Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Людмила Феррис

Большие девочки тоже делают глупости

Глава 1. Анна Красновская

До взрыва ее машины оставалось семь минут. Хозяйку машины звали Анна Красновская, было ей тридцать лет, и о каких-то проблемах, которые обрушатся на нее сегодня, она совершенно не догадывалась. Это было и правдой, и ложью: с тех пор как в ее жизни появился Марк Бельстон, она забыла о многих трудностях, в том числе и финансовых, но появились другие, не менее серьезные. Как было лучше — до встречи с ним или после, — Анна старалась не думать.

Женщина была хороша собой: иссиня-черные волосы ниспадали по плечам густой волной, изящные лодыжки — подарок природы — скромно выглядывали из-под подола длинного черного платья. Эта точеность, элегантность и легкость делали хозяйку роскошных волос трепетно-нежной. Такой ее и заметил Марк, такой и увлекся. Терять Анне Красновской было абсолютно нечего, да и кто бы отказался от внимания босса, директора, мужчины, о взглядах и внимании которого мечтали все женщины авиакомпании! Марк Александрович Бельстон был генеральным директором авиакомпании «Грин-авиа», где Анна работала простым кассиром. Была ли эта история сказкой про Золушку, неизвестно, потому что прекрасный финал здесь предполагался едва ли. За плечами у Анны был неудачный брак, неудачный, потому что муж постоянно пил — от радости, от горя, от проблем на работе. Выпив, он становился агрессивным, обязательно напоминал ей, что именно она пришла на его жилплощадь, а не наоборот, что он зарабатывает в несколько раз больше ее, терпит ее мать, сестру, а она должна терпеть то, что ему иногда хочется расслабиться.

— Да брось ты его к черту! — уговаривала Анну старшая сестра Лиза.

— А ты вот замуж не вышла, с матерью живешь — чего хорошего тоже! У меня все-таки муж есть, — возражала Анна.

— Да лучше никакого мужа, чем такая пьянь! — Лиза была категорична. — Посмотри, в кого ты превратилась!

Анна понимала, что Лиза говорит правду. Старшая сестра все время ее опекала. Лиза всегда была правильной и правдивой девочкой, только ее правда зачастую никому не была нужна. Правда больно ранила, и с Лизой переставали общаться, это касалось всех, но только не младшей сестры. Анна уважала старшую сестру и была привязана к ней. Возразить по поводу мужа ей было нечего. Анна терпела год, а потом переехала назад к сестре и матери. Марк Бельстон встретился ей на следующий день. Потом, когда Анна пыталась анализировать дальнейшие события, она часто думала, что ничего не происходит само по себе. Это как шары в бильярде, которые любил когда-то катать папа. События — словно круглые бильярдные тела, где ни один шар не покатится сам по себе и не изменит свою траекторию самостоятельно, и даже если он стоит на месте, то оказывает влияние на весь ход игры. Случайностей не бывает, бывает только стечение обстоятельств. Когда в ее жизни образовалась душевная пустота, кто-то свыше решил подарить ей «рождественский пряничек», иначе как расценивать этот поворот судьбы и появление в ее жизни Марка? Она ни на что не надеялась, ни на какие отношения с мужчинами, но отказаться от подарка судьбы не смогла.

В этот день на смене заболел старший кассир, и когда позвонили из приемной генерального и попросили зайти, чтобы забрать какие-то отчетные документы, отправили Красновскую. Анна никогда не бывала в приемной авиакомпании, но зашла уверенно, представилась. Секретарь нервно и быстро говорила по телефону и кивнула: присядьте.

Анна опустилась в мягкое кожаное кресло невероятного оливкового цвета.

— Непрактично! — сказала бы про такой цвет Лиза.

Анна никогда не видела дивана и кресел такого нежного, воздушного цвета. Было в нем какое-то сдержанное благородство, загадочность, уверенность и спокойствие.

«Сказка», — пробормотала она и огляделась.

— Вам нравится этот цвет? — Мужской голос раздался совсем рядом, и его обладателем был сам генеральный директор авиакомпании «Грин-авиа» Марк Александрович Бельстон. Анна так растерялась, что вскочила с кресла и лишь краем глаза заметила, как вытянулась по стойке смирно секретарь.

— Мне тоже этот цвет показался необычным, и сейчас я понимаю, что выбор был сделан правильно — здесь сразу улучшается настроение.

Анна молча кивнула, мужчина улыбнулся и скрылся за дверью кабинета. Она возвращалась на рабочее место с бумагами в руках, уговаривая сильно колотящееся сердце: «Спокойствие, только спокойствие. Ты, конечно, попала под обаяние генерального, о нем легенды ходят. Не ведись, не придумывай, не мечтай».

Но когда на следующий день ее сотовый телефон как-то необычно запищал, она вдруг сказала себе: это он! И не ошиблась.

— Анна Красновская, ты какую кухню предпочитаешь? — спросил Бельстон, словно они расстались только что и были знакомы лет десять, не меньше.

— Домашнюю, где вкусно готовят.

— Хорошо. Жду в двадцать часов у выхода «Д».

Этот выход был Анне хорошо знаком, поскольку находился аккурат напротив ее рабочего места. Нет, их встреча не была случайностью, она стала для Анны Красновской судьбоносной.

Что она знала о нем до этого? Самую малость официальной информации плюс сплетни и слухи, которые всегда присутствуют в женских коллективах. Два брата-близнеца, Марк и Лев Бельстоны, несколько лет назад создали крупную сибирскую авиакомпанию, которая стала успешной. Они были не только учредителями компании, но и осуществляли руководство. Марк занимал должность генерального директора «Грин-авиа», а Лев — главного инженера. Марка она видела дважды издалека, и он производил впечатление уверенного в себе человека, в нем привлекали какая-то особая харизма, элегантность и обаятельная улыбка. Второго брата Анна тоже видела издалека, братья были очень похожи внешне, но различить их было достаточно просто: Лев Александрович Бельстон походил на сдутый воздушный шарик. Никакой энергетики, поэтому женщины авиакомпании тайно вздыхали только по Марку. Братья, по национальности евреи, были женаты тоже на сестрах — Соне и Фриде. В каждой семье воспитывалось по дочке. На этом официальная часть биографии заканчивалась, все остальное подпитывалось слухами. Среди них были особенно интересны главные: что жены у Бельстонов покладистые, не работают, занимаются воспитанием детей. Фрида держит Льва под контролем, а Марк — мужчина более самостоятельный — иногда закатывается со стюардессами в какие-нибудь дальние края, например в Корею, куда летают самолеты авиакомпании, и там позволяет себе «оторваться». Но подтверждения этим слухам не было — на то и слухи, чтобы дамочки позволили себе почесать языками, а потом опять погрузиться в работу. Анна Красновская ни на секунду не сомневалась, выходить ей к выходу «Д» или нет. Это был ее шанс, и упустить его она не могла.

Анна достала из сумки ключи от машины, они почему-то имели обыкновение прятаться в складках сумочки так, что их приходилось подолгу выцеплять.

— Ну наконец! — Машина радостно пискнула, и Анна сделала шаг навстречу, но тут услышала тихий звук.

— Так и знала! — Недавно подаренный Марком серебряный браслет, у которого оказался неважный, слабый замок, упал на землю. Как хорошо, что она услышала звук, а то бы уехала и потом горевала о дорогой вещице. Женщина наклонилась, чтобы подобрать украшение, и тут услышала взрыв. Ее машина, ее новенький «Форд», купленный всего полгода назад, вспыхнул, как одна большая газовая горелка. Куски машины взлетали в воздух, и Анна укрылась за детскими качелями.

«Господи, за что мне это, господи!» — Она прижала к губам серебряный браслет. Да если бы не он, она бы тоже стала вот таким маленьким обгоревшим кусочком. Слезы текли по ее щекам, она не могла оторвать взгляда от горящего костра с железными обломками, которые когда-то были ее любимой машиной. Анна инстинктивно бросилась бежать, только вот куда и к кому, пока не понимала. Она знала, что скажет старшая сестра Лиза, которая осуждала Анну за эту «постыдную связь», знала, что ее будет искать Марк, но чувствовала, что ей нужно какое-то время переждать. Человек, который решил ее уничтожить, не успокоится. Он узнает, что взорвалась только машина, а она, Анна Красновская, любовница Генерального, осталась жива и невредима. Он или она повторят свою попытку уничтожить Анну, и это повторение очень опасно для нее, а самое главное — для ее будущего ребенка, о котором никто не знает, даже Марк. Она думала, что на днях скажет ему об этом, и гадала, какова будет реакция. Понятно, что его жена будет явно не в восторге, к тому же Марк ничего и никогда ей не обещал и даже не обсуждал тему возможного супружества.

Анна сама рисовала яркие картинки их будущего, прекрасно понимая, что никакого будущего нет, нет и не будет. Она сама пошла на риск, решив оставить ребенка. Она очень хотела малыша, который, чего в жизни не бывает, изменит ее судьбу в лучшую сторону. Лиза тоже все время твердила ей о ребенке.

— Раз ты вляпалась, так хоть роди. Иначе он тебя бросит. — Лиза всегда говорила правду. — Тебе надо родить, и тогда он не отвертится.

— Неужели ты думаешь, что он оставит ради меня семью?

Анна и сама знала, что их отношения зашли в тупик. Но разве она могла предположить, что кто-то решится ее убить?

Глава 2. Спектакль на бумаге

Журналисту газеты «Наш город» Юлии Сорневой герой не нравился. Всех своих героев она обычно искренне любила, привязывалась к ним, поддерживала отношения после интервью, поздравляла с днем рождения, но вот этот человек почему-то оставил ее равнодушной, не вызвал эмоций, а наоборот, напряг. Что-то ее беспокоило, что-то было не так, от него исходили флюиды тревожной энергетики. Подумаешь, семнадцатый сын в семье охотника-эвенка, рос в интернате, окончил институт! Конечно, хватка у Атросима Иванова, так величали ее героя, чувствовалась, но как же иначе выживать маленькому эвенку в большом мире?

Почему нынешняя история ее не трогала, не располагала, Юлька ответить не могла. Общение журналиста с героем — вообще субстанция хрупкая, одно неверное слово, один неверный жест — и контакта нет, все, можно закругляться. Юлька чувствовала, что невидимая ниточка, которая была протянута ею к герою и которая должны была их соединить, растворялась в пространстве. Юлька наконец поняла, в чем дело: она просто не доверяла собеседнику, очень хотела, но не могла. Было в нем что-то такое, не поддающееся ее пониманию. Не машина же она, наконец, по производству текстов в газету, не может каждый материал быть написан с частичкой души! Но как передать героя в тексте, на бумаге, пока она понимает, что надо будет играть спектакль?

Ее учитель, главный редактор газеты Егор Заурский, утверждал, что героя можно раскрыть только тогда, когда раскрываешься сам. Тогда возникает ощущение героя. Нынче Сорневой раскрываться совсем не хотелось — у Атросима были глаза-буравчики, и они неприятно сверлили Юльку.

— Юля, у вас какие-то проблемы? Ваши энергетические каналы блокированы.

«Разве могут быть чистыми каналы от таких взглядов!» — подумала она, а вслух произнесла:

— У меня масса проблем, как у любого человека, вот и каналы замусорены.

— Я могу вам помочь. Давайте проведу сеанс. Кстати, у вас большой потенциал, Юля! Мне надо посмотреть вашу энергетическую карту.

— Спасибо, спасибо, я уж как-нибудь сама. — Юля встала, изобразив на лице улыбку. Ей хотелось побыстрее уйти. — Спасибо за интервью. Мне еще надо поработать с материалом. Если будут какие-то вопросы, я позвоню.

В приемной главреда стоял громкий хохот. Смешно верещала корректор Римма, вытирала слезы ответсек Мила Сергеевна, повизгивала Надя Жмурова. Юлька успела услышать рассказ Егора Петровича, который на днях приехал из алтайского санатория. Его сосед за столиком оказался мужчиной словоохотливым, активным и все время уговаривал сходить на танцы. Егор Петрович отказывался составить ему компанию, но сосед недолго томился в одиночестве — познакомился с приятной привлекательной женщиной, которой тут же рассказал, что он вдовец, а значит, перспективный жених, у которого все в руках горит: он и печь сложить может, и мебель сделать.

— Женщина на меня глаз положила, я ей явно понравился, танцуем уже второй день, — делился он за обедом с Заурским.

Через два дня мужчина в столовую не пришел.

«Ну, решил мужик оторваться на отдыхе», — подумал тогда Заурский, но когда прошло два дня, а сосед так и не появился, заволновался и обратился к администратору.

— Его уже два дня нет в столовой, — сообщил Егор Петрович.

— Если пройдет еще один день и он не появится, тогда будем что-то предпринимать, — ответил администратор. — А пока я доложу наверх.

В обед следующего дня пропавший сосед появился, выглядел он подавленно. Как оказалось, женщина была местной и пригласила его домой. Только они сели за стол, уставленный напитками, как в комнату вошел свирепого вида мужчина и спросил:

— Это ты, что ли, печь можешь сложить?

— Я…

— За работу! Ты что думаешь, жрать сюда пришел и с моей бабой забавляться?

— Почти три дня без сна и отдыха бедняга клал печь. Кормили его хлебом с водой, а когда третий день был на исходе, отвезли назад в санаторий. Окончания путевки мужчина дожидаться не стал, срочно уехал домой.

— Вот тетки дают! Нашла дармовую рабочую силу — печь ей сложили! — охала Мила Петровна.

— В полицию почему не заявили? — подала голос Юлька.

— А что полиции предъявить? Он сам к ней в гости пришел. Незаконное удержание? Но это еще доказать надо! Может, он, обалдев от любви к ней, решил сделать презент, сложить печь. Память о себе оставить.

— Ну ладно, повеселил я вас, девчонки, мужскими приключениями на отдыхе, давайте теперь работать. Сорнева, ты зайди ко мне, дело есть. — Егор Петрович кивком указал Юле на свой кабинет.

— Девочка моя, когда очерк сдашь?

— Да завтра, Егор Петрович, завтра!

— А что вдруг раздражение в голосе? Герой подкачал? — Заурский, как всегда, схватывал главное. — Знаешь, раньше такая дата праздничная в календаре была — образование СССР. Вот в ту тему твой семнадцатый сын точно бы вписался.

— Он не мой сын, а охотника-эвенка. Очень странный мужчина.

— У него бабка шаманкой в стойбище была. Он тоже не так прост, как кажется. Экстрасенс. Люди к нему обращаются.

— А вы откуда знаете? Вы же его не видели.

— Вот если бы я ничего не знал, то на этом месте не сидел. Знаю, и все. Но материал о том, что в нашей стране дети охотника-эвенка могут достигнуть высот на Большой земле, должен получиться.

— Ну, тогда понятно, почему он мне про энергетические каналы заливал, сказал, что их надо чистить.

— Это и я хочу тебе предложить!

— Вы тоже чистите энергетические каналы? Никогда об этом не знала, Егор Петрович!

— Я все чищу: душу, каналы. Метод у меня один: чищу работой.

— О-о-о… — разочарованно протянула Сорнева. — Про этот ваш метод я знаю: нам хлеба не надо, работу давай, она решит все проблемы, а если не решит, то будет еще дополнительная рабочая нагрузка.

— Напрасно иронизируете, девушка. Завтра к обеду сдаешь очерк, а вечером у тебя поезд, ты едешь от газеты на фестиваль прессы «Сибирская панорама». Ты помнишь, мы туда отослали несколько работ, в том числе две твои статьи, так что ты полномочный участник престижного конкурса.

— Так ведь вы хотели ехать!

— Виктория у меня приболела, не могу одну оставить. А потом, я на стольких конкурсах побывал… А ты, может, какую идею новую для газеты привезешь, контакты опять же установишь. Плейбой твой, как я понимаю, опять к себе на родину укатил?

— Он через месяц вернется. — Юльке не хотелось обсуждать с Егором Петровичем свою личную жизнь. Это ведь только ее дело, и она не ждет никаких советов, даже от уважаемых людей.

С американцем Кевином, с которым она познакомилась на «Фейсбуке», они вместе уже год, но работа в компьютерной корпорации так важна для него, что он все не принимает решение навсегда остаться в России. Юлька не будет его торопить, она знает, что они с Кевином любят друг друга, а остальное не важно, остальное подождет.

— Хорошо, Егор Петрович, надо так надо. Я поеду.

— Ну и молодец, Сорнева, я знал, что ты девчонка понимающая.

— Слово «молодец», между прочим, мужского рода!

— Зря я тебя хвалил, с начальством оговариваешься!

Домой она пришла в хорошем настроении.

— Проедусь, с коллегами пообщаюсь. — Она уже знала, какие темы можно зацепить в разговоре, чтобы потом получился интересный материал. Юлька открыла Интернет.

— Местность надо сначала изучить: куда поеду, что за фестиваль прессы, чего они там будут «фестивалить».

Если бы журналист Сорнева хотя бы на минутку предположила, чем обернется ее командировка, она бы никогда не села в поезд. А пока, пока ей хотелось получить о городе как можно больше информации. На фестивалях и прочих тусовках она еще никогда не бывала, и предвкушение нового, неизведанного будоражило ее воображение.

Потом она села за очерк, расшифровывала записанный на диктофон текст, и герой получился славный и симпатичный, даром что семнадцатый ребенок в семье охотника-эвенка.

Глава 3. Близнецы-братья

Марк Бельстон с самого детства знал, что ему надо будет бороться за выживание. Он чувствовал себя старшим, несмотря на то что родился раньше Льва только на три минуты. Это короткое время дало ему право принимать решения за брата и брать ответственность на себя.

Окружающие восхищались внешне одинаковыми мальчиками, отмечали их среди других детей. Семья жила трудно: мать-учительница и папа-инженер зарабатывали немного, но дети всегда были чистыми и опрятными и знали, как себя вести. Марк помнил, как еще в детском садике стыдился заштопанных маек и застиранных носков. В школе братьев спасала типовая форма одежды, при которой дети не выделялись по признакам благосостояния семьи. Марк и Лев Бельстоны всегда держались вместе, и любой знал, что, если заденет одного из братьев, дело будет иметь сразу с двумя. Близнецы действительно чувствовали друг друга единым целым и иногда пользовались своим сходством на уроке: один отвечал за другого. В старших классах они начали много читать про близнецов и поняли, что жизнь дала им уникальный шанс «двойного рождения». Мальчишки мечтали, что когда-нибудь обязательно примут участие в фестивале близнецов, да не где-нибудь, а в Америке, городе Твингсбурге, штат Огайо, куда каждый год в течение 30 лет съезжаются тысячи пар близнецов. Марк считал, что они должны использовать свою похожесть и обязательно стать известными, как, например, борцы Анатолий и Сергей Белоглазовы, футболисты Алексей и Василий Березуцкие, а может, и как близнецы-музыканты, основатели группы «TheBeeGees» Морис и Робин Гибб. Но было еще одно, главное и непреодолимое желание — создать свою финансовую империю, империю Бельстонов, в которой они с братом были бы непобедимы. Но для этого нужны деньги, много денег. Внутренняя сила Марка, а за ним тянулся и Лев, была следствием его несокрушимой веры, что они с братом избранные.

Лев неплохо рисовал и подумывал о профессии архитектора, но Марк был неумолим: архитектор много не заработает, к тому же сам Марк не умел держать карандаш. В результате их выбор пал на Рижский институт гражданской авиации, после окончания которого братья вернулись в свой сибирский город. Начали они оба с должности сменного инженера, потом была должность начальника смены, и так по восходящей. Братья Бельстоны четко знали направление своего движения: вверх и только вверх. Три года работы «до пота» в авиакомпании принесли незначительные результаты, но они хорошо изучили дело на практике.

— Лева, нам нужен рывок, иначе мы никогда не поднимемся наверх.

— На какой верх, Марк? Тебе приготовили место в правительстве нашей страны? Я не помню, чтобы об этом говорил наш папа. Там места передаются по наследству.

— Нам нужен новый ход, иначе мы с тобой погрязнем в работе, а нам важно не только движение, но и результат.

— Почему погрязнем, брат? Мы получили хорошее образование, устроились на хорошее место. Чем ты недоволен?

— Мы можем больше! Например, возглавить авиационно-техническую базу аэропорта.

— Ты всегда был мечтателем. Может, и возглавишь лет так через пятнадцать.

— Нет, мне надо сейчас, и я знаю, что делать!

— Ну, валяй, я готов тебя послушать.

— Нам надо жениться!

— Ты на завтрак принимал белену?

— Нам надо выгодно жениться.

— Ну, тебе всегда нравились девчонки, но ты их бросал, говорил, что скучно. Ты же знаешь, у меня Маша, у нас с ней серьезно.

— Это потому, что у тебя других девушек не было, а значит, не было выбора. Твоя Маша — глупости. Надо жениться на богатой и перспективной, такой, чтобы могла дать стартовый капитал нашей империи.

— А она, конечно, сидит и ждет, когда ее осчастливит бедный еврейский мальчик. Ты сам это придумал или в Интернете начитался?

— Я тебе дело говорю! Слушай! У главного инженера Гранца две дочери, тоже, кстати, близняшки, — Соня и Фрида.

— Немки?

— Немки, еврейки — да какая, к черту, разница! Я их видел, не страшные. Говорят, отец жаждет выдать их замуж.

— И что?

— Да то, что я уже начал процесс «подката» к самому Гранцу, а там и с дочерьми познакомимся.

— Авантюрист ты, братец! Нужны мы Гранцу!

— Нет, все реально! Девчонки, говорят, капризные, замуж хотят по любви. А любить они будут нас. Я все продумал. В следующем месяце у нас большое авиашоу, в прошлом году Гранц был там с семьей, значит, в этот раз познакомиться с ними — дело техники.

— А Машка?

— Пусть твоя Машка пока посидит в засаде, подождет своего часа, если ей повезет, конечно. Ну, вдруг ты Соней увлечешься или Фридой?

— А тебе кто-то уже понравился?

— Да можешь ты первый сделать выбор, мне все равно.

— Да не хочу я выбирать кота в мешке!

— Нет, брат, так дело не пойдет. У нашей империи уже видны очертания. В общем, тебе достается Фрида.

— Почему?

— Имя мне понравилось. Хорошее имя для твоей жены.

— Чудак ты, Марк.

Лева подумал, что, может, Марк и прав, тем более Машка стала как-то отдаляться от него, предъявлять претензии. Может, их отношения, просто изжили себя? Не стали приносить радости? Что он зациклился на одной девушке, когда вокруг их десятки! Его держит сексуальная химия? Марк говорит, что они просто двигаются с ней в разных направлениях, как самолеты по разным траекториям. Принятое решение было не в пользу Машки.

Заманчивая идея выгодной женитьбы под настойчивые увещевания Марка как-то одномоментно увлекла братьев. Словом, к назначенному авиашоу близнецы были во всеоружии, и напрасно потом переживала все понимающая Маша, когда узнала, что после двух месяцев знакомства Марк и Лев Бельстон сыграли свадьбу, одну за другой, с дочерьми главного инженера авиакомпании Гранца — Соней и Фридой. Так и случилось, как будто они договорились: Лева женился на Фриде, а Соня стала женой Марка. Так был заложен первый исторический кирпичик в строительство империи Бельстонов.

Марк все правильно рассчитал: Гранц был не только главным инженером, но и влиятельным акционером сибирской авиакомпании, человеком известным, обеспеченным и предприимчивым. Через три месяца после женитьбы Марк Бельстон возглавил авиационно-техническую базу отряда, а Лева стал его замом. Дальнейшее передвижение по карьерной лестнице было сказочно стремительным, а когда дочки Гранца в один год родили девочек, папа Гранц вообще «отмяк» и купил каждой семье по дорогому коттеджу. Должности братьев менялись с завидным постоянством, как времена года, и через семь лет Марк вместе с братом создал собственную авиакомпанию «Грин-авиа». Гранц руководил советом директоров, и многие принципиальные решения без него не принимались.

— Теперь наступает самое главное, мы должны не расслабляться и делать деньги, — провозгласил Марк, который возглавил авиакомпанию, тогда как Лев стал в ней главным инженером.

Искусство делать деньги было главным секретом братьев Бельстон, секретом, которым они никогда ни с кем не делились, лишь советовались со старым Гранцем и пользовались его связями. Через год «Грин-авиа» выкупила старую сибирскую авиакомпанию, и началось формирование авиационного альянса, в который вошли пять крупнейших авиакомпаний страны под брендом «Грин-авиа», и еще через год, по некоторым источникам, альянс под руководством братьев Бельстон занял четвертое место среди авиакомпаний страны по объемам перевозок.

Братья редко возвращались к истории создания своей империи, слишком много там было неприятных моментов: корыстные мотивы, предательство любимой женщины, ложь и фальшь семейных отношений и многое-многое другое, но все это с лихвой компенсировалось количеством денежных знаков, имеющихся теперь в их распоряжении.

— Ты счастлив, Марк? — однажды спросил Лева. — Только не говори мне дежурных фраз о процветании империи. Как человек ты счастлив?

— Брат, у каждого свое понимание счастья. Я счастлив от работы, от того, что живы и здоровы наши родители и не влачат, как многие, жалкое существование на пенсии. Какое счастье ты имеешь в виду?

— Не прикидывайся идиотом, Марк, я этого не терплю.

— Отсутствие счастья в твоем понимании — это плата за нашу успешность, за финансовое благополучие, — гордо произнес Марк.

— Отстань! Я просто хочу с радостью приходить домой и не морщиться от неприязни, когда надо ложиться с женой в постель.

— Ты слишком многого хочешь от жизни, брат, — ответил Марк и подумал, что он и дальше будет заботиться о Леве как о младшем и не расскажет ему о том, какие тучи с криминальным оттенком проплывают над их воздушным альянсом, в какой финансовой яме может оказаться так трудно создававшаяся империя. Он справится сам, он продумает схему действий и только в крайнем случае, когда земля вдруг загорится под ногами, поделится с Левой. Левка всегда был эмоционально уязвимым, любви ему, видите ли, захотелось. Если уж на душе погано, пусть вон заведет себе подружку, такую, как у него Анна Красновская — красивая и без претензий. Он даст этот совет брату, но чуть позже, Лева со своими представлениями о жизни еще не готов изменить жене. Должно пройти еще немного времени, он сделает свой выбор, и станет легче, непременно станет. Марк знает это по себе.

Глава 4. Танька-потеряшка

Девочка сразу увидела этого мужчину, хотя вообще-то он не бросался в глаза и был совсем незаметным: черная куртка, в каких ходят сотни людей, надвинутая на глаза темная шапочка. Танька наблюдала за ним из своего убежища — из-за мусорного бака. Люди шли по своим делам, спешили, и никому, кроме нее, не было дела до незнакомца. Он, в отличие от прохожих, никуда не спешил и просто прохаживался по двору туда-сюда, поглядывая по сторонам, и Танька решила, что мужчина кого-то ищет или ждет. Девочка любила наблюдать за людьми, ее воображение всегда дорисовывало уличные картинки.

«Вон та женщина непременно должна быть учительницей, она строго сомкнула губы, натянула на голову берет и шагает быстро и прямо, как будто кто-то нарисовал для нее на асфальте специальную линию. А вот мужчина, прогуливавший собаку, должен быть очень добрым: он никогда не повышает голос на псину, зовет ее ласково «милая» и всегда кормит голубей пшеном».

Увиденный пятнадцать минут назад мужчина был каким-то лишним во дворе, ненастоящим, и поэтому, когда он нагнулся к стоящей машине и что-то положил туда, Танька не отрывала от него глаз. Ей казалось, что перед ней сейчас снимается приключенческий фильм про сокровища, она об этом много читала и мечтала когда-нибудь обнаружить клад.

Впрочем, все это было в другой жизни, когда еще была жива мама, которая так любила Таньку. Таня вообще думала, что мамы всегда любят дочек, и каково же было ее удивление, когда в первом классе она услышала, как кричала на свою дочь мама ее соседки по парте:

— Ты дебилка или прикидываешься?!

— Почему вы так разговариваете? — вступилась за одноклассницу Таня.

— А твое какое дело, малявка?!

— Я не малявка, я человек!

Дома мама очень спокойно и долго объясняла Тане, что люди бывают разные и что маленькие не могут делать замечания взрослым.

— А почему? — удивлялась Таня. — Разве взрослые всегда правы?

— Нет, не всегда, но делать замечания взрослому человеку ты не имеешь права.

— Даже если она обзывается?

— Даже если так, — вздохнула мама.

— Значит, в следующий раз пойду в милицию.

— Полицию, — поправила мама. — Сейчас это полиция. Мне кажется, ты слишком категорична, девочка моя. Мир состоит не только из черно-белых красок. Ты, как будущий художник, должна это понимать.

Таня, которая только поступила в художественную школу и очень любила рисовать, не совсем поняла про краски, но осознала, что мама ее поступок не одобрила.

— Ты могла только попросить взрослого человека о чем-то. Пожалуйста, не веди себя так.

Таня молча кивнула — она привыкла слушаться и маму, и бабушку, но молчать она не сможет и не будет. Хорошо, она попросит взрослого человека не обзываться, хотя, если человек взрослый, он должен знать об этом сам.

Беда с этими взрослыми! Они говорят одно, делают другое и каждый раз что-то объясняют про сложную жизнь. С высоты своих лет Танька считала, что у нее сложностей нет, правда, отец как таковой у нее отсутствует, и мама не любит говорить на эту тему, а в остальном все прекрасно.

«Подумаешь, отец! Мужчинам нельзя верить, — говорила она себе, повторяя где-то услышанное. — Мама, наверное, поверила, а зря».

Девочка любила рассматривать мамины фотографии, и среди них была одна любимая: мама стоит в розовом платье под цветущим деревом и смеется, рядом с ней двое мужчин, которые тоже смеются. Было в этом фото радостное настроение и счастливая мама. Теперь мама всегда была усталой и печальной. Таня слышала, как бабушка шептала маме:

— Нельзя так много работать. Посмотри, на кого ты похожа!

— Мама, мне Танюшку в художке учить надо, чтобы она не хуже других была.

— Хуже других скоро будешь ты. Ты себя в зеркале видела?

— Некогда мне в зеркала смотреть.

— Ой, доведешь ты себя, дочка…

Потом мама заболела и долго лежала в кровати. Девочка брала ее за руку.

— Мама, когда ты поправишься?

— Скоро, доченька, скоро. Вот весна наступит, и поправлюсь. Пойдем с тобой к реке рисовать.

— Я обязательно речку нашу нарисую, а то в прошлый раз волны не получились.

— А ты покажи, что вы в художественной школе рисовали.

— Да горшки и прочую дребедень.

Мама смеялась тихим смехом.

— Давай показывай дребедень.

Таня бежала за папкой и любовно раскладывала рисунки.

— Чем тебе горшки не нравятся, ребенок? Это основа всех основ.

— Я хочу корабли рисовать и море.

— Кто научится рисовать горшки, тот обязательно будет рисовать корабли.

Весной мама умерла. Танька поняла это сразу же, когда увидела дома заплаканную бабушку.

— Ба, что-нибудь случилось?

— Да, Танечка. Мы остались с тобой вдвоем. Рак — это такая болезнь, которая не отпускает человека. Мама ушла от нас.

Куда мама ушла, Таня спрашивать не стала, но у гроба, посмотрев на лежащую там женщину, спросила:

— А где мама?

— Это мама, — ответила ей бабушка.

— Нет, ты же сказала, что мама ушла. Это чужая тетка.

Бабушка молча заплакала.

Таня не стала больше спрашивать о маме и решила, что взрослые опять чего-то недоговаривают. Не может чужая женщина, лежащая в гробу, быть ее красивой мамой. Маму, наверное, положили в больницу, и надолго, а бабушка что-то придумывает. Но мама домой так и не вернулась.

— Танечка, к сожалению, ты не сможешь больше ходить в художественную школу, — сказала как-то бабушка. — У меня маленькая пенсия, мы с тобой, конечно, выживем, но про школу придется забыть. По крайней мере, пока, а потом я что-нибудь придумаю.

Бабушка тоже умерла весной, когда Тане исполнилось двенадцать лет. Девочка считала себя уже совершенно взрослым человеком, потому что была самостоятельной: давно ходила в магазин за продуктами, покупала бабушке лекарства. Женщина из социальной службы, которая приносила бабушке пенсию, на похоронах пожалела Таню:

— Тебя, наверное, в детдом определят. А может, родственники какие отыщутся? Отец твой где?

Танька молча пожала плечами. Родственников она никаких не знала, как ничего не знала и про отца, а в детский дом она не пойдет, дудки всем важным взрослым, которые хотят ее туда запихнуть. Утром следующего дня она просто ушла из дому. Взяла оставшиеся деньги, оделась и пошла в город.

«А там что-нибудь придумаю», — мыслилось девочке.

Почти целый день она ездила на городских автобусах от конечной до конечной, пока кондуктор в одном из автобусов не спросила:

— Двойку, что ли, сегодня получила, катаешься? Домой идти не хочется?

Танька согласилась с кондукторшей, но из автобуса вышла и направилась в городской парк, где случайно и познакомилась с Тимой и Колей. Она сразу приметила мальчишек, которые стояли у кафе и жадно смотрели на еду.

— Есть хотите? Угощаю, пошли со мной. — И она царским жестом пригласила их в кафешку. Мальчишки упираться не стали, присели на белые пластмассовые стулья. Таня принесла всем чай и горячие беляши. Ребята вцепились в пирожки так жадно, что Танюшка им посочувствовала.

— Что же вы такие голодные? Как звать-то?

В ответ она услышала имена:

— Тима и Коля.

— Как будто вас три дня не кормили. — Девочка ощущала себя волшебницей, которая совершила чудо.

— Мы не ели со вчерашнего дня, — доверительно сообщил белобрысый. — А ты кто? — поинтересовался он.

— Я просто Таня. Танька-потеряшка.

— А кто тебя потерял?

— А меня просто никто не ищет. Где вы живете, друзья?

— В колодце.

— Как в колодце? Где?

— За молокозаводом сразу, там знаешь сколько колодцев, и все теплые.

— А перекантоваться с вами можно, переночевать пару дней, пока я что-нибудь не придумаю.

— Можно, — не задумываясь, в один голос сказали мальчики. — У нас места много.

Места в колодцах действительно было много, да и не колодцы это были, — подумалось Тане, — а катакомбы молокозавода, брошенного, почему-то оставленного людьми. В основание большого колодца были набросаны тряпки.

— Вот сколько места, выбирай. А можешь соседний колодец занять.

— А вы-то почему тут живете?

— Кольку батя сильно бьет, особенно когда выпьет, он и сбежал, а я приехал из другого города. С поезда меня сняли, хотели в приемник, а я сбежал.

— А дома что тебе не жилось?

— Хочу мир посмотреть, до Кубы доехать!

— До Кубы? Да зачем тебе Куба?!

— Нравится мне Фидель Кастро, хаа-роший он мужик, хочу в кубинскую армию записаться.

Танька решила не спорить с новыми товарищами в первый день, кому ведь куда хочется — ей к маме, а другим вон на Кубу.

Несколько месяцев жизни в теплом колодце молокозавода пронеслись мгновенно. Утром дети отправлялись на поиски пропитания — на базар, к выходам из кафе и магазинов. Небольшие деньги, которые были у Тани, через месяц закончились. Потом из их компании исчез Колька, на что у Тимы была своя версия.

— Домой вернулся, к родителям. Он мамку очень жалел, все время за нее заступался. Говорил, что батя тоже хороший, только пьет и руки распускает.

Таня вдруг с грустью подумала, что она тоже не отказалась бы от отца, пусть любого. Отец ведь тоже родной человек.

Она спрашивала маму про своего отца, и ответ ее удивил.

— Танечка, у тебя нет отца.

— Мама, а так бывает?

— Бывает, доченька.

Таня почему-то легко поверила маме. Нет так нет.

Танька наконец поняла, почему она не может оторвать взгляд от незнакомца во дворе, — от мужчины исходили тревога и опасность. Тут из подъезда вышла красивая девушка, хозяйка машины. Девочка не раз видела ее за рулем этого автомобиля. Девушка остановилась, наклонилась, словно что-то потеряла на асфальте, и в это время раздался сильный взрыв.

— Ни фига себе! — Танька поднялась на цыпочки и краем глаза из-за мусорного бака увидела, как мужчина сел на лавочку у соседнего дома и наблюдает за происходящим.

Взрыв поднял машину в воздух, и от нее начали отваливаться обгоревшие куски. Девочка замерла.

«Как в кино! Супер!»

Таньке было видно, как девушка быстро побежала от полыхающей машины, и только тогда она связала произошедшее с незнакомцем.

«Вот козел, взорвал машину!»

Девочка каким-то внутренним чутьем поняла, что ей тоже надо отсюда бежать, иначе не поздоровится. Мужчина мог ее заметить.

Глава 5. Фестивальные истории

Юлия Сорнева никогда раньше не бывала на фестивалях прессы. Так сложилось, что на журналистские тусовки почти всегда ездила ответственный секретарь газеты «Наш город» Мила Сергеевна или главред Заурский. Но тут было дело принципа: во-первых, на ее нынешней командировке настаивал главред, во-всех остальных тоже было все понятно: ее статьи вошли в шорт-лист фестиваля, признаны лучшими, и кто знает, вдруг молодой сибирский журналист Сорнева окажется в числе победителей престижного журналистского конкурса «Сибирская Панорама»?

Жюри возглавлял генеральный директор авиакомпании «Грин-авиа» Марк Бельстон. Об этом преуспевающем бизнесмене она была наслышана, читала и понимала, почему почетное место председателя досталось ему.

Конкурсы профессионального мастерства проводят чуть ли не в каждой сфере деятельности — от парикмахеров до шоферов. Для одних это возможность разнообразить рабочий график, шанс заявить о себе, для других — дань моде и развлечение. Но не всякий может собрать на участие в конкурсе деньги, а журналисты находят своеобразный выход из ситуации: в жюри, на место председателя, приглашается спонсор, и о нем каждый участник конкурса должен написать в своей газете. Понятно, что писать нужно только позитив.

— То есть опять занимаемся своей древнейшей, — прокомментировал позади Юльки женский голос.

— Ну, не хочешь — не занимайся, — парировал другой женский голосок, потоньше.

— А редактору я как отчитаюсь?

— Ну, тогда не выделывайся, а прославляй господина Бельстона.

— Да я не выделываюсь, но руки чешутся правду написать — про то, как он прихватизировал Сибирскую авиакомпанию, про подружек его многочисленных…

— Это пусть жену заботит, тебе какое дело?

— Председатель жюри все-таки, облико морале.

— Я тя умоляю!

Юлька развеселилась.

«Вот за что мне нравятся мои коллеги — всегда информированы, готовы поделиться информацией с окружающими, остры на язычок.

— Девчонки, давайте знакомиться. — В перерыве она пересела к двум девушкам, что шептались у нее за спиной. — Я Юлия Сорнева из «Нашего города».

— О! Это твоя работа вошла в шорт-лист? — бойко спросила маленькая. — Меня Фая звать, а это, — она толкнула в бок свою соседку, — Даша. Мы с Алтая. Твои статьи читали, молодец. Видела, какое строгое жюри?! А господин Бельстон ради сотни писак даже на время оставил свои самолеты!

— Ну, разве это плохо, девочки, раз нашего брата так ценят?

— Ага, ценят, когда мы их облизываем. Сейчас как раз мастер-класс по скорости лизания будет, минут десять до начала осталось.

— Где здесь Сорнева, газета «Наш город»?! Сорнева, отзовитесь! — громко крикнула в зал секретарь жюри Зинаида Ивановна.

— Я Сорнева! Я «Наш город»! — как на перекличке ответила Юля.

— Подойдите сюда, пожалуйста.

Юлька подошла к помещению, где заседало жюри. Жюри, нужно сказать, было профессиональное, там собрались многие мэтры от журналистики.

— Юлечка, мы тут спорим по поводу ваших публикаций, и вот даже Марк Александрович попросил вас зайти к нему.

— Марк Александрович — это Бельстон?

— Да, это председатель жюри Марк Александрович Бельстон.

— Но он в журналистике ничего не понимает, — шепотом сказала Юлька. — Что мне к нему идти?

— Он понимает в деньгах, уж поверьте мне, девочка. Раз председатель жюри вас приглашает, сделайте одолжение, пройдите к нему в кабинет. Мы ему даже отдельные условия создали для работы, ну и лучшие статьи, что в шорт-лист вошли, он с удовольствием прочитал. Вас хвалил как интересного автора. Хотел поговорить. Сказал, что у него к вам дело.

«Какое у него может быть ко мне дело? Нужен мне ваш Бельстон и его самолеты!» — подумала про себя Юлька.

— Он ждет вас в кабинете, — настаивала Зинаида Ивановна.

— Иду, иду, иду.

Она прошла десяток метров по коридору и постучалась в темную дверь с приклеенной бумажкой «Председатель жюри». За дверью была тишина.

«Ну вот, еще сразу и не открывает!»

Юлька топталась под дверью и краем глаза видела, как за ней наблюдает Зинаида Ивановна.

— Стучи сильней! — крикнула она.

Юля постучала еще раз, а потом как-то навалилась на дверь, та заскрипела и открылась.

— Марк Александрович, это журналист Юля Сорнева. Вы просили меня зайти?

В ответ была тишина. Юлька попятилась, не веря своим глазам.

Марк Бельстон сидел за столом с пробитой головой.

— Марк Александрович, что с вами? — запинаясь, сказала она и поняла, что ответа на этот вопрос не будет. Юля перевела дух и огляделась.

— Вы меня слышите?

Он не шевельнулся.

На столе лежали разбросанные письма, и Юлька, повинуясь журналистскому инстинкту, мгновенно сгребла их в сумку и вылетела из кабинета, не забыв сделать фотографию на телефон.

«Циничная девка, — сказала она себе. — Какая циничная!!! Первым делом в тебе срабатывает журналист, а потом человек».

Юлька закричала:

— Зинаида Ивановна, Зинаида Ивановна!

— Ты так быстро поговорила?

— Немедленно звоните в «Скорую» и в полицию!

— Зачем? — У женщины округлились глаза.

— У него пробита голова, кровь на столе и вокруг!