Де Левис поворачивается и уходит на балкон.
Инспектор. Если будете завтра на скачках, загляните к нам, сэр. Я к тому времени повидаюсь с Кентменом.
Уинзор. Правильно, инспектор. Спокойной ночи и очень вам благодарен.
Инспектор. Всегда к вашим услугам, сэр. (Уходит.)
Уинзор. Ух! Я так боялся, вдруг этот... (Кивает в сторону балкона.) Слушайте, генерал, мы должны заткнуть ему рот. Представьте себе, что поползет такая сплетня!.. А настоящего вора могут никогда и не найти. Ведь это черт знает какая гадость для Дэнси!
Кэниндж. Уинзор! У Дэнси рукав был мокрый.
Уинзор. Что?..
Кэниндж. Мокрый, хоть выжми. А шел дождь.
Они переглядываются.
Уинзор. Я... я не понимаю... (Он говорит с запинкой, упавшим голосом, видно, что он понял.)
Кэниндж. Лил как из ведра. Одной минуты там (показывает подбородком на балкон) достаточно...
Уинзор (поспешно). Может быть, он потом выходил на балкон.
Кэниндж. Дождь перестал полчаса назад, когда я еще был внизу.
Уинзор. Ну, значит, оперся на мокрые перила.
Кэниндж. Плечом?
Уинзор. Ну, прислонился к стене. Мало ли какие могут быть объяснения. (Очень тихо и горячо.) Я самым решительным образом отказываюсь верить чему-нибудь подобному о Рональде Дэнси в моем доме. К черту, генерал, надо поступать с людьми так, как мы хотим, чтобы с нами поступали. Это нестерпимо.
Кэниндж. Согласен. Нестерпимо. (Повысив голос.) Мистер Де Левис!
Де Левис появляется на пороге; он стоит в центре растворенной балконной
двери, как в рамке.
Кэниндж (с холодной решимостью). Дэнси - бывший офицер, и он джентльмен. Ваше предположение есть чистый вымысел, и вы не должны его повторять. Понятно?
Де Левис. Язык у меня еще есть, генерал, хоть денег уже нету.
Кэниндж (бесстрастно). Не должны. Вы член трех клубов и хотите пройти в четвертый. Но тот, кто, будучи принят в доме как гость, возводит такой поклеп на другого гостя, не имея в руках неопровержимых доказательств, сам ставит себя под угрозу полного остракизма. Даете слово, что ничего не будете предпринимать?
Де Левис. Светский шантаж? Гм!
Кэниндж. Нет, только предостережение. Если вы в своих интересах сочтете нужным дать ход этой клевете, все равно каким способом, мы в наших интересах сочтем необходимым порвать всякие отношения с человеком, который так грубо нарушает неписаный кодекс чести.
Де Левис. А ваш кодекс и на меня распространяется? Как вы считаете, генерал?
Кэниндж. На всякого, кто хочет быть джентльменом.
Де Левис. А-а! Но меня-то вы ведь не знали с детства, генерал.
Кэниндж. Решайте сами.
Пауза.
Де Левис. Я не дурак, генерал. И прекрасно понимаю, что вы можете меня отовсюду выставить.
Кэниндж (ледяным голосом). Итак?
Де Левис (угрюмо). Я ничего не скажу, пока не буду иметь доказательств.
Кэниндж. Хорошо. Мы безоговорочно верим Данси.
Мгновение смотрят друг на друга - генерал холодно, проницательно, невозмутимо, Уинзор - гневно и вызывающе, Де Левис - насмешливо, с оттенком торжества, язвительно. Затем Кэниндж и Уинзор направляются к двери и
выходят.
Де Левис (про себя). Скоты!
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Две недели спустя, под вечер, в карточной комнате одного из лондонских клубов. В правой стене камин, в нем горит огонь. В левой стене дверь в бильярдную. Немного правее середины комнаты за карточным столом сидят: лицом к зрителю лорд Сент Эрс, старик с внешностью Джона Булля; с левой стороны стола - генерал Каниндж, с правой - Огестес Борринг, типичный клубный завсегдатай, лет 35; он говорит с легким заиканием или причмокиванием, которое, впрочем, ему идет. Четвертый игрок в бридж, Чарлз Уинзор, стоит
спиной к камину.
Борринг. И р-роббер.
Уинзор. Черт! Ну и идет же к вам карта, Борринг.
Сент Эрс (проигравший в этом роббере). Глупая игра, ваш бридж. Не сравнять с вистом. И зачем только я в нее играю - понять не могу.
Кэниндж. Так что ж, Сент Эрс, давайте введем опять в моду вист?
Уинзор. Не выйдет. Темпы теперь другие. Когда - человек научился летать, ходить пешком ему уже неинтересно. Молодых за вист не усадишь.
Борринг. Вы лучше в бридже сделайте так, чтобы в каждом роббере сразу двое не играли.
Сент Эрс. Нет, все-таки не надо было изменять старой игре. Зря я не поехал в Ньюмаркет, Кэниндж, дождя убоялся.
Квниндж (взглянув на часы). Послушаем, кто взял кембриджширский приз. Позвоните, Уинзор, пожалуйста.
Уинзор звонит.
Сент Эрс. Кстати, Кэниндж, вашего Де Левиса прокатили - на вороных.
Кэниндж. Что?
Сент Эрс. Я по дороге заглянул в Жокей-клуб.
Кэниндж мрачно молчит, Уинзор издает досадливое восклицание.
Борринг. А р-разве могло быть иначе, генерал? Чего вы ожидали?
Входит лакей.
Лакей. Что прикажете, милорд?
Сент Эрс. Кто взял кембриджширский приз?
Лакей. Розмэри, милорд. Вторым пришел Шербет, третьим Барбизон. За Розмэри платили девять за один.
Сент Эрс. Благодарю вас. Все.
Лакей уходит.
Борринг. Розмэри! А Де Левис т-только что ее п-продал! Ну, да он, наверно, в-взял за нее хороший куш.
Остальные трое смотрят на него.
Сент Эрс. Куш-то куш, да в чей карман он попал, вот в чем вопрос, молодой человек.
Кэниндж. Тяните.
Все вынимают по карте.
Борринг. Вы об этой истории, что про него рассказывают? Будто у него ук-к-рали к-кучу денег, когда он где-то гостил? А тут еще п-приз! То-то он будет злиться!
Уинзор. Нам с вами, Борринг.
Садится в кресло, где сидел Кэниндж, а тот занимает его место у камина.
Борринг. Фью-ю! Дэнси тоже, наверно, к-кусает п-пальцы. Он ведь отдал эту кобылку, чтобы не тратиться на ее содержание. И еще рад был радехонек, что кто-то нашелся - взял. А Кентмен, наверно, з-з-загреб уйму денег! Две недели назад ее считали в последних.
Сент Эрс. Все деньги достаются невеждам, которые ни черта не понимают в лошадях.
Кэниндж (проникновенно). И понимать не хотят. Да! Играть на скачках должны бы только те, для кого лошадь что-то значит.
Борринг. Я думал, л-лошадь для всех значит одно и то же, генерал,с-случай взять верх над своим б-ближним.
Кэниндж (с чувством). Лошадь - благородное животное, сэр. Вы бы это знали, если б они столько раз спасали вам жизнь, как мне.
Борринг. Но у меня они всякий раз норовят отнять жизнь, генерал. Я никогда не буду п-принадлежать к б-б-благородному сообществу лошадников.
Кэниндж (сухо). Очевидно. Сдавайте!
Борринг начинает сдавать. Внезапно распахивается дверь, и на пороге появляется майор Колфорд, сухощавый кавалерист в усах.
Борринг. А, Колфорд! Колфорд. Генерал!
Что-то в его голосе заставляет всех оторваться от карт.
Мне нужен ваш совет. Этот Де Левис рассказывает там (указывает на бильярдную, откуда только что вышел) такую гнусную сплетню...
Кэниндж. Минутку. Мистер Борринг, простите, но, может быть, вы...
Колфорд. Не стоит, генерал. Нас там было четверо, все слышали. Он говорит, что это Рональд Дэнси обокрал его, когда они гостили у Уинзора. С ума сошел от злости, что пропали деньги за эту кобылку, а она еще взяла и выиграла Кембриджшир!
Борринг (весь обратившись в слух). Д-дэнси! Ну-ну!..
Колфорд. Дэнси сейчас в клубе. А не то я бы сам свернул шею этому прохвосту!
Уинзор и Борринг встали, только Сент Эрс остается сидеть.
Кэниндж (переглянувшись с Сент Эрсом). Спросите Де Левиса, не будет ли он так добр зайти сюда. А вы, Борринг, последите, чтобы Дэнси не ушел из клуба - он нам понадобится. Ничего ему не говорите и устройте как-нибудь потактичнее, чтобы сюда никто не входил.
Борринг выходит, за ним Колфорд.
Уинзор. Услышал, что его забаллотировали - и вот результат. Быстро!
Кэниндж. Я вам говорил, Сент Эрс, что у меня есть причины, когда просил вас поддержать Де Левиса. Мы с Уинзором знали об этой инсинуации, и я хотел зажать ему рот. С его стороны это, конечно, чистейшая фантазия, и было бы крайне несправедливо по отношению к Дэнси, если бы об этом стали болтать. В свое время такие дела решались дуэлью - наиболее верный способ держать языки на привязи.
Сент Эрс. Гм!.. Ничего дуэль не решала, кроме одного, - кто лучше стреляет.
Колфорд (опять появляясь в дверях). Де Левис говорит, что ему нечего прибавить к тому, что он еще раньше сказал вам по этому поводу.
Кэниндж. Будьте добры, скажите Де Левису, что, если он хочет оставаться членом этого клуба, он должен дать отчет старшинам, по какому праву возводит такое обвинение на другого члена клуба. Нас здесь четверо - это кворум.
Колфорд опять уходит.
Сент Эрс. А что, Уинзор, удалось полиции узнать номера банкнот?
Уинзор. У Кентмена было записано только два номера - той, что в сто фунтов, и еще одной, в пятьдесят.
Сент Эрс. Проследили их?
Уинзор. Нет еще.
Пока он говорит, входит Де Левис. Лицо у него горит, он в крайне
возбужденном состоянии.
Де Левис. Ну, генерал Кэниндж, это уж слишком, это уж, знаете ли, через край! (От волнения он говорит с более заметным акцентом.)
Кэниндж (невозмутимо). Для нас совершенно очевидно, мистер Де Левис, что вы и капитан Дэнси не можете оба оставаться членами клуба. Мы просим вас дать нам объяснения, прежде чем мы поставим вопрос об исключении одного из вас.
Де Левис. Вы меня предали.
Кэниндж. Что?!
Де Левис. Ну, так я же всем расскажу, что вы и лорд Сент Эрс старались провести меня в один клуб и выгнали из другого!
Кэниндж. Мне совершенно безразлично, сэр, что вы будете обо мне рассказывать.
Сент Эрс (сухо). А вы довольно-таки ядовитый молодой человек.
Де Левис. Я вам скажу, милорд, что, по-моему, ядовито - набрасываться на человека, как свора собак, только за то, что он другой породы!
Кэниндж. Вы, кажется, ни о чем и думать не можете, как только о своей породе. Хотя никто, кроме вас, об этом не думает, сколько мне известно.
Де Левис. Допустим, я бы обокрал Дэнси, - вы его выгнали б, если бы он стал жаловаться?
Колфорд. Если вы еще раз повторите эту...
Кэниндж. Спокойней, Колфорд!
Уинзор. Вы обвиняете Дэнси в том, что он украл у вас деньги в моем доме, хотя доказательств у вас никаких нет, - никаких! - и после этого ожидаете, что друзья Дэнси будут обращаться с вами как с джентльменом! Вот это уж действительно слишком, если вам угодно!
Де Левис. Никаких доказательств? Кентмен сказал мне вчера в Ньюмаркете, что Дэнси знало продаже. Кентмен сказал Гулю, и Гуль говорит, что сам рассказал Дэнси.
Уинзор. Ну и что?
Де Левис. А Дэнси утверждает, что не знал, - он это сказал вам при мне и при генерале Кэниндже. (Кэнинджу.) Этого вы не можете отрицать, как бы вам ни хотелось!
Кэниндж. Осторожнее выбирайте выражения, сэр.
Де Левис. Доказательства! А нашли какие-нибудь следы под этим оборванным плющом? Ни единого! Вы сами видели, как он умеет прыгать, - тогда же вечером выиграл у меня десять фунтов, не постеснялся держать пари, хотя знал, что бьет наверняка. Вот вам ваш Дэнси - обыкновенный жулик!
Кэниндж (кивнув в сторону бильярдной). Эти, что слышали, еще там, Колфорд?
Колфорд. Да.
Кэниндж. Тогда будьте добры, приведите сюда Дэнси. Но ничего ему не говорите.
Колфорд (Де Левису). Ваше будет счастье, если он не свернет вам шею!
Выходит. Оставшиеся трое не смотрят на Де Левиса.
Де Левис (он весь кипит). У меня хорошая память - и жало у меня тоже есть. Да, милорд, раз уж вы соблаговолили назвать меня ядовитым. (Кэнинджу.) Я понимаю, вы меня все равно выгоните, как бы ни обернулось дело. Ну что ж, я прихвачу Дэнси с собой.
Сент Эрс (про себя). Этот клуб всегда имел такую хорошую репутацию.
Уинзор. Согласны вы отказаться от своих слов и принести извинения перед Дэнси и теми членами клуба, которые вас слышали?
Де Левис. Как бы не так!
Сент Эрс. Вы, должно быть, очень богатый человек, сэр. Но присяжные могут решить, что деньги - слишком слабая компенсация за такое обвинение.
Де Левис молчит.
Кэниндж. В суде потребуют доказательств.
Сент Эрс. Он может возбудить против вас уголовное преследование.
Уинзор. Если вы сейчас же не потушите этот скандал, вы рискуете очутиться в тюрьме. Если, конечно, его можно потушить.
Сент Эрс. Будь я на месте Дэнси, я бы ни за что не согласился.
Де Левис. Так вы ведь не крали моих денег, лорд Сент Эрс.
Сент Эрс. А вы так уверены, что именно он украл? Насколько я понимаю, было еще с полдесятка других возможностей. Очень уж вы дешево цените чужую репутацию.
Де Левис. Устройте нам очную ставку с Дэнси и судите беспристрастно.
Уинзор (тихо, Кэнинджу). А мы не подводим Дэнси тем, что его не предупредили?
Кэниндж. Сейчас мы представляем клуб, Уинзор. Наш долг - внести в это дело полную ясность.
Входит Колфорд, за ним Борринг и Дэнси.
Сент Эрс. Капитан Дэнси, этот господин в присутствии нескольких членов клуба выдвинул против вас тяжкое обвинение.
Дэнси. Какое?
Сент Эрс. Что вы украли у него деньги, когда были в гостях у Уинзора.
Дэнси (жестко и напряженно). Вот как. А на каком основании он оказывает мне такую любезность?
Де Левис (он тоже весь напряжен). Вы подарили мне эту лошадь, чтобы на нее не расходоваться, и с тех пор имеете зуб против меня; вы знали от Гуля, что я продал ее Кентмену и он уплатил мне наличными, однако сказали, что вам это неизвестно, я сам слышал. Ваша комната была рядом с моей, и вы умеете прыгать, как кошка, мы в тот вечер все это видели. Я нашел у себя на балконе, на перилах, обрывок плюща, раздавленный какой-то тяжестью, как если бы на него наступили. Когда я шел в ванную, ваша дверь была открыта, а когда я возвращался, закрыта.
Кэниндж. О двери мы в первый раз слышим.
Де Левис. Я потом вспомнил.
Сэнт Эрс. Что скажете, Дэнси?
Дэнси (медленно, отчеканивая слова). Я готов решить это дело любым оружием, где и когда ему угодно.
Сент Эрс (сухо). Так оно не решается, вы сами это прекрасно знаете. Если он не возьмет своих слов назад, вам придется подать в суд.
Дэнси. Берете свои слова назад?
Де Левис. Почему вы сказали генералу Кэнинджу, будто не знали, что Кентмен уплатил мне наличными?
Дэнси. Потому что не знал.
Де Левис. Так, значит, Кентмен и Гуль оба солгали неизвестно зачем?
Дэнси. Это меня не касается,
Де Левис. Если вы все время были внизу, как вы говорите, почему ваша дверь была сперва открыта, а потом закрыта?
Дэнси. Раз я был внизу, откуда мне знать? Ветер, должно быть.
Де Левис. Хотелось бы послушать, что ваша жена об этом скажет.
Дэнси. Не троньте мою жену... проклятый еврей!
Сент Эрс. Капитан Дэнси!
Де Левис (вне себя). Вор!
Дэнси. Будете драться?
Де Левис. Ловко придумано - пулей заткнуть мне рот! Нет! Подавайте в суд и - посмотрим!
Дэнси делает шаг к нему, но Кэниндж и Уинзор становятся между ними.
Сент Эрс. Довольно, мистер Де Левис; мы вас больше не задерживаем. (Обводит взглядом остальных.) Считайте свое членство в клубе приостановленным, пока это дело не разъяснится.
Де Левис (дрожа от гнева). Не беспокойтесь о моем членстве. Я от него отказываюсь. (К Дэнси.) Вы назвали меня проклятым евреем. Мой народ имел за собой тысячелетнюю историю, когда вы все еще были дикарями. Я горжусь тем, что я еврей. До свидания - в суде!
Выходит. Некоторое время все молчат.
Сент Эрс. Так как же, Дэнси?
Дэнси. Если эта скотина не хочет драться, что я могу сделать, сэр?
Сент Эрс. Мы вам сказали - подавайте в суд, чтобы очистить свое имя.
Дэнси. Колфорд, ты видел, что я писал письма в холле после нашей партии в бильярд?
Колфорд. Конечно, видел. Ты там сидел, когда я проходил в курительную.
Кэниндж. Через сколько времени после того, как вы оба ушли из бильярдной?
Колфорд. Минут через пять.
Дэнси. Я ничем не могу доказать, что был там все время.
Кэниндж. Это уж пусть Де Левис доказывает свои утверждения. Вы слышали, что он сказал о Гуле?
Дэнси. Если Гуль в самом деле что-то мне говорил, - ну, значит, я пропустил мимо ушей.
Сент Эрс. Тут затронута честь клуба. Намерены вы подать в суд?
Дэнси (медленно). Это дорогое развлечение, лорд Сент Эрс. А у меня туго с деньгами. Мне нужно подумать. (Оглядывает всех одного за другим.) Должен ли я это так понимать, господа, что у вас есть сомнения?
Колфорд (с жаром). Нет!
Кэниндж. Не в том дело, Дэнси. Но это обвинение слышали многие члены клуба, а мы сейчас представляем клуб. Если вы не подадите в суд, - сами понимаете, какие выводы из этого могут сделать.
Дэнси. Я, может быть, сочту все это ниже своего достоинства. (Поворачивается и уходит.)
После его ухода наступает молчание еще более длительное, чем после ухода Де
Левиса.
Сент Эрс (отрывисто). Не нравится мне это.
Уинзор. Я знаю его чуть не с пеленок.
Колфорд. Голову даю на отсечение, что он этого не делал, лорд Сент Эрс. Мы с ним в стольких бывали переделках!.. Коленки чешутся - дать под зад этому мерзавцу!
Борринг. Простите, но вы не находите, что он держался к-как-то все-таки н-не совсем ест-тественно? Казалось бы, когда так, вдруг, услышишь...
Колфорд. Вздор!
Уинзор. Ужасно для Дэнси.
Сент Эрс. Еще ужаснее, если он это сделал, Уинзор.
Борринг. Они там, в судах, очень, знаете ли, н-недоверчивая п-публика.
Колфорд. Мне достаточно его слова.
Кэниндж. Мы так же хотим верить Дэнси, как и вы, Колфорд, - ради чести армии и клуба.
Уинзор. Он, конечно, подаст в суд, когда подумает.
Сент Эрс. А нам что делать тем временем?
Колфорд. Если вы его исключите, можете и меня не считать членом клуба.
Борринг. И еще вот это - то, что он сразу захотел драться, - тоже к-как-то п-подозрительно!
Колфорд. А вам не захотелось бы пристрелить этого скота? Суд присяжных! Ха!
Уинзор. Да, каково будет его положение, даже если он выиграет?
Борринг. В возмещение убытков - и з-замаранная репутация.
Уинзор. Вот именно. Пока не найдут настоящего вора. Люди всегда склонны верить худшему.
Колфорд (сверкнув глазами на Борринга). Я это вижу.
Кэниндж. Из такой истории нет приличного выхода.
Сент Эрс. Да. Нету. (Встает.) Оставляет дурной привкус. Мне жаль эту молоденькую миссис Дэнси. Бедняжка!
Борринг. Будете еще играть?
Сент Эрс (отрывисто). Нет, сэр. Прощайте, господа. Подвезти вас, Кэниндж?
Уходит вместе с Кэнинджем.
Борринг (после короткой паузы). П-пойду п-пр-рощупаю, какое настроение в к-клубе. (Уходит.)
Колфорд. Черт бы побрал этого слюнявого заику! Тоже, мужчиной называется! Чем мы можем помочь Дэнси, Уинзор?
Уинзор. Колфорд! (Короткая пауза.) В тот вечер генерал случайно тронул рукав Дэнси - рукав был мокрый.
Колфорд. Ну и что это доказывает? Нет уж, простите! Школьный товарищ, однополчанин, друг!
Уинзор. Если он это сделал...
Колфорд. Да не делал он этого! А если б и сделал, я бы его не бросил и любыми средствами постарался выручить из беды.
Уинзор отходит к камину, глядит в огонь, потом поворачивается и смотрит на
Колфорда, который стоит неподвижно.
Да, черт возьми!
Занавес
КАРТИНА ВТОРАЯ
На следующее утро у Дэнси. В гостиной этой маленькой квартирки на диване, стоящем в середине комнаты и обращенном к воображаемому окну, сидят Мейбл Дэнси и Маргарет Орм, лицом к зрителям. В правой стене - камин, он топится; там же, ближе к рампе, дверь в спальню. Слева дверь, обращенная полотнищем к зрителю, ведет в небольшую переднюю, где в глубине видна выходная дверь. Еще до поднятия занавеса слышны взволнованные голоса. В ту минуту как он
поднимается, Мейбл встает с дивана.
Мейбл. Но это чудовищно!
Маргарет. Конечно! (Она закуривает сигарету и протягивает портсигар Мейбл, но та не замечает, поглощенная своими мыслями.) Де Левис с таким же основанием мог бы заподозрить меня, только я в этих юбках дальше чем на шесть дюймов не могу прыгнуть.
Мейбл. Какая гнусность! Вы говорите, вчера в клубе? А Ронни ни слова мне не сказал. Почему?
Маргарет (выпустив длинную струйку дыма). Не хочет вас беспокоить.
Мейбл. Но... господи!.. Меня!..
Маргарет. А вы еще не заметили, Мейбл, что он не очень сообщителен? Эти отчаянные головы все такие.
Мейбл. Ронни?..
Маргарет. А вы и не знали? Ну да, жены всегда в невыгодном положении, особенно на первых порах. Вы никогда с ним не охотились, дорогая. А я охотилась. Он такие штуки иной раз выкидывает, такие отчаянные решения вдруг принимает - другого такого человека и на свете нет. Сейчас, наверно, тоже что-нибудь этакое готовит.
Мейбл. Как ему не стыдно, этому Де Левису! Я же все время была рядом, в нашей спальне.
Маргарет. А дверь к Ронни была открыта?
Мейбл. Н-не помню... Кажется, да.
Маргарет. Во всяком случае, можете так сказать в суде. Хоть это и не имеет значения. Все жены - лгуньи в глазах закона.
Мейбл (изумленно смотрит на нее). В суде? Почему в суде?
Маргарет. Дорогая моя, ему ведь придется подать в суд за диффамацию или как там это у них называется?
Мейбл. Вчера у Уинзоров уже были разговоры?
Маргарет. Ну, вы знаете, Мейбл, эту болтовню за обеденным столом... Небольшой скандальчик - это же для нас хлеб насущный, особенно в такое тихое время года.
Мейбл. Ужасно все это, ужасно!
Маргарет (мрачно). Если бы хоть не было всем известно, что Ронни так нуждается в деньгах.
Мейбл (прижимает руки ко лбу). Не понимаю, просто не понимаю!.. Ну хорошо, а если будет суд, - потом-то уж все уладится?
Маргарет. Вы помните историю с Сент Оффертом? Карты? Да кет, конечно, не помните, вы тогда еще ходили в коротких платьицах. Сент Офферт высудил себе возмещение убытков и еще кое-что в придачу - запертые двери во всех домах. Теперь живет в Ирландии. Нет, Мейбл, насколько я понимаю, нет никакой связи между невинностью и репутацией. Взять хотя бы меня!
Мейбл. Мы будем бороться! До последнего!
Маргарет. Мейбл, вы чистая душа, вы прелесть, все вас жалеют.
Meйбл. Это его бы должны...
Маргарет (опять протягивает ей портсигар). Покурите, дружок.
На этот раз Мейбл берет сигарету, но не закуривает.
Не так все это просто. Вчера там был генерал Кэниндж. Мейбл, можно говорить с вами откровенно? Вы не рассердитесь?
Мейбл. Нет, нет. Я сама этого хочу.
Маргарет. Он всегда, знаете, ратует за корпоративное чувство и тому подобное. Но вчера он все время молчал.
Мейбл. Ненавижу половинчатых друзей. Верность прежде всего!
Маргарет. Да-а. Конечно. Но хорошо, если человек только чему-то одному верен. А если еще и чему-то другому? Тогда эти верности могут столкнуться.
Мейбл. Нет, я должна поговорить с Ронни. Вы меня извините, я вас на минутку покину - попробую поймать его по телефону.
Маргарет. Ну, конечно. Идите.
Мейбл уходит в дверь направо.
Бедная девочка! (Она свертывается клубочком в углу дивана, как бы стараясь уйти от жизни.)
Слышен звонок. Маргарет выпрямляется, встает и идет в переднюю, где открывает дверь леди Аделе Уинзор, и возвращается впереди нее в гостиную.
Входит второй убийца! Можете себе представить, Адела, этот ребенок ничего не знал!
Леди Адела. Где она?
Маргарет. Говорит по телефону. Адела, если будет суд, нас вызовут в качестве свидетельниц. Я надену свой костюм из черного жоржета и шляпку экрю. Вы когда-нибудь давали показания в суде?
Леди Адела. Никогда.
Маргарет. Это, наверно, потрясающе интересно.
Леди Адела. Ах! И зачем только я пригласила этого мерзкого Де Левиса! Пожалела его - мне все казалось, его обижают. Мег, вы знаете?.. У Рональда Дэнси куртка была мокрая. Генерал случайно потрогал.
Маргарет. А-а. Вот почему он молчал.
Леди Адела. Да. И после вчерашней сцены в клубе он поехал к букмекерам, и Гуль - тоже имечко! - заверил его честным словом, что сам, лично, рассказал Дэнси об этой продаже.
Маргарет (с вызовом). А мне все равно. Он мой троюродный брат. Адела, вы разве могли бы?..
Леди Адела. Что могла бы?
Маргарет. Стать за Де Левиса против одного из нас?
Леди Адела. Это очень узкие взгляды, Мег.
Маргарет. Да нет, я знаю многих достойных евреев, а Фердик этот мне даже нравился. Но когда надо выбирать!.. Они все держатся друг за друга, а нам почему нельзя? Это в крови. Вскройте себе вену, посмотрите, нет ли у вас там чужой капельки.
Леди Адела. Дорогая, моя прабабушка была еврейкой. Я очень ею горжусь.
Маргарет. Ага. Получили прививку. (Потягивается.) Предрассудки, Адела, - или это просто верность чему-то, у одних - одному, у других - другому, не знаю, - но все это сталкивается между собой, и мы все режем друг другу глотки из самых лучших побуждений.
Леди Адела. О! Это я запомню. Прелестно! (Грозит ей пальцем.) Вы взяли это из Бергсона, Мег. Правда, замечательный философ?