Остаток дня занималась исполнением своих непосредственных обязанностей: проверила несколько постановлений у следователей, провела оперативное совещание. Ночь прошла спокойно. К свету я начала привыкать. Рейнгард не подвела и всего за день ухитрилась получить санкцию на обыск. Запрос в ГИЦ тоже был направлен. Теперь оставалось ждать результатов. И хотя утро, как я уже говорила, не самое любимое у меня время суток, все же сегодня настроение у меня было, если не приподнятое, то боевое. Пустив воду в ванной, я почти бодрым шагом сходила за чистым полотенцем. Вернувшись, обнаружила, что слив в раковине засорился. Керамическая чаша наполнилась водой чуть не до краев.

Я завернула краны, нагнулась, чтобы достать из-под ванной вантус, и тут на поверхности воды появилось уже знакомое мне лицо. Ахнув, я отпрянула назад, чуть не снеся стеклянную полочку на боковой стене.

— Хмарь! — Инстинктивно отброшенный вантус плюхнулся в раковину, вода выплеснулась через край, растеклась по полу мелкими лужицами. Лицо вроде бы пропало со смятой поверхности, но второй раз испытывать судьбу я не стала. Наскоро умылась на кухне, натянула первый попавшийся костюм и выскочила из квартиры.

Пока запирала двойную дверь, да пока спускалась по лестнице — сердце продолжало колотится бешенно, толчки отдавались у самого горла.

\"Господи, да что же они довязались-то до меня?!\" Но больше всего бесило то, что проклятая водная тварь окончательно убила чувство защищенности, которое я, несмотря ни на что, испытывала, приходя домой. Ее появление в ванной у Рейнгард было, конечно, пугающим, но подсознательно оставалась надежда, что в собственной квартире со мной ничего подобного произойти не может. Ныне дом мой больше не был моей крепостью.

Дойдя до стоянки, откуда собиралась забрать свой \"Марч\", заставила себя успокоится. Негоже садится за руль во взвинченном состоянии. Прогулялась туда-обратно вдоль длинной металлической ограды — все равно из-за мерзкой водяницы вышла на работу раньше обычного. Вроде полегчало. Потом еще потопталась вокруг машины, пока прогревался мотор. Когда выруливала за ворота на улицу, внутри меня еще слегка \"потряхивало\", но вести машину уже можно.

\"Нужно что-то делать. Нужно срочно что-то со всем этим делать. Дальше так продолжаться не может!\" — Сверлило мозг.

Справа над голыми кронами кленов показалась остроконечная крыша колокольни. Ниже сверкали две золотые луковки, венчавшие башни пониже. Основной купол тоже блестел сусальным золотом, а сама церковь была сложена из красного добротного кирпича, не утратившего глянцевость, хотя построен храм был должно быть в позапрошлом веке.

Я бессчетное число раз проезжала мимо этой церкви, но тут при виде колокольни и купола меня осенило: \"Нужно покреститься! Демоны боятся креста, крестного знамения. Если я приму крещение они от меня отвяжутся!\" Я резко крутанула руль, перестраивая машину в крайний левый ряд — благо движения на дороге почти не было. Нарушив правила, пересекла сплошную полосу, и с неожиданной для себя лихостью развернула автомобиль. Проехав метров двадцать в обратном направлении, пристроила \"Ниссан\" у обочины и чуть не бегом бросилась к храму.

Друзья несколько раз предлагали мне покреститься, но я никогда не относилась к этой церемонии серьезно. Вера — дело сугубо личное, даже интимное. И, как бы это сказать? Не материальное, что ли. Как, скажите, обливание водой, резанье волос и тому подобные процедуры могут повлиять на мои взаимоотношения с богом? Я полагала, что цивилизованный человек вполне способен обойтись без всего этого. Возможно, я ошибалась, пренебрегая древним защитным ритуалом!

От кого-то из знакомых я слышала, что на крещение необходимо записываться. Может еще и в очереди постоять придется. Когда я с этими мыслями подходила к парадному крыльцу, откуда-то из-за угла вынырнул одетый в длинную черную рясу священник. Я сочла совпадение удачным и решила перехватить святого отца по дороге — может, удастся договориться о церемонии уже на сегодня.

— Э-э-э-э…. батюшка! — Не без труда припомнив, как следует обращаться к православному священнику, окликнула его. Тот оглянулся, остановился. Я еще ускорила шаг, чтобы не заставлять человека ждать на морозе. Но поп (совсем молодой, как я теперь разглядела), вдруг попятился, чуть не свалившись в сугроб. Глаза у него стали как две здоровущие серые кляксы — честное слово, а я думала, так только в кино бывает.

— Батюшка, мне необходимо срочно переговорить с вами! — Я перешла на бег.

— Свят, свят… — громко забормотал священник, продолжая пятиться по заснеженному газону.

— Простите за навязчивость, но у меня действительно важное и срочное дело… — Я думала, батюшка хлопнется в обморок. Лицо у него на глазах белело, даже морозные пятна на щеках и те выцвели.

— Я бы хотела покреститься, и как можно скорее. Вы ведь оказываете такие услуги? — Наверное, я действовала слишком напористо — что поделать, издержки профессии. Но и шарахаться от меня, как от черта, причин не видела. К тому же юный попик широко раскрытыми глазами глядел не на меня, а на что-то за моей спиной или даже над головой. Я на всякий случай обернулась. Ничего необычного или страшного. По тротуару вдоль дороги шли люди, от нас они были метрах в пятидесяти. С крыльца медленно, опасаясь поскользнуться, сходила пожилая женщина в повязанном на деревенский манер платке.

Когда мой вопросительный взгляд вернулся к юному священнику, тот казалось взял себя в руки.

— Вы… — Поп отчего-то избегал смотреть мне прямо в лицо. — Я не могу крестить вас.

— Почему это?! — Мысленно я уже перебрала и отмела все возможные препятствия: нужны крестные родители? У меня есть друзья, искренне придерживающиеся православия, которые не откажутся стать моими крестными. Отсутствие свободного времени у священника? Я готова заплатить за то, чтобы пройти обряд вне очереди. Что еще? — Так, почему? — Повторила я вопрос. — Если вы не имеете полномочий проводить церемонию, отведите меня к тому, кто имеет. К старшему священнику или как там это у вас называется?

— Вам нельзя в церковь. — Батюшка виновато отвел глаза.

— С чего это? Церковь открыта для всех, разве нет?

— Да, но… Хорошо, за церковью есть дом для священников. Постоянно там никто не живет, но епархия считает… В общем, это не имеет отношения к делу. Пойдемте туда.

Вместо того, чтобы пройти вперед, священник махнул рукой в сторону одноэтажной кирпичной пристройки, видневшейся из-за фасада церкви. Пожав плечами, я решительно направилась в указанном направлении.

В сенях было холодно, хотя и не так, как на улице, и никакой мебели кроме покрытого старой клеенкой столика. Однако дальше мой спутник не пошел, предлагая закончить разговор прямо здесь.

— Зачем вы пришли? — Несчастным голосом спросил он. Положительно, я не понимала в чем дело, но молодой поп явно был чем-то расстроен или обескуражен.

— Я вам уже сказала, хочу покреститься. — Внутри помимо воли стало нарастать раздражение.

— Зачем?

— Странный вопрос, не находите? И потом, мне кажется, вы как-то изначально настроены против меня.

— И вы не догадываетесь почему?

— Простите, нет. Не такая уж я грешница. В смысле, грехов, конечно, хватает, но у кого их нет? Думаю, я не хуже других!

— Возможно. Но вы… Знаете, в семинарии нам рассказывали о таком, о таких… даже учили… Ладно, это тоже не имеет отношения к делу. Скажите, почему вы решили принять крещение сейчас, раньше вам ведь это не приходило в голову, ведь так?

— Ну-у-у, в общем-то… да. А вы откуда знаете? — Теперь я уставилась на попа подозрительно. Но он лишь головой покачал.

— Вы пришли сюда сегодня не потому, что искренне уверовали в нашего Спасителя, а потому, что боитесь. Не знаете, что делать, вот и хватаетесь за любую соломинку. Но крест, если он принят без веры, это просто украшение на шею. Короче, я не могу провести крещение, это было бы неправильно. И потом это не поможет. Это не кончиться, пока вы не исполните послушание…

У меня спина и руки отчего-то покрылись мурашками.

— Что не кончиться? — спросила внезапно осипшим голосом.

— Я точно не знаю. — Также тихо ответил священник. — Я только вижу, что на вас лежит послушание… ну, то есть, обязательство, служба. Пока вы ее не выполните, ЭТО будет преследовать вас.

— Все равно, я хочу покреститься. Вы не можете мне отказать! Разве задача священника не в том, чтобы увеличивать свою паству? И потом как же долг милосердия?!

— Но, я… Хорошо, я попробую помочь. Только… Ах, нет, вы все равно не поймете! Приходите завтра, после заутрени. Я позвоню в канцелярию митрополита. Здесь нужен кто-то из более опытных отцов. Может быть, удастся пригласить отца Игнатия, он бесов изгоняет, его молитва крепка…

— Хорошо, я приду завтра. Кого мне спросить? Как вас зовут?

— Отец Виталий…

Я вышла из церковного домика, забыв даже попрощаться со священником. Голова, должно быть от стресса, налилась свинцом, кровь давила на виски, так что казалось еще немного и черепная коробка не выдержит, взорвется.

На работе выпила сразу две таблетки аспирина — вроде отпустило.

\"Ничего, завтра все кончится\" — успокоила себя, хотя и опасалась, что затея с крещением может затянутся на несколько дней. \"Несколько дней я потерплю!\" — скорчила рожу невидимому оппоненту, мол, нас голыми руками не возьмешь!

На столе затрезвонил телефонный аппарат, вздрогнув (слишком задумалась), сняла трубку.

— Слушаю вас.

— Зачем вы ходили в храм? — Я не сразу узнала голос.

— Кто это?

— Феликс Эдуардович. Так зачем вам понадобилось разговаривать со священником?

— Вы что же, следили за мной? — Я аж задохнулась от возмущения. — Вы бы лучше тварей своих держали от меня подальше!

— Вам опять кто-то являлся? — Собеседник явно встревожился. — Что случилось на это раз?

— Ничего. Опять появилась это водяное создание. Что хотело — не знаю, я кинула в нее вантусом, а потом ушла из дома.

— Я вас предупреждал. — Напомнил Вертер.

— Мне нужны не предупреждения, а защита! — Я уже хотела бросить трубку. Но посланник все же успел вставить.

— Не ходите завтра в церковь. Я пришлю к вам защитника, можете не…

Трубка с размаху стукнулась о пластиковый корпус.

— Да пошел ты!..

Хрупкая надежда на избавление, поселившаяся во мне, после разговора с батюшкой, была безжалостно растоптана.

\"Ничего, посмотрим еще, кто посмеется последним!\" — Я решила не поддаваться на уловки белого посланника, а действовать по своему плану. — \"То-то прихвостни потусторонних сил засуетились!\".



Глава 8:

Жрица Елена успела протоптать новую тропинку в траве вокруг лунного камня. Длинные косы, от стремительным метания, растрепались, и теперь Пряху окутывал плащ из смоляных кудрей, вьющихся до самых подколенок. Две ее послушницы стояла чуть поодаль с испуганно-кислыми лицами. Они первыми заметили, что межевой камень окутался полупрозрачным маревом.

— Мать Елена, мать Елена! — наперебой закричали они.

— Чего вам, бестолковые?!

— Врата открываются!

Жрица отбросила с лица длинную, застившую глаза прядь.

— Наконец-то! — Кинулась навстречу появившейся из марева женщине. — Я уж думала, придется в Киев за Знающей посылать. Или кудесника какого разыскивать…

Стоявшие у подножья холма ратники, засуетились. Трое кинулись вверх по склону, к камню. Двое остались переминаться у телеги, присланной воеводой на случай, если кто-то, из возвратившихся окажется раненным.

Мара после блужданий за межой шла ссутулившись, устало приволакивая ноги. Сзади так же понуро переступала копытами ее кобыла. Поперек седла, перевесив на разные стороны руки-ноги, ехал бесчувственный вежский правитель.

— Ты как? — Елена окинула подругу заботливым взглядом. Невольно отмечая распущенные завязки на рукавах, напяленную кое-как кольчугу. — Повоевать что ль с кем пришлось на меже? — Губы жрицы растянулись в понимающей ухмылке.

— Да, уж пришлось… — Мара покачала головой неопределенно.

— А князь как, живой?

— Живой. Сомлел только под конец, едва-едва на лошадь взгромоздила!

— Ну, возвернулись, и слава твоей Хозяйке! Эй, безрукие, а вы чего ждете? — Тут же накинулась Пряха на своих помощниц. — Ну-ка помогите князя в чувства привести! На, тебе полезно хлебнуть. — Елена протянула маре фляжку с густой медовухой. Та отпила, сморщилась — в Макошином Гнезде имелись меды, настоянные на травах не одну сотню лет. Этот явно был из таких, пламенем пошел гулять по кишкам и желудку.

Послушницы при помощи подоспевший воинов стянули князя с лошади, бережно уложили на прогретую за день землю. Принялись натирать виски лечебным настоем.

— У-у-у-у, отрастил усы, как у долбанной лисы. — Отметила недавнее князево \"приобретение\" наблюдавшая за ними Елена Ольгердовна. — Чего побриться не заставила?

— Очень славные усы. — Заступилась за бывшего любовника Марья.

— Ну, разве что, девок щекотать. — Жрицы смешно вытянула губы, пошевелила растопыренными пальцами, на манер лесного шурале.

— Ты вечно, как скажешь! — Мара, не смотря на усталость, от которой колени подгибались и даже слегка подташнивало, заулыбалась. Но, заметив, что князь приходит в себя, понизила голос. — Потише, пожалуйста, а то еще обидится!

— Я жрица Маат и всегда говорю правду-матку. И потом, припомни-ка: \"Я всегда права!\" — Пренебрежительно фыркнула Пряха, но уже не так громко. А потом и вовсе посерьезнела.

— Сувор рассказал, что кто-то снес врата у Сухого Лога. А прямо перед его приходом был еще гонец из Торжца, вести недобрые: в лесах под городом охотники видели крупную стаю волков. Да не простых, а будто бы с телка ростом. У страха глаза велики, однако же, что-то недоброе под Торжцом затевается! И кто-то, видать, сильно хочет, чтобы князь туда не скоро с войском пожаловал.

— Значит, надо торопиться.

Марья завертела головой, словно собиралась увидеть войско, ожидающее приказа к выходу. Однако кроме них пятерых у камня никого не было.

— Ага, у тебя всегда так: торопишься, давишься — хрен поправишься! Завтра поспешать станете, а ныне всем отдых требуется. — Не терпящим возражений тоном, заявила Елена.

Мара поглядела на князя, со стоном оторвавшего от земли голову, воин из него сейчас и впрямь был аховый. Да и ей самой поиски отставшего правителя дались тяжко. Про обратную дорогу и вовсе разговор особый…

— Ладно. На постой-то нас в Гнездо пустишь?

— Тебя — само собой. А князь со дружиною в деревне заночует. (Ниче, чаю, не развалится! — добавила в самое ухо).

Очнувшийся князь тем временем сумел кое-как подняться на ноги. Глаза его, как недавно у жрицы зарыскали по окрестностям, но войска нигде не углядели.

— Здравствуй, князь! — Окликнула его Пряха. — Дружину свою высматриваешь? У Савеловки они остановились. За тобой, вон, телегу воевода прислал.

Мара поглядела на нее укоряющее, но говорить ничего не стала. Смолчал и Даромир: толи не захотел гневить жрицу Макоши, толи сил на препирательства пожалел.

В деревню он, несмотря на уговоры дружинников, поехал на Марьиной лошадке, так что телега досталась женщинам.



В Гнезде Моревну снова ждала баня. Жрица Макоши не поскупилась на бодрящие травы: столь густым настоем плескала на камни, что после парной Марью, вместо обычной неги, аж потряхивало от возбуждения.

— К ночи должно пройти. — Не слишком уверенно пообещала Елена, парившаяся вместе с подругой. — А не пройдет, в Вырае отоспимся!

— Что с походом на Торжец делать будем? — Слух о целой стае, не иначе волколаков, не шел у мары из головы. — Кроме Сухого Лога лунных камней рядом с Торжцом нет — место нелюдное, одних врат более, чем потребно…

— Завтра о волколаках подумаем, утро вечера мудренее. Ты мне лучше скажи, чем это вы с князем за межой занимались? Неужто, лучше места не нашли, чтоб кувыркаться?

— Все-то ты знаешь… — Попробовала отмахнуться Марья.

— Не-ет, — не отставала Пряха, — уж в этот раз тебе не отвертеться. Не ты ли мне вечор говорила, что с Даромиром разлюбилась? Что, ужо передумала?

— Ничего не передумала! — Возмутилась подруга. — Между прочим, Сувор ему уже и невесту сыскал.

— Кого это?

— Боярина Лихого дочка. О прошлом годе, на семик*(славянский праздник семик (4 июня) — в этот день убирали лентами молодую березку и украшали ветками дома. Всю ночь горели костры, молодежь гуляла, пела, плясала, все считались друг другу невестами и женихами. Язычники-славяне считали, что весенний расцвет должен пробуждать в людях страсть, а людская любовь — увеличивать плодородие полей. И эти верования очень долго держались в крестьянской среде. Желая подчеркнуть юность и красоту Бога-Ярилы, им зачастую наряжали девушку. Ее сажали на белого коня, надевали венок из полевых цветов, давали в левую руку колосья, а в правую — символ смерти, изображение человеческого черепа. Коня со всадницей водили по полям, прося у Ярилы хорошего урожая.) она была здесь на игрищах. Бойкая такая, в конопушках, рыженькая…

— Это та кудрявая, что на празднике Ярилой* рядили?

— Она.

— М-м-м… — Протянула Пряха. — Девка и впрямь бойкая. — Потом пропела задумчиво: \"Кудри вьются, кудри вьются, кудри вьются у блудей. Почему они не вьются у порядочных людей?\"

Марья только хмыкнула.

— Ну, что не тихоня запечная, так оно и хорошо! Да и отец ее, знаю, за честью дочерней блюдет строго. Бога Ярилы жрецы сейчас в самую силу вошли. Городу от них большая польза будет.

— А от тебя, выходит, пользы нет?

— У моей Хозяйки под рукой нежить, у Ярилы — жито. Он людям ближе. И вообще, не об чем тут толковать!

— Ну-ну, — не поверила жрица.

Но Моревна дальше ее разубеждать не стала: так-то начнешь и, невесть до чего договоришься!

— Давай уж, лучше о деле посоветуемся. Мне твоя утренняя мудрость ни к чему, я все равно не смогу заснуть, пока мы с походом не определимся.

— Вот же неймется ей!

— Я, как только увидала разбитые врата, о тебе подумала. — Не дала себя сбить мара. — Потому и рать к Гнезду вывела.

— И что же за мысли тебя посетили? — Елена скроила непонимающее лицо.

— Не прикидывайся, наверняка тебе это тоже приходило в голову! В общем-то, у нас и выбора большого нет: хана надобно остановить, а поспеть к Торжцу, если не раньше него, то и не сильно отстав, можно только на крыльях или… на водяных конях.

Марья замолчала, но подруга не спешила вставить свое слово.

— Что скажешь? — Поторопила ее Знающая. — Сотворишь нам коней водяных на всю рать?

— На всю рать? Оно, конечно, можно, только… — Жрица замялась. — Коня из воды сотворить дело не больно хитрое. Воды в Ра на любую конницу хватит. Только заклятье это от силы на день-полтора, а там лошади ваши \"тухнуть\" начнут. Надо заговор наново плести. Много вы за день-то проскачете? А на битву выходить как, все — пешими?

— А ты с нами поезжай, вот заклятье и обновишь.

— С вами?

— А что? Прежде-то, как бывало в походы хаживали! Неужто не надоело задом на Гнезде сидеть?

— Ну, не знаю-не знаю, надо подумать.

— Чего тут думать? Треб на ближние дни не назначено, помощницы твои в Гнезде как-нибудь сами управятся.

— А и впрямь, не размять ли мне косточки?! — Мечтательно протянула Пряха.

— Я же и говорю! Поедем, вспомним былые времена!

— Так и быть, поеду. — Решилась жрица. И тут же поднялась из-за накрытого стола. — Ну, раз теперь твоя душенька успокоилась, давай спать.

Однако уснуть, как следует, Марье все же не удалось. Ночь выдалась душная, вязкая. Быть скоро грозе, не иначе! Проворочалась до самого света, ненадолго проваливаясь в тревожное забытье. Поднялась, опередив первых петухов, вышла на двор. Особой прохлады не было и тут, но после душноватой горницы Марью прошиб озноб, во рту еще с ночи сохло, на языке ощущался странный привкус. На пол-пути к нужному сарайчику ее неожиданно стошнило.

— Дурная примета. — Досадуя на несвоевременное недомогание, прошептала мара, простеньким заклинанием заставив нечистоты уйти в землю. Однако от плевого колдовства замутило сильнее прежнего, едва добежала до сарайки. — Что за напасть?

Волею богини, здоровье у Знающих было крепкое, обычные хвори их не брали. Озабоченно сдвинув брови, Моревна вернулась в горницу, разбудила сладко посапывающую подругу.

— Слышь, Елена Ольгердовна, погляди своим премудрым взором, не прицепилась ли ко мне порча какая? Все-таки в этот раз на смутном пути долгонько пробыть пришлось, да и у разбитых врат дурной силы разлилось много.

Жрица потерла спросонья глаза, зевнула, прищурилась на мару.

— Погоди, хоть умоюсь…

Ополоснула лицо колодезной водой, уже бодрым шагом вернулась в комнату. Снова глянула на подругу. \"Дай-кось руку…\". Подержав по очереди левое и правое запястья, Пряха недоверчиво хмыкнула. Потом в третий раз, с особым вниманием, разглядела радужку в глазах у мары.

— Ну, что тебе сказать… — Начала загадочно. Марья внутренне напряглась. — Здорова ты, баба, за двоих!

— А тошнит отчего?

— Да оттого и тошнит!

На этот раз мара уловила смысл многозначительной фразы. Открыла рот, чтобы возразить, снова закрыла. Покусала в раздумье губу.

— Ты уверена?

— \"Красные гости\" у тебя когда в последний раз были?

Моревна прикинула в уме.

— Да, давненько, пожалуй. Но так бывает, если много времени проводишь на смутном пути. Может, повитуху посоветоваться позовем? Палагия в Гнездо еще не воротилась?

— Не воротилась. Но и без нее все яснее ясного! — уверенно заявила Пряха. — Не забывай, я — жрица Матери Любви! Макошь метит будущих рожениц особыми знаками. Я бы давно заметила, да у кого другого, а у тебя увидеть не ждала! Но теперь, когда присмотрелась — можешь не сомневаться!

Мара задумчиво крутила локон, выбившийся из косы и бессовестно щекотавший ухо.

— И что ты сбираешься делать? — Нетерпеливо переспросила ее подруга.

— Ничего.

— Ничего — это значит, оставишь ребенка?

— Ничего — это значит ни-че-го. Даже думать об этом не стану, пока не вернемся из Торжца. Сначала с волколаками разберемся, потом — со всем остальным.

— Ну, волколаки были до нас, будут и после! А вот о дитяти подумать не помешает! Я так понимаю, это нашего князюшки чадо или?.. Ага, понятно, — кивнула жрица, предупреждая возмущение подруги. — И замуж ты за него не собираешься?

Моревна активно закрутила головой.

— Тогда можно посвятить ребенка храму: если будет мальчик пошлем его… да хоть к Ярилиным слугам, а если девочка — воспитаешь себе преемницу. А еще лучше — оставим ее здесь, в Гнезде. Не обижайся, но Матери Маат служить веселее, чем твоей холодной Хозяйке!

— Не будем загадывать. — Упрямо заявила Марья. — И вообще, рассвело уже. Поехали к реке — коней подымать!

— Ай, поехали! — Пряха махнула широким рукавом сорочки, словно межу провела между прежней беседой и новым делом, и решительно направилась на задний двор, к конюшне.

Перед тем, как ехать на берег Ра, жрицы завернули с Савеловку — предупредить князя и взять погонщиков для будущего табуна.

К реке выехали отрядом в дюжину воинов, считая женщин и увязавшегося с ними Сувора.

— Никогда не видел, как коней из воды подымают. — Сморкаясь в траву, заявил воевода, когда они остановились наконец вблизи самой воды. Подходящее место отыскалось на сразу, пришлось долго ехать по течению. Река выгрызла в земле глубокое русло, высокий берег опасно нависал над водой поросшими ковылем кручами. Наконец нашли пологий склон. Елена Ольгердовна спешилась, за ней — все стальные.

— Ну что, кому власы резать станем? — деловито осведомилась она, в упор глядя на подругу.

— Погоди, — попятилась от нее та, — когда в прошлый раз коней добывали, мою косу отрезали. Теперь твой черед!

— Я и так своими делами поступилась, чтобы тебе помочь. Так что, очередь жертвовать — за тобой.

— Да у меня волосы только-только отросли после того раза!

— Что, боишься Даромир любить перестанет? — Сочувственно склонилась к ней жрица Макоши. Мара уже открыла рот для достойного ответа, но встретилась глазами с воеводой, заинтересованно прислушивавшимся к тому, что происходит между подругами.

— Режь. — Процедила сквозь зубы. — В другой раз сочтемся!

Елена только того и ждала. Серебряные, не виданные в этих местах ножницы, появились в руках. Марья ахнуть не успела, а ее русая коса уже разбиралась на тонкие прядки ловкими пальчиками Пряхи.

— Что ж, у князя десять дюжин воинов, добавим еще десяток для обоза, итого… — Первая прядь уплыла по течению — и почти сразу вода недалеко от берега вскипела белыми бурунами и на берег отфыркиваясь вышел первый конь. Тряхнул светлой гривой, рассыпав вокруг алмазы воды. Сам он тоже был белый, как сметана, только ноздри окружены серыми, как речная галька пятнышками. Второй выскочивший на сушу жеребец опять оказался снежно-белым, и третьи, и следующий. Сувор сопровождал выход каждого такого красавца из воды восторженным аханьем, цокал языком, оглаживал лошадей по гладким блестящим бокам. После первых двух десятков вода в реке потемнела, со дна поднялась муть, и масть коней тоже изменилась сначала пошли сивые да соловые, потом мышастые, а ближе к концу дело дошло и до гнедых. Нехитрая церемония повторялась раз за разом, и вскоре на берегу бил копытами целый табун. Кони были все, как на подбор, рослые, с мощной грудью и крепкими ногами.

— Ах, какие ножки! — Восхищался воевода. — Куда там девкам! А бабки-то, бабки-то какие длинные — загляденье, а копытца-то!.. — но примерно к середине обряда он пообвыкся, перестал охать и ахать, задумался.

\"Надо седел еще раздобыть. Воинам охлябь ратиться не с руки…\" — Расслышала Моревна бормотание.

— Вот и все. — Скормив реке последний пучок волос и дождавшись, чтобы последний конь присоединился к табуну, заявила Елена Ольгердовна.

— Знатные скакуны! — Искренне похвалила ее подруга.

— Эх, из морской воды кони крепче выходят, долговечнее! — Критически оглядывая свою работу, протянула Премудрая Елена. — А эти даже с моими заклятьями дольше седмицы не протянут!

— Ничего, нам и того довольно, чтобы Буриджхана поймать. — Заверила ее Марья. — А назад князюшка со дружиною уж как-нибудь пешими добредут, если в бою хазарских коней не добудут.

Сбив табун, Даромировы кмети погнали лошадей в Савеловку, оставили только двух — для Моревны и Пряхи.

— Ну, что поторопим князя и двинем в путь сегодня или до завтра повременим?

— Торопи-не торопи, чтобы коней, хоть бы и волшебных, в дорогу снарядить, время потребно. Сувор сбрую с седлами, хорошо, коли к вечеру справит. А на ночь глядя в поход выезжать — не дело. Так что по всему выходит, придется ждать до завтра. Я уж и князя через воеводу упредила.

В Гнезде Марья заново перебрала дорожную поклажу, проверила кольчугу, поножи. Приготовила к завтрашнему выезду кнут, служивший оружием богине, и меч — которым предпочитала пользоваться сама. У Елены Ольгердовны то же время прошло за раздачей поручений помощницам. Старшую послушницу она наставляла дольше других. Наконец все было сказано и \"предусмотрено\". Уже отпуская девушку, жрица напомнила:

— Смотри о госте нашем никому не сказывай и с ним не заговаривай! В подвал зря не ходи. А ключ держи при себе днем и ночью.

— Сделаю, мать Елена. — Поклонилась та.

— Иди, завтра перед отъездом за ключом зайдешь.

Еще раз поклонившись, послушница вышла.

— Это, что ж за гость у тебя такой, что о нем и сказывать нельзя, и с ним беседовать заповедано? — Спросила Моревна, прислушивавшаяся к речам подруги.

— Да, есть тут один…

Уклончивый ответ Пряхи показался Марье подозрительным, хотя она бы не взялась объяснить почему. Судя по интонации, с которой та инструктировала помощницу, жрицу явно что-то тревожило, но мара пока не могла взять в толк, что. — Что-то ты недоговариваешь. — Заметила она, прищурившись. — Прячешь что ль от меня кого?

— Прячу. — Нежданно призналась Пряха. — И не первый год. — Удивленное лицо подруги заставило ее улыбнуться. — Ладно, пойдем уж, покажу тебе своего гостя секретного.

До нельзя заинтригованная Моревна последовала за хозяйкой Гнезда. Крытый двускатной крышей переход привел их в домик, который Марья прежде считала зимней кладовой. Внутри и впрямь оказались полки под горшки да бочонки, к балке под потолком крепились крюки для копчений и солонины. Однако Елена прямиком направилась в здоровенному ларю, занимавшему весь дальний угол. А ведь мара была уверена, что та поведет ее знакомится с очередным любовником, которых у жрицы за время их знакомства перебывало великое множество. Макошь благоволила любовным забавам, и Елена Ольгердовна считала, что ей от богини отставать не след.

Отперев хитрый замок на ларе, Пряха откинула плоскую крышку. Отодвинулась, давая место подруге. Марья протиснулась ближе, глянула через плечо жрицы. Здоровенный сундук был замаскированным ходом в погреб. Вместо дна Моревна увидела квадратный люк в полу, вниз спускались удобные широкие ступени. На стенах погреба, выложенных, в отличие от верхних построек, из камня, играли слабые отблески огня.

Елена между тем дернула за стальную скобу, и передняя стенка ларя упала на пол, освобождая спуск в подвал. Вслед за хозяйкой Гнезда мара спустилась по десятку степеней и оказалась в довольно просторном помещении. Окон здесь, конечно, не было, но потолок располагался высоко. Марья закрутила носом от неприятного запаха — в подвале, хоть и неявно, пахло немытым человеческим телом. Потом взгляд дошел и остановился на том, кто собственно и являлся источником \"фимиамов\".

На западной стене, подтянутый цепями чуть не к потолку, так что босые ступни на локоть не доставали до пола, висел невообразимо тощий и обросший человек. Не только ребра выпирали сквозь смуглую кожу, хорошо можно было разглядеть даже ямки на тазовой кости. Только руки и ноги, вопреки природе и здравому смыслу хоть и выглядели иссохшими, но оставались жилистыми. Лицо за спутанными космами и бородой жрица не разглядела, хотя света в подполье было довольно, три лампады, подвешенные в разных углах освещали начертанные бурым на каменных стенах магические знаки. Моревна не удивилась, узнав в них запирающие заклятья — каким еще рунам и быть в узилище? Масло в светильниках явно было ароматическим, да и отдушины, видать, сделаны на совесть, иначе в подвале давно б нечем стало дышать.

— Кто это? — Невольно понижая голос, спросила мара.

— Не узнаешь? Это ж лугаль Змейский!

Имя змеиного царя было на слуху, кто ж его не знает? Но личной встречи с пленником Марья не припоминала. Впрочем, это могло случится в пору, когда ее телом владела богиня, такие периоды не всегда полностью запечатлевались в памяти.

— И давно он так висит? — Поинтересовалась у подруги.

— Седьмой год. О! Был могучий кощун, а стал мосластый кощей! Погоди, схожу за маслом для светилен, а то почти прогорело.

Пряха поднялась наверх, а Марья осталась стоять, подперев плечом стену.

— Пить… — Вдруг послышался ей слабый голос. Она пригляделась, под завесой грязных косм не различить было, как узник шевельнул губами.

Моревна отыскала кадку с водой в дальнем углу. Зачерпнула привешенным здесь же ковшиком, поднесла к лицу лугаля. Но тот обессилил настолько, что уж видно и глотать сам не мог.

— Да он не воды просит! — Послышался смешок за спиной. Жрица Елена вернулась в подвал с тонкогорлой бутылью. — Пить, есть сам перестал, чтобы силу зазря не расходовать. Кровушки человечьей он жаждет. Если получит хоть единый глоток, никакими цепями будет его не удержать. Так что, ты близко-то не подходи.

Марья отступила на прежнее место у лестницы.

— Что ж ты его не убьешь? Зачем зря мучаешь? — Моревне неприятно было глядеть на серое истощенное тело.

— Как ты его убьешь, когда он бессмертный? — Пряху ничуть не смутило неодобрение подруги. — А что в подвале, на цепях держу, так то не моя воля — богини. Маат справедлива. Знать, есть за что расплачиваться.

— Ну, если он давно так висит, есть не просит, чего же ты его оставлять одного опасаешься?

— Нельзя. Придется послушнице ключ от ларя передать. Нужно, чтобы кто-то обновлял знаки на печатях, да и свету в узилище нельзя дать погаснуть. — Со вздохом объяснила Елена. — Так что, как видишь, забот с пленником у меня хватает!

— А что случится, если погаснет свет? — Заинтересовалась Моревна.

— Как, что? — Ухмыльнулась жрица. — Во тьме власть принадлежит твоей Хозяйке. Захочет Морена явиться за Змейским царем, каменными стенами ее не остановишь.

— Зачем бы ей за ним являться? — Недоверчиво скривилась мара.

— Да уж известно зачем…

— Ну?

— Уж больно знатная елда у моего пленничка. Да не делай большие глаза! — Совсем развеселилась жрица. — А то ты не знала, что богиня — тоже женщина?! А по женской части царь Лугальанда*(Лугальанда — имя последнего царя из династии Ур-нанше. Согласно изысканиям современных историков родился в 2326 г. до н. э., умер (если умер) примерно в 2318 г. до н. э. Правитель I династии Лагаша, продолжал проводить политику своего предшественника Энентарзи. В результате народных беспорядков Лугальанда был низложен, но по некоторым данным, после свержения продолжал жить в Лагаше, как частное лицо)… Я тебе так скажу, всякие у меня мужики были, но чтобы как он без роздыху всю ночь, да с выдумкой… Ну, и размер, само собой.

Марья невольно покосилась на распятого на стене кощуна, но его мужское достоинство было благоразумно прикрыто куском полотна.

— Хошь поглядеть?

— Не-а… — отчего-то засмущалась Моревна. Ей казалось нехорошо рассуждать вот так о человеке, будто его вовсе и нет рядом.

— Ну, тогда пойдем наверх, что ли… — Маре показалось, Елена глянула напоследок на кощея со скрытым сожалением. — Мне еще много чего в дорогу собрать-приготовить надо.



Глава 9:

\"С восходом солнца придет

Прекрасный муж и осветит равнины.

Он едет по прекрасной приморской равнине.

Он волнует море, обращая его в кровь\".

Из ирландской саги

\"Плавание Брана, сына Фебала\"



Весь день я была дерганная, даже срывалась пару раз в совершенно безобидных ситуациях. В обед съездила на центральный рынок, была там одна аюрведическая лавка. Правда чертополоха в ней не оказалось, зато в другом магазинчике, где продавались всякие детали интерьера, нашлась икебана с использованием засушенного репейника. Не долго думая я купила всю композицию. Перед тем, как вечером ехать домой, обломала букет, запаслась сухими колючими шариками.

Чтобы переступить родной порог понадобилось немалое усилия воли — страшно было до дрожи в коленках. Но я специально взвинтила себя мыслями о том, что всякие там хмари пытаются выжить меня из собственного дома, и возмущение победило страх.

Дальше я зажгла свет по всем комнатам и принялась методично украшать их веточками чертополоха, повесила на нитке под каждой притолокой, разложила на подоконнике, в ванне усыпала колючками все полочки и даже в мыльницу сунула. Правда, душ все равно принимала авральными темпами. Но, ничего, до утра худо-бедно продержалась. Встала ни свет, ни заря, правда зимой у нас в любом случае раньше девяти светать не начинает. Напилась кофе, оделась в скромную серую юбку такого же цвета шерстяную двойку. На всякий случай взяла с собой платок — вроде бы женщине в церковь без головного убора входить не принято? Перед самым выходом залезла в кошелек.

\"Ах, ты ж!\" — За всеми этими треволнениями у меня вылетело из головы, что денег осталось — только-только дотянуть до зарплаты. А сколько нужно заплатить за крещение, я так у святого отца и не спросила! На работе, в сейфе у меня имелась заначка \"на черный день\". — \"Куда уж чернее! Надо быстренько заехать на работу, и сразу в церковь\".

Решив, что с машиной только дольше провожусь — пока зайду на стоянку, пока прогрею — доехала до работы на маршрутке.

Но жизнь, как обычно внесла в мои планы коррективы. Стоило мне появиться на своем этаже, из приемной высунулась секретарша.

— Марина Игоревна! Вас начальник управления уже дважды спрашивал! — Сказано это было так, будто из-за моего отсутствия небо на землю упало. Мельком глянула на запястье — часы показывали половину девятого. До начала рабочего дня добрых тридцать минут! Начальник управления — это не наш Шеф, если кто не понял. И обычно он в следственные дела не вмешивается. С другой стороны оперативное сопровождение по делам обеспечивают сотрудники УБОП, посему у их руководителя частенько возникают вопросы о ходе расследования. И следует отдать должное, по пустякам начальник к себе не приглашает. Без суеты, но быстро сняла старенькую дубленку, в которую пришлось вырядиться после происшествия с дворнягами. Подхватила со стола ежедневник, вдруг понадобится что-то записать, и поднялась в приемную УБОПа. Кивнула здешнему секретарю.

— Меня ждут. — Потянула на себя дверь начальственного кабинета. — Здравствуйте.

— Здравствуйте, Марина Игоревна. Присаживайтесь.

Я направилась к столу. У окна, словно бы любуясь видом (хотя любоваться отсюда можно было только ржавыми крышами воинских складов, размещавшихся по соседству) стоял посетитель. При моем появлении он повернулся лицом и потом провожал меня взглядом, пока я не уселась в предложенное кресло.

\"Симпатичный молодой человек\" — невольно отметила я. Но поскольку мужчина был именно, что молодой, годящийся мне, если не в сыновья, то уж точно в младшие братья, то дальше этой мысли мой женский интерес на него не распространился.

— Хочу представить вам нового члена следственно-оперативной группы по делу Эмпусова. — Сообщил между тем начальник. — Алексей Владимирович Миргородцев откомандирован к нам из центрального аппарата МВД России, специально для оказания практический помощи. — По тону было легко догадаться, какого мнения наш руководитель о талантах столичных оперов. Я, кстати, это его мнение полностью поддерживала.

Москвич в это время подошел к столу, сел в кресло напротив.

— Здравствуйте. — Голос у него оказался без столичного аканья, вполне себе приятственный. Да и взгляд открытый, без всякой надменности. Что касается черт лица, то, как я уже говорила, внешность у приезжего, что называется, полностью соответствовала моим вкусовым предпочтениям: нос прямой, подбородок тяжелый, глаза синие. Светло-русые волосы острижены под короткий ежик — а то у нас некоторые молодые офицеры ухитряются отрастить неуставные локоны, да еще и подвивают их для пущей кавайности. Но невольно возникшая симпатия не могла перекрыть тот факт, что Миргородцева прислали сюда, явно, чтобы надзирать за \"не слишком далекими провинциалами\".

— Рада знакомству. — Вежливо улыбнулась я \"московскому гостю\". — Надеюсь, вы поделитесь с нами столичным опытом расследования.

— Да я собственно местный житель. — Ответная улыбка была совершенно обезоруживающей. И смотрел \"местный житель\" прямо в глаза, причем так, что мне как-то не по себе стало. \"Что это со мной?\" — испытывая непреодолимое желание придержать рукой учащенно забившееся сердце, подумала. Кровь прилила к щекам, отчего внутренняя паника только усилилась. — \"Ба, ведешь себя как школьница, на которую обратил внимание старшеклассник!\" — попробовала я себя пристыдить, но без особого результата. — У нашего управления имеются сотрудники во всех крупных городах, на случай, если понадобится выполнить какое-нибудь отдельное поручение на месте. Но крупных дел, таких, чтобы задействованы все регионы, совсем не много. Вот, чтобы не сидел без дела, меня и включают в группы по всем мало-мальски громким делам. А рэйдерство, как вы без сомнения знаете, сейчас контрольное направление.

— Да, конечно. — Я зафиксировала взгляд на спасительно-строгом лице начальника управления, ожидая, будут ли еще какие-нибудь \"вводные\".

— Это собственно почти все. — Правильно расценил тот мое вопросительное выражение. — Я хотел, чтобы вы представили нашего коллегу следователю, ну и вообще, ввели в курс дела. Что касается кабинета, то в связи с некоторым дефицитом помещений, я пока распорядился выделить вам стол в отделе по коррупции. — Это уже Миргородцеву. — Что ж, успехов.

Мы одновременно поднялись из-за стола. Вышли из кабинета. Секретарша подорвалась со своего места при нашем появлении, точнее при появлении моего спутника.

— Уже закончили? — Нежным голоском пропела она, одергивая, без всякой нужды, короткий пиджачок, и склоняясь над столом в явном расчете продемонстрировать в выигрышном свете \"зону декольте\". Пиджачок, как я уже упомянула, был не по сезону куцеват, да еще и надет прямо на белье.

— Закончили. — Я воздержалась от саркастический усмешки: если уж на меня Миргородцев произвел такое впечатление, чего же требовать от молоденькой девушки? Глянула на часы, со всеми этими представлениями, я могла не успеть к назначенному часу в церковь. — Идемте, — поторопила я спутника, — познакомлю вас со следователем.

Но едва мы оказались в коридоре, Миргородцев бесцеремонно придержал меня за локоть.

— Марина Игоревна, я прислан Белой Курией для вашей охраны. — Сообщил негромко. Это было так неожиданно, что я на некоторое время натурально обалдела. Последнее слово очень верно описывало состояние, когда не можешь воспользоваться собственным разумом, хотя не мешало бы.

— Курией? — Повторила глупо, и даже чужую ладонь с локтя не убрала.

— Да. — Опер, продолжая держать меня под руку, медленно повел по коридору, словно прогуливая. — Включение в группу — всего лишь предлог.

— Значит вы не сотрудник милиции? — Предприняла я попытку мыслить логически.

— Почему же, самый настоящий сотрудник. Капитан милиции, старший оперуполномоченный. Все, что сказал ваш начальник, чистейшая правда. И распоряжение о включении меня в следственно-оперативную группу подлинное. Просто одновременно я вхожу в боевой отряд Курии.

Мы дошли до лестницы и начали спускаться на наш этаж.

— Я буду ежедневно заезжать за вами утром, а вечером отвозить домой. В квартире установим обереги, так что никакая нечистая сила там больше проявиться не сможет…

И снова этот взгляд, как недавно в кабинете. Женщине, обычно, льстят такие взгляды, но в тоже время и в краску вгоняют.

— Вы так смотрите… — Не вытерпела я.

— Не каждый день встречаешь живую аватару богини! — Нотка восхищения в голосе тоже была приятна.

— В каком смысле? — Я даже смутилась.

— Феликс не объяснил вам? Это на него похоже! Знаете, до Курии он служил в монашеском ордене с очень строгим уставом, и до сих пор испытывает проблемы в общении с женщинами. Наверняка, вывалил на вас все без подготовки и смылся?

— Вроде того.

— Вечером, когда поедем домой, я расскажу вам все, что знаю о богине, Эмпусе и похищении прялки.

— Вы так уверены, что я возьму вас провожатым? — Я поймала себя на том, что пытаюсь кокетничать с новым знакомым. Та-а-к, это уже совсем никуда не годится! — Защита, это конечно хорошо, но не думайте, что это освобождает вас от работы по делу! — Злясь на себя за женскую слабость, заметила чрезмерно резко. — До вечера далеко, а пока что поступайте в распоряжение следователя.

Я ускорила шаг и почти влетела в кабинет к Рейнгард.

— Вот, привела тебе пополнение. — Отступила, пропуская вперед \"телохранителя\".

Ленка новому члену группы обрадовалась: ей сколько не дай помощников — все мало.

— Замечательно. — Тут же взяла она опера в оборот. — А то у меня просто на все рук не хватает! Вторую неделю ответы из банков забрать некому…

Я тихонько ретировалась из комнаты, оставив их обсуждать оперативные планы. Задумчиво побрела к себе в кабинет. Там долго пялилась в светящийся экран компьютера, пока взгляд случайно упал на высвечивающееся в углу экрана время. Была половина одиннадцатого. \"В церковь я сегодня не попадаю\" — смирилась с очевидностью.

***

К вечеру погода в очередной раз успела перемениться. Ветер бросал в лицо мокрые ошметки снега, похожие на хлопья дешевого стирального порошка, никак не желающие растворятся в воде: такие же серые и склизкие. А ведь вчера еще мороз к двадцати подбирался. И вот, пожалуйста, десяти часов не прошло — и около ноля. Глобальное потепление, мать его!

За пол часа до официального окончания рабочего дня ко мне заглянул Миргородцев. К этому времени я успешно поборола романтическую дурь, так не к месту накатившую на меня утром. Да и опер вел себя корректно, положил на стол бумажку с записанным на ней номером сотового, и попросил предупредить его, когда соберусь уходить. \"Ладно, — решила я, — тем лучше, будет на чем доехать до дома. Надеюсь, он не пешком меня провожать вознамерился?!\"

Когда, покончив с делами, проходила через дежурку, опер, заранее оповещенный звонком, уже ждал меня в холле. Памятуя об опасных мужских чарах, исходящих от этого субъекта, я только кивнула, давая понять, что заметила сопровождающего. И тут же надвинула на глаза капюшон. Тем более, что ветер все равно не давал головы поднять.

Правда, заговорить все же пришлось.

— Вы на машине? — Спросила, оглядывая забитую автомобилями сотрудников площадку перед зданием управления.

— Да. Но пришлось оставить ее дальше по улице. — Опер махнул вправо, туда, где заканчивался наш квартал и начинался следующий. По разделявшей их автостраде, шло интенсивное движение. Я двинулась в указанном направлении. Переходя проезжую часть, откинула капюшон — и без него видимость была не лучшая, не хватало еще под машину угодить. Миргородцев на переходе поотстал.

— Которая из них ваша? — Повернулась я к нему. Прямо у обочины были припаркованы три машины, но опер указал на автомобиль, стоявший аж за следующим перекрестком, от того места, где мы находились, метрах в сорока, и все — против ветра.

Но, деваться некуда, я пошла, куда было сказано, скользя по покрытому ледяной броней тротуару, нагибая шею как бык в ярме — для борьбы со встречным ветром. Метель колотилась в рекламные щиты по сторонам проспекта. Огромный матерчатый плакат, растянутый через дорогу, надувало парусом, бетонные столбы-опоры опасно вибрировали и казалось вот-вот выпрыгнут из земли. Стальные тросы надсадно гудели, пытаясь удержать бьющееся в небе полотнище. Как раз, когда мы приблизились к одной из опор, где-то в высоте раздался звук, похожий на выстрел, и следом еще один. Я автоматически вскинула в ту сторону голову: сквозь серые на черном мазки снега словно в замедленной съемке два каната, извиваясь как живые, перехлестываясь и расходясь снова, неслись прямо мне в лицо. Время и пространство исказились, и на доли секунды я сумела различить рваные концы провода, свитого из стальных жил. А еще, на самом краю зрения промелькнул гротескный силуэт твари с кожистыми, отливающими жирным черным блеском, крыльями, примостившейся на столбе, недавно удерживавшем растяжку.

— Господи… — Больше я ничего не успела ни сказать, ни подумать. Вместо оборванных канатов мне в лицо нежданно полетела земля — обледенелая, истоптанная многочисленными подошвами, поверхность тротуара. Локти и ладони нещадно ударились в наледь… хотя нет, первыми проскребло колени, но глаза, кажется, целы. В этот момент стальные жгуты, выбивая куски слежавшегося снега, врезались в землю в каком-нибудь метре впереди меня. Я спешно уткнулась в рукав, спасаясь от брызнувшего крошева.

— Живы?! — Не сразу решилась поднять голову. Рядом на тротуаре лежал Миргородцев. Встретив мой ошалелый взгляд, он поднялся, потом помог встать мне. Охая и приседая на ушибленных коленках, я все не могла сообразить, что же произошло. Шерстяные колготки на правой ноге оказались порваны, кожа на месте дыры — свезена, словно теркой. Но я была слишком испугана, чтобы в полной мере ощутить боль. Толстые металлические канаты все еще шевелились буквально в паре шагов. Меня бросило в холодный пот, когда представила, что было бы с моим личиком, встреться оно с этими милыми змейками. Как только они сумели оборваться?! Моего спутника, очевидно, посетили такие же мысли, поскольку он пристально вглядывался в столб на другой стороне дороги. Глянув туда, я вздрогнула — кошмар, примерещившийся мне в момент опасности, продолжал восседать на опоре. Длинная крокодилья пасть адского создания несколько раз открылась и захлопнулась, но все звуки сожрала подвывающая метель.