моем нет другого господина, кроме вас. И мой единственный сын служит вам.

— Ты лжешь, паршивый предатель! Лжешь! — Чезаре надвинулся на него, словно решил стереть в порошок. Исчезли бесстрастное спокойствие лица, невозмутимость взгляда. Глаза его источали адский огонь.

— Мой господин! Мой господин! — заверещал Малипьеро.

Чезаре остановился на полпути, лицо его вновь разительно переменилось, вспышка ярости погасла так же внезапно, как и началась.

— Взгляни на кинжал у твоих ног, — Малипьеро повиновался. — Час назад он сломался, ударившись о мою грудь. Догадайся, чья рука направляла его? Твоего сына, твоего единственного сына, который у меня на службе.

Малипьеро отпрянул, рука его невольно поднялась к горлу.

— Ты пришел сюда за теми скудными сведениями, что мог раздобыть этот шпион. И мое приглашение Варано пришлось очень кстати. Потому что без оного ты заявился бы со своим последним предложением. Но твой сын уже ничего тебе не скажет. Завтра утром его повесят. И тело будет болтаться перед этим вот окном, чтобы его видел и Варано, которому он служил, и ты, для которого нет господина лучше меня.

Малипьеро рухнул на колени, простер к герцогу руки.

— Мой господин, клянусь вам, никакого заговора против вас не было. Никто не помышлял причинить вам вред.

— Что ж, на этот раз я тебе поверю. Возможно, заговора и не было. Но я поймал твоего сына с поличным, и он, возможно, решил, что другого выхода у него просто нет. Разницы, собственно, никакой. И без заговора его повесят на рассвете.

Малипьеро, по-прежнему на коленях, обратил к герцогу блестящее от пота лицо.

— Ваша светлость, в моих силах загладить вину сына. Я могу помочь вам избавиться от этого банкрота из Камерино. Жизнь моего сына за снятие осады?

Чезаре улыбнулся.

— Наверное, именно это предложение ты и хотел обговорить со мной без свидетелей. Ничего не изменилось, кроме цены, но ты, несомненно, намерен извлечь из своего предательства и какую-то иную выгоду.

И Малипьеро понял, что притворством тут не поможешь. Ибо герцог видел таких, как он, насквозь. Всех, кому служил, он предавал по одной причине — ради золота, тягу к которому он и не стремился перебороть. Но теперь ему не нужно ничего, кроме жизни сына. Все это он откровенно и выложил Чезаре.

— Мы не договоримся, — пренебрежительно бросил в ответ герцог.

Слезы навернулись на глаза несчастного и потекли по щекам. С удвоенным жаром он взмолился о милосердии, особо подчеркивая важность быстрого снятия осады.

— Во всей Италии нет большего негодяя, чем ты, Малипьеро, — ответствовал герцог. — От тебя разит вонью предательства. Мне противно даже смотреть на тебя, не то что вести с тобой какие-то дела.

— Мой господин, — заломил руки Малипьеро. — Кроме меня, никто не сможет снять осаду. Подарите мне жизнь Густаво, и завтра же у стен Имолы не останется ни одного солдата. Варано я отправлю в Камерино. А что представляют собой его люди, вы знаете не хуже моего. Без его понуканий они разбегутся в мгновение ока.

Чезаре смерил Малипьеро суровым взглядом.

— И как же ты этого добьешься?

Этот вопрос поднял Малипьеро с колен, он шагнул к герцогу, облизал губы.

— Варано дорог его трон в Камерино. Но еще дороже ему честь. И стоит шепнуть, что его жена… — он похотливо улыбнулся. — Вы понимаете, ваша светлость? Он пулей вылетит из лагеря и помчится в Камерино, где она сейчас пребывает.

От всей этой грязи к горлу Чезаре подкатила тошнота. Но внешне он ничем не выдал своих чувств. И в глазах Малипьеро не смог прочесть того отвращения, что испытывал к нему герцог. Наконец губы Борджа изогнулись в улыбке, о значении которой Малипьеро мог лишь догадываться, пока его светлость не заговорил.

— До чего же ты мерзок, Малипьеро. Однако, мое дело — использовать тебя в своих целях, а не перевоспитывать. Вот и снимай осаду Имолы, раз ты говоришь, что такое возможно.

Малипьеро облегченно вздохнул. Оскорбления он не воспринимал.

— Обещайте мне жизнь сына, и я гарантирую, что сегодня вечером Варано будет в седле.

— Ни на какие сделки я с тобой не пойду, — ответил Чезаре.

— Но если я сделаю то, о чем вы просите, могу я рассчитывать на ваше милосердие?

— Жди. Я поступлю по справедливости.

— Я буду ждать, надеясь на лучшее. И все же… все же… Успокойте меня, ваша светлость. Я — отец. Пообещайте мне, что Густаво не будет повешен, если я сослужу вам эту службу.

В глазах Чезаре мелькнуло презрение, он пожал плечами.

— Его не повесят. Я же сказал, что буду беспристрастен. А теперь к делу, — Чезаре прошел к письменному столу. — Ты имеешь право подписать пропуск от имени Варано?

— Имею, ваша светлость.

— Тут есть все, что тебе для этого нужно. Пиши. На двадцать человек, выезжающих из Имолы.

Малипьеро схватил перо и дрожащей рукой выписал пропуск, расписавшись внизу. Герцог взял бумагу, сел за стол.

— Как я узнаю, что Варано уехал?

Малипьеро на мгновение задумался.

— После его отъезда я сразу же загашу факел, что горит у его шатра. Вы это увидите прямо отсюда.

Чезаре медленно кивнул, поднес к губам серебряный свисток. Появившимся стражникам он приказал проводить посла до ворот.

Когда за ними закрылась дверь, герцог повернулся к Агабито с пренебрежительной улыбкой на устах.

— Я сослужил бы человечеству хорошую службу, если б плюнул на неприкосновенность посла и поутру вздернул отца вместе с сыном. Ну и семейка! Жабы! Вонючие жабы. Ну ладно, хватит о них. Вызови Кореллу и проследи, чтобы младший Малипьеро был под рукой.

Когда Корелла, один из капитанов Борджа, венецианец, которого многие принимали за испанца, высокий здоровяк, одетый в сталь и кожу, вошел в комнату, герцог протянул ему подписанный Малипьеро пропуск и приказал следующее:

— Сегодня вечером следите за факелом, что будет гореть у шатра Варано. Через десять минут после того, как он погаснет, ты выедешь в Камерино с отрядом в двадцать человек, которых отберешь сам, — Чезаре развернул на столе карту и знаком подозвал Кореллу. — Но не по этой дороге, Микеле, не через Фаэнцу и Форли. Ты поедешь через холмы и обгонишь другой отряд, выбравший главную дорогу. До Камерино ты должен добраться на шесть часов раньше, но учти, что и другие будут скакать во весь опор. Более подробные инструкции получишь у Агабито. Как тебе их выполнить, решишь на месте.

Микеле де Корелла насупился.

— Они отправятся в путь раньше меня. Поедут короткой дорогой, да еще будут скакать во весь опор. Тем не менее я должен прибыть в Камерино на шесть часов раньше. Короче, я должен совершить чудо, а я всего лишь Микеле де Корелла, капитан кавалеристов.

Чезаре раздумчиво смотрел на него.

— Мне ли тебя учить? Отбери двух лучших всадников и пошли их вслед за вторым отрядом по дороге на Римини. Пусть они обгонят отряд, а потом позаботятся о том, чтобы в пути у него возникло достаточно преград, которые позволят тебе выполнить мой приказ.

Корелла даже покраснел. Столь простое решение он мог найти и сам.

— А теперь иди, Микеле, и готовься к отъезду.

У двери Кореллу остановил голос Чезаре.

— Я сказал двадцать человек, но следовало сказать — девятнадцать, считая тебя. Двадцатым будет мессер Густаво Малипьеро, который поедет с вами. А сейчас распорядись, чтобы его привели сюда.

Корелла отдал честь и вышел из комнаты. Чезаре сел, повернулся к Агабито.

— Что скажешь? Понимаешь ли ты, в чем моя задумка?

— Еще нет, мой господин.

— Нет? Иной раз мне кажется, что ты такой же тугодум, как Микеле.

А Агабито подумал, что хитростью и коварством герцог мог бы потягаться с самим Сатаной.

Малипьеро выполнил свое обещание, хотя и едва не лишился жизни в могучих руках Венанцио Варано.

После захода солнца он вошел в шатер Варано, но первые же слова привели последнего в бешеную ярость. Он схватил Малипьеро за горло, сбил с ног и поволок в темный угол шатра. Там коленом придавил его к земле, да так, что у предателя затрещали кости.

— Собака! — прохрипел Варано над корчащимся от боли Малипьеро. — Ты заявляешь, что моя жена — шлюха? Скажи, что ты солгал, а не то я сверну тебе шею.

Но Малипьеро, трус по натуре, на этот раз преисполнился храбрости отчаяния.

— Идиот! — прохрипел он. — Идиот, я сказал это из любви к тебе и могу доказать свои слова.

— Доказать? — проревел Варано. — Разве можно доказать ложь?

— Нет, — просипел Малипьеро. — Но правду — можно.

Едва ли Малипьеро мог найти более убедительный ответ. Во всяком случае, Варано отреагировал незамедлительно. Отпустил Малипьеро, поднялся, рявкнул, требуя принести фонарь. Малипьеро сел, ощупал

себя, чтобы убедиться, целы ли кости, и мысленно взмолился святой деве из Лорето, которую считал своей покровительницей. Просил он ее об одном: чтобы его насквозь лживые доказательства, уличающие жену Варано в супружеской неверности, показались достаточно убедительными. Себя же, вернее, свою совесть, он успокаивал тем, что за столь жестокое обращение с ним Варано обязан понести наказание. И раз на его долю выпали синяки на теле, они с Варано будут квиты, если тому достанутся душевные муки.

Принесенный фонарь осветил сидящего на полу мужчину в разорванной одежде, с пожелтевшим лицом и спутанными волосами. В его бегающих глазах блестели злобные искорки. Могучий Варано угрожающе навис над ним.

— Ну, собака, где твои доказательства?

Вот когда пришел час отмщения! Неспешно Малипьеро одернул камзол, сунул руку за пазуху, достал сверток, перевязанный розовой лентой. Еще медленнее начал ее развязывать. Варано. естественно, не выдержал, вырвал сверток, отбросил ленту. Отошел к столу, отделил одно письмо, разгладил здоровенной рукой.

Малипьеро, пожирая его взглядом, заметил, как поникла голова Варано. Но тот быстро оправился. Жене своей он верил, и сбить его с наскока не представлялось возможным. Он сел в кресло и повернулся к уже поднявшемуся Малипьеро.

— А теперь скажи мне, каким образом попали к тебе эти письма?

— Фабио, камергер госпожи, привез их час назад в ваше отсутствие. Он не решился предстать пред ваши очи. Любовь к вам заставила его предать свою госпожу. Но он испугался отдать письма лично. И оставил их мне, после чего умчался назад.

— А если… если они фальшивые? — и Малипьеро сразу же понял, что ему удалось разжечь в душе Варано костер ревности, на которую он и делал ставку. Оставалось лишь подбрасывать дровишек.

На лице предателя отразилась печаль.

— Мой господин, — вздохнул он, — вы не доверяете тем, кто любит вас. Если б не эта любовь, какой резон Фабио приезжать сюда? Он же выкрал письма из шкатулки, где госпожа хранит свои драгоценности. То есть он и раньше знал о существовании писем, иначе не стал бы их там искать.

— Достаточно! — крик Варано переполняла душевная боль. Выругавшись, он взялся за второе письмо. — О, какая грязь! — простонал он. — А дальше все хуже и хуже. — Тут он прочитал подпись: «Галеотто», брови его вопросительно изогнулись. — Но кто этот Галеотто?

На подвижном лице сатира, стоящего у его стула, промелькнула улыбка. Он не страдал отсутствием чувства юмора, этот Малипьеро. И ответом его стала пародия строчки Данте:

\"Galeotto fu il nome, e chi lo scrisse!

В горле Варано что-то булькнуло, и правитель Камерино начал читать третье письмо. Пальцы его правой руки сжимались и разжимались. Потом он встал, изо всей силы хватил кулаком по столу.

— О, бесстыдница! — проревел он. — Прелюбодейка! Шлюха! И все же, вдруг это ложь? Господи, помоги мне! Если так…

Он не договорил, взгляд налитых кровью глаз упал на Малипьеро, и тот в испуге попятился. А Варано большими шагами пересек шатер, откинул полог.

— Немедленно оседлать трех лошадей, — приказал он. — Со мной поедет Джанпаоло, — и вернулся к столу. — Третья лошадь для тебя, Малипьеро.

— Для меня? — в ужасе просипел предатель. Такого поворота событий он никак не ожидал.

— Для тебя, — подтвердил Варано. — Тебе приходилось видеть палача за работой. Ты знаешь, как на дыбе выворачиваются кости, лопаются сухожилия, а тот, кого пытают, просит о скорой смерти? Если окажется, что ты солгал, а я молю Господа Бога, чтобы так оно и было, ты испытаешь все это на себе. И пожалеешь о содеянном, — Чезаре Борджа не зря назвал Варано кровавым тираном. — А теперь иди, готовься к отъезду, — скомандовал он, и Малипьеро выскользнул из шатра.

Хитрый венецианец, а родом Малипьеро был из Венеции, поднаторевший в интригах, не предусмотрел, что Варано может взять его с собой. Выходило, что тот, несмотря на обуявшую его ревность, таки подозревал Малипьеро в обмане и оставлял за собой возможность незамедлительно наказать предателя, если жена докажет свою невиновность.

Что же делать, раз за разом повторялся этот мучительный вопрос в голове Малипьеро? Матерь божья, что же ему делать?

Но достойного ответа не находилось, и в нерешительности стоял он посреди собственной палатки. В какой-то момент ему удалось освободиться от липкой пелены страха, и он вытащил из ножен меч. Коснулся большим пальцем острия, чтобы убедиться, не затупилось ли оно. Упер рукоять в землю и замер. Оставалось лишь одно: наклониться, прижаться грудью тем местом, над которым билось сердце, к острию и опуститься на меч. Римская смерть, быстрая и безболезненная. Разумеется, он достиг конца своего жизненного пути. Лучше умереть здесь, чем на дыбе в руках палача, как пообещал ему Варано.

Но тут он вспомнил про сына. Его же повесят, если Варано не уедет этим вечером. Покончи он с собой, Варано догадается, что все это значит, и останется в лагере. Только это да мысль о том, что между Имолой и Камерино многое может случиться, остановили Малипьеро. Он поднял меч, вновь засунул его в ножны. К палатке приблизились шаги. На пороге возник солдат. Варано звал предателя к себе. Малипьеро собрался с силами и вышел в ночь.

У шатра Варано он вспомнил еще об одном неотложном деле.

— Загаси факел, — скомандовал он сопровождавшему его наемнику.

Тот подхватил ведро воды, стоявшее неподалеку, и факел, зашипев, погас.

— Это еще зачем? — спросил вышедший из шатра Варано.

— Тут слишком светло, — с готовностью объяснил Малипьеро. — Нас могут увидеть из замка.

— И что тогда?

— Незачем Чезаре Борджа знать, что вы покинули лагерь.

— Да, конечно, — согласился с очевидным Варано. — Это ты хорошо придумал. А теперь по коням.

Они уже сидели в седлах, Малипьеро между Варано и Джанпаоло да Трани, когда к шатру подошел Шварц, капитан наемников. Весть об отъезде Варано, обежав лагерь, достигла ушей швейцарца, и он, все еще не веря услышанному, бросился к командиру за указаниями.

— Отстань от меня, — отмахнулся Варано.

— Но, ваше высочество, долго ли вы будете отсутствовать? — не унимался Шварц.

— Сколько потребуется.

— Так чьи же приказы должен я выполнять в это время? — воскликнул рассердившийся наемник.

— Дьявола! — проревел Варано и вонзил шпоры в бока жеребца.

Мчались они всю ночь и на рассвете добрались до Сан-Арканджело. Когда копыта их коней гремели по мосту, Малипьеро с болью в сердце подумал, что внизу течет Рубикон, который он пересекает как физически, так и фигурально.

Варано, опережая своих спутников на полкорпуса, с лицом, напоминающим каменную маску, устремленным вперед взглядом, все погонял и погонял лошадь. Но в миле за Арканджело их обогнали два всадника, умчавшихся к Римини в облаке пыли. То были люди, посланные Кореллой, по приказу герцога получившие в Чезене свежих лошадей. Потому-то они так легко оставили позади крошечный отряд Варано.

Последний с завистью глянул им вслед и громко выругался, кляня усталость своего жеребца. Они продолжили путь к Римини, причем скорость их падала с каждым часом. Наконец они прибыли в городок, и в харчевне «Три короля» Варано потребовал свежих лошадей, даже не упомянув о завтраке. Но лошадей не нашлось.

— Быть может, в Каттолике… — предположил хозяин харчевни.

Варано не стал спорить. Выпил кружку вина, съел краюху хлеба, вскочил в седло и знаком предложил Малипьеро и Джанпаоло следовать за ним. За торопливость ему и пришлось расплачиваться — не зря же говорят: тише едешь — дальше будешь. До Каттолики они добирались три часа — уставшие люди на вконец измученных лошадях. Но и там они не нашли замены. Правда, им пообещали, что к вечеру лошади будут.

— К вечеру? — взревел Варано. — Но еще нет и полудня!

Малипьеро, совершенно вымотанный, рухнул на каменную скамью во дворике харчевни.

— Будут лошади или нет, — просипел он, — я никуда не поеду. — Лицо его посерело, под глазами повисли черные мешки.

Варано ничего этого не замечал. И уже открыл рот, чтобы как следует выбранить малодушного, но тут на помощь Малипьеро неожиданно пришел Джанпаоло.

— Я тоже, клянусь Богом. Прежде чем вновь сесть в седло, я должен поесть и поспать. Чего мчаться сломя голову, мой господин? — попытался он урезонить хмурящегося Варано. — Мы будем спать днем, а скакать ночью. Быстрее у нас ничего не выйдет.

— Спать? — прогремел Варано. — Я собирался уснуть только в Камерино, не раньше. Но раз я еду с женщинами…

Оскорбления не помогли, и день они провели в Каттолике. Если Малипьеро и думал о побеге, реализовать свои замыслы ему не удалось, и в сумерках они вновь тронулись в путь. Лошадей им дали отдохнувших, но не таких уж резвых, как хотелось бы Варано. Скакали они всю ночь, держа курс на запад, мимо Урбино, занятого мятежными капитанами герцога, затем повернули на юг, к Перголе, в которую и въехали на заре.

До Камерино оставалось лишь тридцать миль, и Варано не стал бы задерживаться в Перголе и на минуту, но вновь под рукой не оказалось лошадей. Не помогли ни щедрые посулы, ни угрозы. Ему резонно ответили, что здешние места наводнены военными отрядами, так что лошади давно разобраны. И Варано пришлось ждать, пока отдохнут кони, на которых они прискакали из Каттолики. Они пробыли в Перголе до полудня. Удрать Малипьеро не удалось и здесь, поэтому он решил сказаться больным.

— У меня кружится голова, — простонал он. — Внутри все горит. Я уже старик, мой господин, и не гожусь для таких поездок.

Варано уставился на него налитыми кровью глазами.

— В Камерино мы найдем тебе врача.

— Но, господин мой, боюсь, я не доеду туда.

— Забудь о своих страхах, — мрачно усмехнулся Варано. — К вечеру ты будешь там, живым или мертвым.

И отошел, оставив Малипьеро в холодному поту. Но когда пришла пора садиться на лошадей, Малипьеро вновь начал жаловаться на здоровье.

— В седло! — рыкнул Варано, и Малипьеро, смирившись с ужасной смертью, уготованной ему судьбой, послушно выполнил приказ.

Так что в Камерино он прибыл меж Варано и Джанпаоло.

В городке стоял небольшой гарнизон солдат Чезаре Борджа. Действительно, значительных сил для защиты городка и не требовалось, ибо, попытайся клан Варано вновь захватить власть, против них поднялось бы все население. Под покровом сумерек Варано и его спутники прибыли на постоялый двор в предместье. Там бывший правитель Камерино их и оставил. Малипьеро — пленником, Джанпаоло — тюремщиком, а сам отправился разузнать, правдивы ли слухи об измене жены.

Малипьеро же, завернувшись в плащ, вытянулся на лавке, дрожа, как осиновый лист, в ожидании палача и дыбы. Скоро, скоро Варано узнает, что его жена чиста пред ним, и тогда… — с губ несчастного сорвался жалобный стон, привлекший внимание Джанпаоло, ужинавшего за столом.

— Вам плохо, мессер? — осведомился он. Малипьеро он любил не больше Варано, но долг христианина требовал заботиться о своем ближнем.

Малипьеро ответил новым стоном, и Джанпаоло, движимый жалостью, принес бедняге кружку вина.

Тот осушил ее залпом. Вино согрело его, и он попросил вторую. Выпил ее, а потом и третью. Вино придало ему храбрости. И Малипьеро пришел к выводу, что страхи его сильно преувеличены. Он должен предпринять попытку спастись до того, как за него примется палач. Даже сейчас еще не все потеряно. В городе войска Борджа. Он сможет найти защиту в цитадели. Для этого достаточно уведомить командира отряда или губернатора о возвращении Варано в Камерино, и в знак благодарности они укроют его у себя.

Вдохновленный такими мыслями, Малипьеро откинул плащ и вскочил.

— Нечем дышать, мне нужен свежий воздух! — воскликнул он.

Поднялся и Джанпаоло.

— Я открою окно.

— Окно? — пренебрежительно фыркнул Малипьеро. — В этом вонючем доме окном не поможешь. Я пойду прогуляться.

Джанпаоло сразу заподозрил неладное: слишком уж разительные перемены произошли с человеком, который только-только клялся, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, и загородил собой дверь.

— Лучше подождите возвращения моего господина.

— Да я выйду лишь на несколько минут.

Но Джанпаоло помнил полученный приказ: ни на секунду не оставлять Малипьеро одного. Тем более после проявленной последним неожиданной прыткости. Едва ли вино могло добавить столько сил человеку, замертво упавшему на лавку.

— Что ж, можете прогуляться, — согласился Джанпаоло. — Только я пойду с вами.

Лицо Малипьеро вытянулось, но он быстро взял себя в руки. Пусть этот болван пойдет с ним. И сам угодит в ловушку. Но не успел он сделать и шага, как ступени заскрипели под тяжелыми шагами, распахнулась дверь, и в комнату влетел разъяренный Венанцио Варано.

***

Малипьеро попятился в ужасе, кляня себя за то, что так долго не мог найти столь очевидного пути к спасению. Теперь шанс упущен. Верано узнал правду, а его самого ждала дыба. Малипьеро физически почувствовал, как под грубыми руками палача выламываются суставы, рвутся сухожилия.

И вдруг произошло чудо: Варано не двинулся на него, но рухнул на стул, обхватив голову руками. И застыл под недоуменными взглядами Джанпаоло и Малипьеро. Последний никак не мог взять в толк, что все это значит.

Наконец Варано справился с нервами, поднял голову, посмотрел на Малипьеро.

— Малипьеро, с момента отъезда из Имолы я молил Бога, что есть причины, ты бы назвал их на дыбе, заставляющие тебя лгать мне. Но… — голос его сорвался. — О, на небесах не больше жалости, чем на земле. Ты сказал мне правду, отвратительную, низкую правду.

Правду! Столь неожиданны были слова Варано, что Малипьеро чуть не запрыгал от радости, в душе дав слово пожертвовать крупную сумму своему небесному покровителю, спасшему его от ужасных мучений.